Кошка на коленях

   Утром в субботу Дмитрия Михайловича разбудил домашний телефон. Зуммер старенького аппарата дребезжал настойчиво, вгрызаясь в мозг и выедая из него последние остатки сна. Навязчивая до неприличия трель заставила его придать телу относительно вертикальное положение и просунуть ноги в домашние тапочки. Дмитрий Михайлович посмотрел на часы. Уже половина девятого утра. Сколько же он спал? Часа три, четыре, не больше, если исходить из того, что он еще успел полюбоваться на сегодняшний рассвет, а судя по тому, как раскалывается голова, видимо, он не спал вообще. Сделав над собой еще одно усилие, в отчаянном рывке снял трубку с аппарата. То, что он услышал, или даже, скорее, чей голос он услышал, освежило его голову лучше холодного душа и чашки крепкого черного кофе с перцем, принятых одновременно.
- Дмитрий Михайлович Морозов, если не ошибаюсь, - раздался в трубке приятный мужской голос
- Собственной персоной, чему обязан?
- Ну, во-первых, не чему, а кому, а вот то, что обязаны, очень даже верно подмечено. Это из банка «Вашкредит» беспокоят, ни о чём Вам не говорит такое название? – голос просто очаровывал своими бархатными нотками.
    Название говорило Дмитрию Михайловичу очень многое и очень о многом. В первую очередь о том, что шикарная трёхкомнатная квартира, в которой он сейчас с трудом проснулся, находится в залоге у этой самой кредитной организации до полного погашения его долгов по ипотеке. И если с долгами у Дмитрия Михайловича, впрочем, было все в полном порядке, то с их погашением возникли некоторые трудности, произошедшие на фоне череды приключившихся в его жизни неприятных событий.
- Лучше бы это название мне ничего не говорило, - горько вздохнул Дмитрий Михайлович про себя, но, видимо, вслух, потому как с той стороны послышалось обиженное:
- Зря, зря Вы так, Дмитрий Михайлович, мы же к Вам с чистым сердцем и с самыми добрыми намерениями. Сколько лет мы дружим, живем одной крепкой семьей, можно сказать. Поди, уже скоро ситцевую свадьбу будем справлять, хе-хе. Кстати, Вы в календарь-то давно заглядывали, разрешите поинтересоваться?
- В календарь? Причем здесь календарь? Если Вы по поводу долга, то дайте мне еще немного времени, я все улажу, я даже хотел было уже сам вам набрать, порадовать, что у меня наметились кое-какие позитивные тенденции к позитивным тенденциям. Хотя, с другой стороны, навряд ли вы позвонили бы просто так поболтать или поздравить меня с днем рождения, который, кстати, был два дня назад, – прозрачно намекнул, на что-то вдруг понадеявшись, Дмитрий Михайлович.
- Секундочку, с днем рождения мы Вас поздравили ровно два дня назад смс-кой и пожелали финансового благополучия, вот галочка стоит, а что, не добралась? Странно. У нас всеми персональными данными клиентов занимается программа, а у этой бестии, как понимаете, никто не забыт и ничто не забыто, поэтому и в следующем году мы Вас тоже обязательно поздравим, даже не смейте переживать.
- Как раз насчет этого я вообще не переживаю, мне за другое боязно, – подумал Дмитрий Михайлович, предусмотрительно зажав рукой микрофон на тот случай, если вдруг его мысль опять ненароком соскочит с языка.
- Ну так вот, - продолжил рассуждать далекий приятный голос, - эта самая программа говорит, что Вы имеете по отношению к нам некие долговые обязательства на сумму десять тысяч долларов США или в рублях по курсу. Но это, как Вы наверно уже догадались, только чистый долг. С учетом пеней за просрочку по выплате кредита и пеней к пеням, итого, секундочку, 14888 американских рубликов. Так-то. И еще она говорит, что последний платеж был внесен аж почти восемь месяцев назад. Вот видите, какая умная у нас программа.
- Ну хорошо, хорошо, - примирительно или даже сказать униженно залепетал Дмитрий Михайлович. Я был не прав с тем, что лучше вас не знать, ведь все равно уже попал, чего там. Но раз так получилось, что мы, по Вашим словам - семья, почти что родственники, может быть, существует возможность как-нибудь решить мой вопрос помягче, по-семейному?
