Политические Страсти На Берегах Карибского Моря

Если кто-нибудь спросит Стью Джефферсона:

— Ей, Стью, сколько ты поднял денег на своём путешествии?

Он ответит не иначе как:

— Грёбанную, мать её, кучу пиастров.

Это было вполне в его духе. Многие его знали как беззаботного моряка, но жадного до наживы, как и все американцы. Страна абсолютно свободного рынка. Общество, которое сложно назвать гражданским, потому что в нём живут не по принципу патриотизма и преданности нации, а по восприятию всех конкурентами, а государство третейским судьёй.

Стью в этом не был исключением. Для него, как и у любого американца, общество делилось на конкурентов и соратников. Конкуренты видели в своём преуспевающем оппоненте слишком беззаботного парня, который вряд ли знает, что такое контроль над ситуацией. Возможно, они были правы. Соратники его также ни разу не видели его в нерасположении духа.

Но, может быть, ему этого и не требовалось? Может быть, он легко обходился и без сварливого нрава в управлении подчинёнными? Почему же тогда за ним всегда шли? Потому что дуракам везёт. Возможно, Стью дураком был лишь в глазах конкурентов, но везение было вполне реальным. Достаточно реальным, чтобы в него верил экипаж.

— Послушайте, сколько мы уже в путешествии? — спросил он. — Кто-нибудь везёт записи?

Это было на званном ужине, на который обычно допускались только офицеры и изредка особенно отличившиеся унтер-офицеры. Хотя экспедиция Стью и была сугубо гражданской, как и все его плавания в течение последних восьми лет, но десятилетняя служба на военно-морском флоте США, кажется, никогда уже его не оставит.

— Несколько сезонов, как минимум, — предположил один из офицеров, широкомордый канонир.

— У нас этим вроде как Клоп балуется, — сказал плотник.

Клоп — это довольно-таки обидное прозвище навигатора за то, что он после первого же посещения земли притащил на судной с собой из койки с какой-то местной проституткой клопов.

— Сейчас проверю записи, — поморщившись, ответил навигатор и потянулся к внутреннему карману своего плаща.

— Что? Они у тебя всегда с собой? — спросил Стью.

— Ну конечно. Так... Похоже, что сегодня ровно год и четыре дня как мы вышли в плавание из Сан-Франциско.

— Ух ты! Звучит как тост, не правда ли? — озвучил Стью и поднял бокал с вином. Тем, у кого они были уже пустые, их наполнили служившие в наряде матросы.
— Так это что же получается? Мы в плавании уже несколько сезонов и мы уже заработали столько денег? — спросил врач. — Вот же времена пошли, да? Раньше, чтобы такую сумму денег заработать морским делом, приходилось в пираты подаваться.

— А мы и есть пираты, доктор. Вы разве об этом не знали? — спросил Стью.

— Вы имеете в виду, что ремесло, которым мы занимаемся, и есть пиратство?

— Ну конечно, чёрт побери! Вы только посмотрите как стремительно меняется не только наша страна, но и весь мир. Раньше все работали в полях, точно также как все наши предки тысячи лет назад. А сейчас? Целые нации заостряют внимание на чём-то одном. Им не нужно себя кормить, так как торговля порождает удивительные чудеса, знаете ли. А между двумя странами, каждая из которых производит что-то одно, находимся мы. Не только мы, но и они называют это невидимой рукой рынка, но все мы прекрасно знаем, что это просто законный вид грабежа.

— Я смотрю, вы перечитали Адама Смита.

— Вот чудеса, доктор. Скажите, Вы с ним не согласны? Кто угодно здесь, на корабле, но только не Вы. Никогда не подумал бы.

— Наоборот, я со Смитом как никто другой согласен. Просто не могу согласиться, что мы тут с вами грабежами занимаемся.

— Называйте это как угодно. Но тот зверский процент, который мы со всего этого берём, дарит нам такое состояние, о котором не могли и мечтать даже испанские конвои двухсотлетней давности, набитые злотом.

И эта интересная дискуссия в кругу хорошо друг к другу относящихся моряков продолжалась бы бесконечно, по крайней мере пару часов так точно, если бы вдруг в каюту не вбежал бы боцман, вскричав:

— Шторм!

Офицеры соскочив со своих стульев, тут же помчались наверх. Капитан кричал на всю палубу:

— Аврал!

Выбежав на верхнюю палубу, Стью приказал боцману командовать матросами, а сам побежал к рулевому.

— Вахта! — крикнул капитан. — Я сам встану у руля!

Только в тот момент, как Стью схватился за штурвал, он увидел, как впереди за носом весь небосвод покрылся тугими чёрными тучами. Сверкала молния. В дали был не штурм и даже не буря — ураган.

— Ха-ха-ха. Ребят, если мы сегодня не сдохнем, то это будет самый весёлый день в моей жизни!

Пугающих многих взгляд, всегда смотрящий только вперёд с огнём в глазах, присутствовал у Стью всегда, будь то рассуждения о философии Адама Смита или встреча со смертью лицом к лицу. Пугающий многих, потому что каждый подумает, что он сумасшедший, но поджилки у него  тряслись также, как у рядового матроса. Потому что у страха нет предрассудков перед полом, расой или званием на флоте — он сгребает всех без разбора. Но если уж командир трухнёт, команда уж точно не будет сражаться за амбразурами.

Развернув судно против порывов ветра и бушующих волн, Стью словно штурмовал одну водную стену за другой.

— Что Вы делаете?! — в истерике вскричал один из матросов, нервы которого не выдержали такого риска для жизни. — С ума в конец сошли что ли?! Вы же нас сейчас на дно унесёте!

Стью со всей силы отшвырнул от себя матроса. Тот упал на лопатки.

— Отставить сопли! Я знаю, что я делаю.

— Но мы же несёмся прямо в жерло вихрю!

— У тебя нет выбора, придурок. Тебе придётся мне довериться. А теперь бегом марш к боцману.

Действия капитана были грамотными и строго выверенными. Откажись от них — водой залило бы всё судно и заработанная куча пиастров стала бы вечным сокровищем морского дна.

Весь день и следующую за ним ночь команда билась за право существования и вскоре была вознаграждена за свои старания.

Проспав порядка десяти часов как младенец после утомительного прохождения шторма, Стью проснулся, резко соскочив с постели, словно все минувшие события были страшным сном или словно его настигло наваждение или навязчивая мысль; мысль, что нужно приниматься за работу.

Проблема в том, что накануне окончания шторма, корабль вдобавок ко всему встал на мель. Но всем было уже не до решения таких проблем. Никогда ещё прежде команда Стью Джефферсона не подвергалась такому испытанию.

Соскочил с постели Стью, судорожно вспомнив о крупных повреждениях в корупсе корабля, которые он наблюдал накануне.

Пока он спал, никто и не смел его беспокоить. Поэтому, когда капитан резко вышел из каюты со словами:

— Подъём! Инспекция! — и широченной улыбкой на лице, удивление и даже испуг матросов были закономерны.

Итог инспекции: 1) корабль глубоко сел на мель; 2) повреждения в корпусе настолько крупные, что судно ушло бы на дно. Вывод — все путешественники всё ещё живы только благодаря чудеснейшему совпадению двух катастрофических проблем.

Прежде чем снимать корабль с мели, необходим капитальный ремонт. Помимо пробоин, сильно был повреждён румпель, паруса в большинстве своём изорваны в клочья, а часть провианта утрачена, часть испорчена.

Собрав в своей каюте офицеров, Стью начал обсуждать ситуацию.

— Правда, я не знаю, что здесь обсуждать. Для ремонта у нас не хватает ни парусины, ни древесины. Надо выходить на берег.

— На берег? Мы сейчас находимся чёрт пойми где. В этой части Бразилии нет ни поселений, ни портов, в лучшем случае какие-нибудь аборигены.

— А что нам ещё остаётся? Даже если аборигены, у них что, не найдётся припасов?

— Вступить в контакт с аборигенами достаточно глупо, особенно в Южной Америке. Они здесь все сумасшедшие, помешанные на своих кровавых культах. Неизвестно ещё на кого мы нарвёмся. Может быть, любой контакт с ними приведёт к нашей неизбежной гибели.

— Но похоже, что других вариантов у нас нет, — сказал Стью. — Тогда сделаем так. Половина команды отправится под моим командованием на землю, остальные же начнут ремонтные работы из того, что осталось.

Отправившись в глубины амазонских лесов, команда могла лишь надеяться на то, что на пути им попадётся какое-нибудь неизвестное мировой общественности испанское или португальское поселение, ставшее ныне частью какой-нибудь независимой республики, а не лагерь диких племён.

Такие поселения Нового Света нередко занимались промысловой торговлей, поэтому идея не была такой уж безнадёжной. Но ощущение этой самой безнадёжности нагнетало то, что искать приходилось вслепую.

В режиме «55 минут ходьбы, 5 минут отдыха», группа под руководством Стью бродила в лесах уже несколько часов, преодолевая тенистые джунгли Бразилии, но так ни к чему и не пришла.

— Точно тебе говорю, нас покинула удача. Сначала шторм, потом сели на мель, а теперь ещё и в лесу заблудились. Что нас ждёт дальше, только одному Богу известно, а он нынче не на нашей стороне.

Этот матрос, вечно негативно настроенный, обычно смешил команду своими вымыслами, домыслами и байками, когда та добивалась успехов, о которых можно было только мечтать, но вот произошло несчастье, и теперь любой плешивый параноик в глазах морально ослабших и лишённых воли людей становится пророком.

— Отставить! — рявкнул Стью и посмотрел на смутьяна грозным взглядом, но вскоре сменился на привычный снисходительный вечно улыбчивый тон: — А! Так это ты, Старый Джо, проклятый параноик. Не зря над тобой вся команда смеялась. А иначе как? Мы гребём деньги горой, ты ноешь. Приходится справляться с трудностями, ты вновь ноешь. Ты думаешь, что ты вечно прав, а на деле просто нытик, который не любит работу. Хотя знаешь, если тебе это всё надоело, можешь разворачиваться и идти куда хочешь.

