Марсобомж. Ла-поезд

Задумавшись, Ла Синга созерцала поля с рисом в поезде в Пусан и вспоминала, как она работала в космоцентре по "подготовке Вжигорей к полетам":
- Вот уж веселое было времячко, - думала она.
Правда, в своем корне бессмысленное и бездушное. Ведь воспитывать в себе зверя, посылающего человека на гибель в космос она уже своей душой не могла - вот и ушла в туроператоры.

Она перечитала жуткое письмо Вжигоря. Перед поездкой распечатала его, чтоб с большей самоотдачей отдаться боли.
Мокрые звезды глаз Ла Синги впивались в картинку окна, и на слабом отражении как парафиновые блестели две слезы - по одной под каждым глазом. Пар изо рта конденсировался на стекле. Пальцем формировала голову с курчавой бородой.

Ее нестерпимо терзал момент, что он считает ее такой падшей, такой никчемной. И самое обидное, уверен в своем мнении.
- Где была твоя непогрешимость, Вжигорь, когда впервые встретила тебя? Порочный, надменный, испорченный деятель из института. Ты еще ничего не добился. Еще никого не полюбил и никому не отдал доброго. Так же не видишь своего падения. Убежден, что нуждаешься в похвале, а по сути достойный жалости. Это теперь ты полон служебного человечеству огня, благоговейно натираешься бомжами, и тебя знает каждая собака, глядевшая хоть раз телевизор по каналу Россия. Потому что это была ее доброта, ее огонь, ее мечта про телеканал. а ведь даже не заметил, что это была ее работа, тонкая, регулярная, внимательная, энергетически затратная, неблагодарная! - с такими мыслями хмурила Ла Синга брови и параллельно лелеяла другие мысли.

Она вспомнила, как в парке по листве осени они скакали, и военные конфликты на противных кусках земли утихали, при этом бывшие враги-генералы жали друг другу руки, целовали небритые щеки. Как, смеясь, голубей мучили крошками и вертели по садовым кольцам трамваи, в больницах Москвы от детей убегали вирусы и исцелялось детское зрение. Как на причале кормили бомжей, в Африке отступал голод. И как вместе сели на Марс, от чего 7 млрд землян разом выжили. (Последнее - была его фразой, выроненной на водохранилище у костра, которую они повторяли и смеялись)

Она планировала, что придя в номер, она совершит на вебкамеру видеозвонок и отошлет запись в Центр, и те отошлют Вжигорю. Перед камерой она будет в сиреневом платье, что недавно купили в Спортмастере. Текст сообщения родится после включения лампочки ноутбука, а сейчас она ленится записывать слова.

По вагону прошелся стюард в спецуниформе, в картузе. Он благожелательно улыбался. Фиксировал билеты, предлагал соки. Ла предупредительно вежливо отказалась. Сервис, которого в Москве нет и наверно долго не будет.

Теперь, собственно, письмо. Вжигорь его так накалякал. Жила в Москве одна парочка. Долгий период двое были неразлучны. Вместе разрабатывали полезные изобретения и заставляли становиться друг друга лучше. Но однажды вспылив по темпераменту, она ушла. Одновременно от него и на новую работу. Окружение ушедшей в этих двух местах оказалось довольно посредственным. Увидев, что свежий человек выше их на голову, и слова с делами его им не доступны, они закусили бессильные губы, но приметили маленькую лазейку. Человек оказался открыт. Желание угодить собеседнику превышает у него всякую меру. Значит, эта свободная зона для манипуляций не должна остаться непроработанной. Вот они и дали ему вина ощущения свободы, каким сами обладали. Боясь отказать свежеиспеченным друзьям, человек совершал глотки. Сначала ощущения пугали, будоражили совесть. Но отношение изменилось. Вот он уже смеется, ему хорошо, он захмелел, плывет его реальность, и вот он уже на одном уровне с ними - значит, можно вести диалог на равных. Тот, кто составлял ей партии для общения раньше (он же автор этого письма), становится не интересным. Зато интересны объекты новые, давшие напиток порока. Та, кто ушла утонула в их тисках, услугу протянутой к ней руки пренебрежительно отвергла. Потому, что нормальным состоянием является опьянение этой волной. Пребывает перед ними пьяная голая и некрасивая.

Она может встать. Но это сопряжено с тем, чтобы стиснуть зубы. Путь, который играючи покрывался бегом с вершины, в обратном движении вверх будет выстраиваться с мозолями, усилием ослабевших мышц и тянущими вниз руками нового круга падения. Но с неба есть поддержка. Сущности в белых костюмах сострадают и с одобрением кивают: вперед, меняться или просто поверь в свое лучшее я. Заставляют не сдаваться, зовут предпринять что-то радикальное. Важно начать движение. Как совершит первый шаг, то рука сразу начнет толкать под поясницу наверх. С высоты потянется канат помощи.

