О чём молчат стихи

           О  ЧЁМ  МОЛЧАТ  СТИХИ

«Мы обманываемся ,когда думаем, что общаемся друг с другом через слово. Если между нами нет глубины молчания, слова   почти  ничего не значат».
Митрополит Антоний Сурожский

Это высказывание поразило меня недавно до глубины души. Только теперь ,вспоминая нашу почти 30-летнюю с  Глебом жизнь, я мысленно раскаиваюсь в своей говорливости и стремлении объясниться по любому поводу, разложить всё по полочкам. Мои упрёки мужу были только из-за алкоголя. Его посиделки с друзьями и редкие запойные дни бесили меня жутко, хотя ни разу,  ничем Глеб не обидел меня ни словом ,ни делом. Он не давал моему словесному потоку вылиться в ссору и коротко пояснял:" Я уже сам себя казнил за свои поступки. И все слова, которые ты собираешься мне сказать, себе выговорил».
Молча уходил из дома на пару часов, а возвращался  с букетом цветов  или  каким-то милым подарком. Я оттаивала.

                ГЛАВА ПЕРВАЯ
        ПОСТЕПЕННО ВХОДИЛА РОССИЯ В ОПУСТЕВШЕЕ СЕРДЦЕ МОЁ


                БЕЖЕНЦЫ

Так же было и в тульской глубинке,в деревне Ханино. Сюда мы переселились в 1993 году из стонущего от бессмысленной гражданской войны Таджикистана. Оставили в милом сердцу Душанбе благоустроенную квартиру, престижную работу в главных республиканских СМИ, друзей. Родные Глеба- братья Олег и Коля и их  80-летняя мать Галина Ивановна тоже остались там.
Сын Глеба Олег-выпускник Киевского высшего военного  инженерно-авиационного училища служил в вертолётном полку города Пугачёва Саратовской области. А мой сын Сергей после окончания филфака  Таджикского  университета решил уехать к бабушке и отцу в родной Бугуруслан Оренбургской области. Он с сомнением принял наше решение поселиться в старом деревенском доме,оставшемся от  умерших тульских родственников. Хмыкнул скептически, глядя на меня журналистку-культуртрегера:
  -Как же ты, мамочка моя, будешь жить в деревне без киностудии, оперного театра, филармонии, выставочных залов? Ведь тебе там элементарного троллейбуса  не будет хватать!
Глебушка улыбнулся на это, а я  убеждённо сказала,что  перечисленное увезу с собой- в душе. Скучно мне никогда не бывает, я что-нибудь  придумаю  и в деревне.
Мне было  тогда 44 года, Глебу-55 лет. Мы вместе работали в Таджикском  отделении ТАСС, потом я перешла в Союз театральных деятелей Таджикистана, а  Глеба пригласили заместителем главного редактора в новую коммерческую  еженедельную газету «Бизнес и политика». Газету спонсировали  представители  враждующих между собой группировок. Одна ратовала за Демократическую страну Таджикистан, другая –за исламское государство.
Возглавлял газету бывший сотрудник Глеба Валерий Красотин, умевший виртуозно перекладывать решение самых острых вопросов на заместителя. Как только пахло «жареным» при публикации в газете злободневных материалов о воюющих группировках, Красотин  просто исчезал ,уходя в запой. А все шишки доставались Глебу. Мужа моего запугивали, ставили к «стенке», угрожая  расстрелом. А он верил, что дурман пройдёт и вернётся в республику мир.
Вот большой рассказ  из российского  дневника Глеба   2006 года  о  тех событиях.

                ПАППАТАЧИ
   "Вы знаете,  что такое   паппатачи?  Вряд ли . Это  название  москитной  лихорадки,  острого  инфекционного заболевания,  вызванного  укусом  москита.  В  переводе с итальянского  дословно – кусать  молча.
Болезнь эта встречается  в  тропических и субтропических странах, в местностях, изобилующих  болотами, где   самое  раздолье   для гнездилищ  москитов и комаров.
  В детстве меня  привезли в Таджикистан  мои   родители  в 30-х годах прошлого века. Сначала мы жили в  Гиссарской   долине  в местечке Пахтаабад, что в переводе значит  хлопковое место.   
В современном таджикском  языке слово  абад- обод  переводится как   город.  Но  это  просто  дань советизму, поскольку никаких  городов здесь до этого не было.  Пахтаабад- типичный долинный  кишлак  того времени с глинобитными  корявыми домишками-кибитками   был окружён  болотами, которые впоследствии  осушили и  стали использовать как торфоразработки.  А тогда болота кишели  разнообразной пернатой дичью и комарьём с москитами.
 Там я и подхватил эту заразу – паппатачи. Слово это произнёс  русский доктор из тех, кто оказался здесь не  по собственному желанию. Он  с моим  отцом сидел  за столом после  осмотра меня, укрытого  с головой  толстым  ватным  одеялом и отчаянно   дрожавшего  с высокой температурой.  Они пили водку и  разговаривали обо мне и об этой проклятой   паппатачи.
-Намучается ещё,-  сказал доктор,- скверная штука. Единственное средство- хинин и вот это,- он щёлкнул  пальцем по водочной  бутылке. – Но это ему ещё рано,-  рассмеялся доктор. – Впрочем, если что,  зовите.
Я действительно намучался. Приступы лихорадки наступали внезапно,  меня колотило,  зубы стучали. Мне было знобко на страшной 50-ти  градусной  жаре.  Я согревался лишь под слоем  одеял весь в поту.
Нередко  приступы  сопровождались носовым кровотечением, бурным и обильным.  Призванный доктор, смотря  на  это,   качал головой, произнося  «Поразительно!» Потом он оборачивался к моим  матери и отцу и торжественно  провозглашал: «Что я вам говорил?  Эта паппатачи  себя ещё покажет».
С возрастом  я занялся спортом,  сразу несколькими   видами.  Мы жили уже в столице  республики- Сталинабаде, где климат был сухим и здоровым.  Лихорадка ещё  изредка навещала меня, но с возрастом  прошла. Однако  я   всю жизнь потом  иногда  вдруг ощущал внезапно наступающую слабость во всех  членах,  желание скорее лечь в постель и не двигаться, ни о чём не думать.  Странно, но лёжа в такой дремоте, я видел один и тот же зыбкий сон -несоответствия предметов их настоящей    физической  сути.  Например,  мне  снилась иголка в виде огромного стального стержня, хотя я понимал, что это  маленькая иголка. Спичка  являлась в образе  элекростолба. Ощущения от  такого  раздвоения сознания  были неприятны и действовали угнетающе. Потом и это прошло.
Я  вспомнил о паппатачи, об этом тихом укусе  невидимого глазу москита,  много позднее,  в  90-х годах прошлого столетия,  в разгул  пьяной, воровской, бандитско-  приватизационной  «демократии», во времена отравленного водкой   самодура  Ельцина, когда  вся  советская  держава  разваливалась, треща по  всем швам, увлекая в небытиё миллионы  ни в чём не повинных людей.
Я тогда  ушёл  из местного отделения ТАСС,  где прослужил  20 лет и замещал теперь редактора первой в республике коммерческой газеты  под  амбициозным  названием «Бизнес и политика».  Причём , союз"И» обозначался  по английски-«энд», что должно было обозначать направление  к   европейским приоритетам в экономике.   Но, в действительности,  ничего  этого не было и быть не могло. В Таджикистане  шла ожесточённая борьба старых феодальных кланов за власть. Борьба   хитрая, по азиатски изощрённая и беспощадная.
Казалось бы, за  50 лет советской власти, участь народа в её становлении в республике,  полного переустройства быта,  уклада  на российские,   европейские рельсы,  феодализм,  его корни, его притязания   полностью и  безвозвратно   умерли.
Ан, нет.  Нельзя  искусственно пересадить целый народ из старой формации  в  новую, хотя   и более прогрессивную. Сознание и начинка человека изменяется неизмеримо медленней, чем хотят того  революции и  их недоумки вожди.
Таджикистан тихо кипел. Молодёжь, побывавшая   в Афганистане во время   войны  в   качестве  переводчиков в различных дипмиссиях, в  Иране, в Саудовской Аравии,  в Ираке,  вместе со старшими   участвуя   в хадже, возвращалась  домой воспламенённая. В горячечном, раскалённом вином мозгу  рисовались картины  якобы дармового   рая, в котором живут зарубежные    единоверцы.  Стоит только избавиться от власти советов, как заграница засыплет братьев мусульман золотом и всякими благами.
Подливали  масла  в огонь  и многочисленные  агенты  спецслужб, которые под видом всяческих торговых и прочих представителей  наводнили республику.  Не  отставала от толпы  и учёная  братия историков, политологов. Ожили мечты о полумистическом  Туране, о могущественных царствах  Бактрии  и  Согдианы, о мудрых династиях  Саманидов  и т.д .
У нас  есть и  свои  огромные  ресурсы для  развития, вторили  им другие не менее учёные геологи, наш  Памир,  Горный Бадахшан  - кладезь множества  полезных  ископаемых,  возьмём  их и…
 Какой москит всех их укусил?  В Таджикистане  живут  в основном  мусульмане-сунниты,  в Иране и Ираке большинство шииты, обе конфессии,  мягко говоря,  друг друга  недолюбливают.
В Афганистане  полный сумбур, нищета, война  властей  с мракобесами   талибами,  там всем самим  до себя. Мечты о великом Туране  остались  лишь в  стихах  Фирдоуси  да   в рукописях средневековых  арабских историографов, сокровища  Памира , действительно  уникальны,  но по  заключению специалистов, чтобы  их  добыть, доставить в центр  переработки и прочее,  потребуются   средства во много раз превышающие  стоимость добытого.   Но все разумные  доводы  в таких  случаях бесполезны.  Паппатачи  трясёт  всех, и старых, и малых.
Ещё вчера некий  дрянненький  мулла,  сегодня  самопровозглашает  себя  высшим  служителем  Аллаха. Для пущей  важности  он  облачается  в советский генеральский  мундир и  призывает  для очищения  нации вырезать  всех  шурови,  всех родившихся при  советской власти,  как неполноценных  мусульман.
Толпы молодёжи  из  предместий  бродят  по  городу с повязками  на  головах,  где написаны призывы  движения хезболах, изречения  из Корана,  которые они сами  не понимают, ибо безграмотны.
В городах и  районах, в кишлаках, как грибы  после  дождя  вырастают мечети. В одних   молятся, в других  создают тайники с оружием и  готовят боевиков. Всюду  под видом  проповедников учения ислама  бродят подстрекатели к насилию  и  вооружённым  действиям.
На улицах беспорядки, есть случаи  убийств и насилия, самые оголтелые,  встречая  европейцев, плюют им в лицо. Милиция, госбезопастность  парализованы, говорят такое  указание идёт  сверху  от самого  Горбачёва:   не  препятствовать  народному волеизлиянию.
Положение  пока  сдерживают от взрыва  танки на улицах,  но и они  скоро уйдут.  В Душанбе вдруг приезжают мэр Питера Собчак и  академик  Велихов. Митинг на  площади. Высокие гости из России  приветствуют нарастающую молодую  демократию,  восхищаются волей народа к  свободе,  обещают  от  лица   неизвестно  кого всяческую  помощь и поддержку оппозиции.
А в коридорах  бывшего ЦК партии и советского  правительства  творится  торжище - по азиатски –базар, купи-продай. Там делят власть, идут на всё, чтобы как-то  её сохранить для себя лично.   Днём -  противостояние, ночью – оживлённый торг  с претендентами на   советское наследство.
 Газеты  не успевают  печатать списки  новых  членов  правительства: министров, генералов  и  прочих  начальников. Но мест на всех  желающих не  хватает.  Происходит  отбор, конечно,  неестественный.  Одних  отстреливают, травят, давят  машинами, их  места занимают другие.
Поразительно,  но  гибнут люди, казалось бы, совершенно  далёкие  от  политики,  от власти предержащих  - учёные, врачи, учителя,  колхозные  руководители.  Их  догоняют  тени   прошлого.  Их  деды  и отцы в 20-е годы, вовремя развязанной советской  властью  Гражданской  войны  в Средней Азии, находились   в противоборствующих лагерях. Тысячи   приспешников  Ибрагимбека,  других крупных предводителей  были  расстреляны, репрессированы. 
Правда,  их дети выросли в советских детдомах и стали достойными советскими  гражданами. Многие   достигли   высоких постов    в разных отраслях  хозяйства,  в партаппарате  и правительстве. Но кто-то, где-то хранил  тайну их прошлого. И теперь она вышла наружу. Месть живуча,  а когда она практически безнаказанна,  то не заставляет себя ждать.
И вот кульминация всей этой вахканалии.  В городе, столице республики  Душанбе, чистой и ухоженной, с тенистыми аллеями, фонтанами, кино и  театрами, Академией наук, многими  высшими и средними учебными  заведениями, городе с  полумиллионным населением и более чем 30 национальностей, становится  грязно и вонюче.   Воздух пропитывается   отравой   слежавшейся гнили, пыльной затхлостью   старья и немытых тел. В городе нашествие варваров,  спустившихся с гор, диких орд.
Я вырос в Таджикистане, мне нравится этот  неторопливый, добросердечный  народ,    его  хлебосольные   традиции. В любом  таджикском доме, особенно в сельском, вас не отпустят, не угостив,  как следует. Даже в самом бедном жилище в любое  время суток вы не останетесь без чая и лепёшки. Я тысячу раз убеждался в этом. Да что говорить, во  время войны республика  приняла и оделила всем, чем могла ,  десятки тысяч  беженцев из занятых фашистами территорий   России.
 Так ли мы встречаем  нынче в этой самой России, попавшего в беду по российской же вине нашего младшего брата?   Впрочем, это вопрос  риторический. Тут и своих россиян, вернувшихся из  Средней Азии  на свою историческую родину, встречают  злобно бормоча : «Понаехали тут…»
Ну,   да ладно,  вернёмся, как  говорится, к нашим  баранам.
Редакция  нашей газеты  новой «Бизнес и политика»  находилась в самом историческом центре  города,  на перекрёстье  двух автомагистралей.  Здесь всё рядом и Дом печати,  где базируется типография, редакции  газет,  отделение  ТАСС. Через дорогу – филармония и кинотеатр,  неподалёку  Главпочтамт,  галерея правительственных зданий,  площадь  им.  Ленина с его  могучим монументом.
Меня  всегда  интересовало, почему людей  плюгавых,  дохленьких, с ярко  выраженными   лицами  Иуды   Искариота  или  Симона- мага  по достижению ими  степеней известных  начинают  изображать, ваять, рисовать, живописать   как  гигантов, отцов русской  демократии,  Геркулесов?  Ведь это  явное  камуфлирование  их настоящей  физической  сущности  в угоду их  сателлитам и  идеологическим  прихлебателям,  а так же в назидание потомкам, которые   натуру  уже  не  застанут  в живых. Надо  отдать должное   победившим  наследникам   феодализма. Они быстро скинули   надоевшего   советского гиганта и поставили  на  его  пьедестал  кого-то   из мифических  Саманидов. Тоже мощного.  Но  тут судить  сложно.  Может,  пару  тысяч лет  назад  и был  такой,  кто знает?
Здесь я  несколько опередил события.  Вот на этой самой площади  и на  прилегающей  к ней   центральной  автомагистрали, которая   тянется  на  12 километров  от окраин   города  до аэропорта,  и засела   оппозиция.  Она засела   буквально. Тысячи  её сторонников, спустившиеся  с гор,  крестьяне  из горных  кишлаков -в богатых  долинных хозяйствах я  таких    грязных,  оборванных, с тупым выражением лица ,не встречал. Они обсели плотно всю площадь, заняли  улицу,  перекрыв движение  транспорта.  Они обложили  кругом  и нашу  одноэтажную редакцию, и выглянув  в окно,  можно было упереться  взглядом только в спины полосатых халатов, а  чаще в голые задницы испражняющихся  поборников демократии. Халаты  при этом  задирались  на голову, дабы  не  замарать  одёжи.  Об омовении и  прочих  глупостях  разговора  быть не могло. Откуда им   рядом   взяться,  да  и приказ  от организаторов  сидения  был  строгий:  никуда  без  команды  не  передвигаться. Резон тут был. Потому что далее,  по  этой  же  прямой,  на  другой  подобной  же  площади,  у здания  бывшего ЦК  партии, сидел  другой  митинг  в защиту и поддержку  бывшего  советского правительства и компартии.
Что пообещали эти  беднякам ? Чем заманили их в  город  из далёких  гор,  оторвав  от  хозяйственных нужд?  Угадать было сложно.  Скорей  всего, их просто обманули. Конечно,  какие-то  деньги на это  были  брошены,  но они  осели  в карманах  тех  же  организаторов.   
Итак, я сидел в редакции в одиночестве. Мой главный  редактор,  когда-то  начинавший   у меня в ТАСС  работать после окончания  МГУ,  попросту   сбежал, испугавшись  разбоя  толпы.
А прецедент был. Ночами, когда редакция была безхозной,  из  неё вытащили  холодильник, кондиционеры, даже вешалки, стальные  штанги  с никелированными  крючками  для одежды.  Видимо, блеск  металла понравился.
А чего удивляться? На Таджикском  алюминиевом  заводе, который построили в  Гиссарской  долине,  местные дикари похитили всю электронику  с поточной  линии  разлива  металла: больно  заманчиво мигали  там  разноцветные  лампочки. В результате произошёл  взрыв   и  выбросом  раскалённого   алюминия обожгло  нескольких рабочих.   Приехавшие  по вызову шеф-наладчики  из   Франции,  никак не могли  поверить  в причину  аварии. Они так и остались  при  мнении, что  взрыв  произошёл   по халатности персонала, а  чтобы инженерно- техническим   специалистам  производства   не было  стыдно,   они всё  свалили  на дикость  местного населения.  Француз-переводчик  сказал мне доверительно: « Вы , русские   -очень хитрый народ, никогда поверю, что местные  таджики могут работать  на такой  сложной  технологии, как электролиз.»
И вот две площади  сидели в надежде, что  кто  уйдёт  первым, тот и  проиграл.  А  я   в этот день  дежурил  по номеру, который  верстался  в  новой  типографии,  довольно  далеко  от  редакции.
Ни дойти,  ни  приехать  туда  я не  мог,  транспорт  стоял,  редкие  частные  автомобили  останавливала   и  досматривала  « гвардия»  оппозиции.  Многих выдёргивали  из авто  и  избивали,  машины  поджигали,  так  что  любителей  прокатиться  было  немного.  Я  сносился  с типографией  по  телефону. Благо он ещё  работал,  потому  что  был нужен и тем , и  другим.
Был ещё  один  важный  нюанс.  На  следующий  день  должны  были  состояться  выборы  нового  главы  правительства.   И   до сих  пор  было  неясно, кто  одержит  верх?  Проправительственный  кандидат,  бывший первый секретарь  ЦК компартии Таджикистана или  лидер  восставших  сторонников  демократии.
Мне, лично,  было  наплевать кто это будет, но фирма, разбогатевшая  на спекуляциях  с хлопком,  финансирующая  нашу  газету,  ставила  на  партбосса,  поскольку была  связана  с ним и его  окружением  денежными,  родственными  и иными  связями. Другие средства  массовой  информации  хранили  нейтралитет, выжидали.  А нам  было  приказано  в день  выборов  выпустить  номер  газеты  с  портретом  бывшего  цекиста   во  всю  первую  полосу.  Такой  ход  мог  стать  психологически  переломным  в сознании  избирателей,  что  и случилось.  Но  в тот  день   и  вечер  накануне  я пережил  немало  тревожных  минут.  Сначала  мне звонили  из штаба  оппозиционеров,  где  от  имени  их главы  со  мной  разговаривал  знакомый  референт  из  бывшего  Президиума Верховного  Совета  республики.  Он  убеждал  меня  снять  с первой  полосы  портрет  нехорошего  человека  и подпись  под  ним.  Давил   на моё  достоинство  честного  журналиста  и  демократа  в душе.  Я  не  возражал  против  всего  этого,  но  снять  портрет и  подпись отказывался,  потому что действительно  был не  в праве  это  сделать.   Я объяснял  ситуацию,  советовал  звонить  шефу  хлопковой  фирмы-  хозяину газеты,  главному  редактору,  наконец,  директору  типографии.  Я  знал,  что  первых  двух  нет в городе,  а второй  горячий  сторонник  партийного  кандидата.
Проникнуть  в типографию  силой  и  остановить  номер газеты  тоже  было  невозможно,  там стояла  усиленная  охрана  из верных  людей.   Потом  мне звонили всякие  «друзья»,  которые  вдруг  меня  вспомнили,  тоже  советовали  одуматься. Я  отсылал  их по  материнской  линии.   Потом  звонки  прекратились.  Была  уже  ночь,  редкие  фонари  освещали  шевелящееся,  гудящее,как  море,  сборище.  Изредка  в окна  моего  кабинета  заглядывали   какие-то   бородатые лица  в чалмах. В  дыры, где   стояли  кондиционеры,  теперь  лилась  летняя  жара,  настоянная на   вони,  гари  костров  и прочей  гадости.  От  всего  этого  меня  мутило,  воспоминание  о еде вызывало  тошноту. Я  позвонил  в типографию,  дежурный  доложил,   что номер  готов  и всё  в порядке.  Я чуть расслабился  и  напрасно.  Дверь  кабинета  распахнулась  и в нёё  ввалились  шесть  вооружённых  автоматами  бородачей.  Один  постарше других  и без оружия,  уселся  на  край  моего  стола.
-Эй ,ты,оказывается,  добрых слов   не понимаешь,-  начал он говорить  на  хорошем  русском  языке,- придётся   тебя  проучить.  Вставай, пойдём.
Я встал, они меня окружили  и повели  к выходу  во двор. Здесь  горел уцелевший фонарь и было всё  видно.  Меня  поставили к стенке  обвалившегося  старого  глинобитного  дома.  Когда-то в нём  помещалась  фотолаборатория.  Но теперь  здесь  среди  остатков  стен  был  импровизированный  сортир,  от которого ужасно  несло.
Удивительно,  но  страха я не испытывал.  Или  потому, что с детства  привык  к местному  колориту,  к  таким   бесстрастным  лицам,  или   потому,  что   просто  не верил  в свою смерть  в этом  вонючем   месте  от рук  маскарадных  разбойников. Треск  автомата   прозвучал как-то  неожиданно. Со  стены  над  моей  головой  осыпалась пыль.  Полузабытая  предательская  слабость  начала  разливаться  внутри, меня  пробил  озноб  и  из носа  хлынула  кровь.
-Что  с тобой?- Главарь смотрел на меня  с удивлением.-Разве ты раненый?  Мы  стреляли  вверх.  Зачем  нам  тебя  убивать?
-Паппатачи,-  прохрипел я, давясь кровью.
- Что с ним?- спросил   по- таджикски  у главаря тот , кто  стрелял.
-Не  знаю,  -ответил тот,  -видно,  отца вспомнил,  думал  конец ему пришёл.
Потом мы  проследовали  обратно в мой  кабинет,  где  я  позвонил  в типографию и сказал  дежурному  убрать  из номера  портрет  с первой  полосы  и подпись  под  ним.
- А в чём  дело? -удивился  дежурный.
-Так надо,- ответил я  и положил  трубку.
Во время этого короткого  диалога   старший  команды слушал по параллельному   телефону.
- Ну, вот и хорошо, - сказал  старший,- молодец, живи  ради  Аллаха,  отцу  привет передай.
И они ушли  в ночь и вонь толпы, оставив  со мной  одного  стража,  чтобы   я не  вздумал  отменить    своего  приказа.  Тот просидел  со мной  до двух часов ночи, потом  встал  и тоже  ушёл.
В четыре утра  за мной  приехала  БМП,  в   которой  сидел и наш  дежурный, и другие  работники  типографии- их надо было доставить домой.
-Ну, как дела?-  обратился я  к дежурному.
-Нормально,-  он  рассмеялся,- всё-таки решились  применить  силовую акцию?  Вот  идиоты.   Я  сразу  понял,  что  твои  слова  « так надо»  произнесены  специально,  как условный  шифр.
В темноте БМП  мы  почти не  видели лица  друг друга, а выйдя  из машины, он  вдруг  поглядел на  меня  внимательно.
-У  тебя всё лицо  в крови и рубашка,  били ,что ли?-произнёс он с ужасом.
-Да нет,- ответил я ,доставая  платок,  и пытаясь  привести  лицо  в порядок.-  Это всё  из давних   лет,  паппатачи…
Потом  началась  полномасштабная  гражданская  война,  в  которой  погибло  более   миллиона  человек,очень много  для  маленькой  страны.
А после  мы уехали  с женой  в Россию,  которая   для  меня никогда  не была    исторической  родиной  и родной  так и не стала. Я  мог  бы остаться в   Душанбе,  как это сделали  некоторые  мои  товарищи  по работе ,  но  я  уехал,  потому что  того  Таджикистана,  который я любил, где  прошло  моё детство и юность, уже  не было. Его  тихо  искусали  москиты, переносчики  самых  страшных  заболеваний:  глупости, самонадеянности  и самообольщения.  Озноб,  высокая  температура  и кровотечение  довели  до ручки   Что поделаешь?  Такова  паппатачи,  если ею заболевает  целый народ."

