Александрия. Глава 8. 6

Известие об аресте дочери застало Корнелию за ревизией партии только что привезенного шелка и льна. Хороших тканей теперь понадобится много – для сговора, для свадьбы, для нового дома и новых нарядов Лидии.

- Быть того не может! – в раздражении обрушилась она на служанку, принесшую злую весть. – Вечно ты что-нибудь напутаешь! Лучше уж сразу признайся, что не выполнила поручение. Знаешь ведь, что за вранье я наказываю гораздо строже, чем за нерадение.

- Нет же, хозяюшка! – испуганно оправдывалась девушка. - Там было много людей и все они подтвердили, что Лидию вместе с другими арестованными увели с площади во дворец наместника!

- О горе нам! Да что же это за день напастей выдался… - в расстройстве проговорила хозяйка и повелела приготовить носилки.

Сама же, оставив все дела, поспешила сменить простую домашнюю столу на более уместный наряд, надев лучшие украшения и накинув поверх платья покрывало, отправилась во дворец.

«Верно, какое-то недоразумение», - успокаивала она себя по дороге.

Хотя к приему она опоздала, однако её без промедления пропустили во внутрь.

- Я доложу, - вежливо сказал стражник, услыхав её имя.

Ждать ей пришлось довольно долго, но ожидания все же увенчались успехом. Оставив, как полагалось по этикету, прислужниц в приемной, Корнелия, вслед за распорядителем поспешила к аудиенции.

Наместник принял её в таблинии. К разочарованию почтенной матроны, несколько холодновато для новоиспеченного родственника, даже не пригласив к столу и держа в отдалении, словно простую просительницу.

- Рад тебе, почтенная, в чем твоя просьба, говори, я слушаю тебя, - благосклонно кивнул он.

- Сиятельный, да прибудет с тобой мир и благополучие во веки, – почтительно заговорила матрона. – Ты видишь перед собой убитую горем мать, ибо сегодня, не дождавшись возвращения своей дочери из христианской общины в Неаполисе, куда она имеет обыкновение наведываться по своей душевной склонности и исключительно с нашего с отцом дозволения, я отправила за ней служанку, и та, вернувшись, сказала, будто её арестовали по твоему повелению...

Она замолчала, выжидательно глядя на префекта, но поскольку тот тоже молчал, не отрицая этого факта, она продолжала.

– О сиятельный! Если это так, то в твоем дворце сейчас прибывают обе мои дочери, мои любимые чада. Одна из них счастлива быть нежно любимой тобой и называться твоей супругой, а другая имела несчастье по недоразумению, или же по неосторожности и беспечности, присущей молодости, чем-то разгневать тебя. Я пришла сюда просить тебя, о сиятельный, ради твоей привязанности, которую ты испытываешь к первой моей дочери, быть милосердным, помиловать и отпустить вторую мою дочь. Чтобы мое материнское сердце не разрывалось от двойной утраты.

- Они очень схожи меж собой, - неожиданно проговорил в ответ наместник, - как вы их различаете?

- Ты верно говоришь, сиятельный, - охотно поддакнула Корнелия, приободренная его благодушным интересом и простотой обращения, - но хотя мои дочери и близнецы, люди, которые достаточно хорошо их знают, видят, как они растут и взрослеют, каждый день говорят с ними - мы, их родители и все домашние, - без труда различаем их. Они схожи лишь на первый, сторонний взгляд, но на самом деле различаются меж собой и весьма сильно.

- И кто из них раньше явилась на свет, кто старше?

- Сабина.

Наместник задумчиво покачал головой и усмехнулся.

- Что ж, поспешу успокоить тебя, почтенная, - сказал он, - на смертную казнь себе наговорить твоя дочь не успела, и это только лишь благодаря тому, что я поспешил отправить её под арест.

Корнелия ахнула.

- Да как же это может быть? - только и проговорила она в сильном смятении. – Лидия скромная, воспитанная девочка, она и родителям лишнего слова поперек не скажет…

- Чтоб ты знала правду и не пребывала более в благостных иллюзиях по поводу воспитания вашей Лидии, расскажу тебе как было дело, – заговорил Аттал, нахмурившись и отринув показное благодушие. - Твоя дочь была арестована за подстрекательство и организацию беспорядков возле храма в Неаполисе. После чего, вместо того, чтобы смиренно признать вину, в ответ на мои упреки и отеческие наставления она разразилась грубой хулительной речью, вздумав зачем-то изображать из себя безумного христианского проповедника. Теперь решай сама, так ли ужасно то обстоятельство, что вместо того, чтобы подвергнуться наказанию на площади вместе с остальными смутьянами она всего лишь сидит под арестом у меня во дворце.