- Например? - голос на том конце стал гораздо холоднее и тверже.
- Ну, например, вы дадите мне еще одну мааленькую отсрочку, я ведь не прошу слишком много.
- По-семейному мы Вам уже давали, секундочку, четырнадцать отсрочек.
- Четырнадцать, неужели столько?
- А сколько бы Вы думали, милейший?
- Ну, мне казалось значительно меньше…, где-то тринадцать. Хорошо, дайте мне еще одну пятнадцатую и последнюю отсрочку.
- Последняя отсрочка была два месяца назад.
- Ну тогда может быть последнюю-препоследнюю? - обреченно попытался пошутить Дмитрий Михайлович.
На том конце провода юмор не был оценен.
- Последняя-препоследняя была месяц назад, уважаемый, да мы, собственно, и беспокоим-то Вас не по поводу долга, а только лишь с целью предупредить, что завтра утром Вашу, так сказать, квартиру придут смотреть потенциальные покупатели. Нам хотелось бы, чтобы Вы вели себя покорректней, предупредительно, в общем, без фокусов, да что мы объясняем, сами не хуже нас знаете, чай, всю жизнь проработали в сфере услуг, поэтому в любой ситуации завтра просьба руководствоваться классическим принципом «покупатель всегда прав». Вы хорошо нас поняли?
- Да, но….
- Никаких «но», – оборвал его собеседник тоном, в котором вдруг послышались металлические нотки. И давайте теперь договоримся, что в нашем общем лексиконе больше нет слов «да» и «но», осталось, и то только в память о нашей многолетней дружбе, лишь слово «однако» …
- И в чем корысть этого «однако»? – не удержался от вопроса Дмитрий Михайлович.
- Так Вы же не дослушали, любезный… Однако если Вы хотите как-то исправить ситуацию, у вас остается сегодняшний день, чтобы внести все причитающиеся нам платежи и закрыть долг перед нашим замечательным банком. Всего вам доброго, Дмитрий Михайлович, успехов и процветания, – голос на том конце стал опять мягким и вкрадчивым. - И помните. Один день. Тут связь оборвалась.
    Оцепеневший Дмитрий Михайлович остался сидеть на тахте с трубкой в руке, из которой раздавались мерные гудки, тщетно пытаясь переварить и осмыслить только что услышанную информацию, или, точнее, как он понимал, приговор. Мыслей не было, эмоций тоже не было. Дмитрий Михайлович медитировал, внимательно изучая папиллярные узоры на своих ладонях и слушая неровные, глухие удары сердца. Сколько он так сидел, глубоко погруженный в свой внутренний мир, неизвестно, наверно, очень недолго, из состояния транса его вывел звонкий и веселый женский голос.
- Котя, кто это звонил в такую рань, наверняка, опять соцопрос. Удивляюсь, почему им никогда не спится? - из ванной комнаты с блаженной улыбкой на лице грациозно вынырнула его супруга, на ходу сооружая себе на голове из полотенца тюрбан и пряча в него свои слегка редеющие, но все равно еще, как в молодости, такие непослушные и упругие волосы. Укутанная в цветастый банный халат, который ей был далеко не по плечу, в домашних войлочных тапочках с загнутыми вверх носами, она в этот момент чем-то походила на мультяшного маленького Мука.
Несмотря на трагизм положения, Дмитрий Михайлович не смог сдержать ироничную и добрую улыбку.
- Салам аллейкум и с легким паром, дорогая. Когда он произнес слово «дорогая», то вдруг поймал себя на мысли, что он говорил совершенно искренне, а не применял избитый до пошлости супружеский «оборот речи». Бессонная ночь и стрессовое состояние обострили его восприятие окружающей действительности, он ощутил что-то вроде прилива нежности к женщине, с которой вот уже без малого двадцать лет назад они поклялись жить вместе счастливо и умереть в один день. Одновременно его беспокоило смутное чувство вины, которое засело где-то под ложечкой и в предвкушении неотвратимости предстоящих объяснений безуспешно искало выход, упираясь то куда-нибудь в подреберье, то в левую лопатку.
