Посреди океана. Глава 130

Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твоё, и он будет господствовать над тобою.
Адаму же сказал: за то, что ты послушал голос жены твоей и ел от дерева, о котором я заповедал тебе сказав: "не ешь от него", проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от неё во все дни жизни твоей. (Быт.3:16-17)

Жене Бог определил испытывать влечение к своему мужу, а ему, мужу, в свою очередь, господствовать над нею. В этом наказе церковные толкователи сразу же узрели истоки
неравноправия, униженного положения женщины перед мужчиной, трактовавшегося впоследствии всеми как повеление Божье на все века. Иначе, кажется, зачем бы нужно было ей назначать влечение, а ему господство? За грех первородный, изначальный, в котором якобы она, бессовестная, виновата: сама послушала змея, соблазнившись некими знаниями, способными возвысить человека до уровня богов, и мужа - дитя невинное,
неразумное, в грех ввела. Если бы не она, такая-сякая, жил бы он и дальше в раю, припеваючи да горя не зная.
Трактуя таким образом наказы Божьи, церковники изначально закладывали в сознание человека некое противостояние между мужчиной и женщиной, между мужем и женой. Мол, из-за неё лишился он рая и потому должен теперь мучиться на прОклятой Богом земле, а
в отместку за это господствовать над греховодницей и не слушать её впредь во избежание, последующих за первородным, грехов. Типа, не гоже женщину слушать было и тогда, да   и вообще никогда не следует с ней считаться. Баба-дура, бестолковая, только и знает,
что безгрешных мужчин в грех вводить.

Однако же где толкователи узрели в наказе Божьем такой извращенный смысл? Разве сказано где-то, что жена глупа и слушать её грех?
"Адаму же сказал: за то, что ты послушал голос жены твоей и ел от дерева, о котором
я заповедал, сказав:"не ешь от него"...
Во-первых, за то, что послушал не жену, а голос жены...ибо она говорила на тот момент с чужого лукавого голоса, поверив змею. И даже не это было грешно, что послушал Адам голос жены, а то, что ослушался Отца своего, который лично заповедал человеку, сказав:
"не ешь от него"... Послушал кого-то, нарушив Божью заповедь - в этом его грех. Да ещё стал открещиваться от своего греха, стал валить всю вину за него на жену да на самого Господа. А следом за ним и все церковные толкователи, превратно исказив смысл сказанного Всевышним, уперлись в наказ - господствовать над женой. Причём, эти слова были сказаны ей, жене, а не конкретно самому мужу. То есть, это она должна соотносить свои действия с ним, прежде чем на что-то решиться. А как же? Ведь ей сам Бог определил враждовать со змеем, именно жене, а не мужу. Но при его господстве, однако.

ГОСПОДСТВОВАТЬ(Даль В.И.) - где, чем-над чем; владычествовать, владеть или управлять, первенствовать, начальствовать; покорять собою, подчинять себе;/быть во всеобщем обычае, употреблении.
ГОСПОДНИЧАТЬ - господствовать в дурном, укорном смысле.
ГосподАрЬ стар.- государь и господин; владелец, хозяин. ГоспОдарь южн.зап.- хозяин дома; господыня - хозяйка дома; господа - всё хозяйство и дом, жилые покои. ГосподАрка - владетельница; супруга господаря.//ГоспОдарка, южн. - хозяйка дома.
ГОСПОДАРСКИЙ - господарю принадлежащий, свойственный.
ГОСПОДАРСТВО - достоинство или сан, звание господаря;//барство;/владение или область;
//хозяйство, домашний обиход. ГосподАрить - быть господином, господаршей,
господаркой, в разных значениях.
ГОСПОДОЛЮБИВЫЙ - любящий Господа, боголюбивый.
ГОСПОДОНАЧАЛЬНЫЙ - первовладыка надо всем господствующий.
ГОСПОДОРОДИТЕЛЬНИЦА - Богородица.

