Поезд счастья Часть 4

Падение

  Тишина, крик смерти, забивает ватой уши, слепой чернотой лезет в глаза, в нос проникая в голову кутая мозг в белые покрывала мумии, баюкая навивая страшные сны, и как раз тут приходят самые ужасные мысли. Нет большей пытки, чем оставить человека в кромешной тишине, наедине с самим собой.

  Настя лежала и смотрела в потолок. Вот зачем жить, в мире, где человеческая жизнь не чего не стоит, ну вот жила старушка, и вот нет ее, и оказалось, что и была она ни кому не нужна, и сейчас всем все равно. Когда существование не преследует ни кокой цели, ешь, спишь, работаешь, только для того, чтобы удовлетворять собственные потребности. То есть для того чтобы есть спать и естественно работать. Даже вот этот урядник, очень хороший человек, сейчас наверняка дома сидит, и смотрит фигурное катание, обнявшись со своей женой, или делает уроки с сыном, или учит гаммы с дочкой. И нет ему никакого дела до меня. Хотя есть, конечно, но идет это от должности, а не от души. А мне даже помочь не кому. Помогает только…

  В прихожей звонок призывно запел соловьем. Надо вставать и идти открывать. Настя резко поднялась, стараясь взбодриться. Зажгла свет в коридоре, и мельком бросила взгляд в зеркало на входной двери. Щелчок дверного замка. И на пороге Ольга с отцом, так вот значат не всем все равно.

  Первым делом Борис Павлович взялся собирать документы, Настя даже и подумать не могла, сколько очень важных бумажек с подписями и печатями нужно человеку даже когда он умер. Что даже после его физической смерти, человек еще долго продолжает жить, пока его родственники или друзья не докажут обратное, при помощи многочисленных выписок, актов, и нотариально заверенных справок. Очень долго не могли найти какую-то пенсионную карточку, как не странно, Настину такую нашли сразу. Помощь взрослого оказалась как нельзя, кстати, то, что для опытного знающего жизнь человека, понятно и вполне даже логично для Насти, даже звучало как китайская грамота, все эти свидетельства, метрики и справки для места на кладбище.

  Затем Борис Павлович осведомился о деньгах, и, узнав, что с ними все в прядке, даже немного огорчился. Денег осталось от бабули не много, а очень много. Имея очень большую пенсию, она почти ни чего не тратила, остатки, складывая купюра к купюре в большую металлическую банку.

  Дети. Все, что знала Настя, это то, что они жили за границей и уже давно не навещали мать. И во всех четырех папках документов оставшихся от бабули не нашлось и следа об их существовании. Но как хоронить, не оповестив самых близких родственников. Пришлось идти по соседям, дом старый, все вместе живут не один десяток лет, должен же кто-то что-то знать. Для надежности взяли паспорт и справку о смерти. По непонятной причине, ни кто особо не хотел разговаривать о Людмиле Петровне, отговариваясь общими фразами, некоторые даже не открыли дверь.

  – Лет сорок назад, они очень не ладили. Вы понимаете, Людочка была очень
жесткой. Как только обзавелись семьями тут же и уехали, по-моему, за границу, она очень доминировала, очень воспитывала.

  – Это было очень давно, я даже не помню, как их звали.

  – Года четыре, внучка из Австралии приезжала, на какой-то семинар, они там живут совсем бедненько, вот видимо и пригодилась бабка. Только она по-русски вообще не говорила. Так что пообщаться не удалось.

  – Да, да, внучка приезжала, тетя Люда старалась ее подкупить дорогими подарками, уговаривала остаться, даже неплохое место нашла, там зачем-то английский нужно знать, но та все равно в свою тмутаракань укатила.
Домой вернулись ни с чем. Деньгами делились охотно, стараясь побыстрее выпроводить, не очень желательных гостей, как будто хотели откупиться, от чужой боли, от чужого горя, от такой страшной для всех смерти.

  Ближе к десяти подошла Мама Ольги, Прасковья Петровна она принесла бутылку водки, помянули, на скорую руку. Налили даже Ольге и Насте. Алкоголь обжог горло и теплом лег на душу, немного успокоив.

  – Почему нам ни кто не захотел помочь? – Настя действительно не могла понять такого равнодушия окружающих. – Наверняка что-то знают, только говорить не хотят. Расползлись по своим раковинам квартирам, и не трогайте нас.

  – Их так воспитывали, вернее они так сами воспитались. Мой дед рассказывал, что их в молодости готовили к войне, которая вот-вот должна начаться. Но их предали и сдались, хотя вернее сказать они сами себя предали. Страны не стало, и на осколках великой империи, родилась новая философия, не свойственная для нас. Обогащайся. Мерилом жизненного успеха стало не уважение людей, не хорошо сделанное дело, а счет в банке, и неважно как он был создан. Деньги стали самоцелью, возникло ощущение, что можно все купить и продать. Что счастье это когда, набив брюхо черной икрой, залив это дорогим пойлом, из зеленой бутылки, ты сядешь в самый большой автомобиль. И поэтому все должны тебе не переменно завидовать. А чему завидовать, страна опомнилась от внутренних неурядиц, и встала на ноги. Вот я видел, из документов, сколько у Людмилы Петровы была пенсия, она могла бы, купить десять килограммов, этой самой черной икры. А радости то нет. Что у нее там случилось с детьми? Стоит ли в это вообще вникать. В любом конфликте виноваты обе стороны. Но уехать в Австралию это вообще за гранью моего понимания, такое ощущение, что выбиралась наиболее удаленная точка. Мы с Пашей были там, как-то, еще до Ольги, приехали на неделю, сбежали через три дня. Скучно. Да и бедненько как-то, мы уже давно привыкли к другому. Как мы, все общество будет вылезать из этой коробочки, под названием эгоизм, я даже не знаю, хотя он мне больше напоминает гроб, добротно сделанный, очень удобный, но все-таки гроб.

  – Очень удивительно, они с такой легкостью помогают деньгами, но в душу к себе не пускают. Мне кажется, что этим хотят купить свой покой, а в чем прелесть этого самого покоя. Сидят на диване да смотрят телевизор.

  – Об этом и речь, им кажется, что делятся самым ценным. А потом бьются головой о стену одиночества, в своих отдельных и богато обставленных квартирах.

***

  Время оно ни когда не остановится и даже, если не ляжешь спать, ты всего лишь отсрочишь рассвет. Солнце все равно поднимется, и с обычной скоростью поползет по небосводу. Настя посмотрела на себя в зеркало, и отхлестала по щекам, что случилось, или она уже не разведчик, откуда эта расхлябанность, и неуверенность, откуда эта растерянность. Разведчик не может дезертировать с поля боя, даже если потерял очень близкого и по-настоящему любимого человека.

  Борис Павлович зашел с раннего утра, привел Ольгу, сам же забрав с вечера подготовленную папку документов, удалился, посоветовав заняться делом. Делом стало подготовка одежды для погребения, к десяти подошла Прасковья Петровна и все вместе пошли в морг, впереди ждали скорбные заботы, заказы катафалка, венков, ограды, отпевания в церкви и выбора обивки гроба.

