Глава 8. Высокая Школа Холоми

Как-то совсем незаметно подкралось лето. Первые летние дни совпали с радостными хлопотами. Мы собирались поступать в Высокую Школу Холоми. Нас ждал Ехо! Город чудес, Страна мечты. Совершенно волшебное место, открывающее для провинциала безграничные возможности. А до этого (о, счастье!) мы должны были заехать в Гурригу к дяде Малису. Куни и я сгорали от нетерпения и считали дни до встречи с сёстрами Тирой. Ежедневно при каждом удобном случае я слал Манере зов, и мы подолгу болтали, обменивались новостями, строили планы на будущее.

Какие это были замечательные дни! Взрослые решили устроить детям настоящее путешествие. Из сарая, где мирно сосуществовали экипажи самого разного возраста и назначения, от фермерских телег и подвод до сравнительно новых амобилеров, выкатили старинную гонну. По виду ей исполнилось триста лет в прошлом веке, и вряд ли она годилась для дальних переездов. Но мама немного поколдовала над ней, и раздолбанная древняя колымага получила вторую молодость и приобрела вполне импозантный вид.

Поскольку хозяева в полном составе собирались покинуть замок на длительное время, решено было, что с Нанкой Маллоной в Ехо поедет мать, а сэр Тойхи останется дома и в качестве начальника стражи, и в качестве управляющего всеми делами поместья. Леди Маллона, услышав об оказанном ей доверии, пришла в величайшее волнение. Она никогда в жизни не выезжала дальше ближайшего городка, где раз в полдюжины лет проходили ярмарки, и теперь никак не могла сообразить, что ей следует делать. Поначалу она просто бестолково бегала из комнаты в комнату, в отчаянии заламывая руки. А под конец перепутала двух своих детей, и вместо Нанки добросовестно собрала в дорогу Лакуну, загрузив её вещи в гонну. Когда бедная Лакуна пришла к себе в комнату и увидела там полный разгром, она быстро сообразила, в чём дело, и взяла хлопоты по сбору бестолковых родственников в свои руки.

На рассвете одного летнего дня, обещающего быть замечательно тёплым и солнечным, большая компания из восьми человек: мы с мамой, сэр Гарата и Куни, Нанка с матерью и двое наших слуг, — в огромной гонне, запряжённой парой лошадей выехали со двора. Шесть колёс прогремели по каменному мосту, где-то внизу, в невообразимой глубине, блеснула река Арамэ, вынырнув из утреннего тумана, и замелькали деревья соритовой Вечной Рощи, которую, по преданию посадил Кайзиро Пондохва, один из моих предков, строитель замка, ещё во времена правления сыновей Халлы Махуна Мохнатого.
 
Потом мы выехали на просёлочную дорогу и через какое-то время углубились в лес. За ним тянулись поля, фруктовые сады, фермы. Здесь заканчивались наши владения. В какой-то миг я почувствовал, как у меня заложило уши, а тело будто стало не моим. Лошади фыркнули и остановились. Мама встала, вышла из гонны и прошла немного вперёд. Мы не слышали слов, заклинания, которое она произнесла, но все одновременно почувствовали облегчение, когда магическая дверь оказалась отпертой.

— Закрывать вам, сэр Йовис, — усмехнулась мама, усаживаясь обратно в экипаж.

— Ну и занятие вы мне придумали, леди Танна, — проворчал отец Куни. — Запирать то, что открыли вы! Как я люблю это делать, кто бы только знал!

— Всё честно, — сказала мама, — все трудности пополам. Не прибедняйтесь, работа как раз вам по плечу.

Через несколько минут мы двинулись дальше. По правде сказать, большой мир не поразил меня своей масштабностью. Славные, чистенькие деревеньки, маленькие городки, отличающиеся от деревень разве что размерами, отдельно стоящие дома по обочинам просёлочных дорог, мелькающие вдали поместья, окружённые пышными садами и парками. Зато я по достоинству оценил удобство путешествия в гонне. Когда мне надоело любоваться на местные красоты, я лёг на удобный мягкий диван и сладко заснул. А, проснувшись, угощался свежей камрой и бутербродами.
На ночь мы остановились в гостинице в одном из милых заштатных городков. А утром снова отправились в путь. Погода испортилась, с юга задул ветер, нагоняя дождевые облака. Мама и сэр Гарата развернули над гонной магический полог. Мы сразу перестали ощущать порывы ветра и почувствовали себя вполне уютно.

Около полудня дорога стала намного оживлённее. Чаще попадались фермы. Телеги двигались в одну и в другую сторону, иногда проезжали редкие амобилеры. Вскоре впереди показались шпили и крепостная стена какого-то большого города.

— Вот и Гуррига, — сказал сэр Йовис.

Мы подпрыгнули от нетерпения и во все глаза уставились на медленно приближающуюся к нам столицу правящей династии.

