Монологи о рыбалке и немного об охоте. На Чанах

   Такого неудачного года как этот в моей уже более чем двадцатилетней рыбацкой жизни еще не было.
   Начать надо с того, что весной мы не попали на Томь. Не то чтобы этому что-то помешало, просто не поехали и все. Организатор наших поездок Жека – «талисман», как в шутку звали его мы - в последнее время закрутился с работой, часто улетал куда-то далеко по делам бизнеса и не смог выкроить время для весенней рыбалки. А без «талисмана» какая рыбалка?

  Летом мне удалось съездить с Серегой Водяным в Казахстан на Бухтарминское водохранилище, но рыбалка там сложилась неудачно. Оглушающая жара – на солнце днем было до плюс пятидесяти – очевидно выгнала всю более-менее приличную рыбу из залива, на берегу которого мы стояли. Поэтому брал в основном окунь, сорожка да изредка мелкий лещ. Ни щуки, ни судака, ни крупного леща, о которых так любил вспоминать Серега – он ездил туда семь лет подряд – не было ни в заливе, ни на глубине.  Но зато уж окуня поблеснили от души. Рано утром и на закате он брал не раздумывая – из пяти проводок три заканчивались поклевками. Когда клев на блесну стихал, ловили окуня на зимние удочки, используя вместо червей нарезанное кусочками сорожечье мясо. На него хищник тоже брал влет, наживка даже, бывало, не успевала опуститься на дно.

   Мы рассчитывали отвести душу на традиционной осенней рыбалке на Чанах, ну и, конечно, поохотиться на утку на Кунгуре. Но выявленный в соседнем Алтайском крае птичий грипп спутал все карты и охотникам и рыбакам всей округи. Посчитав разносчиком «чумы XXI века» перелетных птиц, охоту закрыли во всех соседних регионах. Страдали тысячи охотников не только в Алтайском крае, но и в Кузбассе, Новосибирской, Тюменской и даже Томской областях. Мало того, что запретили охоту, так еще и не выдавали лицензий на рыбалку ни на один крупный водоем, а это уже десятки тысяч недовольных и разочарованных людей, убежденных, что целый год прошел впустую, зря, активная жизнь кончилась.
   Были закрыты все озера в Новосибирской области, Алтайском крае, была закрыта Томь, Беловское море и много что еще.

   Была некоторая надежда на Колпашево в Томской области, где у Сереги жили родственники на берегу Оби. Каждую осень он ездил туда за щукой, а зимой под Новый год за налимом, которого успешно реализовывал через свои магазины. По слухам в Томской области закрыли не все районы, и вероятно можно будет хоть где-то поохотиться и порыбачить.
   Мы досаждали Сереге, тот своим родственникам, но ответ был неутешительный – официального запрета вроде нет, но сроки открытия все отодвигали и отодвигали.

   Интенсивные поиски новых рыбацких мест вывели нас на так называемую Ташару, местечко на Оби выше Новосибирска и всего в трехстах километрах от дома, которое очень расхваливали рыбаки, кому там уже удалось побывать. Совсем уже было, мы собрались ехать на Винтовском «Уазике» туда, но тут удача все же улыбнулась нам.
  Неожиданно прошел слух, что на Чанах со дня на день откроют охоту, и это подстегнуло нас в поисках  возможности там порыбачить. Трудно представить себе, что мы будем охотиться на Чанах и не поставим сети. Да это просто смешно… Все равно ведь не выдержим, а это, знаете ли, в запрет чревато… Дозвониться до нашего знакомого инспектора Сани мы не смогли, узнали только, что лежал он в это время в больнице. Решал какие-то проблемы с сердцем. А может, просто прятался от надоедающих знакомых и друзей, что вполне вероятно. Ведь не одни мы у него знакомые. В охотобществе нам подтвердили, - да, охота открывается, а рыбалка нет. Кино, да и только. Из-за птичьего гриппа закрыли охоту, под эту марку и рыбалку, теперь птичий грипп не страшен - стреляйте, граждане, а вот рыбачить ни – ни… Не понятно.
   Жека, Ромка и Костя в конце – концов махнули на все рукой, мол, все равно ничего не выйдет, но мы с Водяным и Винтом не сдавались.

   Через своего родственника, занимавшего в свое время в милицейской иерархии Новосибирска и всей области весьма солидный пост, Водяному удалось договориться, что нам разрешат порыбачить на Чанах, несмотря на запрет. Ура! Это вам Россия, а не какая-нибудь Германия!

   Живший за границей двоюродный брат моей жены, тоже Сергей, как-то по приезду в очередной отпуск рассказывал, как он рыбачит в Германии. Платит двадцать четыре евро, и при нем хозяин пруда (пруды там все частные) из садка в водоем выпускает четыре килограмма форели. Именно килограмма, а не штуки. Это может быть и одна рыбина и пять. Все. Ближайшие двенадцать часов ты можешь эту форель ловить. Естественно не сетью или динамитом, а удочкой или спиннингом. А уж поймаешь или нет - вопрос… Поймаешь – тебе повезло, поймаешь больше – пожалуйста, все твое. Значит кто-то другой, для кого тоже выпустили в пруд четыре килограмма рыбы, ее не поймает, ему не повезло.
        Сереге обычно везло. С блестящими от счастливых воспоминаний глазами он рассказывал о рыбалке, когда ему однажды удалось поймать за день целых восемнадцать килограммов рыбы. Представляю, что говорили облапошенные немцы - рыбаки, оставшиеся на этом пруду без рыбы. А о рыбалке в запрет там даже и думать не приходится. Скукотища. Не то, что у нас.

   Мы решили совместить и охоту и рыбалку, которая должна была открыться со дня на день, и были очень довольны. Ну, еще бы, никому из наших знакомых не удалось, а нам, вроде как должно повезти, и окрыленные мы стали готовиться с таким рвением, с каким никогда еще не собирались на рыбалку. Недаром говорят –  запретный плод сладок.

   Решили ехать на двух машинах - Серегином автобусе и Винтовском «Уазике» с прицепом. Сочетание самое оптимальное, если не считать вахтовки. Проходимый «Уазик» позволял игнорировать любую погоду. В дождь и слякоть на «Весте», да еще с прицепом, можно и не проехать по полям перед Чанами, а уж вездеход пройдет действительно везде, да и автобус вытащит. Компания самая тесная: Водяной с двоюродным братом Мишей, который и обеспечивал все предприятие, Саныч, которому Серега давно обещал рыбалку и охоту на любимом озере, и я - на одной машине, братья Винты на своей. Основной груз: уголь, вода, сети, стол, солярка - в прицеп, в салонах только мягкие вещи, продукты, ну и, конечно, лодка с мотором. Их Серега не выпускал из вида ни на минуту. Расширить компанию было нельзя, такое условие поставили хозяева, с кем договаривался Миша. И то ладно, хоть кому-то повезет. Но все же до конца не повезло.

   Буквально в день отъезда заболел Коля. Саня Винт позвонил мне утром и сообщил, что брат свалился с температурой и ехать никак не может. Машина оформлена на него, Коля никому ее не доверяет, да и полис ОСАГО выписан только на него. Так что ехать мы можем только на автобусе. Прицеп – пожалуйста, он оформлен на Саню. Ситуация сразу осложнилась.
    Ну не отказываться же от такой возможности порыбачить. Бог даст – проедем. Тем более что осень стояла на удивление приятная – тепло и сухо.

   Собираться стали с утра. По достигнутой договоренности мы должны подхватить Мишу в Новосибирске в полночь и к утру быть в Барабинске. Там нас встретят и проводят до нужного места. Ну и, конечно, надо было купить лицензии на охоту.
Чтобы не затягивать отъезд, Сергей, поехав по своим делам в город, должен был захватить Саныча из дома  с вещами. Саныч к тому времени поменял свою городскую квартиру в центре на небольшой домик на берегу Беловского моря, где со временем планировал построить большой кирпичный дом и даже гараж для катера, который он непременно купит. При его упорстве это вполне реально уже в ближайшие годы. Мы же с Саней стащили вещи к нему в гараж, набрали угля, перетрясли часть сетей, которые можно было бы и не трогать – все давно готово, и стали ждать Сергея с Санычем, а тех все не было и не было.
   Проходящие мимо соседи по гаражам с завистью смотрели не приготовленные кучу сетей, рюкзаков, канистр и пакетов – сразу видно люди на рыбалку собираются. Когда делать стало просто нечего, мы накрыли столик и решили, как водиться, закусить перед дорогой. На закопченное ведро, в котором обычно варили уху, положили пару досок, накрыли клеенкой и разложили приготовленную в дорогу снедь. Особое место на столе заняла вареная утка.

      Вареная утка в дорогу стала одной из многих традиций, неуклонно соблюдаемых нашей компанией. На одну из рыбалок мне довелось взять сваренную домашнюю утку, которая выросла на фазенде у тещи. Теща постоянно кого-то выращивала, и от этого часть доставалось и нам. То это были утки, то гуси, то куры, которые неделями лежали в морозилке и находили свое применение как раз для рыбалки или охоты - костлявое птичье мясо у меня в семье ели неохотно. В самый первый раз перед отъездом я, поставив разделанную на куски утку на печь и успев снять поднявшуюся пену, умчался упаковывать вещи в гараж, забыв сказать жене, что у меня что-то вариться. Утка варилась так долго, как может вариться только вещь, про которую забыли. 

   Супруга занималась своими делами, не заглядывая на кухню, а когда я часа через три вернулся, чтобы забрать последние вещи и ружье, на дне вместительной кастрюли оставалось всего на пол пальца воды. Зато мясо стало таким мягким и ароматным, что есть его было одно удовольствие. А уж с куском свежего хлеба, отломанным от буханки после спешных утомительных сборов в предвкушении долгой приятной дороги, вдвойне.

   В этот раз утка отъезда не дождалась. Сначала нерешительное предложение Винта подкрепиться я встретил с долей скептицизма – вроде недавно из дома, но после выпитой второй вдруг почувствовал проснувшийся аппетит и, лежащая на столе утка быстро была уничтожена больше чем наполовину. На телефонные звонки наши друзья не отвечали, и нам ничего другого не оставалось, как потихоньку догладывать утиные кости. Но по куску мяса им все же оставили, перешли на надоевшие помидоры.

   Следующие два часа пытались подключить Санин прицеп к Серегиному автобусу.  Все вроде было нормально, все цеплялось, все держалось, но не горело ни одной лампочки на прицепе. А ехать ночью без габаритов да без тормозных огней, да без поворотников… Это до первого поста ГАИ. Саня утверждал, что у него с прицепом все нормально, Серега то же самое говорил про свой автобус, а Саныч молча крутился на коленках, пытаясь, то так, то этак соединить провода, которые после долгих попыток все разобрал по отдельным жилочкам.
       Ну не везет, так не везет. Никак этот год не хотел, чтобы мы нормально порыбачили и поохотились. Даже уехать нормально не можем! Саныча сменял Саня, Саню Серега, того опять Саныч и только я не пытался помочь им, правильнее сказать – не мешал, стаскивал потихоньку вещи из гаража, да расталкивал их по машине и прицепу. Когда стало смеркаться, загорелись габариты на прицепе. Решив не искать добра от добра, замкнули провода наглухо, чтобы габариты горели постоянно и тронулись.
   Чтобы успеть к полуночи за Мишей даже пришлось сократить ужин в Журавлях.  Но к полуночи успели.

   Миша нас уже ждал, погрузился в пять минут, и мы тронулись дальше. Серега давил на педаль не преставая. Я поражался его способностям вести машину долгие часы без перерыва. Даже дорогу в Казахстан длиною в тысячу двести километров он практически один прошел за двадцать часов. Я подменял его не больше, чем на час, который он продремал в салоне. Миша сидел рядом с Сергеем, братья вспоминали общие дела, родственников. Мы старались им не мешать, дремали, прислонившись друг к другу.

   В Барабинске мы были часов около семи утра. Пока Серега, зевая после бессонной ночи, потихоньку колесил по улицам просыпающегося города, Миша все пытался дозвониться по мобильнику до Николая Николаевича (так звали человека, организовавшего нашу поездку). После нескольких безуспешных попыток ему это удалось.
   - Едем в больницу, - после очередного звонка заявил он. – Как некстати…
Оказалось, что Николай Николаевич попал в кардиологию с сердечным приступом и лежал сейчас в Барабинской ЦРБ, но дело свое сделал – рыбачить нам разрешили. Надо было просто подъехать обговорить детали.
   Еще минут через двадцать мы стояли возле пятиэтажного здания больницы, которая оказалась практически в центре города. Около больница на небольшой площади уже стояло несколько машин, да и в приоткрытые ворота тянулись люди – начинался рабочий день.

  В 1986 году во время очередной специализации в Новокузнецком ГИДУВе вместе со мной учился парень-грузин, работавший хирургом в Барабинской ЦРБ. До сих пор вспоминаю, каким вкусным вареньем из грецких орехов и инжира угощал он нас в общежитии, когда получал посылки откуда-то из Грузии, с родины, где у него осталась масса родственников.
      Оказывается, варенье из орехов варится, когда они еще зеленые и кожура у них мягкая. Признаться, мы долго не могли в это поверить – таким замечательным было это лакомство. Отношения у нас были неплохие, и я как-то даже на очередные выходные пригласил его к себе домой, благо мне-то до дома было ехать всего два часа на электричке. Дело было осенью, и я вытащил Георгия на охоту, где он, как оказалось, никогда не бывал. Весь день, что мы ходили вокруг поселка, так и не встретив ни куропатки, ни зайца, Гоги протаскал ружье, не выпуская его из рук и, в конце концов, все же стрельнул пару раз по стайке налетевших дроздов, правда, не попал.  Но удовольствие получил, о чем с большой охотой рассказывал ребятам в группе после нашего возвращения в институт.

     Пока Сергей и Миша разговаривали с Николаем Николаевичем, я решил разыскать своего коллегу – интересно, вспомнит он меня или нет?
   В приемном покое, узнав о цели моего визита, сразу ставшие приветливыми медсестры с удовольствием вспоминали Георгия. Оказывается, вареньем из грецких орехов он угощал не только нас.
   Увы! Уже лет десять как Гоги уехал на родину. Жаль. Не попробовать мне больше такого варенья. Несколько раздосадованный я вернулся к машине.

   Саныч по привычке спал, а мы с Винтом обошли все окрестные ларьки, которые только начали открываться. Через полчаса проснулся и Саныч, а наших друзей все не было. Попытки дозвониться до них по телефону оказались безуспешными. «Абонент временно не доступен или находиться вне зоны действия сети…» - постоянно отвечала телефонная барышня. Может, сами заболели или охрана задержала?

   Мобильная связь в округе за последние два года шагнула далеко вперед. Если на берегу Чанов в Колояре, где мы обычно рыбачим, телефон все же молчал, то с берега Кунгура, где мы встречали открытие охоты на уток, уже свободно можно было позвонить домой.
   Обычно, приезжая на берег я отключаю телефон, чтобы не разряжался аккумулятор, а на обратной дороге в Каргате, где появляется устойчивая связь, включаю и звоню домой, - еду, мол, дорогая, встречай… В прошлом же году на Кунгуре я был приятно удивлен, когда решив отключить телефон, увидел, что антенна на дисплее телефона не исчезла, как обычно, а наоборот, зашкаливает. Наверное, где-то рядом поставили вышку. Тут же позвонил домой и прямо с берега, сидя у уже разложенного костра и накрытого стола, доложил: все в порядке, прибыли на место, все живы – здоровы. Ну, насчет здоровья приврал, конечно, маленько – болели ребята после долгой утомительной дороги и сейчас усиленно поправляли здоровье. Тут же отзвонились домой все.

   Традиционно вечером наша троица – Жека, Костя и Ромка, накачав лодки и забрав чучела, отправилась в камыши - не захотели ждать утренней зорьки. Горькие же воспоминания четырехлетней давности, когда нас здесь чуть не раздели областные инспектора, оштрафовав на полторы тысячи, улетучились - все постепенно забывается. Но мы уговорились, если кто-то подозрительный появляется на берегу позвонить Жеке – телефон он взял с собой на воду.
   Мы с Санычем побродили с ружьями по округе в надежде поднять косачей, которых не раз видели, пока ехали сюда, но безуспешно. И уже в наступающей темноте, сидя у костра и потягивая пивко, решили позвонить Жеке и напугать ребят «приездом инспекторов».

   Раздавшуюся мелодию из фильма «Бумер», так не вязавшуюся с сумеречной тишиной, мы услышали сами, хотя охотники уплыли на противоположный берег. Сразу вслед за этим грохнул выстрел, другой, затем раздались Жекины матерки, Ромкин крик, а вскоре показались и охотнички. Звонок, как оказалось, раздался в самый неподходящий момент – испугал так хорошо налетающую на чучела стайку крякашей, которых Жека впервые за день решить не бить влет, а дождаться, когда те сядут. Мало того, что от неожиданности он просто нажал на курок, так еще и разнес одно из Ромкиных чучел, которые тот в изобилии выставил на воде.
Жалко, что четыре года назад здесь не было связи, глядишь, и потраченные на штраф деньги были бы целы.

   Уставший бесцельно сидеть в духоте разгорающегося дня Саныч поднялся и пробурчав: «Пить охота…», - отправился через дорогу в один из многочисленных небольших магазинчиков, торгующих всем, чем придется. Не сомневаюсь, что отправился он за пивом, до которого был большой охотник, поскольку последнее, захваченное из дома, утром выпил мающийся Саня. В прицепе, придавленная сетями и прочим барахлом лежала упаковка «Арсенального» крепкого, которую взял запасливый Саныч, но доставать его из тщательно упакованного прицепа не хотелось. Да тогда и на берегу его окажется мало. Проще сейчас купить, что Саныч  и решил сделать.
По закону подлости, как только он скрылся, а я даже не обратил внимания за какой из дверей, появились спешащие Сергей и Миша.

   Надо было срочно ехать за бумагами на вывоз рыбы. Рыбалка закрыта и на обратной дороге на любом посту ГАИ могут задать очень неприятный вопрос – «откуда дровишки?» со всеми вытекающими последствиями. Могут и забрать весь улов. Так вот, Николай Николаевич предусмотрел и это, договорился с одним из местных предпринимателей, торгующим рыбой в своем ЧП, о накладных, по которым мы рыбу-то, оказывается, купили. Воистину – благодетель.
   Оставлять Саныча одного, не предупредив об отъезде, не рискнули. Ждать тоже было нельзя - предприниматель планировал в ближайшие минуты уехать по делам. Я остался ждать Сергея, а ребята после решения вопросов должны были за нами заехать.

   Минут через десять появился довольный налоговый инспектор. Так и есть, под мышкой полторашка с пивом, в руке баночка, уже открытая, из которой Саныч на ходу прихлебывал. К отсутствию автобуса он отнесся с философским спокойствием, даже не спросил ничего, а скорее констатировал: «Уехали… ну-ну…» и протянул мне капроновую бутылку. «Арсенальное» крепкое, ох, не по мне…. Увидев мою недовольную физиономию, Саныч молча поменял тару, мне протянул баночку с «Клинским», а себе открыл полторашку.
   Когда пиво подошло к концу, и Сергей совсем уж было собрался за новой порцией, из-за ближайших домов показался наш автобус. Интересно, вроде уезжал в другую сторону?
   Пока мы рассматривали чистые накладные с неразборчивой подписью и печатью какого-то ЧП, куда предстояло вписать количество «купленной» рыбы и цену, Серьга поехал на центральный рынок.

   Посещение Барабинского рынка перед отправлением на берег стало еще одной традицией нашей компании. Это была последняя возможность купить то, что в спешке забыли или что подиспользовали в дороге, чего может не хватить на озере. А что мы обычно использовали? То же, что и все мужики… Ну не соль же с сахаром. Так, колбасы немного, хлеба, помидоров… Утку-то съели в самом начале пути. Да и пару арбузов обязательно надо взять, это тоже закон. С самых первых лет с подачи Винта младшего, когда еще ездили на Обь, всегда приобретали на трассе несколько арбузов и дынь. Замечательный десерт, лучше закуски и не надо. Ну а сейчас покупаем их на рынке.

   У самого входа на рынок расположились несколько торговок свежей рыбой. Ассортимент был не богатым (оно и понятно – запрет): карась, небольшой сазанчик и ротан, которого я увидел впервые, хотя слышал о нем многое. Говорят, если эта прожорливая сорная рыба попадет в небольшой водоем, вскоре там не останется никого, кроме самих ротанов. Прожорливая тварь уничтожит, прежде всего, свое любимое лакомство - икру и рыбью мелочь. А с виду ничего особенного, небольшая темноокрашенная рыбка с бурыми пятнами на боках и животе и двумя раздельными спинными плавниками, похожая чем-то на гибрид пескаря и окуня. Вообще-то ротан рыба дальневосточная, но появилась в последние годы и у нас. Коля Винт рассказывал, что ловил ротанов в поселке на «пляже», где Серега испытывал свой мотор – завез кто-то на свою голову, но пока карась там еще ловился.

   Торговки активно призывали нас купить несколько карасиков или сазанчиков, расхваливая свой товар, но мы дружно отказались, а, пробежавшись по рынку, купили хлеба, газировки, банку майонеза. Саня, сначала отставший от нас неизвестно где, притащил килограмма два свежих ребер и мослов с приличными прослойками мяса.
   - Борщ будем варить, - довольный заявил он.
   Капусту и свеклу с морковкой мы захватили из дома.

   В завершении, когда мы уже закусывали горячими пышными пирожками с картошкой, купленными на рынке, Миша приобрел пятилитровую бутыль с какой-то сверхчистой водой из родника. Ну, пусть… Хотя у нас в прицепе стояли и канистры и фляги под воду, которую мы предпочитали набирать в Новочаново. Там вода намного вкуснее, чем здесь в Барабинске. Ну, а в озере, как известно вода соленая, ту не попьешь. Пробовали мы раз вскипятить чай из нее, зря только время тратили, и вспоминали ту воду с отвращением.
   Заскочив еще раз в больницу, и поблагодарив Николая Николаевича, отправились в охотобщество за лицензиями на охоту. По длинной веренице машин возле дома на улице Карла Маркса 73 поняли, что что-то не так.
   С этой улицей, имени революционного деятеля, у меня связаны не самые радостные воспоминания.

   Ромка, лучше всех знавший дорогу сюда, обычно на подъезде к городу садился в кабину и показывал водителю дорогу. Но как-то раз его просто не смогли добудиться – подъезжали ранним утром, а я, решив блеснуть своей памятью, попросил водителя разыскать улицу Кирова, тоже революционного деятеля, дом 73. Причем я был настолько уверен в своей правоте, что убедил всех ребят в этом, которые адреса не знали, но сомневались.
     Водитель поехал в кабине один, нашел эту улицу, нашел этот дом и, остановившись, закемарил;  мы продолжали спать в салоне. Когда же выспались, то, выйдя на улицу, увидели совершенно незнакомые места, где охотобществом и не пахло. Пришлось все же поднимать Ромку, который спросонок еще долго не мог найти дорогу к цели. Меня же подначивали этим адресом, пока не нашли улицу Карла Маркса. Номер дома я все же назвал правильно. Мало того, я перед отъездом указал этот же неправильный адрес еще одной поселковой рыбацкой компании, отправляющейся тоже на Чаны дня на два позже нас. Пришлось мне на берегу и от них выслушать несколько «приветливых» слов по поводу улицы Кирова.