    Он изо всех сил не хотел портить супруге беззаботное утро, но, с другой стороны, кто бы помог решить, какое время суток предпочтительно испортить - ну испоганит он ей день, вечер, ночь, что это теперь уже меняет? В любой из 24 часов, оставшихся до просмотра квартиры, будет либо не вовремя, либо нехорошо. И совсем уж наверняка не вовремя и нехорошо окажется, если о том, что квартира практически уже им не принадлежит, ей станет известно от покупателей. Ежу понятно, что за сутки он не сумеет собрать необходимую сумму, чтобы погасить сумасшедшую задолженность.
Поэтому уж лучше сразу с места в карьер, по крайней мере, у нее, в смысле, у нас в активе будут сутки, чтобы морально подготовиться к завтрашней экзекуции. Да, безусловно, это следует сделать сейчас, осталось только решить один формальный вопрос: как? Она же пребывает в полной уверенности, что ипотеку я погасил еще в прошлом году. Надо же, только неделю назад я с неимоверным трудом убедил ее погодить стеклить лоджию. Можно только представить, каким для нее окажется ударом то, что я сейчас буду вынужден ей объявить. «Господи, возможно, это даже убьет ее», - запаниковал Дмитрий Михайлович.
    При словах «удар» и «убьёт» сознание почему-то угодливо нарисовало ему страшные картины разнузданных семейных разборок в брутальном итальянском стиле, сопровождающихся метанием в силуэт «скотины и подлеца» фарфоровой посуды и разных прочих материальных ценностей. Он машинально осмотрелся по сторонам, с удовлетворением отметив, что ноутбук после ночных бдений оставлен под кроватью, а двери шкафчика с подарочным китайским сервизом заперты на ключ. После некоторых колебаний подобный вариант развития событий был отметен за маловероятностью: «Нет, это навряд ли, – рассуждал Дмитрий Михайлович, бросив косой взгляд на хрупкую фигурку своей половины. - Насилие - не ее метод. В конце концов, она образованный и законопослушный человек, выросла в интеллигентной и благополучной семье, взять хотя бы ее маму - вегетарианку и толстовку, что кормит в подъезде подброшенных котят, да и сама его любимая недалеко упала от своей яблоньки: с детства помешана на классической литературе серебряного века. Кстати, что у нее там сегодня лежит на тумбочке, ну вот, пожалуйста – «Анна Каренина» … Погоди, погоди - Анна Каренина?» - по коже Дмитрия Михайловича вдруг прокатился озноб. А вот это уже совсем некстати, перед его глазами вдруг предстал безжизненный образ супруги, разметавшейся по асфальту в луже крови, со вскрытыми венами и простреленной головой. Нет, ну это уже полный бред, гримасы воспаленного воображения, ведь второй этаж-то всего, а выстрелить в себя она сможет разве только пробкой от непочатой бутылки шампанского, что лежит в холодильнике, не дождавшись своего звездного часа в день рождения, и то предварительно хорошенько его встряхнув. А потом, потом - эврика! Ну, конечно же, она глубоко верующий человек, сам видел, как она ходит в соседний храм ставить свечи по праздникам», – стал успокаиваться он, с сожалением посмотрев в сторону так и не застекленной лоджии.
    Потом опять перевел пристальный, изучающий взгляд на свою подругу жизни. Подруга стояла перед зеркалом, с удовольствием рассматривая в нем свое свежевымытое отражение, и строила ему забавные рожицы, которые называются мимическая гимнастика. Рукава безразмерного халата супруги почти касались пола, словно воскрылия у костюма Пьеро. В какой-то момент ему непреодолимо захотелось завести эти рукава ей за спину и затянуть крепким морским, а еще лучше гордиевым узлом. Береженого Бог бережет, как говорится. Но тут ему пришло, нет, ворвалось, вломилось в голову еще одно страшное прозрение. Он отчетливо увидел приоткрытые двери их квартиры, в которой витает инородный мерзкий запах каких-то медикаментов, в комнате за столом, не снимая обуви, сидит старенький врач и что-то пишет в своей карте. Рядом пристроились два дюжих санитара, один держит любимую за плечи, другой, заломив ей руки, завязывает рукава какого-то текстильного изделия, по фактуре очень напоминающего этот банный халат. При этом супруга беззаботно и блаженно улыбается, хотя все равно не так, как сейчас, а в уголках ее губ почему-то собралась пена. Дмитрий Михайлович даже тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Привидится же такое.