  В ДУШАНБЕ  Глеб прожил всю свою сознательную жизнь. Думаю, мало было в столице да и  в республике  людей, которые  не знали бы моего мужа лично или по публикациям. И вот с таким багажом да в  деревню. Забавно, как любит  говорить мой сын.
Но на новом месте слухи о нашем приезде  разошлись с неимоверной  быстротой. Глава Ханинской администрации  тут же доложил  редактору районной газеты «Светлый путь»  о супругах Дейниченко-тассовских журналистах. Состоялось и личное знакомство. Меня в редакцию взяли на ставку, а Глебу предложили должность внештатного корреспондента и политического обозревателя ( оборзевателя,как он пошутил).  Показал мне новенькое удостоверение сотрудника  газеты «Светлый путь» и усмехнулся:
  -Ну вот, главным редактором редакции Всесоюзной и зарубежной информации ТАСС-ТаджикТА  был,   промышленно-экономическим  отделом заведовал,а теперь и внештатником в районке  надо послужить.
Редактор  Евгений  Андреевич  Нефёдов  поручил  Глебу выпускать «Литературную страницу» и тут уж мой  муж развернулся. А меня  «сосватали»  в Ханинскую школу вести факультатив «Основы журналистики» (об этом я подробно рассказала в книге  «Как стать юнкором»  ,увидевшей свет в Тульском издательстве «ИНФРА». Книга размещена  на моей странице на Проза.ру.)
И закрутилась  наша творческая жизнь в тульской глубинке. Районная газета оживилась: в каждом номере появлялись заметки, интервью моих  ханинских юнкоров и родители гордились их успехами.  В школах Суворова и даже в сельских заревновали: мол, почему только в Ханино учат детей журналистике?  Через год –в 1995 году в районном комитете по образованию мне предложили объединить  юнкоров как слушателей межшкольного факультатива «Основы журналистики», а выпускникам его в аттестатах делать соответствующую пометку. Это было впервые в Тульской области!
Кроме того, в Ханинской школе я  вела танцевальный кружок, а в местном Доме культуры стала ведущей на концертах. И сама пела, читала стихи, сочиняла сценарии проведения  праздников.  В ДК я получала 26 рублей, в школе –полставки 50 рублей- за танцевальный и журналистику, да 150  рублей в газете. Внештатнику Глебу зарплата не полагалась, но небольшой гонорар редактор выписывал ему регулярно. Вот из этих денежек я собирала за 2-3 месяца 200 рублей, чтобы отправить в Душанбе матери Глеба Галине Ивановне. Мы списались с другом  Юрой Машковым-фотокорреспондентом Фотохроники ТАСС, живущим  уже  в Москве , и я пересылала  ему деньги на домашний адрес. Юра ждал приезда в столицу президента Таджикистана, а с ним и наших друзей фотокорреспондентов  Масуда Муллоджанова и Сергея Жукова. Сергея Галина Ивановна знала в лицо и открывала дверь только ему, когда он привозил от нас деньги.
Глеб с головой окунулся в жизнь непривычной для него провинции, много ездил по колхозам и совхозам, тесно общался с руководителями промышленных предприятий, ветеранами войны и труда, воинами-афганцами, беженцами из среднеазиатских республик и  нашими  земляками-таджикистанцами. Его материалами зачитывались все- и школьники,и старики. А ещё  редактор  завёл  в газете для него  рубрики «Версия нашего обозревателя», "Вехи истории», «Из блокнота журналиста»,"Детям о животных»  и прочие.
 Глеб анализировал события в мировой экономике, просто и доступно рассказывал районным читателям о сути афганской авантюры, о Чеченской проблеме, о англо-американской акции против Ирака-всего и не перечислить. Эти материалы ждали, взахлёб обсуждали, звонили в редакцию и благодарили автора Глеба Дейниченко. А в Ханино и вовсе-каждый  норовил  на улице остановить моего мужа,пожать ему руку,спросить чего, а то и поспорить.
   «Становлюсь популярным в районном масштабе!»- саркастически усмехался Глеб, а я    догадывалась-он доволен. И мне помогал с юнкорами. Провёл  несколько занятий по стихосложению, привечал авторов в редакции, с удовольствием ставил в «Литературной странице» стихи и рассказы моих учеников, искренне радовался откликам читателей.
Даже в помощь моим поэтам сочинил стих  под названием
  СЛОВО

У меня фреза готова:
Я обтачиваю слово
На невидимом станке
С вечной ручкою в руке.
Слово сразу не даётся:
То мелькнёт,то разольётся,
То замрёт,как истукан,
То бабахнет,как наган.
Слово мелко,слово голо,
Для обточки не готово:
В слове стержня нет пока,
Утомилася рука.
Слово вдруг родит душа-
Обмозгую не спеша.
И поставлю на поток,
На рифмовочный станок.
Начинается вращенье,
Рифм волшебное рожденье.
Получился новый стих,
И станок на время стих.
Тяжело рожденье слова!
Если к жизни не готово
Недоношенное слово-
Начинай работу снова.
Поиск слова-вот основа,
Слова нет- и мысли нет,
Слово есть-и есть сюжет.

И ещё один стих хочу привести-его очень полюбили юнкоры  и не раз читали на занятиях по журналистике. По теме похоже и по названию тоже,но прочтите вслух и сердце откликается.

     СЛОВА

Слова звучат, слова поют,
Переливаются, играют,
Слова нас к небу вознесут
И в одночасье развенчают.

Слова сильнее топора,
Сильней забвения и смерти,
Кто против русского «ура»
В бою кровавой круговерти?

И ,что нежнее слов любви,
Привычки детской к слову « мама»?
О, если б вечно мы могли
В них обновляться непрестанно.

В душе заветные слова
Хранят огонь могучей силы,
Гремит народная молва
В словах Отчизна, Русь, Россия!

   В  комитете по печати Тульской области тоже  заметили работу супругов Дейниченко. На совещаниях, слушая похвалу газете «Светлый путь», редакторы районок только вздыхали:
-Повезло Суворову с журналистами-тассовцами Дейниченко! А нам таких профессионалов  где искать?
Наш редактор   вроде бы   сочувственно пожимал плечами и прятал довольную улыбку. Вот за этот  заметный  творческий «вклад»   в работу  районной газеты нам и выделили в 1997 году однокомнатную квартиру в доме беженцев.  Хлопотала  об этом администрация Суворовского района ,в которой действовала комиссия от  Межрегиональной службы миграции.
 Ключ от квартиры и ордер вручали Глебу: я в то время восстанавливалась после операции. А он попросил оформить документы на  жену –Веру Дейниченко. Я было взбунтовалась, но Глебушка глянул на меня как-то строго-испытующе и пояснил:
   -Так надо! Я старше, значит  должен умереть раньше. А тебе жить! И уж лучше в собственной квартире.
Закрыл ладонью мне глаза ,из которых градом катились слёзы, и вдруг  каким-то пацанским  говорком выдал:
-Харош  мокрень разводить! Я тебя на свою фамилию  для чего  перевёл?  Ты всю жизнь бездомная, так  пусть хата  от меня достанется, поняла?
Тогда я завела разговор о переезде к нам его матери и моей свекрови. Глеб  покачал головой:
  -Ты хорошо подумала? Забыла какой у матери жёсткий и властный характер? Я-то привык,а тебе будет трудно.
 