   От водителей – охотников узнали, что лицензии еще не давали – нет бланков, хотя вот-вот должны подвезти. Серега с Мишей снова начали куда-то названивать, потом встречались на площади возле больницы, куда снова пришлось вернуться, с каким-то местным милицейским начальником, что-то решали и, в конце концов, Серега, забрав наши билеты, оставил их в охотобществе у секретаря.
      Оказалось, чтобы не терять времени, с помощью своего товарища он озадачил секретаря выпиской лицензий для нас заочно. Выписанные лицензии позднее должен был забрать егерь, живущий в деревне рядом с базой, куда мы должны ехать. А уж мы заберем лицензии у него накануне открытия. Очень разумное решение. В этой же деревне нам надо было найти распорядителя базы и взять у него записку к охранникам, чтобы нас не просто встретили, а еще и разместили в удобном месте. Вот это сервис!

   Через час мы были уже в Новочаново.
   Вдоль улицы шел водовод с колонками через каждые сто метров – такое  не часто увидишь в деревне. К одной из них мы и подъехали, свернув с трассы.
   Разогнулись, распаковали прицеп, набрали в приготовленную тару воды. Не забыли и умыться – впервые за сегодняшний день. А день уже повернул на вторую половину. Солнце светило во всю, конец сентября был на удивление теплым.
   
     В первые годы поездок на Чаны мы набирали воду в Барабинске, в колонке возле охотобщества, где покупали лицензии. Вода здесь была крайне скверная – ржавая, мутная, имела металлический привкус, поэтому расходовали ее очень неохотно, пили в основном чай или минералку, которой прихватывали с собой обязательно несколько упаковок. Последние годы, когда ехали на вахте, вообще предпочитали воду везти из дома. У нас вода отличная, чистая, вкусная, из глубоких артезианских скважин.

   С водой у нас в одну из поездок случился неприятный казус. Приехав, как обычно в Барабинск рано утром, еще затемно, чтобы не терять времени в ожидании открытия, решили наполнить нашу тару водой. Для этого у нас было приготовлено несколько обычных алюминиевых сорокалитровых фляг, в какие обычно на фермах заливают молоко. Прихватив их, направились к колонке и спокойно набрали воды. Фляги плотно закрыли и поставили в вахте на пол.

   Вода на берегу расходовалась обычным порядком, одна фляга за другой. Когда осталась одна, моя, с прорезанной в крышке дыркой (раньше это был самогонный аппарат, конфискованный в период антиалкогольной компании моим знакомым оперативником и подаренной мне), ее открыли и достали оттуда… намоченное байковое одеяло.
      
       Вот это была находка. Только увидев эту огромную мокрую тряпку, которую я подстилал под спальник в палатке, вспомнил, что действительно запихал в гараже во флягу одеяло. Исключительно для экономии места. А когда набирали воду, даже не вспомнил о нем, как не вспомнил и на берегу – одеял хватало. Во флягу же, когда набирали воду, никто даже не удосужился заглянуть – кто же из дома грязную флягу повезет? Одеяло отжали, развесили сушиться, воду вылили, а в последний день для чая употребляли к счастью еще остававшуюся у нас минералку. С тех пор я всегда, прежде чем набрать воды, обязательно заглядываю в тару, хоть во флягу, хоть в бачок.
   В Новочаново вода была намного чище и вкуснее, чем в Барабинске.

   Дорога на базу шла по необозримым лугам. Хотя называть эти места лугами язык не поворачивался. Вместо мягкой шелковистой травы, зеленый ковер которой  расцвечивался бы белыми и розовыми головками клевера с жужжащими мохнатыми шмелями над ними (именно так выглядели луга в Поволжье, откуда я родом), мы видели только голый песок, чередующийся с жесткой низкорослой растительностью от светло-серого до красно-коричневого цвета. Никаких шмелей, никаких пчел, разве только кусачие оводы, с остервенением в отсутствие пасущихся здесь коров набрасывающиеся на любые открытые мягкие места, по недомыслию выставленные на обозрение во время кратковременных вынужденных остановок. Попадались и выходящие на поверхность солончаки, здесь земля просто белела. Только на горизонте впереди и справа от нас возвышались небольшие зеленые деревца, за которыми и скрывалось озеро. Слева вдали угадывались сплошные  мощные заросли засыхающего желто-коричневого камыша, который попадался и отдельными небольшими плантациями вдоль нашей дороги.
   Дорога петляла. Хотя, чего казалось бы проще: вот поле, вот конечная точка, кратчайшее расстояние между ними - прямая. Однако – нет, летом здесь, наверное, сильно заболочено, не будет же камыш расти без воды!? Это сейчас уже осень.

   На базе, куда мы ехали, я был года три назад, в июле, когда рыбалка никакая, или как говорят зимой – межсезонье. Поехали просто так, отдохнуть, уж очень соскучились по воде и по общению. Отдохнули хорошо, накупались, загорели, пообщались тоже отменно. А вот рыбалка, как и предполагалось, была неудачной. Ловилась все больше мелочь, к которой на Чанах мы тогда еще не привыкли и соответствующих сетей практически не взяли. Крупной рыбы едва хватало на уху, да пару раз пожарить.
   Серега и Саныч бывали здесь чаще. Они с удовольствием вспоминали, как однажды осенью,  решив продлить лицензии на рыбалку (рыба долго не шла, а перед отъездом, как обычно бывает, повалила), после дождя пытались пробиться на базу к инспектору на Санычевской «девятке», но не смогли перебраться через одну коварную дамбу, к которой мы вскоре подъехали.
   Между двух заболоченных участков, густо заросших камышом с небольшими окошками открытой воды, тянулась узкая земляная насыпь метров около ста длиной. Проехать здесь могла только одна машина. Дальше камыш заканчивался, и дамба переходила в обычную дорогу. Здесь же полотно представляло собой нагромождение комьев подсохшей земли, располосованной вдоль и поперек следами от колес большегрузной техники. Сейчас было сухо, и проехать мы смогли. Потихоньку, на первой скорости, но смогли.
   На середине пути, где под насыпью лежала сплющенная, забитая грязью труба - пятисотка, Серега и Саныч стали спорить: доехали они до нее в прошлый раз или нет. Но что дальше не проехали - соглашались оба. На нашем заднеприводном автобусе, да еще с прицепом, после дождя выбраться будет весьма проблематично. Скорее всего, просто не реально. Но, захваченные предстоящими приключениями, мы об этом пока не думали. Проблемы будем решать по мере их поступления. Сейчас – только вперед!

   Наконец-то в прогалах незаметно приблизившегося, стоящего уже сплошной стеной, камыша стала широко поблескивать вода, а когда миновали череду деревьев, Чаны предстали во всей красе. Столько воды и все в одном месте! Здесь уже дул небольшой ветерок, и неторопливы волны с монотонным плеском накатывали на песчаный берег. Картина до боли знакомая – на этом озере полный штиль явление чрезвычайно редкое. Вода была не молочно-зеленая, к какой мы привыкли на Колояре, а серо-синяя, обычная, а потому неинтересная. Белых гребней, по которым оценивалась степень опасности для рыбаков, к счастью, не было.
   Несколько вагончиков, большей частью без колес, стоящих прямо на металлических осях, зарывшихся в песок, составляли центральную часть базы, к которой мы, наконец, подъехали. Длинный бревенчатый навес со столом и лавками под ним, какой-то сарай с прислоненной поленницей наколотых чурбаков, да пара столбов с натянутыми сетями, которые перебирали два парня, даже не посмотревших в нашу сторону. Все это обнесено невысоким деревянным забором с чуть приоткрытыми воротами из металлических труб.
   В ворота мы заезжать не стали, хотя на территории базы стояли несколько машин. Парни перебирали совершенно сырые сети, похоже, только из воды (вот тебе и запрет). На наш вопрос – где старший, кивнули в сторону берега.
   База стояла на мысу, и мы проехали только по одной стороне его; вторая часть малых Чанов была скрыта деревьями и вагончиками. Обогнув их, увидели хороший выход к воде с песчаным берегом, несколько металлических лодок и чуть дальше на воде большой катер.
   Немного дальше вправо от тропы, ведущей к воде, стояло два «Уазика» и у чуть тлевшего, несмотря на ветер костерка, сидели несколько человек. Регион по номерам не наш, приезжие, похоже, гости. Поскольку никто не поднялся и не подошел к нам, решили, что хозяина базы среди них нет. Ну и мы подходить не стали. А слева до самого окончания мыса берег был девственно чист. Там и был наш лагерь в июле, там тоже есть хороший выход к воде.
   Не обнаружив начальства на берегу, дружно повернули назад, а навстречу уже спешил высокий парень в черном спортивном костюме и резиновых сапогах с широкими голенищами, которые хлопали по его тощим ногам при каждом шаге. Сапоги были явно великоваты. Поздоровались. Сергей протянул ему записку от распорядителя базы, которого мы легко нашли в соседней деревни. Тот уже знал о нашем приезде и скучал в ожидании, коротая время за бутылкой пива. В записке среди всего прочего предписывалось разместить нас в вагончике «экипажа».
   Прочитав записку, распорядитель заметно повеселел, зачастил словами и повел нас в самый центр базы, где стоял большой, относительно новый вагончик, выкрашенный зеленой краской. Двери вагончика были закрыты на большой висячий замок, по размерам которого можно было предположить наличие здесь нешуточных ценностей. Сторож, продолжая хлопать голенищами сапог, быстро сбегал за ключом и открыл наше предполагаемое жилище.
   В центре балка возвышалась сложенная из кирпича печь, обмазанная глиной и побеленная – не иначе главная ценность.  Она была такой огромной, что сразу бросалась в глаза и настолько тяжелой, что пол вагончика вдавился, образовав настоящую воронку вокруг печи. Здесь же были две кровати с довольно приличными матрасами, даже лучше, чем у нас в больнице (во всяком случае, без дыр), и пара двухъярусных нар. Очень здорово!
   - Печку к вечеру натопим, - приговаривал наш гид, - будет тепло. Вот только одеял нет…
   - Ерунда, одеяла и спальники у нас есть, - безапелляционно прервал его Саныч и присел на одну из коек. Даже попрыгал на панцирной сетке. – Хотя могли бы и подсуетиться…
   Миша после всех переговоров, когда заветная записка уже была у нас в руках, заявил, что мы будем на базе не последними гостями, а скорее самыми первыми, в смысле «важными», и что вести себя надо соответственно. Не борзеть, конечно, но и достоинство свое блюсти. Похоже, Саныч воспринял эти слова буквально и сразу взял быка за рога.
   Ну, уж нет!
   - Саныч, - возмутился я, - ты что это, на курорт приехал? Когда это мы на рыбалке в избе спали? Я что-то за все годы не припомню… А наша палатка? А автобус кто охранять будет? А у костерка посидеть, тишину послушать?..
   - А по писярику вечерком? – поддержал меня Саня.
Саныч почесал голову, секунду подумал, потом глаза его потеплели и подобрели:
   - И то… Чего это я? Куда я от тебя-то, Дохтур? Да от воды..? Не-е-е.., точно, мы с Доктором на берегу в автобусе, а вы спите здесь, кто хочет.
   Вот это по-нашему! После недолгих препирательств решили, двоим, а именно нам с инспектором, спать в автобусе, остальным в вагончике. День же проводить на берегу тесной компанией. Саня, рыбацкая душа, тоже хотел примкнуть к нам – места в автобусе для троих было достаточно, но я уговорил его выбрать вагончик. На то у меня были свои соображения.

   Мы с Санычем действительно последние годы на рыбалке спали всегда рядом и предпочитали его палатку вахтовке. В палатке было просторно, как хочешь, так и ляжешь, не то, что на узком сиденье в машине. А самое главное – Саныч не храпел. А вот Саня… Да и Водяной чуть закроет глаза сразу выдает такие рулады… Но до Сани ему далеко.
   На Оби, когда мы уезжали на девять дней и спали все в одной палатке, мне приходилось отсыпаться днем, потому что уснуть ночью было просто невозможно. Саня, да и Коля, братец его, между которыми я укладывался спать, выдавали такие громовые трели, что я просто лежал и слушал, пытался думать о чем-нибудь приятном, мечтал заснуть. Но мысли в голову лезли все больше дурацкие – не убить ли Винтов? Раздосадованный, я периодически пихал что было сил то одного то другого, в надежде, что они замолчат, но безуспешно. Ненадолго прервавшись, те начинали храпеть еще с большей яростью, другого слова я просто не могу подобрать.
Было, правда, одно хорошее снотворное средство, но оно быстро кончалось. Сколько не бери, все равно до конца рыбалки не хватит – закон. Приходилось последние дни терпеть.

   Вдоль берега к окончанию мыса вела довольно накатанная дорога, по которой мы, попросив сторожа протопить печь к темноте и оставив за спиной и базу, и гостей ее, и все трудности пути, потихоньку тронулись.
   На самый мыс не поехали, там голое место, ветер… Встали под пригорком, где кончались деревья. Они закрывали нас с двух сторон, с двух других Серега поставил прицеп и перпендикулярно ему автобус, так, что образовалось вполне приличное закрытое пространство. До воды метров тридцать. Прямо напротив выход среди камыша на чистую воду. Рядом - никого. Чего еще пожелать!?

   Первым делом – переодеться. Берег - не курорт, здесь приходится вкалывать, так что можешь стать похожим на бомжа от угольной золы и рыбьей слизи буквально за пару дней. Поэтому свои любимые камуфляжи, джинсы, свитера да ботиночки все осторожненько поснимали и сложили в автобусе. Саня поменял свой серо-голубой, похожий на спецназовский камуфляж с такой же панамой на замызганный обычный, грязно-зеленого цвета, натянутый прямо на тельняшку, с которым не расставался несколько сезонов. На ноги – любимые болотники, которые предпочитал носить с отворотами до самой земли, на плечи пожелтевшую от времени фуфайку с облезлым воротником, похожим на шкуру больной собаки.
   Я тоже не отличался разнообразием в одежде.  Уже лет десять на берегу у меня один и тот же наряд: серый грубый костюм, какими в восьмидесятые годы на разрезе обеспечивали начальников средней руки. Вязаный воротник его давно поистерся, обшлага рукавов и брюк распустились бахромой, как на одежде у индейцев, но ткань была такой прочной, что ее за все годы так и не удалось ни порвать, ни прожечь. Стирал я его раз в два – три года и сроднился с ним, предпочитая всем новым нарядам. Правда, в последние годы, брюки стали тесноваты и с трудом застегивались, а когда-то удерживались только с помощью затягиваемого на самую последнюю дырочку ремня. Сапоги я предпочитал носить с короткими голенищами, просто укоротил по порвавшемуся сгибу болотники – и легко - одеваются быстро, и в воду зайти можно. Ну а сверху свою любимую «Аляску», которой тоже лет около десяти.
   Саныч на берегу обязательно в камуфляжном жилете поверх светлой, чуть ли не белой рубашки и в фуфайке удивительного грязно-голубого цвета, той самой, что я у него конфисковывал во время зимней рыбалки на Чанах. Фуфайке тоже не меньше десятка лет. Ее он периодически меняет на черную куртку с капюшоном из болоньи, особенно когда идет дождь. Воротник рубашки к концу рыбалки, мягко говоря, несколько темнеет, но на следующую поездку светленькая рубашечка тут как тут. На голове кроличья шапка с опущенными ушами, а вот на ногах обыкновенные галоши. Очень удобно, особенно ночью, когда приходится выскакивать из автобуса или палатки. Тут уж для этих целей галошами пользуются все. Есть у него и резиновый шахтерский костюм ядовито оранжевого цвета: широченные штаны и такая же куртка. Эти вещи Саныч одевает в сильные холода и так ложится спать в палатке, подстилая под себя только собачью шкуру. И ни разу не заболел.
   А вот Серега на берегу одевается даже лучше, чем в пути. Затрапезные джинсы и растянутый на локтях свитер меняются на чистенький камуфляж – энцефалитку (мы брали с ним одинаковые перед поездкой в Казахстан), на плечи также чистенькая зеленая курточка с капюшоном, на голову кожаную шапку с отворотами, а на ноги болотники, натянутые до самого пояса. И так он ходит до отъезда, умудряясь остаться чистеньким и ухоженным, если не считать щетины на лице. Как это ему удается?
   Миша был с нами первый раз, и его пристрастий мы не знали. Синий спортивный костюм-комбинезон, черная куртка и ботинки. А вот на голову пришлось одолжить ему свою камуфляжную панаму, хотя солнца уже почти и не было – в спешке он то ли забыл шапку дома, то ли не смог найти в сумке.
   Так мы выглядели на берегу.

   Лагерь разбили быстро – дело привычное. Распаковали прицеп и вытащили все из него, кроме сетей. Солярку отнесли под деревья, в сторону. Мешки с углем побросали тут же, тащить их к костру не захотели. Здесь есть своя маленькая хитрость: если уголь лежит рядом с костром, он исчезает на удивление быстро - каждый считает своим долгом подбросить пару комочков, независимо от того есть пламя или нет, а если далеко, то не каждого и заставишь сходить за ним даже когда надо.
   А все дело в лени да в верхонках. Для работы с углем мы обязательно берем верхонки - не хочется ходить с грязными от угольной пыли руками или бегать к воде отмывать их после каждого подбрасывания угля в костер. Замызганные угольные варежки имеют необъяснимое свойство исчезать в самый неподходящий момент. Хочешь подбросить угля – не тут-то было, надо сначала найти так некстати пропавшие рукавицы. Сначала обойдешь пару раз вокруг костра, внимательно вглядываясь во все, на что наткнется взгляд, но верхонок нет. Потом круг поисков расширяется, искать верхонки начинают уже все, и, в конце – концов, находят их в самых неожиданных местах: одну на столе под сковородкой с жареной рыбой, вторую на верхушке вбитого в землю кола, к которому мы привязываем перебираемые сети. И что самое интересное – никто не может объяснить, как они там оказались, никто, конечно, не брал и не прятал. В следующий раз все повторяется с удивительным постоянством, только верхонки находят уже в других еще более причудливых местах.

   Серега занялся лодкой, Миша столом, я вытащил груза (полупудовые металлические подкладки под рельсы) из прицепа и стал привязывать веревки к ним, а Саня и Саныч заспорили, кто из них будет варить борщ. Вообще-то из всех присутствующих лучшим поваром, по-моему, был Саня, и логичнее было бы доверить это дело ему. Но Саныч твердо решил проявить свои кулинарные способности, хотя раньше особой самостоятельностью в этом деле не отличался. Он никогда не отказывался помочь на кухне, чистил картошку, рыбу, мыл посуду, мог приготовить неплохой салат, но основные блюда самостоятельно пока не готовил. Саня, признанный повар, был обижен до глубины души и уступать не хотел. Дело дошло чуть ли не до матерков. Вот чудаки, нашли из-за чего спорить. По мне так - хочет человек -  пусть занимается, другим работы меньше будет, лишь бы не во вред. Но парни сцепились не на шутку. Пришлось разводить их по разным углам. Саню отвлекли его необходимостью приготовления сетей. Он надулся, чертыхался про себя, но сетями занялся. Постепенно все успокоилось.

   Закусив домашними салатами, запаренным «Дошираком», не дожидаясь обещанного борща, мы с Водяным прихватили пару самых больших мешков с сетями и отправились за рыбой.
   У берега волна была небольшая. Серега выгреб к камышу, припарковался здесь, прогрел мотор и через пару минут вышел на чистую воду. Стайка лысух, кормившаяся метрах в тридцати, устремилась в камыши. Дальше на воде вдоль берега таких стаек было очень и очень много, и чем дальше от нас, тем больше. Лысухи спокойно продолжали заниматься своими делами, понимая, что в любой момент могут удрать от нас. Да мы пока и не обращали внимания на них. Серега правил прямо в «открытое море», направляясь к противоположному берегу.
   Волна здесь была уже умеренная. На маленькой лодке да на веслах, конечно, она бы ощущалась, и не плохо, а на могучем «Фрегате» с мотором идти было одно удовольствие, если не считать брызг, которые периодически окатывали меня с головы до ног. Стараясь развить приличную скорость, Сергей заставил меня сесть на дно нашего баркаса на самый нос, и лодка периодически зарывалась в воду, поднимая тучу холодных, неприятных брызг. До него они не долетали – он сидел у руля на корме, наслаждался, мне же периодически доставалось. Гидра на ногах была непромокаемой, на груди непромокаемый жилет, а вот рукава «Аляска» вскоре потемнели и потяжелели от набранной воды, но я старался не обращать на это внимания. Главное – мы на воде!

   Метров через пятьсот решили выставить первую перетягу. Груз за борт, задняя скорость по минимуму и вперед. Или назад? Мы ведь шли уже кормой вперед. Я, вытянув ноги, удобно устроился на лавке, выдергивал из мешка заранее «заряженную» сеть и расправлял ее. Ну до чего здорово! Даже мелкие зацепы не портили настроения. Перетяга была «заряжена» вполне приличная, чуть меньше километра и поставили ее мы минут за пятнадцать – двадцать. А если бы на веслах, да сети вязать друг к другу на воде, да в такой ветер мы бы и за час не управились. Да так далеко от берега бы и не пошли. Хорошее все-таки дело мотор!
   Вторую перетягу, немного покороче, решили поставить вдоль камыша. Вернулись к берегу, отошли от поставленной сети метров на триста и потянули вторую перетягу в сторону беспечно плавающих лысух. Те, по мере нашего приближения, беспрестанно кивая собственному отражению – так плавают все лысухи, уходили ближе к камышам, но не прятались, видя, что мы занимаемся совсем другим делом. Такое нахальство весьма взволновало моего рулевого и когда перетяга была выставлена, он, опять заслав меня на нос и на пол, «ударил по газам». «Фрегат» развил вполне приличную скорость, временами казалось, что лодка просто летит над водой, особенно когда шли недалеко от камышей – здесь волна была меньше. Лысухи в основном успевали убраться в камыши, но некоторых мы догоняли,  особенно тех, что с большой воды, встав на крыло, пытались уйти по воздуху. Летели они тяжело и низко и Сергей, удовольствия ради, хулиганил, отрезал их от камыша и шел параллельно с ними, пока те не отворачивали, сообразив уйти в другую сторону.

   Километра через полтора он вдруг сбросил скорость, развернулся и потихоньку пошел обратно.
   - Иваныч, - возбужденно заговорил Серега, когда я непонимающе поглядел на него, - давай пару штук сейчас шлепнем на шурпу. Ты смотри, как они низко ходят.
По блеску в глазах я понял, что отговорить его не удастся, рыбак уступил место охотнику, а тот завелся не на шутку. И плевать ему было на то, что сегодня еще запрет, что здесь мы на птичьих правах, что у нас даже охотничьих билетов с собой нет - те остались в Барабинске, в обществе, и забирать их надо будет только завтра у местного егеря.
   - Пару штук всего, - уже жалобно продолжал он. - Уйдем подальше от базы, там и слышно ничего не будет. Ты же сам говорил, что вам на Кунгуре инспектора разрешали пару штук для шурпы хлопнуть до открытия.
   Это действительно было. Хотя говорили это егеря скорее для нашего спокойствия. Не будь у нас шестнадцати подстреленных уток, оштрафовали бы за две, добытых для шурпы. А при таком раскладе сказать можно все что угодно.
   Камыш тянулся не сплошной ровной линией. Обширные заросли его чередовались с такими же большими прогалами, заводями, заплыв в которые, можно было обнаружить еще множество закутков, бухточек, узеньких проток, ведущих неизвестно куда. И практически везде плескались болотные курочки. Да, потеря двух штук такому огромному «стаду» урона, конечно, не нанесет. Я согласился.

