Шахерезада Часть VI Глава V

        Он вышел утром на работу и его передернуло. Весна хоть потихоньку и начала отвоевывать у зимы свои права, но промозглый холод, пробравший его до костей, все равно повергал его в уныние всякий раз, когда он выходил из парадной своего дома. Он поглубже натянул капюшон с опушкой из натурального меха китайского пуховика светло зеленого цвета, который был теплее и предпочтительнее красивой короткой дубленки с отлогим воротником, и, сгруппировавшись от холода, пошел к остановке.
         В трамвае было много народа и душно, однако, светло. Ему особо никогда не везло, но с местом работы Фортуна расщедрилась, он просто на трамвае доедет почти до конечной, а там минут десять пешком до офиса. Он скинул капюшон с головы и посмотрел в окно на свое отражение. Годы сделали свое дело, хотя он все равно выглядел много моложе своих лет, неизменно приближавших его к пенсии. Он был высоким широкоплечим и худощавым. Его лицо было красивым, но не выразительным и бледным. У него были высокие скулы с уже впадающими от возраста щеками, на которых образовались мимические продольные складки на сухой коже, жене они нравились, когда он улыбался.  Широкий лоб, также уже покрытый глубокими прерывистыми изломанными морщинами, больше говорившие о его беспокойной и нервной натуре, нежели о возрасте или уме. Пронзительные светлые глаза с прищуром, тонкий правильный нос, крупный рот с тонкими губами, которые, впрочем, не делали его облик хоть сколько-нибудь не приятным и богатая шевелюра, аккуратно подстриженная, но с ниспадающей на бок челкой. Именно прическа, как ему казалось, делала его моложе, хотя седина покрыла его светло-русые волосы почти полностью.
        Он представил себя в гусарской форме в доломане и с ментиком, и конечно же с богатыми золотыми эполетами и против воли улыбнулся. Он часто в своих мечтах видел себя так, хотя его прическа при этом его смущала, так как несмотря на ту форму, в которой он представал в своем воображении, головного убора гусаров – кивера, он не видел. Царю-Императору не подошла бы такая мальчишеская прическа. Он оглянулся на рядом стоящих людей, будто боясь, что кто-то подслушает его мысли. Он всю жизнь боялся. Нет, он не был трусом. С детских лет он всегда становился лидером среди мальчишек во всех школах, куда его забрасывала судьба в вечном беге от возможной тени преследования Советской Власти, он занимался спортом и даже имел не большие заслуги, он достойно отслужил в Армии, закончил технический ВУЗ, просто его жизнь была наполнена тайнами, которыми он уже никогда ни с кем не рискнет поделиться, потому что второй раз он этого не выдержит и вспомнив свою попытку раскрыться перед людьми он почувствовал, как краска унижения и стыда залила его лицо и шею, а затылок заломило.
        Он вспомнил девяностые и начало двухтысячных: хаос и неразбериха на фоне новоявленной демократии и плюрализма мнений. Тогда было можно все и он решил этим воспользоваться. Желание открыться миру преследовало его с детства. Ему всегда хотелось сказать своим обидчикам, которых, как он не пытался этого избегать, все же было не мало: «Как смеешь ты? На кого рот раззявил паскуда!?», - эту фразу он взял из какого-то фильма, но она понравилась ему, при этом он, неизменно представлял себя в скромной шинели Императора Николая Второго, хотя именно на это прав у него не было.
        Их лица каруселью пронеслись в его сознании. Свирепая училка русского, когда они жили в Перми, Красномордый прапор и двое особо яростных «дедов» в Армии, препод по сопромату в институте, который почему-то ненавидел его, а может он ненавидел всех и ему казалось что только его, начальник отдела на заводе, куда он попал по распределению из института, который орал на него, постоянно сваливая вину за все провинности, сделав из него мальчика для битья, пока он не осадил его, Машка-повариха в столовой на другой работе, жирная хамка, которая относилась к людям как к свиньям и каждый раз почти кидая ему тарелку с размазанными двумя столовыми ложками жидкого картофельного пюре по тарелке и столовой ложкой того что называлась жаркое, говорила «Бери свое…! Пошел…! Следующий!», при этом он всегда мысленно дополнял эти ее вопли в паузах словами, которые так и просились для завершения этих фраз. Многие и многие лица, пронеслись в его памяти за несколько мгновений, и гендиректор его фирмы, в которой он работал сейчас, просто не умевший разговаривать с подчиненными нормальным голосом и без употребления мата, отличающегося своим многообразием, завершал эту длинную вереницу.
