История одного Дома. Глава 1

Предупреждение!..

Настоящим настоятельно не рекомендуется смотреться в зеркало в темноте или спать напротив зеркал.
Также не следует оставлять перед ними вещи личного пользования или особо ценные предметы, не подлежащие замене; поворачиваться спиной на срок, превышающий более трех секунд, а проходя мимо, стоит внимательно следить за движениями своего отражения и ни в коем случае не пытаться ловить его взгляд.
Помимо перечисленного, запрещается рисовать на стекле, корчить рожи и стоять напротив с закрытыми глазами. Другие отражающие поверхности, по возможности, не оставлять зеркальной стороной вверх, в небо, потолок или рядом с другой отражающей поверхностью, дабы не привести к открытию потусторонней реальности (см. статью "Астральный план" или "Астрал")
Все прочие действия по отношению к зеркалам считать законными и вполне приемлемыми...


"Ночные бдения ХО"
Просьба не воспринимать всерьез.
Без подписи...
               

                *  *  *   

Глава 1.

"Хема?.." - звук раздался так неожиданно и так оглушительно громко, что я чуть не ушла с головой под воду. Только внезапно подскочила на месте и снова застыла, напряженно вслушиваясь, откуда донесся голос.

Полупрозрачная матовая вода встревоженно забилась о края ванны с кое-где рассыпающейся паутинкой эмалью - мутновато-желтая в глубине, колышущаяся и слегка пенящаяся на поверхности там, где усердно дрыгали мои пальцы.
В голове тоже встревоженной рыбешкой забилась мысль: надо ответить.

- Хема!
Некоторые предметы моего детства иногда выползали погулять на волю из своих шкафов и задвинутых ящиков. На этот раз заговорил один из семи пластиковых стаканчиков, выстроенных вдоль бортика ванны по росту. Каким только образом, спрашивается?..
- Сегодня собрание. Ты будешь? - звук откатился куда-то в высоту, под желтоватый потолок с развешенным на просушке бельем, и завис там, по-видимому, ожидая, когда ответят. Прохладно-дребезжащий, как помехи в эфире, голосок. Было заметно, что тот всеми силами пытается источать порывы отеческого переживания.

С непривычки можно было решить, что нас прямо по одному собирают на эти треклятые Собрания, и недосчет чьей-то личности сулит всем огромную неудачу и проклятие как минимум на целую сотню жизненных лет. Я снова расслабленно вытянулась.

Сквозь приоткрытую дверь просматривалась часть коридора, ведущего в прихожую (преимущественно полка на стене и подвешенные к ней ветряные колокольчики). Все остальное тонуло в уютном, домашнем сумраке. Сквозь синеву окружающего, не решающуюся сунуться дальше дверного порога, просвечивал в глубине приглушенный, по-домашнему оранжевый свет лампочки в прихожей.
Там все было по-прежнему. Приглушенно, безлюдно, тихо, но... по-прежнему. А здесь - этот голос.
- Да. Допустим, - негромко произнесла я куда-то в пустоту, надеясь, что меня все еще слышат. Хлопья нависающего с потолка белесого тумана и пара щекотали голые плечи и мгновенно отлетали назад, стоило только оглянуться. Разогнать пора бы. А то лезет из подъезда какая-то муть без толку.
Совсем уже страх потеряли, ехидны!..

- Хорошо, - ответил все тот же низкий голос и, как мне показалось, отключился, оставив наконец душу предмета в покое.
Оставшись одна, я молча смотрела, как ловит под потолком ящерица муху, лишая скромного ужина выползшего из вентиляции паука-сенокосца. Но на этот раз душевного покоя как не бывало.

Вода с тихим плеском забилась о края ванны, когда я, на ходу одеваясь, вышла из пятна света в пустой коридор, пытаясь нащупать на стене кнопку выключателя.

В кухне горел свет. В беззвучном душном пространстве глухо и воодушевленно гудел холодильник, разливая по сторонам равномерные волны щекочущего рокота. В глубине, над столом, трещала лампа, и ее оранжевый свет проникал во все уголки помещения, делая их почти ощутимо горячими. Где-то в складках скатерти и под уголком гобеленового диванчика колыхались сероватые тени. Квадратный экран окна у противоположной стены показывал неопределенно-синий вид на ночное небо.

Собрание пейзажных открыток из природных материалов приветствовала меня со стены каждая своей надписью. Мелкие композиции висели на стене тут и там и выглядели как коллекция маленьких картин. Та, на которую вскользь упал взгляд, изображала глиняный домик с черепичной крышей и густой заросший плетень и символизировала, по-видимому, плодородие. В старательно выклеенном лавандой небе виднелась надпись в бумажной рамочке - "Полна наша чаша..."

В стоящей на столе матовой морской раковине комочком лежали спутанные цепочки моих "побрякушек". Сунув их в сумку, я рассеянно оглянулась... Рядом тосковала пустая хлебница, покрытая салфеткой. В железном рукомойнике, прятавшимся за стеной, у холодильника, виднелась одинокая кружка и прислоненная к ней серебряная чайная ложка с изображением женского профиля на матово-белом медальоне. Подойдя ближе, я в задумчивости переложила ее на салфетку, на всякий случай профилем вниз.

