Девочка и лес

В одном далёком селе давным-давно жили-были муж и жена, Пэр и Сюзанна. Жили они в достатке, была у них своя земля, на которой работали с десяток батраков, свой большой дом, да и уважением окрестных сёл пользовались немалым. Пэр был человеком слова и дела, если давал обещание – всегда выполнял, а если брался за что, то доводил до конца. Всё это было для него делом чести, и за то его любили односельчане. К тому же ходила слава о его мужестве: однажды он в одиночку, голыми руками отогнал голодного медведя от матери с ребёнком. Их спас, а сам попал под смертоносные когти. Но выходили односельчане храброго мужа, и с тех пор он стал пользоваться среди них ещё большим почётом.

Жена его Сюзанна была кроткого нрава с мужем, но сильная и волевая с другими. Когда дело касалось руководства работой в поле, Пэр спокойно оставлял всё в её надёжных руках, зная, что она не подведёт. И верно: работа под её началом спорилась, батраки точно знали, что делать каждому из них, и любили они свою строгую, но справедливую хозяйку.

Пэр и Сюзанна нежно любили друг друга, и любви их можно было только позавидовать, однако боги долго не давали им ребёнка. Оба каждодневно молились богине плодородия, но многие годы всё было без толку. Но вот однажды Сюзанна почувствовала дурноту и пошла прилечь. Обеспокоенный Пэр сидел рядом с ней и гладил её по волосам, носил ей воду, а она лишь улыбалась ему.

— Что же ты улыбаешься, милая моя Сюзанна? – спрашивал её Пэр. – Я же вижу, как тебе плохо.

— Мне не плохо, любимый мой Пэр, – отвечала Сюзанна. – Я счастлива, потому что эта дурнота – предвестник рождения новой жизни.

— Ты хочешь сказать?.. – Пэр не закончил, не зная, смеяться ему или плакать.

— Да, милый муж, у нас наконец-то будет ребёночек, – всё с той же тёплой и спокойной улыбкой ответила Сюзанна.

Так началось новое, счастливое время для семейной четы. Пэр ухаживал за своей женой ещё пуще, чем раньше, а она цвела с каждым днём. Односельчане не могли нарадоваться: наконец-то боги даровали всеобщим любимцам то, чего они так долго и горячо желали. Каждый день они молились, чтобы дитя родилось здоровым и в срок, чтобы Сюзанна пережила роды, и чтобы стали они с Пэром счастливыми родителями.

И вот настал срок. В день сбора урожая Сюзанна почувствовала необыкновенно сильный толчок в живот и упала на колени в горнице. Пэр, как всегда бывший неподалёку, услышал её вскрик и прибежал на помощь.

— Веди повитуху! – простонала Сюзанна и начала тяжело и часто дышать.

Пэр побежал за повитухой, жившей через несколько домов от них, и вскоре привёл её в свою горницу, где Сюзанна уже лежала на кровати.

Так на свет появилась маленькая Фрейя. Родители не могли наглядеться на свою долгожданную дочурку, обожали и баловали её. А она росла жизнерадостным и весёлым ребёнком. Когда она уже научилась бегать и хорошо говорить, отец стал брать её с собой на прогулки по лесу, показывая разные травы, цветы и грибы да ягоды, рассказывая, какие из них можно собирать для лечения, какие для еды, а какие ядовитые. Все отмечали, что смелостью своей Фрейя пошла в Пэра: настолько бесстрашной она была, что могла прыгать козочкой по кочкам в болоте, где не всякий взрослый решался пройти и с длинным шестом. Сюзанна беспокоилась, как бы дочка не упала в трясину, а Пэр только смеялся и обнимал их обеих, прижимая к сердцу.

Но вот однажды, когда Фрейе было уже семь лет, Пэр пришёл к ней в детскую вечером и позвал её на прогулку. Девочка радостно запрыгала, ведь отец никогда раньше не брал её с собой в лес затемно.

— Ты уже почти взрослая, Фрейя, а значит, пора тебе узнать, какие ещё тайны скрывает этот лес. Пойдём.

И довольная Фрейя побежала вслед за отцом.

На опушке Пэр остановился, присел на корточки перед дочерью и строго-настрого приказал не отходить от него и не сходить с тропы ни на шаг. Девочка закивала, предвкушая восхитительную прогулку и удивительные картины, которые ей откроются. Пэр зажёг факел и вошёл в лес, а Фрейя, как ей и было сказано, пошла прямо за ним, не отставая ни на мгновение.