        Он встряхнул головой и вспомнил все детали своего признания, но стыда уже не испытал, только почувствовал ноющую боль души в груди. Это было много лет назад. Он воспользовался передачей «Ищу тебя!», чтобы действительно найти человека, но между делом он сообщил о себе, и кто он такой в надежде что кто-нибудь услышит и придет к нему и признает хотя бы его документы и его принадлежность к потомкам Великих Князей. И люди услышали, но не те. Это были соседи и сослуживцы по работе. Сначала этот факт вызвал восхищение и удивление, потом улыбки, потом пересмешки, а затем настоящие издевки и жизнь стала невыносима. Его жена не выдержала и, забрав сына ушла от него, уехав в другой город, пообещав сделать все, чтобы мальчик забыл об этом, но он не сдавался.
Он обратился в «Дворянское гнездо», которое теперь как осиным он больше уже не называл, так как понял, что больше половины «дворян» были самыми настоящими ворами, отрывая куски от большого пирога, называвшегося когда-то Советским Союзом в период вседозволенности и купили себе дворянские титулы в честолюбивой погоне за статусом в обществе, чтобы смыть позор собственных деяний. Они больше не существовали для него. Был еще кузен, часто посещавший Россию, но все его время было сосредоточено на музеях и искусстве. У него была шальная мысль написать ему, но представив себя на месте кузена, он понял, что ответа не дождется, а к его репутации где-то еще добавят слово «псих». Его толкнули в бок и перехватившись другой рукой за поручень он, отвернувшись от окна, посмотрел в сторону, толкавшего. На новой остановке было много народу, и они не могли уместиться все в тесном вагоне, но все спешили на работу, а потому бурчащая толпа, словно желе, начала сдвигаться к центру вагона, подгоняемая нетерпеливыми воплями с подножек лестниц вновь входящих.
        Он знал жизнь. Он знал ее почти также как каждый входящий в тесный трамвай без приукрашиваний и лжи, льющейся с экранов телевизоров и также, как и все, не верил уже никаким обещаниям. Со своей бывшей женой связь он не потерял, так как все равно хранил в своем сознании, что его первенец наследник Русской Династии Романовых и надеялся лишь на то, что однажды отдаст ему свои пожелтевшие от времени документы и кольцо. Он не знал почему хранил его в самом дальнем углу антресолей вдали от всех глаз вместе с бумагами. В той нищете в которой он обитал некоторое время пока искал себе новый город и новую жизнь, убегая от своего стыда и позора, коварная мысль продать реликвию не один раз посещала его голову, но он так и не сделал этого. Кольцо – это все что у него осталось от предков из материально существовавшего и принадлежавшего ему и почему-то, глядя на него, он думал о том, что у кольца есть собственная судьба, которая определит и будущее его потомков. Странная мысль, но она не покидала его подобно надежде. Он смирился со своим жалким существованием, не без алкоголя и таблеток, но смирился.
        Теперь он не был хуже или лучше, он скорее был как все или один из большинства из всех. Он был пастухом, пасшимся вместе с овцами, но ему уже ничего не изменить. Однако было кое-что еще, что принадлежало только ему – это его мысли, фантазии и желания, которыми он не делился больше ни с кем, даже со своей женой и детьми, которых у него помимо первенца уже было двое. Он больше не позволит себе уничтожить то, что ему было по-настоящему дорого.
        Тогда, в тот раз, он решил открыться обществу не только из-за признания его потомком, но, и чтобы попытаться вытащить разваливающуюся страну куда-нибудь, чтобы остановить разгул бандитизма и кражи государственной собственности. Остановить почти поголовную нищету народа, в одночасье утратившего почти все, - Его народа. Он фантазировал что каким-нибудь путем сможет приблизиться к власти и сделает жизнь людей лучше. В самых откровенных своих желаниях он видел себя Царем и как под его управлением Россия становится могучей страной, а бывшие Республики СССР становятся Республиками России и Его Империи. Он видел вспаханные поля, восстановленные колхозы, разросшиеся деревни и села, могучие заводы, чистые города и счастливые улыбки людей. Он видел бесплатное образование, намного лучшее, чем в Советском Союзе, каждая школа в его мечтах, (а не только где-то для избранных), была бы Сириусом. Медицину, намного лучшую, чем в Германии, Израиле, или где-то еще; и науку, намного лучшую чем во всем Мире. Он видел Армию и Флот из честолюбивых вышколенных подростков, гордившимися честью быть военнослужащими, потому что они были избраны Родиной защищать достоинство своей страны на всех рубежах, он видел женщин красивых и смеющихся, он видел огромное количество счастливых детей в цветных одеждах и у каждого из них была семья. Он видел стариков ухоженных и счастливых. Он все это видел и знал, что когда-нибудь, в будущем, так и будет, но все его видения были лишь фантазиями не самого удачливого человека, который даже не смог за всю жизнь скопить денег и приобрести себе машину, чтобы не толкаться здесь. Точнее деньги копились, но они всякий раз растрачивались на более важные дела: дети, семья, дом. Его пихнули. Он оглянулся.