   В лагере дела шли полным ходом. Из-под крышки кастрюли с борщом, стоящей прямо на горящих углях, валил пар. Нашинкованная капуста лежала на расстеленной газетке прямо на земле рядом с костром, свекла и морковка вместе с нарезанным луком уже покоились в сковороде. Саня, дымивший «Максимом», который он в последнее время предпочитал своей любимой «Приме», и Саныч, чуть ли не обнявшись, сидели за столом и что-то пытались доказать друг другу. Наверное, чей борщ лучше. Рядом стояла ополовиненная бутылка водки, лица красные, но благодушные.
   - Доктор, - радостно закричал Саныч, увидев нас, выходящих на берег, - где рыба? Саня хочет рыбки пожарить.
   Тот просто расхохотался и хлопнул приятеля, с которым еще недавно ругался, по спине. Долго дуться друг на друга мы просто не могли.
   - Рыба в море, Саныч. Мы сети и не смотрели. Сейчас зарядимся и пойдем, проверим, - отвечал я, хотя под «зарядимся» имел в виду совсем не сети.
   Серега между тем уже собрал ружье и доставал из рюкзака патроны. Саныч увидел это.
   - Вы что, пострелять решили. Правильно, - и тоже потянулся за своим карабином, потом, слегка покачиваясь, секунду подумал и махнул рукой. – Не - е - е…, я завтра постреляю… Борщ надо доварить. Пошли лучше выпьем.
   Я, основательно вымокший и чувствовавший себя не совсем комфортно, не отказался. Сергей и подошедший Миша поддержали компанию. Что касается Сани, то он от выпивки вообще никогда не отказывается. У него даже поговорка для этого случая есть:
   - Я как … Васин, на все согласен.
   Кто такой этот Васин мы и не уточняли.

   К мотору теперь сел я. Серега, с самого начала натянувший мою зеленую непромокаемую куртку, с ружьем в руках, устроился на носу. Выйдя на чистую воду, я со злорадством повернул рукоятку газа до отказа, и лодка, взревев, сразу зарылась носом в волну. Сереге досталась изрядная порция брызг, на что он только поморщился, но ничего не сказал. Пусть побудет в моей шкуре.
   Поблизости лысух уже не было, да нам и надо было отойти от лагеря подальше. Через полкилометра в камыши бросился первый табунок штук в пятнадцать, а чуть позже впереди нас над самой водой потянула пара куриц, отрезаемая мной от берега. Серега был тяжелее меня, лодка зарывалась и скорость была не очень большой. Пропустив улепетывающих птиц, мы внесли коррективы в наши позиции: Сергей сел на лавку, нос лодки сразу приподнялся, а скорость возросла.
   Мы отошли от лагеря уже километра на два, а от базы и того дальше, поэтому очередной табун, когда я выскочил из-за камыша в довольно закрытую бухту, понес первые потери.
   - Правь прямо на них, - закричал Сергей, не поворачиваясь ко мне и поднимая ружье.
   Лысухи, шлепая крыльями и оставляя пенные следы на воде, чуть приподнявшись, бросились к заветному укрытию. Те, что были подальше от камыша, встали на крыло. Одну из таких запоздавших Сергей спокойно, взяв упреждение, выцелил как в тире, и нажал на курок. Приглушенный окружаемым камышом выстрел; лысуха, распластав крылья, с негромким шлепком падает и даже не пытается ни нырнуть, ни крылом дернуть. Отличный выстрел!
   Вторую Водяной взял еще красивее на открытой воде. Мне удалось отрезать от камыша нескольких летящих птиц и пойти параллельно с ними. Эти летели выше, и падение подстреленной  лысухи было намного эффектнее. Правда, достали из воды ее только с третьей попытки, да и то когда Сергей взял лежащий в лодке подсак и зачерпнул курицу, как какого-нибудь сазана. Первые две попытки оказались неудачными – я постоянно проскакивал мимо, хотя, вроде, и скорость сбрасывал, и правил прямо на покачивающуюся на воде добычу. Лысуха оказывалась то под лодкой, то в стороне, где дотянуться до нее рукой было невозможно.
   Парой куриц, как я и предполагал в начале охоты, дело не ограничилось. Увидев, что я разворачиваю лодку, после того как меткий стрелок подобрал добычу, тот прямо взвился:
   - Доктор, да ты что! Давай еще хоть одну шлепнем! Кого тут из двух штук сваришь? Даже по ноге каждому не достанется, - причитал он.
Нас действительно было пятеро, да я и понимал, что дело не в супе - уж очень ему хотелось пострелять.
   Какой либо опасности по сторонам не наблюдалось. Ни моторок, ни рыбаков рядом, ни криков с берега или из камыша – все тихо. Да, скорее всего, наши выстрелы действительно никто не слышал - место закрытое, ветер дует от берега, и я опять развернул «Фрегат».
   Лысухи учились, похоже, очень быстро. Ближайшие минут десять мы видели их уже ныряющих в траву или следы на воде, после того, как они, услыхав наш мотор, успевали спрятаться. И только отойдя еще на километр, миновав два или три поворота, из-за которых увидеть нас было никак невозможно, мы смогли подойти на выстрел к очередному табунку.
   И тут Серега промазал. Вернее первой у него была осечка, а из второго ствола он бил, торопясь, боялся, что лысуха уйдет в камыши, до которых было всего ничего. Вот и промазал.
   Пришлось плыть дальше, еще за два поворота. Сергей, ворча на свою неудавшуюся судьбу, плохо сложившиеся звезды и еще черт знает на что, рассматривал осечечный патрон, но не выбросил его, а переложил в другой ствол и закрыл ружье. Решил еще раз испытать судьбу.
   Третью курицу он взял на воде. Лысуха, оказавшаяся на удивление крепкой на выстрел, распластавшись, стала уходить в камыши, хотя было видно, что зацепило ее крепко – шла она как-то боком, одно крыло торчало в сторону, вторым она пыталась помочь себе, но в этот раз патрон не подвел. Дробь накрыла ее, и лысуха безвольно закачалась на волнах. Подняли добычу с первого раза, даже подсак не понадобился.

   Больше Сергей о продолжении охоты не заикался, и мы потихоньку пошли домой. Только минут через двадцать поняли, как далеко заплыли. Одни заросли камыша сменялись другими, мелькали заводи, бухточки с уже вновь появившимися лысухами, а лагеря видно все не было. Еще минут через десять увидели бутылку – поплавок на нашей крайней сети и решили проверить поставленную второй перетягу.
   Всю добычу составили два небольших судачка да четыре вполне приличных карася. Полагая, что в перетяге, которую поставили раньше, рыбы будет больше, мы решили проверить и ее. Но на наше удивленье рыбы в ней не было вообще, если не считать одного, очевидно заблудившегося, карася. Даже не проверив сети до конца, теша себя надеждой, что ночь покажет – рыбы будет «пресс», мы вернулись на берег.

   Борщ уже был готов и даже стоял посреди стола. Запах от него исходил очень приятный. На столе все было прибрано, аккуратно расставлено. Видно, что нас здесь ждали – четыре капроновые рюмочки симметрично разместились по углам, а пятая в гордом одиночестве заняла место посередине, рядом с кастрюлей.
   Ужин затянулся. За первой тарелкой последовала вторая, потом чай, а кое-кто выхлебал и по третьей. Борщ был действительно не плох, а проснувшийся голод только подчеркивал его прелести. Может быть, Саныч просто скрывал свои кулинарные таланты? Но даже после этого, когда наполненные желудки должны были располагать к покою, непонятно почему, всем вдруг до смерти захотелось утиной лапши.
   Спрятанные в кустах подстреленные лысухи были торжественно извлечены на свет, ошкурены, выпотрошены и поставлены в большой кастрюле на огонь. Куриц мы не щипали, дабы не демаскировать состоявшееся браконьерство, а просто стянули с них шкуры с перьями целиком, что было намного быстрее, и сожгли на костре. Запах тлеющих перьев, лап, голов и мокрых внутренностей был настолько мерзок, что мог распугать все живое вокруг, но мы мужественно выдержали и это испытание, правда, пришлось принимать антидот, чтобы не отравиться. Удивительно, но даже от мокрых кишок, не говоря уж о перьях, не осталось и следа.
   Когда мясо по нашим понятиям было готово, в бульон бросили пару горсточек лапши, решив не связываться с картошкой. Скорее всего, всем было просто лень чистить ее, да и мяса хотелось попробовать поскорее. Еще бы, этого мы ждали целый год!
   Нежное, хорошо проваренное мясо, отставало от костей и, казалось, таяло во рту. Вкус, как говорил Райкин – «спецефицеский». Бульон тоже был хорош, ничуть не уступал сваренному борщу, и, хотя есть уже не хотелось, по тарелочке лапши выхлебали с удовольствием.
   Первым от стола отвалил Саныч. Снял шапку, вытер ею свою вспотевшую лысину (в свои сорок семь он был уже лысоват, но это его ничуть не портило), и тяжело вздохнул:
   - Уф-ф… Давненько я так не едал…
   - Год, Саныч! Год! – радостно поддержал его Саня, расстегивая ремень на штанах, который он непредусмотрительно затянул перед ужином, но, не выпуская из руки сваренный желудок, «пупок», как он называл его. До «пупков» Саня был большой охотник, и эту его страсть знали все.
   Я, вслед за Мишей тоже пересел к костерку, почувствовав, что съеденная даже одна ложка лапши может привести меня к летальному исходу – я просто лопну.  И только раскрасневшийся Серега молча продолжал глодать куриные косточки, периодически отирая пот и икая.
   - Серьга, ну ведь не лезет, - пытался остановить его Саня, на что Сергей только отмахнулся.
   - Завтра такого вкуса не будет. Ешьте, пока горячее, - призывал он нас, вылавливая последние кусочки мяса из кастрюли.
   Я попытался зайти с другой стороны:
   - Смотри, Водяной, чем больше куриного мяса съешь, тем больше шансов птичьим гриппом заболеть. Лысуха ведь тоже курица, пусть и болотная.
   Но тот даже ухом не повел. Удивительно, но про смертельную инфекцию, мы даже не вспоминали. Когда стреляли, потрошили, варили и ели вероятных разносчиков этой заразы, даже не думали о ней, и только сейчас вскользь упомянули, да тут же и забыли.

   Темнота уже спустилась на землю, ветер стих. Костер горел тем синим тихим пламенем, каким может гореть только уголь в безветренную погоду. Горящие дрова потрескивают и периодически стреляют, угольки вылетают из костра, шипят, падая на мокрую траву, и медленно гаснут. А уголь стреляет только в самом начале, когда разгорается. Сейчас же он светил ровным синим пламенем, каким обычно горит газ, и было удивительно тихо.
   Небо над нами затянуло сплошными синими тучами и только над противоположным берегом, прямо напротив, был небольшой еще светлый прогал по всему горизонту. Там стояла полная круглая луна, и яркая дорожка от нее  бежала к нам по воде между камышами. Ветра не было, стоял полный штиль, и в этой тишине отчетливо слышались всплески карасей в садке, которых мы туда запустили. Да чуть дальше в сторону мыса, где вечером наблюдали кормившуюся стаю крупных крякашей, раздавалось острожное покрякивание. Уткам, наверное, тоже не хотелось нарушать эту удивительную тишину.
   Посидев с полчаса, Серега и Миша засобирались на базу, спать. Саня, который очень любил вечерние посиделки у костра и, очевидно, не желающий идти на базу один, пытался задержать их, пускался на разные ухищрения: то предлагал еще выпить водочки, то чайку, то стал переобуваться, затягивая время, но безуспешно. Серега, руливший всю предшествующую ночь, клевал носом, а Миша, наверное, не хотел расставаться с родственником. Край луны уже спрятался за все расширяющиеся тучи, но дорогу рассмотреть было можно и ребята, захватив спальники, отправились на ночлег.
   Винт заявил, что подойдет в вагончик позже и зашебуршился в прицепе, подсвечивая себе новым шахтерским фонарем, который он впервые взял на рыбалку. Что он там искал – непонятно, там оставались одни сети, да Саныч бросил туда упаковку с пивом, чтобы не мешалась под ногами.
   Мы, подбросив уголька в костер и накрыв оставшиеся продукты на столе пустыми тарелками, забрались в автобус и уверенные в том, что Саня сейчас тоже отправиться на ночлег, задремали. Бояться здесь было некого, лодку с мотором на всякий случай подтянули к автобусу, ружья с нами… все, спим…

   Проснулся я от скрипа открываемой двери да холодного ночного воздуха. В свете луны, уже прячущейся за облаками, в проеме стоял Саня, клацающий зубами.
   - Шура, ты чего спать не идешь? – пробормотал я, сначала не поняв в чем дело, и повернулся спиной к нему, натягивая одеяло – ночи стояли холодные, несмотря на то, что день был тихим и теплым.
   - Какой на хрен спать, - как-то неопределенно заявил Саня, вытаскивая у меня из-под головы свой рюкзак. – Рыбу я ловил…в проруби, - Винт, наверное, вспомнил «Джентльменов удачи». - Вон, еле лодку до берега допер. Жалко фонарь утопил, насос…и весло потерял…, - голос его становился все тише и тише.
   Ничего не поняв из Саниных слов, я прогнал остатки сна и уставился на него. Винт прыгал на одной ноге, стараясь стащить с другой сапог, из которого при каждом прыжке раздавалось зловещее бульканье и хлюпанье. С фуфайки его ручьями стекала вода, а мокрые брюки прилипли к ногам, делая их похожими на две тонкие неровные жердины. Я вытаращил глаза:
   - Шура, ты чего? Купался что ли?
   - Естественно! – перестав на секунду прыгать, гордо заявил тот. - Ты что, мое хобби не знаешь? – Винту с трудом удалось стащить один сапог, и он с остервенением принялся за другой, прыгая по земле босой ногой. Носок остался в снятом сапоге.

   Такое «хобби» у Саньки действительно было. Все последние годы практически в каждую рыбалку Винт купался, причем в одежде. Проще говоря, выпадал из лодки, ставя или проверяя сети, но пока это заканчивалось для него более-менее благополучно, если не считать жестоких болей в спине, которые появлялись позднее, уже после приезда домой. Их наш страдалец связывал с перенесенным когда-то переломом позвоночника, но никак не с холодными ваннами. Зимой лечился у невропатолога, а осенью все повторялось до мелочей. Благо, что нам в последнее время все же удалось уговорить его натягивать спасательный жилет. Раньше он этого не признавал, бурчал, что с жилетом утонет быстрее, поскольку тот цепляется за ячейки сети, и в любую погоду плавал без него. Правда, и сейчас его жилет был больше похож на детский – четыре небольшие поролоновые пластины, стянутые тоненькими желтенькими лямочками, как на детском купальнике - и натягивал его Винт больше для проформы. Уговорить же его на один из наших, «взрослых» жилетов с нормальными застежками и молнией, было уже невозможно.

   Оказывается, пока мы с Водяным ставили сети да охотились, Саня, накачав своего «Нырка», растянул вдоль камыша недалеко от берега небольшую «тридцаточную» перетягу на сорожку да окуня. С вечера хотел проверить ее, но Саныч  с Мишей его отговорили, посчитав, что затяжелевший Винт с этой задачей не справится.
   Категорически несогласный с этим хитрый Винт, дождавшись, когда все разойдутся, поплыл один и, естественно, следуя традиции, выпал из лодки, утопил новый фонарь, насос и потерял где-то в камышах весло. Лодку к берегу притянул как бурлак – за бечевку, благо воды в месте купания было по грудь.
   Стянув непослушные сапоги, Саня принялся за фуфайку, а потом и брюки. Еще через пять минут он остался практически «в чем мать родила», если не считать наполовину мокрой тельняшки. Из рюкзака были извлечены ватные штаны, натянутые на голое тело, шерстяные носки, а вот со свитером, который Саня пытался тоже отыскать, получилась накладка – тот не находился. Моя запасная толстовка, которую я с трудом уговорил Винта надеть вместо сырой тельняшки, доставала ему только до пупа, но в ней все же было теплее. Естественно, что после ночного купания, ни о каком вагончике речи идти не могло - не бежать же босиком полкилометра до базы. Саня остался с нами и, потеснив меня, пристроился рядом. Что касается Саныча, тот даже не проснулся и был очень удивлен, когда утром обнаружил спящего Саньку рядом с собой. Я к тому времени поднялся, разбуженный богатырским храпом и занялся хозяйственными делами.

   Тихую ночь сменило ветреное утро. Ветер был не сильный, но холодный, так, что пришлось доставать шубу, зимнюю шапку да разжигать с помощью солярки затухший костер. На ветру уголь разгорается быстро. Не прошло и пяти минут, а пламя уже шумело. Вскоре к нему присоединился и шум закипающего чайника. Саныч, выпрыгнув из автобуса как черт из табакерки и сбегав за ближайшие кусты, снова отправился спать, а проснувшийся Санька развешивал у огня мокрые штаны, фуфайку и тельняшку. Для этого ему пришлось вбить в землю несколько кольев, захваченных из дома, да натянуть пару веревок. Центральное место в этой живописной композиции заняли цветные Винтовские трусы, напоминающие рисунком пачку рассыпанных долларов. Они сразу весело заплескались на ветру, и казалось, что серо-зеленые бумажки вот-вот разлетятся. Вывернутые сапоги заняли место на двух маленьких колышках, вбитых ближе к огню. Сам же Винт пока щеголял в стоптанных полуботинках - шерстяные носки не позволяли полностью натянуть их.
   Когда подошли прекрасно выспавшиеся Сергей с Мишей, да продравший глаза Саныч вылез из автобуса, на столе уже стояла разопревшая гречневая каша, и от налитого в кружки чая шел пар. Саня, боявшийся простуды после ночного купания и спрятавшийся в прорезиненную рыбацкую робу, потянулся, было за бутылкой, стоявшей под столом, куда мы, опасаясь дождя, попрятали половину припасов, но Миша остановил его. Из своей сумки он достал большую капроновую бутыль, а из прицепа баклажку той самой «чистейшей», как было написано на этикетке, родниковой воды.
   - Сейчас, мужики, я вас спиртом полечу, – гордо заявил Михаил. –  Девяносто с лишним градусов! Всех микробов убивает! Какой, на хрен, птичий грипп устоит?! Да и простуда тоже… - и принялся осторожно разливать спирт в капроновые стаканчики, из которых мы пили водку.
   Спирт наполовину развели родниковой водой - именно для этого Миша и брал ее, и выпили за здоровье Винта. Спирт был приятным на вкус, пился легко  и заслужил всеобщее одобрение.
   Пока завтракали, одежда Винта просохла.
   Для того чтобы продолжать рыбалку ему больше не нужно было ничего. Сыт, обут, одет, слегка пьян – спирт был очень хорош – и Шура, прихватив «Фрегатовские» весла, пока мы еще копошились за столом, отправился на поиски своей потери. Он надеялся найти хотя бы утраченное весло, которое утонуть никак не могло. Но в этот раз ему повезло, нашел не только весло, но и застрявший среди камыша насос. А вот новый фонарь покоился на дне. Летом, наверное, найти его не предоставляло бы труда – ходи по дну и шаркай босыми ногами, пока не наткнешься, тем более что ориентир – натянутая сеть – был. Сейчас, только – только просохший и согревшийся  Саня не рискнул, было холодно.
   - Ничего, на следующий год поищем, - вернувшись на берег, решительно заявил он.
   И тут же, увидев, что я натягиваю гидру:
   - А ты, Доктор, куда собрался? Ты вчера и порыбачил и поохотился, дай другим…
   - Ты, Винтяра, тоже вчера нарыбачился, - расхохотался Саныч, а вслед за ним и Мишка с Сергеем. – Вон, до сих пор караси из карманов торчат.
Раздосадованный Саня, по инерции сунувший руку в карман фуфайки – неужели, правда, караси? - только молча махнул рукой, повернулся и направился к «Фрегату», который, пока он плавал, мы подтащили к воде. Сергей, натянув жилет, направился за ним.

   Солнце, периодически выкатываясь из-за разбросанных облаков, стало немного пригревать. Пришлось менять шубу на «Аляску», а кроличью шапку на спортивную шапочку. Ветер, трепавший камыш, сменил направление и гнал волны уже к нашему берегу. Благодаря ему, мы отчетливо слышали бурчание Саньки, хотя рыбаки были уже на сетях почти в километре от берега. Судя по его репликам, рыбы было не много. Хотя, что такое «много рыбы» для Винта, я не знаю. На любой вопрос: «Как рыбалка?», - Саня даже при самом удачном раскладе только отмахнется:
   - Так, поймали немного…, - и тут же добавит, - в этой луже рыбы нет.
   Чтобы скрасить свое бесцельное пребывание на берегу, мы распахнули все двери в автобусе и включили магнитофон на полную громкость. Из всех динамиков, а их в автобусе четыре, грянуло: - «… А оперу с Петровки таких любить присяга не велит...»
   Хриплый голос Александра Кальянова услышали, наверное, не только наши друзья на воде, но и соседи по берегу, ночующие возле базы. А из камыша у самого острия мыса с шумом вылетела стая напуганных крякашей и тут же исчезла за пригорком, подалась в другой рукав озера.
   Я аккомпанировал Кальянову, изображая ударную установку из пустых бутылок, тарелок и пары ложек.
   Саныч внес свою лепту в эту какофонию звуков. Увидев пролетающую над берегом чайку, он, не долго думая, схватил уже собранный «карамультук» - так он любовно называл свой карабин «Сайга», и одним выстрелом заставил ее изменить траекторию полета. О близости базы налоговый инспектор, похоже, уже не думал и никого не боялся. Чайка шлепнулась чуть ли не в костер, а Саныч, растянув ее крылья, изображал танец дикаря и хвастался удачным выстрелом. Весело!