   С матерью  у Глеба были непростые отношения. Галина Ивановна-воспитанница гимназии  старинного города   Бишкек,переименованного   во   Фрунзе ,слыла дамой высшего света.   Средний сын Олег нашёл себе место под солнцем в Москве-учился в престижном вузе и работал  в институте им. Курчатова. На него и делала  мать  ставку. А когда карьера у Олега не сложилась  и он вернулся в Душанбе, то вся любовь досталась  младшенькому Коле, который  никогда не обременял себя никакими  учебно-производственными обязанностями.
Глеб не обижался и тянул братиков-бездельников на себе. Водил их к матери на именины и большие праздники , устраивал частые застолья у нас дома. Братья  ни разу  ни хиленького цветочка  не принесли, ни гостинца какого. С моим приходом в их семью ситуация мало изменилась, но   теперь  за столом, Галина Ивановна  поглядывала сквозь очки с надеждой   на старшего  и говорила как бы в укор присутствующим:
   -Мой сын Глеб Николаевич не какой-нибудь дворник, а исключительно порядочный чеавек! -В слове человек она  как  бы проглатывала на дворянский манер букву "л".
   И вот эту престарелую даму  я замыслила перевезти в крошечный провинциальный город Суворов, в незнакомую ей российскую глубинку. Убедила  мужа, что всё выдержу. Мои родители остались лежать  на душанбинском кладбище и  им уже ничего не нужно. А Галина Ивановна должна  быть рядом с нами, ведь от Ханино до Суворова всего  17 километров  и полчаса  езды на рейсовом автобусе. Здесь в городской квартире мать будет и накормлена ,и ухожена. Меня поддержали  мой брат Валера с женой Люсей. Это они-туляки настояли на нашем переезде из Душанбе в Ханино в разгар гражданской войны в пустующий дом Люсиных родителей и помогали  мне с
  Глебом продуктами, вещами, деньгами, добрым словом и лаской.
 Глеб взялся ремонтировать выделенную нам квартиру: в ней вместо полов лежали тоненькие  досточки, шириной в ладошку. Правда стены были оклеены  обоями, сантехника на месте, газ обещали вскоре подключить.
В июле я встретила свекровь  в аэропорту Домодедово ( Глеб мой отлёживался, мучился с давлением) и перекладными  повезла в деревню. Ей было  84 года.  Душанбинскую квартиру мать продала за 400 долларов, которые торжественно вручила мне- на жизнь. Я по сотке отдала сынам Олежке и Сергею, приехавшим в августе на день рождения Глеба, а остаток  растягивала  долгое время.
  В ноябре Галину Ивановну переселили  из опостылевшей ей   деревни в новую квартиру. Мой брат Валера привёз из Тулы диван,два кресла,холодильник,стулья, раскладное кресло –кровать. Глеб катался к матери  из  Ханино через день, а  я с ночёвкой оставалась в пятницу, так как  по субботам у меня были в Суворове занятия с юнкорами. Дети приезжали из дальних сёл и посёлков.
 Галину Ивановну я мыла и стригла сама. Готовила ей любимые супы,гренки,котлеты и само собой плов  и манты.  Она читала книги и журналы,которые я приносила и любила поговорить  о прочитанном. Обсуждали и житейские темы.
 Свекровь не понимала моего увлечения огородом и цветниками, ведь в деревне она никогда не жила, а на азиатских базарах этого добра можно было купить считай даром. В Ханино наша мать выдержала  только три месяца, пока  Глеб благоустраивал  городское жильё. Её совершенно не привлекала местная природа,а отсутствие бытовых условий  вводило  в стресс. Я старалась развеселить мать разговорами,  пока грела кипятильником воду  и стирала на улице в старенькой машинке бельё, полоская в корыте под шлангом, суетилась на веранде у плиты с привозным газовым баллоном. А вечером заваривала в тазу берёзовые листья- Глеб опускал в них ноги и блаженствовал, вспоминая любимую душанбинскую парную после спортзала и занятия со штангой. И в деревне он поднимал гири,делал зарядку.
  Однажды,усадив меня рядом с собой, свекровь осуждающе покачала головой и сказала:
   -Ты,Верочка, неправильно ведёшь себя.
  -Как это?- ошалело спросила я.
  -А так! Плохо к себе относишься: мало ешь, мало спишь.   За мужем ухаживаешь чрезмерно . И готовишь ему наособицу, и рубашки каждый день свежие подаёшь.
  -Так ведь мой муж- Ваш сын, Галина Ивановна!-рассмеялась я. –И он за мной тоже ухаживает да ещё как! И руки-ноги целует.
  -Ну и что?-возразила свекровь, выделяя букву «Ч»,которая звучала у неё как чьто.-Ты послушай меня, дорогая! Я старая и умная. Дожила до 84-х лет потому,что  заботилась о себе больше,чем о муже и о детях. Ты рассказывала,что твоя мама  умерла в 58 лет. Тебе же нет ещё и 50-ти, а вся больная. Я умею отгонять от себя неприятности. В 60 лет, когда я похоронила мать Эмилию Петровну и мужа Николая Петровича, у меня  самая лучшая пора жизни началась. Я ездила на курорты, работала на складе фото-химобъединения до 75 лет, шила себе к каждому празднику шёлковые платья и золотые  кольца на все пальцы покупала.  Да ещё курочку и сёмгу кушала с превеликим удовольствием. Поняла? Бери с меня пример!
  Я только руками развела да покивала,приму ,мол,к сведению.
 В другой раз свекровь спросила:
   -Верочка,ты в Бога веруешь?
Я растерялась, стала оправдываться, что мирскому  человеку трудно считать себя истинно верующим. Я в храм захожу редко и  не на службу,а на минутку-свечки поставить.  Не исповедуюсь,не причащаюсь. Крестилась в Душанбе в 43 года перед отъездом в Россию.  И то  Глеб напугал,что меня- нехристя не положат рядом с ним на кладбище.
Галина Ивановна выслушала мои доводы и  сказала:
   -Ну я-то ни в Бога,  ни в чёрта не верю. А тебе за меня Бог воздаст.
  - За что же? –оторопела я.
   -За  то, что ухаживаешь за мной, покоишь.  Я ведь приехала к сыну умирать, а теперь жить хочу!
В ответ я залепетала, что не жду благодарности за свои дела, просто жить по другому не умею. Но  свекровь вновь повторила:
   -Запомни! Бог за меня тебе воздаст!
 Пересказала наш разговор Глебу и он утвердительно кивнул. А вскоре  положил  на стол листочек со стихом «Письмо к Богу». Я прочла раз, другой ,третий  и прослезилась. Побежала искать автора в огороде. Глеб сидел на берегу речки, протекающей рядом с нашим домиком, и глядел на воду. Встревоженно обернулся на мой всхлипывающий оклик. Я присела рядом,обняла его и  наизусть прочла пронзившие сердце строки

Я напишу Вам письмо,
А  Вы ,как всегда, не ответите.
Я начал писать Вам давно,
А Вас, может,нету на свете.
Но я всё пишу и пишу,
Надежды пока не теряя,
И рассказать Вам спешу,
Но главное, что-сам не знаю.
Я маленький,слабый такой,
А Вы бесконечно огромный.
Даруйте мне,Боже,покой,
Прошу Вас,застенчиво скромный.
Ещё  попрошу защитить 
Любимых моих и безгрешных.
И,даже карая, щадить
Прошу Вас в молениях вечных!
Но если Вы всё же не сможете
Простить всех моих дорогих-
Сочтя их грехи, перемножьте,
Распните  меня  Вы за них.

 Глеб заморгал и слезинка  покатилась по его щеке. Тут же пробормотал,что старый становится и слезливый. «Письмо к Богу» я отнесла в газету и страницу с напечатанным стихом  ханинцы не пустили на растопку,а хранили долго на память. Глеб посвятил этот стих любимому Булату Окуджаве.

  Я видела, как трудно моему мужу вживаться в деревенский быт. Но мы об этом не говорили, он не хотел показаться мне  слабым.
 «Для чего я столько лет железо на горбу таскал? – отмахивался муж от моих беспокойств, что сорвёт спину. -Штангистом -чемпионом хотел заделаться? Вот и  расходуй теперь силу не в спортзале,а для дома, для семьи.
 И как-то между делом сочинил  шуточное  стихотворение

     ПРО ШТАНГУ
Кто штангу долго поднимал-
Перекрестись три раза.
Тот однозначно понимал:
Тяжёлая,зараза!
К ней не подступишь с кондачка,
Не ломанёшься сразу
И не сыграешь бодрячка-
Тяжёлая,зараза!
Тут лопнет запросто пупок,
Не вынеся экстаза:
"Вот Борька смог,а я не смог,
Эх,тяжела,зараза!"
Слоновий труд:грузи,грузи
Отсюда до маразма.
Ох,притяжение земли
Тяжёлое,зараза!
Но если вес рекордный взял,
Легко,как в точку вмазал,
Закону физики сказал:
"Поборемся,зараза!"
И вот на пляже ты кумир,
Картинка из рассказа.
Тебя оценит женский мир:
"Ну и бугай,зараза!"
А если долго проживёшь,
В застолье скажешь фразу
 И бицепс тощий напряжёшь:
"Здоровый был,зараза!

 А вот какой задорный  и радостный стих
 СЕНОКОС
Звенит коса,поёт коса
О нежной стойкости травы.
Бежит холодная роса
По листьям спелой муравы.
Как резок сабельный удар
По добродушному врагу,
Как нежен этот Божий дар
К его разящему клинку.
И вот уже повержен луг
С его стихией травяной,
И косарей усталый круг
Собрался на ночной постой.
Добычи сладок запах их
В часы ночного забытья,
Когда так искромётен стих
Родного края соловья.
Поутру снова сенокос
В просторах солнечных полей,
Мельканье рук,сверканье кос,
Облитых золотом лучей.

  К Афанасию Афанасьевичу Фету-поэту и другу Льва Толстого у нас с Глебом  было какое-то прямо- таки родственное отношение. И вот привиделось моему мужу   такое:
 
    РАЗГОВОР С ФЕТОМ

Какое прекрасное утро,
Какой ослепительный свет!
Ко мне через пашню шагает
Афанасий Афанасьевич Фет.
Он лысиной раннею светит
И чёрной трясёт бородой,
Он чем-то уже  недоволен,
Поэт  и помещик "крутой".
И я почему-то робею,
Как будто пред ним виноват,
И бормочу я, немея:
"Прости меня, старший собрат!"
Молчит он,смотря с укоризной,
Молчанию этому рад.
Я вдруг рассказал про отчизну
И кто,почему виноват.
Ему я открыто поведал,
Что поздно,мол,я родился,
Что"красным" и "белым я не был,
Ко мне,мол,придраться нельзя.
А он всё молчит, и с жилетки
Цепочкой сбегают часы,
И я всё крещуся украдкой:
"Господь,сбереги, пронеси!"
Я знаю:он-тень,он-"надзвёздный",
Как звали при жизни его.
Но что,если лирой тяжёлой
Коснётся плеча моего?
Я в прах моментально рассыплюсь
Со всею бумагой своей,
Где строки гоню интенсивно
Про жизнь,про любовь,про друзей.
И тут Афанасий ментально
Коричневый фрак расстегнул,
И барски-небрежно осклабясь,
Рукою прикрывшись,икнул:
-Пардон,молодое отродье,
Что пьёте-бордо или шнапс?
Я чувствую,без алкоголя
Беседы не выйдет у нас.
Да что Вы,я всё понемногу!...
Простите,маэстро,не ждал.
-Ну,ну,не трещи,сговоримся,
Ты знаешь,ведь я либерал.
-Тогда,извините,хотелось
Спросить Вас:за давностью лет
Как всё-таки мне называть вас-
Шеншин иль по-старому Фет?
-Оставим всё это болванам,
Что ищут прощальный привет
Там,где его не осталось,
Где сущности попросту нет.
Спроси меня лучше другое:
Зачем я к тебе пришагал,
Зачем над могильной плитою
Оставил один мадригал?
-Зачем же,-я тут же воспрянул,-
Мне щедрый подарок такой?
Зачем,Афанасий Афанасьевич,
Сюда Вы пришли,дорогой?
И он мне охотно ответил,
Хлебнув из бокала бордо:
-Я вижу,вам счастья не светит
И радости вам не дано.
К тому же плохой ты хозяин,
Не смыслишь в земле ни хрена,
Стишки свои пошло кропаешь,
А жёнка вертится одна.
Одумайся,друже,займися
Серьёзно аграрной стезёй.
Тогда заживёшь ты получше
И блага польются струёй.
Вот я,например,присмотрися-
Помещик,известный поэт.
Земля и поэзия дружат,
Иль скажешь ответное-нет?
-Простите мне глупое слово,
Ведь Вы родились при заре,
Условно там иль безусловно,
Но Вы дворянин при царе.
А мы-то живём как попало.
Житуха паскудная страсть:
Ворюги, жульё и нахальство-
Вот нынче российская власть.
-Согласен,-вздохнул Афанасий,-
Наплюй и стишата пиши.
-Зачем их писать,если тошно?
-Ну,что же,тогда не пиши.
Потом мы допили бурдашку.
-Теперь мне пора на покой,-
Фет встал и,одёрнув рубашку,
Поправил манишку рукой.
-Скажите же мне на прощанье,
Что делать,как далее жить?
Фет тяжко вздохнул и ответил:
-Советую впредь не грешить.
И вот он пошёл через пашню,
Минуя поля и сады,
Тяжёлый,осанистый,важный-
Хозяин своей бороды,
Стихов,что написаны страстной
Немецкой и русской душой.
Ушёл,чтоб уже не вернуться,
Улечься под крест вековой.
А я остаюся.Спасибо
За этот явлённый мне свет.
Спасибо,что Вы приходили,
Афанасий Афанасьевич Фет.

                "МАГАЗИННЫЕ ЛЮДИ"

 Как могли заметить читатели,не только грусть-тоска  сквозила в стихотворных строчках  Глеба Дейниченко. А уж когда вышло  в газете "ПИСЬМО ИЗ РОССИИ", на улице вслух читали,а некоторые поклонники  ещё и со смачными комментариями. Муж бывало поздоровается с соседями,а те прямо  шпарят в ответ фразами из "письма".  У Глеба и в деревне русской сохранилась  азиатская привычка всех за стол сажать.Кто бы не подошёл к калитке-прошу к нам!

    ПИСЬМО  ИЗ РОССИИ 

Пишу я вам теперь не прозой,
Где много стенок и углов,
Я обойдусь лишь малой дозой
Из самых примитивных слов.

Итак,я жив и существую,
Иначе не могу сказать,
Но над судьбой  не торжествую:
Она сильней,ядрёна мать.

В глуши деревни среднерусской,
Среди полей,лугов,лесов,
Вдыхаю воздух крепкий вкусный
И не считаю дней,часов.

Бычок,свинья да хор куриный,
Двух собачонок звонкий гав,
Таков единый неделимый
Подворья моего состав.

Я сам колю,пилю,строгаю,
Как испокон весь здешний мир,
Картошку с репою сажаю
И сам же чищу свой сортир.

Строчу в районную газету,
Чтобы иметь насущный хлеб,
Других достатков  просто нету,
Блин буду,если я не Глеб.

Однако плакаться не смею
И сообщаю всё как есть,
Что на столе своём имею,
Как надо выпить и поесть.

Здесь,правда,люд неприхотливый,
Едят,что выставят на кон
И,впрочем,тоже не спесивый-
Предпочитают самогон.

Частенько вас я вспоминаю,
Когда особенно стакан
Налитый щедро поднимаю
За свой российский дастархан.

Где вы,друзья мои былые?
Ведь новых неоткуда взять,
Как поживаете ,родные?
И даст Бог встретиться опять?

Пишите,весточку подайте,
Я буду бесконечно рад.
А лучше,братцы,приезжайте
В наш деревенский вертоград.

  Надо сказать,что куры нам достались от хозяйки дома-Люсиной матери тёти Тоси. И коротконогий белый пёс с чёрным пятном на полголовы  Бимка-тоже от неё.  Шкодного пса Гошу  щеночком подарили  нам соседи,так как Бим был очень старым по его собачьим годам.
 Бычка на откорм привёз в Ханино мой брат Валера,а свинку   Глеб купил в соседнем совхозе. Правда ,принёс домой как поросёнка  с именем Василий. Хотел даже с ветеринаром договориться,чтобы выложил хряка. До ножа дело не дошло,выяснилось,что наш Васька не мужского ,а женского полу. Так из Василия образовалась Василиса. А прозвище у неё было цирковая свинья. Чистюля Глеб каждый день выпускал животину  на воздух,а сам приводил в порядок её закут. Василиса с хрюканьем неслась по переулку,распугивая кур, со смаком валялась во всех  лужах, потом  мчалась домой во двор и плюхалась в корыто с водой-обмыться от грязи.
 Бычка мы назвали Гришей. Он рос не по дням,а по часам. Глеб с утра выводил его на длинной цепи на лужок, вбивал кол на самой обильной травке и Гриша наедался от пуза. Мы так привыкли к нему и Василисе, что оба вздрагивали при обсуждении сроков забоя скотины.  Свинку обещал заколоть в ноябре приятель Глеба связист  с местной почты Вася Баранов,а бычка сговорились в декабре по морозцу завалить двое рабочих с Ханинского завода Пётр с Фёдором.
 Эти дни забоя мы с Глебом старались не вспоминать-так жалко было животину. Я из веранды не вылезала,грела на газу воду в вёдрах, а муж мой ходил белый как мел,
 помогая сельским умельцам. Мясо поделили с Валерой-он увёз в Тулу половину бычка и свинки. А мы накрутили фарша, насолили сала и ветчины,нажарили про запас кусочками мясо и закрыли в трёхлитровых банках. Вроде,на зиму обеспечили себя продуктами-ешь -не хочу.Но мы привыкли к городской пище  и не представляли свой стол без  сыра,колбасы,шпрот,рыбы. За это нас прозвали "магазинные люди". Как объяснили друзья-связисты,есть надо своё- ,что  вырастили в огороде и что выкормили  из скотины. Тогда и денежки скопить можно. Ну ,а мы выходит,все  доходы в магазин несли. 

  Для меня понятие родина было всегда каким-то размытым. По документам я родилась в 1949 году в селе Тёпловка   Ульяновской области и довелось мне там  погостить уже школьницей лишь однажды у дядьёв-маминых братьев. Потом 10 лет с родителями я прожила в Татарии, вышла замуж в Бугуруслан Оренбургской области,а последние 20 лучших лет остались в Таджикистане. Душанбе стал местом  нашей встречи с Глебом, перевернувшей мою жизнь.
  А для Глеба Средняя Азия-это райское  место, где щедрое  солнце наделяет живительным теплом природу и людей. Лев по знаку Зодиака,он страшно тосковал в российской глубинке по азиатскому солнцу. Небесная хмарь, унылый ветер и нудный дождь приводили его в состояние,близкое к отчаянию. В такие дни мой муж и прикладывался к рюмке с местными мужиками,зазывавшими  маститого журналиста поговорить за жизнь под самогонку.
А потом,когда хмель выходил,и Глеб мучился  от сознания вины  передо мной,
 рождались   вот такие стихи

Этот ветер мне вырежет душу
На последнем отрезке прямой,
Он свистит мне в открытые уши,
Наведённой как бритва струёй.
(«Ветер»)

Не скажу,что устал,
Не скажу,что отстал.
 Только даль всё мутней и мутней.
Я о камень житья душу в кровь ободрал
В кнутобойне терзающих дней.
(«Вехи»)

О,Господи,как стыдно жить...
Живу взаймы,а времени в обрез
(«Жалоба»)

  Я поражалась этим строкам,несла их в редакцию и опубликованные в газете  стихи  с душевными переживаниями моего поэта, жили уже отдельной жизнью среди читателей. Глеб осмысливал  историю России через наши деревенские  будни и судьбы односельчан. Всё чаще я видела в его руках  Библию и листочки-закладки с пометками.
 И в природе мой муж замечал удивительные моменты,которые запечатлевал  в стихах навечно.

