Корнус Александра Блока

    Какое растение, читатель, вы считаете своим? Мимо какого дерева вы не можете пройти равнодушно, возле какого куста вам хочется остановиться и вспомнить нечто важное, значимое?  У каждого по-разному. Для меня это свидина. Может быть, вы не помните такого названия, но наверняка встречали в городе кусты с красными стеблями, особенно ярким на фоне белого снега зимой, а летом украшенные  гроздьями голубоватых ягод.  Некоторые называют его дёрен, а у Владимира Даля в словаре народное его имя вообще причудливое – глог!  Но впервые услышал я его имя  на латыни. В «Семейной хронике» Марии Бекетовой, тети Александра Блока до мельчайших подробностей описана вторая родина поэта имение Шахматово. Кажется, не упущено ни одно значимое растение. О многих растениях Блок вспоминал в своих стихах и поэмах и особенно в «Возмездии». (Стеной шиповника душистой встречал въезжающего двор). Действительно,  перед  домом поэта главный фасад  украшали две куртины. От крыльца вглубь двора через них шла тропинка. Наверняка каждый день, как княжна Тамара к Тереку за водой, Блок бежал по этой тропинке навестить своих любимых собак. В детстве он так и называл его «собакин двор». Куртины украшал не только шиповник,  но еще и кусты, русского названия никто из семьи ботаника  Бекетова не знал, но все знали латинское его название  «корнус».  Дед поэта  Андрей Николаевич  Бекетов любил сибирские растения. Возле крыльца, он всем с гордостью показывал сибирскую яблоню.  Цветы ее были чисто белыми, без малейшего розового оттенка!  Корнус из куртины тоже был сибиряк.  Мария Бекетова посвятила ему несколько строк и отметила гладкие стебли, белые цветы и овальные эффектные листья.

   И, как  положено в нашей стране, судьба Шахматово (кусочка  рая, как говорил Блок) была обычной для судеб  всех усадеб поэтов – ее разграбили  и сожгли местные жители после революции.  Дом и все постройки исчезли. Когда школьником я бродил по Подмосковью в поисках прекрасных уголков природы, доезжал на электричке до Посолнечной, пересекал я на катере Сенежское озеро, может быть, проходил мимо бывшего Шахматово, любовался необыкновенными пейзажами, но  ни разу не вспомнил Блока, да и никто, наверное, в этих лесах имение Блока не искал. Блок оставался где-то на страницах нелюбимого учебника литературы.  И только после оттепели появились в лесах энтузиасты-писатели, Солоухин начал писать свои очерки. Когда энтузиасты попали на место усадьбы, глазу не за что было уцепиться. Дикие дебри. И обратились они, нет, не к деревьям, к местным валунам,   привезли из окрестных лесов многотонный камень – на нем возможно и Блок сидел. Камень это хорошо, камень Цветаевой на Оке, камень Блока на … Лутосне. Вот только сегодня, фотографируясь на камне, туристы,  скорее всего, думают не о Блоке, наверное, со слов экскурсоводов, о волхвах, что совершали на камне ритуалы в незапамятные времена. Деревья, кусты и травы Блока помнили.  Шахматово погибло, исчезло почти на  век в безлюдных лесах, но, вот странно, многие  значимые для поэта  растения его сохранились, выжили!  Сохранились серебристые тополя, что привезла из родного дома и посадила  Любовь Менделеева, жена поэта  (конечно, имение Менделеева Боблово тоже сожгли). А может были это тополя доблоковских времен. Сохранилась сахалинская гречиха, что сажал сам поэт. Именно выжившие  растения подсказали реставраторам, где располагался раньше дом, ограда и тропинки. Совсем недавно усадьбу восстановили, восстановили  сад, куртины и перед домом и конечно у парадного крыльца расцвели розовые шиповники и белые свидины, корнусы, два куста жасмина с другой стороны дома, как и было при поэте.
     Когда я иду на работу,  у главного входа школы меня каждый день, и зимой, и летом,  встречает куст свиды. Конечно,  чаще  вижу его не цветущим, белым, а   красным, вижу долгой сибирской зимой на фоне белого снега. Именно из-за красных стеблей ввели дерен в культуру и разнообразие культурных деренов поражает. Вывели дерены с желтыми стеблями, пестрыми и желтыми листьями, но я не садовник, секатор и пила повергают меня в печаль. Однажды куст свиды во время субботника сильно вырезали после тридцатилетней спокойной жизни, ведь дерены не требуют никакого ухода, не болеют и не вымерзают.  Я расстроился, расстроились воробьи, что оглушительно чирикали по утрам в густом кусту и считали его своим домом и убежищем. Правда, как и положено, стали вскоре молодые побеги особенно яркими, коралловыми, но для меня подстригать свиду, все равно, что рвать томик Блока!  И когда  иду на  весенние и осенние экскурсии, я показываю детям свиду и говорю не о семействе кизиловых, не о лепестках, тычинках, говорю  о Блоке. И может быть через много лет ребята приедут на вечер встречи в гимназию, обнимутся с друзьями, осмотрятся, удивятся  подросшим деревьям и кустам  и вспомнят свиду, корнус Александра Блока.