   Под эту грохот Миша начал собирать свои вещи. Сегодня после обеда возле поворота с трассы на Здвинск его будут ждать друзья, с кем он и встретит открытие охотничьего сезона. С нами он поехал просто, чтобы утрясти все формальности и ему это блестяще удалось. Мы на берегу, рыбачим и уже немного охотимся, хотя до открытия еще почти сутки. Сам же он поедет дальше, где охота, как ему обещали, будет намного интереснее, чем на Чанах.
   Вещей у Миши не много – сумка, ружье да бутыль с родниковой водой - собрался он быстро, и мы, подуставшие от импровизированного концерта, уселись у костерка, поджидать рыбаков. Те вернулись  через час. Судя по тому, как долго они бросали рыбу в садок, на Санькины бурчанья, что «…в этой луже рыбы нет», можно было не обращать внимания. Не подходя к берегу, после того, как избавились от улова, ребята снова ушли на воду и сняли большую перетягу. Мешок с мокрыми сетями Саня с трудом выволок на берег и притащил в лагерь.
   - Разбирайте ваш километр, - с ехидством произнес он и, прихватив свежих сетей, заряженных накануне, снова подался к лодке, где его ждал Сергей.
   Саныч вытряхнул огромный капроновый клубок на приготовленный кусок полиэтилена, и мы увидели, что сети действительно забило травой. Правда свернуть их «в веревку», как бывало раньше, не свернуло, а это значит, что сети легко можно будет перетрясти, почистить и снова поставить.
   После самой первой рыбалки на Чанах, когда мы по неопытности выставили сразу практически все сети и через двое суток остались с грудой свернутых «веревок», тактика наша поменялась. У нас всегда оставался какой-то резерв из новых или из использованных, но очищенных сетей. Особенно за это ратовал Саня. Он был сторонником, что ставить надо небольшие перетяги метров по двести – триста, которые в случае необходимости легко можно будет поменять. Здесь он конечно прав, но только если сети быстро забивает, если же ветра и травы нет, лучше, на мой взгляд, ставить длинные концы - возни с ними меньше, а работать сети будут больше.
   Саныч был любителем перебирать и чистить сети. Со своей неторопливостью и основательностью (таким, наверное, и должен быть налоговый инспектор)  он доводил меня иногда до белого каления. Раза два мне приходилось с ним разбирать запутавшиеся сети на воде. Бывает, попадется такой узел после ускользнувшего хвоста, что кажется никакими способами, кроме ножа его невозможно распутать и я бы, в конце концов, так и сделал – сети на то и сети, чтобы рваться, но Саныч не таков. Он будет сидеть хоть час, хоть два, но узел распутает. Мало того, увидев, что сеть опять начинает скручиваться, он достанет из рыбацкого ящика несколько гаек и начнет крепить их по низу сети. А ведь каждую гаечку надо привязать, веревочку отрезать. Я начинаю кипеть, а Саныч, не обращая на это никакого внимания, спокойно продолжает делать свое дело, да еще примется комментировать свои действия.
   - Вот это мы сюда, а здесь потянем… Так… Ну-ка, Доктор, подержи вот здесь, чтобы не скручивалось. Теперь сюда… Нет, лучше сюда…, - и все в таком же роде.
   В душе я понимаю, что он прав, но мне жалко времени - так много интересного вокруг, так много еще надо сделать, а тут сиди, жди, из лодки ведь не выпрыгнешь. Хорошо, что в последнее время мы приспособили для крепления по низу сетей, чтобы их не скручивало распиленные звенья мощной цепи. Они легко крепятся и так же легко снимаются. Это мы подсмотрели здесь же на озере и быстро взяли неплохой метод себе на вооружение.
   Метрах в пятнадцати от автобуса в землю вбили кол, приготовленный для садка, но не пригодившийся, укрепили его веревочной противотягой и растянули начало сети изрядно захламленное травой и коричневыми длинными водорослями от автобуса до кола. Саныч с видимым удовольствием принялся выбирать озерный мусор, я с неохотой стал ему помогать. По мере очищения конец сети сразу убирали в мешок, а траву и водоросли сметали в костер, где они шипели, издавая неприятный запах. Какое-никакое, а развлечение.
   Долго заниматься подобной работой я не мог, мне хватало этого в гараже, когда после рыбалки трясешь сети дома. Представьте – одному перетрясти и «зарядить» почти два километра сетей, как же тут не надоест. Поэтому уже через полчаса я занялся приборкой на столе и в автобусе. Вскоре показались и рыбаки. Опять побросали рыбу, которой тоже оказалось не мало, из второй перетяги в садок, а нескольких судачков и сазанчиков все же прихватили в лагерь. Будем делать судака  в масле – «хе», как называет это блюдо Водяной, да варить уху. Какая же рыбалка без ухи?!

   Ухой обещал заняться Саня, а готовить судака взялся Сергей. Если Жека обычно готовил судака в масле, нарезая его кусками вместе с кожей, иногда даже не чистя, то Серега показал совсем другой способ. Вырезав плавники и надрезав кожу рыбины сразу за головой, он плоскогубцами стащил ее вместе с чешуей наподобие разрезанного чулка и повесил кожаный лоскут тут же на ветку дерева, где он очень красиво смотрелся. Винт все шутил:
   - Во, тапочки пошьем, как у Чингачгука…, - очевидно он имел в виду мокасины.
   Вскоре рядом с одним лоскутом забелел второй, потом третий – судаки были не очень большими.
   Чистое мясо повар нарезал небольшими кусочками, как на гуляш, проследив, чтобы в приготовленный продукт не попала ни одна косточка, и загрузил все в приготовленную трехлитровую банку, пересыпав солью и перцем, добавил несколько лавровых листиков, но маслом заливать не спешил.
   - Пусть просолится сначала, а потом уж масла добавим, - объяснил он, когда мы с Санычем попытались продемонстрировать свои кулинарные познания и подсказать ему, после чего спрятал банку в тень под машину. Банка была заполнена на две трети. Лучше будет это блюдо или нет, чем то, что готовил Жека, предстояло оценить только завтра.

   Перед отъездом Миши пообедали приготовленной на скорую руку ухой, которая все равно отличалась отменным вкусом, как, наверное, и все, что готовится на свежем воздухе и костре. На прощанье выпили еще по рюмочке спирта с родниковой водой. После длительных объятий и заверений в совершеннейшем нашем уважении Миша отправился к месту встречи, которое, к сожалению, изменить было нельзя. Чтобы мы вспоминали его добрым словом, он отлил еще четверть от своего девяносто шести градусного запаса, не пожалел и родниковой воды:
   - От простой вкус не тот, проверено, - заявил Миша и уселся в автобус, откуда уже нетерпеливо сигналил Водяной.
   На обратном пути Серега должен заехать в деревню, где у местного егеря по нашим расчетам уже должны лежать билеты с лицензиями и путевками. После открытия все равно кто-то приедет проверять документы и оружие, это ясно. Так что лучше не рисковать.

   Саныч продолжал распутывать и чистить сети, я периодически ему помогал. Саня, прибравшись на столе и помыв посуду – до этого он тоже был большой охотник, как Саныч до чистки сетей, отправился на своем «Нырке» проверять злосчастную «тридцатку», ставшую причиной его ночного купания. Мы пытались его убедить, что в купании виноват он сам, но упертый Саня винил только жилет и сеть, за которую неудачно зацепился, сам он, конечно, «был в порядке».
   «Винт пошел не по резьбе», - говорил в таких случаях Саныч.
   Саня привез вполне прилично сорожки и окуня. Улов прямо на берегу засолили в капроновой бочке, которую решили в тень не прятать, тем более что тени просто негде было взять - погода становилась все пасмурнее и пасмурнее. Небо большей частью стало серым, а воздух насыщенно влажным, солнечный диск только угадывался за этой хмарью. Похоже, что впереди нас ждал дождь, но к этому мы относились с философским спокойствием – дождь так дождь. Как говорил Михаил Евдокимов – судьба…

   Серега появился, когда день уже далеко перевалил на вторую половину. Мишу он доставил точно к месту пересадки – друзья уже ждали его, здесь было все в порядке, а вот с охотничьими билетами и лицензиями получилась накладка. Из трех билетов он привез только два – свой и Саныча. Мой, естественно, остался в обществе. Как Саньке «везет» на рыбалке на болезни и купанье, так мне «везет» на неудачи на охоте: то патроны забуду, как на Каргате, то ружье утоплю, потом пол дня очищаю от ржавчины, как на Кунгуре, то его заклинит, так что приходиться разбирать до последнего винтика, как на Томи, теперь вот без билета на Чанах остался. Замечательно! Хорошо хоть разрешение на оружие при себе, а то так и ствола лишиться можно – попробуй, докажи инспекторам, что твой билет и разрешение остались в обществе.

   А дело было так. Серега, договорившись с секретаршей, оставил наши билеты и шестьсот рублей денег, посчитав, что этой суммы с избытком хватит на три лицензии и три разовых путевки, сезонные нам были не нужны. Молоденькая секретарша – наша знакомая Света, к тому времени там уже не работала, в спешке (работы перед открытием сезона действительно было много), очевидно забыла о его просьбе и выписала две лицензии и две сезонных путевки, на которые едва – едва хватило оставленной суммы. Я в число счастливчиков не попал. Что тут скажешь? Только одно - судьба… Моему ружью предстояло покоиться в чехле под сиденьем и не показывать носа. Как назло патронов я взял в этот раз сотни три, что для меня было очень много. С помощью Миши мы с Сергеем приобрели на двоих ящик пятерки на оборонном заводе, естественно, дешевле, чем в магазине и готовы были значительную часть его расстрелять здесь. Серега виновато оправдывался, но его винить было никак нельзя. Да мне это и в голову бы не пришло. Все равно постреляю, друзья в беде не оставят, не в первый раз – калибр у нас один. На Каргате патронов одолжили, теперь вот ружье.
   Было все же одно светлое пятно в Серегином приезде, о котором он заявил в конце своего рассказа. Забрав билеты и лицензии у местного егеря, он заскочил в магазин в деревне и существенно пополнил наши значительно оскудевшие продовольственные запасы. Пять аккуратненьких поллитровок, выстроившиеся в рядок на столе, скрасили горечь неудачи.

   Проверять сети перед ночью отправились снова Винт с Водяным. Серега заявил, что новые поставленные сети сам не найдет – рулил туда, куда говорил Санька. А тот, следуя своим принципам, выставил три небольших перетяги в разных местах. Так, что за целый день ни я, ни Саныч на воде не были. Ничего, завтра наш день будет, охотничий.
   Вечером Серега и Саня ушли ночевать на базу, мы с Санычем, посидев у костра и послушав тишину, спокойно разместились в автобусе. Никто не храпел, так что выспались от души.

   Утро было вполне терпимым. Грозивший дождь так и не родился, холодный ветерок и не яркое солнце были встречены нами с одобрением. Вставать рано и прятаться в скрадки не имело смысла – утки на воде было мало, а лысуха в каждом заливчике. Так что с мотором охота на нее превращалась в развлечение и удовольствие, чего, собственно, и ждешь от охоты.
   Серега и Саня пришли недовольные, не выспавшиеся. На охоту прибыла еще одна шумная компания, которая тоже разместилась в вагончике «экипажа», заняв свободные места. Печь там натопили так жарко, что спать было просто невозможно. Да еще шумное застолье, сигаретный дым долго не давали уснуть нашим друзьям. Саня так вообще заявил, что лучше у костра будет спать, чем пойдет еще раз в такой бедлам. А это, как подтвердилось в дальнейшем, действительно, в его стиле, он слов на ветер не бросает.
   Позавтракали остатками каши, ухи, попили горячего чаю и вполне довольные и жизнью и погодой занялись делами. Серега, заправив маслом просолившегося судака, повез Саныча на охоту. Решили, что втроем на лодке приличную скорость не разовьешь, и правильно. Я уже на воде был, а Саныч еще нет, вот он и отправится. Я могу скататься попозже. Сергей же, очевидно, чувствовавший свою вину, вообще о собственной стрельбе не заикался, только отмахивался:
   - Еще настреляюсь. Тут косить, не перекосить…
   Минут через пять после отъезда раздались первые выстрелы. Сразу было понятно, что «косит» из своего карабина Саныч – серии из трех – четырех выстрелов следовали одна за другой - или набьет лысухи не меряно, или без патронов останется. Вскоре выстрелы стали различаться уже с трудом – парни ушли далеко, в сторону Больших Чанов. Со стороны базы тоже раздавались выстрелы, но единичные. Наверное, не все прибывшие на базу охотники смогли подняться после ночного застолья.

   Я продолжил разбирать сети, которых оставалось уже меньше половины, а Саня принялся готовить себе лежбище. Он всерьез решил ночевать у костра. Колья, на которых он сушил одежду немного переставил и натянул на них сбоку тент от прицепа. Получилась вполне прочная стена, закрывающая от ветра. Потом, забрав у меня полиэтилен, на котором чистили сети, чтобы не цеплять траву, прикрыл им свой «дом» сверху и сзади, прикрутив крышу веревками. Получилась вполне приличная, прикрытая с трех сторон от дождя и ветра, избушка с прозрачной крышей, где Саня настелил травы и веток, а на них бросил спасательный жилет. Потом довольный улегся на новую постель и наслаждался теплом костра, потягивая крепко заваренный чаек. Он отдавал предпочтенье «Липтону» в пакетиках, которого брал на рыбалку несколько упаковок.
   Прислушавшись к совету Сани, я разделил большую перетягу на две и «зарядил» их в разные мешки. Сегодня надо будет выставить еще сетей, «ловить момент», - как говорил Водяной. Решили поставить их в горловине, в месте выхода Малых Чанов  в Большие. Это хорошее местечко мы с Сергеем подсмотрели, когда уходили за лысухами в первый день.
   Охотнички, проверив выставленные сети, вернулись часа через два. Улов был так себе, и это еще больше укрепило нас в мысли, что ставить сети надо в другом месте. Два года назад, когда мы стояли на Колояре рядом с рыбаками из Нового городка (так называется один из поселков Белово), те уходили на моторе, как они называли  «в горловину» и привозили рыбы вполне прилично. Ну а нам-то что мешает? Мотор у нас намного мощнее, чем был у наших соседей. Где эта «горловина» теперь мы знаем. Итак, решено!
   Охота для Саныча оказалась вполне удачной. Расстреляв всего около полусотни патронов, он добыл восемь лысух, которых торжественно, взяв за лапы, но с некоторым усильем на вытянутой руке, так, что крылья свисали со всех сторон, принес в лагерь. Лысухи были большие, жирные и Саньке сразу захотелось из них что-нибудь сварить. Да и время подходило к обеду. Решили потушить куриных «пупков» с капустой, которой у нас оставалось еще много после приготовления борща Санычем в первый день.   

   Саня крошил капусту, Серега возился с лодкой, разводил масло, подливал бензин. Словом, все были при делах.
   Тушить капусту решили в большой латунной сковороде, которую Саня приобрел неведомо где, и постоянно возил с собой на рыбалку. Сковорода была по настоящему глубокой, с толстой деревянной ручкой, и такой огромной, что покрошенные куриные «пупки» от восьми лысух едва закрывали дно. Усмотрев в этом некое несоответствие объемов, добавили сюда же несколько куриных ножек. Теперь мяса было вполне достаточно. Сковороду торжественно водрузили на огонь, сами же присели к столу, закусить.
   Чтобы разогреть аппетит перед ожидаемым обедом решили побаловаться аперитивом, в качестве которого выступило красное вино в оригинальной бутылке с рельефными глиняными выступами – «Марло». Его взял Саня, как он сам говорил: – «…для разнообразия». Аппетит разогрелся, а мясо еще тушилось, и до готовности блюда было далеко.  Во время вспомнили о судаке, который наверняка должен быть готов и торжественно водрузили банку с деликатесом на середину стола. Преимущество его перед тем, что готовил Жека, было в том, что судака, приготовленного Водяным, можно было есть, черпая ложками и не марая рук. А вкус оказался примерно одинаковым, то есть – отменным.
   Закусывать «дамское» вино соленым судаком было, по нашему мнению, кощунством. Решили перейти на так привычную нам водочку. Здесь все стало на свои места, попали в «десятку». Саня периодически отвлекался, помешивал мясо в сковороде, а запах оттуда шел такой приятный, что все, истекая слюнками, торопили повара. Но тот, настоящий садист, как и Водяной при готовке своего «хе», не спешил. Наконец загружена капуста, морковка, лук… Бигус посолили… Вот и сковорода водружена на стол…

   Да-а-а… Такого блюда не попробуешь даже в шикарном столичном ресторане. Описать его невозможно, скажу только одно – очень вкусно! Очень! Что удивительно, налегали все почему-то на капусту, а когда та подошла к концу, принялись за куриные «пупки» да ноги. Сковороду, которой дома хватило бы человек на десять, умяли в худшем случае за полчаса. Да еще отругали Саньку, что мало приготовил.
   - Вот и делай после этого добро людям, - горестно вздыхал расстроенный повар.
   Сидеть рядом с костром после Винтовского «строительства» стало сложнее. Пока полиэтиленовой избушки не было, тянувший ветерок гнал дым и угольную гарь в одну сторону, так что место у огонька можно было выбрать по вкусу. Сейчас же угадать, куда пойдет очередная порция дыма, особенно после того, как уголь только что подбросили, было сложно. Дым крутил то в одну сторону, то в другую, щипал глаза и драл горло. Приходилось, зажмурившись и кашляя, вскакивать и перебираться на новое место или садиться подальше от костра, что, в конце концов, мы и стали делать – ветра-то теперь здесь не было.
   Спустя полчаса мы с Сергеем, прихватив пару мешков с сетями да его двустволку, отправились в горловину. Серега сидел у руля, я же на носу держал в руках ружье. Первую свою лысуху в этом сезоне я подстрелил, как и Сергей в заводи, из которой напуганные нашим появлением курицы не успели убраться. Взял небольшое упреждение и спокойно нажал на курок, словно знал, что не промахнусь. Сергей управлялся с мотором все же лучше меня, да и затончики, заводи знал уже лучше – бывал-то здесь чаще, поэтому успевал подсказать: «Приготовься, здесь сейчас будут…». И точно, не успевал я поднять ружье, как после резкого поворота, передо мной оказывалось, по меньшей мере, с десяток сизо-черных куриц. Стреляй – не хочу! Четырьмя выстрелами я подстрелил двух штук, дальше дела пошли хуже. Вместо пятого, когда лысуха была уже, можно сказать, в кармане, осечка. Вместо шестого - тоже.
   Патроны для этой охоты я взял большей частью самозарядные, а не покупные, которым отдавали предпочтенье и Саныч и Сергей, да и все в нашей компании. Мне же доставлял удовольствие сам процесс зарядки патронов, поэтому у меня встречались приготовленные еще лет пять – шесть назад. Не успел расстрелять за сезон, сунул в сейф, забыл. На следующий год зарядил еще. Так и продолжалось. В этот же раз я твердо решил расстрелять все старые, а среди них, как выяснилось, попадались гильзы и с заглубленным от частого применения капсюлем. Бойка Серегиного ружья здесь явно не хватало, ружье у него было старенькое.
   Пришлось выбрать новые патроны из патронташа да карманов, куда я набил их по десятку в каждый. Все подозрительные отдал Водяному, надеясь при случае расстрелять их из своего ружья – у меня осечек не случалось.
   Пока возился с патронами незаметно подошли к горловине. Камыш, стоявший сплошной стеной, рассекал прогал в полкилометра длиной с небольшим островком посередине, за которыми виднелась необозримая водная гладь с гуляющими волнами, каких здесь мы еще и не видели. Белых гребней все же не было, и это вселяло оптимизм. Вот он – Большой Чан!

   Влево, откуда мы подошли, так же стеной уходил камыш, от противоположного края прогала эта стена резко загибалась, и там ничего кроме воды видно не было. Ну а прямо перед нами было только серое «море», сливающееся где-то вдалеке с таким же серым небом.
   Перед островком плавало несколько беспечных лысух, из которых мне удалось одну зацепить, но та нырнула и долго не показывалась на поверхности. Опытный Сергей сразу повернул к острову, заявляя, что подранок сейчас под водой тоже плывет к камышу, где надеется спрятаться, и не ошибся. Мы шли, конечно, быстрее подранка и заняли выжидательную позицию прямо у стены камыша перед островком. Еще через несколько секунд подстреленная курица вынырнула почти рядом с нами, чтобы глотнуть воздуха и попала под мой выстрел.
   Бросив груз метрах в двадцати от острова, мы потянули сеть на глубину, забирая немного в сторону к виднеющемуся камышу. Лодку прилично покачивало, но на моторе, да на такой устойчивой махине как «Фрегат», да еще в жилетах это было не страшно. Перетяга получилась приличная – метров четыреста. Прицепив на конец сети капроновую бутылку – поплавок темно-коричневого цвета, чтобы легче было искать сеть среди волн, пошли к другому краю прогала, чтобы вторую перетягу поставить там. К счастью не успели даже груз выбросить, как услышали стук мотора, а затем и увидели мощный катер, направляющийся прямо к нам. В животе неприятно заныло.

   Пассажирами катера оказались трое плечистых мужиков в камуфляже. Подплыли, один из них зацепил борт нашей лодки рукой, поздоровались. Сети лежали у нас в мешке, который мы запихали под заднюю лавку, как и груза, а ружье и подстреленные лысухи – вот они. Несмотря на заверения Миши, что здесь все будет в порядке, на душе было тревожно именно за рыбалку.
   «Как охота, как дела…» и все такое, обычный ни к чему не обязывающий разговор. Вот, наконец,  попросили документы на ружье, лицензию и путевку. Убедившись, что все в порядке, вернули, пожелали удачи и, выпустив струю синего дыма, умчались в сторону базы. Интересно, видели они, что мы ставим сети или нет. Скорее всего, что видели. Хорошо, что Серега вальяжно заявил, что мы здесь «по приглашению». Мне самому это так понравилось, я чуть было не зааплодировал ему. А когда сказал от кого приглашение, те и откозыряли. Похоже, что действительно все будет в порядке – нашего благодетеля здесь явно знали.

   Вторую перетягу чуть меньше первой поставили от другого края острова прямо  в сторону горизонта и быстренько подались домой, в спокойный Малый Чан. По пути мне удалось подстрелить еще двух куриц, причем одну видимо зацепил несильно. Вскоре, после того как я поднял ее в лодку, она встала на лапы и, вытягивая шею, стала двигаться по лодке, периодически норовя выпрыгнуть за борт. Если бы не перебитое крыло ей это обязательно бы удалось. Сергей пытался приструнить ее и даже замахнулся веслом, но я не дал свою добычу в обиду, а пытался даже погладить пострадавшую лысуху, на что та ответила черной неблагодарностью – больно клюнула в руку. Хорошо, что я был в перчатке. Так же и сети проверяли - я выбирал рыбу, а Сергей смотрел, чтобы курица не выпрыгнула за борт.
   Вернулись засветло. Солнце, которое к нашему возвращению появилось на сером небе в какой-то дыре среди облаков, стояло еще высоко. Я вынес раненую лысуху на сгибе руки, как ребенка, держа другой за шеи четырех ее неудачливых подружек. Так меня и сфотографировал Саныч.

   Пока Серега рассказывал о нашей встрече с инспекторами, я нашел длинный кусок капронового шнура и, привязав подранка за лапу, опустил его на траву. Резвая беглянка безошибочно подалась в сторону озера, но натянутая веревка ограничила ее свободу, она даже упала. Немного побившись, курица присмирела, устроилась рядом с кучей пустых мешков из-под сетей и принялась методично клевать ненавистную веревку. Мужики стали подтрунивать надо мной:
   - Доктор, удерет…
   Смотреть на все это было потешно. Один только Серега не разделял наших восторгов и призывал треснуть раненую лысуху головой о землю или о приклад, чтобы не мучилась. Но та впечатления сильно мучившейся не производила, и большинством голосов решили лысуху взять на довольствие и ухаживать за ней, а дальше видно будет. Я даже принес банку с заготовленными для рыбалки червями - все надеялся поймать здесь хоть кого-нибудь на удочку, и насыпал небольшую кучку прямо под нос птице, но та гордо отвернулась. Черви же резво бросились в разные стороны. Пришлось их снова собирать и упаковывать в закрывающуюся тару.