        Его мысли спустились к очевидности реальной жизни. По роду своей деятельности он мало куда выезжал, но прежде чем осесть в Питере и устроиться здесь, он проехал пол страны. В городах жизнь была кое-как отлажена, но мелкие городишки, села и деревни еще в конце восьмидесятых были брошены на произвол. Люди выживали за счет натурального хозяйства и собственных сил, но без денег существовать невозможно, а без работы денег не заработать, а потому люди научились добывать их либо продажей результатов своего скудного труда, либо разграблением колхозного имущества или заводов в градообразующих городах, либо кражами соседей и мошенничеством. Так началось падение морали людей, проживающих там. Сколько родилось поколений за тридцать лет? Два? Три? И все что они видели – это работа в собственном хлеву или на грядках чтобы выжить и любой доступный, пусть и самый не пристойный, заработок чтобы скрасить чем-нибудь это выживание, как правило это был алкоголь, так началось вымирание и теперь в глубинках почти не осталось жизни. 
          Люди везде, в большинстве своем, были нищими. Образование в школе, и он знал это не понаслышке, а сидя со своими детьми за школьными уроками – было более чем плачевным, а когда он вспоминал о высшем образовании, за которое ему придется платить в будущем, его нутро вообще сжималось, так как они с женой уже будут на пенсии и платить за это образование им просто будет нечем и со свирепой ухмылкой он подумал, что с тем образованием что есть, кровь от крови царей будут мыть полы в туалетах или сидеть за кассой в каком-нибудь супермаркете по двенадцать часов в день без выходных, впрочем, это была самая жуткая его фантазия. Дети старались получить максимум знаний, как будто знали чья кровь течет в их венах, хотя этого, на самом деле, они не знали.
         Бесплатная медицина была ограничена поликлиниками, а платная, в которой нуждалось половина населения по направлению из бесплатных поликлиник, была не доступна большинству. Законы вроде были правильными, но с опытом пришло понимание поговорки «Закон что дышло куда повернул туда и вышло». Люди больше не улыбались. Они были озлоблены. Они на свои скудные деньги без помощи государства учились, женились, рожали, воспитывали, давали образование, лечились, питались, получали блага, на которые копили годами, старились, кое-как выживали на пенсии, которую зарабатывали в течение всей своей жизни и, которая не соответствовала их накоплениям и умирали. Все эти люди по большому счету ничем не должны были государству, кроме того, что проживали на его территории, а потому не испытывали ни чести, ни достоинства, ни гордости от принадлежности ему. Они были в вечном поиске лучшего для себя и своих детей едва поспевая за техническим прогрессом, модой и мировым развитием в целом, но при этом все они были должниками государства. 
         Он засунул в карман руку и нащупал несколько купюр по сто рублей, прихваченные им на всякий случай. «Банковские билеты -  это не деньги, а долговые бумажки, которые государство людям дает в кредит». Вся Его Земля была погружена в долговую яму кредитов и нищеты. По статистике, которую озвучивали по телевизору в новостях, кредитную историю с непогашенными долгами банкам имело порядка сорока миллионов человек, которым просто не из чего было платить, потому что им не на что просто жить. Одна треть населения всей России жила в долговой кабале. И было самым обидным, что за счет этих людей, их Правительство помогало всем странам, прощая долги, уценяя при продаже природные ресурсы и оказывая гуманитарную помощь, в то время как россияне собирали смс-ками копейки на лечение больных детей через центральные каналы вещания, о которых должно было заботиться всецело государство. Позор и унижение, от которых шевелились волосы на его голове. Он никогда не позволил бы этому случиться! Никогда! Толпа устремилась на выход на остановке «Метро». Он вдавился между кресел чтобы его не смели к дверям.
         Когда толпа вышла, стало дышать свободнее, а в вагоне появились свободные места, но он не воспользовался этим, он не садился в транспорте. Его честь этого не позволяла. Ему осталось проехать несколько остановок, и он наконец покинет эту душегубку. Он оглянулся на громкие голоса вошедших четырех мужчин.