Гуррига встретила нас первым летним дождём. Я никогда не был в таком большом городе. Он показался мне страной из древней прекрасной легенды. Узкие одно- и двухэтажные дома под остроконечными крышами смотрелись трогательно и старомодно рядом с пышными дворцами знати. Трактиры, гостиницы, торговые лавки с диковинными товарами пестрели яркими вывесками. Мостовые, выложенные цветными камешками, сверкающими под дождём, как самоцветы, потрясли моё воображение. Но самое большое впечатление произвела на меня великолепная резиденция наших королей, старинный замок, стены которого казались кружевными из-за обилия резьбы по камню, украшающей весь фронтон здания. С восторгом смотрел я на это чудо древней архитектуры.

В Гурриге мы задерживаться не стали. Крупные капли дождя шлёпали по разноцветным мостовым. Невидимый магический полог, развёрнутый над гонной, надёжно укрывал нас от холода и сырости. Нам было хорошо, и мы с удовольствием глазели по сторонам. Так продолжалось до тех пор, пока не выехали за городские ворота. По мощёной дороге мы передвигались без особых усилий, но стоило нам съехать с неё, как гонна угодила в большую лужу, растёкшуюся посреди просёлочной дороги. Лошади напрягались, их копыта скользили по жидкой грязи, но задние колёса громоздкой повозки прочно увязли в размокшей глинистой почве. Видя, что мы никак не можем выбраться из лужи, мама что-то негромко произнесла, и гонна выкатилась на сухое место, словно её подтолкнули сзади. Наши лошадки оживились и пошли резвее.

В поместье Тироев мы прибыли уже к вечеру. Усталые, переполненные впечатлениями, вывалились наконец из гонны, разминая затёкшие ноги. И попали прямехонько в объятия дяди Малиса.

— Ого-го, сколько у меня малышей! — закричал он, сгребая нас всех троих в охапку. — Подросли за год, возмужали. Уже и не малыши вовсе!

Он обнял нас с сокрушительной силой. А потом ещё каждому сердечно пожал руку. После его пожатия мы долго не могли разлепить пальцы и, посмеиваясь, трясли руками.

Затем дядюшка обернулся ко взрослым.

— Танна! — дядя Малис направился к маме, но она предупреждающе подняла ладонь.

— Не надо меня обнимать, Малис, — строго сказала она, а глаза сияли от радости. — Это может закончиться для меня членовредительством.

— Ну поцеловать-то можно? — жалобно спросил дядюшка, усмехаясь в усы.

— Можно, — мама милостиво подставила ему щёку.

Потом дядя вежливо раскланялся с леди Маллоной и пожал руку сэру Гарате. Здесь он нашёл достойного противника. Отец Куни был немного ниже дяди Малиса, зато силой ничуть ему не уступал. Поборовшись немного с гостем, но не одержав победы, радушный хозяин повёл нас в дом.

От крыльца к нам навстречу уже спешили леди Аннат и девочки. Когда-то, много лет назад, сэр Малисигирик Тирой, карьера которого в Ордене Камней на Престоле, мягко говоря, не заладилась, очень огорчился этим обстоятельством и с горя отправился путешествовать. Из своих дальних странствий он привёз невесту, юную и прекрасную, как весеннее утро. Без колебаний поменяла леди Аннат оранжевое небо Уандука на суровые бледные небеса Хонхоны и, кажется, ни разу об этом не пожалела. Несмотря на истекшие годы и четверых детей леди Тирой продолжала оставаться всё такой же молодой, красивой и доброй. Она радовалась нашему приезду едва ли не громче собственных дочерей. Общим восторгам, приветствиям, объятиям и поцелуям не было конца.

Ужин прошёл в разговорах о предстоящей поездке в Ехо и поступлении в Высокую Школу Холоми. Взрослые придавали этому мероприятию и началу нашей будущей студенческой жизни такое значение, будто нам предстояло совершить беспримерный подвиг, пожертвовать собой во имя сохранения Мира, а потом долго требовать заслуженной награды у всех заинтересованных лиц. Нас стращали, запугивали, давали советы, которыми мы всё равно не смогли бы воспользоваться, потому что никто из взрослых не заканчивал Высокую Школу Холоми и соответственно не знал её реалий. Но к концу вечера глаза у моих друзей заметно округлились. Куни Йовис напрягся, как струна, Нанка продолжал посмеиваться, но было заметно, что ему не до веселья. Я изо всех сил старался сохранить лицо и вести себя, как ни в чём не бывало, но у меня это плохо получалось. Одна Магера держалась с поистине королевской невозмутимостью. Выдержка этой девочки потрясала воображение. Спать мы отправились донельзя растревоженные и заинтригованные.

Наутро разговоры возобновились. Но приняли более конкретный характер. Взрослые бурно обсуждали поездку в Ехо. Дядя Малис настаивал на том, что дети непременно должны увидеть столицу, поэтому отправляться надо в его амобилере. Намекал на какие-то совершенно мифические дела в Ехо, которых у него, светского повесы и прожигателя жизни, никогда в помине не было. Надо снять где-нибудь в центре хороший дом, говорил дядюшка, навестить знакомых, потереться в аристократических кругах, а дней через дюжину можно подумать и о поступлении. В конце концов, Высокая Школа Холоми никуда не денется.

