Из истории усть - ижорской верфи

               
                Да! Мой читатель – у нас стариков,
                прошлое лучше, чем сейчас,
                а у Вас молодых - будущее лучше, чем сегодня. Так было, и
                так будет всегда.
Я стою на наклонной части слипа УСТЬ - ИЖОРСКОЙ ВЕРФИ, ее так нарекли  17 июля 1912 году. Эта дата считается днем основания верфи. Сейчас, заводу исполнилось 106 лет. Перед моими глазами Нева несет свои воды, врезаясь в каменные берега города - Санкт – Петербург. У левого берега реки, в ковш слипа, медленно идет обратный поток воды. Тишина природы. Бегущий поток воды, спорит с нарастающим шумом работающего города. Я смотрю на это движение и вижу, заканчивается реконструкция завода. Завод похорошел, расцвел яркими красками стен, стал больше и сильнее в своих возможностях строить новые, современные суда.   Долго стою, чувствую, рядом кто - то, смотрит на меня. Оглянулся.  Нет никого? Я понял, прочитав книжку «ЗАПИСКИ ИНЖЕНЕРА» из истории Усть – Ижорской верфи:1915 – 1923 годы - написанные  Виктором Николаевичем Корниловичем. Вспоминаю истории из прошлой жизни работников завода,   сравниваю людей работающих в то время и сейчас. Технология постройки меняют люди! А они сами меняются? Что с ними происходит? Мы должны ответить на этот вопрос с вами – мой читатель. О моем времени работы на заводе Вы можете прочесть в моих рассказах: «ДЕД». «СОКОЛИК». Поэтому я начну свой рассказ, сразу обратившись в прошлое завода, задать вопросы  человеку написавшему историю жизни своего поколения. Прочитав рассказ, вам судить, что поменялось за столетие в душах людей. Начнем! Мой первый вопрос Виктору Николаевичу-
- Когда была произведена первая закладка кораблей на верфи?
- После сооружения четырех наклонных стапелей длиной 120 и шириной 15 метров, в июне 1914 года на Усть – Ижорской верфи составлялась закладка двух эскадренных миноносцев  - «Победителя» и «Забияки», а уже 23 октября того же года состоялась торжественная церемония спуска их на воду и закладка двух следующих эсминцев – «Грома» и «Орфея». Первые эсминцы были отбуксированы к Металлическому заводу для достройки.
- Когда вы приступили к работе на верфи?
- 23 мая 1915 года была спущена вторая пара – «Гром» и «Орфей»; их надо было достраивать мне с мастером Посселем. Так как я, в июне 1915 года получил назначение на Усть – Ижорскую верфь Металлического завода в качестве начальника верфи по механическим цехам и сдатчика военных кораблей.
- Вы как специалист имели свое жилье?
- Мне отвели превосходную шести комнатную квартиру в заводском доме.
Мебели у нас было всего 7 – 8 самых необходимых в обиходе предметов. По обыкновению Металлический завод, после собрания акционеров, по итогам года, определялись дивиденды, давали прибавки к получаемому жалованию. Мне отвели превосходную  премию – 3000 рублей. На эти деньги жена купила всю обстановку квартиры. Последней нашей покупкой был рояль – миньон.
- Как Вы расставляли приоритеты в своей работе?
- Для «Грома» и «Орфея» Металлический завод дал немного. Руководство завода поставили передо мной трудную задачу: достроить мою пару до зимы, чтобы до ледостава они могли вступить в действие и уйти в Ревель,  где находилась минная дивизия. Самое тяжелое было то, что на верфь не поступили еще вспомогательные механизмы, ни главные турбины, ни арматура. Но труб на складах было изобилие, время уходило, я знал на миноносцах самая трудоемкая часть механических работ – трубопроводы, общая длина которых достигает нескольких километров. Решение задачи я нашел в том, чтобы вместо отсутствующих небольших механизмов и арматуры делать деревянные макеты. Через месяц в воздухе, на переборках, в трюмах стоял ряд деревянных скелетообразных макетов, а к ним присоединены трубы. В конце июля, когда поступила арматура, я имел возможность доказать наглядно правильность этого приема: вся арматура встала совершенно точно на свои места. Теперь на основании выработавшегося опыта повел работу более продуманно. Первое, что сделал- запретил вырезать произвольно дыры в переборках для прохода трубопроводов, заставил разметить их сразу все на переборках, до электропроводки включительно. Рабочие места были уплотнены, хотя нигде не было излишнего скопление людей.  Беспрерывный нажим, постоянное, почти круглосуточное сидение на кораблях дало свои результаты. В начале октября «Гром» был готов на столько, что можно было разогреть котел и начать пробу вспомогательных механизмов, а 12 октября состоялась швартовая проба. В июне мне казалось почти невозможным смонтировать корабль за 4,5 месяца. На самом деле уложились в четыре.
Кому Вы были обязаны такому успеху?