Джо ничего не ответил капитану.

Стью ещё какое-то время простоял на месте, изучая потрёпанную карту местности, пока не решил, что ориентироваться по ней, когда ты уже заблудился, самая хрупкая вещь, на которую может опереться капитан. Идти куда попало и то эффективнее, чем пытаться понять, где именно ты находишь в этот момент.

Тогда он решил отправиться в восточном направлении. Сколько бы они не шли на восток, всё равно рано или поздно вышли бы к океану. А там оставалось бы лишь найти, где именно находится судно.

Но не прошло и пятнадцати минут, как группа упёрлась в крутой склон на берегу одного из притоков величайшей реки Нового Света. Перебраться через Амазонку — даже звучит как один из самых извращённых способов себя убить. Сильнейший поток мутной воды с дикими животными в ней.

Послышался шум.

— Стоять, — шёпотом скомандовал капитан. — Всем тихо.

— Что случилось? — спросил один из матросов.

— Тихо. Я слышал какой-то шум. Всем оглядываться. И никакого шума.

В полной тишине матросы начали прислушиваться и вглядываться в плотные заросли, сквозь которые невозможно было ничего ни услышать, ни увидеть. Не увидеть ничего, разве что кроме этих самых плотных лесов, от сырости покрывшихся мхом, тростника, лиан и покрытых зелёной краской лиц дикарей, незаметно подкравшихся к морякам, пока те пытались вглядываться в дали.

— Если вы не хотите закончить жизнь судьбой л’Олоне, то шевелите ногами быстрее! — кричал капитан, пока с матросами бежал сквозь густые заросли амазонских джунгли, а вслед за ними шёл гул рассвирепевшей толпы аборигенов, гнавшейся за ними по пятам. Догоняющие их стрелы проносились мимо голов, чудом никого не задевая.

Ещё несколько минут назад местная растительность не позволяла группе двигаться и с пешей скоростью, зная суровые законы джунглей и с опаской делая каждый шаг, а теперь они неслись, уже не думая о том, что под ногами могут быть воображаемые ядовитые колючки и смертельно опасные насекомые и земноводные. Они бежали со скоростью леопарда, сокрушая на своём пути растительность и втаптывая в землю всех опасных животных.

— Капитан, куда дальше? — в панике спросил один из матросов, когда им удалось выбраться к берегу.

— Я не знаю! Куда мы вообще выбрались? Где наш корабль?

— Должно быть на юге.

— Ты уверен?

— Скорей всего.

— Чёрт с ним. Побежали на юг.

Но не успели они пробежать и ста метров, как толпа аборигенов начала выползать из джунглей со всех сторон. И с юга, и севера, и тем более уж с той стороны, откуда команда бежала.

— Твою мать! Как их много. В море! Все в море! Живо! — крикнул капитан и первым же нырнул в воды беспокойного Атлантического океана, а команда за ним.

Стрелы дикарей пролетали вокруг, но так никого и не задели. Слишком уж никудышными стрелками были местные жители.

— Стойте! Стойте! — крикнул кто-то из матросов сзади. — Смотрите!

Все обернулись назад и обнаружили, что дикари, всю жизнь прожившие в лесах, несмотря на опасность Амазонки, проплывающей по соседству с их домом, боялись вод океана.

— Они что? Бояться воды? — удивился один матрос.

— Даже на мелководье бояться сойти, — удивился другой матрос.

— Скорей всего у них на этот счёт какие-то суеверия, — предположил Стью. — Дикарские религии нередко из обычных вещей делают что-то слишком фантастическое. Нам же на руку. Пойдём по мелководью на юг. Может, наткнёмся на корабль.

Спустя пару часов хождений вдоль пляжа, команде наконец-то удалось выйти к своему кораблю.

Когда капитан забрался на судно, к нему тут же сбежались офицеры.

— Ну что? — спросил он у них. — Готовы сниматься с мели?

— А как же?.. — в панике спросил боцман.

— Ладно, объясняю. Выйдя на сушу, мы столкнулись со стадом аборигенов. Как можно догадаться, из-за огромнейшего по объёмам языкового и культурного барьера, нам не удалось с ними ни о чём договориться.

— Но как же мы отправимся путь без парусины? И без припасов? Мы и двух недель не продержимся в плавании, — в ужасе заключил навигатор.

— Да и дыры в корпусе заделаны ненадлежащим образом. Я не уверен, что, сняв корабль с мели, он не пойдёт на дно, — добавил плотник.

— Отставить панику, — перебил всех капитан. — Зайдём в ближайший же порт. Больше у нас других вариантов нет. Хотя нет, могу вам предложить лично отправиться к голодным каннибалам. Может быть, у вас уровень дипломатии выше, чем у меня.

— В испанские колонии нам путь закрыт, — сказал навигатор. — Поэтому выбор не велик. Либо к французам, либо к англичанам.

— Ну и кто же ближе? — спросил капитан.

А ближе оказались британцы.

Небольшое поселение, часто не помечаемое на популярных картах, известное узкому кругу мореплавателей, в том числе и навигатору, который будучи кадетом служил на британском флоте. В то время не было более престижного места для прохождения обучения. С тех времён он приобрёл не только навыки, но и уникальные знания, коих не получишь на борту американского судна.

Поселение находилось на одном из крупных островов антильского архипелага, скрываясь между глубин тернистых лесов и вулканических образований. Пробраться к нему, не оставляя судно у берегов острова без присмотра, можно было только по узкой реке. А для этого требовался либо знающий фарватер навигатор либо местный лоцман. Именно за последним и отправился навигатор в сопровождении пары матросов, встав на якорь и высадившись на берег, когда корабль наконец-то добрался до цели.

Во время стоянки, капитан находился в своей каюте, как вдруг раздался стук. Внутрь просунулась голова боцмана.

— Сэр, можно?

— Конечно, заходи.

Его лицо было необычно взволнованным.

— Что случилось?

— Я хотел поговорить на счёт команды.

— Ты чем-то обеспокоен?

— Да. Боюсь, команда, которая в последнее время и без того достаточно тяжело переживает неудачи и потери, может в результате выхода на сушу сорваться.

— И что тогда? Начнут пить да по бабам ходить? Ну и что? Выплеснут пар. Это куда лучше, чем бунт на корабле. Разве нет?

— Да. Только вот, я не уверен, что после этого нам удастся собрать команду обратно в рабочее состояние. И на сколько тогда мы здесь задержимся?

— Не знаю. Может, на пару дней, а может, на неделю. Но какая разница? Ну не пойдут с нами дальше в плавание сколько то человек, и что? Трагедия что ли? Ты сам подумай. Нам тут плыть то всего пару недель осталось. Много людей не нужно. Мне главное, чтобы бунта на корабле не случилось. Кому не нравятся условия, останутся в порту. А те, кто хотят вернуться домой, до конца путешествия будут самыми примерными матросами. Этого мне и достаточно.

— Ну как знаете, — недовольно согласился боцман и покинул каюту.

***

Этой ночью чернокожий лоцман Чарли в очередной раз проснулся из-за дурного сна. Рядом с ним спала его жена. Лондонская красавица, вынужденная бежать от своей богатой семьи, из-за слишком властного отца, прихватив с собой «приданное», как она считала, полагающееся ей за все годы страданий от отцовского деспотизма. Бежала она вместе со своим возлюбленным, как можно дальше, куда не дотянутся лапы отцовского влияния — на далёкие острова британской колонии, откуда в случае чего рукой подать и до Латинской Америки. Они вступили в брак под сенью церковно-протестантской длани, уже будучи далеко от того, что раньше считали своим домом.

Дурные сны снились ему всю жизнь, но крайне редко, в исключительные моменты его жизни, когда он начинал чувствовать себя недостаточно безопасно и уверенно. Эти кошмары порой были напоминанием, что в любой момент может случиться что-то, что оборвёт его счастливую жизнь в браке. А иногда эти сны были предчувствием, предупреждением, что что-то плохое может вот-вот случиться.

Впрочем проснулся он так рано не напрасно. Ранним утром к нему наведался сторожевой.

— Привет, для тебя там есть работа, — сказал он.

Так как поселение расположилось не самым лучшим образом, посещение мореплавателей в эту часть мира случается достаточно редко. Это Вам не Тортуга или Порт-Роял. Здесь и ста человек навряд ли удастся насчитать. Тем не менее раз через раз сюда кто-нибудь да прибьётся. А тогда без помощи лоцмана не обойтись.

Для Чарли это было скорее подработкой. Как и любая работа в этом городе. Жена восхищалась им. Он столько всего знал, столько всего умел, что, пожалуй, не было работы, которая могла бы его напугать. Возвести дом? Без проблем. Отремонтировать судно? Не составит труда. Годы проведённые в качестве матроса навели в его голове безупречный порядок.

Сторожевой отвёл Чарли к причалу, где его ждали отправленные капитаном Джефферсоном навигатор в сопровождении двух матросов.

Увидав перед собой негра во плоти, лица всех троих превратились в наглядную иллюстрацию удивления и брезгливости, будто им только что каждому пришлось откусить по куску лимона. Чарли не придал этому значения, а, возможно, просто и не заметил.

Без лишних слов все впятером забрались в небольшую шлюпку и отправились на борт корабля. На протяжении всего пути стояла гробовая тишина. Хотя и не было ни слов, ни эмоций, ни негативных взглядов, всё равно что-то заставляло Чарли чувствовать себя лишним. Поднявшись на борт, лоцман почувствовал злые взгляды моряков, которые словно кинжалы упирались в его спину. Они смотрели на него как на мелкое дикое животное.

Этот фарс пресёк капитан, вышедший на палубу, крикнув:

— А ну живо все за работу!

Затем подойдя к навигатору, Стью спросил:

— Что это ещё за херня?