  Ольга ни на секунду не оставляла Настю, оставшись даже ночевать.

  На следующий день Людмилу Петровну отпели в Храме Рождества Христова и отвезли на кладбище. Из всех приглашенных «на отдать последний долг» приехали только городской урядник Михаил Федорович, да долговязый мужчина в дорогом костюме и печальными глазами. В свое время Людмила Петровна, его, как и Настю подобрала на улице, поддержав в очень тяжелую минуту. А теперь он занимал головокружительную должность, в трасте по поставкам сжатого воздуха в Европу, и это именно он представлял королеве Англии последнюю линейку пневмоаккумуляторов.

  – Она была очень одинока. Я так и не решился, за все это время спросить, что там случилась у нее с детьми. Поэтому, у нее было много времени, чтобы пересмотреть взгляды на методы воспитания. Она очень мне помогла. Так, что, если понадобится, без всякого стеснения – сразу ко мне. Мы ведь теперь почти родственники. Я настаиваю, по любому вопросу.

  Мужчина сунул карточку в руки, а на Настю пахнуло такой добротой, и желанием помочь, как будто, обе бабушки вновь обняли, и прижали ее к самому сердцу. Да, не всем все равно. Вот только почему, для того чтобы обрести этот дар доброты, надо потерять детей, мотаться голодным по подъездам, замерзать на смерть в дозорах. Неужели доброта воспитывается только суровыми испытаниями.

  В квартире накрыли стол, ни кто кроме городского урядника не пожелал вспомнить тихую и абсолютно безвредную старушку. Пришел Олег, подчеркнуто серьезный и очень вежливый, как не странно, смерь Людмилы Петровны и на него произвело сильное впечатление, на кладбище он не пошел, у него серьезные проблемы с дисциплиной в школе, еще одного прогула ему ни кто бы не простил. А вот на поминках, да и вчера, в нем прорезалось что-то, как росток сквозь асфальт, как одинокий луч сквозь серую стену облаков, и показалось, что он вот сейчас впервые увидел реальную жизнь.

  В школе, Настю, на второй день, попросили снять траур, и попытаться сделать вид что ни чего не случилось. Ведь все что не случается все к лучшему, старушка оставила богатое наследство, плюс квартира, да и пенсию положили не плохую, практически оставив ведомственную, лишь немного ее сократив. А за спиной шушукались:

  – Вот ведь повезло, успела прописаться, теперь и палкой не выгонишь.

  – Небось, деток ее специально искать не стали.

  – Небось, она и подговорила.

***

  Кто не мечтал особенно в детстве, быть частным детективом, ну на худой конец, опытным сыщиком решать запутанные головоломки, разгадывать сложные загадки, и срывать покровы с тайн. Ползать по дорогам, с большим увеличительным стеклом, взятым у бабушки. С глубокомысленным видом, пускать мыльные пузыри из дедушкиной трубки, обсуждать с взятой в плен младшей сестрой, кто же все-таки стащил конфеты, причем тут же поедая их, на двоих. В реальный жизни, все во много раз проще, приземленней, и страшнее. Существуют прекрасно отработанные методы сбора улик, логически выстроенные обоснования мотивов, и научно обоснованные экспертизы. Современный следователь не надеется на дедуктивный метод, и не строит сложных умозаключений, он вообще думает ногами, сколько обежал свидетелей, столько злодеев и отловил.

  Настю, в городскую управу, вызвали официальной повесткой через директора школы. Светлана Геннадиевна, с большой важностью вручала документ и отпустила с уроков. За ней хотела увязаться и Ольга, но повестка только одна, и фамилия там стояла совершенно другая.

  Михаил Федорович обрадовался Насте. Он вышел из-за стола, и усадил ее в большое кожаное кресло. И с целью, подчеркнуть не официальность беседы, хоть девочку вызвали повесткой, но она оставалась лишь воспитанницей жертвы, сам сел на стоящий рядом диван. Начав с весьма дружеских вопросов, минут через пять перешел к более серьезным материям.

  – У тебя есть хоть какие-то подозрения?

  – Там подростки плясали, баба Люда ходила разбираться, потом коллекторы к соседке… – замялась Настя, ей не хотелось афишировать свою роль в этом деле. Но и умалчивать тоже нельзя.

  – Да кто-то жестко отделал этих хулиганов. Там был еще элемент экспресс допроса. Мы с ними поговорили и отвезли на границу городского поселения. У нас запрещено применять подобное методы взыскания, только через управу, или в суд и уже через приставов. А дети.

  – А что дети, их шугануть один раз и вся недолга.

  – Да и это не стоило делать, эти подростки абсолютно безобидны, «Скачки на ночь», ездят по району, наглотаются таблеток и дрыгаются до утра. Когда они под препаратами, не только ударить не могут, не видят ни чего. Если запретить то начнет накапливаться критическая масса, перейдут от этих безвредных галлюциногенов, сначала на легкие наркотики, и так по наклонной.

  – Там тремя орудиями били: арматурой, клюшкой для гольфа и кокой-то толстой палкой.

  – Бейсбольной битой, – Добавил Михаил Федорович, внимательно посмотрев на Настю, и видимо на что-то решившись, продолжил: – клюшка для гольфа вот главная наша надежда. С минуты на минуту должны позвонить, по этому поводу…

  Конец фразы перебил бодрый рингтон телефона. Урядник только слушал, и сильно меняясь в лице, стал быстро собираться, потом прижав отверстие динамика а щеке, пошептал:

  – Давай, поехали.

  Быстрота всегда решает все. В любом мире, при любых условиях, в любом деле. Не торопливость, не судорожная суета, которая приводит лишь к суматохе, а именно быстрота, это, когда реактивная стремительность, помножена на скрупулезную точность.

  – Есть одно местечко, подростковый клуб «Клубничка», называется, я собрал кое-кого из милиции, и собираюсь тряхнуть этот гадючник. – объяснил Михаил Федорович уже в автомобиле свои действия, – я бы тебя отпустил, но по повестке мы должны общаться еще два часа, а ребята уже собрались.

  – Неужели вам еще кто-то нужен. Я занимаюсь в отряде «Орленок», там вас знают, и только по имени отчеству, и еще с таким не поддельным уважением. Даже портрет на стенде висит.

  – Это тот, что на базе учебного отряда, в «Серебряном бору»? Они же легкие части, откуда им меня знать. Я же из кавалерии.

  – Шутить изволите, вы же первый во всем, и первый прыжок с посадкой, и без посадки, и с выходом на десантные корабли и первое боевое применение.

  – На самом деле, мне просто повезло, молодым лейтенантом попал на формирование первого полка, его сейчас, в память о прошлых подвигах, кавалергардским называют. А коли первый, так на нас отрабатывали технику, и тактические приемы, и боевое применение, а позднее и все дыры нами затыкали. Это сейчас, одних гусар восемь бригад, а по началу, мы да, морская пехота с десантных кораблей. Месяц в казарме за праздник.