ГОСПОДСТВОВАТЬ(Ожегов): 1. Обладать властью или преимуществом перед кем-чем н.
или где-н. Господствовать в воздухе. Господствовать на море. Господствующий класс.
2. Преобладать, быть распространенным. Господствующее убеждение, мнение. 3. Над чем.
Возвышаться, подниматься над чем-н. Господствовать над местностью (о горе, о чем-н. возвышающемся. Господствующая высота.// Господство (к 1 и 2 знач). Господствовать в воздухе. Политическое господство.

Господствовать мужу над женою - это вовсе не значит принижать, подавлять, уничтожать. Но наоборот, оставаясь на равных, быть, тем не менее, духовно выше. Не опускать до своего низкого уровня, но возвышаться, не унижая и не унижаясь. Другими словами - защищать собою.

ЗАЩИТИТЬ(Ожегов): 1. Охраняя, оградить от посягательств, от враждебных действий, от опасности./Защитить обиженного. Защитить город от врага. 2. Предохранить, обезопасить от чего-н./Защитить от холода. 3. Отстоять (мнение, взгляды) перед чьей-н.критикой, возражениями. Защитить свою точку зрения. 4. В целях получения соотв.квалификации публично.//Защита Отечества. Защитить диссертацию.

Жене, женщине, Всевышний заповедал вражду со змеем, то есть противопоставиться злу, коварству, лукавству, лжи, ненависти, смерти. Разве приниженному,затурканному и забитому существу по силам такое? По уму это глупому, недалёкому созданию,  низведенному до положения бессловесной вещи, поражать своим "семенем" в самую голову всё земное зло в образе коварного хитрого змея, который, однако, тоже не остаётся безответным и всегда готов "жалить своим семенем в пяту"?
Тогда отчего же, опираясь на Божьи наказы, все толкователи, церковные в первую очередь, определили женщине роль безмозглого, глупого, бестолкового, изначально
порочно-грешного существа, ни на что не способного, кроме как обслуживать своего
"господина", опустившего её до уровня вещи, до уровня физиологической функции, не достойной никаких знаний, не говоря уж о тех, что возвышают до уровня богов? Во все века её роль низводилась до самого низкого уровня, чтобы муж, приниженный и
недалёкий, мог господствовать над затурканным, забитым существом, как владелец, хозяин  - безмолвной вещью. И это положение женщины во все века церковниками поощрялось
и религиозными догмами узаконивалось. Зачем? Чтобы она не уподобилась первой женщине, устремившейся к знаниям и удостоившейся Божьего наказа противостоять коварному змею?
Уж не для того ли это было необходимо им, чтобы лукавство, проникшее в религиозные догматы из-за неправильного толкования Библии, не было обнаружено, и чтобы семя жены не имело возможности поражать в голову семя змея? Ибо ей, жене, завещал Господь это, положив вражду между лукавым словом змея и словом женщины, изобличающим его коварную суть.