В сером, гулком холодильнике обнаружились забытое сырое яйцо и питьевой йогурт, затерявшийся в пустых отделениях дверной створки. Подумав, сунула в сумку и его и уже на ходу, направляясь к двери в подъезд, довершила малый список черной коробочкой с пуговицами, стоящей на вершине книжных полок в коридоре (Будет время, хоть делом займусь) и - все-таки не удержавшись, - заглянула в соседнюю от ванны комнату, проверяя.
...Мои высотки были на месте...

В коридоре, машинально обходя по дуге висящие над тумбочкой лосиные рога - и, пожалуй, висевшие здесь еще с незапамятных времен основания Дома - столкнулась глазами с отдельно торчащей из стены мордой их обладателя. Понурое чучело огромной лосячьей морды проводило меня тусклым, каким-то отчаянным и тоскливым влажным взглядом и, показалось, печально вздохнуло. Странно, раньше оно себе таких вольностей не позволяло.

Скрюченные знаками вопроса корявые побеги плюща, лезущего сквозь плитку под дверь, мазнули метелками по ногам и тут же расступились, опасаясь хозяйкиного гнева. Они тут были не официальными жильцами. Лезли сквозь пол, корнями куда-то за пределы моей квартиры, хотя больше нигде в подъезде я их не встречала. Нравилось им только у меня.
Не долго думав, я качнулась на месте - и с легким дуновением нечто, похожего на ветер, шагнула сквозь стену и двойные квартирные двери наружу, проходя насквозь. И тут же очутилась уже в другом мире, по ту сторону знакомой тесной реальности, крепко сжимая полосатую сумку-мешок в руках.

* * *

...На площадке перед квартирами было сумрачно, прохладно и пахло растворенной краской и душной пылью. Вытянутые лампочки дневного освещения с сумраком здесь, в отличие от моей квартиры, не справлялись, и постоянно делались ядовито-желтыми, матовыми и залепленными по бокам какой-то мелкой грязью и паутиной. Но углы и запыленные плинтуса оставались темными.

Свернув в боковой коридор, я ткнула наугад кнопку вызова лифта и стала ждать. В полутьме у стен, четко выделяясь среди орнаментов соседской двери, виднелась моя ящерица с закругленным хвостом и большим, поблескивающим в темноте янтарным глазом на месте, где должен был располагаться дверной "глазок". "Глаз" взирал с этого ракурса в подъезд и словно следил за его неуловимыми движениями.
 
По периметру двери зеленоватой мерцающей краской были сделаны дорожкой узоры. В стороне от нее они сплетались, густели и медленно перетекали к намалеванной на стене перевернутой цифре "шесть", обозначающей этаж. У цифры, явно изображаемой наспех, имелись внизу жирноватые закостенелые потеки, кем-то после осторожно обведенные и выровненные по краям красной краской. Так, что получалось достаточно жутко.

Сквозь потолки и стены смутно доносились отголоски шума и разговоров, среди которых особенно отчетливо и громко слышался один - на высоких, пронзительных женских тонах. Сквозь смех слышались тяжелые шаркающие шаги, хлопанье двери (причем, по источнику звука, одной и той же) и цокот фарфоровой посуды. Никак у соседки с нижнего этажа опять на посиделки собрались. Была у нас тут одна такая... Писательница...

...Есть люди, которые пишут, - я ничего против этого не имею...
Есть не-люди, которые тоже это делают, - здесь опять-таки ничего необычного...
Но если первые частенько реализовали в текстах мечты про другие миры и фей, то та соседка строчила о самих людях. Их самонадеянной, самоотверженной и самоубийственной любви, и о какой-то странной, придуманной ею же, безвыходной тоске, из которой ее герои освобождались, только шагнув с вершины обрыва или крыши крепостной башни.

И может быть, это еще и ничего страшного... но!..
Ее сны раньше часто разгуливали ночами по подъезду, пугая своим странным, полупрозрачным - и немного нежилым видом зазевавшихся жильцов. Однажды и ко мне ввалились: страстно целующаяся, кружащая прямо в воздухе голубоватая, словно сотканная из тумана парочка просочилась сквозь внешнюю стену как раз в тот момент, когда я лежала в ванной.

Напрочь игнорируя мое присутствие, полураздетые влюбленные томно и стремительно, как в том странном фильме, где раздевание друг друга больше похоже на танец, промельтешили мимо стеллажей с книгами за ближайшую дверь, оставив меня саму в недоумении да и вообще - вне внимания. Этого я уже вытерпеть не могла.
Не став дожидаться развития событий, я схватила со стиральной машины халат и, как была, провалилась сквозь пол, спугнув ненароком тихую соседку с нижнего этажа. Пронеслась через лестничную клетку, оставляя вновь обретшими материальность пятками мокрые следы на полу, и, наплевав на всякие приличия, ввалилась в запертую дверь и вылила на голову уснувшей в куче нетленок фантазерше кувшин холодной воды.