Мама решительно возразила против этого плана. Она заявила, что не собирается так надолго задерживаться в Ехо, поэтому снимать дом без надобности. Если дяде Малису припала охота ходить по гостям, то пусть себе «трётся», где хочет, а детей «тереть» нигде не надо. До Холоми мы можем прекрасно добраться и Тёмным Путём, необязательно тратить кучу времени, чтобы обозреть деревни между Гурригой и Ехо. Было бы, чем любоваться!

Сэр Гарата Йовис сообщил, что у него в столице тоже имеются кое-какие дела, поэтому, если сэр Малисигирик не будет против, то они с леди Маллоной, Куни и Нанкой с удовольствием составят ему компанию. Целый дом им, разумеется, не нужен, они остановятся в гостинице.

Конец спорам положила тётя Аннат.

— Вот что, — заявила она. — Танна совершенно права. Детям в этой вашей, с позволения сказать, столице делать нечего. Они ещё слишком малы, чтобы таскаться по трактирам и аристократическим салонам. И в поместье им будет гораздо удобнее и веселее, чем в гостинице. Мужчины, если вы такие занятые, можете погружаться в амобилер и валить хоть в болото к вурдалакам. И то дело, поезжайте-ка, развейтесь. А дамам есть, чем заняться и здесь. Например, приодеть будущих студентов. А то, знаете, мои хорошие, ваши провинциальные штаны и лахи времён Древней династии вызовут в Ехо такой фурор, что за нами будут ходить толпы любопытных.

— Ну и где ты собираешься их приодеть для столичной жизни? — скривился дядя Малис. — В модных лавках Гурриги, что ли?

— Милый, — с достоинством возразила тётя, — приодевать нужно не в лавках, а у хороших портных.

— Думаю, это правильно, — поддержала её леди Маллона, у которой глаза заблестели, едва она услыхала волшебные слова «модная лавка».

— С вами всё ясно, дорогие дамы, — расхохотался дядюшка. — Я даже не спрашиваю, о каких портных идёт речь.

— Вот и правильно, не спрашивай, потому что тебя это совершенно не касается, — ответила его достойная женушка. — Можете уезжать в Ехо прямо сегодня и заниматься своими таинственными мужскими делами, сколько влезет. Через три дня около полудня мы будем у паромной переправы. Там нас и встречайте.

Немного смущённый сэр Гарата отозвал маму в сторону и спросил:

— Леди Танна, хорошо ли мне оставить вас здесь одну с детьми? В конце концов, мои дела не так важны, они могут и подождать.

— Поезжайте, сэр Йовис, — усмехнулась мама. — Во-первых, вы оставляете меня не одну, а с двумя достойными доверия дамами, во-вторых, это дом моего родного брата, а не вражеский лагерь и, в-третьих, Малисигирику нужен хотя бы один разумный спутник, который бы за ним присматривал. И за Куни не беспокойтесь. С ним всё будет в порядке.

— Я в этом не сомневаюсь, — благодарно улыбнулся сэр Гарата.

Часа через полтора, погрузив вещи в амобилер, мужчины отбыли. А нами занялись портные, которых щепетильная в вопросах моды леди Аннат пригласила из самого Ехо.

— Я одеваюсь только в столице, — говорила она. — Ради своей постоянной клиентки хозяин мастерской расстарался отправить к нам, в нашу глушь, своих лучших мастеров. Правда, никаких дорожных неудобств портные не испытали. У меня давным-давно проложен Тёмный Путь в Ехо на улицу Прозрачных Стёкол прямо на крыльцо мастерской.

— Почему же тогда ты не сказала об этом Малису? — удивлённо спросила мама. — Они сэкономили бы кучу времени, и уже были бы в Ехо, вместо того, чтобы три дня трястись в амобилере по дрянным дорогам.

— Ой, милая, — расхохоталась тётушка Аннат. — Можно подумать, Малис поедет прямиком в Ехо! Да он сейчас прокатится по всем соседям, чтобы похвастаться своим новеньким амобилером. Мужчины — это же вечные дети! А ты хочешь, чтобы я отняла у него такую игрушку! Нет уж. А вот портные нам нужны срочно. Надо одеть детей, как подобает. Да и нам, милые дамы, не мешает обновить гардероб.

И нас одели…

Я долго растерянно рассматривал себя в зеркале. Скаба — длинное до щиколотки одеяние, похожее на платье моей бабушки, только кружев не хватает. Сверху лоохи — огромный кусок ткани без рукавов. Нечто среднее между лахи и мантией. Драпируется широкими складками и скрепляется на груди или плече булавкой, брошью, как кому нравится. На голове — тюрбан. Правда, дети тюрбаны не носят, и то хлеб. Хвала Магистрам, хоть сапоги остались прежними.
 
