Коллекция пуговиц

N1 Теперь мало кто знает, что малыш Фрэнки-Фрэнсис родился первого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года в польском городке Люблин, который в те времена входил в состав большой Российской империи. Его мать была ярой католичкой, а отец – ярым протестантом, поэтому мать хотела назвать своего новорожденного сына Фрэнсисом, а отец – Фрэнком. И хотя супруги Герберг были очень мирной парой, но имя малыш Фрэнки-Фрэнсис получил лишь спустя два месяца после рождения. Впрочем, дедушка с бабушкой, будучи представителями православной веры, отказывались называть внука иначе, чем Франк-Франциск. Тяготы Первой Мировой войны  не могли не отразиться на жизни молодой семьи, отца малыша Фрэнки-Фрэнсиса призвали в армию и только чудом он остался жив, пройдя всю войну. После войны семейство Гербергов перебралось в Вену, которую за неделю до этого покинул бывший император Австро-Венгрии Карл I. Там, в Вене, прошли годы сознательного детства и юности малыша Фрэнки-Фрэнсиса. Из-за того, что его организм отторгал рыбий жир (употребление которого широко практиковалось в венских дошкольных образовательных учреждениях в целях развития детского организма), малыш Фрэнки-Фрэнсис был освобождён от его употребления, поэтому высоким не вырос. Через неделю после того, как в Вену въехал Гитлер, в марте тысяча девятьсот тридцать восьмого года, семейство Гербергов приняло непростое решение перебраться в Советский Союз. Родители малыша Фрэнки-Фрэнсиса, напоминаю, были верующими людьми, а Советский Союз оплотом атеизма, но перемены, которые происходили в соседней Германии, а потом начались и в Австрии, вызывали куда большие опасения. Кровавый тиран Сталин, разжалобленный озарением Господним, принял под свою опеку семью малыша Фрэнки-Фрэнсиса и поселил в Ижевске, где малыш Фрэнки-Фрэнсис дожил до две тысячи семнадцатого года.
Эту историю мне поведал сам малыш Фрэнки-Фрэнсис, когда я впервые повстречал его, гуляя по набережной Городского пруда. Тогда мы и познакомились, в ноябре две тысячи семнадцатого года. Я стоял на пристани старой не облагороженной части набережной, смотрел на волны и курил, погружённый в философические мысли по поводу судеб России и мира, когда ко мне подошёл малыш Фрэнки-Фрэнсис и вежливо попросил сигарету. Я тогда ещё не знал, что ему сто три года. На вид передо мной стоял молодой парень лет шестнадцати, на голову ниже меня, в чёрном пальто, тёмно-синих джинсах, чёрных ботинках со шнурками. Странно, что я это отчётливо помню. Тёмные волосы до плеч зачёсаны по тогдашней молодёжной моде. Без шапки. «Как ему не холодно»? – подумал я тогда про себя. За спиной коричневый рюкзак. Вылитый школьник после уроков, решил я, глядя на него, что лишний раз подтверждает, как опрометчиво судить о человеке по внешнему виду. Я в ответ на его просьбу, попросил у него документы, подтверждающие его совершеннолетие, сигареты мне было не жалко. Моё условие до глубины души оскорбило малыша Фрэнка-Фрэнсиса и он кратко изложил мне историю своей непростой жизни. Проявив уважение к столь почтенному возрасту – сто три года, я, извинившись, угостил его сигаретой. Мы курили и о чём-то разговаривали, не помню только о чём.
- Не называй меня почтенным Фрэнки-Фрэнсисом.
- Но ведь тебе же сто три года?
- Это правда, но всё же не стоит мне лишний раз напоминать о моей старости. Душой-то я молод.
- Ну, извини. Меня все зовут Старым Миттелем. Я даже имени и отчества своего не помню. Не то Матвей Михайлович, не то Михаил Матвеевич.
- Извиняю.
- Тогда, можно я буду звать тебя малышом Фрэнки-Фрэнсисом?
- Это нравится мне куда больше, напоминает о ковбойских деньках в Техасе. Только разве тебе мало просто моего имени?