С тех пор ни меня, ни более никого из подъезда чужие сны не беспокоили, а отъявленная писательница при встрече глядела в мою сторону волком, хотя лично мне было без разницы. Странная, зазнобная и склочная вообще особа, одними словами...

Гул и вой лифтовой шахты под ногами усилился, и уже отчетливо начало слышаться дребезжание и проскальзывание старых тросов в пазах, когда я почувствовала, что кто-то положил мне руку на плечо...
Я обернулась. Под окошком, у стены, стояла некая худосочная, костлявого телосложения особа с рыжими волосами, как пакля, неравномерно спадающими ей по плечам.
Некто было в жестком сером платье, спадающем почти до пола, и проеденном молью развевающемся черном плаще, с пущенном по воротнику светло-рыжей шкуркой, чем-то отдаленно напоминающей кота. Пожав худым острым плечиком, явление негромко и отчетливо продекламировало, пялясь мне куда-то чуть выше головы:

- Солнце в вышине зайдет за худые облака,
Мертвых в поле после боя заберет с собой река...

За ее спиной, отдавая фиолетовым, темнел на стене след в форме силуэта, в том месте, где она через нее прошла. Понятно. Валькирия. Что-то из разряда местных сумасшедших. Безвредные, а оттого многие предпочитают вообще их не замечать. Причем, весьма успешно.
Хмыкнув, Валькирия хищновато зевнула своим лисьим ртом и продолжила приговаривать, пялясь в пустоту.

Несмотря на всю ее видимую безобидность, мне не понятно было, что творится у нее в мозгах...

Поговаривают, что когда-то давно у Валькирии была бурная молодость, относящаяся к расцвету Скандинавского Средневековья, году этак в восемьсот третьем или восемьсот четвертом, в ходе которой взбунтовавшаяся донельзя девица, то ли дочь кого-то из родоплеменной знати, то ли вовсе неизвестно откуда взявшаяся девка (версии отличались) обстригла себе волосы и ушла с военным отрядом на восток. Покорять новые земли под предводительством какого-то тщеславного полководца, взявшего себе прозвище Один. Не понятное дело, как складывались обстоятельства, но к воинствующему духу прилагалось вполне воинствующее тело, в скором времени оправдавшее свое редкое имя "уносящая умерших".

Дальнейшие варианты развития событий расходились совсем уж кардинально: то ли она совсем уж проигралась в свои битвах и ее сослали в какую-то далекую северную глушь изгонять бесов в местный монастырь, то ли сама приняла раскаяние, но в конечном итоге судьба довела ее до настоящего времени и закинула в наш дом.
О более весомых подробностях - в точности как и о более интересующих окружающих явных сюрреалистичных моментах, источники никогда не упоминали.
Хотя, волкулаку же ясно, какие это все "источники". В подвале они, байки травят с утра до вечера. И тратят зря общественную воду...

Довыв писклявым голоском до конца несколько недлинных куплетов, суть которых в разных формулировках вращалась о романтических ощущениях вида бранного поля и "кружащих воронов под серой бездной над тобой", Валькирия вновь уставилась куда-то мимо меня прозрачными слезливыми глазами.

Лифт как раз пришел: гулко бухнуло, створки кабины крякнули и с треском шарахнулись в стороны. Валькирия, увлекшаяся своими присказками, оторопело дернулась в сторону, а потом попыталась машинально оттащить за собой и меня, но лишь зацепилась руками за черную банку, зажатую у меня под мышкой. Грохнул фонтан разлетающихся пуговиц, мелкой чечеткой забился об пол и ускакал за повороты коридора - к лестнице. Жаль, было там несколько ценных экземпляров... Придется потом собирать...

Юркнув снова мимо выпростанных рук, я скользнула внутрь темной кабины как раз в тот момент, когда дверцы снова захлопнулись. На этот раз у меня за спиной.

Внутри было темно, сухо и сдавленно. Подступающие со всех сторон стенки пестрели наслаивающимися и налезающими друг на друга обрывками фраз, написанных не то углем, не то черным маркером. Причем видно было, что сделаны они одной рукой, хотя почерк каждый раз косил наклоном в разные стороны, а буквы прыгали и делались то квадратными и вытянутыми, то округло-приземистыми. Под плоским стеклянным щитком, закрывающим квадратную дыру в потолке, темно коптила изнутри наполовину выкрученная лампочка. С той стороны, где должна была находиться вторая, смыкающийся угол был темнее и казался жирно лоснящимся и слегка подвижным.

Переведя наконец дыхание, я ткнула кнопки. Кабина дернулась... - и поплыла куда-то вниз, медленно, но верно наращивая темп. Сквозь оставшуюся щель между створками было видно мелькание перекрытий между этажами. Шесть, пять, четыре, три... Я не успела толком досчитать, потому что пол под ногами снова неожиданно дернулся и прекратил движение. Двери кабины с хрупом дернулись и разъехались, выпуская меня в совершенно обыкновенный подъезд...



Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/23/297