Удручённые своим внешним видом, мы показались взрослым.

— Выглядите просто замечательно, — заявила леди Аннат. — И нечего дуться. Одежда немного непривычная, понимаю. А так, красавцы!

Мама оглядела нас с головы до ног и спокойно сказала:

— Через три дня у вас начнётся новая жизнь. Принять её нужно всю, целиком, а не по кусочкам: что-то приму, а что-то нет. Считайте, эта диковинная одежда — первое условие, своеобразный пропуск в вашу новую неизвестную жизнь.

Ничего особенного не было в её словах, но мы вздохнули с облегчением. Конечно. Меняются условия. Теперь мы будем жить в Ехо, а, значит, должны выглядеть соответственно. Это не глупо и не нелепо, а правильно. Гораздо глупее цепляться за старые привычки и идеалы и пытаться тащить их в новую судьбу.

— О, мальчики! — воскликнула Магера, появляясь в гостиной в новеньком с иголочки светло-лиловом лоохи. — Да вы настоящие столичные щеголи!

— Или щеголихи, — тихо проворчал Куни Йовис, — одеты-то все одинаково. Поди ещё разбери, кто есть кто.

— Не переживай, — хихикнул Нанка, — твоя топорная рожа за девичье личико всё равно не сойдёт, так что путаницы не будет.

А я вполне согласился с Куни, поскольку и у меня ненароком мелькнула мысль: а как в Ехо различают девочек и мальчиков? Все одинаково длинноволосые и одинаково одетые. Или столичные жители считают, что это мелочи?

***
Утром того знаменательного дня, когда мы должны были предстать перед Советом профессоров Высокой Школы Холоми, общее напряжение достигло апогея. Мои друзья не находили себе места, то смеялись, то ссорились. Меня от волнения слегка подташнивало. Даже невозмутимой Магере изменило её хладнокровие. Она собралась раньше всех и теперь нервно мерила шагами холл. Из двери в столовую выскользнула Манера в своём обычном беленьком платье с зелёным пояском. На мой взгляд оно смотрелось куда лучше наших широких одежд, в которых все люди, и худые, и толстые, выглядят одинаково — как стог сена. Не стесняясь сестры, Манера бросилась мне на шею. Носик у неё припух, губы дрожали.

— Лойсо, — бормотала она, — миленький, мама не разрешила мне идти с вами. Я останусь дома. Ты мне скажи, что всё будет хорошо. А то я ужасно боюсь. Ведь всё будет совсем-совсем хорошо, правда?

— Конечно, глупышка, — улыбнулся я, обнимая её и заглядывая в полные слёз голубые глаза. — Ну что же ты плачешь? Всё будет хорошо. Мы поступим. Я сразу отправлю тебе зов, честное слово.

Как ни странно, мне полегчало. Оказывается, в минуты волнения утешать других гораздо легче, чем справиться с самим собой.

Тут в холле появились Нанка с Куни. Манера сейчас же отошла от меня и приняла вид неприступный и гордый. Следом за мальчишками вошли три дамы.

— Ну что, дети, готовы? — спросила мама. — Тогда идём.

Она взяла за руки нас с Куни Йовисом. Магера уцепилась за мать, Нанка протянул руку леди Маллоне. Она не умела ходить Тёмным Путём, поэтому сыну предстояло её провести. Это оказалось бы делом непростым, но у тёти Аннат Тёмный Путь был проложен не только на улицу Прозрачных Стёкол.

Манера беспомощно глядела нам вслед, прижав к губам розовые пальчики. Всё-таки удивительно нежное создание! Провожает нас так, будто мы отправляемся не в Ехо, поступать в Высокую Школу Холоми, а на Арварох, помогать каким-нибудь дурацким повстанцам в их дурацкой борьбе за свободу и независимость. Я ободряюще улыбнулся и кивнул ей на прощание. А потом сделал шаг. Мир качнулся, погас и снова возник, сменив картину.

Мы оказались на набережной. Внизу, под нами за высоким парапетом, зажатая в каменных берегах, медленно несла свои серые воды огромная река вся в ярких солнечных бликах. Это был Хурон. Резкий, непривычно холодный ветер яростно набросился на наши широкие одежды и принялся их трепать и раздувать. Мои отросшие за год волосы мгновенно превратились в соломенную копну. У остальных детей дела обстояли не лучше. Теперь я, в общем, понял, почему столичные жители носят тюрбаны. Если у них тут часто такой ветерок…

Ехо оглушил меня своим размахом, шумом и суетой. Вельможная Гуррига по сравнению с ним показалась просто провинциальным болотом. Слева от нас через Хурон от берега до берега растянулся громадный мост, по обеим сторонам застроенный роскошными зданиями. Между ними сновали пешеходы. Двигались вереницы амобилеров, сверкая начищенными стёклами и золотом ступиц. Позже я узнал, что мост называется Гребень Ехо. Из-за островерхих крыш стоящих вплотную друг к другу домов, он и в самом деле напоминал панцирь гигантского дракона. Справа во всём великолепии раскинулись центральные улицы города. Надо всем гордо вздымалась башня Университетской Библиотеки, увенчанная высоким шпилем. Поодаль виднелось ещё одно здание очень странной архитектуры. Это, как нам пояснила леди Аннат, была резиденция Ордена Часов Попятного Времени.
 