Все они были одеты по-разному, не считая высоких ботинок со шнуровками - берцах, но в черное и потому выглядели одинаково. Все они были бородаты, патлаты и с красными глазами, и от них разило запахом табака и перегара. Он, только раз взглянув на них и подумав, что они какие-то металлисты лет тридцати возвращающиеся из какого-нибудь клуба, отвернулся к своему отражению, но их разговор, хоть они и старались говорить тихо, привлек его внимание…
        - Мать-перемать! Небесный Иерусалим, я покажу им Небесный Иерусалим, жиды проклятые!
        - Тише Серёга…
        - Що ты зробишь? Ничого! И це загалом может быть фейк…
        - Ты сам слышал, Крым шестой областью хочет сделать, урод… а фамилии, ты слышал какие он фамилии назвал, так он всех их под одну жидовскую гребенку сунул, и всех нас до кучи, ты понимаешь?
        Дальше молодой мужчина возмущенно, едва сдерживая себя, перечислил фамилии из, судя по всему, большого списка. То, что он услышал, вызвали и в нем одновременно недоумение, недоверие и кривую ухмылку.
        - Не знаю, такие вещи если бы делались на самом деле, мне кажется никто и не узнал бы об этом никогда, пока не был бы достигнут результат… мне кажется это провокация…
        - Результат?! Какой еще результат?! – не услышав последние слова гаркнул вдруг «Серега».
        - Тихше Серег… ты трамвай весь розбудил!
        - Разбудил?! Хохол ты чего несешь?! Да пока мы будем дрыхнуть они не только из Украины одну большую синагогу сделают, но и из всей России..
        - Этот ролик по паутине уже два года гуляет и ничего - тишина… А ты так вопишь, будто тебе уже собираются обрезание сделать и ермолку нацепить…
        - Я тебе покажу обрезание и ермолку, - и он толкнул говорившего массивным плечом, а потом напрягся и спросил, - с теми понятно, а Кедми этот, кто он вообще?
        - Аналитик, умный мужик и сомневаюсь, что он там рядом даже стоял, какое-то мракобесие все это…
        - Ладно… десять лет еще прожить надо…
        - Семь…
        - В смысле?
        - Уже три года прошло, а «этот», из Украины Небесный Иерусалим обещал сделать за десять, потому что, по его словам, если они не успеют, их сомнут и проект Небесного Иерусалима на Украине, с Крымом до кучи, накроется медным тазом, ты же слышал…
        - И что это значит?
        - Сложно сказать, но я так думаю, чтобы это осуществить сначала они нанесут удары по самым большим религиозным концессиям…
        - Не понял?! - резко гаркнул Серега
        - Ну, я полагаю, сначала по Православию, (Денисенко уже внес раскол), католиков на Западной, он сам сказал, они хитростью возьмут и останется Ислам в том числе и в Крыму, вот их точно не уговоришь и особо не расколешь, значит будет провокация…
        - И как по-твоему, что надо делать?
        - Наблюдать, потому что я не уверен, что вся эта херня имеет действительно какое-то значение…
        - А если имеет?
        На следующей остановке все четверо выскочили из трамвая все еще что-то бурно обсуждая, но ответа на вопрос, единственного из всей четверки размышляющего человека, он не услышал, хоть и понял, что они все приверженцы какой-то радикальной группировки, может черносотенцев, а может и «правосеков» случайно забредших в Питер. Он этого не знал.
        Он снова, повиснув на руке, держащейся над головой за поручень, рассеянно уставился на свое отражение и задумался над тем, о чем не говорили лишь немые, что Россию распродают евреи. Он не знал этого наверняка, но наверняка знал, что именно из-за хитрости американских евреев-ростовщиков Россия потеряла Аляску и это произошло уже после смерти Екатерины Второй. Екатерина не была дурой и щедрость никогда не была ее добродетелью. Ее экспансия расширила границы России и своими руками она бы и понюшку земли ни одному государству не дала бы, не то что подарить богатую природными ресурсами и особенно алмазами Аляску, которая действительно Россию делала Империей на двух континентах.
        «Значит из Украины – Небесный Иерусалим, интересно чтобы это значило?» - подумал он и решил обязательно попытаться найти этот видеоролик на компьютере детей, чтобы понять, о чем говорили бородачи, тем более по его личному мнению, то что происходило на Украине, не отвечало абсолютно никакой логике и ситуация, поначалу сходная в бывшей Республике с ситуацией при развале СССР, тем не менее с каждым годом все больше и больше начинала отличаться, кроме одного – полномасштабного разграбления имущества и всего, что имело хоть какую-то цену.
