Немного о двух поэтах
- Как вас сейчас! - Подтвердил наблюдательный грешник-литератор.
- Кот приходит тогда, когда от совести не отвертеться, - понизил до опасного баса тембр священник.
На исповеди, которую Рюхин не совершал с молодости, рассказал и про поэта. И про коррумпированную молодость в Союзе, про интриги с подсиживанием и хождением по головам, и про осваивание бюджета, выделяемого государством на создание литературы, при этом не давая обществу взамен ничего путного. Когда дрожащие губы Рюхина прекратили речь, крест в руке священника осенил кающегося. В конце службы бывший литератор причастился Святых Христовых тайн и со всхлипыванием вытирая лицо кулаком, пошел домой.
На этой нравственной ноте мы до поры оставим находчивого и освобожденного от греха Рюхина и перенесемся к Ивану. Не смотря на то, что упекание в психушку мучило Рюхина долгие годы и не давало спокойно умереть, на самого больного Бездомного это повлияло благотворно. Вернемся в далекое сталинское время, когда жена Мастера и Мастер поцеловали поэта, и попрощались с Иваном Николаевичем в больнице Кащенки. Не будем грешить на относительность времени по Эйнштейну и заодно опровергать электрический эфир Теслы - не будем уточнять, какая уйма времени прошла. В больнице Иван стал другим человеком. Состояние его можно было назвать: И как поперло! Бывший (по его словам) поэт плотно занялся прозой и начисто порвал со стихами, как ему и завещали. Эта первая полилась с сознания бывшего издателя строф щедрым потоком. Он исписывал по многу листов в день. Врачи радовались, что былые крайности - истерика, замкнутость пациента - перешли в моторную терапевтическую динамику разлиновки листов. Объем исписанного, однако, сокрушал их. Когда нянечка ставила новую кипу отработанных черновиков перед Стравинским, тот просяще поднимал глаза:
- Может мы богоборчеством занимаемся?.. Нарушаем какой-то божественный посыл, заточив творца в темницу?
Няня тяжко вздыхала и качала головой с отрицанием, мол: не занимаемся, не нарушаем. Няня повидала много "творцов". Она застала самого Мастера - сжатого в пружину, который имел другую крайность: ничего не писал, ничего лишнего не говорил, держал всю литературу в себе. Наверно, эта женщина имела право судить и быть первым рецензентом.
До того, как Иван умер, и Рюхин, вытирая слезы, стоял над его могилкой в "писательском" кладбище, экс-поэт предпринял две попытки побега. И одна из них увенчалась успехом!
Свидетельство о публикации №218102200913