И муж, господствуя над женою, не унижать и уничтожать её должен, но, подобно Господу, любить, оберегать, покровительствовать, заботясь и защищая...слившись душами воедино.
Подчиняясь, однако, Богу, Создателю, Творцу, Отцу. Господствовать - господолюбиво.
Вот в чём изначальный Божий завет.
Иначе говоря, мужчина должен быть ответственен и за себя и за свою женщину - перед всеми, перед собой, перед нею, перед Богом. Ибо они - один организм; созданы Всевышним друг для друга, созданы мужем и женой как единое целое с общей душой.
Конечно же, он господствующий и преобладающий, как более сильный и отвечающий перед Богом за двоих, за обоих, потому что из его души была создана её душа. Он, как плоть, защищающая весь организм, в том числе и ребро, ограждающее от внешнего враждебного воздействия сердце ли, лёгкие ли... Но он должен беречь свой организм, гениально сотворенный Богом, а не ломать и не подвергать опасности собственные органы. Сломать ребро легко, оно хрупкое. И будет больно не только там, где сломано, будет больно
всему организму. Да и поломанное ребро способно повредить сердце либо лёгкое,
способно привести к гибели весь организм. Господствующий организм, преобладающий - с него, в первую очередь, спрос, как с основной плоти, как с главенствующей души,
частью которой является её душа, подобно ребру, скрываемому под защитной плотью. Ребёнок из ребра. Перед Богом, перед Отцом отвечает за него его родитель; отвечает за обоих, как господствующий, как главный своего рода, как отец и защитник её... Ибо
они одно целое, одна душа: муж и жена. И что больно ему, то доставляет боль и ей. Она, по Божьему повелению, невольно влекомая к нему, как часть его души, как ребро под защиту своей плоти - неосознанно стремящаяся слиться с ним, под надёжную защиту
от враждебного зла, постоянно следующего по пятам, чтобы "жалить". Она, влекомая душою, чтобы заботиться, оградить душу мужа от земного зла. А он защитить повинен
её душу всею своей плотью перед всем миром зла и перед Всевышним.
Это и есть любовь, до которой должны были дорасти детски-незрелые души первых
людей, чтобы обрести свой рай, так опрометчиво некогда утраченный, и к обладанию которого они пока ещё духовно готовы не были. Потому что не дозрели их души до
истинно возвышенного чувства, ибо время Иисуса Христа на ту пору ещё не наступило.
Первые люди не могли знать, что такое любовь, не познав добра и зла. Адам не созрел душою, чтобы суметь защитить в раю от чуждого влияния, как свою, так и родную душу жены своей; не сумел держать ответ ни за себя, ни за неё перед Богом; уклонился от ответственности, ослушавшись своего Отца и свалив всю вину за их общее прегрешения на неё, а она - на змея... И оказалась "проклята земля". Ибо Господь вынужден был отринуть от Себя всё зло на землю, тем самым поделив Своё Царство на верх и низ, на духовное и материальное, на вечность добра и "прах" зла, на жизнь духа и смерть тела - отдав половину своей власти "хитрому змею", чтобы тот всем своим "чревом ходил по земле". Не из-за жены, и даже не из-за змея, а из-за него, из-за Адама, оказалась проклята земля. Бог вынужден был от себя её отринуть, чтобы выполнить пожелания всех троих обитателей рая, чтобы они получили всё то, что сами захотели.
Если их не устроило жить в райском саду Эдемском, как в день своего отдохновения придумал Бог, значит, получили именно то, что желали получить.
Господь отринул землю, оставив в Своей власти возвышенную духовность неба, мир созидания и творчества Вселенского разума, мир добра и вечную жизнь Божьих душ,
верных Его заповедям.
Но человеку теперь предстояло обитать между этими двумя мирами - между небом и землёй, между добром и злом, между вечностью и тленом, между жизнью и смертью.
И чтобы выжить на этой нейтральной полосе, мечтая о возвращении в свой райский Эдемский сад, нужно хранить верность Богу, следуя Его наказам, Его заповедям, Его
закону любить, заботясь и защищая друг друга, не отворачиваясь и не прячась в грехе своём от Отца. Ибо Бог - это добро, это любовь, это созидание, это творчество, это защита и забота, это спасение и жизнь, это истинное духовное счастье и рай в душе.
А всё, что противостоит Ему, ведёт к ненависти, злу, лжи, разрушению и гибели
Божьих душ.