По ту сторону Гребня Ехо, на острове посреди реки расположился королевский дворец Рулх, старинный замок, возведённый ещё эльфами Шимурэда для нужд своего друга и повелителя короля Мёнина. Он был опутан таким количеством заклятий, что ни один самый могущественный прохиндей не смог бы пробиться с дурными помыслами сквозь его защиту. С нашей стороны на другом острове темнел ещё один замок, настоящая древняя крепость с толстыми стенами, бойницами, башнями, галереями и подвесными мостами. Построенный во времена незапамятные, он был резиденцией королей Древней династии, а со времён правления Мёнина стал Высокой Школой Холоми.

У паромной переправы нас ждали дядя Малис и сэр Гарата. Все вместе мы погрузились на паром, и он медленно отчалил от пристани.
 
Чем ближе мы подходили к острову Холоми, тем сильнее я волновался. Когда борт парома мягко ткнулся в основание причала и служитель подал конец, сердце у меня билось уже где-то в горле. Не чуя под собой ног, я ступил на твёрдую землю.

Мощёная дорога вела между лугами, поросшими травой и низкорослым кустарником, к воротам крепости. У самых ворот взрослые остановились.

— Дальше мы не пойдём, — сказала мама. — В Высокую Школу Холоми вход открыт только для профессоров и студентов. Сам король может посетить её лишь с ведома ректора. Так что нам осталось пожелать вам удачи, дорогие мои. Я уверена, что все вы поступите. Я нисколько не сомневаюсь в силе и таланте своих учеников.

— Я уже послал зов Мастеру Служителю Ворот, — дядя Малис тоже заметно волновался. — Сейчас вам откроют. Мы будем ждать на той стороне, у паромной переправы.

На фоне всеобщего душевного смятения проводы получились какими-то торопливыми и прохладными. Ещё раз пожелав нам удачи, взрослые двинулись в обратный путь. Вскоре мы увидели, как паром с нашими родными отчалил от берега. Они махали нам на прощанье.

Ждать долго не пришлось. Ворота скрипнули, распахнулись. Перед нами возник низенький плотный человек в синем лоохи и белом тюрбане. В руке он держал пергаментный свиток. Важно развернув его, человечек громко зачитал наши имена. После каждого имени он делал паузу и взглядывал на того, кого только что назвал, так, будто знал каждого из нас давным-давно. Глаза у него были немного раскосые, синие, потрясающе проницательные.

— Хорошо, — сказал он, окончив чтение. — Все в сборе. Прошу проходить.
 
Он впустил нас в ворота одного за другим. Когда мы оказались во дворе крепости, человечек вежливо прикрыл глаза рукой и представился:

— Вижу вас, как наяву. Моё имя Йелл Гова, я Мастер Служитель Ворот. Сейчас я провожу вас к господину ректору.

Мы прошли через мощёный тёмно-серым камнем двор и вступили под своды замка. В ту же минуту меня охватило странное чувство радости и покоя, будто я вернулся домой. Никогда и нигде ещё я не испытывал такого приятного ощущения. Обычно я не слишком быстро привыкаю к новым местам и условиям, а здесь всё было совсем по-другому. Эти стены дарили уверенность в себе. Мне казалось, что в таком месте у меня не может что-то не получиться. Я покосился на друзей, пытаясь догадаться, испытывают ли они то же самое, что и я. Но их окаменевшие от волнения лица не выражали никакой радости.
 
Йелл Гова подвёл нас к какой-то двери в конце широкого коридора и, приказав подождать, скрылся за нею. Некоторое время из-за двери слышались только голоса, но слов разобрать было нельзя, хотя мы, навострив уши, прислушивались изо всех сил. Но вот один голос довольно отчётливо произнёс:

— Это последние на сегодня?

— Да, господин ректор, последние, — прозвучал ответ.

— Зови.

Дверь распахнулась, и нас ввели в кабинет — довольно большое, красиво обставленное помещение, в центре которого стоял монументальный стол, заваленный бумагами. За столом в высоком массивном кресле сидел ректор — грузный человек с мясистым красным лицом. Так же, как Йелл Гова, он был одет в синее лоохи и белый тюрбан. По-видимому, это была форма, принятая в Высокой Школе Холоми. Оттопырив нижнюю губу, ректор надменным жестом указал нам на стулья, расставленные перед его столом. Мы чинно расселись. Ректор взглянул на нас, немного оробевших и притихших, и вдруг неожиданно подмигнул и рассмеялся. Его смех был, как брызги фонтана в жаркий день.