Пройдя с полверсты, Пэр остановился, обернулся и показал рукой назад, в сторону, откуда они пришли. Фрейя тоже оглянулась и не поверила глазам: на месте тропинки в десяти шагах плотно стояли деревья. Но она не испугалась, ведь с ней был отец, а он всегда знал, что делать. Пэр, увидев её выражение лица, усмехнулся и сказал:

— Не бойся, они расступятся, если тебе достанет смелости пройти через них.

С этими словами он пошёл в сторону деревьев, взмахнул рукой, и живая изгородь, только что стоявшая плотной стеной, действительно расступилась перед ним, признавая его мужество. Фрейя открыла рот и округлила глаза, и Пэр не смог сдержать смех, когда посмотрел на неё. Она подбежала к отцу, а тот ласково потрепал её по голове, и они пошли дальше вглубь леса.

Прошли они ещё полверсты, и тут в один миг налетел сильный порыв ветра и затушил факел. Остались Пэр и Фрейя в темноте, и ухватилась девочка за руку отца крепко-крепко. Пэр же снова лишь улыбнулся и потрепал её по волосам.

— Не бойся, это духи леса так шутят. Если не будешь бояться, факел снова зажжётся.

И Фрейя как всегда поверила отцу, успокоилась, и факел тут же действительно загорелся вновь, да ещё ярче, чем прежде. Фрейя засмеялась и захлопала в ладоши, видя, как от пламени в разные стороны разлетаются крошечные фигурки, похожие на маленьких лисичек. И они вновь двинулись дальше.

Шли они на сей раз долго, дольше, чем раньше, а тьма вокруг всё сгущалась и становилась всё плотнее. Но Фрейя глядела на отца, идущего с прямой спиной и лёгкой улыбкой на губах, и ничего не боялась.

Наконец, Пэр остановился. Факел его освещал лишь крохотный кружок прямо под ногами у него и Фрейи, а темнота вокруг была такая непроглядная, что невозможно было и руку свою увидеть, вытянув её за пределы круга света. Пэр обернулся к дочке и открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг раздалось утробное рычание, идущее будто бы со всех сторон. Пэр выпрямился и нахмурился. Тьма впереди расступилась, и на поляне, до которой они, оказалось, дошли по тропе, стал виден исполинский силуэт. Разглядеть его было нельзя, он был словно соткан из самой ночи, но Фрейя видела, как с огромных клыков капает слюна, а гигантские, размером с крышку от бочки, задние лапы роют землю. Девочка побелела от страха, и даже стоящая перед ней фигура отца, как всегда храброго и непреклонного, не успокоила её при виде чудовища. Она сама не заметила, как попятилась и сошла с тропы. Чудовище довольно зарычало и бросилось вперёд.

Фрейя споткнулась, вскрикнула от страха и неожиданности и упала на землю, где свернулась клубочком и стала ждать погибели. Раздался глухой удар, хруст, пронзивший её до самых костей и звук, похожий на чавканье. Девочка открыла глаза и увидела отца, стоящего между ней и ночным чудовищем, откинув в сторону одну руку. Вторую зверь держал в зубах и с утробным рычанием пережёвывал. Фрейя закричала и бросилась к отцу, но тот, не оборачиваясь, перехватил её оставшейся рукой за воротник сорочки и вышвырнул на тропинку. Девочка снова упала, а когда поднялась, успела только увидеть, как отец глядит прямо в опускающуюся на него пасть, а затем на его шее сомкнулись ужасные челюсти. Тело отца с глухим стуком упало на землю, а скованная ужасом Фрейя сидела и не могла оторвать глаз от зверя, дожёвывающего голову Пэра.

Доев, чудовище повернулось к девочке и вдруг заговорило:

— Бойся, бойся, двуногое дитя. Трепещи от страха, дрожи, как осиновый лист, не смей храбриться. Видишь, до чего безрассудная смелость довела твоего отца? Иди домой, не сходи с тропы и бойся, бойся, бойся!

И Фрейя послушалась. Белая как полотно, она вскочила на дрожащие ноги и побежала так быстро, как только позволяли подгибающиеся колени. Она влетела в дом, взбежала по лестнице в свою комнату и упала в постель, где спряталась под одеяло и заплакала от ужаса и горя. Почти сразу к ней зашла встревоженная Сюзанна, услышавшая топот маленьких ног.