   Пред ужином в нашем лагере появились первые гости. Сначала на дороге, ведущей к базе, появился лохматый черный пес неизвестной породы, но, похоже, добродушный – хвост его непрерывно вертелся как мельничное крыло. Затем показались два парня неопределенного возраста, в которых безошибочно можно было узнать местных жителей. Оба худые с запавшими щеками, смуглые, в камуфляжных фуфайках и спортивных шапочках. Правда, если один из них, сверкающий в улыбке металлическими зубами, был в сапогах, то второй, назвавшийся Германом, был в шерстяных носках и тряпичных домашних тапочках в клеточку. Вот оно дитя природы - на улице было градусов немногим больше ноля.
   Пес, которого парни непонятно за что звали Жуликом, увидел задремавшую лысуху и запрыгал вокруг нее, оглашая окрестности веселым заливистым лаем. Лысуха оживилась, выставила вперед острый белый клюв и пыталась им дотянуться до морды своего обидчика, но пес вовремя отпрыгивал в сторону, продолжая вилять хвостом. До того это выглядело уморительно, что атмосфера у костра сразу потеплела, и мы с удовольствием встретили гостей, даже предложили им поужинать с нами. Ну, а где поужинать, там и выпить.
   Я, боясь, что Жулик все же цапнет мою протеже, пытался отогнать его, но второй из парней, который назвался Лехой, заверил, что пес добродушный, ест только вареное мясо и кости, а на лысуху в качестве пищи, даже вареную смотреть не может. А здесь он просто играет. Пес, действительно, попрыгав минут пять, успокоился, улегся у костра, высунул язык и уставился на огонь.
   Парни оказались сторожами с базы. Живут здесь практически постоянно, иногда ездят домой. У Германа есть семья, сын, который частенько гостит у него, особенно летом. Леха еще не женат. Охраняя базу, не забывают про рыбалку. Рыбу сдают перекупщикам, тем и живут. Причитающейся им за охрану базы зарплаты на жизнь явно не хватает. Считают, что еще неплохо устроились, другие жители деревни не имеют и этого.

   На ужин разошедшийся Саня, очевидно решивший доказать Санычу кто здесь главный кулинар, приготовил оставшихся неиспользованными для бигуса уже ошкуренных лысух. Он сначала потушил их с небольшим количеством воды и лука в своей огромной сковороде, а затем там же обжарил. Смотрелись они изумительно - аккуратные тушки, покрытые румяной нежно-коричневой корочкой, которая даже на взгляд хрустела, да и на вкус были очень приятными. Жаль, что нам после сытного недавнего обеда есть особо и не хотелось, так что мы сглодали по штучке, на том и остановились. А вот наши новые знакомые остановились только после того, как в сковородке, да и вокруг нее остались одни косточки. Собрав со стола, я бросил их под нос дремавшему тут же Жулику, но тот действительно даже не притронулся к ним. Так что пришлось снова собирать кости да сжигать их в костре.
   Леха, отличавшийся большей рассудительностью, вскоре засобирался на базу и попытался утащить с собой усатого захмелевшего Германа, но тот все тянул и с вожделением поглядывал на стоящую на столе початую бутылку водки. Заметивший это Саня - вот добрая душа - плеснул ему полстопочки, но даже после этого Герман все пытался задержаться, приглашал всех нас приезжать на базу в любое время, даже не спрашивая разрешения у начальства, и это дало свой результат. Саня - святая простота - очевидно, поверил ему, плеснул еще полстопочки, а когда тот все же с трудом поднялся из-за стола, пригласил заглядывать к нам.
   Какую ошибку он сделал! Во все последующие дни Герман, с радостью принявший приглашение, которое было произнесено больше для приличия, появлялся в лагере как по расписанию – к завтраку, обеду и ужину. Иногда с Лехой, который все же появлялся редко, а чаще один и даже без Жулика. В последние дни пришлось даже прятать водку в машину – освоившийся Герман уже спокойно, не спрашивая разрешения, брал бутылку, если она стояла на столе, и плескал себе в стопку столько, сколько хотел. А хотел он много. Сначала мы заменили водку, которой оставалось всего ничего, на прихваченную из дома бутылку самогонки, а затем и вообще стали бутылки прятать. Но даже и это не помогало - навязчивый гость упорно сидел и сидел так долго, что даже нам не давал возможности выпить самим. Вот кого надо брать на рыбалку с собой тем, кто хочет бросить пить! Или не разбрасываться ни к чему не обязывающими приглашениями. Мы ворчали на Винта:  «…зачем приглашал?», но больше в шутку, - понятно, что Герман стал приходить бы и без приглашения. Судьба…

   К вечеру, когда уже стало темнеть и сети, стоявшие напротив лагеря были проверены, к костру подъехал «Уазик» распорядителя базы, записку которого с предписанием разместить нас в вагончике «экипажа» мы и показывали сторожу на базе в первый день. Правда, тогда это был не Леха и не Герман.
   Вот этот парень оказался вполне нормальным: попенял нам, почему мы не ночевали в вагончике, поинтересовался делами, обсудил какие-то машинные проблемы с Серегой, пообещал на наши просьбы привезти из деревни чистой воды, луку и опять водки.

   Лук, как и водка, кончался у нас на удивление быстро. Мало того, что мы совали его в огромных количествах во все блюда да периодически просто подавали на стол и ели с целью профилактики простудных заболеваний, так еще Саныч грыз его как, например, яблоки. Представьте - берет человек большую головку лука, чистит ее и, откусывая полным ртом, хрустит с гримасой умиления на лице, да еще причмокивает, издевается над нами. Меня так просто коробило, во рту сразу появлялась горечь, а к горлу подступал комок. Винт пытался показать, что он тоже чего-то стоит, но у него это получалось, если только он был сильно поддатым. Трезвым все равно целую головку ему было не осилить. Водяной предпочитал чеснок.
   Надо сказать, что на следующий день Леха на «Уазике» распорядителя - завхоза действительно привез нам канистру с водой, две бутылки водки да целую авоську крупного, чистого лука.
   - Последний забрал, – гордо сообщил он, передавая нам покупки.
   Мы были искренне благодарны и в придачу к деньгам залили в бак машины двадцать литров бензина, который Серега специально брал именно для этих целей.
Ночевать Серега и Саня снова отправились в вагончик.

   Утро следующего дня немногим отличалось от дня предшествующего. Тот же ветер, треплющий камыш, небо в огромных шапках бело-синих облаков, между которыми периодически появлялось холодное солнце, пар изо рта, да мелкая противная морось, размочившая весь хлеб, чай и сахар, беспечно оставленные на столе. Обычно пред сном мы прятали все более-менее съедобное под стол или в машину, а тут что-то расслабились, вот и поплатились. Хорошо, что запасов хлеба, чая и сахара у нас было еще достаточно, так что завтрак наш состоялся и при такой погоде.
   Сразу после завтрака Сергей и Саныч отправились на охоту. Правда, первые выстрелы мы услышали только минут через семь, да и то не в виде привычных серий, а единичные, а потом и они прекратились. Вернулись друзья через час со скромной добычей в две куриные особи. Причем одну Саныч вынес, как и я в свое время – на сгибе руки, лысуха тоже оказалась слегка подраненной. Посчитав, что моему подранку нужна подруга – вдвоем будет веселее, он привязал их рядом за конец веревки. Почему он решил, что моя курица является петухом – не понятно. Мне казалось, они были похожи как братья – близнецы. Теперь две кумушки сидели рядком, прикрываясь капроновыми мешками от дождя и ветра.
   - Ну, дела! – возмущался расстроенный Саныч. – Это не лысухи, это партизаны какие-то. Прикинь, на километр не подпускают, сразу в кусты, - обращался он ко мне, надеясь встретить сочувствие.
   Лысухи оказались еще умнее, чем мы думали в первый день. Они прятались в камыш, едва слышали шум мотора, не говоря уж о подходе на выстрел. Надо сказать, что со стороны горловины и вечером и утром раздавались выстрелы, кто-то еще охотился кроме нас. Возможно, это и принудило лысух к крайней осторожности, а наших друзей к такой скромной добыче.

   Не успели ребята рассказать нам о своих похождениях, как из-за пригорка со стороны соседнего рукава Малых Чанов вынырнул «Уазик», резко остановившийся рядом с нами. Мы как раз все стояли возле автобуса и, подумав, что снова подъехал распорядитель базы, приготовили улыбки на лица. Но из машины вышли трое представительных мужчин, только взглянув на которых можно было сразу с уверенностью сказать, что это люди облеченные властью. Так что улыбки пришлось спрятать. Не молодые, уверенные в себе, с бляхами на груди, ну и при оружии. У одного даже короткоствольный автомат. С такими не поспоришь.
   Не приветливо поздоровались, но представились – местный охотинспектор с сопровождением и представителем милиции, потребовали документы на оружие, которые крайне внимательно изучили. Вел в основном разговор один из них, как оказалось самый главный. Хорошо, что я оставил свое ружье под разложенными сиденьями автобуса и даже сам при желании не сразу бы нашел его. Плохо, что у нас на берегу оказалась еще одна снятая перетяга, которую Саныч, натянув между автобусом и вбитым колом, не успел почистить, а глазастый инспектор вмиг усмотрел ее. Сразу посыпались неприятные вопросы: - «…как, откуда, на каком основании, на рыбалку запрет, а вы?…». Серега, так представительно отвечавший инспекторам на воде, сейчас что-то немного растерялся, и мне это сразу бросилось в глаза. Его ответ, что мы здесь «по приглашению», прозвучал не очень убедительно, и даже имя нашего благодетеля не привело сразу к желаемому результату. Инспектор потребовал записку от него, но, правда, немного смягчился.
   - А то ведь, знаете, любой может сказать, что он от того-то и того-то…
   А записки-то у нас и не было. Была записка от распорядителя базы, чтобы нас разместили в вагончике «экипажа», но это, естественно, не та. Серега показал ее, немного собрался с мыслями, да еще нашлась бумага, где рукой Николая Николаевича были написаны имена всех местных инспекторов и егерей, в том числе  и того, как выяснилось, кто сейчас беседовал с нами. Мы как могли, стали помогать Сергею. Наверное, все в куче, а больше наша скромная уверенность и запальчивость, показывающая, что мы не врем, все же привели к желаемому результату.
   - Ну, да вы не волнуйтесь так, - уже другим тоном, выслушав нас, заявил инспектор. – Охотьтесь, рыбачьте… В общем, счастливо отдохнуть.
   У нас как гора с плеч свалилась. Как только они уехали, мы облегченно вздохнули. До этого момента, и даже после встречи с инспекторами на воде  (интересно, кто же был тогда?) оставалась какая-то неуверенность, неопределенность. Сейчас все бесследно исчезло. Мы получили практически официальное разрешение на свое пребывание здесь, на рыбалку и охоту. Настроение сразу повысилось.

   Не успел «Уазик» с инспекторами скрыться за поворотом, Серега, заявил:
   - Мужики, такое, - он голосом выделил последнее слово, как бы подчеркивая его значимость, - раз в жизни бывает. Сейчас можно столько сетей поставить…, - глаза его только что не закатились. - Никто проверять  и считать их не будет. Доктор, не спи! Замерзнешь!
   Я, уставившись вслед умчавшемуся вездеходу, молча стоял и пытался переварить все, что здесь сейчас произошло. Это что же получается? Можно действительно хоть сколько сетей поставить?
   Посовещавшись, мы решили сгонять в горловину, снять рыбу в садок, а уж потом, если там будет улов выставить еще немного сетей. «Борзеть», как говорил Миша, ни к чему: жизнь-то – она длинная, еще не раз сюда приехать придется. Кого тогда ловить будем?
  Ставить сети против лагеря большого смысла не имело, рыба здесь шла неохотно, судака вообще было мало.
   В этот раз я, огорченный осечками Серегиного ружья, прихватил карабин Саныча с приличным запасом патронов, зная, сколько можно расстрелять из полуавтомата за день - у самого дома осталась пятизарядка МЦ 21-12.

   Рядом с лагерем лысух не было, если не считать небольшого табунка штук в шесть - семь, которые прятались где-то рядом с садком и периодически показывались в прогале напротив лагеря. Утром они спокойно проплывали мимо в сторону базы, кормились там, а к вечеру, если никто не пугал, возвращались. Мы договорились «своих» лысух не стрелять, во всяком случае - пока, и добросовестно придерживались договоренностей. Лысухи как будто знали об этом. Поэтому наш выезд заставил их только немного посильнее заработать лапами, но никак не крыльями – отплыв от прогала метров на тридцать, лысухи сбавили скорость и занялись своими куриными делами.
   Другие табунки на воде можно было рассмотреть если не в бинокль, то, только сильно прищурившись, да и то уже прячущимися в камыши. Серега добросовестно заворачивал во все попадающиеся на пути заливчики, где рассчитывал застать птиц, но напрасно. Лысухи были, об этом говорили расходившиеся следы на воде возле стены камыша, но увидеть птиц вблизи не удавалось. Те же, кто кормился на глубине далеко от зарослей, сразу вставали на крыло и уходили к противоположному берегу, а гнать за ними у нас не было ни времени, ни желания.
   Миновав очередной залив, где осторожные потенциальные жертвы успели спрятаться в кусты, Серега вдруг резко повернул назад и полушепотом – полукриком загомонил:
   - Иваныч! Иваныч! Крякаш! Крякаш!
   Я ничего не понял. Во-первых, на воде никого не было, это совершенно точно, ну а во-вторых, никакой крякаш не подпустит охотника к себе ближе, чем на полсотни метров, тем более при так грохочущем моторе. Глупые лысухи и те загодя разбегаются, а уж утки-то намного умнее и осторожнее их. Где он крякаша увидел?
   Я с усилием стал вглядываться в стену камыша.
   - Где? Где? Не вижу! – я тоже полушептал -  полукричал.
   - Да вот же! Вот! На хатке ондатровой сидит, – Сергей вытягивал руку в сторону камыша. - Ну, ты что, не видишь что ли?! – отчаянье так и сквозило в его голосе.
   В самый последний момент, чуть приподняв взгляд, я рассмотрел большую прочную ондатровую хатку в виде конусообразной кучи метра три в диаметре и сидящего на ней крякаша, который опереньем сливался цветом с этой злосчастной кучей пожухлой травы и камыша. Поэтому-то я и не увидел его сразу. Красавец крякаш, видимо поняв, что мы прибыли по его душу и прятаться больше не имеет смысла, стал взлетать, подпрыгнул и расправил крылья. Это время самого медленного полета утки и здесь чаще всего удается ее подстрелить. Между добычей и лодкой было уже не больше десятка метров, а целиться времени не было. Я выстрелил навскидку, поскольку до последнего не верил, что где-то здесь прячется крякаш и ружье не приготовил. Мимо! Разлета дроби нет. Селезень стал быстро набирать высоту и одновременно уходить за камыш. Второй раз я выстрелил, когда он поднялся уже метров на шесть и чуть отошел в сторону – снова промах!
   - Не стреляй, - закричал Сергей, но было поздно.
   Полуавтомат в руках с еще тремя патронами в магазине сделал меня через чур азартным.
   После третьего выстрела, больше на удачу, крякаш вдруг на мгновенье застыл в воздухе и, распластавшись, красиво упал, с шумом ломая густо растущие камыши. По падению было видно, что он убит.
   - Зачем, Иваныч?! – с тем же отчаяньем в голосе, с которым только что призывал меня стрелять в утку, Сергей уже осуждал меня. - Все равно не найдем.
   - Причаливай к куче, - оборвал я его, - здесь прочно.
   Серега, заглушив мотор, медленно подошел к куче озерного мусора и схватился за стебли. Отложив ружье, я осторожно встал на хатку одной ногой, постепенно перенося на нее тяжесть, а когда убедился, что она свободно держит меня, выбрался из лодки окончательно. Хатка покачивалась, но даже не погружалась в воду. В центре ее я рассмотрел довольно внушительную вмятину, а вокруг кучу перьев и птичьего помета – очевидно, утки облюбовали это место давно и частенько здесь отдыхали. За пределами утлого пристанища поваленный камыш лежал тоже густо, но сапоги стали проваливаться сначала по щиколотку, потом и до колена. Я вглядывался в заросли до боли в глазах, раздвигал плотную стену, надеясь рассмотреть добычу, но напрасно. Цепляясь за камыши, подминая стебли, удалось отойти  от хатки метров на пять. Дальше нога провалилась выше колена, а из воды поползли громко лопающиеся пузыри мерзко пахнущего газа.
   Все! «Кина» не будет! Серега оказался прав. С чувством досады и горечи я осторожно вернулся в лодку. Видимо поняв мое настроение, Водяной молча оттолкнулся от кучи и направился к выходу из залива.
   До самой горловины мы молчали. Раза два удавалось подойти к улепетывающим табунам, которые значительно поредели, на расстояние выстрела, но я так и не стрелял.

   В Больших Чанах волны были выше раза в два. Они мрачно и медленно накатывали от самого горизонта одна за другой, с шумом таранили берег островка, разделяющего озера, безостановочно трепали сиротливо торчащую бутылку на конце нашей перетяги, и было даже что-то жуткое в этой могучей неторопливости. Где-то вдалеке, ближе к середине можно было рассмотреть и белые гребни, при которых у нас была договоренность по сетям не лазить. Но тут такой случай! В самой горловине и близ нее белых гребней все же не было, рыбачить оставалось от силы день, есть возможность выставить хоть сколько сетей, да и рыбы поймали еще не много - просто кот наплакал. Очевидно, взвесив все за и против, Серега подошел к крайней бутылке у островка и заглушил мотор. Рассмотреть коричневый бутылочный поплавок, пляшущий где-то среди волн на другом конце сети, мы, как ни старались, не смогли.
   Зацепив край перетяги, я подтянулся, приподнял дель, а дальше просто забыл и о волнах, и о ветре, срывающим брызги с гребней, и о бессмысленно загубленном крякаше. Сразу у края сети, а в перетяге были в основном «шестидесятки» и «семидесятки», сидела тройка крупных сазанов - один за другим, кошмарно перепутавшая сеть, через пару метров еще один, и чувствовалось, что дальше будет то же самое, поскольку сеть дальше тоже была подкручена. Испытывая невероятный эмоциональный подъем, я стал вытаскивать сазанов одного за другим, даже не пытаясь распутать сеть, а, просто продавливая их через ячейки нимало не заботясь о целостности сети, и отбрасывать за спину, ближе к Сереге. Тот, отгребая веслами от сети, что-то бормоча себе под нос, ногами пытался запихнуть прыгающих сазанов под лавку. Похоже, ругался. Но скоро места у него под лавкой стало не хватать, и сазаны запрыгали по всей лодке, с шумом ударяясь о деревянное дно.

   Сазан очень красив. Чешуя крупная, желто-золотистая, на спине темная с синевой, а на брюхе светлая, почти белая. Спинные плавники серо-коричневые, мощные, с настоящими зубьями на первом луче, под такой лучше не попадаться. Силы и выносливости у сазана тоже хватает. Он может в любой момент порвать сеть и уйти, может выпрыгнуть из лодки, даже когда ты уже и забудешь о нем, считая уснувшим. Не раз нам приходилось быть свидетелями, как сазан уходил из неправильно поставленного садка. Если ширина садка приличная, а борта возвышаются не больше чем на полметра, сазан, начав разбег от одного края, выпрыгивает через противоположный. Он спокойно, с запасом преодолевает барьер и громко плюхается в воду уже на свободе, насмехаясь над горе – рыбаками. Крупный сазан, зацепившийся плавником за край сети высоко в садке и болтающийся в воздухе, а такое тоже часто случается, может раскачать не плотно вбитый кол, наклонить его и дать возможность собратьям по несчастью спокойно убраться из плена.
   Наученные горьким опытом мы ставим садок «кувшином» с высокими, не меньше метра бортами. Разбежаться здесь негде,  а под водой сеть растягивается во все стороны между кольями. Так что в последние годы беглецов у нас практически не бывает.

   Незаметно, и в то же время быстро, добрались до второй бутылки и тут только разогнули спины, огляделись. Мы прыгали на волнах довольно далеко от берега. Пасмурный день с накрапывающим дождичком, которого мы и не заметили, казалось, наглухо запер нас вдали от берега, окружил моросящим забором, но настроение было солнечным. В лодке прыгали, пускали пузыри, топорщили плавники, шевелили усами несколько десятков крупных сазанов, похожих на кусочки солнца, с десяток очень крупных карасей и тройка тоже не маленьких судаков, лежащих неподвижно, но исправно хлопающих жабрами. Живы, и ладно.
   Мотор нашего «японца» завелся с пол-оборота и мы, не обращая внимания на ветер и брызги, снова направились к острову. Искать среди беснующихся волн поплавок второй перетяги дело безнадежное. А вот возле острова, где волны были уже присмиревшими, поплавок сам попросился в руки. Вторая перетяга была сборной. Здесь были и «пятидесятки» и более крупные сети. А по сетям и рыба. В мелких уже преобладал карась, и было его так много, что, устав выбирать в целом ненужную нам рыбу, мы решили особо сеть и не расправлять. Так и оставили перетягу со спутанными кусками, а в некоторых местах даже скрученными в веревку. В «пятидесятках» попадался и приличный язь, отсвечивающий своими ярко-красными плавниками, но даже ради него мы не стали тратить драгоценное время на борьбу с «пауками» - так мы звали запутавшиеся места в сети.

   В этой перетяге рыбы было не меньше, чем в первой.  Жаль, накануне вечером не проверили. Скрученные сети бесцельно простояли всю ночь, наверняка рыбы было бы больше, но и сейчас улов был отменным. Лодка, конечно, не наполнена рыбой по колени, как у Кости с Ромкой в нашу первую поездку. Хотя… Если перегрузить всю добычу в Санин «Нырок» еще неизвестно, где будет больше.  Надо срочно поставить несколько сетей в горловину, а уж потом можно и распутать оставленные.
   Не отвлекаясь на попадающихся по пути домой лысух, мы скоренько – волна здесь после Большого Чана казалась нам совсем небольшой, добрались до садка и добрых полчаса перекидывали добычу. Мужики с берега сначала молча смотрели, потом что-то стали спрашивать, а потом Саня, не выдержав, забрался в свою лодку и направился к нам – не иначе как помогать. Но мы, закончив и прихватив нескольких крупных карасей для жарехи, отправились в лагерь.
   Воодушевленный нашим рассказом, Саня даже не дал Сереге посидеть у костерка, обсушиться. Прихватив пару мешков с сетями, он за шкирку потащил того в лодку, помогая себе пинками, и они снова отправились в горловину. Серега весело отбрыкивался и особо не сопротивлялся.