  - Присядь, нам надо поговорить, очень серьезно поговорить, - наконец решительно произнес Дмитрий Михайлович, освободив кусочек пространства на кушетке. Видимо, выражение лица у него было при этом не слишком лучезарное, в связи с чем улыбка супруги тоже стала какой-то натянутой. Она заметно напряглась и села рядом, закинув ногу на ногу, вопросительно на него посмотрев. В комнате повисла тяжелая, не обещающая ничего хорошего, тишина. Дмитрий Михайлович смущенно отводил глаза и тщательно подбирал правильные слова, чтобы с наименьшим душевным ущербом для супруги сообщить ей пренеприятное известие. Молчание явно затянулось, и чем дольше оно длилось, тем сложнее Дмитрию Михайловичу становилось его прервать. В какой-то момент ему уже захотелось, чтобы оно тянулось вечно.
   Жена, судя по всему, тоже что-то начала подозревать. Она, в свою очередь, не спешила нарушать зловещую тишину, словно опасаясь услышать нечто, даже не просто неприятное, а ужасное, и что, судя по длине, возникшей между ними паузы, а также бледному запотевшему лицу супруга, старательно отводящего от нее потерянный взгляд, становилось ей практически очевидным. Пока он обдумывал сложное решение, как поделикатнее рассказать ей о случившемся, она тоже не сидела сложа руки и, выпустив на волю свое буйное воображение, пришла к единственному логичному и, наверное, самому страшному для нее выводу. При этом лицо женщины сморщилось, обычно богатые и крупные его черты куда-то подевались, да и само оно вдруг стало каким-то маленьким и резко постаревшим. Сейчас она представляла собой копию уже не маленького Мука, а, скорее, Старика Хоттабыча, только без бороды.
   Наконец ее терпение лопнуло, и не просто лопнуло, а рвануло, и из образовавшегося кратера понеслось лавинообразное:
-У тебя появилась другая? Ты от меня уходишь? Она моложе, симпатичнее, намного? Это она сейчас звонила? - постепенно повышала градус кипения жена.
Дмитрий Михайлович попытался открыть рот, чтобы решительно возразить, но попытка не была засчитана.
- Что ты молчишь, она беременна? Да, так оно и есть, я уже давно, что-то подобное подозревала! А ты знаешь, я тебя не виню и даже в чем-то понимаю, ты всегда хотел ребенка, но как же ты мог, негодяй?
Она всхлипнула.
- Прости дорогая, но… - хотел воспользоваться паузой и вставить хоть слово в свое оправдание Дмитрий Михайлович
- Прости? Теперь ты говоришь мне «прости», лицемер! «Дорогая», слово-то какое дежурное выискал. У тебя уже есть одна дорогая, вот и иди к ней, сейчас-то хоть зачем притворяться. А как же я? Ты обо мне подумал? - ее голос вдруг осел, тон стал жалобным, как у ребенка, которому запретили оттаскать за хвост соседскую кошку.
- А, как же наш отпуск, мы ведь собирались к маме, я билеты забронировала. Ты почему молчишь? C другой стороны, а что тебе сказать, все и так предельно ясно, - обреченно подытожила она, опустив плечи.
Похоже, супруга немного выдохлась, и у него появилось окошко, чтобы произнести что-то в противовес.
- У-меня-никого-нет-я-люблю-только-тебя, дорогая, - скороговоркой произнес, наконец, Дмитрий Михайлович, взяв ее обеими руками за подбородок, одновременно заставив себя установить с ней тесный визуальный контакт. Супруга затихла и уставилась на него не мигая, в ее глазах появились проблески надежды.
- Это правда?
- Абсолютная.
- Тогда что за новость ты никак не решаешься мне сообщить? Я жду, или… может, ты темнишь?
В ее голосе послышались нотки сомнения, взгляд опять было стал недоверчивым и диким.
   Дмитрий Михайлович понял, что дальше тянуть уже нельзя, а то можно потерять и квартиру, и жену одновременно.
- Банк отнимает у нас квартиру за невыплаченный мною долг, - выдохнул он, закрыв глаза, как будто бы ожидая, что сейчас провалится потолок, или на его шею опустится топор палача. Наступила тишина. Ничего не последовало.