  – Мне кажется это так круто, срываться с транспортов где-то на восьми тысячах, и не садясь на землю сразу на цель.

  – Да тогда мы весь мир запугали, американены пытались освоить методику, но разбили с десяток вертолетов, причем три с экипажами, и сделали вид, что это им не интересно. Говорят, мол, вы при таком риске, выигрываете десять минут, ну от силы пятнадцать. Вот только в реале эти пускай даже пятнадцать, хотя они и часами на высадке возятся, решают все. Вот что можно сделать с точкой высадки противник, да что угодно, и удар РСЗО это самое малое, а главное он точно будет знать место и время начала атаки. Внезапность, скорость мысли, быстрота решает все. Ну, вот вроде приехали.

  Подростковый клуб «Клубничка» расположился в старом детском саду, давно переставший отвечать как новым веяниям в педагогики, так и требованиям родителей малышей. И сразу после закрытия, практически как-то ушел в тень, ну вот вроде все в порядке, и с отчетностью, и проверки регулярно проводились, вот только нет здесь даже в ощущениях детей. Не слышно постоянного ора, переходящего на визг, топота бегущих детских ног, не видно пышных белых бантов девочек. Печальный сумрак, вместо яркого солнца.

  Автомобиль въехал во двор, и как-то сразу, почувствовал себя большой селедкой, в очень маленькой бочке. Поскольку вся заасфальтированная площадка, что сразу за воротами, напоминала гараж министерства внутренних дел. Четыре «Лады» увешанные сигнальными гирляндами, пять «Волг», с аккуратными проблесковыми маячками, и два здоровенных «Тигра», темно синего цвета, с большой надписью на бортах «полиция». Здесь же, находились и пассажиры этих авто с синими номерами, и прежде всего, это краса и гордость органов, отряд быстрого реагирования, в касках как у космонавтов, были пожилые лейтенанты, курсанты стажеры, даже настоящий майор был. Местные милиционеры тоже были, тут же отличаясь отсутствием формы, и просто богатырским телосложением. Михаил Федорович вышел из автомобиля, достал значок и направился к старшему по званию. Майор хоть и столичный, но скорее всего, знал о личности урядника все, поскольку увидев его, поморщился как от зубной боли, и поприветствовал на армейский манер:

  – Здравие желаю.

  – И вам хорошего здоровья.

  – Так случилось что этим делом, будем заниматься мы.

  – Пока я не получу предписание от прокураторы, о передаче, я здесь главный, получу милости просим но до этой поры… – Михаил Федорович не торопился чувствуя свое право.

  – Документов у нас сейчас, конечно же, нет, но считайте, что через мгновение будет, мы уже опечатали помещение.

  – Ну а как же законность… – развел руками урядник.

  – Послушайте капитан, – с нажимом проговорил Майор, – не нагнетайте, вы все равно ни чего не увидите, квалификация не та, и не поймете с опытом у вас тоже не очень, ваша задача контролировать.

  – Так пропустите, я и не претендую на большее.

  – Я уже отметил, что все опечатано, и от меня зависит…

  – Я не завишу от вас, – очень твердо, как человек, чувствующий за собой реальную силу, проговорил Михаил Федорович, – я завишу только от людей, которые мне доверили этот пост и если мне понадобится, через час здесь будет полторы тысячи волонтеров, которые с легкостью подтвердят мою легитимность.

  Майор пошел красными пятнами, понимая свою полную неправоту. Но все спас молоденький курсант, который ворвался, в практически сонную действительность, взмокший, едва переводя дыхание, от быстрого бега, он протянул тоненький файлик майору, тот тут же передал его уряднику. Михаил Федорович, со все тщанием изучил листок бумаги, подписи, печать, было ощущение что даже попробовал его на зуб. Потом немного потоптавшись, дал сигнал своим, что все свободны. К чести майора он не торжествовал, взяв под локоток урядника, что-то шепнул ему на ухо. Михаил Федорович кивнул, они обменялись рукопожатиями, и каждый занялся своим делом.

  – Нас даже не пустят вовнутрь. У нас низший уровень, а здесь убийство, вон уже и прокурорские подтянулись, – сбивчиво заговорил урядник, приветственно махнув рукой старшему из прокуроров, – хотя если вся эта братии здесь значит, мы правильно все вычислили.

  – Вам обидно?

  – Нет, мы все сделали правильно, и быстро. Мы чуть не обогнали настоящих профессионалов, а это матерые волки, управе это в большой плюс. Но уж слишком они активны, наши старшие друзья, боюсь подвоха.

  – Они боятся вашей принципиальности, – то ли спросила, то ли констатировала Настя.

  – Давай подождем.

  Через десять минут из дверей вышел седой работник прокуратуры, с двумя большими звездами, вроде бы это советник юстиции. Он прямиком направился к машине и, открыв заднюю дверь, сел и сразу заговорил:

  – Если не ошибаюсь, вы Ксения, примите мои искренние соболезнования. Но…

  – Не уж-то явка с повинной.

  – Да, и заметь не менее двенадцати лет.

  – Сажать всех надо.

  – Троих нам ни кто не отдаст.

  – А экспертиза?

  – Ее уже замыли.

  – Что оставили?

– Арматуру.

  – Но ведь они попросту опасны.

  – Пойми капитан то, что произошло, будет серьезным ударом, потрясением для остальных и может так случится, что они одумаются, я надеюсь, что они одумаются.

  – Денег хотя бы не брали?

  – Денег не брали, там возьмут борзыми щенками, – советник юстиции испытующе посмотрел на Михаила Федоровича, тот кивнул, давая на что-то разрешение, – там за жабры отца, одного из фигурантов взять можно. Вот и отрабатывают такой размен. Мне очень трудно говорить это вам Ксения, но поймите и нас мы закрываем дело, наказан настоящий злодей, остальные получат суровый урок. Плюсом мы получаем прекрасного информатора по монорельсу. А если мы и это дело закроем, то лучшего финала для моей карьеры сложно и придумать, как следователь останусь в веках. Очень большая просьба не считайте нас циничными дельцами, работа есть работа. Я прекрасно понимаю, что не соблюдено, может быть, главное, это неотвратимость наказания, и от этого, мне как человеку, отдавшему всю жизнь защите закона, особенно больно.

  Седой говорил очень искренне, и от этого стало по-настоящему горько. Он вышел из машины и, не прощаясь, пошел обратно в здание.

  – Мне надо переводить на человеческий, что он сказал? – Михаилу Федоровичу очень тяжело дались эти слова.

  – Я все поняла, но не могу с этим смериться. Вроде все правильно, убил именно тот, кто бил арматурой, ему и сидеть, тем другим можно дать шанс не сломать судьбу об этап. Но…

  – Но все же, все же, все же.

***
  Dura lex, sed lex красивая сентенция, отвечает на все вопросы, и не оставляет ни одного шанса оступившемуся. Но, что же такое вот этот самый закон, всего лишь представление общества о справедливости, да и не представление, а всего лишь ощущение. Это как в статистике, это когда человек, похож сразу на всех, и ни на кого в отдельности, так и закон не нравится ни кому, но все вместе делают вид что стараются его исполнять. И было бы совсем печально, если бы не нашлись специальные люди, взявшие на себя труд судить, опираясь на собственное понимание, понятия справедливость.