   А вот Санычу, похоже, было не до рыбалки – Саныч заболел. Да и болезнь-то у него приключилась какая-то дурацкая. Даже и не болезнь вовсе – напасть, но донимала его крепко. Саныч икал. Икал не просто так – от случая к случаю, а с удивительным постоянством. Сначала это казалось смешным даже ему самому, потом только всем остальным, потом и нам, а мне как врачу особенно, стало не до смеха. Икота не купировалась ничем. Пока нас с Водяным не было, Сергей испробовал все народные средства лечения от этой напасти.
   «Икота, икота перейди на Федота…», - это было самое простое, что он пробовал. Потом была вода, сухой хлеб, задержка дыхания, ходьба на цыпочках, пиво и черт знает, что еще. Но результата не было. Через каждые полминуты раздавалось громкое «…ик…», голова Саныча дергалась,  а сам он начинал материться, приговаривая:
   - Приеду – убью…
   Он искренне считал, что его вспоминает кто-то из бывших пассий, которых, как он сам говорил, перебрал в уме всех. Но кто мог сделать ему такую подлянку, так и не решил. Наверное, не всех вспомнил.
   Самое же интересное было в том, что Саныч категорически отказывался от какой бы то ни было медицинской помощи, не принимал никаких таблеток, ни тем более уколов.
   - Пусть лучше сдохну, - заявлял он, - но шкуру дырявить не дам.
   Это было тем более странным, что совсем недавно он перенес операцию, о которой попросил сам и результатом, похоже, остался доволен. А здесь просто мазохист какой-то.
   Вымотанный своей бедой Саныч, после отъезда ребят, улегся в автобусе и попытался задремать. Я же должен был пожарить карасей – сколько дней на рыбалке, а из рыбных блюд лишь однажды была уха, да хе из судака. Почистить и вымыть рыбу большого труда не составило, свежая чистится легко и просто. Куда как сложнее оказалось карасей пожарить.

   Костер, обильно политый хоть небольшим, но дождиком, практически погас. Оставалось несколько тлеющих комочков угля в самой глубине кострища, которое пришлось разгребать. С помощью солярки удалось получить пламя. Наложенные мокрые ветки сначала обильно задымили, а потом все же загорелись. Тут уж пришлось подбросить угля, правда, добрых полчаса ушло на поиски верхонок, (обнаружились  под водительским сиденьем!?), но все равно настоящего жаркого огня добиться так и не удалось – тяги из-за Санькиной избушки, где он, кстати, в свое удовольствие пережидал дождь, так и не было.
   Второй совершенно неожиданной проблемой оказалось отсутствие растительного масла. Взятые нами две литровые бутылки благополучно кончились: одну Водяной пустил на свое «хе», вторая разошлась по мелочам на всякие бигусы, борщи, жареных курей и прочее. Оставалось одно – слить масло из банки с судаком, которого еще оставалось много. Судак нас выручал, причем здорово. Он шел и в качестве закуски, и в качестве основного блюда, когда готовить ничего не хотелось – съел пару ложек с хлебом - и сыт.
   К приезду моих друзей, поставивших сети в горловине, но все же со стороны Малых Чанов, караси еще не были готовы.
   Если мы с Сергеем ставили сети как бы вдоль горловины, то сейчас парни поставили их поперек, не доходя до острова метров пятьдесят. С противоположной стороны у острова сети стояли, а не ставить еще дальше в «море», где уже гуляли белые гребни, у ребят здравого смысла хватило. По логике рыба должна ловиться и здесь, первая же проверка покажет. А проверить к ночи сети ребята решили во что бы то ни стало.
   Дождь к тому времени прекратился, но небо оставалось затянутым, причем очень интересно. В центре небосвода облаков не было, проблескивала голубизна с серым оттенком. По всему периметру ближе к горизонту расположились молчаливо-грозные свинцовые тучи, как какое-то кольцо на гигантском пальце, а над самым горизонтом снова не было ни облачка и небо было изумительного темно-синего цвета.
Будить измученного Саныча к ужину, которому все же удалось задремать, не стали, пусть хоть немного отдохнет.
   Караси, потребовавшие столько сил, времени и изобретательности, оказались недожаренными - вдоль хребта отчетливо виднелась полоска красного сырого мяса. Ели их неохотно, да еще отдавали они непонятно чем – смесью застоявшегося постного масла и лаврового листа. Странно, но от судака, которого мы ели с удовольствием никакого постороннего или вредного запаха не было. Хорошо, что снова появился неугомонный Герман, который на такие мелочи не обращал внимания и в качестве закуски к выделенной ему рюмке самогонки, слопал карасей без остатка.

   Когда солнце выкатилось из-за кольца облаков к самому горизонту, Сергей с Санькой поехали проверять сети. Еще через десять минут солнечный свет померк, и наступили сумерки, а ребята, похоже, даже не дошли еще до горловины. Саныч продолжал дремать, периодически икая даже во сне, мне особо делать было нечего. Из кабины водителя, где у нас хранились всякие мелочи, я достал бинокль и принялся рассматривать окрестности, облокотившись для устойчивости на открытую дверку.
   Прежде всего, попытался рассмотреть лодку с рыбаками, и мне это удалось. Камыш, стоявший стеной перед лагерем закрывал все вокруг, но сам прогал – выход в Большой Чан, был виден. Ведя биноклем по стене камыша, я увидел остров, деливший прогал на две части и тут же рядом яркие оранжевые жилеты, которые теперь мы не забывали одевать при любых условиях. Даже Саньке после ночного купания напоминать об этом не приходилось. Жилеты застыли на одном месте: «Проверяют, наверное, свою перетягу, поставленную после обеда», - догадался я. Понаблюдав за ребятами, перевел бинокль на берег и направил его на угол залива, где кончался мыс и чуть не выронил его от неожиданности. Прямо предо мной – бинокль-то был тридцати двух кратный, на воде плескалось около десятка отменных крякашей. Было видно, что резвятся они на мелководье. Три или четыре утки, переваливаясь с боку на бок, неспешно разгуливали по берегу, выискивая что-то в грязи и тине. «К дождю»…, - некстати вспомнил я народную примету. В такой мощный бинокль я даже отчетливо увидел следы, оставляемые утками на песчано-грязевой отмели.
   Руки у меня сразу задрожали - вот это удача! Поздними вечерами мы слышали, как из этого угла раздавался плеск и хлопанье крыльев, но предположить, что утки кормятся здесь с вечера, а, может быть, и ночуют, не могли.
   Серегино ружье как-то само собой оказалось у меня в руках. Первый порыв, обычно вызванный выбросом адреналина, плохой советчик в делах подобного рода. Прежде всего, надо успокоиться. Отложив ружье, и глубоко вздохнув несколько раз, я унял дрожь. Дело оставалось за малым – незаметно подойти к уткам.
   Я стал размышлять. Через десяток минут стемнеет уже прилично - это плюс. У меня есть отличный длинный камуфлированный плащ с капюшоном и если его одеть, в темноте рассмотреть меня будет не так то просто - это второй плюс. Ну, а третье - медленно и без цели, как в тантрической любви, - слышал я такое раз по телевизору в программе Малахова, не торопиться.

   Что такое – медленно и без цели с положительным результатом я неоднократно проверял на себе. Не в любви, конечно. На охоте это великая вещь. Зачастую побеждает не тот, кто быстрее вскинет ружье и нажмет на курок, а именно тот, кто сумеет сдержать себя в необходимый момент.
   Истина эта открылась мне несколько лет назад, когда мы с Серегой охотились на рябчиков в Аланбае. Обычно мы ходили парой, метрах в тридцати друг от друга. Он свистит (у него это получается лучше) - я стреляю по налетающим птицам. А тут что-то разошлись. Я, обряженный как всегда в потертый камуфляж, брел по трелевочной дороге, петляющей по небогатому пихтачу, и особо ни к чему не прислушивался и не приглядывался. Манок висел у меня на шее, ружье на сгибе руки. Солнечно, сухо, легкий ветерок, впереди еще целых два дня охоты в прекрасных местах, откуда мы без добычи никогда не возвращались. Так что настроение было лучше некуда.
   И вдруг совершенно неожиданно где-то рядом за спиной раздался шум крыльев, по которому безошибочно можно узнать рябчика. Причем не тот шум, когда рябчик срывается и ныряет за ближайшие ветки, а именно когда подлетает и садится. Его не раз приходилось слышать, когда рябчик подлетал на писк манка. Я буквально замер, не зная, что предпринять. Мой товарищ наверняка резко обернулся бы и попытался выстрелить, это мне тоже не раз приходилось наблюдать. Правда, результаты этой пальбы большей частью оставляли желать лучшего.
   Медленно, очень медленно я стал поворачивать голову в сторону, откуда услышал шум. Я буквально ощущал, как скрипят у меня шейные позвонки, одновременно, тоже медленно, поднимая глаза на уровень пихтовых лап, нависающих над дорогой, ежесекундно ожидая уже другого шума крыльев – удаляющегося. Минуты через три я увидел его. Краснобровый красавец с ржаво-серым опереньем и белыми пятнышками на кончиках перьев прохаживался по ветке буквально метрах в пятнадцати от меня. Почему он сел здесь? Неужели не видел, ведь я шел не скрываясь? Я размышлял – что же дальше: попытаться сшустрить как Водяной или все же «медленно и без цели», как будто его здесь нет? «Его здесь нет…, его здесь нет…», - медленно мысленно повторял я, и так же медленно, как крутил головой стал раскручивать туловище и одновременно поднимать ружье, оставаясь стоять ногами совершенно в противоположную сторону.
   За минуту я поворачивался градусов на пятнадцать и рябчика не выпускал из виду ни на мгновенье. Наконец-то можно стрелять, мне даже удалось упереть приклад в плечо. А рябчик так ничего и не подозревал, он то прохаживался по ветке, то застывал, но ни разу не засвистел и не задержал на мне взгляда. Действительно, красавец. Стрелять было с одной стороны жалко, с другой жалко будет потраченных усилий, если они окажутся безрезультатными. Победило второе, и я нажал на курок. Теплое пушистое тельце с капельками крови на голове уже не казалось таким красивым.

   Пока доставал и надевал плащ, засовывал патроны в карман, решив не брать патронташ - все равно в лучшем случае удастся выстрелить пару раз, стемнело. Пора!
   Я вышел на пригорок, тянувшийся к самому окончанию мыса, спустился с обратной стороны его, где тоже шла довольно накатанная дорога, и потихоньку зашагал. Пока скрываться нечего, до утиного стойбища далеко. Тучи, с вечера маячившие на горизонте, потихоньку занимали весь небосвод и ощущалось дуновение на удивление теплого для этого времени года ветра. Не иначе опять быть дождю. Еще и утки по земле ходили… Если дождь будет сильным нам отсюда не выбраться, не даст злосчастная дамба. Я представил, что может твориться на этом маленьком размытом отрезке дороги, и сморщился, как от кислого лимона. Да-а…Придется просить распорядителя базы с его «Уазиком» перетащить нас. А если его не будет? С невеселыми размышлениями я приблизился к окончанию пригорка. Капюшон на голову, ружье к плечу, пошел…
   Потихоньку я поднимался по склону, все еще оставаясь скрытым от уток, как и они от меня. Но даже когда встал наверху рассмотреть, что творится на берегу из-за сгустившейся темноты сразу не смог. Постоял с минуту и потихоньку шаг за шагом, стараясь не смотреть под ноги, чтобы не проглядеть взлета уток, и в то же время не шуметь высохшей уже травой, направился к воде. Здесь они где то, здесь… Так… Дорога…До воды остается метров двадцать, а утки не взлетают, да и видеть я их не вижу, хотя уже могу рассмотреть и линию берега и торчащие стебли какой-то озерной травы в нескольких метрах от берега. Неужели ушли? Точно, ушли! Уплыли в сторону лагеря. Расходящиеся клином, направленным острием в нашу сторону небольшие волны точно показали, где надо их искать. С трудом все же рассмотрел метров за пятьдесят силуэты уток.
   Ну, надо же! Стоило ли тащиться в такую даль, скрадывать, когда можно было просто сесть где-то под берегом возле лагеря и ждать. Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил. Что же теперь делать? Опять уходить за пригорок и встречать их уже в лагере? Или пойти по берегу вслед за беглянками? Пока раздумывал, ноги сами понесли меня в сторону машины и тускло поблескивающего вдалеке костра. Уйти за пригорок смогу в любой момент. Вдруг утки назад повернут? А я - вот он…
Грохот выстрела, неожиданно грянувшего, когда я совсем не ждал его, показал, что Саныч (больше просто некому) оказался именно там, где хотел бы сейчас оказаться я. Утки с шумом сорвались и тут же исчезли за темнеющей стеной камыша. Второго выстрела не сделал ни он, ни я. Хорошо, хоть тяжелый патронташ с собой не взял. Отличная охота!
   Больше не скрываясь, я по дороге направился на свет костра, который по мере приближения разгорался все ярче и ярче – Саныч подбросил угля на ночь.
   - Ну что, Саныч? Подстрелил? – издали закричал я, пытаясь рассмотреть Сергея у костра.
   - Подстрелил…, кота в одно место, - недовольный голос раздался из кустов у пригорка. – Долбаная икота все масти спутала…
   Увидев, что я достал ружье и скрылся за пригорком, разбуженный Саныч сообразил, что дело нечисто и надо срочно присоединяться ко мне, что он и сделал. Вышел метров на двести к углу залива в своей черной куртке и сел, совершенно сливаясь с берегом.  Когда появились плывущие утки, он изо всех сил сдерживал снова появившуюся напасть, надеясь подпустить их как можно ближе. Но вскоре пришлось выбирать: или утки, или смерть от удушья и Саныч, икая, со злостью нажал на курок. Попал он или нет, не знал. Махнул в отчаянии рукой:
   - Утром разберемся… Если попал – отсюда никуда не денется.
   Залив был действительно закрытым, и подбитая утка никуда не могла исчезнуть даже при сильном ветре – или к берегу прибьет или в камыш упрется.

   Над пылающим костром, для которого Саныч не пожалел угля, можно было бы изжарить целого барана. Жаль, что его у нас не было. Отблеск костра тускло отражался от ствола карабина, прислоненного к Саниной избушке. Теплый воздух, расползающийся во все стороны, наполнил этот маленький дом, полиэтиленовые стены его надулись, и казалось, что избушка вот – вот взлетит. Сейчас там было, наверное, жарко. Свет костра даже достигал стены камыша, и мы отчетливо видели трепыхающихся в садке сазанов, зацепившихся плавниками за сеть.
   Мы посидели у костра, послушали тишину. По вечерам в последние годы это стало нашим любимым занятием. Шум ветра и шелест камыша, отдаленный гром надвигающейся грозы, напоминающий ворчание великана,  и плеск рыбы в садке, треск разгорающихся углей и странный крик, похожий на рев быка, вышедшей на ночную охоту выпи… Да мало ли что можно еще услышать ночью – это и была «наша тишина». В это время всегда думалось о чем-нибудь приятном. Забывались те досадные мелочи, которым при дневном свете уделяешь слишком много внимания, уходили прочь все дневные печали, тревоги и заботы. Душа отдыхала.
   Однако в этот раз истиной тишины мы не услышали, она периодически нарушалась иканием и следующими за ним матерками. Саныч, продолжая страдать, попытался бороться с напастью крепкими выражениями и крепким же «Арсенальным», но  это не помогло. Не переставая сетовать на свою неудачную жизнь, пнув по ходу подвернувшуюся под ногу крышку от кастрюли, так, что она чуть не накрыла задремавших пленных лысух, он направился в автобус, прихватив пиво с собой.

   Надо сказать, что в последние годы спать Саныч ложился только пристроив рядом с собой или бутылку пива или бутылку минералки. Как приятно утром, особенно после затянувшихся ночных посиделок, потянуть из горлышка благодатную жидкость, почувствовать, как холодная влага смачивает засохшее горло и вроде бы сразу уменьшается в размерах опухший язык, открываются глаза, и появляется способность соображать, где ты находишься. Вслед за этим выскочить из душной машины или палатки на свежий холодный воздух, вдохнуть его полной грудью и понять, что ты жив.
   Только благодаря Санычу, мы можем периодически, когда посиделки с бесконечными воспоминаниями, анекдотами и писяриками (это бывает все же редко) заканчиваются под утро, испытывать это блаженство, но выпросить у него бутылку с заветным напитком удается с большим трудом. Костя пытался пойти по проторенной дорожке, прихватывал минералку с собой, но частенько забывал, а Саныч - никогда. Он даже сам иногда не мог найти среди разбросанных шуб и спальников свою заначку, брал новую бутылку и только перед отъездом домой, когда салон машины или палатка полностью освобождались от тряпья, находил одну – две наполовину опустошенные не найденные в свое время бутылки. Хорошо, когда это было пиво.

   Темнота стояла можно сказать жуткая, на небе не только луны, нет ни одной звездочки и кроме «нашей тишины» не слышно ничего, не слышно так желанного сейчас звука мотора. «Что они там могут видеть и делать?» - думал я, соображая, что за машиной и стеной камыша света костра с воды можно и не увидеть, тем более что, прогорая, костер давал не так уж много света. Лучше поставить маячок повыше.
В качестве маяка я решил использовать обыкновенный китайский фонарик, укрепляемый резиновым ремешком на лбу и работающий в различных режимах. Такой фонарь незадолго до поездки подарил мне Сергей - вот и пригодится. У моего фонаря было три режима: он мог гореть непрерывным светом, мог мигать часто или редко. Серегин фонарь, который он брал с собой в Казахстан, имел пять режимов. Там была просто какая-то игра света, чуть ли не фейерверк, одно слово – «китайский фонарик». В качестве подставки пришлось использовать высокую торчащую палку для сетей, ничего другого под рукой не было. Наклонив ее, я совсем уж было принялся прикручивать фонарь резинкой, как палка спружинила, вырвалась из рук и отброшенный фонарь оказался где-то на земле. По звуку я мог предположить, где примерно, но искать его пришлось, ползая на коленях и шаря по мокрой траве руками. Помог ребятам, называется.
   Находил я фонарь по частям. При падении тот раскрылся и рассыпался на составляющие. Сначала мне попалась резинка с передней панелью, потом одна за другой две из трех пальчиковых батареек. После долгих поисков возле ворочавшихся лысух, одна из которых снова попыталась меня клюнуть за нарушенный сон, нашлась третья батарейка, а вот задняя панель как в воду канула.
   В это время донесся слабенький шум мотора, и я ускорил поиски, но, убедившись, что это бесполезное занятие, бросил все и вставил батарейки в панель. Кричать парням, будить Саныча, который, может быть, задремал, не хотелось. Велико же было мое изумление, когда собранный без задней панели фонарь загорелся. Утроив осторожность, я прикрутил его к верхушке палки, направив экраном в сторону озера, установил режим редкого мигания и, придерживая опору, медленно вернул ее в исходное вертикальное положение. Маяк работал. Слава богу, успел!
   Звук мотора слышался все громче, стали различаться и голоса напарников, что-то обсуждающих на воде, потом Санькин крик:  «Э-ге-гей…», - возвестил, что они где-то рядом. Появившаяся лодка в скудных отблесках пламени, бросающая тень на камыши была похожа на неведомое чудовище. А перебрасывающие добычу в садок рыбаки со своими пляшущими тенями да шумные всплески падающей рыбы  походили на шабаш ведьм.
   Как я и думал выход к лагерю парни нашли только по маяку, за что рассыпались в благодарностях, света костра было явно маловато. Расспросили про Саныча, посочувствовали, выслушали рассказ о ночной охоте, посидели у костра и отправились на базу в вагончик, который к тому времени должен был освободиться. Завтра рабочий день и шумная компания должна была уехать.

   Проснулся я среди ночи, разбуженный шумом дождя, нещадно поливающим наш автобус, и сильного ветра. За все годы пребывания на Чанах, а их набралось уже около десятка, такой бури мне еще видеть не приходилось. Автобус буквально качался под порывами ветра, скрипел всеми своими пружинами и колесами. Я даже подумал – а стоит ли он на скорости? Если нет - сдует к чертовой матери в воду, но вставать и проверять было лень: в воду так в воду. Не зря значит дул теплый ветерок, да утки ходили по земле - так всегда бывает перед дождем.
   Саныч, лежа рядом со мной, продолжал икать. Это утомило его настолько, что на все предложения помощи он сонным голосом слабо отбрехивался, просил оставить его в покое, обещая завтра утром, если беда не отпустит, повесится. Был повод задуматься. Спать после этого не хотелось. Костер, несмотря на сильный дождь, раздуваемый не менее сильным ветром, буквально пылал. Но через полчаса дождь все же победил: огонь постепенно унялся, а затем и совсем затух. Снова вокруг темнота, ветер, шум.

   Утро встретило нас только сильным ветром, небесной хмарью, да сыростью везде, где только можно было предположить. Дождь кончился. Но даже в кастрюле с остатками лапши, накрытой крышкой под столом, была вода, полностью скрывающая наш будущий завтрак. Винтовский домик устоял. Крыша его просела под многолитровым озером и напоминала воронку с наглухо запаянным отверстием, но расстеленные внутри тряпки все еще оставались относительно сухими. Самое интересное, что из двух лысух, привязанных веревкой, в наличии осталась только одна – моя. Санычевская исчезла. То ли убежала, то ли ветром унесло. 
   Возникла необходимость наводить порядок на столе, под столом, рядом со столом, вокруг стола и везде, где дождь и ветер оставили свои следы. Труднее всего пришлось с костром. Даже щедро политый соляркой уголь не хотел гореть. Солярка моментально вспыхивала, и так же моментально гасла. Пришлось доставать прихваченный Серегой газовый баллончик с насадкой, напоминающей газовую горелку и греть подмоченный уголь. Убежденный его доводами я не прихватил обычно забираемую из дома паяльную лампу, с помощью которой мы и разжигали костер в непогоду. С трудом, но все же уголь загорелся, а от окружающих его предметов еще минут через десять повалил пар. Вскоре закипел и чайник.
   Как же приятно в холодное утро выпить кружечку крепко заваренного сладкого горячего чая, сидя рядом с разгоревшимся костром, благодатно согревающим все вокруг. Это, наверное, может сравниться только с холодной минералкой, выпиваемой после ночных посиделок в душном салоне автобуса. И еще неизвестно – что лучше. Сейчас лучше был, конечно, чай.
   Вскоре подошли и Серега с Саней. Ночь для них прошла спокойно, шумная компания, как и предполагалось, уехала, так что они выспались от души и даже не слышали ни шума ветра, ни звука дождя. Пронизывающий холодный ветер заставил нас всех приодеться потеплее. Саня натянул ватники, фуфайку, а сверху непромокаемый резиновый костюм, затем расположился в своем домике, с крыши которого пришлось сливать воду. В домике было тепло – вскоре на лбу его появились капли пота, так что Винт даже снял шапку и периодически отирался ею. Серега, пристроившийся рядом с ним, поверх своей теплой зеленой куртки тоже натянул мою резиновую, которой завладел в самом начале рыбалки.
   - Ты же не хочешь, чтобы я заболел, - в упор спросил он, когда я сделал слабую попытку вернуть себе куртку.
   Естественно я не хотел, так что мне пришлось натягивать шубу, застегивать ее на все пуговицы, поднимать воротник, а на голову натягивать поверх одной спортивной шапочки еще одну.
   Вставший Саныч на свитер надел свою черную куртку, капюшон которой затянул поверх зимней шапки, а на куртку с трудом натянул фуфайку, так что, в конце концов, стал напоминать кочан капусты. С трудом, переваливаясь, он выбрался на берег, откуда вечером стрелял по уткам и долго пытался разглядеть возможную добычу, но безуспешно. Нам всем стало тепло, и мы дружно принялись решать – что делать?
   Перед нами стояли две проблемы, требующие обсуждения. Первая – дамба. Все мы дружно признали, что после такого дождя соваться туда нечего. Единственный выход – попросить какой-нибудь вездеход протащить нас через хлябь. Серега с Саней уже думающие над этой проблемой с самого утра, заявили, что на базе ни одного вездехода нет, и приедет ли расположенный к нам распорядитель базы – не известно. Ни Герман, ни Леха этого не знали. Вопрос остался открытым.
   Вторая проблема – сети. Снимать их в такой ветер, когда даже по Малому Чану гуляли волны с белыми гребнями, было весьма проблематично и опасно. Что тогда говорить о Большом Чане? Там волны наверняка больше и соваться сейчас туда все равно, что просто зайти в воду и поплавать в спасательных жилетах – удержат или нет. Летом мы проверяли их - раздетых держат вполне пристойно, а вот в одежде, да еще такой (фуфайки, шапки, сапоги, ватники), не приходилось. И желания испытывать их сейчас что-то ни у кого не появлялось.
   Продолжающий икать Саныч, когда затянувшаяся пауза в разговоре стала неприлично долгой вдруг заявил:
   - А я до пятницы совершенно свободен, - очевидно, вспомнил Винни-Пуха с Пятачком, и … перестал икать.
   Сначала мы не поняли, что он внезапно излечился. Но после того как выяснилось, что собственно никто из нас особо домой не торопится – мы с Винтом в отпусках, а Водяной сам себе хозяин, обратили внимание, что Саныч уже десяток минут сидит совершенно спокойно и не трясет своей головой. Еще минут десять об этом молчали, боялись сглазить, а потом как гора с плеч свалилась. Саныч выздоровел – это главное, да и дорожно-сетевые проблемы решили - всего-то надо отъезд отложить на сутки.
   Стали рассуждать, и как нам казалось – здраво. Дома нас ждут сегодня, в крайнем случае, завтра. После отъезда, где-то уже за Ленинском, Саня звонил жене и предупреждал, что поедем мы с озера в понедельник, то есть сегодня. Значит, ждать нас будут завтра. А завтра - оно и вечером завтра. Вечером, если дождя не будет, а такой ветер обязательно дорогу продует, мы будем на трассе, а оттуда позвоним, что дома будем послезавтра. Как прекрасно все сложилось! И успокоенные, уже с хорошим настроением мы принялись завтракать.
   Никто из нас тогда не мог предположить, что именно Санина жена будет звонить нашим половинкам и расспрашивать тех, когда мы обещали приехать - ей показалось, что Саня обещал быть дома уже в понедельник. Моя супруга, за долгие годы привыкшая к отлучкам и более продолжительным (вспомнить только девятидневные поездки на Обь), после этого, если не запаниковала, то встревожилась и звонила на мой мобильный каждые два – три часа, естественно не получая ответа. Но все это выяснится позже, а пока мы с удовольствием поедали нашего любимого судака, остатки арбуза с хлебом, пили чай с вареньем и радовались, что еще целые сутки проведем в этом замечательном месте.

