Свой берег

Окончание рассказа "Сёмка"

Ближе к вечеру, когда солнце спряталось за островком, уже не так болели раны, хотя зудели, растревоженные бесчисленным множеством кровожадных насекомых. Однако Сёмка к этому времени уже мог хвостом согнать их с себя, дав ранам передышку, дав возможность образоваться заживляющей корочке на них.
Но всё сильнее заявлял о себе голод.
Трава была прямо перед глазами, стоило сделать несколько шагов к берегу, и вот она: ешь, сколь влезет.  Но на ней продолжали сидеть волки. Их силуэты ещё хорошо просматривались в густеющих сумерках.
Да и волчий дух забивал дыхание, не давая расслабиться.
Но есть хотелось.
Конь не столько обвыкся с присутствием волков, сколь чувство голода заставляло предпринимать хоть какие-то шаги, побуждало к действию.
Сёмка впервые сменил положение, повернулся по течению реки и двинулся по воде вдоль берега. Там, чуть впереди, был клочок суши, оторванный от островка, словно огромная кочка с узкой протокой между ней и основным островом.
Волки тут же берегом направились вслед лошади. 
Глубина у этого клочка суши была больше, конь вошёл в воду по брюхо. Однако была и трава, были густые, свисающие к воде кустарники с мелкой листвой.
Забыв об опасности, конь принялся щипать траву со стороны реки, не брезгуя и густыми листьями кустарников. Своих противников он уже не видел, поглощенный приёмом пищи, хотя ощущал их присутствие. 
Но и пара волков не желала терять из вида лошадь.
Хищники вошли в воду, решив переплыть протоку, чтобы оказаться на маленьком островке, быть ближе к потенциальному источнику пропитания.
Волков тоже влекло чувство голода.
Им удалось без труда преодолеть узкую протоку.
Ступив на маленький клочок суши, волки принялись выбирать удобную позицию для нападения на лошадь.
На фоне ночного неба лошадиная туша хорошо просматривалась сквозь ветки кустарника.
Да и лошадиный запах волки чуяли очень отчётливо и ярко.
Оставалось подобраться поближе, выбрать место для нападения. Голод не давал время на долгие поиски и раздумья.
Продравшись сквозь заросли, волки заняли исходную позицию.
Обилие веток, высокая и густая трава мешали, закрывали обзор, не давали возможности для разбега, сковывали движение. 
Но иного места и иных условий искать было рискованно.
И голод торопил.
Резкий волчий дух заставил Сёмку отпрянуть чуть назад, на глубину, прервать трапезу.
И в то же мгновение рядом с ним раздался громкий шлепок о воду: это один из волков предпринял попытку дотянуться в прыжке до коня, но промахнулся.
Помешали всё же ветки и трава.
И не было места для разбега, для хорошего, удачного и меткого прыжка.
Незадачливый охотник забарахтался в реке, пытаясь прибиться к спасительному берегу.
Однако и островок был очень мал, да и безжалостные и бездушные стремительные воды Тубы не дали волку шанса на спасение, а подхватили его, не выпуская, уносили вниз по течению.
Второй волк прыгнул вслед товарищу.
Его прыжок был более удачным. Он успел когтями передних лап вонзиться в лошадиную спину, хотя его задние ноги свисали, болтались в воде, не находя точки опоры. 
Сёмка резко, насколько позволяла вода,  дёрнулся, спасаясь от врага.
И этого движения оказалось достаточно.
Волк не смог удержаться, соскользнул с конской спины в воду. 
И снова Туба пришла на помощь Сёмке.
Она тут же подхватила очередного незадачливого охотника, уносила вслед его соплеменнику.
Когда напуганный конь вновь вернулся на прежнее место, куда вынесла его Туба вначале, было уже темно. Но берег хорошо выделялся тёмным пятном, как хорошо тёмной глыбой возвышался в ночном небе и сам остров.
Чуть успокоившись, лошадь всё же приблизилась к берегу.
Но из воды не вышла, а долго стояла, прислушиваясь и фильтруя воздух.
Опасности не почувствовала.
Однако утро следующего дня Сёмка встречал всё же в реке, на отмели. Ночью так и не осмелился ступить на сушу. Предпочёл остаться голодным, простояв всю ночь в воде.
С рассветом страхи немного улетучились, стали стираться из памяти, а голод только усиливался.