Капитан обратился к своему подчинённому как можно тише, чтобы не смущать поднявшегося на борт гостя, но вместе с тем на лице у него сияла ненависть по отношению к нему.

— В том поселении нет больше других лоцманов. В Великобритании уже пару десятков лет как отменили рабство. Поэтому у них и нет иных вариантов, кроме как мчаться в колонии на поиски работы.

— Ты давай мне эти сказки не рассказывай. На этом судне все в прошлом давали присягу американскому флагу. Америка не кончается на границах штатов. Она здесь. Она там, где нигерам нет места.

— Зачем идти на такие принципы? Во Франции тоже рабства нет. А негров у них куда больше. Можем отправиться в их колонию. Там где живут одни негры.

Убедив своего расистски настроенного капитана на работу с человеком другой расы, навигатор позволил судну начать преодолевать местный фарватер.

От Чарли требовались активные действия по маневрированию в плавании. Но все эти взгляды… Оглядываясь по сторонам, лоцман замешкался и начал топтаться на месте, совсем позабыв о своих обязанностей. Слишком увлечённый мыслями о самосохранении, он прошляпил сужение реки и поставил корабль на мель.

— Ты что, ублюдок черномазый, делаешь то! — крикнул кто-то из матросов, в чьи обязанности было на тот момент драить палубу, ничего не ведая в науке мореходства.

Конечно, вскоре всё по той же технологии вывода судна на крен, перетаскивая всё содержимое трюма из стороны в сторону, удалось продолжить путь. Но Чарли выглядел ещё неувереннее, сжавшись до крошечных размеров. К страху получить по морде за какие-либо излишние действия прибавился страх пробить обшивку корабля столкновением с подводными камнями.

Преодолев реку и войдя в бухту внутренних вод острова, у которого и примыкал портовой город, судно вошло в местную верфь для ремонта.

— Ладно, сколько с нас? — спросил у городового интендант.

— Пятьдесят пиастров.

— Чего?! За что? Ваш нигер на мель посадил судно. Не многовато ли вы загибаете ценник? — возмутился интендант.

Сойдясь на 25, все присутствующие на борту корабля тут же сошли на сушу и направились каждый по своим делам.

Возвращаясь обратно к себе, Чарли старался как можно тише войти в дом, чтобы не разбудить жену. Но неожиданно обнаружил, что она уже на ногах. Он столкнулся с ней у входа, когда она вышла к нему, чтобы встретить, и спросила:

— Как отработал?

И тут они встретились взглядами. Чарли считал своим долгом оберегать жену от своих проблем. Но этот взгляд... — он всегда всё портил. Глаза не умеют лгать. Мы отводим взгляд каждый раз, когда лжём или не знаем правильного ответа. Супруга быстро распознала разочарование во глазах мужа.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего особенного, — ответил Чарли. — Просто тяжёлый рабочий день.

— Рабочий день? — улыбнулась она. — Едва только солнце взошло, а я только-только проснулась, а ты уже успел где-то заработать?

— Сама же знаешь, здесь нет свободного от работы времени. Как только выпадает какая-нибудь халтура, я не думая берусь за неё.

— А чего тогда такой расстроенный?

— К нам в порт вошли американцы. А ты сама знаешь, как у них там, в штатах, относятся к неграм. Всё время, что я находился на их корабле, я чувствовал себя дичью в клетке с дюжиной хищников. В таких случаях надежда остаётся только на то, что хищники раздерутся между собой прежде, чем жертва будет поймана.

— Ну ты чего? Какая же ты жертва? — спросила жена, подойдя к Чарли и крепко обняв его. — Я никогда в жизни не вида мужчин более сильных, чем ты. Тебе ли бояться этих американцев?

— Ладно я. Главное, ты аккуратнее, ладно?

— А мне то чего беспокоиться? — удивилась жена.

— Кто знает, сколько эти янки пробыли в плавании? Напьются и до проститутки не дойдут, если ты им на глаза попадёшься.

— Да ладно тебе. Я всё время здесь, в хозяйстве. Из дома выхожу только к огороду. Тебе незачем беспокоиться.

Домой Чарли вернулся только, чтобы перекусить и немного вздремнуть, всего минут пятнадцать – двадцать, а затем незамедлительно уйти в мастерскую.

Приехав в это безопасное от лондонской суеты место вместе с прихваченным приданным тогда ещё будущей женой, они приобрели трёхэтажный домик с прилегающим участком земли в два гектара с тыльной стороны и пять метров от парадного входа. Чарли забрал себе эти пять метров, чтобы посадить на них саженцы игри.

Второй этаж был отдан под кухню, столовую и гостиную комнату, а третий под спальную и рабочий кабинет, то есть по три комнаты на каждом этаже. Но первый этаж Чарли забрал себе и оборудовал его под столярную мастерскую.

Здешний закон был таков, что, приобретая определённый дом, вместе с ним ты становишься владельцем, грубо говоря, визуально бесконечной территории с тыльной стороны здания, которая ограничена всего 10 метрами в ширину. Таким образом эти самые два гектара распространялись только на землю между участком и лесным массивом, но сам лес по ширине в десять метров также был собственностью супругов.

Поэтому первым делом Чарли возвёл небольшую лесорубную мастерскую у самого подножия леса. По древесине заказов было куда больше, чем по мебели, поэтому большую часть времени Чарли был дровосеком, а уже в меньшей степени столяром. Однако работать с деревом ему нравилось куда больше, потому что в этом было хотя бы какое-то творческое занятие, а не исключительно механическое. Но нередко он создавал мебель без предварительного заказа, просто складируя её, а затем продавая на различных колониальных ярмарках, до которых она добиралась на торговых кораблях.

Чарли отправился в мастерскую на первом этаже, чтобы доделать очередную дверь. Работал британец быстро и уже к полудню он практически всё закончил, не зная, за что браться теперь. Как вдруг, словно знамение, в мастерскую наведался владелец верфи.

— Чарли, привет.

— Здравствуйте, мистер Гариссон.

Чарли всегда учтивым в общении с людьми. Особенно с теми, кто был вдвое старше его.

— Слушай, у меня есть работа для тебя, интересно?

— Опять с этими американцами?

— Нужны люди с мозгами для ремонта их судна. Только на сей раз команды уже не будет на судне. Ты сможешь спокойно трудиться без всяких распрей с ними.

— Сколько платят?

— Семьдесят пиастров за рабочий день. Сколько потребуется, столько работай. Заплатят за каждый день работы.

— Хорошо. Когда приступать?

— Если можешь, то хоть сейчас.

— Отлично. Сейчас так сейчас. Только мастерскую закрою и сразу же на верфь.

***

Прошло несколько дней.

Капитан Стью Джефферсон снял комнату в местной таверне и не покидал её, кроме случаев крайней нужды. Как правило, нужда эта заключалась только в том, чтобы выйти к владельцу таверны и возмущённо потребовать от него порасторопнее выполнять свою работу. Ибо пиво и мясо могут подождать Стью, но Стью их ждать никак не мог.

Боцман боялся, что в нужный момент будет невозможно собрать команду, но, как оказалось, тяжелее всех будет собрать капитана. Заядлого пьяницу, которого никак не пробирал алкоголизм. Он способен был держаться целыми месяцами без выпивки, но как заколдованный начинал неустанно пить, как только оказывался на суше.

Боцман вместо того, чтобы как все спустить деньги на бухло и шлюх, решил взяться за подработку в одном из местных магазинов. Вариантов было не так уж и много, учитывая численность населения в городе. Однако стоит заметить, что и боцман был человеком с характером и достаточными навыками. А иных просто и не берут на службу да и на такую должность.

То есть последние три дня он был не только кристально трезвым, но пребывал в неустанном физическом напряжении, без которого уже и жить не мог. Как вдруг посреди погрузочных работ, на которые он нанялся за 9 пиастров в час, его прервал городовой.

— Вы боцман американского судна?

— Допустим.

Боцман настороженно положил груз на землю и посмотрел в растерянные глаза старожилы.

— Что случилось?

— Я никак не могу найти вашего капитана. Вся ваша команда настолько пьяна, что не может ничего адекватно ответить.

— А Вы чего от них ожидали?

— Мне нужен ваш капитан.

— Знаете, можете поверить мне на слово, он сейчас ни чуть не в лучшей форме. Наверное, я единственный из американцев на этом острове, кто сейчас не пьян и без похмелья. Так что лучше говорите со мной. А что случилось то?

— Кто-то убил нашего лоцмана Чарли.

— Того чернокожего то? И что?

— Как это и что? Нужно что-то делать. Это по-любому кто-то из ваших убил его!

— Послушайте, не знаю как у вас в Британии, но у нас в США правовое государство, принципы которого гласят, что никто не может быть ни в чём обвинён без весомых доказательств вины. Про презумпцию невиновности не слыхал? Доказательства где?

— Да, есть. Ваше происхождение. Вы намерены что-либо предпринимать или нет?

— А что я сделаю то? Могу только за себя сказать. Я этого Чарли с выхода на землю даже не видел. Уж я то точно его не убивал. Отвечать за других не могу и не хочу.

— Тогда я вынужден буду вызвать адвоката. Чарли верно служил нашему городу. Он является безвозвратной потерей для всех местных жителей. Мы начнём судебное дело против вас.

— Хорошо. Хотите, чтобы я уведомил об этом капитана?

— В этом нет необходимости. Адвокат сам уведомит вашего капитана об обвинениях, которые будут выдвинуты в его адрес.

Когда городовой ушёл, боцман перетащил ещё несколько ящиков с места на место, после чего плюнул и помчался вслед за этим негодяем, на верфь.

Внутри его попытался остановить владелец верфи:

— Эй-эй-эй! Куда Вы? Вам сюда нельзя.

— В смысле? Как это нельзя? Это мой корабль. Я боцман. Если что-то произошло на моём судне, моя обязанность быть здесь первым.

— Всё равно. Не велено пускать.