- Память меня стала часто подводить. А имя у тебя непривычное для моего слуха и никаких ассоциаций в памяти не вызывает, как «абракадабра» какая-то, вот и надо его к чему-нибудь прикрепить. Раз «малыш», значит Фрэнки-Фрэнсис из Вены, сто три полных года. Хотя, на вид тебе больше шестнадцати не дашь.
- Все так говорят. Для меня такая проблема – купить алкоголь или табак. Ужас что.

Меня все зовут «Старый Миттель». Я не помню, сколько мне лет, но раз зовут «старым», то немало, да и внешний вид, отображаемый зеркалом, подтверждает это. Где-то за шестьдесят, хотя может быть и больше. Я живу одним днём – сегодня, вчера для меня – это что-то полумифическое, а неделю назад и вовсе другая жизнь. Память подводит. Я работаю преподавателем в Университете одежды для людей. Кафедра пуговицеведения застёжного факультета – мой второй дом. Учёные звания перечислять не буду, не помню я их. Мне бы только материал лекций не забывать, остальное мелочи. Не хотелось бы из-за моего беспамятства покидать работу. Но с этим, слава Богу, пока всё в порядке. Когда я повстречал малыша Фрэнки-Фрэнсиса, я работал над монографией «Вариации фасонов пуговиц на поставстро-венгерском пространстве в постпервомировойновую эпоху». И хотя весь материал у меня уже был собран, я подумал, что малыш Фрэнки-Фрэнсис, как прямой очевидец событий интересуемой меня эпохи, может рассказать мне что-то интересное, что я мог упустить из виду. Поэтому на следующий день после нашего знакомства, когда мы снова встретились на пристани, я попросил его об этом. В этот раз малыш Фрэнки-Фрэнсис отказался от предложенной мной сигареты, сославшись на обострение остеохондроза. После чего на моих ушах возникли первые на тот день тёплые лапшинки, что несколько согрело мои замёрзшие уши.
В последнее время я стал меньше себе готовить. Это связано с тем, что после разговоров с малышом Фрэнки-Фрэнсисом у меня на ушах оседает много лапши. Дома я осторожно снимаю её вилкой и, оп-ля, гарнир к ужину готов. Узнав, что малыш Фрэнки-Фрэнсис так же, как и я обладает внушительной коллекцией пуговиц, я, оставив всю свою скромность, напросился к нему в гости в ближайшее воскресение.

N2 Малыш Фрэнки-Фрэнсис указал мне пальцем на летящую над прудом чайку, которую сфотографировал на свой телефон и стал отправлять фотографию в разные социальные сети, их оказалось немало. Справившись с этим, он вздохнул и сказал: «Запечатлённый миг, которого уже нет. Чайка над прудом. Всё приходит и всё уходит. Что-то медленно, что-то побыстрее. Время не щадит ничего – ни хорошее, к сожалению, ни плохое, к счастью. Оно всё равнодушно перетирает. Я к этому уже привык. Почти смирился. Но мне иногда грустно, когда исчезает любовь. Время даже для неё не делает скидки».
Признаться честно, эти мудрые слова, сказанные малышом Фрэнки-Фрэнсисом, заставили меня глубоко задуматься, пока он отвечал на комментарии в телефоне и считал лайки за чайку… А почему я, который так много размышлял о судьбах России и мира, так мало думал о времени, о его равнодушии (о нём до данного разговора я не думал вообще) и о любви. Впрочем, чего удивляться жизненному опыту и взглядам человека, который старше меня почти в два раза. А может быть, я думал об этом, но очень давно – в одной из прошлых жизней? Пожалуй, если бы я был временем, то обязательно придумал для любви какую-нибудь скидку.
- Знаешь, о чём я сейчас подумал?
- Нет.
- Если бы я был временем, я бы организовал для любви какую-нибудь скидку.
- Какую?
- Не знаю, об этом я подумать не успел. Напомни мне, пожалуйста, об этом завтра, если я вдруг забуду.
- Хорошо, - малыш Фрэнки-Фрэнсис, доковырял в носу пальцем и кивнул, - вдруг однажды ты станешь временем.
Я порылся в карманах плаща и протянул чистый запасной носовой платок.
- Это мне? – спросил малыш Фрэнки-Фрэнсис.
- Ну ты же забыл свой платок дома.