И Адаму - мужу, мужчине - заповедано скорбью питаться от земли во все дни его
жизни: то есть, печалиться и заботиться о "пище", как духовной так и материальной, чтобы хранить в телах жизненную энергию, и духовную - в душах своих. И не следует
ему надеяться на беззаботную райскую жизнь на земле, какова была в саду Эдемском на всём готовом, где только и было забот, что хранить и беречь то, что сотворил Создатель
и создал Творец. Теперь человеку самому предстояло в условиях двух царствований -
добра и зла, земного и небесного, материального и духовного - жить тем, что сам
создаст и что сам сотворит. И легко это не будет. Господь этого не обещал, в отличие
от змея, который ещё в раю заверял, что, отведав плоды с дерева добра и зла
"смертию не умрёшь"... Надеяться на беспечную райскую жизнь на земле, ставшей
теперь обителью зла и лукавства, не стоит. Ибо она, земля, теперь не что иное как
тлен, прах, питающий змея, и в который обратиться должно всё телесное, материальное.
В этих условиях, "в поте лица" очень нелегко придётся человеку, чтобы сохранить и усовершенствовать свою душу, добывая для неё "хлеб" - пищу духовную: веру и любовь;
до самой той поры, когда тело обратится в прах, питающий лукавого змея. Тело умрёт,
а душа, преодолевая испытания земного пути, вернётся вновь к Богу, обретя утерянный рай.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

После обеда Анюта подбила меня сбегать к начпроду. Она в обед увидела, как "камбуз" трескал халву, и ей тоже захотелось.
Прибежали в провизионку, стучим-стучим, а нам никто не открывает. Мы уже собрались было уйти не солоно хлебавши, как тут вдруг дверь и отворилась.
На пороге стоял Сивая Чёлка. Лицо его носило выражение торжественной загадочности.

Начпрод сидел в компании рыбообработчиков, где, среди прочих, затесался и гад-Пашка.
Который, завидев нас с Анютой, смастырил зверскую рожу и, пристраивая на ней выражение крайнего презрения, зевнул так, что скрипнула челюсть.
От всех, собравшихся в провизионке, веяло странностью - неким заговором.

- Говорите побыстрее, что вам надо, и идите. А то их придётся долго ждать, - сказал нам начпрод, кивнув на тёплую компанию.
Хотел, видимо, дать нам понять, что это у него будто бы очередь собралась - очередь, желающих набрать товаров на ларёк. Да вот только каких товаров?

Мы с Анькой не дуры, сообразили, конечно, зачем они там все собрались. Ясное дело, кирять.
Поймав мой понимающий взгляд, начпрод сделался ещё более невозмутимым и непроницаемым. А Сивая Чёлка нарочито развязно пояснил:
- У нас тут своё болото. Сидим вот и квакаем. Везде свой кошмар. И наша жизнь есть отражение всего общества. Общество мучается в очередях, и мы тоже тут мучаемся.

Не обратив особенного внимания на это неожиданное красноречие, мы для начала поинтересовались капроновыми чулками, которых, конечно же, в наличии не оказалось. Затем взяли себе по пачке халвы и по две пачки вафель. И то и другое было эстонского производства. Значит, "Лазурит" недавно отоваривался на эстонской плавбазе.
На всякий случай, мы поинтересовались у начпрода, нет ли растворимого кофе. Но тот сказал, что кофе есть только в зёрнах. А так как ни молоть, ни варить эти зёрна у нас здесь не было возможности, то от кофе пришлось отказаться. Тем более, что, понимая бездонность пропасти финансовой, в которую мы, возможно, мчались, покупками на
ларёк особенно не нужно было увлекаться. Да и начпрод всем своим видом показывал, чтобы мы побыстрее проваливали, ибо народ, собравшийся в провизионке, исстрадался
уже весь и смотрел в нашу сторону совершенно недобрыми глазами.

После закупок Анька пошла опять загорать, а я потащилась убирать оставшиеся каюты.