— Не велено? Кем? И кому? Тебе? Послушай сюда, я сейчас так или иначе поднимусь на это судно. Любой ценой. Если для этого мне потребуется избить и сбросить тебя в море, что ж, я сделаю это без промедления и не размышляя. Так что, я иду наверх, а ты, если хочешь, можешь попытаться остановить меня.

Боцман отпихнув владельца верфи, направился к судну, а тот и не стал препятствовать, лишь пробубнил себе что-то под нос.

Кровь. Сколько ты не воевал бы, сколько смертей в своей жизни не видел бы, никогда не привыкнешь к ней. И речь вовсе не о панике, возникающей в первый раз. Речь о том, что невозможно добиться того безразличия к ней, которым обладают те же врачи, сколько бы ты сражений не прошёл. И это правильно. Без чёткой черты между нормальным и сумасшедшим, мир погрузился бы в ещё больший хаос, чем то, что он из себя представляет поныне.

— Этой не просто убийство, господин боцман, — сказал городовой. — На теле бедняги десятки, сотни колотых ран по всему телу от головы до пяток. Всё тело покрыто ими. Даже в пах раз десять ударили. Убили просто со звериной жестокостью.

— Хорошо, а от меня Вы чего хотите? Почему Вы решили, что именно мои ребята убили вашего нигера?

— А это и по взгляду было ясно. У нас в городе Чарли регулярно помогал каждому и мотивов для убийства ни у кого не было. Теперь город без него как без рук. Плюс, не так много у нас людей, кто способен одолеть силача Чарли да ещё и нанести ему такие глубокие раны в таком то количестве. А самое главное, у кого ещё, кроме владельца верфи, меня и членов вашей команды есть доступ к кораблю? Местных мы сюда не пускаем. А владелец верфи сам нанял Чарли на работу, ему незачем его убивать.

— Это только официально Вы сюда никого не пускаете. А кого мог сюда провести как владелец верфи, так и сам Чарли, ещё неизвестно. Может, он тут выпивал с кем-то, а в порыве пьяных разборок собутыльник зарезал его. Столько ран мог только пьяница нанести. Тем более, что Ваши запреты не распространяются на тайное проникновение на территорию.

— Да-да, так можно рассуждать бесконечно. Посмотрим, что скажет лондонский адвокат.

— Даже так? Вы решили вызвать сюда столичного юриста? И сколько он будет добираться?

— Не беспокойтесь. Это территория Великобритании и наше правительство не позволит американцам убивать наших граждан. Адвокат прибудет экспресс-пароходом.

Городовой устал дискутировать с боцманом и, закончив их бесполезный диалог, покинул судно. Боцман же, недолго поглядев на охладевшее тело мертвяка с открытыми безжизненными глазами, сказал лишь раздосадованное:

— ****ь. Вот же сейчас начнётся то.

***

Английский адвокат — английский не по происхождению, а по воспитанию, манерам и менталитету, — прибыл через несколько дней, в самый канун похорон чернокожего Чарли. К тому моменту боцману так и не удалось достучаться до капитана, чьё проклятье заключалась в необузданном пьянстве. А городовой тем временем составил все необходимые бумаги, по которым столичный юрист впоследствии смог сделать соответствующие заключения.

Лондонский юрист в отличии от местной стражи церемониться не стал и направился непосредственно к самому Стью Джефферсону.

— Где остановился капитан американского судна? — спросил юрист у владельца гостиницы.

— В пятом номере.

Адвокат долго ещё бился в дверь кулаком и ногой в ожидании, когда наконец-то ему откроется дверь. Но как только он добился своего, капитан Стью обнаружил перед собой на пороге гостиничного номера очередного чернокожего британца.

— Ничего себе. Чарли, это ты? Или королева решила прислать в эту дыру запасного нигера?

Адвокат улыбнулся:

— Смешно... К Вашему сведению, как адвокат я представляю интересы этого города. Члены вашей команды жестоко расправились со свободным гражданином Великобритании.

Стью слушал запасного Чарли с опьянённой жестокостью на лице и вдруг прервал:

— И что? Бывает. Тупые нигеры дохнут. Ты не знал?

— Вот Вам повестка...

— Да пошёл ты!

Дверь захлопнулась.

Но адвокат сдаваться не собирался. Подойдя к владельцу гостинницы, он спросил:

— У Вас есть свободные номера?

— Да.

— Есть номера по соседству с пятым?

— Да. Шестой номер свободен.

— Могу снять?

— Как Вам будет угодно.

В следующий раз он встретился с капитаном, когда тот решился выйти наружу, чтобы в очередной раз напиться, но уже в компании своих верных бравых матросов.

Всё это время адвокат проводил дни за днями в порче бумаги на различные письма, ведение дневника и создание материалов для своего научного трактата по философии. Каждый перспективный гражданин, работающего в частной практике, работает только благодаря своему имени. Если у тебя нет фундаментальных научных трудов, тогда у твоего имени нет и авторитета. Поэтому это являлось своего рода самоцелью. Только вот у юриста, родители которого были детьми рабов, семейное воспитание было несовершенным, а образования недостаточно. Так что, как бы он не старался, вся эта графомания по прежнему оставалась просто порчей бумаги.

Когда Стью вышел к своей команде, шум поднялся на всё поселение. Никто и никогда не умел так бухать, как Стью Джефферсон. Это был настоящий бич всех трактиров и ангел производителей спиртного.

Американцы во многом впитали в себя эмигрантскую ментальность при британско-ирландском происхождении. Но их бары были далеки от культуры английских пабов. О чём, видимо, нечаянно забыл столичный юрист. Иначе по какой ещё причине он, британец африканского происхождения, являющий собой воплощение всего ненавистного американскому гражданину, пошёл бы на рожон?

— Капитан Стью!

— О! Нигер! Ты вернулся.

— Я требую от Вас дать ответ!

— Пошёл к чёрту, черномазый.

— Я тогда вынужден буду Вас арестовать. Если потребуется, вместе со всей командой.

— Ха-ха-ха, ну попробуй.

Адвокат под свист пьянствующей толпы американцев покинул таверну.

Для посещения ратуши было уже поздно. Никто не навещает мэра в столь позднее время. Да и в последние пару лет его уже давно никто не беспокоит. Восьмидесятилетний назначенец не мешает городу жить без его непосредственного руководства, а горожане не навязываются к старику со своими проблемами. Можно сказать, идеальный выход на пенсию. Негласный общественный договор. Никакой анархии и никакой власти — идеальное воплощение либерализма или, если можно выразиться, социализма, так как всё не так плохо, как могло бы быть в отсутствии сильной власти, люди помогают друг другу, но тем, кто сам виноват в своём положении, придётся самостоятельно выкарабкиваться из проблем.

Британец отправился в крепость на разговор с её начальником.

Подойдя к деревянным вратам, адвокат три раза со всей силы стукнул об них сапогом, после чего открылись ставни и выглянула грязная рожа пьяного мушкетёра:

— Кто?

— Я прибыл из Лондона по распоряжению его правительства для возбуждения дела против американцев, убивших местного жителя. Мне нужен начальник крепости.

— Зачем?

— Преступники отказываются подчиниться требованиям закона.

— И что?

— В смысле «И что?»? Немедленно открывайте мне вход, иначе Вы тоже будете осуждены за неподчинение.

— Хорош-хорош. Документы предъявите.

Адвокат, вынув из своего внутреннего кармана документы, подтверждающие его личность и полномочия, передал их сторожевому, после чего спросил:

— Тебе то на кой чёрт эти документы? Ты же пьян, чёрт возьми! У тебя же все буквы сейчас начнут так расплываться, что у тебя голова аж закружится!

— Правда, так и есть. Но попрошу, таков закон.

Вернув обратно документы, сторожевой впустил адвоката внутрь и вскоре последний уже был в кабинете у руководителя крепости. Это был нетрадиционный типаж мужчины, работающего на должности начальника. Никакого свисающего до колен брюха. Никакой сонливости в глазах. Только уверенность и стойкость, как у слона на шахматной доске.

Выслушав историю, начальник встал из-за стола и сказал:

— Хорошо, мистер адвокат, поступим так, как Вы считаете нужным.

Взяв с собой взвод солдат, начальник крепости окружил таверну, в которой полным ходом продолжалось типичное американское веселье. В сопровождении столичного юриста и пары мушкетёров, начальник крепости вошёл внутрь и обратился непосредственно к капитану Джефферсону:

— Сэр, прошу прощения, что я вынужден отвлекать Вас от отдыха, но меня и весь город беспокоит то, что Вы игнорируете законные требования лондонского адвоката по делу об убийстве нашего лоцмана. Могли бы Вы объясниться?

— Ничего себе! Этот грёбанный нигер поднял на уши весь город! И даже городские псы сорвались с цепи, лишь бы наказать неугодных им американцев.

— Сэр, попрошу...

— И ведь никто не подумал, что убийцей мог быть кто-то из вас, британцев. Вы же народ хитрый, в отличии от нас, американцев, примитивных сынов фермеров и ремесленников. Если бы мы хотели убить вашего нигера, то церемониться не стали и сделали бы это ещё на пути в порт. А вот вы, хитрые и наглые англичане, только так и умеете, убивать людей, подставляя других и под прикрытием ночи.

— Можете считать как угодно, тем не менее Вы на законное требование адвоката ответили отрицательно и с агрессией.

— Потому что нигер не может быть уполномочен. Как же Вам не понять, что человеческая одежда не делает животное человеком. Вы ещё скажите, что судьёй будет ваша местная передовая свиноматка.

— Так, всё, мне это надоело! Вы отказываетесь подчиниться?

— Допустим, и что дальше?

— Тогда вы арестованы вместе со всеми членами команды.

— А кишка не тонка?

— Здание окружено вооружёнными солдатами. Если вы не подчинитесь, мы просто Вас расстреляем.

— Вместе с другими посетителями кабака?

— Вы про тех четырёх постоянных посетителей кабака? Так они уже давным-давно смылись при первом же нашем появлении. Оглянитесь вокруг, здесь никого нет, кроме нас.