Малыш Фрэнки-Фрэнсис ударил себя ладошкой по лбу и взял предложенный носовой платок:
- Время от времени, я забываю о том, что прекрасно воспитан в лучших венских традициях. Склероз проклятый!
Я сочувственно кивнул. Отчего-то лапши на моих ушах заметно прибавилось.
- Ты веришь в Бога, Старый Миттель?
- Да, малыш Фрэнки-Фрэнсис, а что?
- Я не верю, но сегодня я ходил в церковь.
- Зачем же, если ты не веришь в Бога?
- Я попросил какого-то святого, что если я ещё долго буду жить на белом свете, чтоб у меня был дом, где бы меня всегда ждали. Каждый день, каждый час, каждую минуту, как бы долго вестей от меня не было, забывая обо всём остальном.
- А сейчас у тебя, разве, нет такого дома?
- Сейчас нет.

N3 Однажды в воскресение, совершенно неожиданно, малыш Фрэнки-Фрэнсис пригласил меня в гости. Там я познакомился с его родителями, они были живы и выглядели намного моложе меня, а ведь они ещё старше малыша Фрэнки-Фрэнсиса. Наверно, это фамильная особенность – долгожительство и выглядеть моложе своих лет. Едва я переступил порог квартиры и заметил их, как малыш Фрэнки-Фрэнсис представил меня им.
- Это мой полковой товарищ, с которым мы вместе воевали на белорусском фронте сначала Второй Мировой войны, а потом Великой Отечественной. Маршалл Лапшин Иосиф Виссарионович.
Я был немало удивлён услышанным, но потом в филиале своей комнаты он мне всё объяснил. Его родители подозрительно относятся к чужим людям, и могут не только не угостить обедом, но и тапками закидать. И только к Лапшину они довольно благосклонны, за которого они меня и приняли, благодаря плохому зрению, слуху и памяти. Не пойму только, если они приняли меня за знакомого человека, зачем было так официально меня представлять. Наверно, у них тоже склероз, как у малыша Фрэнки-Фрэнсиса, ещё одна фамильная особенность, и он просто напомнил кто этот Лапшин.
В комнате малыша Фрэнки-Фрэнсиса всё было по-молодёжному, на стенах висели плакаты с певцами и артистами, за что он попросил у меня извинений. Оказалось, что это комната его праправнука, который на время школьных каникул уехал отдыхать на Таймыр, а в его собственной комнате сейчас делают ремонт. И из неё перенесли только его старинный рабочий стол со множеством ящичков, над которым висела большая карта Австро-Венгрии. Малыш Фрэнки-Фрэнсис любезно подал мне тарелку с вилкой и я аккуратно снял со своих ушей новую порцию лапши.
Когда я удобно устроился на диване, малыш Фрэнки-Фрэнсис принёс со стола несколько картонных коробок, в которых на пластиковых прозрачных листах были закреплены пуговицы. Он, собственно, и позвал меня к себе, чтобы по его словам, «хоть одна живая душа оценила грандиозность коллекции». Его коллекция пуговиц была значительно больше моей, правда, содержала в себе значительную долю малоценных пуговиц – ширпотреба, так сказать, но были в ней и очень редкие экземпляры, которых не было даже у меня. У меня от всего увиденного просто дух перехватило. Половиной редких экземпляров были хорошо сохранившиеся австро-венгерские пуговицы, составлявшие предмет особой гордости, судя по довольной мордашке, наблюдавшей за моей реакцией. Малыш Фрэнки-Фрэнсис сказал, что на самом деле, это только лучшая половина его коллекции.
Закончив осмотр пуговиц, я заметил, что малыш Фрэнки-Фрэнсис сидит на полу, опираясь спиной на диван, мнёт в руках носовой платок и разглядывает пасмурное небо за окном. Не отрывая взгляда от окна, он сказал:
- Знаешь, Старый Миттель, иногда у меня возникает ощущение, как будто кто-то шёпотом произносит моё имя. Какой-то женский голос. А иногда, правда, очень редко я просыпаюсь утром оттого, что говорю. Словно, кто-то, таким образом, пытается мне что-то важное передать. Но даже, если мне удаётся вспомнить все произнесённые слова, я не могу понять, что они значат. В последний раз я спросил… кто-то спросил: «Ну, ведь тебе же это пригодилось»? А иногда, когда я перед сном трогаю себя, мне кажется, что кто-то другой касается меня моими руками. Если прошлые жизни существуют, то в прошлой жизни, у меня была женщина, с которой мы сильно любили друг друга. Она меня даже в этой жизни вспомнила и нашла. А я её даже вспомнить не могу. Я никому об этом раньше не говорил.