         Насколько ему было известно из новостей, вагонами даже вывозилась земля как во время Второй Мировой, но самое прискорбное - песок и ил Днепра, истощая полностью Великую реку. Когда он увидел, что реку, по которой ходили многотонные баржи и корабли переходят вброд по колено, а сама река заросла камышом и осокой, он не мог поверить своим глазам, потому что – это был не просто грабеж, это было настоящее самоубийство. Без воды никому не выжить, а Незалежная уничтожала источник, обеспечивающий полстраны пресной водой.
          Он вспомнил перечисленные фамилии и грустно улыбнулся. Что бы не говорили о Президенте, ему лично нравилась его Внешняя политика, а также легкость, с которой устранялись им реальные угрозы стране, он даже полагал что она безупречна, видя, как он «Россию на коленях» за пару десятков лет сделал страной, с которой невозможно не считаться и глупые до смешного, провокации Европы, и еще более глупые санкции всего мира были доказательством того, что Россия становится доминантной. Однако, Внутренняя политика была ужасной, если не сказать, что ее не было вообще. О каждом Министре, который занимался внутренними вопросами станы у него было скверное мнение, но оно хотя бы было, а о Парламенте ему и сказать было нечего. Перед его взором мгновенно пронеслись все увиденные им фотографии, сделанные фотографами на Заседаниях Парламента в почти пустых залах за последние годы.
          Депутаты, спящие, ковыряющиеся в носу, играющие в игры на телефонах, играющие с пластиковыми стаканчиками, делающие гирлянды из бумаги из-за скуки, разговаривающие между собой без абсолютного внимания к выступающим и даже стреляющие друг в друга комочками бумаги, будто это не умы, которые должны помогать стране встать на путь развития, а дети в первом классе перед хороводом вокруг елки.
          Эти фотографии людей вершащих его судьбу, его семьи и всего населения, были унижающими его достоинство и чести, и он не сомневался, что и всего населения. Будь он тем, кем он должен был быть, он отправил бы их на фермы чистить навоз или окучивать картошку до тех пор, пока до их скудного ума не дошло бы что они позорят не только себя, но и свой народ и свою Партию, и своего Лидера, но ему, как и всему народу приходилось терпеть пока стадо у кормушки наконец откормится и начнет чем-нибудь заниматься полезным, хотя, скорее всего это время не наступит никогда. Даже сами пустые залы Заседаний говорили о многом. Он сомневался, что все отсутствовавшие «деятели народа» в момент Заседаний были в командировках решая вопросы населения на местах, скорее всего они нежились в постелях предаваясь более сладким занятиям.
          В этот момент в памяти неожиданно всплыла бабища с силиконовыми губами, ее лицо было больше похоже на жопу обезьяны с глазами, а у жопы мозгов просто быть не может, что она и доказала, объявив на всю страну о своей красочной жизни. Она с упоением рассказала о том, что она кормит своего кота икрой на пять тысяч рублей в день, носит лучшую одежду и тратит на себя не меньше двух миллионов в месяц, потому что у нее должно быть все самое лучшее. Апогеем интервью было ее глупое признание что она жена или любовница, (этого он не помнил из-за ярости, которую он испытал), государственного служащего. «Последний раз мои дети ели икру на Новый год», - со вспышкой нового гнева подумалось ему и его мозг будто завис, оставив лишь пустоту разочарования. Он не заметил, как почти доехал до своей остановки.
          Подняв капюшон, он последний раз взглянул на свое отражение, и пошел к выходу. Еще минут через пятнадцать он сядет за свой рабочий стол, исполнять свои обязанности инженера средней руки и не за два миллиона, а за среднестатистическую  заплату по России - сорок тысяч рублей, хотя он выполнял свою работу в соответствии с возложенными на него инструкциями качественно и в полном объеме, как действительный специалист. Зарплату, которой не хватит чтобы прокормить кота той жирующей за счет народа суки даже полмесяца, а ведь эти деньги составляли половину дохода его семьи из четырех человек, не считая алиментов.
         Двери открылись, и он шагнул в холод.
         Никто не заметил человека, вышедшего из трамвая и сразу же смешавшегося с толпой. Им было уютно, тепло и светло и каждый думал о своем. Металлический голос сделал свое объявление, двери закрылись и трамвай повез дальше безликих полусонных людей, у каждого из которых, тем не менее, была своя судьба, свои заботы и думы и, хотя бы одна, скрытая ото всех, тайна.

Следующая глава http://www.proza.ru/2018/11/13/1174