— Тогда вынужден признать, бойня неизбежна.

— Да в жопу ваши разговоры! — крикнул один из матросов.

И, схватившись за бутылку, ударил ею со всей силы по голове чернокожего адвоката, от чего тот тут же потерял сознание.

Началась потасовка.

Вскоре стоящие снаружи вооружённые мушкетёры услышали крики и выстрелы внутри здания.

— Как ты думаешь? — спросил один у другого. — Что там происходит?

— Не знаю, что там происходит сейчас, но у меня такое ощущение, что переговоры прошли не лучшим образом.

— Может нам вмешаться?

— Думаю, не стоит. Кто знает, может, им всё-таки удастся договориться?

Начальник крепости первым вышел из таверны. На своих плечах он держал истекающего кровью адвоката.

— Взвод! Арестовать всех посетителей бара! — отдал приказ он.

Словно оцепеневшие, — не от ужаса, а от сонливости, — мушкетёры, услышав звонкий голос командира, беспорядочно, запинаясь и сваливаясь с ног, побежали в таверну. Командир не стал дожидаться окончания всего этого действия и, взяв на руки адвоката, побежал в фельдшерский пункт.

***

Когда новость дошла по Вашингтона, президент США в овальном кабинете Белого Дома лежал на диване возле камина и дремал, закрыв свежей утренней газетой лицо от лучей утреннего солнца. Кстати, той самой газетой, в которой никогда не освещали важные события последнего дня. Газетой, которая знала, что на кого работала. Которая знала, что готовит новостную ленту для президента. Знала, насколько ему важно сейчас думать, что он не такой уж и безнадёжный президент, как о нём говорят его политические соперники.

Президента разбудил хлопок двери. В кабинет вошёл глава аппарата Белого Дома. Близкий товарищ президента ещё со времён работы в Сенате. В том самом Сенате, где сам президент до победы на выборах пробыл двенадцать лет. И последним жестом прощания со своим прежним местом работы было продавливание кандидатуры своего друга на пост главы аппарата Белого Дома. Он готов был идти на всё, лишь бы не остаться в окружении лицемерных политиканов, которые никогда не будут с ним честны.

— Господин Президент!

— А?! Что? О Господи. А ведь так хорошо спалось...

— Господин Президент.

— Ну что? Говори уже.

— Плохие новости с Антильских островов.

— Откуда?

— С островов в Карибском море.

— Да? Это те, что на юге?

— Именно так.

— А в чьей они юрисдикции? Штата Флорида, наверное? У них что, кончились губернаторы? Пусть сами решают свои проблемы.

— Господин президент, эти острова не являются частью штатов.

— Да? А чьи же они тогда?

— На них до сих пор находятся испанские, французские и английские колонии.

— Так какое тогда мне до них дело? Какое до них вообще может быть дело Соединённых Штатов Америки?

— На одном из островов британской колонии была задержана команда американского гражданского судна.

— Что? Что за бред?

— Детали событий ещё неизвестны, но по предварительной информации — произошёл конфликт между американцами и британцами на расовой почве.

— Что? На расовой почве? Добрая половина американцев из Великобритании. Пускай даже англичане не считают ирландцев лучшей частью своей империи, тем не менее. Какой к чёрту расовый конфликт?

— Извините, господин президент, но в Британской империи уже как двадцать лет отменено рабство.

— Да? Ничего себе.

— Чернокожие являются такими же свободными гражданами, как и англичане, шотландцы или ирландцы.

— Ладно. Подготовь мне всю информацию по этому поводу. И пригласи ко мне госсекретаря и военного министра.

Тёмная лошадка — так прозвали действующего президента во время съезда Национального Конвента Демократической партии США, потому что о его кандидатуре в первых раундах голосования никто и не задумывался. Он появился неожиданно для всех. На фоне вигов, быстро теряющих остатки политической репутации, демократы были воплощением национальной элиты. Среди нескольких великанов политики сложно было определить одного наиболее достойного. Куда проще найти наоборот одного достаточно непопулярного, мягкого и незначительного, чтобы тот стал марионеткой.

Но если с кандидатом в президенты демократы определялись долго и мучительно, то с должностью вице-президента никаких проблем не было. Тёмная лошадка из Нью-Гэмпшира, яркий представитель американского севера, нуждался в представителе южных штатов. Хотя сам он этого ещё не понимал, зато партия всегда знала, что лучше стране. Этим американцы мало чем отличаются от типичных коммунистов.

Однако, будучи уже избранным, будущий вице-президент неожиданно для всех заболел какой-то неизвестной болезнью и по рекомендации лечащего врача отправился на отдых на Кубу. Но болезнь не отступила даже перед праздным отдыхом и тропическим климатом. Политик вынужден был принимать присягу в Гаване. Но не прошло и больше месяца со вступления в должность, как болезнь взяла своё. И проблема с вице-президентом разрешилась сама собой.

Это всё к слову о том, почему президент в случае какой-то критической ситуации, вызывает всех важнейших персон своего Кабинета, за исключением вице-президента. Его на тот момент попросту не было. Вернее был, но в статусе «вакантно».

— Ну и что делать будем? — спросил президент у собравшихся министров.

— Игнорировать нельзя, — сказал государственный секретарь. — Рейтинг администрации среди населения чуть выше сорока процентов, а до выборов осталось меньше шести месяцев.

— Чего вы все мне постоянно тычете этим рейтингом. Кто составляет эти рейтинги? Нью-Йоркские газеты? Спросите у этих журналистов лучше, если народ так нас не любит, за кого он будет голосовать? За радикальных традиционалистов с Юга? Или за вигов? Не смешите меня. От их партии уже практически ничего не осталось.

— А что на счёт республиканцев? — спросил военный министр.

— Республиканцы? — посмеялся президент. — Послушайте, всю нашу недолгую историю в стране была одна крепкая партия и ещё одна, представляющая из себя "вечных" оппозиционеров, постоянно чем-то недовольных. И какова их судьба? Федералисты распались. Противники Джексона были так малочисленны, что создали коалицию с аутсайдерами, назвав себя «партией вигов». И то название они украли у британских либералов, получивших название от погонщиков кобыл. А сейчас осколок этой партии, нет, изгои этой партии называют себя республиканцами. Вы действительно думаете, что эта партия представляет для нас угрозу?

— Не иронизируй. Выборы в Конгресс в прошлом году для них были лишь первыми. С каждым днём растёт рейтинг их лидеров. Если не виги, то чей кандидат на президентской гонке будет главным оппонентом? Республиканской партии. Путь даже это ничего не значит для президентских выборах, рейтинг кандидатов-республиканцев в Конгресс от этого значительно выиграет. Наша задача в чём? В удержании власти или в обеспечении себе политической свободы? Быть президентом США под контролем республиканского Конгресса — идея плохая.

— Вы вообще к чему мне всё это рассказываете? Причём тут выборы?

— Как это причём? Сейчас любое политическое событие будет тесно связано с повесткой дня, от которой зависит судьба не только нашей партии, но и нашей с вами, господа, политической карьеры.

— И что же? Вы предлагаете использовать проблему в британской колонии в угоду нашей предвыборной кампании?

— Конечно, — в один голос сказали министры.

— Вопрос только в том, как это всё обыграть, — дополнил госсекретарь.

— И что вы предлагаете? — спросил президент.

— Ну здесь есть явно два варианта. Дипломатический и силовой.

— По-моему, тут всё очевидно, — сказал военный министр.

— И что же тебе очевидно? — спросил президент.

— Силовой вариант и точка. Народ любит, когда правительство показывает силу. Они чувствуют себя причастными к этому, следовательно, и себя чувствуют сильными. Это здорово сыграет по их американскому самодовольству.

— Я не спешил бы так категорично сводить всё к одному сценарию, — сказал госсекретарь. — Я больше склоняюсь к гибридному варианту. Стоит проявить силу, но исключительно для дипломатического давления. А также привести войска в боевую готовность на случай какой-либо провокации со стороны британцев. Дело в том, что если мы будем просто применять силу, британцы привлекут на свою сторону дипломатический корпус ряда европейских стран, от связей с которыми зависит наша экономика. Но с другой стороны, без проявления силы мы не сможем диктовать свои условия британцам.

— И что же тогда делать? — спросил президент.

— Вам решать. Но без поддержки европейских стран, в первую очередь Франции, нам не удастся давить на королеву.

— Наполеон III сейчас ведёт войну вместе с британцами против России, — заметил военный министр. — Вы думаете, французы поддержат нас в разгар осады Севастополя? Это бред. Их интересы там важнее интересов тут.

— И что же нам делать? Искать поддержку в лице России, которая вот уже тридцать лет под пятой Николая I уничтожает всякие задатки демократического общества? Ему мало было декабристов, он ещё и в Европе революционеров уничтожал в сорок восьмом. Каков шанс, что убеждённый монархист выступит в защиту демократической республики на другом конце света?

— Сорок восьмой, — усмехнулся военный министр. — Год той самой революции, которая поменяла одного французского императора на другого? Нет. Я полагаю, что британцы достаточно умны, чтобы не обращаться за поддержкой к своим союзникам по войне с Россией. Потому что ни один из европейских монархов сейчас не будет взирать на проблемы на другой части света. Как бы мы не поступили, всем будет наплевать.

— Так, ладно, что из себя представляет эта колония? Небольшой город, правильно я так понимаю? — спросил президент.

— Так точно, — подтвердил военный министр.

— Тогда вышлите военный фрегат к берегам этого острова. Пусть возьмут его в блокаду. А ты тем временем свяжитесь с нашим послом в Лондоне. Пусть передаст наши требования. Во-первых, немедленно отпустить наших ребят вместе со всем их имуществом, которое, я уверен, у них конфисковали. Во-вторых, потребовать компенсацию. Допустим, пусть будет, 25 тысяч долларов. Ну это так, для торгов. Посмотрим на их реакцию, а уже потом будем решать, что делать.