- Прежде всего – людям. Моими не подчиненными, а товарищами и друзьями были конструктора Семенов, Коваль, Молчанов, мастер Нугис, Поссель. Но еще больше я был обязан рабочим. Рабочих я знал не только по фамилии, но и по имени. Не надо было приказывать, не надо было делать каких – либо денежных посулов. Достаточно попросить сделать что – либо, и все делалось с предельной быстротой. Будущее показало, у меня работало вчетверо меньше количество рабочих, чем на «Победителе», но заработок был почти вдвое выше.   
- Было ли у Вас время на отдых дома? Чем Вы его заполняли?
- На станции Понтонная, несмотря на внешнюю налаженность и культурность, по внутреннему содержанию не была таковой. Каждый у себя дома скучал по - своему. Кто хотел время провести повеселее ехал в Петроград. Клуба не было. Собираясь, инженеры играли в винт, бухгалтеры в преферанс, а рабочие в «козла». Веселию обычно помогала водка. У нас изредка собирались любители музыки. Летом играли в теннис или в городки. Зимой катались на коньках или бегали на лыжах. Благодаря жене я имел возможность читать новейшие книги.       - Октябрь. Скоро зима. Закончена швартовая проба. Остается достройка и сдача. Как проходила сдача кораблей?
- Внезапно 15 октября ударили морозы. Было приказано немедленно выводить «Гром» и «Орфей» в Кронштадт, где предстояло докование. Там заканчивать достройку кораблей. Пятого ноября нас поставили в док. Закончив достройку кораблей, из – за льда, стали невозможны ходовые испытания в Кронштадте. Дирекция решила корабли отправить для достройки и сдачи в Гельсингфорс (Хельсинки), где море позже замерзает. Десятого ноября сдаточная команда пришла на «Гром». На «Громе» закончили все работы, подняли пар во всех котлах, приняли полный запас топлива, пресной воды, боеприпасов. Первый выход сразу в Гельсиииингфорс в осенних условиях Балтийские моря – сильное испытание. Утром 24 ноября нас взял на буксир ледокол и повел мимо кронштадтских фортов. С интересом смотрел на Кронштадт. Его я видел с моря первый раз. Форты его старые, все же смотрелись грозно. Во мгле промелькнул силуэт Толбухин маяк. Слева после Красной Горки, настоящей твердыни и защиты Кронштадта и Петрограда, открылся Шепелевский маяк. Лед стал слабее, появились полыньи. Чистая вода. Буксир отдан. Командир благодарит ледокол за помощь. Звонок машинного телеграфа: «малый ход». «Гром» начал свой жизненный путь. - С какими трудностями пришлось встретиться на ходовых испытаниях?
- Зимний день шел к концу. Покачивает все сильнее и сильнее. Прошли Большой и Малый Сескары, Нарву, грозный Гогланд, который называли кладбищем кораблей. Стало совсем темно. «Гром» делает 300 оборотов – 21 узел. Если так пойдет дальше, думал я, на рассвете должны быть в Гельсингфорсе. Вдруг, да мой читатель это страшно слово, из машинного отделения прибегает рабочий, просит немедленно туда спуститься. Скатываюсь по трапу, бросаюсь к выгородке воздушного конденсатного насоса, где скопились рабочие и матросы.  Вижу, из – под насоса  ключом бьет вода и быстро прибывает в отсеке. Мелькнула мысль, что произошел такой же разрыв наружной обшивки, как на «Победителе», но там было какое - то объяснение, а почему здесь? Люди волнуются, тревожно смотрят мне в глаза. У самого на душе тревога, до дрожи в руках. Вдруг мозг как молния пронзила одна мысль. Зачерпываю горстью воду и пробую – пресная. Обшивка цела! В это мгновение погас свет. Кочегары сообщили, что вода ушла, они выключили котлы. Зажигаем спички. Вода больше не бьет. Лезу в воду, руками ощупываю корпус насоса. Так и есть, отлетела горловина насоса. Эжекторы не могли справиться с водой. Они откачивали 40 тонн воды, а насос один давал 90 тонн. Волноваться нечего, все облегченно вздохнули. Положение было тяжелое. Пресной воды нет, пара нет, света нет. Пресной воды нет, придется брать забортную.   Около часу ночи мы пустили все механизмы, кроме главных, и дали свет. Командир движение корабля дальше не разрешил. Когда рассвело, мы увидели, что стоим недалеко от Гогланда. Угрюмо выглядел этот часовой, стоящий на середине Финского залива. Голые зеленовато – серые скалы без всякой растительности; не видно поселений, у подножья острова извивается белая полоса прибоя. Снялись с якоря и двинулись, огибая Гогланд, по традиции моряков бросил в воду монету – дар морскому богу. Вдруг в машинном отделении телеграф дал «полный назад».  Нам сообщили, мы наскочили  на   противолодочную сеть и залезли на минное поле. Выбравшись оттуда, умеренным ходом мы вошли в гельсингфорскую Северную гавань. Стали у стенки военного порта. Отшвартовались рядом с нашим «Орфеем».          - Как Вас встретил Гельсингфорс? Финские нравы, обычаи?