Он осторожно открыл сначала один глаз, потом другой и у него сжалось сердце от того, как мелко трясутся плечи его супруги, сидевшей к нему в половину оборота. Но вот она повернула голову, и он увидел ее лицо, по которому блуждала улыбка, конечно, не та беззаботная, что ее осеняла в тот момент, когда она пять минут назад вышла из ванны. Нет, это была улыбка абсолютно счастливого человека, которого только что чуть не переехал исчезнувший за поворотом грузовик. Дмитрий Михайлович опешил. Рехнулась, что ли? Вот этого нам еще не хватало. Последнее видение, кажется, было в руку. Он стал с пристрастием рассматривать уголки ее губ.
- И это все? – вдруг вымолвила она совершенно ясным и спокойным голосом, не позволяющим усомниться в ее полной вменяемости. А больше никаких страшных известий на сегодня не предвидится?
- Нет, – только и смог он выдавить из себя.
- А я-то уж чего только себе не нафантазировала, ты даже не можешь представить, что я сейчас испытала, негодяй! - супруга всхлипнула, вспомнив о своих переживаниях и шлепнула его своим маленьким кулачком в грудь. После чего прижалась к нему всем своим периодически вздрагивающим от остаточного озноба телом и умиротворенно засопела, источая чуть ли не блаженство, прямо как кошка, удобно расположившаяся на хозяйских коленях.
- Ты что, не понимаешь? - пытался привести ее в чувство, горячо размахивая руками Дмитрий Михайлович. - Это же квартира, наше жилище, домашний очаг, гнездышко, ремонт, годы жизни - все под хвост. Его начинало уже потихоньку выводить из себя безразличное отношение супруги к их общей трагедии.
- Ну, во-первых, не все под хвост, - что-то нам от продажи так или иначе перепадет, - жена уже почти совершенно успокоилась и пыталась рассуждать здраво. - И на это что-то мы вполне можем приобрести себе жилье попроще или ту же трешку, но подальше от столицы и поближе к маме. Она ласково посмотрела ему в глаза, после чего решила, что можно добавить в елей немного дегтя.
- Хотя я тебя изначально предупреждала: ипотека — это авантюра и гусарская рулетка, просила-умоляла исходить из наших реальных возможностей. Но тебя тогда уже захватил всероссийский ажиотаж: «Смотри, все берут! Вон Петровы берут, Соколовы берут. Такой большой куш, причем сразу! Где наша не пропадала, один раз живем». А ты меня правда любишь?
Тут она оборвала свой монолог, и, почему-то встрепенувшись, подошла к зеркалу. Стоя перед ним стала лихорадочно разглаживать свои мимические морщины.
- А во-вторых? – не дождавшись продолжения, ответил вопросом на вопрос Дмитрий Михайлович. Он, обладая здравой мужской логикой, справедливо предполагал, что если есть «, во-первых,», то где-то должно быть и «во-вторых» как минимум.
Супруга сделала недоуменное лицо.
- А причем здесь «во-вторых», тебе что, недостаточно «во-первых»?
- И что, ты даже не держишь на меня обиду за то, что я столько времени скрывал от тебя проблемы с выплатой долга? – в смятении уточнил Дмитрий Михайлович. Он все еще никак не смог смириться с, как ему казалось, индифферентным отношением жены к полученному известию.
- Но ты же это сделал для того, чтобы поберечь мои нервы, любимый, - промурлыкала она в ответ, и подобрав фалды банного халата, с достоинством унесла свое тело в ванную комнату досушивать волосы.
      Там, сидя на краешке купели, она позволила себе тихонечко расплакаться, даже сама до конца не понимая, почему это с ней происходит - то ли от счастья, что ее семейной жизни ничего не угрожает, то ли это был плач по утраченной квартире, а, может, все из-за того, что ей не понравилось свое отражение в зеркале. Хотя наиболее вероятно, что имели место все три причины.
Дмитрий Михайлович так и остался сидеть на тахте, скрестив ноги словно факир, начиная тоже потихоньку приходить в себя. Подействовала ли магия биотоков кошки на коленях? Возможно. Хотя скорее все-таки потому, что то, чего он больше всего опасался, миновало. При этом потолок не обрушился, и даже неотложку не пришлось вызывать, отделался, можно сказать, легким испугом.
Он в который раз перебирал в уме утренние события, поражался удивительной и непостижимой женской логике и даже пытался искать зерно в тех истинах, на которые ему только что открывала глаза супруга. Но все равно не мог взять в толк, что он все-таки сделал не так, ведь все же берут.
;