— Господин президент, — обратился военный министр.

— Да?

— Я полагаю, мы должны быть готовы к любым козням этих пройдох с Альбиона. Поэтому, считаю, было бы нелишним перевести в боевую готовность наши корпуса в Новой Англии и у Великих Озёр.

— Да, разрешаю. Если сочтёте необходимым перевести какие-либо корпуса на север для укрепления позиций, пожалуйста. Главное, пусть всё выглядит так, будто мы в преддверии очередных военных учений, чтобы никто не волновался, но и вместе с тем чтобы продемонстрировать силу прямо на границе с британской колонией.

— Согласен.

***

А тем временем на острове разгоралась самая настоящая драма. Панихида по убитому американским матросом чернокожему. Снова. Только вот в тяжёлой потасовке погиб не только лондонский адвокат, но и ещё семь американцев, застреленных без предупреждения английскими мушкетёрами, которые ворвались в таверну посреди потасовки. Остальные американцы, раненные и целые, неважно, одним словом, чудом выжившие, находились под стражей в подвалах форта.

— Что с ними делать, сэр? — спросил один из мушкетёров вскоре после того, как все американцы были арестованы.

— В качестве пыток с них пока будет достаточно местной жрачки. Так что, кормить дважды в день.

Чтобы прошло судебное заседание, требуется не только судья и обвинитель, — последний к слову уже лежал в могиле, — но и сторона защиты. Британцы очень скрупулёзны в отношении судебных тяжб. Даже с американцами.

Один неуёмный сторожила, напившись на службе как-то при случае пристал к американцам, начав рассуждать, незвирая на их молчаливое недовольство:

— Наш закон обязывает нас вам дать адвоката. И вариантов тут как бы два. Либо вы пользуетесь услугами частного адвоката, которые вам может предоставить кто-нибудь из местных жителей, кто неожиданно для всех нас обладает достаточным для того образованием. Либо мы предоставляем вам из столицы государственного чиновника.

Ирония пьяного британского солдата воплотилась в жизнь примерно через чуть больше одного месяца. Именно столько потребовалось времени на прибытие ещё одного адвоката. Большая часть времени ушла не на само путешествие и тем более уж не на поиск добровольца, потому что, как ни странно, для любого адвоката взять дело, в результате которого погиб один из его конкурентов, казалось золотой жилой, а на рассмотрение присланных в столицу бумаг и соблюдение норм документооборота.

***

Тем временем не прошло и двух дней, как очередное судно уведомило о вхождении в порт, что среди местных жителей даже вызвало оживлённые разговоры.

Многих удивляло, что к ним зачастили мореплаватели. Хотя, казалось бы, что здесь удивительного, если о поселении писатели уже во всех мировых газетах? Но преодолевать фарватер каждому придётся самостоятельно. Способного лоцмана у колонии больше не было.

Первый же прибывший корабль, от которого ждали чего-то большего, чем от предыдущих гостей, высадил троих человек в военно-морской форме, американского офицера и двух матросов. И все почувствовали неладное.

— Мне нужен губернатор, — сказал младший лейтенант, обратившись к первому же попавшемуся ему работнику верфи.

— А ты что ещё за чудо такое?

— Мужик, ты что, совсем забылся уже? Давай говори немедленно, где у вас тут губернатор сидит.

— Слышь! А ты не оборзел ли? Нет у нас тут губернаторов. Проваливай давай!

— Ну а помимо губернатора? Кто-то же должен быть у вас тут главным.

— Кто-то? А тебе какое дело, янки?

— А тебе какое дело до того, какое дело у меня к тому, кто здесь представляет собой власть?

— А тебе какое дело до того, какое мне дело до того, какое дело у тебя к тому, кто у нас представляет собой власть?

— Я перед тобой в отчёте? Нет. Не хочешь говорить — ну иди к чёрту. Найду других, кто скажет.

— Ага. Давай. Попробуй. Найди дураков.

Когда офицер хотел было уже пойти прочь, рабочий окликнул его:

— Стой, янки. Так уж и быть, скажу тебе, тем более, что здесь нет никакой тайны. Губернаторов у нас нет, только мэр. А он сутки напролёт находится дома, пьёт вино и в надежде ждёт, когда его восьмидесятилетний *** наконец-то снова встанет на задницу молоденькой красавицы, а может и красавца, ведь никто не знает, какие предпочтения у нашего мэра. Так что в этом далёком от метрополии местечке, до которого долго никому не было дела, нет никакой власти, кроме Божьей. А ещё у нас есть начальник крепости, к которому все ходят в случае каких-либо совсем уже неотложных вопросов. Так что, если у тебя что-то важное, то скорей всего тебе к нему.

Тогда же американский офицер отправился к крепости, где в свою очередь столкнулся с безразличием и настойчивым пренебрежением стражи:

— Да похрену мне, какие там у тебя дела к начальнику, понимаешь? Тут у каждого второго какие-то там дела. Мы никому не мешаем, вот и нам не стоит. Мы город охраняем, а не делами городскими занимаемся.

— Так в том то и дело, что вопрос этот касается непосредственно вашей безопасности.

— Да ну. И чего же? Может, ещё угрожать нам будешь?

— А может и буду, если потребуется.

— Ну ладно. Ты пока тут постой, поугрожай, а я схожу пообедаю, ладно? Когда закончишь, крикни.

— Эй, стой! Ладно, давай так. Можешь передать записку вашему начальнику крепости?

— Так уж и быть. Давай, пиши свою записку.

— А она у меня уже готова, — сказал офицер, протягивая через окошко в воротах бумажный свиток с печатью.

— Вы, американцы, я смотрю, на все случаи жизни готовы.

— На все, кроме неведомого отсутствия телеграфа в британской колонии.

— Но это уже не наши проблемы, знаете ли. Если хотите, можете проспонсировать нас. Мы мигом всё возведём.

— Давай неси письмо уже. И если твой капитан захочет меня видеть, скажешь ему, что я буду ждать его в таверне.

Сторожила, ничего не ответив, отправился к начальнику крепости, сказав ему при встрече:

— Вам какой-то очередной американский сумасшедший передал записку.

Сняв печать, начальник понял, что это вовсе никакая не записка, а официальное дипломатическое послание государственного уровня, требующее в ультимативном порядке выдать всех американских арестантов.

— Говоришь, письмо от американского сумасшедшего?

— Так точно, сэр.

— Скажи-ка мне, придурок ты тупоголовый, где сейчас этот американец?

— Сказал, что будет Вас в таверне ждать, — поняв, что сделал что-то не так, сторожила побледнел и поник в голосе. — Я же не думал, что он это всерьёз.

— А тебе не надо думать, кретин!

Начальник, оставив свой пост, отправился на разговор с прибывшим в порт офицером. Тот, сидя в таверне, как и сказал, медленно потягивал виски из стопки.

— Так вы тот самый американец, о котором мне доложили? — спросил начальник крепости.

— Больше в таверне, вроде как, нет американцев, — ответил офицер.

— Сегодня в таверне вообще больше никого нет, кроме Вас. Соизволите ли сказать, что за дерьмо Вы тут мне прислали по почте?

— Военное судно, на котором я прибыл, получило распоряжение из самого Вашингтона. Приказано было любым способом разрешить вопрос. Либо получить всех арестованных американцев и вместе с ними компенсацию в размере двадцати пяти тысяч долларов, либо стереть с лица земли ваш миленький городок.

— А что, если я Вам скажу, что все маньяки, которые прибыли в наш порт, по счастливой случайности обладая американским гражданством, были уже давным-давно повешены за те преступления, что они совершили.

— Тогда я с прискорбием должен сообщить, что тот факт, что Ваш порт находится в глубинах острова и подобраться к нему можно только через неизвестным нам фарватер, не отменяет того факта, что орудия на суднах американского военно-морского флота имеют достаточную дальность и достаточное количество боезапасов, чтобы разнести в щепки не только ваш город, но и весь остров подчистую, превратив его в выжженную пустыню, чего мне искренне не хотелось бы, потому что городок Ваш мне понравился.

— И что же нам тогда делать? Как Вы собираетесь решать эту проблему?

— Я? Никак. Лучше бы Вам каким-нибудь чудесным образом найти тех американцев, которых Вы вздёрнули, живыми. Иначе Вас ждёт тот же мир, в котором они пребывают сейчас.

— А что если я скажу, что они живы, но я их ни за что Вам не отдам. Так же как и двадцать пять тысяч долларов. Пятнадцать человек заточены в нашей крепости. И если Вы откроете огонь по британцам, погибнут и американцы.

— Тогда я так и передам моему командиру, а Вам останется лишь надеяться на его благоразумие.

— Я могу провести Вас в крепость, чтобы показать, что Ваши американские матросы в целости и сохранности вместе с их недотёпой капитаном. Тогда Вы сможете гарантировать своему капитану, что американские граждане живы.

— Хорошо. Показывайте.

***

Когда лейтенант вернулся обратно на судно, он передал капитану Полу о положении дел как оно есть. Командир, долго не размышляя, спросил у лейтенанта:

— Матросы, которые тебя сопровождали, знают о ситуации?

— Никак нет. Я оставил их ожидать возле шлюпки до моего возвращения.

— Отлично. Орудия в боевую готовность! — отдал приказ капитан.

— Сэр, но как же наши ребята? — спросил лейтенант, как можно тише, понимая, что будет, посмей он публично высказывать недовольство, подрывая капитанский авторитет.

— Лейтенант! У меня есть приказ. И запомните раз и навсегда. Соединённые Штаты никогда не ведут переговоры с террористами.

***

В тоже самое время, в подвале старинной фортификации сидело чуть больше дюжины американцев. Ослабшие и поникшие духом, но всё ещё верящие в своего капитана Стью Джефферсона.

— Капитан, — обратился к Стью один из матросов. — А что если этот офицер соврал нам?