- Даже не знаю, что тебе ответить на это, малыш Фрэнки-Фрэнсис. У меня подобного опыта никогда не было, и от других я о таком до этого не слышал. Может быть, всё так в точности и есть, как ты говоришь, а может быть у этого есть другое объяснение, о котором ты пока не догадываешься.
После обеда я немного пообщался с родителями малыша Фрэнки-Фрэнсиса.  Мне они показались очень сердечными людьми. Правда, малыш Фрэнки-Фрэнсис просил меня не расспрашивать их о прошлом, потому что для них это очень болезненная тема. В четыре часа вечера я стал собираться домой и малыш Фрэнки-Фрэнсис взялся проводить меня до остановки.
- Мне кажется, что у тебя есть такой дом, где тебя всегда ждут.
- Думаешь?
- Да, если полагаться на мой скромный жизненный опыт, хотя, конечно, я могу ошибаться.
- Я ведь, Старый Миттель, тоже иногда так считаю. Но мне бы хотелось считать так чаще, чем иногда.
- В семье без сложностей не бывает, как, пожалуй, везде. Который это трамвай идёт? Не вижу без очков.
- Первый.
- Это мой. Прощай.
- Прощай.

N4 С субботы на воскресение мне приснился плохой сон. Я брожу по осеннему лесу. Погода пасмурная, как и тогда… Но когда, я уже не помню. Я часто озираюсь по сторонам. У меня ощущение, что я должен кого-то встретить, но кого не помню. Кажется, ещё минута и кто-нибудь подойдёт и заговорит со мной. Но никто не подходил и ничего не говорил. Я проснулся. Для малыша Фрэнки-Фрэнсиса сто три года прожить мало, а для такого Старого Миттеля, как я и шестьдесят шесть очень много. Господи, для чего мне нужно было жить столько лет?! И половины бы хватило.
С субботы на воскресение мне приснился плохой сон. Я брожу по осеннему лесу. Погода пасмурная, как тогда… Но когда, не помню. Ко  мне подходят какие-то люди и что-то говорят мне, после чего отходят и идут дальше. Всякую ерунду говорят или ложь. Кажется,  что ещё чуть-чуть и подойдёт тот, кто скажет правду. Но все несли либо полную чушь, либо бессовестно лгали мне, нисколько не стесняясь. В воскресение, я как обычно отправился гулять по набережной пруда. За ночь выпал снег и всё вокруг, кроме пруда было белым. И как обычно, я встретил там малыша Фрэнки-Фрэнсиса. Увидев меня издалека, он пустился молодцевато бежать ко мне. Поприветствовав друг друга, я выразил ему своё восхищение:
- Ты не только молодо выглядишь, в тебе энергии, как у молодого. Я тебе немного завидую. По сравнению с тобой я просто ходячая античная развалина.
- Да, Старый Миттель, энергии во мне хоть отбавляй и всё равно много будет. Её хватит на то, чтобы взорвать всю Вселенную тринадцать раз.
- Откуда же у тебя её столько?
- Это всё потому, что внутри каждого человека скрыто много энергии. Когда-то давно, кажется в двадцать девять лет, я понял, что расти снаружи я уже не буду, и я принял решение расти внутрь. Я рос вглубь и на определённой глубине открыл в себе залежи этой энергии. Но доступ к ней, я получил только в девяносто девять лет, когда понял, как правильно ей управлять, чтобы всё не взорвать случайно. Если ты захочешь, ты тоже сможешь дорасти до этой энергии в себе, хотя только у меня её так много. А зависть – это простое человеческое чувство.  Так, что завидуй на здоровье, ты всего лишь обычный человек, как и я, это вполне естественно.
- Ты считаешь себя обычным человеком? Но ведь не каждый может дожить до ста трёх лет, да ещё найти в себе энергию, которая могла бы взорвать Вселенную тринадцать раз.