   Погода как будто поняла нашу радость и решила сделать нам подарок - неплохой день. Ветер, с утра гнувший камыш до самой воды, стал стихать, хотя и оставался холодным и продолжал гнать белые гребни по середине озера, а на небе появилось самое настоящее солнышко, отчего настроение еще больше улучшилось.
   Лысухи с появлением солнца выбрались из камыша, немногочисленные их табунки закачались на волнах, которые все же были приличными. «Наша» стайка торжественно проследовала по заведенной традиции в сторону базы, и мы поняли, что сможем сегодня еще и поохотиться. Чувствовавший себя не совсем комфортно Саныч от охоты отказался. Винту, которому на берегу дали пару раз стрельнуть из ружья по висевшим на ветках сохнущим судачьим шкурам, остальная охота была по барабану. Поехали мы с Серегой. Как и в прошлый раз, я прихватил карабин Саныча и целую гору патронов, которую решил непременно расстрелять.
   Сергей сразу не полез на большую воду, а пошел вдоль береговой стороны камыша. Ветер, дувший нам навстречу, здесь был значительно тише. Звук мотора, терявшийся в шуме ветра, относило к берегу. Наверное, это и помогло – лысухи до последнего оставались на воде, почти как в первый день охоты. Выскакивая из-за камыша, мы заставали их врасплох, и уже через полчаса удалось подстрелить трех штук, да еще две ушли в камыши подранками. Патронов я, как и планировал, не жалел, осечек карабин не давал и мои «серии» из трех – четырех выстрелов подряд не многим отличались от «косьбы» Саныча.
   Потихоньку дошли до горловины и, убедившись, что ветер стих еще больше и белые гребни в «море» видны только на середине, все же решили проверить выдержали ли наши перетяги шторм, и что из этого вышло.
   А вышло совсем неплохо. Крупные сети, конечно, были скручены, но скручены с рыбой и только отдельными кусками. Красавцев сазанов было меньше чем в предыдущий раз, но все же достаточно много. А вот мелкие «пятидесятки» были скручены основательно и это притом, что Саня распутал их перед ночью. Быстро набившийся карась, да последующий шторм закрутили сети практически в веревки. Подобное я уже видел в свою самую первую поездку на Чаны, когда пятидесятиметровая ниточная сеть была скручена сто четырьмя карасями в тугую веревку с торчащими хвостами.
   Учитывая, что рыбачить оставалось всего ничего, пришлось карася выбирать, а сети распутывать. Хорошо, что Серега предложил для этого простой, но очень эффективный способ, а то я уже после десяти минут нудного занятия готов был плыть за Санычем, которому, уверен, распутывание сетей доставило бы удовольствие.
Встав с подветренной стороны, мы взяли сеть за низ и стали растягивать ее параллельно воде. Медленно сеть начала раскручиваться. Я все ждал, когда же это прекратится. Довольно часто, когда сеть распутываешь сверху, она идет довольно хорошо до известного предела, а затем начинает опять закручиваться с распутанной стороны. Так и идет: с одной стороны раскручивается, с другой скручивается – и ничего поделать не удается, только разве прямо на воде крутить ее через верх, да и то если угадаешь в какую сторону крутить. Здесь этого не произошло и мы спокойно и быстро распустили все запутанные куски. Век живи – век учись!

   Вернувшись в Малый Чан, мы посмотрели и две перетяги, поставленные позднее Серегой и Саней перпендикулярно горловине. Одну из них стянуло, наверное, груза были маловаты. Да и, правда, сказать, использовав все привезенные из дома накладки, мы пособирали все тяжести, что увидели на берегу и поставили в последние перетяги. Да видно легковаты оказались тяжести. Разве может сравниться с восьмикилограммовой железнодорожной накладкой обрезок какой-то металлической трубы диаметром с руку. Перетяга была загнута огромной дугой, поплавки болтались наверху, а вместе с рыбой большая часть ее была настолько забита травой, что мы предпочли сети снять, чем снова растягивать да выбирать траву на воде.
   Снятую рыбу прикрыли травой – так она долго сохранится живой – и снова пробежались по заливчикам в поисках беспечных лысух. Нерасторопными оказались еще три курицы, пополнившие наши трофеи. Я выбился в лидеры по количеству добытых пернатых. У Сереги было три штуки, Саныч добыл десять, а я уже одиннадцать. Когда я стал развивать эту мысль по пути к садку, Водяной только снисходительно улыбался – он то, можно сказать, и не охотился, все больше рулил - то меня возил, то Саныча. Поняв, кто бы стал лидером в гонке за пернатыми трофеями, если бы все охотились в равных условиях, я быстренько замолчал. Разовью эту тему Санычу на берегу.

   Инспектор ожил окончательно и уже без оглядок на только что поправленное здоровье потягивал свое любимое «Арсенальное» крепкое, закусывая его морской капусты, банку которой нашел в рюкзаке. Саня как мог ему помогал. Мы с Водяным от этой дьявольской смеси спирта и солода категорически отказались, несмотря на все призывы составить ребятам компанию. Я, поразмыслив, решил, что именно крепкое пиво, употребляемое в неимоверных количествах, и стало причиной напасти Сергея Александровича, с чем тот был категорически не согласен.
   - Подумаешь, пиво…, - ворчал он, - мы водки больше выпили.
   Водка, которой, надо признать, выпили действительно не мало, что не говори, все же продукт натуральный, а вот это «крепкое пиво» - сам черт не знает, что это такое и из чего его делают.

   Перед обедом мы стали очевидцами удивительной картины, которую назвали просто – «На рыбалку».
   Сначала обратили внимание, что на берегу возле базы стало очень многолюдно и шумно. Потом люди появились и на палубе застывшего возле стены камыша баркаса, послышался, несмотря на ветер, дувший в сторону базы, металлический лязг и грохот. Потом из трубы «крейсера», стоявшего, как нам казалось, на вечном приколе как «Аврора», повалил густой черный дым, раздался рык раненого хищника, оказавшийся звуком работающего дизеля. У заднего борта показался мощный бурун, и только после этого катер, давший два тонких гудка, никак не вязавшихся с такой махиной, сдвинулся с места и под восторженные крики собравшихся направился на чистую воду. За кормой его мы даже рассмотрели привязанную за буксирный конец болтающуюся во все стороны металлическую лодку.
   Баркас направился к противоположному берегу и вдоль него, где очевидно был фарватер, в сторону горловины. Отойдя километра на два, но в бинокль его было видно довольно отчетливо, он застопорил ход. С палубы в лодку спустился кто-то из матросов или пассажиров и, как комментировал смотревший в бинокль Винт, стал проверять стоящие там сети.
   - Учитесь, салаги, -  заговорил морской волк Саня, - как рыбачить надо. Морская техника на службе народному хозяйству. Смори ты, каких судаков таскают!
Трудно было предположить, что он видит, какую рыбу выбирают из сетей, но всем сразу захотелось посмотреть на этих замечательных судаков. Установилась шумная очередь за биноклем. Я, честно говоря, не увидел не только судаков, но даже самого рыбака, хотя на бинокле была функция установки на плюсовое или минусовое зрение, да тридцати двух кратное увеличение. Крутил многочисленные кольца и рычажки бинокля и вперед и назад, но кроме баркаса и лодки рядом с ним не рассмотрел ничего. Кого уж там удалось увидеть Винту - не знаю, но чтобы его не огорчать я кивнул головой:
   - Да-а-а… У нас таких нет…
   Почему-то считалось, что вдоль противоположного берега ловятся отменные судаки и иногда, когда мы стояли в Колояре и ставили сети там, где сейчас дрейфовал баркас, нам такие попадались, правда, штучно.

   К обеду подтянулись и Герман с Лехой, правда, без Жулика. В этот раз Герман был в резиновых сапогах, которые после дождя пришли на смену клетчатым тапочкам.
После обеда я решил, наконец-то, порыбачить обыкновенной поплавочной удочкой. В свою самую первую рыбалку на Чанах подобные попытки никакого успеха не имели - я не увидел ни одной поклевки и долгие годы не брал с собой ни удочки, ни закидушки. В прошлом году, когда мы ездили втроем, воодушевленный рассказом Винтов, пытался побросать спиннинг.

   Винты, бывшие здесь годом раньше, рассказывали, что ездивший с ними их товарищ – Руслан ловил на обыкновенный розовый твистер отменных окуней, да еще в большом количестве. По их рассказам выходило, что добытых окуней Руслан бросал не в садок, а в обыкновенный мешок из-под картошки и улов свой он с трудом вытаскивал из лодки в конце рыбалки, иногда даже просил помощи. Может быть, действительно надо было спиннингом? И я испробовал тогда не только розовый твистер, а подобные штучки самых разных расцветок – от белых до черных и от пятнистых до перламутровых. Бросал и блесны, и поролоновых рыбок в надежде зацепить судачка, и воблеры, и виброхвосты, и все, что мог найти в своем рыбацком ящике и прицепить на поводок. Но, кроме травы, ничего - ни одной поклевки. «На Чанах неправильная рыба, - решил после этого я, - или Винты, мягко говоря, пошутили надо мной», - и перестал брать не только удочки и закидушки, но и спиннинг.
   Рядом с нами в тот год стояли рыбаки из Нового городка, те самые, что ходили на своем маломощном моторе в горловину. Один из них, самый молодой, периодически заплывал в камыши с поплавочной удочкой и привозил по десятку неплохих карасей и подъязков. Вот те – здрасте! Хранил он свой улов не в мешке, а в обыкновенном проволочном садке, так что видеть его добычу могли все. Видеть и завидовать – никто из нас, наученных, или вернее сказать – обманутых горьким опытом предыдущих лет, удочек не взял.
   Сейчас прихватив две телескопические удочки, червей, от которых в свое время гордо отказалась плененная лысуха, горстку долгоиграющих конфет, плетеный металлический садок я на могучем «Фрегате» на веслах направился в ближайшие камыши. После комфортного катера не хотелось сидеть согнувшись со скрюченными ногами на вертком «Нырке». К хорошему привыкаешь на удивление быстро.
   Подняв двигатель, я, налегая на весла, кормой залез в заросли, привязался за проушины и вскоре уже налаживал удочки. На удивление поклевка последовала незамедлительно. Поплавок одной из них сначала несколько раз чуть подпрыгнул, словно примериваясь, а затем резко пошел вниз и почти скрылся под водой. Подсечка, и мелкий окунишка, чуть больше пальца, запрыгал по пластиковому настилу лодки. Вот чертенок! А как потянул!..
   За следующие десять минут я трижды с замиранием сердца дергал удилище, ожидая увидеть солидную рыбу, к которой уже был готов причислить даже сороковочного карасика, но увы… Все те же окуни – недомерки. Первого я, огорченный его размерами, выбросил за камыш, но остальных, рассудив, что они снова могут мешать рыбалке, побросал в садок. Может быть, потом выпущу.
   Пришлось менять место заброса, глубину, насадку и, наконец, удача. После очередной, но осторожной поклевки удалось вытащить неплохую сорожку, которая в садке рядом с окунями – недорослями смотрелась очень солидно – как крупная селедка рядом с килькой. Следующей поклевки пришлось ждать минут десять, но попался небольшой чебачок. «Все лучше, чем окунь», - подумал я, и как сглазил. Поклевки пошли одна за другой, но снова окуни, и все мелочь пузатая.
   Ну, погодите! На смену червяку пришел хлебный катышек. Хищники! Не хотите стать вегетарианцами? Хищники не хотели. Но не хотели клевать и потомственные вегетарианцы – ни карася, ни подъязка, ни сорожки. Как же умудрялся ловить наш сосед в прошлом году? Если бы не видел своими глазами его рыбалку, снова бы удочки не взял.

   Тягостные размышления прервал тихий плеск, осторожное попискивание, оханье и усиленное цыканье. «Наши» лысухи, очевидно обманутые моей долгой неподвижностью, отправились на вечернюю кормежку и проплывали буквально в десятке метров от меня. Никогда не слышал, как лысухи общаются между собой. Да и не удивительно - так близко видеть их, если не считать подстреленных да подранков, мне еще не приходилось.
   Плыли лысухи медленно и совсем не по-утиному. Они словно беспрерывно кланялись своему отражению в воде, кивая черной головой с белой проплешиной выше носа при каждом гребке. Примерно так же ходят прилетевшие ранней весной грачи по земле – широко переставляют жилистые черные лапы и важно кивают головой при каждом шаге, словно добрый хозяин в кирзовых сапогах, намазанных дегтем, обходит свои владения, выслушивая на ходу доклад мелкого управляющего.
   Некоторые из лысух по ходу дела ныряли: сначала слегка приподнимались над водой – вроде как становились на твердую опору, и легко, без всплеска опускались вертикально вниз. Что удивительно, две или три из них вынырнули вверх хвостами. Наверное, такой крупной и жирной птице трудно удержаться под водой, вот она и выталкивается, не успевая перевернуться. Жир, как известно, легче воды, а жира у лысух предостаточно и в этом мы убедились, когда потрошили их. С утками действительно никакого сравнения, те жилистые, одни мышцы. Соответственно и навар в шурпе разный.

   Не удержавшись от восхищения увиденным, я издал какое-то восклицание, и этого оказалось достаточно, чтобы настороженный табун резко прибавил в скорости. Часть лысух, опустив хвосты к самой воде, быстро заскользила, сразу перестав кивать своему отражению, а вторая половина просто побежала, взметая лапами фонтанчики брызг. Да так быстро, что всплеск от первого шага не успевал осесть, когда птицы делали уже пятый или десятый. При этом они отчаянно махали крыльями, словно хотели набрать взлетную скорость, но вскоре умерили рвенье и словно маленькие утюжки по белой простыне вновь заскользили по водной глади.
   Ничуть не огорченный столь небогатым уловом я вскоре вернулся в лагерь.

   Ветер, очевидно днем отдохнувший где-то за горизонтом, к вечеру снова стал раскачивать камыш, а затем и пригибать его к самой воде.  На середине озера под все усиливающийся свист ветра стали появляться белые «барашки», а мы с опаской поглядывали на раскачивающийся садок. Прикрываемый стеной камыша он с честью выдержал испытание ураганным ветром предыдущей ночью. Но что будет сегодня? Расслабившись, успокоенные относительно хорошей погодой наступившей после ночного кошмара, мы даже не удосужились проверить его прочность, а ведь рыбы там было уже не мало даже по Винтовским меркам. А вдруг не выстоит?
   Да еще цепляющиеся плавниками за ячейки сети сазаны, пытаясь выпутаться, здорово раскачивали колья, на которых крепилась сеть, а это никак не способствовало прочности садка – колья расшатывались, наклонялись, а там и до
сазаньего побега было недалеко.
   Накануне днем можно было увидеть картину совершенно удивительную – сразу три довольно крупных сазана, зацепившиеся спинными плавниками, висели точнехонько один над другим – такая своеобразная активно подергивающаяся лестница из рыбы уже достигающая середины надводной части сетки. Мы долго ломали голову - как это им удалось, пока не увидели. Все оказалось просто – разогнавшись, те выпрыгивали из воды, растопырив все свои плавники, и, естественно, натыкались на высоко стоящую сеть. Чем крупнее был сазан, тем выше он выпрыгивал и тем выше оказывался над водой. Кто при прыжке оказывался над уже висящим, толкался об него хвостом и пытался подпрыгнуть еще выше – так и образовалась «лестница». 
   От этого чуда природы пришлось срочно избавляться, а то бы край садка точно рухнул. Выпутывать висящих пленников дело неблагодарное – лучи плавников у них чрезвычайно крепкие, особенно спинных, а напутывали они сети по три – четыре оборота и сидела сеть здесь на удивление прочно – зачастую ее просто невозможно было распутать и приходилось плавники ломать. А вот это уже задачка совсем не из легких.  Но и ее мы решили.
   Взяв с собой обычные плоскогубцы из водительского набора, я поплыл к садку и пооткусывал плавники, даже не пытаясь раскручивать неудавшихся беглецов. Те с шумом падали обратно в садок и радостные устремлялись на дно. Правда, это рыбно-слесарное дело кончилось плачевно – после очередного упавшего сазана вслед за ним с тем же шумным всплеском устремились вниз плоскогубцы. Недолго музыка играла… В следующий раз обязательно возьму с собой ножницы по металлу.
   Пришлось крепить колья, вдавливая их всем своим весом прямо с лодки в упругое дно. Лучше бы Водяной поплыл – у него веса раза в полтора больше.

   Проверять сети перед ночью, что мы обычно делали, сегодня не стали – не на шутку снова разыгравшийся ветер отверг от этой мысли даже Винта, самого смелого из нас. Повторять свое ночное купание первого вечера ему уже не хотелось. Что уж о других говорить.
   Последнюю ночь мы ночевали все вместе, с трудом разместившись в салоне автобуса.

   Ну вот и очередное утро… Я, поднявшийся сегодня раньше всех, оценил его как стандартное осеннее: серое небо, хмарь, ветер, выдохнувшийся за ночь и чуточку присмиревший, пар изо рта, говорящий о холоде… Радовало, что не было дождя, и ветер, ставший нашим союзником, просушил не только берег, но и наверняка дорогу на дамбе. Наверное, сегодняшнее утро все же  последнее за эту рыбалку. Пора собираться домой.
   С этими мыслями я потихоньку, стараясь не разбудить еще спящих товарищей, копошился в лагере: прибрался на столе, разжег костер и поставил чайник, чтобы погреться горячим чаем. Холод заставил было надеть шубу, но двигаться в ней было неудобно, и я сменил ее на «Аляску», поверх которой натянул камуфляжный плащ. Так стало теплее, да и двигаться можно было относительно свободно. В кармане плаща я нашел пару патронов, не истраченных во время ночной охоты, и невесело улыбнулся – жаль, не удалось подстрелить ни одного крякаша. Из всех добытых мной птиц было только три утки – шилохвость и две широконоски, остальные лысухи. И ни одного красавца селезня. Действительно, жаль… Да и уезжать жаль… Классно порыбачили и поохотились…
   Мысли мои, под стать погоде, приняли невеселое направление, но судьбе было угодно организовать на прощание с этим удивительным местом еще один небольшой праздник.
   Не успел чайник закипеть, как над головой раздался свист крыльев летящих уток и, едва замеченный мной табунок – так быстро он пролетел, штук в пять – шесть, плюхнулся на воду недалеко от лагеря ближе к базе. Никогда еще утки здесь не садились – с одной стороны мы, с другой база с ее многочисленными обитателями и рыкающими катерами. Видеть уток на воде я не видел, мешал поворот берега да небольшая трава, но то, что они где-то рядом чувствовал каким-то шестым чувством.
   - А не поохотиться ли мне не прощанье? – спросил я сам себя. И тут же решил, – А почему бы и нет?
   Совершенно не волнуясь - не то, что накануне ночью, я подхватил ружье, которое только что протер, собираясь спрятать его в чехол, зарядил теми самыми патронами, на которые только что с грустью смотрел, вспоминая ночную охоту, и потихоньку двинулся в сторону базы, забирая подальше от берега, надеясь под его прикрытием подойти как можно ближе к уткам. Я понимал, что у меня всего два выстрела – сейчас день, скрасть уток будет сложно. Но попытаться стоит – получится, значит, получится; не получится – невелика потеря.
   Очень медленно и осторожно я миновал часть пути до берега, ежесекундно ожидая услышать шум взлетающей стаи. Нет, не взлетают, но и видеть их я не вижу. Просчитав, где примерно могут находиться утки, я двинулся к воде, держа приклад уже у плеча, а палец на спусковом крючке. Шаг, еще шаг, еще один, а их не видно… Еще шажок, остановка, внимательно смотрю на воду… Да где же они!? Что не улетали – точно, я бы услышал. А-а-а, наверное, уплыли в камыши, пока я заряжался да поднимался по берегу… Черт! Жалко…
   Я, мысленно уже смирившийся с очередной неудачей и слегка расстроенный, расслабился и чуть опустил ствол. Вот тут то они и взлетели. Да еще как! С таким шумом, что я даже вздрогнул, прямо под носом, метрах в пятнадцати. По габаритам я сразу понял, что крякаши, и чуть подняв ствол, практически автоматически нажал на курок. Грохот выстрела еще не смолк, а я уже видел, что из пяти взлетевших уток одна падает, остальные над самой водой рванули от берега к спасительному высокому камышу.
   Скорость моих мыслей вообразить невозможно, буквально за миллионную долю секунды мне надо было принять решение кого бить – улетающих или подранка. Я выбрал улетающих, надеясь зацепить еще одну, даже не вспомнив, что патронов-то у меня больше нет. И если подранок надумает удрать от меня, я ничего не смогу сделать – не бежать же за ним по воде, хоть тут и мелко. Грохот выстрела. А-а, черт, промазал!.. Только потом посмотрел на подранка.
   Красавец селезень - крякаш бился на воде с безвольно опущенной головой и ходил кругами, помогая себе и лапами и крыльями с белыми зеркальцами. Я сразу понял, что попал или в голову или в шею – только при таких ранениях утки ходят хаотичными  кругами, и торопиться подбирать его не стоит. Подошел к воде и действительно увидел, как за головой крякаша, лежащей на воде, тянется кровавый след в виде круга. Когда я попытался взять его в руки, для чего мне пришлось не более чем по колено зайти в воду, он продолжал хлопать крыльями, мотая головой так, что капельки крови летели во все стороны, в том числе и на мой замечательный камуфляжный плащ. Пришлось усмирить его головой о приклад.
   Единственная дробина вошла точно в глаз и вышла точнехонько через второй. Вот это выстрел! Я уже представлял, как буду с упоением хвастать своей меткостью – еще бы, попал точно в глаз, и только потом понял, что это дело случая – из сотни дробин всего одна… Судьба… Но все равно – спасибо ей!