Постепенно входила Россия
В опустевшее сердце моё.
Не волшебной ракетой-машиной,
Не статью своих городов,
А забытой церквушкой старинной
И поляною белых грибов.
(«Возвращение»)

Я иду по Великой России,
В небе с Богом плывут облака.
Я не знаю,придёт ли Мессия,
Но вокруг васильки и река.
Упаду  в васильковую гущу,
Окрещусь быстротечной водой.
Где я? Кто я? Наверно,я русский,
Иоанн, надо мною постой.
Окропи  меня вечным блаженством
Верить в радость и благодать,
Одари меня ты откровеньем-
 Сердцем благость сию воспринять.
(«Россия»)

 Глебу всё казалось,что он когда-то в другой жизни уже жил в Ханино. А Люсин дом любил до самозабвения: каждую досточку пятистенки красил в золотой цвет,а рамы оконные и наличники - в нежно-голубой.

    ДЕРЕВЕНСКИЙ ДОМ
Нигде так сладко я не спал,
Как в нашем деревенском доме.
И бодрым поутру вставал,
"Готов к труду и обороне".
Нигде надежды и мечты
Не виделись так ярко,зримо,
Отгородясь от суеты
И боль,смягчаясь,проплывала мимо.
Он принял ласково меня
И защитил от чувств мятежных,
Огнём и жаром от печи маня,
И добротой хозяев прежних.
Всё кажется,что в мире здешнем,
Я в этом доме раньше жил
И памятью щемяще-нежной,
Меня Господь благословил.
Метёт ли вьюга,завывая,
Иль летняя шумит гроза,
Как благо,как судьбу всё принимаю,
Любуясь сквозь оконные глаза.

А вот ещё одно из моих любимых

   ВЕСНЫ ДЫХАНИЕ
Блажен,кто средь зимы услышит
Весны младенческий привет,
Кто за морозной мглой увидит
Её чарующий портрет.
Чьё сердце живо встрепенётся
Навстречу воле молодой,
И нежной зеленью пробьётся
Сквозь крепь неволи ледяной.
Тогда морозные узоры,
Немою речью на окне
Тебе напомнят о просторах,
Полей цветущих по весне.
И жизни тлен,беда и тягость
Отступят в тень минувших лет.
И снова улыбнётся радость
Надеждой нам,что смерти нет.

  Как-то вышла в газете  очередная
"Литературная страница" со стихами Глеба  и я по привычке взяла
 в редакции сразу несколько экземпляров. Спускаюсь  к дому по улице
Садовой, а меня от своей калитки окликает   соседка тётя Маруся Стоцкая.

- Вера Владимировна, дорогая моя! Мы же соседи, а
я и не знала, что Глеб Николаевич наш - живой поэт! Дайте же почитать мне
его стихи, очень прошу! - Она умоляюще сложила руки на груди, будто не верила в
такую возможность. Я обняла  нашу милую старушку и протянула ей газету.

Через несколько дней тётя Маруся опять ждёт меня
у калитки. Подхожу, а она взахлёб:

  - Ой, как же я читала стихи Глеба Николаевича! И
плакала и смеялась. Почитаю, посижу помолчу, потом схожу до козочек и опять
читаю-перечитываю. Ой, как он умеет такими словами  сказать за жизнь! Если
бы я не была такая старая и противная, я бы поцеловала его  в умную
головку. Спасибо ему передайте!

 Когда я  сказала Глебу, что у него появилась
 ещё одна поклонница, муж мой довольно заулыбался. Вскоре повёз на тачке знакомым
стоцким козам  кабачки и тыквы, в изобилии  уродившиеся у нас на
огороде. Возвращается весь такой загадочный и руку держит за спиной. Спрашиваю,
как прошла встреча народного поэта с читательницей Марией?

  - Состоялось целование умной головы, - сообщает
муж, - и вот результат-баночка  домашнего мёда!

Понятно, что он прятал за спиной - хотел
 заинтриговать  свою наивную Верку.

 Ложился спать Глеб рано и вставал чуть свет, в отличие от меня сони.
  Обходил усадьбу, любуясь каждым вновь
распустившимся цветком. Очень любил мальвы, климатис, дельфиниумы, сальвию,
 георгины,разную бордюрную травку в моих многочисленных альпийских горках. Сопровождали
 хозяина сразу три пса - верный и старый Бим и два подаренных Стоцкими
щенка - Гоша и Дарик. Гоша вымахал в огромного сильного задиру,
черноглазого и  с ушами-локаторами. Шерсть у него была белая и лохматая,
мужики-алкаши грозились поймать его и пустить  шкуру на шапку. А Дарик (имя
от слова дар) был ласковый  рыжий с глазами орехового цвета.  Не
пойму, как три пса уживались между собой? Бим ревновал меня к ним, но я
 Бимку больше всех любила. Забегая вперёд,скажу,что нашего шкоду Гошу кто-то заманил и он пропал бесследно. Бим зимой умер от старости,а Дарик -от тоски,когда мы на зиму стали переселяться в город.
 Глеб переживал  гибель собак страшно. А Дарику даже посвятил стих,назвав его
 
"МОЕЙ СОБАКЕ"
Мой милый пёс,
Мой верный рыжий Дарик,
Ты не блистал  породою кровей,
Но пред тобой любой медальный Шарик
Был  просто-напросто  плебей.
Ты так смотрел и так прилежно слушал,
И лапу мне протягивал любя,
И косточки  куриные ты кушал,
 Меня за них хвостом  благодаря.
В твоём многозначительном молчаньи
Я уважал собачий твой престиж,
Но оставался в тайном ожиданьи,
Что ты вот-вот со мной заговоришь.
Не знаю я:  живут собачьи души?
Как не ряди,а тоже -Божья тварь.
Четыре лапы,чуткий хвост и уши,
А в преданных глазах  - и радость и печаль.
Когда -нибудь, за жизни окоёмом,
В иной,не нашей стороне
Мы отзовёмся вечным тихим домом,
И ты по-человечьи всё расскажешь мне. 

 В наш сад  мои  ученики и соседи ходили как на экскурсию. Цветы - цветами, а вот
скульптур из чурбаков, которых придумывал и изготовлял мой муж, не было ни у
кого в Ханино. И именами их Глеб  наделял необычными - огородный царь
Лаврушка, сторожа у калитки Пафнутий и  Феофан,красотка Дуся, зайчик Петя, морской котик Митя.  Глаза он приделывал из пробок, носы-из чаги-грибов-наростов на берёзах,улыбки вырезал из жести. А шляпы,береты,кепки  мы дарили им из своих запасов.
  Каждое лето у нас гостили родные и друзья. Брат Валера привозил из Тулы( все съезжались к  ним) нашу двоюродную сестру Олю  из Тольятти, мою душанбинскую подругу Сусанну,ставшую москвичкой и даже её мужа Гену после сложной операции с их сыном Вадиком. И мы с Глебом не раз гостили у Киселёвых в Москве и вдвоём и по одиночке. Правда,столица моего мужа давила,он никуда не выходил,сидели с другом Геной   за накрытым столом,попивали коньяк да слушали  песни Гены под гитару. Мы же с Сусанной  где только не были: и в парках, и в монастырях, и в театрах. С Глебом  Сусанна нас сводила только в  театр САТИРИКОН к Константину Райкину на спектакль "Синьёр Торедо",где Костя   просто покорил.   Все мои обновки   мы с Сусой покупали на Черкизовском рынке.
 После гибели Валеры Сусанна добиралась до нас сама перекладными и везла сумками гостинцы и подарки своей Вере  и любимому Глебушке. Она сроднилась с Люсей и Леной,как будто мы всегда жили вместе. А как-то из Бугуруслана на неделю приехала в Ханино моя золовка Валя Азарченко. Она не могла налюбоваться  нашим садом Эдемом и уходила из дома спать в сарай,построенный Глебом собственноручно.Здесь у него хранились инструменты,коса,  строгальный
 станок. Вместо кровати стояла раскладушка,рядом столик,где муж мой писал стихи,сидя на  деревянном чурбаке. А под ногами сушилось сено и запах от скошенной травы  так и манил прилечь.
Стол стоял у нас и во дворе  под окнами -все любили трапезничать на улице.Разжигали
 жаровой  самовар, жарили шашлык на мангале. Племянница Лена часто снимала нас на камеру и фотоаппарат-какие счастливые мы на этих фото! Казалось,вместе мы-сила и ничто не сможет нас сломать.
                ГЛАВА ВТОРАЯ

                ХАНИНСКИЙ РОБИНЗОН
Мы часто ходили с Глебом в местную библиотеку,где на видном месте лежала подшивка газеты «Светлый путь» (  ханинцы дразнили  её" неизвестно куда,но светлый путь"). Пока Глеб выбирал себе на полках книги по истории  древних цивилизаций, мемуары  знаменитых полководцев, исследования на библейские темы, я беседовала с библиотекарем Ирочкой Бычковой.  Мы уже почти всех жителей Ханино знали в лицо и жили теми же заботами. Глеб пилил  деревья  на дрова, косил траву, топил печку,возил на санках воду из колонки и менял газовые баллоны,строгал, ремонтировал, мастерил. И всё делал аккуратно,добротно не  то что местные мужики.
 Как –то Глеб  принёс из библиотеки книгу Д. Дефо «Приключения Робинзона Крузо».  На  мой удивлённый взгляд, пояснил,захотелось перечитать,  вспомнить детство. Я тут же заверещала, что мы с братом Валерой тоже зачитывались этой  книжкой.  И фильм  с Леонидом Куравлёвым в главной роли по телевизору тоже смотрели с восторгом. Но я и предположить не могла,  ЧТО именно вложил  Глеб в стихотворение «Робинзон».
Каюсь,я не особо тогда вникла в смысл стиха и не помню,как «оценила» творческий порыв  Глеба. Лишь недавно разобрала записи мужа в большой тетради, похожей на амбарную книгу,оставшуюся после его ухода из жизни. Оказалось (через  11 лет после похорон!) это дневник под заглавием «КНИГА УЧЁТА РАЗНОГО РОДА   ПРИХОДЯЩИХ МЫСЛЕЙ Гл.ДЕЙНИЧЕНКО».

Вот как пишет Глеб о Робинзоне,попавшем после кораблекрушения на необитаемый остров (читай о себе –поэте).
«Вот,поистине,голый человек на этой земле. Можно сойти с ума от немоты,нехватки общения с подобными себе, от отсутствия привычного его состоянию быта. Надо снова стать первобытным человеком, но постараться не утратить в себе черты свойственные особям 17 –го  столетия. Он сознаёт,что только труд разумный,бесконечный,день за днём может его спасти. И,главное ,христианские  ценности. Только здесь  в первозданной природе и тишине необычного острова Робинзон по –настоящему приходит к Богу. Человек слаб и смертен, только в молитвах,  в обращении к Богу он черпает силы для преодоления своих слабостей и тягот жизни.
Он подлинно свободен в полном смысле слова, но он предпочитает ничегонеделанию, праздности труд и молитву. И это спасает его,даже больше: он ощущает,что свобода внешняя, во всех её проявлениях, призрак.  Есть только внутренняя свобода, которая воцаряется в душе, когда человек обретает благодать покоя и сознания праведности жизни. Ничего более простого и ясного, чем христианские доктрины,  человечество не изобрело.
Другое дело,что после всего  произошедшего с нами,после гигантского разрушительного разлома в умах и душах россиян, трудно надеяться на скорое прозрение и оздоровление. И всегда  будут звучать слова Христа «Не мир Я вам принёс,но меч», «Много званных,но мало избранных».   Не всем уготовано царство небесное,не всем дано вкусить это сладкое слово свобода».

                МУКИ ТВОРЧЕСТВА  И ПОИСКИ ИСТИНЫ

Глебы мучали  нравственные раздумья . К примеру, в стихе «Русь-РОССИЯ»

Мы не Европа,мы другие,
Наш глас  другой,иная стать,
И наше имя Русь-Россия
Лишь сердцем можно воспринять.

Другое стихотворение Глеб назвал «РУСЬ ПОДНЕБЕСНАЯ» и заканчивает его надеждой на Божью помощь

Поднебесная Россия,
 Божьей воли благодать,
Ты терпеньем нас крестила,
Дай и нынче устоять.

 Невозможно в одной статье  поместить все стихи Глеба Дейниченко,но не могу удержаться,чтобы не привести хотя бы отдельные строки

Такие мы. Нам чуждо озаренье,
Предвидение страшного конца.
Мы празднуем  покорность и терпенье
 В оправе из тернового венца.
(«МЫ»)

Из стиха «НА ГРАНИ»
Убогостью не изменилась Русь.
Сомкнув недремлющие вежды,
Всё ищет свой особый путь
На грани веры и надежды.

Из стиха «ТРИЗНА ДУХА»
Не улетит Орёл мученья
По слову Вечного Отца,
Защиты нет от Провиденья
В одеждах чёрного гонца.
Но вечный зов не оборвётся,
 Летя меж небом и землёй.
Любовью нашей отзовётся,
В потомках-Вестию благой.

Из стиха «ПУШКИН»
Пунш пылает и грянули пушки-
 Яркой мысли и удали пир.
Александр Сергеевич Пушкин
Русью вечною выстрелил в мир!

И наша семейная любовь к творчеству Владимира Высоцкого вылилась  такими строками
Когда в застолье пьяном о Высоцком
Болтают всласть профаны и глупцы,
Что он-де пребывал в запое скотском,
И,дверью хлопнув, обрубил концы.
Я им скажу,я им сейчас отвечу:
А вы б могли орать,кричать,как он?
В той темноте. Когда задуты свечи,
Когда Христос убит и запрещён?»

  Вот запись в дневнике Глеба от 8 февраля 2006 года.
"Днями жена предупредила меня, одна из её юнкоров,девятиклассница первой школы, попросила  разрешения встретиться  со мной  на предмет,громко говоря,интервью по поводу. Повод оказался весьма интересный: написать об известном человеке в городе. "Интересным" показался ей я, как сочинитель стихов и прочего. Она думает написать  конкурсную работу. Я согласился. Редко увидишь нынче подобное любопытство у молодёжи.  Пришла пригожая  девушка  Женя Сергеева,  умненько меня расспрашивала с диктофоном. Разговорился  и всякого много наговорил . Приятно видеть  в глазах у молодых огонёк неподдельного интереса к теме, вообщем-то,довольно отвлечённой - о стихах, о  смысле  жизни и т.д."

  Потом Женя принесла  нам интервью в отпечатанном виде и Глеб был доволен . Мне бесконечно жаль,что он не увидел  публикацию в газете.   Уже после смерти поэта я выставила интервью на своей странице на Проза.ру  под  названием

       "ПОЭЗИЯ - ВЕЩЬ СОКРОВЕННАЯ "
   Интервью – фрагмент конкурсной исследовательской работы «Человек в истории
России – xx век. Личность и общество». Беседовала с поэтом 11 ноября 2006 года
Сергеева Евгения, тогда ученица суворовской школы №1, теперь – профессиональная актриса  Калужского театра драмы.