— Что случилось, доченька, что с тобой?

Фрейя не могла ответить, так сильно её трясло, так часто стучали её зубы.

— Дочка, ответь же, что с тобой? – настаивала Сюзанна, и девочка почувствовала, как мать садится на уголок кровати и пытается стянуть с неё одеяла. С испуганным криком Фрейя закуталась ещё больше и задрожала ещё пуще прежнего. Но Сюзанна не сдавалась.

— Фрейя, милая, да что же это делается? Где твой папа? Где Пэр?

И лишь только Фрейя услышала имя своего отца, как тут же вспомнила жуткую картину в лесу, закричала не своим голосом и забилась в припадке. Сюзанна не знала, что и делать, как успокоить дочку. В конце концов она решилась пойти к соседке-знахарке за сонными травами. Боялась она оставлять дочь одну, но сердце материнское разрывалось, глядя, как она бьётся в судорогах и кричит не по-человечьи. Бегом побежала Сюзанна, бегом же вернулась с травами и лучиной, да начала окуривать комнату. Вскорости дым дурман-травы подействовал, и Фрейя будто бы начала успокаиваться. Когда она перестала метаться по постели, Сюзанна решилась подойти и убрать одеяло. Увидев дочь, она побелела лицом: черты её были перекошены от ужаса и боли, глаза запали, под ними расплылись иссиня-чёрные пятна, волосы спутаны, а по серому лицу текут крупные градины пота. Прижала Сюзанна дочку к груди и начала качать её да баюкать. Скоро Фрейя забылась сном без сновидений, а Сюзанна уснула рядом с ней.

Так начались тёмные, страшные дни в жизни матери и дочери. Наутро Сюзанна наконец выведала у Фрейи, что Пэра больше нет в живых, и чуть не умерла от горя. Закрылась она от мира да людей, и сломалось в ней всё то, что было сильного и крепкого. Перестала выходить в поле и раздавать указания, а батраков, приходивших к ней в сени, отсылала без приказов. Всё село приходило утешать осиротевших, но были они безутешны. Фрейя заперлась в своей комнате и носу не показывала снаружи, всё дрожала и повторяла, что не может выйти, иначе её съест чудовище. Сюзанна же превратилась в тень, почти не ела и не спала, и только материнский инстинкт заставлял её носить дочке наверх хлеб да молоко.

Селяне вскоре перестали ходить к ним в дом, поняв, что ничего не добьются, а сами они перестали выходить вовсе. Сюзанна не приходила в себя, а Фрейе с каждым днём становилось лишь хуже, пока, наконец, она не стала дрожать и хвататься за сердце от каждого скрипа половиц, каждого шороха в стенах дома. Когда мать приносила ей еду, та пряталась под одеялами и дрожала, пока Сюзанна не уходила, закрыв за собой дверь. Потом она затаскивала еду к себе под одеяла, жадно ела и пила, после чего тихонько, стараясь не шуметь, подходила к двери, приоткрывала её и выставляла пустую посуду снаружи, а сама вновь закрывалась.

Шли месяцы, осень сменилась зимой, а за ней пришла весна. В доме Сюзанны и Фрейи царило запустение, он словно понимал, какое горе постигло его жильцов, и являл собой отражение этой беды, став вдруг старым, ветхим и покосившимся. Односельчане давно не видели ни хозяйку дома, ни её дочку, а попытки заходить к ним уже бросили – не открывали им никогда, а дверь застряла в косяке, что ни войти, ни выйти. Только из жалости приносили им еду да оставляли под дверью.

Сюзанна, однако, хоть себя и забросила, про дочь не забыла. Она продолжала носить ей еду, а когда та засыпала, тихонько заходила в комнату, садилась на краешек постели и гладила ей волосы. А Фрейя так и замкнулась в себе, боясь всего и всех, даже собственную мать. По ночам она, бывало, просыпалась от того, что кто-то трогал её волосы, вздрагивала от ужаса и озиралась по сторонам, но неизменно никого не находила. А поутру её всегда ждала склянка молока да краюшка хлеба.

Но вот прошло лето, наступила осень, и настало время сбора урожая, а с ним и день рождения Фрейи. Сюзанна знала, что ей не удастся даже увидеть дочку, не то что поговорить с ней, а Фрейя и думать о своем дне забыла. Но каково же было её удивление, когда вечером, уже на закате, из-за окна она услышала такой знакомый, такой любимый и почти забытый голос – папа, папа пришёл и зовёт её!