Шаг за шагом конь выходил из воды, не забывая остановиться, чтобы в очередной раз оглядеться.
И, уже стоя на берегу, Сёмка то и дело крутил головой, настороженно стриг ушами, принюхивался, обследуя местность на предмет опасности.
Стоял настороженно, подобравшись, готовый в любое мгновение метнуться к спасительной воде.
Но присутствия волков не ощущалось.
Осмелев, конь всё же припал к сочной росной траве.
Постепенно Сёмка обвыкся на острове, исходив его вдоль и поперёк, а первые дни наслаждался обилием пищи, покоем, отъедался. 
Это потом уже он стал чувствовать себя хозяином положения.
Иногда вдруг в нём просыпался резвый, неугомонный молодой конь, и тогда он взбрыкивал, вставал на дыбы, ржал, пытался бегать, резвиться, но маленькие размеры острова, обилие кустарников не позволяли воплотиться лошадиным шалостям в жизнь. 
Однако безделье, однообразие  и одиночество вскоре наскучили Сёмке.
Всё чаще лошадь замирала на краю острова, подолгу смотрела на «свой» берег и тихонько ржала.
А ещё Сёмка стал обращать внимание на проплывающие мимо по реке катера, баржи. С удовольствием вслушивался в звуки, доносившиеся с них. Эти зрелища и звуки вносили некоторое разнообразие в отшельническую жизнь коня. А ещё он напрягал слух, пытаясь услышать человеческую речь, уловить в ней имя его наездника, а ещё лучше – его голос. И всякий раз, когда ему не удавалось услышать ни имени, ни голоса Сашки,  Сёмка обиженно ржал, надолго замирал, глядя вслед уплывающему судну.
Несколько раз он входил в воду, делал попытку плыть к «своему» берегу, но всегда возвращался обратно: снова и снова, до боли ярко в памяти Сёмки воскрешались страшные картины его поединка с волками. И опять начинали ныть зажившие уже раны на его лошадином теле.
Этот страх был не проходящим, преодолеть который он так и не смог.
Но домой тянуло.
Вот и в этот день Сёмка стоял на краю суши, смотрел туда, где остались конюшня, его соплеменники и где должен быть Сашка. 
Одинокую лодку он приметил ещё тогда, когда она появилась из-за речного поворота, шла по течению вдоль того берега.
Сёмка видел, как человек в лодке усиленно работает вёслами, пытаясь преодолеть стремнину; как стремительные воды реки не дают лодке пристать к его островку, сносят её вниз по течению.
Что-то было в гребце до боли знакомое, что конь вдруг заметался на берегу, то и дело влетая в воду, и тут же выскакивая обратно.
И ржал!
Ржал так и с такой силой, как ещё никогда не ржал.
И было в этом ржании столько надежды, столько отчаяния, что человек в лодке встал во весь рост, и до Сеньки донеслось с реки:
- Сенька! Чёрт! Так вот ты где окопался?!
Конь влетел в реку и поплыл наперерез лодке, на стремнину.
Он узнал!
Узнал своего наездника, хозяина и товарища!
Сашка всё грёб и грёб.
А Сёмка плыл и тихонько ржал.
На этот раз в его ржании были и нотки радости, и нотки обиды.
- Сёмка! Сёмка, чёрт! – кричал с лодки Сашка. – Сёмка-а-а-а-а!
И когда они встретились посреди реки, конь коснулся лодки, непроизвольно надавив на борт.
- Ты чего, Сёмка? Перевернёмся ведь!
Но конь этого не понимал.
Он понимал, что нашёл Сашку!
Своего спасителя Сашку!
А Сашка нашёл его!   
Под весом лошадиной головы лодка раз-другой черпнула воды, и ещё через мгновение пошла ко дну.
Сашка оказался в воде рядом с Сёмкой, на самой стремнине.
- Давай, Сёмка, давай! – поощрял коня Сашка, уцепившись рукой за холку лошади, плыл рядом. – Давай, родимый!
И Сёмка давал!
Плыл к «своему» берегу, задрав голову, боясь потерять ощущение Сашкиной руки на своей холке. И этот страх затмил собой Сёмкины страхи перед волками.
Они плыли, и течение выносило Сашку и Сёмку к тихой заводи на очередном речном повороте у «их» берега.