Вселенная падения и вселенная роста бесконечны. Noise MC об этом напоминает. Пределу опущенности и концу высоты не видно. Порок ее прятался под желанием помочь ближнему. Для того, чтобы не очерниться и самому в итоге не источать тьмы. В такой помощи важно быть неуязвимым.  Она была уязвима. Спекулируя на этом моменте "нуждающиеся в помощи" приспустили ее к земле и теперь победителями смотрят на тех, кто тянул ее в гору. Тем, кто указывает дорогу с горы, но не в гору, жизнь поступит сурово. Но сейчас они не ведают, насколько несчастны.

Просветления ума случаются. Однако, в моменты трезвости она угрюма. Язык и мысли выглядят сильно искаженными.

Ла Синга сплыла глазами вниз до надписи: "конец документа. страница 6" Дальше вжигорев текст был уже невыносим. Следующие листы - некоторые корейские документы и фразы, которыми она должна будет оперировать - дождутся очереди завтра.

В Ла был и холод и боль. Были и занозы и тепло. Они турбулентно перемешались и адекватно писанину прочесть не могла. Она представляла стального командира бомжей, который своей правильностью хочет ее растоптать ногами, покарать своей волей, измазать гнилью холодной рассудительности. На самом деле он этого не хотел, хотя его бумажное мнение и выглядело суровым и с его позиции обладало безупречной логичностью.

В состоянии ли Вжигорь сохранить духовность  без нее?  Укоряя пером ее, он считает себя непогрешимым безупречным мучеником. Зачем ты так считаешь, Вжигорь?

Как жаль, что она вот так уносится от него, а он, оставшись в Москве на поприще личного "долга", уносится от нее. Как фатально мерзко, что их планеты разносятся в пространстве и наверно никогда не встретятся. Как жестоки законы ньютоновской механики, что столкнули их волчки для совместного вращения, и теперь они обязаны разлететься по бесконечностям.

С тех пор, как ее присутствие в Центре стало не особо востребованным, не обязательным, настроение ее перестало быть радостным. Свободным временем она стала располагать больше. А желанием - меньше. Да и деньги были - от волонтерства прискакали большие премии, но делать с финансовым мешком было нечего. Оставалось одно: дорога. Она унесется первой, но сохранит твердь под ногами. Он - укатится дальше, возможно с большей пользой для всех кроме нее людей.

Любовь их - тихое доброе пламя. Оно греет изнутри, с ним уютно и ничего другого не нужно. Но пусть лучше этот уют остается внутри без фактических живых столкновений с предметом обожания.

Не судите ее, граждане корейские работодатели. За период тайфуна отношений она передала космонавту свои добродетели, сама оказавшись опустошенной. Соприкосновение с тьмой по имени ранний Вжигорь не проходит без последствий. Тьма холода из его души окутала и вытеснила все, что вы заботливо положили для любви в свое сердце. Ты думаешь ты справишься, что сохранишь себя, но каждый удар, конфликт, столкновение что-то уносит безвозвратно. И вот ты оглядываешь комнату своей души, и там одни голые стены, и ветер гуляет. Куда деваться с такой душой? Только в Пусан. Подальше от людей.

Чтиво, в котором пункт за пунктом ее сравнивают с плинтусом, в котором методично, и с невинной жестокостью заблуждения ее размазывают, добило самооценку окончательно. С вымученной добротой в очередной раз Ла приблизила листки для чтения. Но преодолеть невроз не смогла. Бородка на стекле почти растаяла, и между ее глазами и полями Вжигорь не стоял. Сколько мук натерпелась она с ним. Уколы непостижимого прототипа на букву В еще долго будут ранить.

При подъезде к Пусану она растает. Как растают ее слезы.
пока пусть улыбается корейским полям. Она точно не сойдет из тамбура на перрон в слезах. В новую жизнь шагают легко, держа на лице звезду по имени солнце. Она сойдет с поезда как сошел Цой в фильме Игла.

Но она не предает его. Вжигорь и Ла так и остаются вместе. Просто он с подушкой перейдет в общежитие ее сердца, где ему выделят лучшую комнатку и дадут ключ. Они как две спаренные галактики продолжат вращаться друг вокруг друга, как две звезды, которые соединяются и рождают сверхновую. Бдыщь - и мир меняется.

Может, и хорошо, что так... Если иначе не может быть... Значит, нечего и сокрушаться, а надо принимать.
Надо открывать окно в новую жизнь. Впускать новый ветер. Дышать полной грудью. Ведь грудь у нее что надо. В памяти они будут держать друг друга остаток земных лет. Этого вполне достаточно. Это - космическая полнота. Она любит его и будет любить весь хвост времен. Но отныне продолжит делать это вне его вселенной. Но уже в зоне своей антиматерии. А его вжиголичество она уже не потревожит.

Показался стеклянный ж\д вокзал. Ла снова отметила, у корейцев есть чувство вкуса. Хорошо будет гулять по азиатским улочкам со смешными стеклянными квадратами зданий, да отвлекаться от всякого космоса и от черноты, которым измазало ее вжигорево письмо.