  На суд Настя пошла только на оглашение приговора, ей было физически не выносимо наблюдать все эти под коверные игры. Все следствие закончили за неделю, практически на бегу, собирая улики, делая экспертизы, и опрашивая свидетелей. Торопились, боясь видимо, что пришедший с повинный, передумает и откажется от показаний. Его даже не взяли под стражу. Чтобы окружение, напевала на ухо песенки, о романтике с большой дороги, о товариществе и превосходстве новой робенгудской расы.

  Прения сторон были вчера и, по словам Михаила Федоровича, адвокат сделал все возможное, чтобы посадить клиента, причем на максимально возможный срок, да и парень старался изо всех сил, оскорблял присутствующих, перебивал своего защитника, передразнивал судью.

  На сегодня были запланированы последнее слово и оглашение приговора. Это самое интересное, да и дело толпе понравилось. Не каждый год убийство, да еще такое кровавое, и так блестяще раскрытое, да и управа на коне. Скоро выборы, а после такого вряд ли кому захочется тягаться с нынешнем урядником. Так что зал суда и так не из маленьких, забился до отказа. Пришли люди, охочи до острых ощущений, драматичных почти театральных зрелищ, причем в реальной жизни.

  Ввели подсудимого, Настя впервые увидела его, не высокий какой-то худощавый, с серым не внятным лицом. Своим экстравагантным поведением, желая расцветить эту самую серость, выплеснул, на всех кто согласился смотреть, то чем так хотелось ему быть. Он был на взводе, даже не мог сидеть, его рвало в клочья от значимости в собственных глазах. Несколько раз запрыгивал на скамейку и выкрикивал какие-то числа и прочую несуразицу. Судья трижды пыталась урезонить совсем уж безобразно ведущего молодчика. Но всякий раз натыкалась на откровенное хамство, со стороны подсудимого. Но закон есть закон, и даже таким полагается последнее слово.

  Получив возможность говорить, подсудимый почему-то притих все эти выкрики междометий и, по его мнению сакральных цифр. Но потом ожил вновь влез на скамью набрал по больше воздуха в легкие, и истерически завопил:

  – Четырнадцать восемьдесят восемь, грядет новый порядок. Все кто не с нами тот против нас, – потом немного переведя дух и, снизив накал истерики, продолжил:
– Старуха жрала чужой хлеб, зачем ей старой такая большая пенсия, она ни кому не нужна. Государство кормит дармоедов. Здоровое общество это армия молодых воинов  а не кладбище старух, – а в конце раззадорив себя как следует вновь вышел на высшую ноту, – восемьдесят восемь убивать не бросим.

  Последние слова утонули в гробовом молчании, такого не ожидал ни кто. Первая очнулась председатель суда, подытожив судебный процесс то ли вопросом то ли констатировала факт.

  – Quod licet Iovi, non licet bovi.

  Быстро но без суеты собрала разложенные на столе документы в папку и удалилась в совещательную комнату. Зал выдохнул. Подсудимый удалился сопровождаемый приставами, довольный собой и особенно произведенным эффектом.

  Настю всю трясло, она еле сдерживала эмоции, что бушевали внутри. Ее бабулю, убили просто ради забавы, ради удовлетворения не здоровых амбиций вот таких ничтожеств. Убили а всю вину хотели свалить на безобидных дрыгунов. А когда попались, одних отмазали, а вот этому выдумали теорию о хомоновус, о новой расе супер-людей, да и не выдумали вовсе, вытащили старую из нафталина, да немного эмоционально подкачали.

  Оглашение приговора назначили почти сразу, видимо вердикт не вызвал больших сомнений у судий, большинство зевак, даже не покинули насиженных мест. Чтение начали, не прошло и пятнадцати минут. Оно продолжилось немногим более часа всем все было понятно из присутствующих наверное не понимала только Настя. Всех интересовало сколько. Вилка сроков была большой, от двенадцати до тридцати лет, и если не применялось жюри присяжных заседателей, судья оглашает правила УДО. На досрочное освобождение очень надеялись, прошение можно подавать через четверть срока, фактически парень мог отсидеть всего три года. Суровый голос председателя суда подвел черту:

  … – Приговаривается, к двадцати пяти годам колонии строгого режима, без права на условно досрочное освобождение.

  Зал вторично, за сегодня онемел, многие от волнения даже забыли дышать. Воцарилась гробовая тишина. Подсудимый, наверное, впервые за время заседания сел на скамью, он на глазах менялся в лице, осознание случившегося, ужасом накрывало, но не быстро, так шажок за шажком, задрожали губы, появились первые слезы прозрения.

  – А как же, я, мне обещали! – Так же сильно изменившемся голосом запричитал он, куда девалась залихватская удаль, повадки матерого волка. Маленький, испуганный щеночек, забился в угол клетки, визжа и поскуливая. А, когда защелкивали наручники, он и совсем раскис и плача, сквозь слезы завыл, – это же на всю оставшуюся жизнь. А как же УДО, а как же явка с повинной. Мама.
Две здоровенные женщины, судебные приставы, с легкостью заломали упирающегося мальчонку, и потащили на выход. Люди не спешили покинуть зал, почему-то им очень понравилось унижение еще так недавно гордого сверх человека. Настя встала около дверей, напустив удовлетворенность на лицо, внимательно слушая, не пропуская ни чего, что говорят вокруг.

 – Да уж это ему не старушку арматурой, – прокомментировала поведение недавнего героя, одна из завсегдатаев подобных мероприятий, – и о матери надо было раньше думать.

  – Да уж не хватило сил характер выдержать, – отозвалась ее товарка, так же охочая до зрелищ.

  – Да попал Васек!

  – А не будь лохом и чичакой, развели как дурака последнего.

  – Придется родокам его деньжат подбросить, что бы не возбухали.

  – Всем денег дали судье забыли.

  – Иди, попробуй, получишь три года ежедневного расстрела, через повешенье.

  Люди расходились. Зал пустел. Лишь Михаил Федорович без движения продолжал сидеть на месте. К нему со спины приблизился седовласый прокурор, одетый не по форме, видимо старательно подчеркивая, что частное лицо, сел на позади урядника и заговорил тихо почти ему на ухо.

  – А ведь судья сделал нашу работу.

  – Да. Слава богу, есть еще люди. Хотя с самого начала парня сажали, далеко и надолго. Ты считаешь, что другие успокоятся, слышал, какую пургу закрутил. Даже с теоретической базой, вон даже Канта приплел, с его сверх человеком.

  – Сверх человек это Ницше, Кант вывел императивы, – седой не умничал, просто он находился в прекрасном настроении. Так бывает когда сам вешаешь на шею еще один грех, а другой его снимает. Когда приходит подмога от, куда не ждали, принеся такое долгожданное облегчение, – а ты что не видел их лица, считай, эти уже перебесились.