- В Гельсингфорсе с первых шагов почувствовал себя за границей. Северный город. Гранитная почва, гранитные дома, гранитные берега фиордов. Темно – зеленые деревья красиво выглядят на улицах города. Шведская культура чувствуется на каждом шагу. Город мелкобуржуазный, с потугами на европейскую столицу. Жизнь на корабле мне надоела, и я переехал в гостиницу  на вокзальной площади. В гостинице с трудом отвечают на обращения русских. Отвечают на –  французском, на - шведском, даже на немецком языке, но только не на русском. Со своеобразием  финских нравов мне пришлось ознакомиться в гостинице. Я заказал ванну, через полчаса горничная стучит в дверь и сообщает, что ванна готова. Отправляюсь туда и застаю очаровательную блондинку, лет 20, сидящую на табурете в ванной комнате. Хочу раздеваться и смотрю, когда она уйдет? Но девушка сидит совершенно спокойно, не уходит. Тогда я спрашиваю, чего она дожидается?
- Я пришла Вас мыть. Весьма смущенно говорю, что не смею ее удерживать и вымоюсь сам, а ее прошу уйти. Она улыбнулась и вышла. На следующий день познакомился со вторым местным обычаем. В обеденном зале стоял отдельный стол с самыми разнообразными закусками.  Можно было брать их сколько угодно. Все входило в стоимость обеда. Мои конструкторы учли эту особенность и в периоды безденежья стали приходить вместе со мной, садились, не заказывая обеда, за столом, шли к закусочному столу, наедались до отвалу и исчезали, ничего не платя. 
Как проходила приемка кораблей заказчиком?
- К концу января работы на «Орфее», за исключением вопроса об узоре на посуде и цвета обивки диванов, который командный состав упорно не решал, были закончены. Был поднят пар и опробованы вспомогательные механизмы.
Внезапно получаю телеграмму из Ревеля (Таллин) от начальника дивизии Колчака с приглашением прибыть для объяснения в штаб дивизии на транспорт «Борго» ввиду жалоб командиров на неготовность миноносцев. Прибыв на транспорт. Меня сейчас же провели в кают – компанию, где сидел  за утренним завтраком Колчак. Он совершенно не походил на тех командиров, которых я встречал до сих пор. Резкость движений, резкая, точно лающая речь создали впечатление человека чрезвычайно неуравновешенного, властного, даже самодура. Разговор с ним был лаконичным, я избегал лишних слов, чтобы не дать возможности к чему – либо придраться.
- Представитель Металлического завода.
- Садитесь. Завтракали?
- Нет.
- Хотите?
- Благодарю, пожалуйста.
- Вестовой! Кофе господину инженеру. Принесли кофе, сыр, масло, колбасу, белый хлеб.
- Почему не можете выйти?
- Могу, я об этом сообщал.
- Командиры говорят, что вы не готовы, что именно не готово?
- Не обиты кожей диваны в кают – компании и не куплен хрусталь, так как командирам не нравиться рисунок на стенах.
- Механизмы опробованы?
- Все, кроме главных турбин «Орфея».
- Пушки, минные аппараты?
- На местах.
- Котлы?
- Все опробованы и под паром.
- Все ясно. В это время входят Тырков и Голицын и остановились у дверей.
- Что не готово на миноносцах?
Оба командира докладывают насчет посуды и диванов.
- Ну а механизмы и вооружение?
- По этой части все готово.  Колчак вскочил со стола, стукнул кулаком по столу и разразился самыми … морскими ругательствами. Бушевал он, вероятно, минут 10 – 15, а затем предложил командирам отправиться на базу и приготовиться к выходу. Меня он еще задержал на 10 минут, попросил подробнее сообщить о наших миноносцах. Вечером я уехал из Ревеля в Петроград, где рассказал директору об этом эпизоде.               
Через две недели меня вызвали в Петроград, где сообщили, что Колчак осматривает петроградские верфи. На этот раз при осмотре Усть – Ижорской верфи мы поговорили крупно. Я у него спросил:
- Чего вы, Александр Васильевич, ругаетесь. Ведь мы уже сделали четыре миноносца, два будут готовы и сданы в июне – июле, а еще два осенью.
- Ругаюсь потому, что от вас можно получить, а там, на Путиловской верфи, кладбищенская тишина; какой толк ругаться на кладбище? Глядя на этого лихого моряка, слыша рассказы о его «марсофлотских» выходках, никак не мог себе представить, что вижу одного из крупных представителей будущей контрреволюции, жестокого усмирителя рабочих и крестьян.
- Как дальше складывалась судьба завода?
1917 год. В первый раз в жизни не влечет к себе производство. В душе ощущение, что корабли и все другое сейчас не нужно, а может быть, и не только сейчас? Весной 1918 года по всем заводам Петрограда происходит или полная остановка работ, или значительная их сокращение. Наша верфь окончательно законсервировалась.   
Я стоял и понимал, это бвли первые шаги нашего завода. Впереди его ждали большие испытания, он шел в ногу с Россией. С нашей Родиной.
Мы должны быть как корабли, бури отклоняют от пути, но они знают, куда направились и куда должны попасть.
Старец Павел Рильский.