   - Глеб Николаевич, скажите, пожалуйста, что главное в жизни для вас? Как вы думаете, сильно изменились ваши юношеские представления о жизни, о ее смысле, о предназначении человека, о вашем предназначении?
   - Как ни странно, совершенно нет. Я помню себя где-то лет с 16-18, когда у меня сложилось мировоззрение уже взрослого человека. Казалось, жизнь впереди настолько огромная и длинная, что невольно думалось: «Господи, да там еще толщи лет, сколько жить!».
   Теперь, подводя некоторый итог прожитого, я сознаю: то, что тогда признавал и считал достойным о человеке, о правде, о жизни – это до сих пор во мне не изменилось. Считаю себя в этом плане человеком счастливым.
   - А какой у вас характер? Что повлияло на формирование вашей личности? Может, это «круги колеса судьбы»?
   - Дело в том, что человеку с возрастом свойственно меняться – под влиянием времени и под влиянием обстоятельств, каких-то случаев, хороших ли, плохих, легких, тяжелых. Вспоминаю себя молодым, в подростковом возрасте: я был человеком довольно простым в общении. Тогда и жизнь была другая: мы были люди стадного воспитания. На меня очень сильно повлияла школа, университет, спорт. Я долгое время занимался спортом, разными видами, кое в чем преуспел.
   Вот эта общность – школа, где много друзей, она, конечно, способствовала тому, что у людей вырабатывался жизнерадостный характер, жизнеустойчивый, можно сказать, веселый. А в домашней обстановке было не совсем уютно, тяжело было жить. Тяжело чисто материально. Я был не большой любитель спорта, но семейная нищета заставила пойти в спорт. Там нас как-то одевали, подкармливали. Вот я и закрепился. Кстати, не только как спортсмен. Я был член секции спортивных журналистов СССР в те годы, писал на спортивные темы. 20 лет проработал в системе ТАСС: корреспондентом, заведующим промышленно-экономическим отделом, главным редактором главной редакции подготовки материалов для зарубежной и союзной печати.
   Ответственность была большая. Но обстановка в творческих коллективах, в редакциях газет, журналов была политизирована до крайности, и все зависело от того, что скажут сверху. А потом случилась перестройка. Я никогда не одобрял ее и не одобряю. Но с перестройкой сломалась эта опека над творческими людьми. Да, их бросили на произвол судьбы, заставив каждого выбираться своим путем. Но я лично считаю, что это правильно. Человек, который что-то имеет за душой, который может сказать что-то другим и работает честно, думает над этим – заслуживает такой жизни. Повторюсь, основные положения о правде, добре, зле, общечеловеческих ценностях остались во мне до сих пор.
   - Из вашего сборника «Созвездие Льва» я знаю, что вы пришли в журналистику не по большой любви. Но стали профессионалом высокого класса. А изначально было ли стремление стать знаменитым, узнаваемым человеком?
   - Нет! Скажу тебе сразу и не думая. Нет! Никогда я не хотел, не хочу и не буду хотеть этого. A уж теперь, когда мне под 70, поздно быть знаменитым. Вообще потуги знаменитости – это глупость. Великие люди – они велики не потому, что знамениты. Великими, одаренными, талантливыми они рождаются – и это как данность. Они есть как вода, океан, горы, реки, их выпучивает земля наша общая, мать-родительница. Есть масса людей, которые могли быть, но не стали известными или успех их был весьма сомнительным. Дутые знаменитости – это люди шоу, это те, кто, в первую очередь, хочет на людях показаться. Что значит, я хочу быть знаменитым? Я же не кричу: «Давай я в себе стану таким знаменитым, что меня от этого разопрет!» Вот я на эстраде узнаваемости добьюсь, вот я в кино снимусь. Ведь никакой серьезный ученый, писатель или богослов не скажет: «Я хочу быть известным». Это невозможно. К примеру, последние Нобелевские лауреаты по литературе. Кто их знает? Это же люди абсолютно не стадные, никто их не видит. А вот огромные потуги, создать какие-то «Фабрики звезд» - это глупо. Ведь все настоящие артисты целую жизнь тратят, чтобы потом сказали: «Да, был талант!» В Евангелие есть широко известная фраза: не сотвори себе кумира. Это великая вещь. Когда Гамлет стоял у могилы придворного шута Йорика, держа череп, он сказал: «Вчера, кто пупом был земли, торчит замазкою в щели». Даже слава величайших людей – проходящая и философски надо к этому относиться. А если ты изо всех сил старался, отдал все, чтобы стать великим, а Бог не дал таланта или не было условий, не так сложились обстоятельства? Тогда как?! Тогда человек начинает себя казнить.
   - А в большие города, такие, как Москва, хотели переехать?
   - Конечно, карьера делается именно там. Но у меня никогда не было тяги к большим городам. Москва меня подавляет.
   - А теперь хочу задать вопрос о вашем творчестве. Все читают и активно обсуждают ваши статьи на социальные темы. И в то же время газета «Светлый путь» часто публикует ваши стихи. Я читала ваш сборник «Созвездие Льва». Как в одном человеке уживаются и публицист, и поэт? Как на это у вас хватает сил?
   - Для меня примером служат титаны Возрождения – Гете, Данте, Шекспир, Леонардо да Винчи… У этих людей есть одно огромное преимущество: они были не только живописцами, писателями, поэтами, скульпторами, не только мыслителями и изобретателями, они были работниками. Они не гнушались бытовых проблем. Леонардо  да Винчи все приборы делал своими руками. Но это не каждому под силу. А вот, например, знаменитый золотых дел мастер эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини, которого я часто читаю. Это человек-оркестр, очень многоплановый, не только золотых и серебряных дел мастер, но и ваятель, и художник, и прекрасный живописец, острослов и писатель. Его автобиография – это шедевр. Ни один человек не написал столько о позднем Возрождении. Это историческая вещь. Меня всегда привлекало и восхищало соединение в людях высокого и низкого, духовного и бытового. Человек должен все уметь делать. Мне достаточно посмотреть один раз внимательно, и я смогу что-то сделать своими руками. Конечно, это не сразу приходит. Но навыки – это дело наживное.
   Что касается писательства, я думаю так: наверно, современный человек, особенно тот, кто умеет держать ручку, неравнодушен к тому, что происходит вокруг. Если ты можешь отреагировать на это, надо писать. Пустые разговоры, ругань на улице и на базаре повисают в воздухе. Журналисту это не к лицу. Журналист должен постоянно совершенствоваться. Вот эта сторона, социально-политическая, в большей степени у меня сформировалась при работе в ТАСС, где я учился всему. А стихи? Наверно, каждый в молодости, вступая в жизнь, смотрит в окно или в садике гуляет и видит луну, сад, розы. И каждому хочется что-то сделать, срифмовать, написать, чтобы это другой почитал. Я писал в школе, в университете. Но никогда не публиковал и не ставил себе такой цели.
   Для меня было важно и до сих пор важно то, что я написал себе. Конечно, 2-3 человека – друзья, читали мои стихи. Но чтобы отдать стихи в газету – у меня и мысли не было. Поэзия – вещь сокровенная. А профессионально я начал писать стихи с университета. И до сих пор считаю, что занимаюсь этим профессионально. Сборник «Созвездие Льва», который вышел в прошлом году в Калужском издательстве, собрала моя жена Вера Владимировна. Оказалось, что в людях, замученных жизнью, осталась тяга к настоящим чувствам и поэтическому слову. Те, кто приобрел мой сборник, и те, кому я подарил книжку, говорили мне, что многое нашли для себя сокровенного в моих стихах. Для каждого нашлись в сборнике любимые стихи Глеба Дейниченко о любви, о жизни, о природе, о философии. Если это известность, то я рад.

   На  Проза.ру  это интервью  читают многие наши друзья-душанбинцы,живущие  ныне в разных странах мира. Удивляются тому, как  неожиданно  ярко в своих ответах раскрылся Глеб Дейниченко.  Пишут мне в интернете,что будто сами поговорили с ним.
А я считаю это интервью лучшим из лучших и при случае благодарю Женю Сергееву.

В деревне у нас телевизор показывал  только две программы. Мы годами смотрели телесериалы  "Пуаро Агаты Кристи", "Комиссар Рекс",старые фильмы и телеспектакли". Московский друг Гена Киселёв подарил в одну из поездок Глеба хороший магнитофон, а наш Сергей накупил кассет с записью классической музыки-Грига,Генделя,Моцарта,Баха,Вагнера,Бетховена,Верди. Особенно часто мы слушали концерт  трёх гениальных теноров Лучано Паваротти,    Хосе Каррераса  и Пласидо Доминго.


                А СЛОВО НАМ ЗАВЕЩАНО  ХРИСТОМ

  Опять обращусь к дневнику Глеба.
«Суть Христа и Его тайна,зерно Его истины,цена Его жертвы искупления –для большинства из нас осталась не воспринятой сердцем. Мы творим молитвы, молимся именем Его, кланяемся в церквах Его ликам,в фарисейской надежде: яви,Господи, чудо,тогда истинно поверим. Уж какого ещё чуда требуют грешники? И революции потрясали Россию, и тьма народу погибла и   гибнет в горниле Апокалипсиса, и Антихристы шастают смело говоря:"Вот я ,Господь ваш, поклонитесь мне». Всё по писанию, но не убоимся. Не в храм идём, а в секты, к колдунам, лжепророкам-имя им легион. Отвергаем заповеди.
А Господь наш плывёт над Россией в синеве её небес над колокольнями и крестами, воздвигнутыми в память Его крестной жертвы за наши грехи. Но  мы в своей вечной слепоте не возвращаем Ему христианского своего долга. И Он не торопится к нам на землю».

    ВИДЕНИЕ КРЕСТА
Я прикован к душевной муке
 Без железных оков и пут.
Взято тело моё на поруки,
Только сердце терзает кнут.
 Светлым днём и в ночи нет покоя,
Всё мерещится страшный обрыв,
Из которого пенье глухое
Мне доносит щемящий мотив.
Перед взором та же картина,
 Жаром взятых библейских мест:
Раскалённая плоть Палестины
И Спаситель ,несущий крест.
А вокруг бесноватое море
Прокажённых неверьем людей,
И бессильное в ярости горе,
Что несёт на Голгофу Матфей.
Хлебный нож не спасёт от распятья,
Высшей силой судьба решена.
Кровь Его-и любовь, и проклятье, 
И любого из нас цена.

  Я вспоминаю теперь,что  не все стихи Глеба были опубликованы в газете, некоторые редакторам казались слишком  уж откровенными, а то и жёсткими. Вот одно из таких под названием

        ОНИ
Россия,все кричат,Россия!
Ужасная,несчастная страна!
Не скоро посетит её Мессия,
Но нынче ею правит Сатана.
А в чём же так Россия виновата?
Её леса,её поля?
И не она ль так чудно таровата
Богатством,что хранит её земля?
И кто же этот тать коварный,
Исполненный глумленьем Хам,
Наследник глупый и бездарный,
Повергнувший России храм?
Он тот,который в ослепленьи
Кричал:"Распни Его! Распни!"
Кто жёг в порыве исступленья
Святыни древние свои.
Кто старый мир хотел разрушить
"До основанья,а затем...",
Кто не желал пророков слушать,
И в одночасье стал никем.
Россия вечная пребудет,
Ещё её не пробил час.
Она судьбу свою добудет,
Но только ,кажется,без нас.

Стихотворение  «МЕРА ЗА МЕРУ», опубликованное в сборнике «Коловерть»(Тула,"Гриф и К» 2007) тоже вызвало немало толков. Не каждый понимает, что человек  -существо грешное,но оправдываться в грехе- дело сатанинское. Террористы  во всём мире творят зло как бы во имя добра ,убивая невинных людей, и думая ,что этим служат Богу.
От человеков мало проку.
Их дни земные сочтены.
Они камнями бьют пророков
И в век из века неумны.
Они создатели кумиров,
Они поклонники властей,
Что возвышаются над миром
Живым подобием камней.
Их самомненье и гордыня
Огнём пытают бытиё,
Для них небесный мир-пустыня
И слово главное-"моё"...
Род маловерный и лукавый,
Копытом ладящий"прогресс",
Творя над ближним суд неправый,
Алкая манны и чудес.
Они тогда стенают к Богу,
Когда погрязшие в грехах,
Их души пучит от пороков,
И жутью чёрной давит страх.
Тогда,моля благие сферы,
Сердца раскаянья полны.
Но любит Бог такою мерой,
Какою Бога любим мы.

В этой же книге в разделе «ВЕЧНЫЙ ЗОВ» помещён стих  «Пасха Христова».Он о том, что мы своими грехами каждый день вколачиваем гвозди  в тело Христа.

Вечеря тихая, вечеря тайная.
Стол, преломленье хлебов.
Вечеря агнца святого прощальная,
Светоч евангельских слов.

«Примите, ядите, се тело мое,
Которому тления нет.
И кровь моя вечно живое вино,
Излитое в Новый завет.»

Все судьбы в желаньях,
Все грёзы из роз,
Во всех без сознанья
Распятый Христос.

Мы мечемся в страхе
Насилья и лжи,
Гвоздями на плахе
Прибитой души.

Страдаем, боимся
Пропасть, умереть,
Слепыми стремимся
На небо взлететь.

Как трудно дозваться
Себя самого,
Как страшно сравняться
С гвоздями Его.

К пасхальному пиру
Все крестные муки,
Объятием к миру
Распахнуты руки.

Смерть попрана смертью
Во славу Творца,
Земной круговерти
Не будет конца.

Раздумья поэта о вечности  есть в стихе
 «СКИТ НЕБЕСНЫЙ»
Не корабля  полёт
В  просторы мирозданья
Загадкой мучит мысль мою,
А человечьих душ
Межзвёздное скитанье
В стремлении на родину свою.
Насельники земли обетованной,
Хранители начала бытия,
Мы мечемся от доли несказанной,
Заманчивой,как трели соловья.
Короткий миг,внимая песне этой,
Мы радость делим с ужасом конца,
Пока по траектории планета
Нас возвратит в объятия Творца.
Душа покинет тесный дом скафандра,
Земное обиталище своё
И,окрестясь в огне,как саламандра,
В пространствах сыщет новое жильё.
И вновь Творец у спящего Адама
Изымет мелкое ребро,
И Еву сотворив,зачнёт земную драму,
Где злое зло и доброе добро.
Увы,в круговороте этом
Ни я, ни ты не будешь сам собой,
И песне соловьём для нас когда-то спетой,
Обрадуется кто-нибудь другой.

  Вот как пишет Глеб в дневнике о рождении стихов.
«27 января 2006 года, пятница. Целый день писал стихи.  Написал два стихотворения и три миниатюры,что-то вроде  назидательных анекдотов.(Мудрости вымысла. Подражание  Мушфики.-В.Д.)  Желание писать сохранялось до позднего вечера. Рифма шла. Перед этим долго не писал, не хотелось. Начинал несколько раз и бросал,комкал  бумагу. Тема была о счастье. Что оно такое и т.д. В поисках ссылок на авторитеты открыл Ар.Шопенгауэра. Там о счастии  всё, что я хотел написать. Только,соответственно, нет понимания счастья по-советски, по-марксистки, ленинско-сталински. То есть, счастье жить для народа, умереть за народ, идею,компартию  и прочая дремучая бредятина.
Написал стихотворение о счастье. Вроде  ничего, жене понравилось или просто меня не хочет огорчать.
Всё больше убеждаюсь, что мозг у многих людей, в некоторых направлениях, работает как компьютер. У меня,например, стихи пишутся периодами. Выдал серию и  молчок, перерыв. Потом начинаются потуги, муки мышления, выплывают отдельные поэтические образы, слова, строки на какую-то определённую тему.
Иногда ночью вдруг в мозгу что-то срабатывает. Пойдут стихи или текст, да так складно. Приходится вставать, записывать, но часто пока доходишь до стола с бумагой, многое теряется или выглядит уже хуже ,слабее ,чем во сне.
Бывает во сне слагается готовое стихотворение, непонятно с чего вдруг? Вроде не думал на эту тему. Так недавно глубокой ночью  во сне пошёл текст, какой-то диалог женщины с Христом. Примерно длился полчаса,час без перерыва, без запинки. Что-то трогательно- глубокое.  Проснулся в слезах, а суть ушла, ничего не помню.
Выходит, где-то там в мозгу ,в душе свершается помимо твоего физического  участия. Независимо от тебя мысль продолжает работу над темами, образами, заданными тобой, или  задуманными и только намеченными. Потом, как из телетайпа идёт лента с готовыми или почти готовыми стихами.
Практически прозу,которая уже там переварилась,я пишу набело. Со стихами,конечно,сложнее. Вот такой в голове  котёл. Бросил туда какие-то  ингридиенты  и жди пока будет готово блюдо. Худо одно: этот период «варения» очень нервный,  иногда на грани парения над миром реальности. Не слышу,что говорят, что вокруг делается, приходится напрягаться, чтобы оправдать присутствие яви .»
А я-то верная жена не чувствовала в Глебе этих мук. Думала, пишет он легко,как бы между делом.  Да ещё обижалась, когда муж отстранялся от меня. Приведу его стих-это иллюстрация  к дневниковым записям.

       ХРАНИТЕЛЮ И СОБИРАТЕЛЮ  МОИХ  РАЗРОЗНЕННЫХ ПИСАНИЙ
Мой личный секретарь,письмоводитель личный,
Хранитель всех моих бумажных дел,
Благодарю тебя за то,что ты отлично
Сберёг всё то,что я забыть успел.
Что говорить,увы,не перлы это.
Быть может,слов сухая шелуха,
Уже,наверно, слышанное где-то
Иль попросту-"Демьянова уха".
Но в той ухе, её бульоне сносном,
Я рыбку разную,на на всякий вкус сварил,
С петрушкой и с лучком,и перцем острым,
Я поварский свой подвиг совершил.
А ты,мой письмоводитель милый,
Как опытный в делах метрдотель,
Накрыла стол,где так красиво было,
И пригласила множество гостей.
И вот теперь,коль мне уйти придётся,
По-английски,слегка прикрывши дверь,
Твоей заботой эхо отзовётся
И сердцем,и душой, и лирою моей.

                ГЛАВА ТРЕТЬЯ

                "Я ВАС ЛЮБЛЮ, УШЕДШИЕ НА НЕБО"

Добавлю,что Глеб прозвал меня Дейниченко-Плюшкина за то,что копила и  берегла рукописи  и публикации   его стихов  все 14 лет, которые мы прожили в Ханино и в Суворове. Очень насыщенные событиями  были эти годы. И тяжёлыми потерями.
 6 апреля 1999 года-накануне  праздника Благовещения  разбился на собственной машине мой брат  Валера. Он работал на автобазе на пивовозке, ездил в ближние и дальние  рейсы, получая за это приличные деньги. Баловал жену Люсю и дочку Лену. Нас с Глебом  тоже не забывал. Казалось, это будет вечно. И вот в один миг оборвалась его жизнь.  Лена заканчивала  школу, а Люся осталась вдовой в 45 лет. Мой сын Сергей был потрясён гибелью Валеры, не мог прийти в себя на похоронах.Он считал моего брата и отчима Глеба, которого называл батя, настоящими мужчинами и брал с них пример. С Валерой оборвалась последняя кровная ниточка-связь с родителями. Глеб горевал вместе со мной, как мог поддерживал Люсю с Леной и они твердили на похоронах,что он у них один остался из мужиков.
Позже трагедия вылилась в стихи.

     ВАЛЕРЕ

У шофёра единая слава-
Он всегда сам себе господин.
Если "Эмка" "Форда"перегонит,
Значит, ты у победы один.