  – Вопрос цены.

  – Ну, вот представь, сидели на скамье все троя, защита уже была бы другая за очень не плохие деньги. Дали бы всем по двенадцать, а то и по восемь, там наверняка смягчающих нарыли бы. И через два года они, набравшись опыта и злобы, уже здесь. А главное чувство полной безнаказанности. Воровская романтика, джентльменство удачи. А сейчас парню будет сорок, а этих накрыло жестокость приговора, который естественно они экстраполируют на себя, и очень не зря.
Прокурор в штатском так увлекся, что не заметил подкрадывающейся Насти. Ее заметил Михаил Федорович.

  – Ксения, а что вы скажете по поводу приговора, вы здесь самое заинтересованное лицо.

  – Его фактически казнили, закопали за живо, но почему то мне его не жаль. Но вот что он тут вопил, меня насторожило, и мне захотелось кое-что проверить.

  – Надеюсь, вы не наломаете дров.

  – Да что может сделать маленькая девочка.

  Урядник попытался поймать ее взгляд, но та ловко уклонилась, для умного человека сложить дважды два не сложно. Побитые коллекторы, блестящая экспертиза, и вот все это маленькая девочка, хотя и не совсем маленькая метр восемьдесят два.

***

  Приближалось лето, волнения с экзаменами, выпускными, и опять экзаменами, будут лишь в следующим году, в этом можно было самозабвенно наслаждаться бездельем. Семья Шмелевых каждый год летом летали, куда-нибудь на побережье Индийского Океана, и Настя получила право совещательного голоса. Ведь теперь она непременно должна лететь с ними. Наверняка будет так же весело, как и в Швейцарии. Она часами разглядывала все эти пейзажи, Мальдивских островов, Шерри Ланки и Индии, как вариант можно было слетать на Кубу, но туда лететь на много дольше. Лазурное море, песок как, будто специально просеянный через мелкое сито, водные мотоциклы, белоснежные яхты, экзотические фрукты, и столики с бесплатными напитками. А в душе с каждым днем все сложнее убедить, что ее здесь что-то удерживает. Она уже и к мосту ездила, проводя разведку, и рекогносцировку на местности. Проникнуть на режимный объект оказалось проще простого, охрана была попросту пьяна вдрызг.

  В классе кружок Самугиной после выхода из него Олега окончательно распался. Основная масса постепенно переползла к Наденьке Груздевой и поближе к Ольге. А что изменилось просто Ольга, благодаря как не странно Насте, научилась общаться со сверстниками. Они с Олегом продолжали держаться за ручки, но в глаза он ей уже не заглядывал. А косился все больше на ту же Ольгу. Так что и здесь Настя почувствовала себя лишней.

  К майским праздникам решение пришло само собой. Оно уже казалось вполне естественным, и не требовало ни каких доказательств. Но возвращаться с пустыми руками, это не достойно настоящего разведчика. Нужно оружие, правда, на него хватило бы и бабушкиных денег, Насте очень хотелось раздобыть вот все это очень модное снаряжение. Все эти рации, приборы ночного виденья, тепловизоры, квадрокоптер, системы электронной разведки, и ведения боя, а вот для этого нужны уже совершенно другие деньги.

  Визитная карточка продавца воздуха долго не могла найтись, Настя специально ее убрала подальше. Но поиски не были бесполезными, первый же из двух телефонов отозвался и мало того он, был частным и как, оказалось в последствии, тем телефоном, на который он всегда отвечает сам. Настя позвонила и попросила о встречи, тот не медленно отозвался, пригласив ее в какой-то очень пафосный ресторан.

  – Откуда он у тебя? – поинтересовался мужчина, вертя перстень в руках. Всегда заметно, когда человека что-то интересно. Так вот перстень не заинтересовал его вообще. Он даже померил его, и все равно остался равнодушен. Это очень контрастировало, с какой радостью он встретил Настю, и как был рад, что она обратилась именно к нему.

  – От бабушки.

  – От…

  – Нет от настоящей.

  – Я в этом не очень разбираюсь, но боюсь это настоящий камень. А коли так он стоит миллионы, хотя может оказаться и хорошей имитацией.

  Сговорились на пяти процентах комиссии. Правда Настя настаивала на десяти, повелитель певмоаккумуляторов, набивался продать его и вовсе бесплатно. Уже на следующий день он позвонил и спросил о срочности, Камень оказался действительно настоящим, и продать его можно за девять, но срочность серьезно уменьшала до семи. Настя заявила что и того будет достаточно и заикнулось о десяти процентах. Торг был отметен как не уместный.

  Получив деньги, Настя еще долго наворачивала круги на кольцевой линии метро, изо всех сил стараясь забыть, отрезать от себя эту память, сейчас уже поздно пускать корни, а ведь еще и с Ольгой прощаться.

***

  Где, как правило, можно купить настоящее оружие, да там же где продают и не очень настоящее, эдакий эрзац. В городе была такая точка. «Все для рыбалки и охоты», хотя вот охотничьих ружей тут как раз не нашлось. Зато пневматики, травматов, и прочих ружей для пейнтбола, было так много, что они не умещались на специальных стендах, и многие муляжи, стреляющие пластиковыми шариками, нашли себе место лишь на стене. Также еще ножи, топоры, бензопилы и саперные лопатки. Здесь важно начать разговор, и Настя демонстративно стала изучать стенд с патронами для биатлона. Задавая очень коварненькие вопросы, которых она припасла много, да и временем свободным располагала. И в тот момент, когда продавца сдерживало только природное воспитание, чтобы не подсказать девочке дорогу в другой магазин, где вот также можно сладко поумничать, в павильон вошел Михаил Федорович.

  – Вот представляете, отказываются мне продавать оружие, – ничуть не стесняясь, сходу заявила Настя.

  Продавец чуть не поперхнулся от такой откровенной наглости пигалицы.

  – Ксения, а к чему оно тебе? – урядник сделал паузу, но само слово «оружие» не произнес.

  – По крысам стрелять буду, уж больно они расплодились, – не отводя взгляда, ответила девочка, демонстративно взяв в руку пистолет и сделав вид, что выцеливает одну такую, где-то в углу.

  Урядник задумался, даже почесал затылок, потом что-то решив, проговорил:
 
  – А что девочка отличница, участник военно-патриотического движения, слушается старших. Почему бы ей не позволить отстрелить парочку крыс.

  Продавец, был мягко скажем, обескуражен, и даже не собирался этого скрывать. Вот если всем отличницам и особенно тем, что слушаются старших, выдавать оружия с непременным патентом на отстрел крыс, а ведь это даже не намек, не метафора, это руководство к действию, то жизнь сильно изменится. Нет, сначала бизнес, пойдет круто в гору, потом умрет, поскольку покупатели быстро кончатся, перестреляют всех. Михаил Федорович, не стал дожидаться, когда продавец выйдет из ступора, развернулся и пошел наверняка, по каким ни будь очень важным делам, присущим его должности.

  – М… да если Федорыч просил помочь, то почему бы не помочь, комсомолке, спортсменке. Давай за мной, если не боишься.