- Не каждый, но я всё равно самый обычный человек. Я знал людей, которые могли взорвать всю Вселенную пятнадцать раз и что ты думаешь? Они тоже в быту были самыми обычными людьми. Поэтому люди, которые напоказ демонстрируют силу своей власти вызывают у меня либо презрение, либо смех, в зависимости от обстоятельств. Пойдём-ка в кафешку, мои старые кости промёрзли насквозь, ведь не месяц-май.
И мы отправились в кафе «Девятое время года». Там я заказал себе кофе, а малыш Фрэнки-Фрэнсис молочный коктейль и тирамиссу.
- Мне сегодня с утра всякая ерунда снилась и настроение было плохое. Я ходил в Свято-Михайловский собор, теперь на душе так спокойно.
- Но ведь Бога нет, Старый Миттель.
- Я его не встречал, так что может быть и нету.
- Но ты всё равно веришь в Него?
- Ну, понемногу стараюсь. Как сказал один из персонажей Максима Горького: «Во что веришь – то и есть».
- Я тоже когда-то верил в Бога, Старый Миттель до тех пор, пока мы жили в Вене и был жив мой дедушка. В последний год своей жизни он очень много болел. Он был очень хорошим человеком и не заслужил таких страданий. Он был очень хорошим человеком. Он много всего знал и рассказывал мне обо всём. Это благодаря ему я стал собирать пуговицы. Он мне в этом помог. Я видел, как он умирал и теперь ни в каких богов я не верю. Если Бог есть, то почему он не мешает происходить плохому, которое случается каждый день где-нибудь?  Потому что Он сейчас сидит в какой-нибудь кафешке и как я пьёт молочный коктейль? Но если от Него нет никакого толку, какой тогда в Нём смысл?
- Я тоже думал о чём-то похожем, малыш Фрэнки-Фрэнсис. Но, может быть, моя жизнь сложилась не так плохо, как могло бы быть, потому что Он всё же есть и хотя бы иногда вспоминает обо мне.
- Только не думай, что я хочу сделать тебя атеистом. Каждый сам решает, во что ему верить, а во что – нет.  Просто поделился мыслями. Так вышло, что мои немногие друзья намного моложе меня и с ними об этом не поговоришь.
Когда малыш Фрэнки-Фрэнсис доел свой тирамиссу, мы ещё немного посидели молча и вышли из кафе. Стоя под козырьком кафе, я закурил, отойдя немного в сторону, чтобы сигаретный дым не доходил до малыша Фрэнки-Фрэнсиса.
- Ты много куришь, Старый Миттель. Ты не замечал?
- Нет, я курю не много. Вот, живу, может быть, много, а курю в самый раз.
- Ну, до моих ста трёх лет тебе ещё далеко. Совсем ещё молодой.
После того, как мы распрощались с малышом Фрэнки-Фрэнсисом, я пошёл снова гулять по набережной. Погода была тёплой для ноября и я был тепло одет, да и просто не хотел идти домой. Я дошёл до пристани, где впервые повстречал малыша Фрэнки-Фрэнсиса. Надо же, как складывается моя судьба! Я и представить себе не мог, что в старости у меня появится новый друг. Неужели ему не скучно со мной? Временами я бываю таким занудой. Замечаю это, а поделать ничего не могу. Он терпит все мои шутки насчёт его молодцеватости. Это, наверно, благодаря большому жизненному опыту. Но я бы не хотел жить до ста трёх лет. Впрочем, будь я так же моложав и энергичен, кто знает... Хотя, нет.

N5 (неделю назад)
- Привет.
- Привет.
- Ты где вчера пропадал? Я хотел с тобой сходить на премьеру «Западного капучино». Я думал ты с Ланой, но она тебя тоже потеряла. Трубку не берёшь, на эсэмески не отвечаешь. Вконтакт не выходишь.
- Телефон разрядился, а зарядку долго не мог найти. Да и не до этого мне было вчера. В гости приходил друг деда, чтобы посмотреть мою коллекцию пуговиц. У него тоже своя есть, но насколько я понял, значительно меньше моей.
- Ну ладно. А сегодня-то сходим в кино?
- А ты дашь мне домашку списать?
- И когда я её по-твоему должен был сделать?