— Соврал? Как бы ни так. Глупец смеет клясться, что сделает то, что от него никак не зависит. Вот придёт он сейчас к своему командиру и скажет, что помимо нас требуют ещё и такую сумму денег, за счёт которой можно было бы все бреши в бюджете наших любимых штатов заделать. За дюжину американцев, которые от уплаты налогов и алиментов уклоняются. Вы сами то верите в то, что кто-то нас спасать будет? Это лишь очередной повод нашему правительству заработать денег. Потому что мы с Вами ни черта делать больше и не умеем, кроме как воевать. Разве не так?

— И что же тогда делать нам?

— Ждать и прислушиваться, когда снаряды полетят в нас. А там уже остаётся только молиться. Мы либо подохнем, либо получим шанс сбежать.

Так оно и произошло. По прошествии пары часов, начался обстрел. Град снарядов обрушился на стены форта. Ошеломлённая происходящим стража, в панике начала бегать из стороны в сторону, не зная, что и делать, пока начальник не скомандовал всем вернуться на боевые посты. Начался обстрел взаимно, но бессмысленно, так как военный корабль американцев занял заведомо выгодные позиции, скрывшись за прибрежными скалами. Первые же снаряды начали поражать цель, создавая бреши и трещины по всему фасаду форта от основания до макушки.

Капитан словно в воду глядел. Но собственно, ничего сверхъестественного в этом не было. Как настоящий американец, Стью прекрасно знал не только нрав граждан штатов, но и мотивы правительства. А отслужив десять лет в военно-морском флоте, ему как никому другому известны зверства и жажда крови, которые не покидают людей в форме. На их судьбу было всем наплевать. И если уж американцам нет дела до своих, то британцам и подавно.

Но удача, которая по домыслам некоторых покинула капитана, вновь и вновь прибывала к капитану. Снаряды пробили основания крепости, развалив фундамент. И раскрошилась стена, удерживающая команду от свободы. Никого буквально чудом не задело и не завалило.

Кто-то из матросов крикнул:

— Бегом наружу!

Капитан Стью препятствовать не стал и все помчались наверх, взбираясь по каменным обвалам.

Вырвавшись наружу, бывшие арестанты столкнулись с разрозненными солдатами гарнизона. Один из солдат выстрелил в американского матроса. Пуля попала ему в грудь и тот упал на землю замертво. Разъярённый увиденным, бегущий следом за подстреленными, американец ринулся на солдата, пока тот перезаряжал свой мушкет. Он вцепился ему в горло и начал душить его своими большими руками. Со зверским выражением лица он не просто перекрыл солдату воздух, а сжал горло так сильно, что послышался хруст шейных позвонков. И когда голова британца свисала как у висельника, американец отбросил его тело в сторону, подобрал с земли мушкет и начал заряжать. Остальные же, кто как — кто последовал примеру матроса, а кто прочь побежал в сторону лесного массива, чтобы укрыться от выстрелов. По иронии, отступающие погибли все, попав под массированный обстрел с двух сторон — с одной стороны британскими мушкетёрами, с другой американскими канонирами.

— Твою мать! Никому не бежать! — крикнул капитан.

— Что делать то? — в небольшой панике спросил боцман.

— Дадим бой сукам! — крикнул Стью Джефферсон и направился к ближайшему входу в фортификации.

***

Спустя несколько часов. На военном судне американцев.

— Сэр, крепость практически разрушена, — докладывал главный канонир.

— Тогда начинайте обстрел города. Надеюсь, бриташкам хватило ума эвакуироваться.

— Капитан! — обратился матрос.

— Что?

— К нам приближается неизвестное лицо.

— Приближается неизвестно лицо? Что за чушь? Скажи нормально, матрос, по-человечески.

— Кто-то плывёт к нам.

— Плывёт? В смысле самостоятельно. Не на плоту, ни на лодке, а так, вплавь?

— Именно так, сэр.

— Что ж, поднимайте это неизвестное лицо на борт.

Весь промокший и обессилевший на борт двумя матросами еле-еле был затянут за руки Стью Джефферсон.

— Кто Вы? — уверенно и резко спросил командир военного судна.

— Меня зовут Стью Джефферсон. Я капитан американского судна.

— Стью Джефферсон? Тот самый, что был арестован вместе со всей командой?

— Так точно. Только вот больше нет никакой команды.

— Как так? А что ж случилось то?

— Нас арестовали. Человек пятнадцать. А тут ещё вы обстрел начали. Против Вас лично ничего сказать не могу. Я знаю главное правило ещё со времён Мексиканской войны. Никаких переговоров с террористами. Да и известно всем, что американские снаряды никогда по своим не попадают. С первым градом вы пробили брешь в крепости. Из наших никто не пострадал и мы начали тут же выбираться наружу. А британцы вместо того, чтобы отпустить нас, ведь казалось бы, если вы нас увидите, может даже прекратили обстрел, эти кретины же наоборот, начали стрелять в спины. Половина полегла только на выходе. Я с семью матросами начал штурм форта. Убивали всех подряд. Нам повезло, что большинство гарнизона было направлено в город. Потеряв нескольких наших, нам удалось очистить форт. Вы ещё какое-то время мочили по пустому зданию, если Вам это будет интересно, сэр. А дальше уже в островных джунглях мы нарвались на ещё один отряд британских мушкетёров. В итоге я единственный, кто хоть и с ранением, но удрал от этих сволочей.

— Надо же. Хорошо. Отведите господина в каюту и позовите доктора. Пусть обследует капитана Джефферсона.

***

Тем временем в Вашингтоне. Президент США с государственным секретарём США наедине.

— Почему Лондон молчит?

— Не знаю, господин президент. Могу лишь предполагать.

— Да я понял уже твою позицию. Чего им выжидать то? Втихаря перебрасывать свои войска к нашей границе? Какой в этом смысл после моего выступления в Конгрессе? Весь на весь мир прогремело. Какую речь я отбарабанил. Теперь весь мир знает, что мы в считанные часы может мобилизовать войска, готовые к переправке через Атлантический океан.

— Они знают, что Конгресс никогда не согласится на нарушение доктрины Монро.

— Доктрина-***рина. Мы уже давным-давно зашли за пределы американского континента, говоря о наших национальных интересах. Берти! Берти!

— Да, сэр? — войдя в кабинет президента, спросила чернокожая служанка.

— Принеси мне, пожалуйста, бурбон.

— Конечно, господин президент, будет сделано.

— Фрэнк, может не стоит? — спросил госсекретарь.

— Куда уж хуже, Уилл? Слушай, если бы не ты, я не знаю, что бы делал. Ты уж извини. Похоже, что теперь твоя карьера пойдёт на дно вместе с моей.

— Фрэнк, прошу тебя, пожалуйста, прекрати ты уже это своё нытьё. Почему ты каждый раз начинаешь преждевременно сдаваться?

— Потому что я уже чувствую на нёбе изо дня в день, с утра до вечера, этот противный шершавый привкус поражения. Поверь мне, это лишь вопрос времени.

— А на мой взгляд...

В кабинет вновь пришла служанка, быстро передала бутылочку бурбона президенту и покинула кабинет.

— Будешь? — спросил президент.

— Пожалуй, — расстроенно согласился госсекретарь.

— Не знаю, как у вас в Нью-Йорке, подозреваю, что достаточно шумно, но у нас в Нью-Гэмпшире так красиво, так тихо. Хотя я большую часть времени проработал в Вашингтоне. Но этот город. Не знаю. Не вызывает у меня той ностальгии, которая тянет домой. В отличии от Конкорда... Уилл, как ты думаешь?

— Что?

— Я буду худшим президентом в истории штатов?

— Знаешь, честно говоря, у меня есть по этому поводу особое мнение.

— Правда? Ну поделись тогда. Мне интересно.

— Я испытываю удовлетворение от того, что ни одно сердце, кроме моего собственного, не может чувствовать личного сожаления и горькой скорби, которую испытываю я от назначения на должность, которая больше подошла бы другим, в то время как я её мало желаю.

— О боже! Уилл! Ты что? Застыдить меня решил?

— Вспоминаешь, чьи это слова?

— Конечно, вспоминаю. Похоже, я буду ещё и президентом с худшей инаугурационной речью.

— Вот с этим я точно не поспорю. Возможно, ты не был бы таким плохим президентом, как постоянно о себе отзываешься, если бы не вступил в свою должность в таком отчаянном настроении. Все твои речи, все твои действия намекали на то, что ты не планировал побеждать на выборах, тем более уж вступать в президентскую должность.

— Да сама моя победа на национальном конвенте демократов. Что это было? Компромиссная фигура между несколькими кретинами. Ничего личного, Уилл.

— Да ничего.

— Лучше бы уж тебя выбрали. Почему на твоей кандидатуре в качестве компромисса не остановились? За тебя же уже было, по-моему, девяносто голосов, почти сто, против моих тридцати.

— Потому что люди помнили ещё, что ты сделал в качестве конгрессмена. И ты же ветеран войны как никак.

— Да, и что?

— Плюс партия, как ты сам уже сказал, не в лучшей форме. А виги что? И того хуже. Партии уже попросту нет. Никакой платформы. Никаких ценностей. У нас хотя бы есть Джексон и его идеи, объединяющие нацию. Виги... Единственное, что их спасает, так это выдающиеся военачальники, желающие выдвинуться в президенты от их партии. Нам же хватает выдающихся политиков.

— Если всё так плохо, что же дальше будет со страной?

— Очередной кризис на уровне Джексон-Адамс. Всё как обычно. Точно также, как и создавалась наша нация. Про-администрация-анти-администрация. И всё вновь выровняется. Не в первый раз наша демократия проходит через такие трудности. Ну что ты в самом деле.

— Ну, может быть, может быть. От Бьюкенена никаких сообщений?

— Никаких.

— Вот духом чую, затевает что-то этот хитрый лис.