  А чего бояться то, бабушкин нож то с Настей.
 
  – И что интересует милую даму? – спросил моложавый парнишка не простой, жесткий такой, опасный.

  Настю привели в какую-то подсобку, переоборудованную под склад. Кругом на вешалках рядами висела форма, эдакие, бесконечные ряды камуфлированной одежды. Они прекрасно поглощали звуки, и такое ощущение, что их здесь специально развесили.

  – Милую даму, интересуют раритеты два АК 47 и СВД, три пистолета Макарова, 4 цинка патрон, приборы ночного виденья, десять гранат РГО.

  – Это будет стоить не дешево, – парнишка как не старался скрыть своего удивления, это ему не удалось, не приходилось ему еще общаться вот с такими покупателями.

  – С деньгами все в порядке. За мною стоит, серьезна организация, мы называемся «Молодая гвардия». Мы на злобу всем буржуям, мировой пожар раздуем. Пора переходить к серьезным действиям, на неделе товар хотелось бы уже перевести в Самару. Успеете.

  – Успеть то не сложно все дело в задатке.

  Настя извлекла из сумочки в стиле Hello Kitty, пачку пятитысячных купюр и нарочито ополовинила ее, одну из частей протянула парнишке.

  – Вот как сейчас дела делают, гляди, какая смена растет, – обратился тот к какому-то не видимому другу, взял деньги и продолжил: – остальные положишь в кошелек-ячейку, получишь товар, отдашь ПИН код с отсрочкой открытия. Завтра в двенадцать на плешке, в серую волгу, на точку поедим. А сумму посмотришь здесь, это форум домохозяек как раз для тебя, пост будет называться сумма для Китти. Не придешь, не обессудь, деньги не возвращаем.

  Остаток дня Настя занималась тем, что покупала, продумывая, что может пригодиться дома: семена, инструменты, аккумуляторы, фонарики, часы, и множество прочих мелочей, которые здесь можно купить в любом магазине, а там про такое даже не слышали. Конечно же, подарки, как сказала бабушка, очень качественные, очень дорогие и абсолютно бесполезные. Не забыла и про лекарства и шприцы, правда многоразовые нашлись лишь в одной аптеки, и продавщица так искренне недоумевала, зачем сейчас они могут понадобиться.

  Наутро Настя впервые не пошла в школу, ей очень понравилось, что для этого понадобилось сделать над собой усилие. С классом она попрощалась еще вчера, с каждым в отдельности, подходя и говоря добрые слова, что лежали на душе, желала счастья и прочих плюшек. Попрощалась даже с Самугиной, та так забавно удивилась, как будто ни когда не слышала в свой адрес теплых слов. Сложнее всего вышло с Олегом, он явно что-то заподозрил и постоянно тормошил: «Ксюха ты что, Ксюха заболела что ли». Ну а проститься с Ольгой решила зайти перед самым отъездом.
Серая «Волга», тот же парнишка, и еще мужчина с неопределяемым возрастом. Ехали молча. Минут через пятнадцать заехали в подземный гараж. Стрельбище общества «Динамо», догадалась Настя, еще полгода назад проштудировав все ближайшие точки на предмет, пострелять.

  Узкими коридорами больше похожими на трассы коммуникаций бомбоубежища, они вышли прямоугольное помещение. На одной стене располагался пулеулавливатель, сделанный из железнодорожных шпал, посреди стол с разложенным оружием и патронами. Здесь же еще четверо, больше похожих на представителей спецслужб, чем на бандитов.

  – Отважная девушка! – с не скрываемым уважением сказал один из них.

  – А чего мне бояться, если что, братья отомстят! – Настя решила придерживаться повстанческой линии поведения.

  – Да действительно вы появились из неоткуда, все документы подлинные вот только одна ошибка сделаны в течение недели, – сказал другой.

  – Торопились очень.

  – Так вернемся к нашим… – первый замялся, что-то его останавливало от произнесения слова баранам. Потом нашелся, – делам нашим скорбным. Вот товар. И мы как порядочные коммерсанты, хотели бы, чтобы не было не понимания. Поэтому предлагаем отстрелять все стволы. После чего вы передадите нам код, деньги в ячейке мы уже пересчитали. Так что за дело.

  Настя начала с пистолетов. Пистолет Макарова надежное очень простое оружие, не требующее особого ухода, не особо точное, но главный плюс это возможность прикупить патронов у купцов, они есть всегда и не дороги. АК 47 легенда легенд, но покупается по той же причине, здесь в этом мире конструкторская мысль не стояла на месте, но вновь все упиралось в доступность патронов. А вот СВД Настя узнала, ну и просто влюбилась, уже здесь. В Клубе «Орленок» ее уговорили заниматься именно, «на снайпера», и она фактически прошла курс молодого бойца, расстреляв не один цинк патронов. Вообще этот клуб дал многое, она с легкостью снаряжала магазины, практически одной рукой и, выйдя к деревянной стенке выбрав мишенью, какую ни будь отметину, проверяла точность боя. Все радовало, все было лучшего качества, абсолютно новое.

  А вот на присутствующих ее поведение, а главное навыки произвели гнетущее впечатление. Все как-то напряглись. Примерив на себя, и продумывая свои действия, при резком изменении правил игры. Они действительно испугались, а чего бояться убивать их нет ни какого смысла, деньги то обратно уже не получить.

  – Чего-то я не завидую, ни самарской полиции, ни их ним ментам, – оформил в слова, общее ощущение второй, вытирая со лба пот.

  – Наша организация не собирается воевать с государством, мы собираемся поднимать людей против засилья капитала, против банков и прочих буржуев. Правоохранительные органы рано или поздно перейдут на нашу сторону, запомните «Молодая гвардия».

***

  Оружие, как и весь остальной груз, Настя спрятала в специально оборудованный тайник, на платформе, перед конечной станцией электрички. Здесь почти не было камер наблюдения, и близко к поезду. У нее оставалась еще два дела попрощаться с Ольгой и навестить «Клубничку». На Ольгу она наткнулась тут же на платформе. Она выглядела, так, как будто не обнаружив подругу в школе, весь день бегала по городу в ее поисках. И увидев ее теперь, чего-то не обрадовалась.

  – Ксюшь, что с тобой, чего школу прогуляла, зачем этот камуфляж, ты как спецназовец в сельве.

  – Military style сейчас в моде, – попыталась отшутится Настя.

  – Что с тобой, я же рядом, я выслушаю, я помогу.

  – Оль, да все хорошо сейчас зайду в одно местечко и к вам.

  – Ты, чего-то задумала, нехорошее, вон у тебя глаза зелеными огоньками горят, короче я с тобой.

  – Вот что такое настоящие друзья. Ладно, идем тут не далеко.

***

  Самое страшное для человека это скука, а сытая скука страшнее в сотни раз. С другой стороны та же скука производная от глупости, как может, скучать умный человек, ведь он может найти тысячи способов, что бы занять себя.