— Фрейя, дочка, выходи…

От изумления Фрейя даже на мгновение позабыла о своём вечном страхе, но тут же опомнилась и закопалась в одеяла. Нет, папа умер, это злой дух пришёл над ней поглумиться.

— Девочка моя, спускайся, пойдём со мной. Ты уже совсем взрослая, правда ведь?

Голос был настойчив, но Фрейя лишь зажала уши руками и начала мычать, чтобы заглушить его и не слышать. Когда она замолчала и прислушалась, голос уже пропал.

Но на следующий вечер, и на следующий за ним голос отца приходил вновь и вновь. Он уже не только звал её выйти, но рассказывал сказки, пел колыбельные и баюкал. И постепенно Фрейя поняла, что этот голос – единственное, чего она не боится. Обнаружив это, она удивилась, посмотрела на свои тонкие дрожащие руки и наконец решилась выглянуть в окно.

Внизу стоял он, освещённый факелом, как в тот самый вечер. С того дня он ничуть не изменился, это точно был Пэр – та же лёгкая уверенная улыбка, та же прямая спина. Только был он словно прозрачнее обычного, но Фрейя была слишком счастлива, чтобы обратить на это внимание. Папа пришёл за ней! Это было важнее всего. Она не глядя набросила ночнушку и босиком побежала по лестнице вниз, впервые за долгие месяцы выйдя из своей комнаты. Легко отворив дверь, она увидела силуэт отца, стоящий неподалёку с факелом. Девочка бросилась к отцу, но тот не стал дожидаться и двинулся напрямик к лесу. Фрейя остановилась, не понимая.

— Папочка, куда же ты? – позвала она, и прежняя дрожь вернулась в её голос и колени.

— Пойдём, дочка, не бойся. Я здесь, а значит, с тобой ничего не случится. Ты уже взрослая, тебе это нужно. Идём, – отвечал Пэр, обернувшись, и вновь зашагал к лесу. Фрейя посмотрела ему вслед, посомневалась, но всё же пошла за ним. Отцу она верила, как никому другому. “Папа пришёл, папа вернулся, папа жив” - думала она и этими мыслями подгоняла себя, заставляла ноги бежать, а сердце не трепетать.

В лесу она пошла по знакомой тропинке вслед за огнём, но когда тьма сомкнулась за ней, как в прошлый раз, свет впереди вдруг исчез, как не бывало. Девочку снова затрясло, из глаз побежали слёзы, а воображение начало рисовать в темноте жуткие образы и зловещие звуки. Она бросилась на ряды деревьев за собой, пытаясь заставить их расступиться, как когда-то сделал это Пэр, но они стояли плотной стеной, а с их ветвей над ней смеялись вороны. Фрейя кричала и умоляла пропустить её, но деревья были непреклонны, а темнота всё сгущалась. Наконец, обессилев, она села, припав спиной к стволу одного из деревьев, и горько заплакала, вся дрожа от страха.

Но тут вдалеке снова замаячил огонёк, и Фрейя не раздумывая бросилась вперёд, к нему. “Папа, папа, папочка меня не бросил, он просто потерялся!” – думала она и гнала, гнала себя дальше в лес. Огонь факела становился всё ближе, а надежда и радость в сердце Фрейи – всё больше, пока она не стала подозревать, что с огоньком творится неладное. Уж слишком был он неподвижен. Замедлила девочка бег, и снова страх закрался в её душу непрошеным гостем. И вот подошла она так близко к огню, что смогла увидеть: факел стоял сам по себе, воткнутый в землю прямо посреди тропинки. Замерло сердце Фрейи, упала она на колени и вновь зарыдала.

— Глупая я, глупая! Поверила лесным духам, это они надо мной шутки шутят!

Так она сидела и плакала, а факел продолжал гореть, и искры весело летели в разные стороны. Думала она развернуться и пойти по тропке обратно, но позади снова увидела лишь стену из деревьев, а тьма вокруг стала только гуще и страшнее, а звуки леса ещё более зловещими. Так и сидела бы она, наверное, до самого конца, если бы далеко впереди не показался ещё один огонёк – совсем слабый, еле видный, но в непроглядной темноте отчётливо различимый. Встала девочка, ноги под ней подкосились, поднялась вновь и пошла на огонь, не зная, куда ещё идти. Хотела она было захватить факел из земли с собой, но стоило ей прикоснуться к нему, как он тут же потух, и тьма стала совсем кромешной. Вспомнила Фрейя, что говорил ей отец, но не смогла найти в себе мужество зажечь огонь обратно, и только всхлипывала и продолжала бояться. Однако идти, кроме как вперёд, было некуда, и потому пошла она дальше по тропе.