- Я слушаю тебя, сиятельный, и не понимаю ни слова, - растерянно развела руками Корнелия. - Ты говоришь не о моей дочери, нет. Ни Лидия, ни Сабина не способны подстрекать людей к беспорядкам, ни равно к другими ужасным и непотребным деяниям. Они всю свою жизнь просидели дома за ткацким станком, как и пристало благовоспитанным девушкам из хорошей обеспеченной семьи. Здесь явно какое-то недоразумение.

- По поводу воспитания Сабины мы обязательно поговорим тоже, хорошо, что ты затронула и эту тему, - слова Аттала, прозвучавшие как-то зловеще и явно таившие в себе какую-то пока непонятную угрозу, заставили материнское сердце сжаться от страха. - Но сейчас пока речь о Лидии. Я полагаю, что ты, почтенная, слишком загружена домашними делами, и, по-видимому, имеешь недостаток в рабынях, если тебе недосуг озаботиться воспитанием собственной дочери. Я не так уж долго наблюдал её, но сразу понял, так же как и все присутствовавшие в приемной достойные люди города, что более невоспитанной, дерзкой и грубой девушки не найти во всей Александрии! Ей совершенно все равно, где она находится, с кем говорит, а главное – что говорит. Она не утруждает себя достойным поведением, приятностью манер, благозвучностью своих речей, а слово этикет не знакомо ей вовсе. Как же так произошло, почтенная, что твоя дочь выросла сорной травой в предместье? Ведь с первого взгляда видно, что хорошее воспитание обошло её стороной.

- Но это нет так!.. – воскликнула Корнелия, прижав руки к сердцу, словно боясь, что оно выскочит из груди от волнения и стыда.

- Это ещё не все, почтенная, – остановил он её причитания. – Говорю тебе, о Лидии ты можешь больше не тревожиться, ибо уже сегодня она будет отпущена домой. И лишь ваше дело, озаботитесь ли вы её воспитанием и дальнейшей судьбой, потому что найти мужа для такой грубиянки вам будет непросто. Но сейчас поговорим лучше о другой твоей дочери.

- Неужели и она успела чем-то прогневать тебя? – с показным удивлением молвила матрона, обрадованная милосердием властительного зятя и счастливым завершением своей миссии просительницы.

- О нет, Сабина воспитана гораздо лучше, это следует признать, - услышала она вполне ожидаемый ответ, однако её радость была недолгой. – Но я предпочел бы, чтобы и она, подобно Лидии, оставалась без внимания своих преступных родителей. Да, да, на этот раз ты все верно расслышала, - добавил он, ожидаемо заметив, как при этих словах она изменилась в лице. - И сейчас, глядя на тебя, я думаю, что все твое преступление состоит лишь в твоей глупости.

Корнелия, забыв обо всем, в великом изумлении уставилась на говорившего.

- Я было подумал, что ты попустительно закрывала глаза на происходящее, но теперь понимаю, что ты всего лишь глупа и оттого ведать не ведала, что за мерзкие преступления творятся под твоей кровлей.

- Это клевета, тебя обманули! – поспешила оправдаться женщина от ещё не озвученных обвинений.

- Вот как? Но ведь я даже не сказал, о чем речь, а ты уже заранее пытаешься обелить себя, - усмехнулся наместник, но на этот раз совсем не благодушно. - Стало быть, тебе все известно, и ты такая же преступница, как твой муж, пособница творившегося в твоем доме беззакония и насилия.

- О чем бы ты не вел речь, все это ложь! – только и повторяла Корнелия, не желая даже слышать, в чем именно её пытается изобличить Аттал. - Наш дом – приличный, добрый дом, и никогда никаких преступлений под его священной кровлей не было и быть не могло!

- Женщина, ты либо зло ошибаешься, либо лицемерно лжешь. Сабина поведала мне, как твой муж, а её отец заставлял её сожительствовать с ним. А ведь инцест и кровосмешение является преступлением и сурово преследуется по закону. И я не отдаю вас с мужем судье только лишь потому, что сама Сабина, великодушно жалея и прощая вас, слезно умоляла меня этого не делать.

Корнелия была готова услыхать любое обвинение, но до такого она не додумалась бы никогда в жизни. Удар был слишком силен. Она почувствовала, что перед глазами все плывет, а пол уходит из-под ног.

- Сабина... где она, доченька моя, я должна видеть её... – из последних сил проговорила она.

- Это невозможно, - безжалостно отрезал префект.

Когда она очнулась, наместник уже покинул таблиний.

- Тебе лучше, почтенная? – спросил, оставленный хлопотать возле упавшей в обморок женщины, Давид.

Корнелия кивнула, с трудом, при его помощи, поднимаясь на ноги. И, вспомнив обвинения префекта, горестно застонала, закрыв лицо руками.

- Идем, идем, почтенная, я провожу тебя, - проговорил распорядитель, осторожно поддерживая её под локоть и вместе с тем подталкивая к дверям.