— Что, страшно? — спросил он. — А вы не бойтесь. Ничего страшного мы здесь с вами не сделаем. Будут вас вызывать по одному на Совет профессоров. Там вам зададут несколько вопросов, несложных вопросов. Вы ответите, ну, или не ответите, там посмотрим. Затем вам предложат показать, что вы умеете. Что-то же вы умеете, я надеюсь? Вы покажете. Вот и всё. Не так уж сложно, как видите. Только советую, пока будете ждать своей очереди, хорошенько подумать, что показать высокой комиссии. Желательно то, что у вас получается лучше всего. Идите, успехов вам всем.

Он ещё раз нас оглядел. Почему-то его взгляд дольше задержался на Магере и на мне. Потом он вздохнул и отпустил нас. Едва расставшись с ректором, мы попали в руки к Мастеру Распорядителю Делами Школы. Он тоже держал список имён. Туда, как я понял, были внесены все, кто поступал в тот день. Мастер Распорядитель позвал с собой Куни Йовиса, а остальным велел ждать во дворе. Уходя, Куни бросил мне такой взгляд, словно его забирали на войну или на казнь, и он прощался навсегда. Я ободряюще улыбнулся ему.

— Ну, ребята, мы влипли, — весело сказал Нанка. — Теперь не отлепишь. У кого поджилки не трясутся? Лично у меня уже давно сердце в желудке трепыхается.

— Это у тебя завтрак в желудке трепыхается, — поправила его Магера. — Причём тут сердце?

— Какой там завтрак! — воскликнул с горечью Нанка. — Мне сегодня с утра кусок в горло не лез. Я голодный, как сто вурдалаков. А посади меня сейчас за стол — ничего съесть не смогу!

— Ох, Нанка, вот это верно чудо! — засмеялся я. — Покажи такой фокус профессорам, и они сразу примут тебя в Высокую Школу.

— Что показать? — не понял Нанка.

— Как ты умеешь не есть за накрытым столом.

— А-а, — протянул он, почесав затылок, — ну да, если разобраться, фокус не из лёгких. Попробуй-ка устоять!

— Вот и пробуй, — сказала Магера, — а нам и вправду нужно серьёзно подумать, что показать комиссии.

— Я думать не собираюсь, — отказался я. — Я же ещё эту комиссию в глаза не видел. Откуда я знаю, что им понравится, а что нет. На месте будет видно.

Магера хотела возразить, но тут появился Мастер Распорядитель и позвал Нанку Маллону.

— Удачи, Нанка, — сказал я ему вслед. Он кивнул, не оборачиваясь.

Мы с Магерой остались во дворе одни.

— Пойдём, прогуляемся, — предложила она. — Невыносимо стоять тут на месте и ждать непонятно чего.

Я согласно кивнул, и мы двинулись в другой конец двора. Говорить не хотелось, поэтому мы по большей части молчали, изредка обмениваясь короткими замечаниями.

В углу двора, ограниченном каменной стеной, росло несколько низкорослых деревьев. В их кружевной тени пряталась скамейка. За этим оазисом что-то шумело, призывно и интригующе. Мы направились туда. Скамейка стояла на площадке, которая внезапно обрывалась, обнажая квадратную шахту. Шум раздавался оттуда. Мы подошли и заглянули вниз. Шахта была наполнена водой, которую гнало внутрь здания маленькое водяное колесо. Со стены, сходящейся здесь углом, свешивались почти до самой воды плети какого-то вьющегося растения. Вокруг порхали мотыльки. Эта мирная, чудесная картина совершенно заворожила нас. Так что я не сразу заметил, как под сводчатой аркой, ведущей в крытую галерею, появились Мастер Распорядитель Делами Школы и ещё какой-то мужчина, высокий, худой и жилистый. Его лицо, как мне показалось, состояло сплошь из одних острых углов. Мужчина неприязненно покосился на нас с Магерой и, поведя острым подбородком в нашу сторону, спросил Мастера Распорядителя:

— А это ещё что за две нарядные куклы?

Тот сверился со своим списком и ответил:

— Магера Тирой и Лойсо Пондохва.

— Ух ты! — присвистнул мужчина. — И как я различу, кто из них кто?

Я почувствовал, как краска заливает мне лицо, и бросил сердитый, вызывающий взгляд на того, кто посмел отозваться о нас так пренебрежительно. Но зря старался. Для мужчины мы, по-видимому, как личности не существовали. Плевать он хотел на наши чувства.

— Эта родовая знать, — продолжал он между тем, косясь на нас с явным отвращением, — воображает, будто вся целиком вырезана из звёздного камня. Поэтому может отдавать своих детишек учиться в Холоми прямо с рождения!

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и ушёл. Мастер Распорядитель хотел что-то сказать, но так и остался с открытым ртом. Затем пожал плечами и выкрикнул:

— Магера Тирой!

Моя кузина вздрогнула, оторвав взгляд от бегущей воды, и поспешила к нему. Она не слышала предыдущего диалога.