  В большом зале для единоборств в клубе «Клубничка» скучали, правда, присутствующие это называли тусовкой. Почему-то все смеялись, такое бывает, когда дети над чем-то вместе смеются, заводя друг друга. В этой компании заводилой был манерный худощавый юноша, одетый в белый пиджак, и пыжа из себя сицилийского мафиозо. Он что-то рассказывал, перемежая речь иностранными словечками, не смешными шутками, и откровенным кривляньем.

  Настя с Ольгой вошли в момент очередного оглушительного взрыва хохота.

  – О, новые девчонки, – выкрикнул кто-то из толпы.

  – Давайте к нам, туснем! – все радостно загомонили.

  – Нет, друзья мои эти сюда не веселиться пришли, – при первых же словах владельца прекрасного белого пиджака, все мгновенно притихли, он же одев столь же безупречную белую шляпу, взял трость, и уселся в кресло, скорее напоминающее трон. – Итак, две милых девушки пришли задать вопросы?

  – Да все так, – спокойно, и как-то даже больше по-деловому начала Настя, – я именно пришла сюда задать несколько вопросов. И рада, что избавлена от необходимости представляться.

  – Да, да. Это воспитанница той самой бабки, за якобы убийство, которой сел наш Васек, – обрадовался чему-то юноша, потом ткнув, в пришедших, тростью с набалдашником в виде головы пуделя проговорил, смеясь добавил: – а ведь ты девочка нам денег должна. Одна в бабкиной трешке, такого нет даже у меня.

  – Нет, я сюда пришла не благодарить и денег конечно тоже не принесла.

  – А что так, – делано, удивился юноша, – не благодарность страшный грех. Хотя ты уже упомянула, что пришла задавать вопросы, ну давай начинай, я думаю, что это будет даже интересно.

  – Я вижу тут клюшки для гольфа, прекрасный вид спорта и отдыха, а ту клюшку то изъяли?

  – Изъяли, изъяли, обездолили меня псы прокурорские, из экспертизы вымарали, а назад не вернули.

  – Денег то хоть не платили?

  – Нет, у отца есть кое, что поинтересней, чем деньги.

  – Вот видишь, значит, я пришла по адресу вопросики по задавать. Зачем старушку то убили, чем не угодила.

  – Я так решил! – юноша сделал сильный упор на это, я, рисуясь перед свитой, – и не благодари. А вина ее в чем, да ни в чем, вот ты сильно заботишься о судьбе таракана, которого ты тапочкам, или крысы, они все паразиты, ты даже не представляешь, сколько на них уходит общественных средств. Они жалкие побирушки, послушай их разговоры, цены растут, лекарства дорогие, пенсия маленькая, да не бери если маленькая, и сдохни, в гробу лекарства не нужны.

  – Вот сволочь! – не выдержала Ольга, в бешенстве сжимая свои кулаченки, – Ксюшь, не слушай эту мразь.

  – А чего не послушать-то, умного человека, – Настя сделав полушаг вперед, и развернувшись спиной к подросткам, сгрудившихся вокруг своего предводителя, и тихо, чтобы ее не услышали прошипела: – я вычисляю у кого огнестрел, уж больно он спокоен.

  – Да, да, урезонь дурочку. А не то это сделают мой мальчик. А ты давай продолжай задавать вопросики.

  – А я уже все поняла, вопросики кончились, – Настя развернулась и сделала шаг вперед, с расчетом, чтобы Ольга осталась у нее за спиной, – бабулю убили вы, сделали это специально, и даже после того, как ваш товарищ загремел за решетку, почитай на всю оставшуюся жизнь, ни кто из вас не раскаивается. Хотя нет, остался один, и вот он. Кто дал тебе право решать, кому жить, а кому умереть?

  – У, девочка, я явно тебя переоценил. Я потратил на тебя время, а ты так ни чего и не поняла. Посмотри на нас мы не бараны, мы волки, это мы решаем, куда идти стаду, это мы решаем, когда им пить, когда есть, это мы решаем, когда и какую овцу зарезать. Грядет новый мир, мир высшей расы. Запомни эти цифры четырнадцать восемьдесят восемь. А бабка твоя днем раньше днем позже разве это имеет значение.

  – Она для меня была самым близким, и самым любимым человеком, в этом мире, а вы…

  – А мы звери! – выкрикнул юноша, вставая с кресла и принимая, как ему казалось максимально пафосную позу, – и не овце мне рассказывать о своих чувствах.

  – Это ты волк, это ты хищник, ошибаешься ты маленький беленький пушистый котенок. Ты жалкое ничтожество, способный лишь к расправе над беззащитными, не способными дать отпор стариками. Хотел повязать кровью свою банду и свалить все на безвредных дрыгунов, и даже этого у тебя не вышло, отец отмазал, вот только и тут особо гордиться не чем. Он обычный стукач у прокурорских, закончат дело по монорельсу и выкинут за ненадобностью. Ну, где здесь хоть на грош твоего величия…

  – Заткнись, гадина! – завизжал, не выдержав белый пиджак, но сразу взяв себя в руки заговорил, как ему всегда казалось суровым баритоном, – говоришь ни на, что не способен, а ты это сейчас увидишь, будешь молить как твоя бабка: «Не убивайте, мне сейчас, есть ради чего жить».

  Из-за кресла вышли двое, у одного в руках была бейсбольная бита, у другого клюшка для игры в хоккей на траве.

  – О, и бита нашлась, как все здорово. Уже все в сборе, – радостно воскликнула Настя, растягивая лицо резиновой улыбкой. И назад Ольге: – нет у них огнестрела. Сделай назад ровно четыре шага, хочу точно знать, где ты будешь.

  Атаку начал тот, что с клюшкой он дважды ткнул ею в лицо девушки, та ловко увернулась, и в свою очередь перешла в контратаку, лишь только противник замахнулся для удара с плеча. Когда в ее руке появился нож, ни кто не заметил его увидели, когда светло серая толстовка обагрилась кровью, парень охнул, вздрогнув, присел сначала на колени, а потом завалился на бок, зажимая рукой растущий цветок мака. Но еще ни кто ничего не понял, и мальчик с бейсбольной битой двинулся вперед. Он намеревался нанести один и решающий удар как-то с боку и в голову. Настя с легкостью ушла с линии удара, поймав левой рукой предмет атаки, в нулевой позиции, это когда поступательное движение прекратилось, а обратное не началось. Слегка потянув на себя биту, она почувствовала, что мальчик вцепился в нее мертвой хваткой, поднырнув под руку, пошла за спину, по ходу нанеся три резких удара ножом в поясницу. Обосновавшись за спиной, перекинула руку за плечо, перерезала горло, и через мгновение пробила височную кость ножом.

  – Так что ты знаешь о хищниках? – спросила Настя, опуская на пол тело как дырявый рукав у пожарных, поливающий все вокруг кровью, – где ты их в своей жизни вообще видел?

  Они все еще ни чего не понимали, или боялись понять, поверить, в то что происходит на их глазах реальность. Еще двое решили сыграть в сверхчеловеков. Считанное секунды и оба легли в ту же лужу бурого цвета.