- Тогда о каком кино может идти речь? Или она у тебя сама собой делается, у меня лично нет. Короче, погнали ко мне, с тебя физика и алгебра, с меня история и русский язык.
- А, может быть, наоборот?
- Естественные науки мне даются сложнее, чем гуманитарные. А ты причастный оборот от деепричастного не отличишь. Так что в наобороте нет никакого смысла.
- Уговорил. Но я-то хотел сходить с тобой вчера на самый первый показ… Вечно ты тусишь со всяким старичьём. И какой в этом смысл?
- У каждого такого старика за плечами свой жизненный опыт и своя собственная правда. Считай, Вселенная в миниатюре. И на х…ю они вертели все эти фейсбуки, гигабайты, мп-три и биткоины. Им плевать и на Рэдиохэд и на Лану Дель Рэй, потому что они в девятьсот лохматом ходили на концерт Майи Кристалинской и видели её вблизи, так же как я тебя сейчас. Я вовсе не против твиттера и лайков, но круто, что помимо этого есть что-то другое. Альтернатива. Я бы не хотел её терять.
- Сейчас вирт лучше любого Live.
- Так думают все, кто ни хера не шарит ни в пуговицах, ни в Австро-Венгрии.
- Австро-Венгрия – это отстой.
- Отстой – это твоя новая аватарка в ВК.
- Нормальная у меня аватарка.
- Полный пи…ец. Лучше верни старую.

N6 Обычный торговый центр. Народу немного. На скамье, что стоит напротив книжного отдела, сидят, уткнувшись в свои смартфоны Лана и Фрэнки-Фрэнсис.
ПРИБЛИЗИТНЛЬНЫЙ ПЕРЕСКАЗ СКАЗКИ, РАССКАЗАННОЙ ЛАНОЙ ФРЭНКИ-ФРЭНСИСУ В ТОРГОВОМ ЦЕНТРЕ 25 НОЯБРЯ 2017 ГОДА
Однажды добрый молодец Фрэнки-Фрэнсис гулял по лесу и встретил на своём пути лягушку. Он взял её в руки, чтобы получше разглядеть, а когда он поднёс её близко к лицу, лягушка подпрыгнула, поцеловала его, отчего сама превратилась в царевну, а добрый молодец Фрэнки-Фрэнсис в лягушку. Царевна взяла лягушку Фрэнки-Фрэнсиса и принесла в свой дворец, стоящий посреди глухого непроходимого леса. В спальне царевны, у окна стоял стол, на котором находился пустой аквариум, в который царевна поместила «новосёла» и сказала:
- Теперь ты будешь жить тут.
- Я домой хочу, – захныкал лягушка Фрэнки-Фрэнсис.
- Домой хочу! – передразнила царевна. – Ты теперь – лягушка, моя живая игрушка. Будешь много ныть – цапле скормлю.
- Вот, ни хрена себе поворот, – сказал Фрэнки-Фрэнсис.
- Вот, ни хрена себе поворот, – сказала лягушка Фрэнки-Фрэнсис, лёг на спину, положил руки… то есть, лапы под голову и стал прикидывать возможные планы побега.

- Ты, наверное, есть хочешь? – спустя какое-то время, сказала царевна. Она достала откуда-то банку с сушёными мухами  и, достав пинцетом одну, бросила её в аквариум.
- Фу-у, - сказал лягушка Фрэнки-Фрэнсис, разглядев предложенный ему обед, – лучше один раз быть съеденным цаплей, чем всю оставшуюся жизнь дохлых мух жрать.
- Чем же мне тебя кормить? – спросила царевна.
- Ну, может быть, у тебя хоть хлебушек есть?
Царевна куда-то ушла и вернулась с кусочком хлеба.
- Совсем другое дело,– сказал лягушка Фрэнки-Фрэнсис, съев первую предложенную ему крошку хлеба. Царевна довольная тем, что проблема с кормёжкой решена, раскрошила в аквариум весь кусочек хлеба и поставила на дно напёрсток с водой.
- Думаешь, мне легко было мух ловить? – спросила царевна, убирая банку с мухами.
- С помощью своей магии – раз плюнуть. –  Основательно пообедав, лягушка Фрэнки-Фрэнсис попросил царевну, – отпусти меня.
- Не могу. Неужели ты не видишь?