— Пожелай мне успеха, — шепнула она мне.

— Успеха, — эхом откликнулся я.

Через минуту её светло-лиловое лоохи скрылось в тени галереи. Я остался один. Сел на скамейку и глубоко задумался. Я не испытывал ни страха, ни волнения перед предстоящим экзаменом. Эти стены дарили мне ни с чем несравнимое спокойствие. Даже в родном доме я не был так уверен в своих силах, как здесь. Это было МОЁ место. Оно приняло меня. Я уже чувствовал, что привязался к нему, как к близкому другу.

Я думал об ином. Мне было интересно, какие вопросы станут задавать профессора. И какие, собственно, эти профессора? И где они живут — в Холоми, или у них есть свои дома? Словом, мысли мои были ни о чём. Обычное детское любопытство.

Наконец во дворе появился Мастер Распорядитель и вызвал меня.

Я не помню, как очутился в большом ярко освещённом зале, в основном потому, что всю дорогу с интересом прислушивался. Мне казалось, будто камни вокруг меня и надо мной перешёптываются. Это рождало странное чувство. Мастер Распорядитель широко распахнул дверь и, впустив меня в зал, полный народу, провозгласил:

— Лойсо Пондохва!

По залу прокатился шумок, а потом на несколько секунд установилась тишина. И в ней отчетливо прозвучал чей-то громкий шёпот:

— Тот самый?!

— Неужели внук легендарного Магистра Кьольё Пондохвы? — спросил кто-то близко от меня.

— Да-да, он самый, — подтвердил второй, — мне говорил об этом мальчике сэр Хумха Йох.

Шумок снова покатился по залу.

— Интересно, — сказала какая-то леди, — а он помнит своего деда?

Я рассердился: мало того, что незнакомые люди вслух беззастенчиво обсуждают меня и мою семью, так ещё и задают дурацкие вопросы. Ну как я могу помнить своего деда, который умер лет за двести до моего рождения?

— Вот и внучок подрос, — добродушно заметил один из профессоров, такой древний, что у него точно были все шансы знать моего деда лично.

После этого замечания присутствующие заулыбались и настроились ко мне вполне благожелательно.

— Ну что ж, — сказал высокий человек в белом тюрбане, как я узнал позже, Глава Совета профессоров, — вы готовы ответить на некоторые наши вопросы, сэр Лойсо Пондохва?

— Сэр, — возразил я, — вы мне задайте вопрос, и тогда будет видно, готов я на него ответить или нет.

По залу пробежал смешок.

— Хорошо, — кивнул Глава Совета без тени улыбки.

И мне стали задавать вопросы из истории, географии, астрологии. Вопросы показались мне до обидного простыми и детскими. Я огорчился и даже испугался того, что этим всё и закончится. Что важные профессора, от которых, кажется, зависит моё дальнейшее существование здесь, так и не узнают, какой я умный, умелый, и вообще необыкновенный! Во мне со страшной силой разбушевался комплекс отличника. Меня даже в жар бросило от того, что моя собственная личность может раствориться в гигантской тени моего легендарного деда. Мысль, что высокая комиссия, все эти люди в синих лоохи и белых тюрбанах, выходя из зала, будут качать головами и говорить: «Да-а, Магистр Кьольё! А внук — это уже совсем не то!» — приводила меня в отчаяние.

И тут, на моё счастье, старый профессор, назвавший меня внучком, обратился ко мне с ласковой улыбкой:

— А вспомните-ка, молодой человек, что сказал король Мёнин, когда впервые вошёл под своды замка Холоми? Ведь, собственно с этого забавного и знаменательного события началась история нашей Школы.

Это был мой шанс. Во многих старинных хрониках приводились слова Мёнина, повлёкшие за собой ссору скандального короля с собственным жилищем. Но мало где говорилось о том, что произнёс он их на древнем языке Хонхоны, который в моё время уже мало кто знал, а я владел им неплохо. Искушение привести подлинную цитату было так велико, что я даже не пытался с ним бороться. Но существовала маленькая загвоздка: волшебные камни Холоми, услышав оскорбительную для них фразу, могли выкинуть меня вон так же, как в своё время выгнали неучтивого короля. Поэтому сперва нужно было договориться с ними. Хотя бы объяснить причину своей грубости.
 
Говорить с камнями, что может быть проще для того, кто прошёл выучку у женщин Ордена Камней на Престоле?! Правда, здесь нужно было умилостивить целый замок. Я глубоко вдохнул, закрыл глаза, с выдохом выпуская из себя Силу, которая до поры до времени таилась во мне, как сжатая пружина. Мои разведённые в стороны руки начали светиться тусклым золотистым светом.

— Омм ге, сахагота; ннам ге, миорат гота о, ре бьяан ма ннгат! — произнёс я сравнительно тихо, но голос мой громом прокатился под сводами замка, постепенно затихая вдали.