  – Стой! Не убивай! – закричала одна из девиц свиты.

  Вот теперь они все поняли, и бросились в рассыпную, как тараканы не кухне, бегом и по углам. Как те же крыс что подгоняемые животным ужасом бегут, ища спасение, в норах, в узких щелях, в темноте. А вот эта по, чему-то не побежала.

  – Я не убиваю просто так, хотя я и есть то самое чудовище, каким хотело стать вот это недоразумение. Но у меня есть правила, моральные принципы. Я не убиваю детей, женщин и стариков, без острой необходимости, – Настя демонстративно стряхнула капли крови с клинка, – она же тоже просила, ей было ради чего жить, тогда она жила мною и ради меня. Ну, давай выдави из себя, что ни будь, кроме этой дурно пахнущей жидкости.

  – Я… – жалобно проблеем владелец еще так недавно белоснежного пиджака.

  – Он, просит прощение, он, сожалеет, он скорбит, – надо же, среди этого сборища уродов, затесался человек. Девочка встала между креслом и Настей, – прошу, тебя пощади.

  Настя приблизилась к лицу отважной девушке.

  – Как тебя зовут?

  – Анна.

  – Прости Анют, не могу, эта падаль лишила меня самого дорогого, по сути, он лишил самого смысла существования в этом мире.

  И совершив боковой полу разворот, Настя бросилась вперед, и воткнула нож, в область груди, вызвав к жизни новый алый цветок, что стал расти на глазах, и это выглядело даже красиво.

  Юноша не верил глазам, глубоко вздохнув, захрипел и мелко, прерывисто задышал.

  – В самое сердце, каково тебе. Как только я вытащу нож ты умрешь. Надеюсь, найдется тот, кто поплачет о тебе, – Настя приблизилась к лицу и заглянула глаза. В них не было ни чего кроме животного ужаса. Ей вспомнился умирающий разведчик. Да дружок не видал ты настоящих волков. – А ведь тот парень, которого вы с такой усмешкой Васьком звали, единственный из вашей троицы в живых останется.

  Настя не смогла сдержать усмешку, вытащила нож, и вытерла его о некогда белоснежный пиджак.

***

  Нет ни чего печальнее, чем прощаться особенно, прощаться очень близким друзьям особенно навсегда. Очень горько осознавать, что уже ни когда не встретишься, не поговоришь, не уведешь милые сердцу черты лица. Может даже показаться, что друг умер.

  – Ксюшь что же теперь будет?

  – Да все будет нормально. Вот только мое настоящее имя не Ксения, а Анастасия. – Подруги возвращались к железнодорожной платформе, где встретились двумя часами раньше, и где был оборудован тайник. – И родители живы и надеюсь в добром здравии. И сейчас мы идем к тайнику заберем там кое, что и на электричку. Домой поеду, загостилась.

  – Но ведь и там найдут.

  – Там не найдут, а если и найдут, – Настя поморщилась, – нормально это для тех мест, по научному, право сильного. То самое, о котором эта овца там блеела.

  – Что ж за места такие.

  – Помнишь книгу «Янки при дворе Короля Артура».

  – Классика про поподанцев.

  – Так вот я и есть такой поподанец, только настоящий, не книжный. Мир в котором я жила обычный пост апокалипсис, про такое вон сколько фильмов наснимали, вот только и сотой доли не передали, того ужаса царящего в реальном. Первого человека я убила, когда мне было одиннадцать лет, мы пошли в набег, он удался, забрали все, вот только стариков не потащили, и чтобы те не умирали долгой, и мучительной смертью. А еще отпиливала ножовкой ноги беглым рабам, пытала пленных, ходила…

  – Зачем ты мне все это рассказываешь. Я же знаю тебя, может быть даже лучше тебя самой. Ты очень добрая, светлая. Вот скажи, попроси прощение этот, тот, что в белым пиджаке был, ты бы что сделала.

  – Ничего, простила бы, наверное.

  –Да наверняка простила бы, вот только если там так плохо, зачем же ты тогда туда возвращаешься, живи здесь.

  – Да здесь лучше, ты просто не представляешь, как здесь лучше. Но все чаще я стала чувствовать себя дезертиром. Бабули больше нет, здесь меня уже ни чего больше не держит, ну кроме тебя конечно. Не обросла связями, не успела пустить корни.

  – А как же Олежка!

  – А, что Олежка, он уже весь твой, не уж-то не заметила, как он на тебя смотрит. Ты смотри не оттолкни его, он парень правильный, на нем ведь вся эта самугинская компания держалась.

  – Не уезжай, останься у меня больше ни когда не будет вот такой подруги.

  – У тебя то, будет, обязательно будет, впереди институт, и очень интересная работа. Сотни, а может быть и тысячи новых людей, с тобой интересно, поэтому ты будешь выбирать, а не тебя. А вот у меня, все грустно, Светка из вагонов, Алиска с болот, да Мила кузнецова дочка. И с женихами не лучше.

  – А что в сумках?

  – Здесь оружие, здесь семена, ну и так по мелочевке, здесь лекарство, все то, что здесь можно купить на любом углу, там годами надо дожидаться, когда купцы разыщут и привезут.

  – Где же ты оружие взяла?

  – Купила, за деньги, тут можно купить почти все.

  – Что вот так запросто.

  – Да, нет. Конечно, не все так просто и сумки эти отслеживают, и маячков наверняка наставили. Я им там наплела разного, что повстанцы, что «Молодая гвардия», что поеду в Самару, поднимать дубину народной войны. Среди продавцов, как водится специи под прикрытием, у этих мне аж трое померещилось. Поэтому сразу не взяли. До Самары следить будут.

  – А что если не сможешь обратно?

  – Я тебе отсигналю, файер сожгу когда ты на обратной электричке поедешь увидишь. Перейду на не легальное положение. Вот только чует мое сердце, пройду я через ту дверцу.

  – Мне очень страшно за тебя, что ты туда уходишь.

  – А мне страшно, что ты остаешься. Да вот тут деньги остались, кое-что продала, мне уже ни к чему. Попроси прощения у родителей за меня, что не удосужилась попрощаться, сама видела, как все получилось. Вот ключ от бабулиной квартиры, кота мы так и не завели. Отдай Михаилу Федоровичу. И ничего не скрывай, говорить правду легко и приятно. Ну а теперь давай прощаться.

  Девочки обнялись и дали волю чувствам.

  Мост неумолимо приближался. Стоп кран прекрасное изобретение, для желающих выйти немедленно пускай включится камера наблюдения, теперь уже все равно. Настя легко спрыгнула на железнодорожную насыпь надела рюкзак, накинула на плечи сумки, обернулась и помахала рукой, ей помахали в ответ, и дальше пошла, уже не оглядываясь.

  Двери автоматически закрылись, как только стоп кран привели в нормальное положение. Электричка тронулась. Ольга высунулась в открытое окно, и еще долго смотрела как в первых сумерках силуэт девушки, навьюченный со всех сторон сумками шел по молодой траве в сторону высокого берега реки.