Сказав это, царевна вышла из комнаты. Лягушка Фрэнки-Фрэнсис подождал некоторое время, но она словно забыла про него. Тогда лягушка Фрэнки-Фрэнсис попробовал выпрыгнуть из аквариума, но стенки были высокими, да и после сытного обеда сделать это оказалось непросто. Когда еда в желудке немного улеглась он снова предпринял попытки освободится, до края оставалось совсем немного. Наконец вечером, после невероятных усилий и перерывов, ему это удалось. Он перевалил через стенку аквариума и неуклюже соскользнув, упал на стол. Придя в себя от падения с высоты, лягушка Фрэнки-Фрэнсис, задумался, каким образом можно выбраться из комнаты. В этот самый момент в комнату вошла царевна с канделябром, в котором горели свечи. Лягушка Фрэнки-Фрэнсис, спрыгнул из последних сил на пол, решив спрятаться под кроватью, но царевна кинулась к нему и схватила, когда он был почти у цели. Поставив канделябр на стол, царевна положила лягушку Фрэнки-Фрэнсиса на кровать и с помощью красных ниток привязала его лапки к спинкам кровати.
- Что ты собираешься со мной делать? – устало спросил лягушка Фрэнки-Фрэнсис.
- Препарировать, – ответила царевна.
Лягушка Фрэнки-Фрэнсис крепко зажмурился и больше не проронил ни слова. А царевна меж тем, поцеловала лягушонка и он снова превратился в доброго молодца, только без одежды, а красные нити в прочные кожаные ремни. Царевна сняла свои наряды и задула свечи. Что в дальнейшем происходило в спальне царевны, можно только строить догадки, подтвердить которые нечем, ибо невозможно было что-либо разглядеть в темноте. На рассвете царевна принесла одежду доброго молодца Фрэнки-Фрэнсиса, отстегнула ремни кожаные и легла на кровать, отвернувшись к стенке. Фрэнки-Фрэнсис встал с кровати, расправил свои затёкшие рученьки-ноженьки, сладко потягиваясь.
- Останься, – тихо сказала царевна.
Фрэнки-Фрэнсис взял свою одежду, аккуратно повесил на спинку кровати, а сам улёгся, крепко обняв царевну. Что было дальше не знает никто. Может быть, они поженились, наплодили детишек и жили долго и счастливо, а может быть,  встречались какое-то время, а потом расстались. Не знаю.
[Неужели ты не видишь?.. Неужели ты не видишь?..]
- Чего я не вижу? – спросил прототип сказочного персонажа, оторвав свой взгляд от смартфона и посмотрев на Лану. Лана тоже обернулась к нему: «Я люблю тебя, Фрэнки-Фрэнсис».
Вот тут и сказочки конец, а в соседнем отделе грандиозные скидки на все изделия из меха и кожи! До конца акции осталась неделя! Не упустите своей возможности приобрести всё по невероятно выгодным ценам!

N7 Одиннадцатого марта две тысячи восемнадцатого года, я отмечал свой шестьдесят седьмой день рождения. Специально в паспорт заглянул, уточнить дату, заодно и узнал, что я Михаил Матвеевич Миттель, а никакой не Матвей Михайлович. Гостей было приглашено немного, по среднестатистическим меркам и невероятно много по моим. Пришли четверо моих коллег с застёжного факультета, моя дочь, специально приехавшая из Перми с внуком, малыш Фрэнки-Фрэнсис со своей девушкой. После всех поздравительных тостов, я вышел из-за стола и зашёл в свою комнату, чтоб не расплакаться при гостях. В последнее время я стал таким сентиментальным. Через минуту в комнату вошёл малыш Фрэнки-Фрэнсис:
- Всё в порядке, Старый Миттель?
- Да, просто я немного счастлив.
- Я не стал спрашивать при всех – нужно ли будет делать операцию?
- Нет, врач проверил анализы и сказал, что лекарства возымели на меня своё действие. Я очень быстро иду на поправку.
- Вот и хорошо. Скажи, ты же знал, что наличие счастья не зависит от возраста?
- Знал. Просто, в какой-то момент, видимо, забыл об этом.
- Это ничего, что забыл. Ведь всегда есть те, кто об этом напомнят.