Когда отзвучало дальнее эхо, зал затопила такая тишина, что было слышно, как со стороны улицы мотылёк бьётся о стекло высокого сводчатого окна. Все присутствующие с напряжёнными лицами ждали продолжения или хотя бы приемлемого объяснения происходящего. Я вежливо обратился к старичку-профессору:

— Сэр, король Мёнин, едва войдя в замок Холоми, произнёс следующее: «Миихор ма ран, слоби скалл ма ран, лиинийот ли майот фра гхен ста касс!» В дословном переводе это означает следующее: «Этот дрянной домишко только кажется домом, а на самом деле — сплошное наваждение».

— Прекрасно, прекрасно, — старичок, откинувшись в кресле, рассмеялся. — Лучше и быть не может.

— Я так понимаю, сэр Пондохва, — сказал профессор совершенно необъятных размеров, — что вам известен древний язык Хонхоны. И как специалист в данном вопросе отмечу, что вы процитировали короля Мёнина правильно. Но объясните Совету, что вы сделали до того, как привели нам слова легендарного короля на двух языках. Вы просили прощения. У кого?

— У Холоми, — с готовностью ответил я. — Я попросил прощения у камней замка Холоми. Ведь мне пришлось повторить фразу, которая когда-то оскорбила их.

Снова, в который уже раз, по залу прошёл шёпот. Большинство профессоров улыбались. Некоторые переговаривались, одобрительно поглядывая на меня.

— Ну что ж, — сказал Глава Совета, — думаю, мы видели достаточно и можем освободить сэра Лойсо Пондохву от последнего испытания.

— А, быть может, молодой человек всё-таки покажет нам что-нибудь простенькое? — спросила та самая леди, которая интересовалась, не помню ли я своего деда. Глаза у неё горели, как у кошки при виде индюшат.

Разумеется, я показал. Никогда ещё мои наваждения не получались такими яркими и материальными. Колдовать в Сердце Мира в самом деле оказалось проще, чем в каких-либо других местах, например, у нас дома. Под потолком порхали стаи пёстрых птичек, в центре зала прямо из каменных плит пола бил маленький фонтанчик, на верхушке которого прыгала, делая красивые па крохотными ножками, танцовщица. Представление должно было завершиться фейерверком, как вдруг входная дверь распахнулась, и на пороге возник человек с угловатым лицом, тот самый, что обозвал нас с Магерой куклами. При виде него я так растерялся, что мои наваждения угасли и рассыпались цветным дождём. Человек между тем прошествовал к пустующему креслу, плюхнулся в него и заявил:

— Всё это пустяки, детские забавы. А сможете вы сказать, молодой человек, как меня называли в детстве?

«Дурак, и ещё хам», — меня так и подмывало произнести это вслух. Голос мужчины, напоминающий собачье тявканье, раздражал неимоверно.

Я бросил на вошедшего сердитый взгляд и невольно встретился с ним глазами. В его ответном взгляде не было ни наглости, ни вызова, ни неприязни, только одно задорное мальчишеское любопытство.

— Тилли, — бросил я ему в лицо, — ваша мать звала вас Тилли. Она очень хотела девочку.

— Стоп, — сказал мужчина, выставив вперёд узкую долгопалую ладонь. — Я спрашивал не о том. Но, в общем, всё верно. Мать действительно называла меня так. Ишь ты, а я уже и забыл…

Он протянул руку, бесцеремонно сгрёб со стола прямо из-под носа у Главы Совета стопку бумаг и углубился в них. Ненадолго, секунды на две.

— Так, — пролаял мужчина, — этого парня я беру к себе в класс…

— Но позвольте… — попытался возразить необъятных размеров профессор.

— И вторую, как её, — продолжал наглец, заглядывая в бумаги, — Тирой. Чтобы эта аристократическая плесень не расползалась по всей Школе, а кучковалась в одном месте.

— Профессор Брид! — снова возобновил свою попытку толстяк. — Вы не можете отбирать себе учеников таким образом. Только Совет имеет право…

— Ага, теперь необходимо разбавить их нормальными детьми, — гнул своё угловатый мужчина так, словно к нему никто не обращался. Кажется, этого типа не интересовали как личности не только мы с Магерой, но и всё остальное человечество. — Поэтому я возьму, — он сунул длинный нос в бумаги и стал называть фамилии, одновременно делая пометки карандашом, — Исору, Шувиолиша, Йовиса, Маллону. Всё, пожалуй. Тут и выбирать-то особо не из кого. Одни бездари.

Он встал, сунул бумаги в руки оторопевшего Главы Совета и вышел, не произнеся больше ни слова. Толстяк кипятился и фыркал, как кувшин с камрой на жаровне. Но, похоже, никто в зале не сомневался, что любое требование профессора Брида будет выполнено беспрекословно. Один из профессоров, сидевших близко от меня, сказал вполголоса своему соседу:

— Профессор Сухо Брид, как всегда плачется, а между тем пригрёб под свою руку лучшее из того, что мы сегодня видели.