В полдник я, естественно, ничего не видела, плавая в своём дурацком "аквариуме" и довольствуясь обществом грязных тарелок.
Анюта, правда, забегала разок, чтобы поделиться своими салонными впечатлениями
Рассказывала, похохатывая:
- Слышь, Румын говорит: "Я, вообще-то, даже и не знаю, почему книгу не написал -
ни сберегательную, ни художественную. Ведь это же лучший способ совместить полезное
с приятным. Каждый раз так себе думаю. Приду вот и после рейса опять поеду в Зеленоградск. А что там делать? Только книгу писать. Или квасить."
А этот, с рыбообработки, длиннолицый, спрашивает его:"А домой почему не хочешь?" -
"А что домой? Мне ведь даже и надеть нечего. А в Зеленоградске хоть пижаму дадут".
А Коряга мне и говорит: "Вот, Аня, мотай на ус! Если у тебя сейчас есть три платья,
то в моря походишь - и ни одного не будет!"


После полдника пошли с Анютой "на улицу".
Забрались было в одну шлюпку, но там не было солнца, и мы быстро замёрзли. А из другой шлюпки, которая как раз-таки освещалась солнцем, высунулся Анзор и стал звать нас к себе.
Помимо Анзора, в солнечной шлюпке загорал ещё и Кареглазый. Завидев которого, я
было застеснялась. А он ободряюще улыбнулся и тут же уступил мне своё место, потому что оно было самое солнечное, и даже оставил свой брезент, на котором лежал.
Но я отчего-то ещё больше засмущалась и стала, как дура, отказываться.
Тогда Анька взяла и, недолго думая, заняла вместо меня предложенное место под
солнцем. И мне ничего не оставалось, как скромно присесть туда, где первоначально обосновалась она сама - рядом с Анзором.

Честно говоря, мне было досадно, что всё так получилось. Теперь Кареглазый лежал в тени, на носу шлюпки, и читал книгу, изредка поглядывая в мою сторону.
Анзор же, болван, сразу стал цеплять меня своими разговорами. Ему было скучно, так
как Анька, улегшись на солнечный брезент Кареглазого, сразу прикинулась молчаливым шлангом. Тогда как Анзор от скуки и досады принялся лепить всякую чушь в отношении меня: мол, откуда это под моим глазом синяк, похожий на засос?.. Я прекрасно знала, что у меня под глазами нет никаких синяков, а уж тем более засосов, но реагировать на этот дурацкий трёп не было желания, да и не хватало остроумия. С одной стороны, меня до жути раздражали Анзор с Анькой, а с другой стороны, смущало присутствие Кареглазого
и его редкие взгляды в мою сторону. Взгляды, вроде бы ничего не выражающие, но в то же время внимательные. Хотя со стороны казалось, что его мало интересовало всё происходящее вокруг; он был поглощён чтением какой-то книги.

Мне очень захотелось знать, что он читал, но спросить об этом я не решалась.
Всё же в один прекрасный момент, когда он приподнял книгу, перелистывая страницу,
мне удалось узреть, что читал он Герцена "Былое и думы". Я как-то Герцена не читала, да и подумать никогда бы не подумала, что это могло быть интересно.
А тут вдруг зауважала Герцена, но вдвойне зауважала Кареглазого. Интерес к этому
человеку подогрел моё воображение в желании понять его и узнать получше. Он был загадочен, умён, самодостаточен. И если приглядеться внимательнее, при всей его, на первый взгляд, внешней ординарности, обладал мужской привлекательностью, невольно притягивающей к себе дамский интерес.
Мне бы, конечно же, хотелось поговорить с ним, а не слушать пустопорожний трёп
Анзора. К тому же, меня до жути раздражала та роль, которую мне отвели: когда мы одни, втроём, а не на публике, то Анзор не скрывает, что его интересует именно Анюта,
и её это обстоятельство отнюдь не смущает; но стоит кому-либо ещё оказаться рядом,
как эта парочка начинает разыгрывать комедию, будто бы они едва терпят друг друга, и объектом усиленного внимания Анзора становлюсь вдруг я. И она только этому и рада,
изо всех сил стараясь ему в том подыгрывать. Ширму, что ли, из меня сооружают?