По дорогам, по трассам российским,
Я баранку крутил,не шутя.
Если "Эмка" "Форда" перегонит,
Значит,выпала карта моя.

Только песни остались все в прошлом
И по-прежнему жить уж нельзя.
Бабки-доллары, кровь на дорогах
И в гробах шоферюги-друзья.

Я приеду к тебе на могилу,
Виски с тоником всклянь разолью,
Впомяну про отца и про маму,
И свою пожалею семью.

Я сегодня богатый и гордый,
А назавтра мне в рейс уходить,
Я от вас ухожу не прощаясь,
Я прошу меня вслед не судить.

А вот посвящение Люсе
    ВДОВА 
Ещё вчера была женою,
А нынче ты-вдова.
Отныне молодою
Как будто не была.
На тебе печалью
Поставлен крест,
Как будто бы нечаянно
Замолк оркестр.
Затихли трубы громкие
И барабан.
И ночи страшно тёмные,
И впереди туман.
Ах,трудно,трудно встретиться
Наперекор себе,
Когда лишь чёрным светится
Окошечко в судьбе.
И плакать и не выплакать-
Не торопись.
Принять,понять и высказать-
Всё жизнь,всё жизнь.

 6 сентября 2002 года в суворовской  квартире  умерла наша мать  Галина Ивановна. До 90  лет она не дожила полгода. Глеб сам обмывал её, а обряжали усопшую мы вместе в любимое платье из тонкой шерсти с восточным рисунком. Говорят,родственникам это делать не положено,   но кого  мы могли позвать? Хоронили в Ханино, где Галина Ивановна была прописана, на старом кладбище, мимо которого мы ходили каждый день. В гробу мать лежала с приоткрытыми глазами и сосед, копавший  могилу, ладонью прижал ей  веки, пояснив, как бы бабушка не позвала за собой  кого-то из родных. Помню,  я вздрогнула  от этих слов. Глеб сам сколотил на могилу  крест деревянный.  Олежка на похороны бабули не  приехал -он  нёс службу в Таджикистане в составе  миротворческих войск ООН.
У Глеба нет ни одного стиха, посвящённого матери. Но в его дневнике (январь-сентябрь 2006 года) я обнаружила вот такие строки.

 «23 февраля 2006 года, четверг.
Сегодня день рождения моей матери Галины Ивановны Дейниченко.  Она прожила долгую   и непростую жизнь: родилась в 1913 году, а умерла в 2002-ом. Революция,война,скитания по стране с родителями,а потом с мужем, моим отцом в поисках более-менее спокойного пристанища, не изменили её характера. Она была лёгкий человек.Горе в её душе, по моему,не задерживалось долго.  Это было не от чёрствости, а по природе. И это было ей благом. Я помню её с малых лет очень  отстранённо. Потому что самыми  близкими мне людьми с детства были бабушка(Эмилия Петровна –мать Галины Ивановны- В.Д.)    и крёстная тётя Лёля.
В зрелые мои годы мать много мне помогала в самые неприятные моменты моей судьбы. Она была человеком компанейским, любила гостей и сама любила ходить в гости . Работала мать до 75 лет и говорила, что в 60 чувствовала самый большой прилив сил.
Уже сам факт её приезда,вернее прилёта из Душанбе к нам в Тульскую губернию, в деревню в возрасте 84 лет,говорит о её жизненной силе. В деревне жить не захотела,не понимала и не любила этого способа житья. Почти сразу по приезде поселилась в нашей городской квартире в Суворове, где  через  пять лет и умерла. Умерла она тихо, впав в беспамятство. Мы похоронили её в Ханино на старинном деревенском кладбище."
  И опять  выдержка из дневника  Глеба:

«21 февраля я был в Ханино с ревизией нашего  дома. Кругом лежали глубокие снега,  я шёл ,проваливаясь выше колен. Еле добрался до усадьбы. На кладбище и к могиле матери нечего  было и думать пройти. За зиму  намело огромные  сугробы, упавшие  под тяжестью снега деревья преграждали путь. Я встал у ворот кладбища, когда-то увенчанным  крестом  из чугуна, а ныне разорённых, прогнутых, издали поклонился и перекрестился.
С отдалённых задворков кладбища в деревенской тишине доносился стук заступа о замёрзшую землю, громкий разухабистый разговор и дикий хохот явно пьяных людей. Кому-то  готовили могилу.
Обычная, пьяная, весёлая  работа, якобы русских людей. Вспомнилось, как несколько лет назад, когда мы ещё круглый год жили в Ханино, меня позвали «подмогнуть»  в подобном деле. Кто-то из  постоянных исполнителей,  не случился в это время. Была ранняя весна, но земля еще не пронялась  влагой. Копали  так же весело за  разговором и самогонкой. Из разговора я  понял, что  на этом месте уже  кого-то когда-то  схоронили. Тут один из копателей  ковырнул лопатой и провозгласил: «А вот  и он!»  Ловко поддел краем лопаты кусок  чего-то  тёмно-коричневого. Оказалось, обломок  черепа.
-Это попа  местного  череп,- продолжал нашедший .-Мне отец  сказывал, его в революцию то ли  убили, то ли расстреляли…
-Убили,расстреляли,  не всё ли равно?-  спросил я.
-Нет-, ответил он мне.-  Убили,  значит, сами  мужики местные самосудом попа кончили.  А расстреляли, значит, по закону власти, понял?
Я сказал, что понял, как не понять. Очень люблю я «этого русского языка».

 В дневнике Глеба я обнаружила рассказ о его отце под названием "ТРИ ВАЛЬСА". Удивляюсь,почему  муж не опубликовал его ни в газете, ни в книге прозы? Вот этот текст.
    ГЛЕБ ДЕЙНИЧЕНКО  ( из дневника  20 апреля 2006 года)
                ТРИ ВАЛЬСА
  "Я теперь часто думаю об отце. В своё время  мы мало общались,порой даже крупно вздорили.
 Был я школяр.
Молодой и глупый. Нынче отец и всё,что с ним произошло,то, что принято называть биографией,у меня складывается , вплетается в канву нашей российской истории за последние сто лет. И отец мой, и его родовые корни, его судьба, судьба его многочисленных  братьев и сестёр,их детей,моих двоюродных братьев и сестёр, которые мне по большей части неизвестны,всё это круто закручено  в некую  прочного сплава  спираль неизбежности,рока что ли,который захватил и меня.
На эту спираль  столько накручено, что порой,кажется,ничего не стоит сесть и писать: готовый роман не хуже "Тихого Дона". Впрочем,я сейчас о другом.
В марте исполнилось 100 лет со дня рождения замечательной русской,советской певицы
Клавдии Ивановны Шульженко. Когда я её слушаю, мне вспоминается один эпизод из прошлого,когда мой отец был ещё жив. Это было в 50-х годах прошлого века, точно не помню, но уже  после смерти Сталина.
Мы жили в Сталинабаде в доме барачного типа, с большим тутовым садом, где мы,ребята, в количестве 11 человек проводили  всё свободное время с раннего азиатского утра до поздней ночи.
Родителям было не до нас: у них были свои заботы. Дом этот я до сих пор вспоминаю,как одно из самых чудесных явлений детства и юности.
И вот однажды к нам в дом, в квартиру во втором подъезде,где жили,как сейчас помню, некто Христовы, кто-то приехал. Пишу кто-то, потому что легковая машина  въехала во двор,подкатив  вплотную к подъезду, и таким образом, пассажир незаметно вошёл внутрь дома. Ну, приехал кто-то и ладно. Конечно,легковые машины-это по тем временам было событие. Мы,пацаны,обсудили  её марку,это была "победа" новая, проводили  до въезда из двора и забыли  о ней, потому что нас ждала игра в футбол.
А вечером,когда стемнело,из квартиры Христовых,чьи окна по случаю лета были распахнуты, вдруг заиграл патефон. Конечно, играли "Брызги шампанского", "Рио-риту",ещё что-то .А потом  запела Шульженко. Запела не с пластинки,а в живую. Уже потом,много лет спустя,я узнал,что Клавдия Ивановна в это время  находилась на гастролях в Ташкенте и в Сталинабад заглянула в гости к Христовым, имея с ними какие-то родственные связи. Знаю только,что они были харьковчане и во время войны эвакуировались в Таджикистан.
Во время пения мы с отцом  сидели на нашем деревянном балконе. Я что-то мастерил, а  отец курил папиросу  и о чём-то думал. Услышав голос певицы, он поднял голову,прислушался,а когда пение закончилось, сказал :"Клава поёт... "
-Как Клава?- изумился я.-Это Клавдия Ивановна Шульженко!
-Тебе Клавдия Ивановна,-усмехнулся отец,а мне-Клава...
...В 20-х -30-х годах в Харькове, который тогда был главным административным центром Украины, находилась крупная трестовская  организация под названием "Донуголь". После гражданской войны  мой отец работал в этой системе вместе со своим боевым другом командиром бронепоезда в прошлом  Н.Украинцевым. Пишу об этом потому,что хорошо помню их общую фотографию,где Украинцев, крепкий наголо бритый человек с орденом Красного Знамени  на гимнастёрке.
-Были мы оба холостые,-начал  рассказ отец,- жили весело и беззаботно. Жизнь была ещё очень желанная, пропахшая запахами недавней войны. Молодость была,-прибавил он,и вздохнул.
- Так вот,-продолжал отец,-в "Донугле", как это тогда было принято, все пролетарские праздники отмечались  широко. Ну там оркестр, хор, танцы, буфет и т.д. А гвоздь программы обязательно очаровательная Клава, Клавочка  Шульженко. Комсомолка, активистка. Прекрасно пела,танцевала. Все мы её очень любили и многих из нас она знала в лицо, узнавала на улице. Помню, ей всегда почему-то в благодарность за выступление руководство дарило стекло: то столовые наборы,то рюмки да бокалы. Стоило это в те времена баснословно дёшево, так что мы с приятелем, ленясь мыть посуду, накопив её горы, просто выбрасывали грязное и покупали новую. Почему Клаве дарили  посуду?  Да,наверное,потому,что платить деньгами комсомолке хоть и певице, в стране было не принято.
-Вот в один из таких праздников, неужто это и впрямь было?-отец покачал головой,- мы и танцевали с Клавочкой, конечно по моей просьбе, вальс. Всего один вальс, русский вальс "Амурские волны". О чём говорили?  Не помню. О чём говорят в таких  случаях все танцующие с красивыми девушками?
...Потом была война, на польской земле под городом  Белостоком. Ад артобстрелов, бомбёжки, почти паническое бегство безоружных, деморализованных людей, брошенных на произвол судьбы. Были четыре долгих года плена в фашистких  концлагерях: Майданек, Аушвиц, Маутхаузен.
Отец не любил рассказывать об этом. Иногда к нему в гости  приходили такие же как он "предатели родины", бывшие солагерники. Они сидели за столом, пили водку и вспоминали, говорили вполголоса. Слух у меня  до сих пор очень хороший,а тогда я слышал каждое слово,находясь в другой комнате. Странно, но я  ни разу не слышал, чтобы они пылали ненавистью к  своим палачам, проклинали  их, нет. Они смеялись, рассказывали о немцах анекдоты,о том,что те испытывали постоянное чувство изумления от русской стойкости, выносливости, смекалки, находчивости, изворотливости, ловкости рук.
О зверствах фашистов, СС, газовых камерах,крематории, о дорогах,покрытых толстым  слоем пепла сожжённых людей, о содранной с тел военнопленных татуированной коже,шедшей для изготовления сувениров, о голоде и  смерти от изнурительного труда  они не говорили. Это потом я узнал из  материалов книги "Нюрнбергский процесс". Я вновь и вновь возвращаюсь к этой памяти и всё спрашиваю себя: а ты бы смог такое выдержать? Не знаю,наверное,нет. Я бы бросился на электрическую колючку.  А вот отец мой  выдержал.
-Ты что замолчал,пап? Расскажи ещё,-попросил я.
-Да ,так мы с Клавой танцевали вальс. В плену я несколько раз слышал этот самый вальс "Амурские волны". Отлично играли его лагерные музыканты, стоя на железнодорожной  платформе, к которой только что  подкатил  длинный состав с евреями  из Польши,Украины,Белоруссии,Венгрии, Чехословакии. Они выходили из вагонов с детьми,с вещами. Они  знали,что здесь их покормят( ох,уж эта немецкая чистоплотность),пересчитают, оформят документы и они поедут дальше на запад, где  для них выделена  территория для компактного проживания в составе будущего великого рейха.
Оркестр заиграл вальс "Амурские волны" и другие мелодии, люди шли цепочкой к столам, канцеляристы записывали их данные, делали опись имущества,вручали банные принадлежности и они шли дальше. Взрослые отдельно, дети отдельно, не боясь, ведь эта разлука  не надолго...Эти бесконечные потоки из многих подобных эшелонов шли и шли,входили в замаскированные весёлыми видами двери газовых камер и навсегда исчезали из мира  живых. А оркестр всё играл весёлые,бодрые вальсы...
...Была уже ночь. Полная луна висела над нашим домом. Мы с отцом всё сидели на балконе и слушали весёлые звуки и музыку, доносящиеся из соседнего подъезда. Вот Клавдия Ивановна запела знаменитые "Три вальса" ,и через некоторое время веселье закончилось. Во двор  так же тихо въехала давешняя "победа", так же подъехала вплотную к дверям подъезда, и знаменитая гостья села в неё ,и уехала куда-то в своё таинственное артистическое бытиё.
-Пап, а что же ты не вышел к ней? Напомнил бы, она бы , наверное ,обрадовалась этой встрече, а?
-Иди  спать, поздно уже,- не отвечая на мой вопрос, произнёс отец. И помолчав,добавил: -Не всякая память бывает радостной,чего прошлое ворошить...


 А вот ещё один рассказ,связанным с отцом Николаем Петровичем и его первым подарком  Глебу.
                ГИДЯ
Я счастливый человек. У меня в доме сохранилась игрушка моего детства. Это небольшая обезьянка с короткой шерстью орехового цвета, с хвостом, со ртом до ушей и выпуклыми карими глазами. Её подарил мне отец через несколько дней после моего рождения, и она была моим первым терпеливым и покорным другом, которого я нещадно трепал, стремясь из детского любопытства оторвать ей ухо или выковырнуть глаз.
Как большинство детей, ещё не умеющих говорить, но уже желающих всем предметам дать свои условные названия, я наградил обезьянку странным именем Гидя с твёрдым ударением на первом слоге. Почему её образ породил во мне именно это созвучие, я так до сих пор и не пойму. Однако имя прижилось и обрело законность. Когда к нам приходили гости, вместе с другими домочадцами им представляли и игрушку, как нечто само собой разумеющееся. "Это Гидя", - просто говорил отец, и всем казалось, все ясно: Гидя, так Гидя
Это было до войны. Потом она пришла. Моя мать провожала отца с воинским эшелоном. Она держала меня на руках, а я отчаянно орал, одной рукой обхватив за шею отца, а другой прижав к себе Гидю.
Война кончилась, а отца все не было. Прислали казенную бумагу: пропал, мол, без вести. Моя крёстная, тетя Лёля, гадала на мамином обручальном кольце, опустив его на дно гранёного стакана. Все сгрудились над столом, где, бросая на стены и потолок таинственные блики, коптила керосиновая лампа. "Смотри, Галя, - сказала крестная, - вот он, Николай твой, живой". Мать заглянула в стакан, коротко вскрикнула и упала в обморок. Бабушка разохалась. Я растерянно оглядывался и случайно обнаружил Гидю, который теперь сидел на своём постоянном месте, на спинке дивана. Мне вдруг показалось, что его карие глаза озорно блеснули, и он мне подмигнул.
Отец вернулся домой в 1948  году. Это был совершенно незнакомый мне пожилой и больной человек. Но все равно это был мой отец, которого я помнил и любил памятью детства...
Я учился в университете, с Гидей играли мои младшие братья. Мне теперь неудобно казалось называть его этим детским бессмысленным именем, и я стал величать его Гедеоном.
Как-то так получилось, что, несмотря на наличие младших в семье, игрушка осталась со мной навсегда.
Я жил на разных квартирах, менял города и места службы, обзавёлся семьёй, но Гидя, Гедеон, неизменно оказывался в моем багаже, а потом занимал свое неизменное место на спинке дивана.
Однажды моя бабушка, прожившая более 100 лет, как-то уже в глубокой старости, поманила к себе правнука, моего маленького сына. "Иди, милый, поцелуй бабушку". Сын набычился: "Не пойду, ты страшная, ты на обезьяну похожа...
Мне сделалось ужасно стыдно. Ведь бабушка вынянчила нас, детей двух своих дочерей, много на нас поработала. И главное было не в том, что она бесконечно мыла, стирала, варила, что само по себе стоит огромной благодарности, а в том, что мы не выросли хулиганами и бездельниками, не помнящими родства своего. Именно ей благодарен знанием семейных истоков и корней. Она нас и окрестила тайком, что тогда тоже было поступком.
Ирония судьбы. Я вспомнил бабушкину фотографию почти вековой давности: смотрит на меня чернобровая красавица в модной шляпке, с высокой грудью и тонкой талией. Невольно мелькнула обидная мысль: неужели и меня, через какое-то время, какой-то малец сравнит добро, если только с Гедеоном.
Все проходит. Пришло время, опустел и мой дом. Взрослые дети живут своей новой жизнью. Детвора осваивает  диковинные современные игры, электронные чудеса техники. А я все чаще возвращаюсь в былое, все вспоминаю, переосмысливаю что-то, случается, сужу себя. Коварная вещь память, как и совесть, гложет за содеянное, по глупости или легкомыслию. Только Гедеон сидит, как и прежде, на спинке какого уже по счёту дивана и смотрит на меня спокойно своими выпуклыми блестящими глазами, словно хочет подбодрить: "Мол, не переживай, старик, не ты первый..."
Он тоже бодрится. Однажды я взглянул на него вдруг и заметил, как потускнели золотистые искорки в его глазах, ставших печальными, как много шрамов и рубцов на его ореховом одеянии.
Иногда, беря на руки Гедеона, я в который раз удивляюсь насколько он добротно сработан - десятки мишек и зайцев, прочих игрушечных спутников нашего детства давно исчезли, лишившись своих лап и голов, а обезьянка уцелела. Не знаю, что спасло Гедеона от подобной участи, конечно, не крепость материала, это детям нипочём. Скорее всего останавливал сорванцов необычайно живой, почти человеческий взгляд умных, карих его глазок.
Но тем не менее, скоро нам обоим на пенсию. Я надеюсь, что впереди ещё много лет жизни, много свободного времени. Тёмными зимними вечерами я буду беседовать с Гедеоном, заглядывая в его мудрые, совсем не игрушечные глаза, о прошлом, вспоминать тех, кого уже нет.
Да, по возрасту и статусу члена семьи он, конечно, Гедеон. Но все чаще, возвращаясь домой, увидя его, чинно восседающего на диванной подушке, мне хочется сказать, как в далеком детстве: "Здравствуй, Гидя".