   Разбуженные грохотом близкого выстрела мужики высыпали из автобуса. А я, гордясь собой, нес на вытянутых руках как транспарант на демонстрации растянутого за крылья крякаша - последний трофей нашей охоты.
Красавцем – селезнем полюбовались все. Естественно, отпустили несколько шуточек по поводу меткости выстрела.
   - Доктор, тебя уже можно на соревнования выпускать. С тобой, похоже, и Ромашка теперь не сравнится, - балаболил радостный Саныч, упоминая лучшего стрелка в нашей прошлой компании, которого сегодня с нами не было. – Ромэла утку в глаз точно не бил.
   Он, видимо, окончательно поправился, изменил своей многолетней привычке на рыбалке спать до обеда и улыбающийся остался на берегу. Серега копошился у лодки, а появившийся из-за кустов Саня, увидев, как я экипируюсь, натягивая гидру, чтобы плыть проверять и снимать сети, сразу заявил:
   - Доктор, не мылься, бриться не будешь. Ты и так на этой рыбалке больше всех на воде проторчал – то стреляешь, то сети проверяешь, то на моторе сидишь. Давай-ка я сниму. А вы пока в лагере марафет наведите. Да и поесть на дорожку сварить надо.
   - Шура! – шутливо закричал я в ответ. – Тебе ли обижаться!? Ты не только на воде, ты и в воде, и под водой побывал, а это дорогого стоит. Да и кто из нас лучший повар? – уже в открытую умасливал его я.
   Но Винт был непреклонен и они с Водяным, похлебав обжигающего губы чая, отправились на воду.
   Ветер был по нашим меркам средним. Волны хотя и были, и шум от них был  не совсем приятным, и гребни белые нет – нет, да и появлялись то там то сям, деваться было некуда – оставлять столько сетей неизвестно кому, губить столько рыбы мы просто не могли. Совесть не позволяла. Не жадность – мол, сети жалко - именно совесть. Здесь же, бывало, мы снимали многометровые перетяги, и чтобы не возиться с ними на волне и не терять драгоценное время, выбрав рыбу, просто швыряли скомканные в плотный клубок сети в камыши, где они уже не смогли принести никакого вреда нашему любимому озеру.
   Сначала Водяной направился к сетям, стоящим поблизости, и мы даже видели, как Винт, зацепившись за край ближайшей перетяги, стал выбирать изредка попадающуюся рыбу и собирать сети в мешок. Через полчаса они направились в сторону Большого Чана.
   Мы с Санычем занялись приборкой. Сначала каждый из нас собрал свои вещи, сложил в мешки, потом все оставшееся вытащили из автобуса, но поднять разложенные для ночлега сиденья не смогли. Я знал, что надо какую-то штучку за сиденьем потянуть плоскогубцами, но какую точно не помнил. На всякий случай попробовали все, за что можно было зацепиться. Безрезультатно. Что ж, будем ждать хозяина. А пока займемся кухней.
   Не мудрствуя лукаво, решили приготовить лапши с тушенкой. Пока я возился у костра, Саныч собрал весь хлам вокруг и закопал в яме, выкопанной в самом начале нашей эпопеи рядом с лагерем. К приезду наших друзей лагерь был относительно чистым, стол накрытым, вещи наполовину собранными, прицеп заполнен камышом.
Мы решили рыбу уложить навалом в прицеп, переложив ее срезанным камышом. Испортиться она по такой погоде никак не могла.
   Рыбаки вернулись часа через два. Снятую рыбу в садок сбрасывать не стали, а сразу вывезли на берег. Пока Санька вытаскивал мешки с сетями, а Серега откручивал мотор, чтобы спокойно перевезти рыбу из садка и помыть лодку, мы с Санычем, выбрав крупных сазанов и карасей, побросали их на дно прицепа, который не поленились подтащить поближе к воде. В прицепе по углам уже стояли бочки с соленой мелочевкой, фляги, пока еще пустые, сюда же Винт поставил и сети. Пару бочек оставили, чтобы перетаскивать рыбу из лодки. Во-первых - это удобно, во-вторых - примерно знаем, сколько рыбы загрузили, в бочку входит сорок килограммов рыбы. Перегружать прицеп нельзя.

   Года три назад после рыбалки на Колояре, куда ездили тоже на своих машинах, в прицеп к Димкиному джипу нагрузили столько рыбы, что по дороге бедный перегруженный прицеп пришлось дважды подваривать – он буквально трещал и разваливался по швам. А где на дороге найти сварщика? Только в деревнях, куда и приходилось заезжать, когда прицеп совсем уже грозил рассыпаться, а сквозь щели между бортами стали вывалиться караси. Вот тогда дорога к дому заняла вместо обычных двенадцати – четырнадцати часов целые сутки.

   Второй случай, куда хуже первого, случился годом позже, и тоже после рыбалки на Чанах, где, только ленивый может остаться без рыбы. Мы не ленились и улов, как обычно, был отменным – рыбу из садка пришлось перевозить чуть ли не час. Несколько раз Санькин «Нырок», нагруженный под самые борта, так, что прыгающих сазанов да карасей приходилось тщательно охранять, чтобы они не разбежались, курсировал между садком и берегом.
   Мы с Саней «рыбачили» - работали у садка, а рыбу в прицеп загружали Коля с Санычем, которые, увлекшись этим делом, скорее всего, забыли, что прицеп рассчитан всего на полтонны.  Сергей занимался своим «Фрегатом» и особо в дела загрузки не вмешивался, поскольку с прицепом шел «Уазик» и его хозяину Коле было лучше знать, что он может увезти.
   Колеса прицепа пришлось подкачивать – бедный перегруженный прицеп стоял чуть ли не на ободах. К тому же он почему то здорово наклонился вперед, так, что дышло его здорово давило на фаркоп – когда прицеп подсоединяли к машине его с трудом удавалось удерживать даже вдвоем.
   Дорога до Журавлей прошла без приключений. Здесь Коля предложил поужинать или, скорее позавтракать – время приближалось к шести утра.
   Где-то под Каргатом «Уазик», шедший впереди, остановился рядом с сиротливо стоящей на обочине «Тойотой». Возле нее два легко одетых парня как-то обреченно голосовали, скорее, на удачу или для очистки совести. Серега тормознул чуть в стороне, но мы из салона не вылезали, пока Коля, о чем-то беседовавший с пассажирами легковушки не подошел к нам. Следом за ним осторожно приблизились и голосовавшие парни.
   - Мужики… Тут вот какая проблема. Ребята с Анапы едут, а машина сломалась. Просят до Новосиба дотащить.
   Я сначала возмутился.
   - Колян, нам же гнать надо, пока рыба не пропала, - день действительно был жаркий. - А так мы часа два точно потеряем. Неужели никого другого нельзя тормознуть.
   - Пытались они… Бесполезно, всем некогда. Да их еще пять человек и ребенок с ними маленький. Годика три.
   Я сначала не поверил. Мотать несколько тысяч километров впятером на одной машине да еще чуть ли не с грудным ребенком!? Ну, знаете…  Есть мозги у людей или нет?
   Как будто в подтверждение Колиных слов из машины выбралась молодая женщина с маленьким ребенком на руках. Малыш сладко спал, положив голову на плечо матери. Да и не удивительно – темнота легла уже густо.
   Водяной, молчавший до этого, попытался выяснить причину поломки – нельзя ли здесь исправить, поговорил с ребятами, потом  даже вылез из автобуса и пошел с парнями к «Тойоте». Минут десять они впятером – к ним присоединился и Саныч – копались под капотом, пока с  ожесточением не захлопнули его и не направились все сюда.
   - Иваныч, давай решать. Запчасти действительно только в Новосибе можно купить, а им ехать еще до Минусинска. Не ночевать же людям на дороге с ребенком. Замерзнут, - продолжил Коля, а Водяной снова молча кивал головой, словно решение зависело только от меня.
   - Вы что меня как девочку уговариваете, - раздосадованный скорее своей первой грубой реакцией, чем необходимостью задержки, особенно после того как увидел спящего малыша, я буквально заорал на друзей.  - Надо - значит надо. Ребенок то действительно не при чем.
   Вслед за этим я увидел, как мрачные лица напряженно стоящих парней сразу расслабились, а на глаза у одного из них даже навернулись слезы, которые он пытался скрыть, отвернувшись в сторону. Видать действительно их здорово прижало. И чего это я завозмущался сразу? Хоть бы спросил сначала…
   «Тойоту» прицепили к автобусу, в который забрался один из парней. Две женщины с малышом устроились в «Уазике», там было больше свободного места. В нашем салоне все было упаковано под завязку. Рыбу, не вошедшую в прицеп, загрузили в мешки и поставили в автобус не только за задним сиденьем, но и в проход, и даже на ступеньки салона. Скорость и без того не крейсерская здорово упала, и к Новосибирску мы уже подходили далеко после полуночи. Ко всем бедам наших невольных попутчиков в «Тойоте» разрядился аккумулятор. Мигающие аварийки съели его и без того небольшую мощность, так что пришлось Водяному не глуша двигателя снимать свой аккумулятор и ставить его в злосчастную машину, а хваленый японский ставить себе на зарядку. Иначе в полной темноте кто-то мог въехать в неосвещаемую «Тойоту». Серега укрепил на ее заднем бампере свой китайский фонарик и включил его в мигающем режиме. После этого угроза сзади нам стала не страшна. Только слепой мог не заметить этой разноцветной иллюминации.
   В дороге выяснилось, что в Новосибирске путешественников никто не ждет. Там нет ни родственников, ни знакомых, ни друзей. Ночевать в гостинице позволить себе они не могли, поскольку не знали, во что им выльется покупка запчастей, а денег после почти двухнедельного вояжа у них осталось не густо. Вот тут Серега меня не то что удивил, а просто поразил в самое сердце. Ни слова не говоря, он позвонил брату Мише, жителю Новосибирска, хотя время было уже заполночь, обрисовал ситуацию и попросил того пустить ребят переночевать к себе на дачу. Миша, как я понял из их разговора, сразу согласился.
   «Тойоту» с уже заряженным аккумулятором оставили на стоянке прямо у Миши во дворе, а тот, встретив нас, ни слова не говоря, повел наших попутчиков к себе на дачу, до которой было всего ничего. Мало того, так он еще прихватил из дома целый пакет каких-то харчей, чтобы накормить бедолаг.
   Вот тут мне стало с одной стороны совсем не по себе - я не знал, смог бы я так же сердечно отнестись к совершенно незнакомым людям или нет. С другой стороны на душе потеплело от радости за этих людей, но больше от гордости, что у меня есть такие отзывчивые друзья.
   Надо было видеть, как, прощаясь, благодарили нас горе – путешественники, как приглашали на рыбалку и охоту к себе, в Минусинск, на что мы ответили полным нашим согласием. Правда, вскоре все обещания забылись и мы так никуда, конечно, и не поехали. Сергей позвонил раз по оставленному номеру телефона, уточнил, как ребята добрались, и снова пообещав приехать, распрощался.
   Довольно длительное ночное приключение буквально заставляло нас клевать носами. Я пытался бороться с охватывающим меня сном, но безуспешно. Нет – нет, да и ловил себя на мысли, что я все же сплю. Ни громкая музыка, ни холодный ветер в открытое окно, ни весьма ощутимое похлопывание по щекам не давали сколь нибудь длительного эффекта. Через несколько минут я снова закрывал глаза и начинал засыпать. Сереге приходилось тоже не сладко, но позволить себе такого он не мог, поэтому на приглашение Коли позавтракать в Журавлях, мы ответили дружным отказом. Мы лучше подремлем, пока он ест, и моментально уснули.

   Очнулся я, когда рассвет уже вовсю заглядывал в окошки, и, не увидев стоящего перед нами «Уазика», растолкал Сергея. Тот задергал головой как застоявшийся конь, прогоняя остатки сна, а я уже названивал Коляну, пытаясь выяснить, где они. Они уже подъезжали к Ленинску. Закусив, Коля подошел к нашей машине, постучал в окошко и крикнул, что поехал. С его слов мы закивали головами и что-то промычали. Он понял, что мы слышим и тоже трогаемся. Мы же ничего этого не помнили, ни я, ни Водяной. Последнее, что помнил я, это как Коля приглашает нас в столовую, а мы отказываемся. Серега даже и этого не помнил.
   Минут через тридцать раздался телефонный звонок.
   - Иваныч, вы где? - озабоченно спросил Коля. Я ответил. – Давайте быстрей… У нас авария, - лаконично продолжил он и отключился.
   Я понял, что звонить ему для прояснения ситуации бесполезно - если бы было можно, он бы все рассказал. Думая, что ребята попали в ДТП, мы заспешили и были в Ленинске уже через четверть часа. Но, слава богу…
   Почти в центре города на одном из перекрестков после небольшого спуска лежал перевернутый прицеп, вокруг которого очень живописно красовалась разбросанная рыба, глыбы не успевшего растаять льда, потемневший мятый камыш, а в свете фар ярко поблескивал знак аварийной остановки, возле которого копошился Коля.  Сам «Уазик» стоял чуть в стороне, у обочины, не загораживая проезда. Саня и Саныч, присев на корточки, собирали рыбу в мешки - возле соседнего забора их стояло уже около десятка.
   Серега поставил автобус рядом с «Уазиком» и присоединился к рыбакам на асфальте, я же сначала достал фотоаппарат. Не каждый день увидишь такую «рыбалку».
   Проезжающие машины притормаживали, в приоткрытые окна выглядывали изумленные лица, отпускались веселые беззлобные шутки.
   Народ веселился, а нам было не до смеха. Мешки кончились, а выпавшей рыбы было еще много. Пришлось рыбу просто сгребать в одну кучу поближе к прицепу и думать – что же делать дальше?
   Все оказалось очень просто. Разогнавшись на спуске, перегруженный прицеп, по-видимому, прыгнул на какой-то ямке, дышло переломилось, уперлось в землю и прицеп вместе с рыбой, совершив красивый кульбит, перевернулся, разбрасывая карасей и сазанов по округе. Каким-то чудом он не накрыл ни «Уазик», ни какую другую машину.
   Когда работы по уборке рыбы были в основном закончены, Саныч все пытался рассказать, как красиво летел прицеп, как буквально десять сантиметров разделили «летящий снаряд» и подвижную четырехколесную мишень и как смачно шлепались вылетающие из-под тента караси на асфальт.
   Из самой безнадежной ситуации всегда можно найти выход. Коля позвонил двоюродному брату Сергею, живущему тут же в Лининске, и уже через полчаса его целехонький прицеп стоял рядом с перевернутым. Сначала мы увезли сломанный прицеп  к друзьям Сергея, где и оставили для ремонта, а затем уж загрузили рыбу, которой все же немного поубавилось.
   Молодой парень вышел из остановившегося за перекрестком «Жигуленка» и попросил продать немного рыбы. В салоне у него сидит беременная жена, которой до страсти захотелось свежей рыбки, как только она увидела наш улов, возвышающийся посреди перекрестка живописной горкой. Вспомнив о благородстве своих друзей, я просто накидал в протянутый пакет килограмма три карасей и протянул парню. Денег, естественно, не взял. По веселому гомону напарников, шуток по поводу безлицензионной торговли я понял, что мои действия одобрили. Желание беременной женщины нельзя было не исполнить.
   А вот когда с такой же просьбой обратился какой-то через чур ушлый мужичок, Саня ответил ему своей излюбленной поговоркой:
- Нету раздавать… Только для сэбя…
   Вот такая история.

   Когда же Водяной садился за руль, он всегда командовал сам при загрузке вещей, что в салон, что в прицеп. Аргумент у него был железным:
   - Я рулю, вот и заткнитесь.
   По началу дело доходило до того, что он не ленился выгрузить часть вещей, которые, по его мнению, были уложены неверно, и загрузить их так, как он считал правильным: чтобы передок у машины не задрался из за лишнего веса сзади, чтобы дышло прицепа не переломилось из-за лишнего веса на него, да и много что еще. Сначала нас это бесило - нам бы поскорее. Но позднее мы оценили его мудрость и уже не спорили в таких вещах. Надо отдать должное - после Серегиных укладок проблем в дороге мы не знали. 

   Перед тем, как загружать рыбу из садка в прицеп решили закусить, работы еще предстояло много. Последний обед на берегу прошел весело. Саня с упоением рассказывал, как Водяной после выхода в Большой Чан, увидев какие волны там ходят, просил его бросить все сети вместе с рыбой и вернуться в лагерь. Винт практически разыграл целый спектакль на берегу, представляя в лицах состоявшийся на  воде  диалог.
   - Саня, - дрожащим голосом представлял Винт растерявшегося Сергея, - бросай все на хрен, поехали, пока не перевернулись. Видишь, волны чуть не с дом.
   - Да ты чего, Серьга, волна то средняя, да здесь же рыбы килограммов пятьдесят, - уверенно, как и подобает морскому волку, продолжал он. И снова жалобно:
   - Жизнь дороже… Мы рыбу потом снимем, с катера. Я схожу, договорюсь, -  голос его снова дрожал.
   - А волны лодку захлестывают, вода уже поверх досок плещется, - разошелся Саня. - Смотрю, Серега бледнеет. Но потом успокоился… А на обратной дороге даже мне что-то выговаривать стал. Мол, я неправильно в лодке сидел, поэтому он и струхнул.
   Серега только смущенно улыбался. Я его прекрасно понимал. Сам побывал в такой шкуре в самую первую поездку на Чаны, когда мы с Винтом в волну сети ставили за километр от берега, а Винтяра в лодке нарочно прыгал, раскачивал ее – бодрости духа мне придавал. Правда, были мы на маленьком «Нырочке», да еще без жилетов.
После обеда, к концу которого появились и Леха с Германом, мы решили уложить вещи, а уж в последнюю очередь переложить рыбу из садка в прицеп. Серега все давал распоряжения охранникам с базы:
   - Уголь себе заберете, - показывал он на оставшийся мешок угля. – Здесь вот свекла, картошка… Хлеба немного…
   Охранники, доедая оставшуюся снедь, согласно кивали головами. Еще бы, уголь здесь был в диковинку, да и продукты не помешают.
   Серега с Винтом перевозили рыбу из садка, мы с Санычем перегружали ее в бочки и затем просто ссыпали на свободное место в прицепе, который постепенно заполнялся.

   Надо сказать, что этот момент в рыбалке с одной стороны самый интересный – наконец-то видишь, сколько рыбы поймали, с другой самый тяжелый – очень утомительно черпать рыбу из глубокого садка подсаком. Сазаны и караси очень не хотят идти в подсак, словно чувствуют свою близкую погибель и всеми силами сопротивляются этому. То так хвостами по воде замолотят, что оказываешься мокрым с головы до ног, то так запутаются плавниками в сети, что их просто невозможно выпутать, и пока распутаешь хоть одного, просто от злости окосеешь, то просто из подсака выпрыгнут и приходиться ловить их снова. А подсак неудобный, ручка у него короткая, скользкая, под весом рыбы он прогибается, переворачивается. Словом, заниматься выгрузкой рыбы из садка занятие неблагодарное и желающих заниматься этим немного.
   Последнее время мы с Винтом нашли интересное решение этой проблемы, такое ноу-хау в рыбалке. Применить его, правда, можно только в теплую погоду и когда в воде можно стоять в гидре. Я отделяю часть садка вместе с рыбой от основной массы перемычкой из сети, делаю такой закуток, «аквариум» с десятком рыб (больше просто не поднять), чуть приподнимаю, чтобы их можно было ловить руками, а Санек быстренько хватает  и перебрасывает их в стоящую рядом лодку. «Аквариум» освободился – его не отпускаем, а присоединяем к нему еще один, рядышком, постепенно уменьшая объем свободной сети. Подсаком мы практически не пользуемся, разве что в самом начале. После такой «рыбалки» оказываешься мокрым по самую маковку – рыба бьется в тесных закутках с особым ожесточением, брызги веером…Стоишь как под душем. Осенью, в холода, этот метод еще не опробовали, но в солнечную погоду предпочитаем именно его – все же легче.
   Сегодня солнца не было, поэтому Саня с Сергеем просто черпали рыбу с «Фрегата» подсаком и загружали в «Нырок». Эта «рыбалка» заняла еще целый час. Оставшуюся после нее небольшую часть рыбы, основная масса которой подсаком просто не бралась из-за запутанных в ячейках садка плавников, выволокли как бурлаки на берег, где уже мы  с Санычем выпутывали ее и перегружали в прицеп. Кстати, шоферские плоскогубцы спокойно лежали здесь же на самом дне. Они снова пошли в ход для выпутывания сазанов.
   Вся рыба в прицеп не вошла. Девять бочек по сорок килограммов, соленая рыба, пусть немного, но все же, мешки с сетями, весла, сам садок, которым мы накрываем рыбу сверху, да еще поливаем его водой, чтобы та не сохла. Килограммов под четыреста вышло. Больше нельзя, иначе проблем не оберешься. Осталось еще девять мешков, заполненных под завязку.
   Пришлось расстилать огромный кусок полиэтилена в салоне и ставить мешки сюда. Края клеенки подогнули, сделали такую непромокаемую яму, чтобы вода, стекающая с мешков, по машине не плескалась. Правда, сидеть в салоне можно было только на краешке сидений, но уж тут выбирать не приходится.
   Вот и подошла к концу наша очередная, замечательная, неповторимая рыбалка. Жалко расставаться с этим удивительным местом, где просто отдыхаешь душой. Пусть дождь, ветер, холод, ледяная вода, но, приезжая сюда, чувствуешь огромный прилив бодрости и положительных эмоций, которых в душном поселке, где мы живем, просто не найти. А уезжаешь с чувством легкой грусти и надеждой на новую встречу с этим прекрасным озером, где пролетели не самые скучные дни в твоей жизни.
   Ну, что ж… До свиданья, Чаны! До следующей встречи!