Вот и теперь... Ладно бы, хотя бы шутил поумнее, а то чушь всякую лепит! И Анька, тоже та ещё штучка! Услышав про синяк-засос, оживилась и принялась подпевать этому болвану: ой, действительно, в самом деле, определённо синяк - надо бы что-то приложить, чтобы рассосался.

Я вяло и неостроумно пыталась отшучиваться, а сама готова была сквозь шлюпку провалиться. А ещё готова была выхватить из рук Кареглазого книжку и настучать ею
обоим комедиантам по головам. Может, Герцен им бы посодействовал в изменении хода мыслей в сторону более умную и для меня предпочтительную. И чтобы затем, после вправления мозгов этим двоим с помощью Герцена, хотя бы мельком взглянуть, что же такого хорошего написал он о своём былом, и что такого думал, чтобы этим так заинтересовать Кареглазого: вон уже почти полкниги прочитал.
А ещё я вспомнила вдруг М. Хотелось знать, что он читал, что читает, чтобы проникнуть
в его "былое и думы". Почему-то я всегда вспоминаю М., когда вижу Кареглазого.
В душе что-то такое возникает...какое-то похожее чувство...похожее смущение, интерес
и ещё что-то необъяснимое... Не думаю, что я прямо уж там влюбилась в Кареглазого,
но...кажется, что любая, которую он полюбит, будет счастлива, будет готова ради него
на всё... чтобы как декабристка следовать за ним куда угодно, хоть в Сибирь, хоть за Сибирь... Или верно-преданно ждать, как Ассоль.


Придя в каюту после загорания, Анюта тут же принялась восхищаться Кареглазым и выплёскивать те же самые чувства и мысли, которые одолевали и меня. Мол, какой он чудесный, какой он замечательный! В такого и влюбиться не грех, и на край света за
ним и за край...


В ужин ничего такого особенного не было.
Пашка несколько раз забегАл ко мне в мойку - швырял в ванны тарелки, которые ему
не нравились и которые, на его взгляд, нуждались в дополнительной помывке. Я молча вытаскивает из ванны эти тарелки и ставила их в стопку чистых.

Анька забегАла поделиться, что сделала пекарю замечание, чтобы он убирал за собой посуду. Но тот ничего не ответил и не убрал.

Под конец ужина в амбразуру мойки просунулась нечёсаная башка Бори Стахуры, которая, понаблюдав за моей работой, ласково проворковала:
- Не помешал? Как любят спрашивать те, кто обычно приходят с целью помешать!

- Нет, Боря, ты - никогда!

Он, довольный, хмыкнул и одобрительно заметил:
- Хорошие пластинки крутишь!
Это он так мои железные тарелки обозвал, которые я небрежно крутила под струёй воды.

- Ага, хорошие! - отозвалась я. - Что ни в сказке сказать, ни вслух произнести...

- А скажи-ка ты мне, пожалуйста, уважаемая Инга, по плечу ли тебе такая интенсивная жизнь головного мозга? - озабоченно поинтересовался Боря, кивнув в сторону книжки,  сиротливо лежавшей сейчас на стуле, которую я таскала за собой в мойку в надежде почитать в перерывах между наплывами грязных тарелок.

- Существует сто способов подъёма мыслительного процесса и сто способов его закапывания, - в заданной тональности абсурда ответила я.

- А позволь задать тебе, уважаемая Инга, ещё и такой вопрос: как долго ты, вообще, шла в эту профессию?

- Ну, глубокоуважаемый Боря, в эту профессию вообще ходят небыстро!

- Я понимаю! - сочувственно вздохнул он. - Ты не думай, я не какая-нибудь там бесчувственная скотина, примитивно организованная!

- Что ты, Боря, что ты! Если я так о ком-то и думала, то только не о тебе. О тебе - никогда! - честно заверила его я.

- Я тебе книжку хорошую за это принесу, - в приливе благодарности и благородства пообещал он. - Знаешь, какую? Рио де Бальзак!

- Премного буду благодарна!

- Разрешите откланяться?

- Разрешаю! - свеликодушничала я.