Длинное лето. Глава 18. Послевкусие

— Назагоралась? Накупалась? Бутерброды все съела? — равнодушно спрашивала Аглая Петровна, и Аня утвердительно кивала в ответ — так же равнодушно. Выполоскала в тазу полотенце и купальник, повесила сушить. Потом заперлась в душевой и наплакалась всласть, стоя под прохладными струями и слизывая с губ воду.

— Ты там ночевать собралась? — осведомилась Аглая, подёргав запертую дверь. — Ужин на столе.
Аня выключила воду, наспех вытерлась и оделась тоже наспех — невежливо заставлять себя ждать, говорил отец. А ещё он говорил, что нужно уважать чужой труд. И Аглаю Петровну, которая о ней заботится, делает для неё всё. Вот — ужин ей приготовила.

Аня тяжело опустилась на стул и пробормотав извинение уткнулась невидящим взглядом в тарелку с пельменями. Пельмени не лезли в горло. Аглая Петровна молча смотрела, как падчерица возит пельменем по тарелке — уже пять минут. Поставила перед девочкой сметану, достала из буфета абрикосовый джем. Но Аня ни к чему не притронулась, чуть слышно сказала спасибо и сидела со скучным лицом, гоняя вилкой по тарелке уже остывшие пельмени. Да что с ней такое? Полдня купалась-загорала, а приехала мрачнее тучи…

Аглая молча забрала у неё тарелку и повинуясь непонятному чувству присела рядом. — «Не хочешь пельмени? Ты же их любишь. А хочешь, блинчиков тебе напеку? Будешь?» Аня молча уткнулась лбом в мачехину грудь и заплакала, давясь слезами и судорожно всхлипывая.

Утром она поднялась как ни в чём не бывало, поплескала в лицо водой из умывальника, полила клубничные грядки, открыла окна в парнике, выдернула пяток мохнатых редисок, срезала острым ножом стебель сельдерея, которым Аглая Петровна заменяла соль — берегла фигуру. Впрочем, для Ани с отцом на столе стояла солонка.

Аглая коснулась рукой Аниного лба.
— Ты не заболела? Не перегрелась вчера?
— Нет, со мной всё нормально. То есть, хорошо…

Больше вопросов не последовало. Анины вчерашние слёзы Аглая Петровна предпочла забыть, за что Аня была ей благодарна. Не рассказывать же о том, как обращались с Розой её родители. О той безмерной, безграничной любви, в которой, словно в солнечном тёплом свете, блаженствовала её подружка. О том, как улыбалась Инга Августовна и смотрела на мужа влюблёнными глазами, а Чермен не отпускал от себя дочь, дурачился вместе с ней и радовался её радости. А она, Аня, сидела и завидовала. И чувствовала себя лишней.

Аглая Петровна украдкой наблюдала за Аней, которая старательно полола редиску, прореживала морковь, подвязывала помидоры… В огороде обе работали с раннего утра, по холодку, пока солнце не начало печь. На солнышке много не наработаешь…
В десять уходили в дом, завтракать. После завтрака Аглая Петровна мыла посуду и прибиралась в доме. Аня поливала из шланга грядки, собирала крыжовник и сладкие стручки молодого гороха.

Помня о том, что девочка вчера не ужинала, Аглая встала пораньше и поставила тесто на оладьи. Нажарила целую гору — пухлых, румяных, вкусно пахнущих подсолнечным маслом. И теперь смотрела на падчерицу, которая отщипывала от оладьи маленькие кусочки и скучно жевала. На языке у Аглаи вертелось замечание, что оладьи едят ножом и вилкой. Что неприлично сидеть, подвернув под себя ногу. Что за столом надо есть, а не спать… Но взглянув на Аню, сидевшую с каменным лицом, она сказала совсем другое.
— В воскресенье у отца выходной, хочешь, съездим… на озеро это. Ты дорогу-то запомнила?
— Запомнила. Вы езжайте. Я не хочу.

Да уж… Благодарности от неё не дождёшься. Сколько волка ни корми, он в лес смотрит, подумала Аглая. А больше ничего не успела подумать, потому что в калитку постучали.
Продолжение http://www.proza.ru/2018/10/22/673