Трогательная память о бабушке Эмилии Петровне  осталась в рассказе
                "ЗЕРКАЛО"
  У бабушки моей по материнской линии было множество братьев, сестер, тетушек и дядюшек, других близких и дальних родственников. Дожила бабушка до ста с лишним лет, сохранила отличную память и здравый, практический ум.
Бывало, длинными, осенними вечерами в далекие и голодноватые послевоенные годы, напоив меня с братом чаем с сахарином, она усаживалась возле печки и начинала вспоминать, рассказывать о былом. Вскипал на печке чайник, начинала коптить семи¬линейная керосиновая лампа, и под тихий бабушкин голос мы засыпали.
Рассказы эти повторялись и повторялись с разными вариациями, добавлениями, новыми действующими лицами, новыми эпизодами.
Родилась бабушка еще при царе Александре III в городе Таганроге.
-Знаменитый город, — говорила бабушка, — царь Петр его построил купцов много, море рядом. По вечерам в городском саду военный оркестр играл. Хорошо, — вздыхала она.
В Таганроге родился знаменитый русский писатель Антон Павлович Чехов, — отчеканивал я из школьного курса литературы.
-Точно, — улыбалась бабушка. — Их семья имела лавку «Колониальные товары», и я девчонкой часто бегала в нее за керосином, мылом, спичками, солью.
-Селёдки были у них великолепные, — добавляла она, — жирные, с черной спинкой.
Бабушка начинала рассказывать о церковных праздниках, постах, что когда готовили и ели, как встречали гостей.
— Стол, — повествовала она, —к приходу гостей должен быть уже накрыт, холодные закуски выставлены. На отдельном столике — водка в графинах и графинчиках. Перед тем, как сесть за стол, кто хотел—выпивал стопку, закусывали грибками солеными, семушкой, икоркой черной, красной.
У меня начинало сосать под ложечкой, во рту набегала слюна.
— Буржуи несчастные, —злился я,- обжирались, а народ голодал!
Бабушка тихо усмехалась, штопая наши носки.
-Ты, баб, небось, и царя видела? - наступал я.
-Видела, — говорила бабушка, - и Александра III, и Николая II, и цесаревича Алексея.
-Цесаревич — это кто? — интересовался я.
-Сын царя Николая II, его потом, бедняжку, вместе со всей царской семьей расстреляли после революции.
-А какой он был-то?
-Да простой, мальчик в матроске, старшая сестра его за руку держала.
-Александра III я близко видела — продолжает бабушка. — Вот тот здоровяк был, его сам Вильгельм немецкий боялся страшно, потому после смерти Александра и напал на Россию, от злости за свою трусость.

Отец моей бабушки был паровозным машинистом. Бабушка очень меня удивила, сообщив, что у него было несколько дюжин белых перчаток.
-Зачем это, на балы что ли ездить?
-Нет, —  отвечала бабушка. —
Для порядка. Он в белых перчатках проверял чистоту всех паровозных механизмов и даже медные поручни, по которым поднимаются в кабину паровоза. Если на перчатках оставались грязь или сажа, все начинали чистить заново.
-Измывался, значит, над рабочим классом, — резюмировал я.
-Глупый ты, — вздыхала бабушка. — Порядок при всякой власти нужен. Без порядка — гибель народу.

Часто она открывала свой старинный сундук, на котором я, за неимением другой кровати в доме, спал. Сундук был добротный, деревянный, окованный фигурным железом. Из сундука пахло каким-то странным запахом не то духов, не то высохших цветов. Этот запах как-то непонятно на меня действовал: мне становилось грустно.
Хранилось в этом сундуке много интереснейших вещей, принадлежащих бабушке. Подвенечная фата, легкое демисезонное пальто из английской шерсти, высокие шнурованные ботинки, летний зонтик, китайский веер, церковные свечи, ладан в мешочке, заколки для волос, письма. А самое главное — завернутые в тюль большие, твердые фотографии с фирменными знаками канувших в небытие мастеров.
Я подолгу разглядывал эти фотографии, они чуть потемнели, но выглядели отлично, все на них было четко и ясно. Лица, лица, лица. Дамы в шляпках и вуалетках, офицеры, священники, солдаты с георгиевскими крестами.
-Это все наша родня, — поясняла бабушка.
-Твоя родня, — говорил я.
-Раз моя, значит, и твоя, нашего семейства родня, рода нашего, — добавляла она.
-Сколько же получал твой отец, чтобы такое семейство прокормить? — спрашивал я бабушку,  уже  будучи студентом.
-Не шиковали, — отвечала бабушка, — жили скромно, но достойно, а как батюшка наш царя в Таганрог доставил, то, конечно, зажили лучше.

Из истории  я  уже знал, что Таганрог, в котором в 1825г. неожиданно и таинственно умер Александр I, стал местом обязательного поклонения всех последующих российских императоров как дань памяти старшему родственнику и победителю Наполеона.
Вот так и довелось моему старинному родичу, паровозному машинисту, везти царя в Таганрог. Получилась от этого события немалая для него выгода: значительное денежное вознаграждение, освобождение от налогов, а что самое важное — разрешение детям мещанина учиться в военных и прочих учебных заведениях империи бесплатно.
Однажды я любопытным взглядом заметил на дне бабушкиного сундука какой-то неровный, плоский предмет, завернутый в кусочек черного сукна.
-А это что? — спросил я. — Ты раньше не показывала.
Бабушка развернула сверток, и я увидел пожелтевший от времени осколок зеркала.
-Вот, видишь ли, — начала бабушка, — грех на мне, нельзя битых зеркал хранить, а я все храню в память о брате моём, самом любимом. Ты и фотографию его много раз видел.
Я вспомнил ладную фигуру бравого подпоручика в парадном мундире при сабле. На фотографии он небрежно стоял, опершись локтем о какую- то этажерку с летящим бронзовым Амуром.
- Он у нас в семье, — продолжала бабушка, — самый младшенький, умный, добрый и красивый был. Перед первой мировой войной из училища в офицеры вышел.
Приехал подпоручик погостить домой, щегольнуть эполетами, невест посмотреть. Да вроде, как бабушка рассказывала, и любовь у него наметилась. А тут, как снег на голову, война, все мечты, все надежды прочь. Выпил подпоручик, может быть, лишку и выпалил в сердцах из револьвера в зеркало, что висело в его комнате.
Через год погиб он смертью храбрых, где-то в Карпатах, а бабушка в  память о нем  сохранила  тайком  кусочек  того  зеркала.
Не знаю, зачем, действительно, хранила моя бабушка этот амулет. Может, вправду, как память о любимом брате, а может, видела в этом осколке свою прежнюю жизнь, молодость, счастье, которые, увы, безвозвратны. Кто знает,  у старых людей свои причуды."
               
 ОСОБЫМ стал для нас с Глебом 2003-й год. В мае ко мне  в  центр творческого развития и гуманитарного образования пришла учительница  русского языка и литературы суворовской школы №1 Лидия Николаевна Ермакова. Предложила   поучаствовать на её открытом занятии ,где  будет рассказано о поэтическом творчестве Глеба Дейниченко. Я было засомневалась, захочет ли мой муж  ехать из Ханино в школу,  но Лидия Николаевна обещала  прислать за нами машину и заручилась моей поддержкой.
Встреча  состоялась и Глеб сам написал  об этом в газете «Светлый путь». Добавлю только, что мой  муж, сидя  перед школьниками, с чувством и волнением  читающими его философские стихи, прослезился. Закрыл глаза ладонью и  пиная меня  под столом ногой, потрясённо   шептал   в моё ухо: « Что же вы со мной  делаете?!! Всю душу вытянули…»

  Привожу целиком газетную заметку  «РОЗЫ ЗОЛОТЫЕ ЛЕПЕСТКИ»
« Перебирая в памяти далёкие и теперь уже безвозвратные годы моей юности, ничего не нахожу для души милее сердцу школьных лет. Дорогие мои учителя, приоткрывшие для меня тайны бытия,  научившие ценить волшебство поэтического слова  и самое великое  из этого бесценного богатства - любовь и дружбу. Вечная вам благодарность и поклон  земной. Где вы мои школьные коридоры с их неугомонной беготнёй на переменах?  Где мой класс с чёрными досками и партами, изрезанными  перочинным ножом? Не забыть мне запах мела у доски и сакраментальную реплику любимого классного руководителя, сетующего на нашу лень: «Вы, друзья мои, пилите сук, на котором сидите…»
А разве ещё раз так сильно  забьётся сердце, когда мелькнёт тонкая девичья  фигурка  в белом платье - великая тайна твоей первой влюблённости?
Всё это пришлось  мне сумбурно вспомнить и по –хорошему переволноваться недавно, когда  получил я  приглашение поучаствовать  в
«Литературной гостиной», состоявшейся в школе № 1. Сумбурно  потому, что это было неожиданно, тем более в такое горячее  для  школы время, как экзамены. А ещё потому, что предметом гостиной  стало моё скромное поэтическое творчество,  иногда являющееся на  страницах единственного за всю мою стихотворную стезю периодического издания- газеты «Светлый путь», за что искренняя  моя благодарность.
Я не профессиональный поэт, никогда не стремился к подобной славе, но всегда считал,  что работа  со словом, пусть журналистским, обязывает меня, как филолога по образованию, совершенствоваться. А самое  совершенное, на мой взгляд, в словесности -это делание стихов.  Стихи -высшая степень  концентрации прозы. И вот дети, школьники, читали мои стихи разных лет, читали с душой, открывая для  меня самого какие-то новые смысловые ударения,  неожиданные ритмы.  И что особенно порадовало - прочитано  было много  стихов сложных, серьёзных, которые  мне самому дались нелегко.
Стихи звучали в оригинальном  музыкальном  сопровождении солистов школьного  эстрадного  ансамбля, и в сценическом исполнении. Прекрасно  был оформлен класс ,где  проходила встреча: много цветов, рисунков-иллюстраций к стихам, на стенах-стенды со стихами местных поэтов В.Азарова, Г.Воловик, Г.Тюхановой и других о родном крае, о Родине,о любви,о жизни. Вот почему тема «Литературной гостиной» так и называлась «Поэты родного края».
Душой и вдохновителем этого замечательного действа стала  преподаватель  литературы и русского языка Лидия Николаевна Ермакова. Человек  неординарный, энтузиаст и ценитель  художественного слова,  она сумела зажечь огонёк любви к поэзии в юных душах своих питомцев. И уж совсем неожиданным  для меня подарком прозвучал записанный на плёнку «Романс» на мои стихи в исполнении   автора музыки А.С. Ермакова, супруга  Лидии Николаевны, известного в городе не только делового человека, но и  музыканта ,вокалиста.
Этот день, эта памятная встреча в школе с моими юными почитателями  показались мне  знаковыми. Если  есть  сегодня в российской глубинке такие люди, такие воспитатели  молодёжи,  жива любовь к родному краю ,Родине, к прекрасному, значит, жива Россия, бьётся её большое вечное сердце.
В 60-е годы прошлого века  замечательный русский писатель К.Г. Паустовский издал повесть «Золотая роза» о муках и радости творчества, о величии художественного слова, его влиянии  на человеческую  душу. От века и доныне осыпаются розы золотые  лепестки для всех неравнодушных.
           С благодарностью-Гл.Дейниченко".

  Романс «Прощайте, нам не по пути» на стихи Глеба Дейниченко  положил начало  творческому содружеству с местным музыкантом и бизнесменом Александром Ермаковым. Мы ещё не были с ним знакомы лично ,но  через своих учеников-юнкоров я передала его жене Лидии Николаевне  стих Глеба для новой песни «Свет не венчальный».  Вскоре автор музыки и исполнитель прислал нам диск с записью песни и опять мы с Глебом изумились, как  незнакомый человек проникает в текст, эмоции и чувства поэта.
12 августа 2003 года у нас в Ханино собрались на 65-летие Глеба все родные. Олег приехал с новой женой Ларисой и приёмной дочкой Кристиной на машине, которую купил на деньги,заработанные в Африке.Он почти год был в командировке в Съерра-Леоне  в составе миротворцев ООН. Глеб  посетовал, что не стоило  ехать из Пугачёва в  Ханино  за тридевять земель на «жигулях»,куда проще поездом и автобусом. Олежка улыбнулся во весь рот: " Ну что ты,пап, именно в Ханино на своей машине-это политическая акция!»

В тот приезд в Ханино я спросила  Олега, не обижен ли он на отца, ведь из дома уехал совсем пацаном сразу после школы. В Киевское военно-инженерное авиационное училище сам захотел, но это так далеко от Душанбе. А вся любовь и забота Глеба досталась в большей мере моему  Сергею. Олежка, золотой человек, обнял меня и засмеялся:
-Ну, что ты, Вера!  Нашу близость с отцом словами не описать, я  её на любом расстоянии чувствую.  Помнишь, в Душанбе отец отдал мне  тетради со студенческими стихами?  Так вот, когда я лежал  после аварии со вздёрнутой ногой в госпитале, и никому особо не был нужен, я читал стихи отца и нашёл в них все ответы на свои вопросы. Позже, уже в Пугачёве, своей рукой переписал каждый стих и ещё больше проникся  их чувствами. Папа, ведь, студентом был во возрасту мне ровесником.
- Ну почему, ты никогда не говорил этого отцу?! -вскричала я, -  ты не представляешь, как важно для него услышать такое признание!
Олег улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой:
-  Да как-то  случая не было...
Тут входит в комнату Глеб и спрашивает, о каком случае речь. Я пересказываю ему  наш разговор  про госпиталь и стихи, а у моего мужа губы дрожат и слёзы по щекам.  Олежка обнимает нас обоих:
- Как же я вас люблю!  Пап, повезло тебе с Верой. Я всегда думал, пока такую не найду, не женюсь! Вот  моя Ларчик чем-то похожа на Веру.
- Мой Сергей другого мнения, - возразила я, - говорил,если его  будущая жена будет похожа на маму, то  он  скорее удавится, чем женится.

...Олег с Сергеем в Ханино  будто в юность душанбинскую вернулись: сидели вдвоём  вдали от всех на пенёчках или валялись на раскладушках среди моих цветов, шутили,смеялись,обсуждали стихи Глеба в газетных вырезках,которые я им подсовывала. Особенно обоих удивил стих
      "СЫНОВЬЯМ"

Я пишу на  обрывках бумаги,
Потому что я пьян иногда.
Мне по трезвой не хватит отваги
Вас спросить:кто вы есть,сыновья?
Очень  лихо жизнь закрутилась,
Так,что сам и не знаю,кто я?
Может быть,мне всё это приснилось?
Помогите же мне ,сыновья!
Не куском,не рублём помогите-
Это сам заработаю я.
Вы душою своей подтвердите,
Что вы точно мои сыновья.
Что вы любите то,что любил я.
Ненавидите точно как я
И,в печаль окунувшись,тоскуете,
Дорогие мои сыновья.
Бог свидетель,все ваши печали
Я бы с радостью взял на себя,
Только изредка мне отвечайте
Хоть звонком,хоть письмом,сыновья.
Всё пройдёт,и за дымкой рассветной,
Вмиг ослепнув,покину вас я,
Не сказавши о мысли заветной
Вам,родные мои сыновья.

Я заметила,что оба сына как-то по другому взглянули на себя и Глеба-отца.Но говорили ли они с ним  о стихе-просьбе,мне неведомо.
В  прежние приезды Олежки к нам я показывала ему стихи  Сергея, которые он присылал нам из Гатчины. Глеб  старался напечатать  их в "Литературной странице" и очень гордился  Сергеем, считал у него есть поэтический дар. Олежке  особенно пришлись по душе вот эти строки

      ПИТЕР
Не леса дремучие и не жар пустынь-
Там глаза колючая режет моря синь.
Где ветра бездумные норовят продуть,
Там, где чайки шумные пробуют тонуть,
Поднял всадник бешеный на дыбы коня,
Купола безгрешные  ранили меня.
Наглядеться досыта не удастся, нет,
Снова пью  без просыпу твой балтийский свет.
Как " старухе крашеной" за тобой успеть?
От курантов башенных только суток треть.
Здесь в гранит одетая , хлюпает вода,
Словно песня спетая. Я вернусь сюда.
Вечерами  грустными,как случайный сон,
На каналы узкие льётся  свет с окон,
Подкрадётся серая хмарь. И тишина...
От ли ночи белые, то ли седина.
1995 год.