С каждым шагом руки, ноги и сердце её леденели от подступающего ужаса: знала она, что ждёт её в конце тропы, но ноги сами уже несли несчастную девочку к поляне в глубине леса. И когда тьма окончательно сомкнулась вокруг, когда она перестала видеть даже собственные руки прямо перед глазами, тут-то кошмар и настиг её в полноте своей. Упала она на тропинку, но глаза её пересохли, и даже плакать она больше не могла, и лишь жалкие стоны срывались с её губ, тут же затихая в темноте.

За своим отчаянием не заметила девочка, как тьма поредела, как огромные когтистые лапы подкрались к ней сзади, не услышала шороха листвы под ними, и только когда почувствовала горячее зловонное дыхание на своей щеке, поняла она, что пришёл конец. Чудовище завело её в свою ловушку. Фрейя не могла пошевелиться от ужаса, не могла даже поднять глаза, чтобы посмотреть на безобразную чёрную морду с длинными, как сабли, и кривыми, как покосившаяся изгородь, жёлтыми зубами. Сжалась она в жалкий комочек и приготовилась к жестокой расправе, как неожиданно услышала тот самый голос, что преследовал её в кошмарах:

— Не послушалась, осмелела, расхрабрилась… Забыла про страх. Теперь поплатишься…

Занёс уже зверь свою когтистую лапу, чтобы рассечь девочку напополам, как вдруг снова раздался голос Пэра: “Ничего не бойся!” И девочка вдруг, сама не зная почему, ожила, и перестала бояться. Папа снова был рядом, папа всё-таки её не бросил. И встала она, и хотя коленки её по-прежнему дрожали, а дыхание было прерывистым, подняла она голову и посмотрела в горящие жёлтые огни глаз чудовища. И застыло оно с поднятой лапой, а затем медленно её опустило и погладило девочку по голове.

— Не забыла… Не безрассудна. Не осмелела, а нашлась. Не похожа на отца. Страх в тебе. Иди с миром.

И с этими словами оно развернулось и исчезло в темноте леса. А затем с той же стороны навстречу ей вышел человек. Он был без факела, но девочка всё равно узнала в нём отца. Он протянул к ней руки, и та бросилась в его объятия без раздумий. Он стоял и гладил её по голове, целовал в макушку, а она плакала от счастья и впервые за много месяцев чувствовала себя спокойно и в безопасности.

— Папа, папочка, я больше не буду бояться! – говорила она шёпотом, словно не желая спугнуть его снова.

— Я знаю, дочка. Я знаю, – отвечал ей Пэр. – Ты молодец. Но теперь тебе пора.

Фрейя подняла на него круглые удивлённые глаза.

— Но куда же я пойду, папочка? Я должна быть здесь, с тобой, я наконец-то нашла тебя!

Пэр грустно улыбнулся ей.

— Я всегда буду здесь, ждать тебя. Но твоё время ещё не пришло. Ты нужна в другом месте. Иди и ничего не бойся, потому что я всегда буду рядом.

И нежно, но настойчиво он отвёл Фрейю от себя и сделал шаг назад, растворившись в темноте. Девочка хотела было побежать за ним, позвать его, но вновь услышала его последние слова: “Я всегда буду рядом”. Взяв их вместо факела, она уверенно пошла назад, навстречу стене из деревьев, что вновь встала прямо за её спиной. Подойдя к ним, она собралась с духом и сделала слегка дрожащий, но уверенный шаг вперёд… и расступились деревья перед её решимостью, почтительно склонив над ней свои тёмные ветви. Шла она долго, пока не дошла до того самого факела, потухшего от её прикосновения. Снова сжав волю в кулак, взялась она за факел, и загорелся он тихим, спокойным пламенем – не как когда-то у Пэра, без яркой вспышки, но освещая всё вокруг мягким светом. Так она дошла до опушки, а звуки леса провожали её с уважением, принимая, как свою. И вышла она, и обернулась к лесу, поклонилась трепетно, и пошла восвояси.