Синдром Адели

Ей безумно нравилось, когда утреннее солнце нежно проскальзывая в окна, переливалось в пузырьках нежной пенки на кофе, тепло ласкало преломления ее пальцев, которые уже заранее отгибали страницу старой книги, чтобы ее перевернуть. Ее глаза с удовольствием поглощали строки одной из тех книг, которые, кажется, могут жить сами по себе, чаруя пыльным запахом пожелтевших страниц, но оживают лишь под подушечками пальцев благодарного читателя. Соединяя в этом нежном утре крепкий кофе, пейзажи далеких стран и сложные характеры, разложенные по крупицам перед ней на бумаге, она наслаждалась полетом мысли.

Она не любила книги о любви, но иногда читала их. Ей казалось, что все в них очень гротескно и неправдоподобно искажено. Невозможно любить до «головокружения», до «потери пульса», до «смерти», до «предательства». Практически всех женщин-героинь прочитанных ею книг она воспринимала поверхностно и не всерьёз,  она открыто посмеивалась над ними, говоря про себя «ну ты и дурочка», «ну как можно быть такой наивной»?

В каком-то смысле она тоже была наивной, хотя была уже не маленькой девочкой, а взрослой девушкой в возрасте понимания природы вещей и логики подсчета данных счетчиков воды и света. И она уже любила, как рассказывала своим периодически меняющимся «подругам», хотя и сильно сомневалась в этом, тщетно пытаясь дать детерминацию этого «явления». Каждый раз она думала, что испытывает это чувство наконец-то пришедшей «первой любви», такой  обезоруживающей и всепоглощающей, какой она, по всей видимости, и должна была быть, судя по всем существующим ныне описаниям, признакам, приметам, исследованиям и всему остальному, ей посвященному. Ее прошлые отношения оставляли только осадок зря потраченного времени и обширный материал для анализа, привкус какой-то ненужной суеты, бессмысленных объяснений, непонятости и недосказанности. А она хотела полной  и абсолютной диффузности.

Этим летом она была предоставлена сама себе, и любого приближающегося к ней мужчину оценивала с ног до головы, задерживаясь на голове особенно. Материал для таких наблюдений предоставлялся ей с завидной частотой. Да, она расценивала их именно как лабораторные образцы, рассматривая каждого под лупой, находя закономерности и пытаясь отличить одного от другого. Ей это удавалось с трудом. Как только начинался разговор с привлекательном субъектом противоположного пола, она могла развернуться и просто уйти. Ей хотелось ментальной диффузности. Она сама для себя придумала этот термин, как защиту, как оправдание.

В это утро жертвой ее насмешек стала дочь великого французского писателя, которая в буквальном смысле сошла с ума от любви. «Ну не нужна ты ему, ну зачем ты за ним ходишь! Он не стоит ни единого твоего взгляда, наивная дурочка» - повторяла она, продолжая знакомиться с историей бедняжки. Ей всегда нравилось читать то, с чем она была не согласна, будто пытаясь переубедить сама себя в обратном, хотя не осознавала этой хитрой игры своего собственного разума. Как любопытство берег верх над страхом, омерзением, непривычностью, так и она упивалась своей внутренней борьбой.

В этот день у нее был запланировал поход на встречу с известной современной французской писательницей, о которой она много слышала. Ей нравились ее пронзительные рассказы, тонко подмечающие все закоулки человеческой психологии. И ей не терпелось увидеть эту утонченную, как и ее рассказы, женщину, и, может быть, даже сказать ей пару слов.

«Merci beaucoup», - сказала она, вся сияя от удовольствия, держа в руках только что подписанную книгу одной из ее любимых современных авторов. Стараясь не потерять это сладостное чувство послевкусия от обладания чего-то ценного только себе, о чем никто другой не знает, и, что так греет изнутри, она присела на скамейке в ближайшем сквере и открыла книгу. Теплый ветер с интересом трепал новые, хрустящие страницы книги, уже успевшей стать маленьким сокровищем для ее обладательницы.

 - Говорят, она пишет простовато, - донеслось от внезапно появившегося на скамейке соседа.
- Да, я читала подобное у критиков. Но, по-моему, это очень идет ее повествованию, персонажам и современному слогу, - нисколько не смутившись, ответила она, прижимая к себе твердую обложку и с интересом глядя на оппонента по словесной дуэли.
- Согласен, в наше время легкого чтения она подкупает своей искренностью, - снисходительно сказал он, слегка улыбнувшись. И она заметила небольшие морщинки-стрелочки, разбегающиеся от его глаз.  Это был мужчина около тридцати лет, немного небрежного вида, но ему это очень шло. В руках он держал книгу отца той самой бедняжки, над которой она посмеивалась сегодня утром.
- Ох, я вижу Вы читаете великого француза? – с лукавым интересом спросила она.
- А он Вам знаком? – ответил он вопросом на вопрос, пристально глядя ей в глаза с нескрываемым любопытством.
- А что Вам больше у него нравится? – продолжая вопросную тираду, не останавливалась она.
- Комплиментарность Гуиплена и Деи, - сразу и серьезно ответил он, будто давно носил эту фразу в голове.
 - Диффузность… - пролепетала она, уходя в свои мысли, но, не отводя взгляда от незнакомца.

В этот вечер они долго бродили по историческим улицам города, обсуждая множество вещей, как серьезных, вовлекая друг друга в лабиринты мысли, так и вовсе абсурдных. Разговор шел очень легко и просто. Они были наравне. Ей нравилось, когда он рассказывал ей что-то безумно интересное, чего не знала она. И еще большее удовольствие доставляло ей то, как он внимательно и с любопытством слушал ее, задавал вопросы, интересовался деталями. Они вместе встретили рассвет в тот день, на одной из скамеек в центральном парке. Все то же нежное солнце ласкало ее пальцы, которые теперь касались других пальцев, встреченных только недавно, но диффузно сжатых друг с другом. Это случилось само собой. Он коснулся, она не противилась.