***

Во время президентства Джексона, основателя демократов, с 1829 по 1837 и его преемника Ван Бюрена с 1837 по 1841 всё было иначе. Закат джексоновской эпохи наступил с поражением Ван Бюрена на президентских выборах в 1840 году. Наступила новая политическая эра. Рассвет новых демократов. Чудом победивший на очередных выборах в 1844 году Джеймс Полк стал лицом этого движения. В свою команду он взял лучших представителей партии. В частности Уильяма Марси на должность военного министра и Джеймса Бьюкенена на должность государственного секретаря. Эта победа стала карьерным ростом для всех выдающихся демократов. И поражение партии в 1848 году, как и поражение в 1840 не особо раскололо её. Наоборот. Это лишь усилило позиции её лидеров. Когда наступил черёд президентских выборов 1852 года, основными претендентами на роль кандидата в президенты от демократов стали четыре самых выдающихся её представителей. В том числе, Марси и Бьюкенен. О Франклине Пирса на тот момент никто и не вспоминал. В прошлом конгрессмен от штата Нью-Гэмпшир, уже лет десять как ушедший на покой, лишь символически стал делегатом национального конвента от своего родного штата. Потому что некому больше было. Но каким бы не был бы исход, каждый из политиков видел в этих выборах потенциал для очередного карьерного роста. Уильям Марси и не мог думать о роли ниже, чем государственный секретарь. Собственно, уступив место Пирсу на партийном съезде, он ничуть не расстроился, потому что в его кабинете получил желаемую должность. А вот Бьюкенен и слышать ничего не хотел. Его целью было — президентское кресло. Когда он проиграл Франклину Пирсу, гневу не было предела. Как так то? Ведь победа была уже у него в кармане. Партия предложила Джеймсу пост вице-президента. Если бы он выдвинулся, победа была бы единогласной. Но на меньшую роль, чем президента, он уже не был согласен. И вот, с инаугурацией Пирса пришло и предложение о должности американского посла в Великобритании, на что тот согласился.

Итак, в Лондоне. Джеймса Бьюкенена принимает граф Джордж Вильерс в своей резиденции.

— Джеймс! Рад тебя видеть.

— И я тебя, Джордж. И я тебя.

— Что там у вас произошло? Что за чума ударила в голову Пирсу?

— Да-а-а... — махнув рукой, ответил Джеймс.

— Я, конечно, понимаю. У вас доктрина и платформа партии. И ты тоже уже пару лет как постоянно наседаешь над нами, требуя, чтобы королевство покинуло Центральную Америку. Но уж извини, это какой маразм уж точно.

— Ты же понимаешь, что будь президентом я, всё было бы иначе. Демократы демократами, а я популярен среди южных штатов. Потому что меня больше волнуют вопросы расширения на запад и отношения с Мексикой. Ну ты же и сам помнишь, что было при президенте Полке.

— Помню-помню. Для штатов это были золотые времена.

— Да и у вас всё было неплохо.

— Неплохо? Ты, видимо, совсем не знаешь ситуацию британской короны.

— А что? Скажешь, всё плохо было?

— Конечно! Восстания в Индии, религиозные войны, революционное движение в конце сороковых, частая сменяемость правительства. Ты что! Боже упаси меня нас вернуться в те времена.

— Точно-точно. Я совсем забыл.

— Это у вас, американцев всё хорошо, когда в Европе всё плохо. Неужто и Пирс поверил в это? Иначе зачем ему развязывать с нами войну тогда, когда мы уже затянуты в крупную кампанию на востоке? Думаешь, королева боится переправить все войска в сторону штатов? Или, думаешь, наш премьер-министр побоится? Он был министром обороны и министром иностранных дел ещё задолго до того, как ваш Пирс только начал свою карьеру.

— Я помню-помню. На мой же срок в государственном департаменте пришлась его работа в министерства иностранных дел. Всё ещё не могу понять, почему он не хочет со мной встретиться лично?

— Слишком занят. Уж извини. А про твой план и компромат на членов кабинета США, он знает. Просто боится, что сейчас не время его использовать.

— Не время? Как это не время? Он сейчас сидит в Вашингтоне, думая о том, как бы повысить себе популярность для переизбрания на второй срок. Запугивает всю страну байками о войне. А Конгресс слушает его, но ждёт, когда наконец-то план Пирса пойдёт на дно. Ваш город разбомбили. А самый популярный в этом веке премьер-министр даже не удосужится выдвинуть хотя бы какую-то ноту протеста?

— Ему не до этого. Крымский кризис слишком сильно поглотил его. Полагаю, на это и рассчитывал президент. Не так ли?

— Я не знаю. Он со мной не советуется. И хвала Богу, что не советуется. Как же Вы не можете понять. Скоро президентские выборы. До национального конвента остаются считанные месяцы. Если британское правительство хочет избавиться от причудливого президента, который сам не ведает, что творит, то нужно срочно начать его топить. И тогда я буду единственным, кого американские демократы захотят видеть на его месте.

— А нет риска, что и ты, Джеймс, проиграешь после такого демократического президентства.

— Сомневаюсь. Виги практически исчезли из политической жизни, а республиканцы ещё недостаточно окрепли. Возможно, это наш последний шанс исправить ситуацию.

— Хорошо я попытаюсь как-нибудь убедить премьер-министра в обратном.

— Всецело полагаюсь на вас. Пойми же, Джордж. Возможно ты единственная надежда на сохранение нормальных британо-американских отношений.

***

Спустя какое-то время, когда конфликт ещё не был забыт, но накал страстей успел остыть, американская политика потихоньку начала возвращаться к своим внутренним проблемам. Президент, которого по-прежнему волновало только его политическое будущее, готовился к самому важному для любого главы государства событию года — к очередному ежегодному посланию к Конгрессу.

По результатам выборов в Конгресс в 1854 году, через два года после вступления Пирса в должность президента, впервые в истории страны в Палату Представителей прошло аж пять партий при традиционной двухпартийной системе. До этого если и была третья партия, то её максимум был 4% мест. Демократы, державшие последние годы стабильное большинство, оставались первой партией и впредь, но обладая лишь 35% мест. 23% у вигов. 22% у партии know-nothing. 16% у республиканцев. И 4% у народной партии.

Впервые главе американского государства приходилось выступать перед настолько разрозненным Конгрессом. Пускай даже в Сенате демократы держали стабильное большинство мандатов, в общем и в целом тенденция говорила не о самых хороших показателей для следующих выборов.

И вот Франклин Пирс сидит в своём кабинете в Белом Доме, тревожно перечитывая раз за разом распечатанную ему речь, внося в неё коррективы. Можно смело сказать, что для него это было настолько же изматывающее занятие, что и для премьер-министра Великобритании выступление на ежегодном партийном съезде. Правда, из них себя особенно изматывали тори. Да и в принципе все консерваторы мира постоянно изматывают себя в создании «идеальной» речи, потому что это единственный залог их успеха — охлократия.

В кабинет врывается госсекретарь.

— Ты читал это?!

— Я занят, Уилл.

— Да отвлекись ты от своей ****ной речи. Возможно, она тебе больше не понадобится.

Подобное заявление словно что-то заклинило в сознании президента. Он с удивлением посмотрел на своего государственного секретаря, увидел в его руках нью-йоркскую газету и понял, что произошло что-то такое, о чём не пишут в вашингтон ньюспейпер.

— Что это? — спросил президент.

— А ты прочитай. На первой полосе, — сказал госсекретарь и положил свиток с газетой на рабочий стол президента.

— Не буду я читать. Надоело мне уже читать каждый день. Расскажи своими словами.

— Рассказать? Пару дней назад нью-йорская газета опубликовала расследование о событиях в британской колонии, где описала все события того дня так, как оно было. Причём не только со слов очевидцев с обеих сторон, но и получив откуда-то секретные документы из военного министерства.

— Ты говорил об этом с Дэвисом?

— Нет. А на каком праве?

Президент попросил главу аппарата Белого Дома позвать к нему Дэвиса Джефферсона, который в период президентства Пирса и был военным министром.

— Господин президент, — поприветствовал Пирса Джефферсон.

— Ты в курсе, почему я тебя позвал?

— Судя по лежащей на вашем столе нью-йоркской газете, подозреваю, что из-за слива информации.

— Да, чёрт побери! И это накануне моего ежегодного послания Конгрессу?

— И что теперь? Вы во всём меня хотите обвинить? По вашему это что, я сдал самого себя нью-йоркским журналистам? Я совсем кретин что ли?

— А это уже не нам решать, а суду, — сказал президент.

— Да? А на что нам в кабинете генеральный прокурор? Пусть займётся расследованием.

Примечание. — Под кабинетом имеется в виду Кабинет США, то есть федеральное правительство, включающее в себя только секретарей департаментов или иначе министров.

— Он уже в процессе, — сказал госсекретарь.

— Вот оно что? Я вижу, что ты уже обо всём позаботился. Да, Уилл? — иронизировал военный министр.

— Кстати, о прокуратуре и Верховном суде, — начал президент. — Это вообще законно? Я в том смысле, на каком основании журналисты публикуют военную и государственную тайну?

— На основании первой поправки, — ответил госсекретарь.

— Конгресс! — крикнул президент. — Конгресс не имеет право принимать законы, ограничивающие свободу слова. А мы с вами федеральное правительство. У государства есть тайны, разглашение которых может привести к сомнению стабильность гражданского правового общества. Они не имели право публиковать это.

— Посмотрим, что на это скажет Верховный суд.

— Не думаю, что старый Тони окажется на стороне этих нью-йоркских либералов.

— А что мне завтра им говорить? Я уже какие сутки сижу и шлифую речь, а тут мне эта новость. Меня же просто не поймут.

— Назад пути уже нет, — сказал госсекретарь.

— В смысле?

— Он имеет в виду, что у нас только один шанс, — продолжил мысль военный министр. — Форсировать ситуацию и дожимать её.

— И что вы мне предлагаете?

— Ругайтесь, дебатируйте, оправдывайтесь, что угодно, главное защитить действия наших ребят в том грёбанном порту, — сказал госсекретарь.