      ПОЗОВИ
Не стоит говорить,не будем мы друзьями.
Там,где огонь погас,там угли не нужны.
Я так хочу испить  иссохшими губами
Волшебных глаз  твоих потерянные сны.
Мне душно без тебя,луна  так близко манит,
На четвереньки встать и долго-долго выть...
Мне душно без тебя!  Когда ж рассвет  настанет?!
Никак -  себя  продать, никак - тебя купить.
Я псом твоим готов лежать и верить в чудо.
Когда погладишь вдруг. Ну что же ты-зови!
Я разгоню волков,но убивать не буду,
Ведь  волки- это псы, не знавшие любви.
А я познал любовь,надев ошейник с честью!
Я до небес возрос,свою цепью горд.
Но вот разбился  в кровь,потерянный на месте,
И дохну я, как пёс,один средь волчьих морд.
1998 год.

     ЕЩЁ НЕ ВЕЧЕР
Не вешай голову,отец!
Хоть больше половины спето.
Зато- как песню пел певец,
В разнообразии куплетов!
Какой вначале был мажор!
И песни взлёт  так долго длился,
Когда небесный дирижёр,
Бывало, даже сверху злился.
Грозил,чтоб хору  подпевал,
И пел со всеми,скучно ,право.
Но ты упрямо  восставал
Не ради  денег или славы.
И отступился  дирижёр,
Позволив петь тебе как можешь.
Но дни летят, редеет хор,
И ты устал, но всё же, всё же...
Не вешай голову,отец!
Хоть больше половины спето.
Допой,пожалуйста, певец,
Свои 150 куплетов.

Этот стих Сергей тоже написал в 1998 году к 60-летию Глеба.

А самым лучшим  мы с Сергеем считали  белый стих "В МЕСЯЦЕ МАРТЕ" и сын уверял Глеба ,что выше ему уже не подняться.Твердил,что батя-лирик и не стоит ему распыляться на другие темы. Вот этот стих,который сын называет "Лёгкие духи"

В МЕСЯЦЕ МАРТЕ
Не сходите с ума в весеннем месяце марте,
Не влюбляйтесь.Коварен март,ибо дитя он зимы
И пылкую душу может он обмануть, навсегда
Охладив.Просыпаются в марте весенние
Легкие духи,и легкой,короткой любовью
вас они опоят.
Призраком она промелькнет и слезою холодной
На сердце нежное ляжет,льдинкой протаяв в него.
Нет,не сходите с ума,не влюбляйтесь в весеннем
Месяце марте.Ведь избранница ваша пока
Лишь куколка в коконе жизни,сама не знает
Она,бабочкой будет какой.
Или влюбляйтесь в весеннем месяце марте
Первою страстною любовью,что без оглядки
Пылает пламенем жгучим,за собою сжигая
Мосты и слепо в страданья ввергая.
Пусть посмеются над вами коварные
Легкие духи,глупое сердце
в мяч для игры превратив.
Так или эдак,вы все равно прослывете
В уме поврежденным у тех,
кто не более жалует март,
Чем болезнь.
Лучше оставьте спорную эту затею
До лета шального иль осени-зрелости чувств.
Так вернее.Но не сходите с ума,не влюбляйтесь
В весеннем,прозрачном,неверном месяце марте.
Аминь.

 У  моего  мужа был какой-то суеверный страх перед автомобилями.  Особенно после гибели моего брата Валеры –суперводителя. А тут ещё жена Олежки Лара  рассказала как-то о трагедии с первым  мужем. Они жили тогда в Германии и Лариса сидела дома с новорожденной Кристиной. А муж решил перегнать новую машину домой в Пугачёв и по дороге разбился.
Глеб не особо жаловал первую жену Олега  москвичку Ирину,но радовался единственному внуку Максиму. Был ещё случай с автотрагедией. В Пугачёве прямо на лётном поле  на Олежку и двух его сослуживцев наехал пьяный лётчик. Одного-насмерть,а двоих покалечил. Наш Олежка с раздробленной ногой попал в военный госпиталь в Куйбышев(ныне Самара). Вот тогда-то и выяснилось,что у его  жены Ирины,перебравшейся с сыном Максом  к родителям  в Москву, роман с милицейским коллегой. Олежка согласился на развод и поначалу виделся с сыном регулярно. Даже к нам в Ханино раз привозил  мальчика на весенние каникулы в марте. Но потом Ирина вышла замуж за своего следователя и втихаря  перевела  сына  на фамилию нового мужа. Глеб от этой новости чуть с ума не сошёл, про Олежку и говорить нечего.

 6 ноября(опять  эта роковая цифра! )2003-го   Олег с Ларисой поехали на машине за покупками и по дороге в них врезался «камаз». Оба погибли на месте. Глеб сказал тогда, что Лариса увела Олега за собой.

  Вот запись из дневника Глеба.
"12 февраля 2006 года,воскресение.
В этот день в 1963 году у меня родился сын Олег. Помню, в этот день,я -корреспондент  радио был приглашён минторговли республики  на открытие в городе Душанбе первого магазина по продаже овощей и цитрусовых. Собралось много людей и по делу,и без дела.После официальной части состоялось то, для чего и собрались. Пили коньяк и закусывали цитрусовыми. Я торопился в роддом поглядеть на сына. Директор магазина осетинский "родственник"( первая жена Глеба Ирина Дзебоева была осетинка.-В.Д.),узнав об этом, наполнил для подарка целую сумку даров природы. Я был в роддоме. Это старое ,но добротное здание,где рождались и мои младшие братья, и большинство моих сверстников, жителей города.
Ирина поднесла сына к окну на втором этаже и я увидел маленькое сморщенное существо с чёрными волосиками на голове. Он вырос  на моих руках.Я его мыл, стирал пелёнки и вставал ночью,когда он орал.Я брал его на руки и выходил на улицу. Летом светила луна и,глядя на неё, сын замолкал. Первые слова,которые, он научился говорить, были папа и шапка.
В последних классах  школы, Олег, не сказав мне,стал увлекаться парашютным спортом. Когда я узнал об этом,то очень обеспокоился. Мой приятель Юрий Иванович Баранов,многократный рекордсмен по этому виду спорта, порассказал многое и я боялся. Но на этот раз обошлось. Сын стойко выдержал два приёма поступления в Киевское высшее военное инженерно-авиационное училище на радио-электронный факультет. Первый раз поступив, перевёлся затем в Харьковское ВВКУ лётчиков им.Ленинского комсомола. Там его комиссовали из-за зрения( Олег в детстве переболел краснухой и один глаз стал слегка косить.-В.Д.). На другой год снова поступил в Киевское.
Жизнь так сложилась,что не удалось в дальнейшем  быть с сыном особенно близкими. После училища он начал служить в вертолётном полку в Пугачёве Саратовской области. Первая женитьба  оказалась неудачной .Жена,забрав сына,моего внука Максима, вернулась к себе в Москву и скоро вышла замуж.Вторичная  женитьба  Олега стала для него роковой. Он погиб вместе с женой, разбился на собственной машине, которую купил после службы  в контингенте ООН в Африке, в Съерра-Леоне,не дожив трёх месяцев до 41 года. Как-будто  у меня вырвали кусок  тела раскалёнными щипцами. Больно будет до конца жизни. Всё кажется,что  я  что-то сделал не так,не сумел это предотвратить. И вкус теперь потерян для меня. Я не верю в прах могил, но в душу я верю. Душа человеческая-это энергия,которая поддерживает и устремляет нашу жизнь. Энергия, как известно,  не исчезает. Она переходит в другие виды.По смерти земной,человеческая  душа начинает жить в других измерениях,нам пока неизвестных. И, возможно, очень близким к нам,живым. Только не хватает каких-то знаний, какого-то опыта,чтобы  эту тайную завесу приоткрыть.
Но Бог даёт нам знания постепенно,соответственно  нашей готовности понять и принять.Я однажды в отчаянии звал сына в ночи. И он пришёл. Мы говорили. Он сказал,что не надо его звать и беспокоиться, всё нормально. Ещё я видел его во сне сразу после гибели. Мы встретились  в каком-то старом туннеле, где было много обломков камней и щебня.Сын был  в чёрном  костюме, не весел. Сказал,что пришёл не надолго. Туннель был проложен сбоку свода,виднелся клочок синего неба.Дальше какой-то плац и солдаты в полевой одежде частично в строю, частично вольно стоящие, несколько офицеров.
Я вижу сына часто во сне, всё маленьким,часто несу его на руках.Если  смерть сына наказание за мои грехи, то очень жестокое. Впрочем, один Бог знает,кому,как воздать."

...  На похороны мы не поехали.  У Глеба  от стресса ослабли ноги,   он передвигался с трудом.  Сказал мне,  захлёбываясь рыданиями:
-Я не хочу видеть моего сына в гробу! Не могу!  Если мы поедем  на похороны, то ты  меня  там и оставишь. Я лягу   на его могилу  и никто меня не сможет оторвать.
Я пошла на почту   в переговорный пункт . Заказала номер  телефона  в  пугачёвской квартире   и сразу услышала голос  Ирины Сергеевны-матери   Олега . Она жила рядом в Саратове и приехала быстро, узнав о гибели. Удивилась, что мы не будем на похоронах. А когда я посетовала, что не знаю,  как теперь  верну  к жизни сломленного горем Глеба, сухо передала бывшему мужу привет. 
Вечером неожиданно, без звонка пришли Пушкаловы –моя ученица Маша и её мама Валентина Ивановна . Я провела их на кухню, Глеб лежал на диване в пьяном забытьи в комнате и стонал от горя.
   -Мы принесли деньги  вам на поездку,-объяснила  вечерний визит Валентина Ивановна.-Копили на стиральную машину, да бог с ней, это подождёт. А  на похороны   и на дорогу тут должно хватить. Отдадите, как сможете, нам не к спеху.
Я зарыдала и они за мной. Поблагодарила их за помощь и сочувствие,рассказала  о решении Глеба Николаевича.  Надо отметить,что никто из друзей,знакомых,родственников   не позаботился о нашей поездке на похороны,никто кроме Пушкаловых не предложил помощь, чтобы она состоялась.
   Я думала,что не смогу вырвать мужа из бездны горя. Он выл волком,когда уже не было слёз. Лежал в беспамятстве,залив в себя несколько стаканов водки,  стонал тяжко и страшно. Я боялась оставлять  его одного, уходя на работу после обеда на 3-4 часа. После занятий бегом бежала домой  , молясь,чтоб  он был жив. Отпирала ключом дверь и слышала  : «Вера! Ты здесь? Наконец-то!»
Стояла у кровати Глеба на коленях, держа   его за холодную руку и глотала слёзы, чтоб он не услышал. Просила Господа, дать сил  моему измученному мужу, чтобы  он выплеснул  боль в стихи. Верила,что от этого ему станет легче.
Только через два месяца  Глеб  молча положил на стол несколько листочков. Вот они.

    НЕ ЗОВИ
Не зови, никого не воротишь,
Как бы ни была жалость остра.
Дымом ладанным застит мне очи
То,что виделось ясно вчера.
Только ворох остался одежды
Без хозяина дальше стареть,
Только призрак  безумной  надежды
На свидание горнее  впредь.
Осени меня ,ангел небесный,
От печали бессонной крылом,
Уведи  от теснины отвесной,
Дай забыться младенческим сном.

     СТАРЫЙ ГАМЛЕТ
Я чувствую ,как утекает жизнь
Из временем растерзанного  тела
И в клетках мозга застывает  мысль,
Не достигая ясного предела.
И мышца безотказная моя
Не радует натруженною болью,
И в зеркало гляжусь уже не я,
А тень моя, потраченная молью.
Какая боль телесного расхода,
 Как стыдно женщины участье!
Мне не поёт труба далёкого  похода
И карта не идёт козырной масти.
Я Гамлет, перелитый через край,
Оставив свой вопрос ,уже ненужный,
Надеюсь услыхать в крылах гусиных стай
Последний шелест давней дружбы.

     Я НЕ ЗНАЮ,НЕ ЗНАЮ, НЕ ВЕРЮ…
Я не знаю, не знаю, не верю;
Есть там что-нибудь или нет?
Вот возьму сейчас нож и проверю,
Только кто же услышит ответ?
Сколько прожил я ,сколько осталось?
Я запутался в правде и лжи.
Счастье выпало -ты повстречалась,
А иначе не стоило жить.
Ах, ты кровь моя, благо ль, проклятье?
Лягу шеей на старый порог,
Просвистит  топором иль распятьем
Надо мной мой не вызревший Бог.
Вот и благовест, утро холодное,
Продолженье  ненастного дня.
 Мне бы крылья да волю свободную
Иль ответ, что так мучит меня.

    ПАМЯТИ СЫНА  ОЛЕГА
Он лежал на дороге убитый,
Рядом с ним- боевая жена.
И погон на шинели раскрытый
Целовала седая трава.
Был ноябрь, и сосны шумели,
В небосвод упираясь ночной,
Два авто разрулить не сумели
И сошлись на таран лобовой.
Он был лётный, и может, нелепо
Спозаранку любил говорить:
«По бетонке иду, как по небу,
Без  которого нам не прожить».
А жена, что жена  военлёта,
У  которого  жизнь  круговерть,
Быть женой -боевая работа,
Всё в которой бывает и –смерть.
Небеса сохранить их смогли  бы,
Только все мы подвластны судьбе:
Где бы ты ни летал ,где бы ни был,
А покой свой найдёшь на земле.

    ВЕЧНАЯ   ПАМЯТЬ
В жизни всё вертится,
В жизни всё кружится,
Падаю, снова встаю.
 Как тебе верится,
Как тебе служится,
В горнем, далёком краю?
Боль моя тайная,
Память печальная,
Чёрный прощанья туман,
И незабытое,
Небо открытое,
Африка и океан.
Верую в вечность
Души  человечьей,
Врезавшись в синий простор,
Не разминёмся дорогою Млечной,
Мой молчаливый майор.

     РАСПЛАТА ЕСТЬ ,Я ЗНАЮ…
Расплата есть ,я знаю,
За опыт бытия
И за меня другого,
Которым не был я.
За то ,что не родился
И не набрался сил,
И в час годины горькой
Отца не защитил.
За то, что  не  дала   мне
Судьба надёжных крыл,
Чтобы от смерти сына
Я в страшный  миг закрыл.
Я знаю, есть расплата
За злой разброс могил
Родных моих и близких,
Что  я не сохранил.
Но знаю, есть бессмертье
За жизненной чертой,
За тайной круговерти
Есть  Бог  и есть покой.

    НИКТО НЕ ЗНАЕТ, КРОМЕ БОГА
Никто не знает, кроме Бога,
Какой тебе отпущен срок,
Какой неведомой дорогой
К Нему ты ступишь на порог.
И ничего не взять с собою
В небытиё иль бытиё,
А на земле, простясь с душою,
Лишь имя  доброе своё.
Оставить в памяти короткой
Немногих истинных  друзей,
Что за молитвой или водкой
Помянут  в горький юбилей.
И только в сердце одиноком
Рыданьем вымытая соль
Замрёт болезненным  пороком,
Ночами разъедая боль.

   НОЧНОЙ ГОСТЬ
Опять он здесь,палач мой захребетный.
Меня коснулся хладною рукой,
Опять в душе проснулся трепет бледный,
Растаял лёгкой дымкой призрачный покой.
Он приступил,пытатель изощрённый,
Что без калёного железа душу рвёт.
Кат добровольный,не наёмный
Все мысли тайные сейчас мне перечтёт,
Как кости,мне грехи пересчитает
И гвозди острые куда больней вобьёт,
Он грязное бельё моё перестирает
И пену мерзкую мне в глотку перельёт.
Когда я содрогнусь в поту холодном,
Брезгливой мукою до смерти искажён,
Он уксусу подаст в сосуде модном,
Подставит зеркало:
"Смотри,как ты смешон!"
Уйди,палач,молю,дай передышку,
Твоя петля на части сердце рвёт!
Часы идут,проходит ночь неслышно,
Растает он с зарёй,а с вечера придёт.
О спутник мой,излишне пунктуальный,
О мой палач,коварный друг и брат,
Когда прервём мы наш союз печальный?
"С тобой я буду до порога в ад".
Он так сказал,палач мой беспощадный,
Мастак по вытяжке душевных жил.
Потом увидел я лишь росчерк троекратный:
Он,уходя,меня перекрестил.

  Я надеялась,что теперь  Глеб  очнётся. Отпечатанные стихи  передала  через моих учеников-юнкоров  Лидии Николаевне   Ермаковой. Спустя неделю она позвонила  и сообщила,что на стих  "Никто не знает,кроме Бога" её муж Александр Ермаков написал песню. Мы с Глебом даже представить не могли, что эти рвущие душу строки можно облечь в музыку. Услышали песню  у Ермаковых в домашней студии звукозаписи и зарыдали оба с первых же аккордов. У автора музыки и исполнителя тоже повлажнели глаза. Он обнял Глеба и сказал :"Стихи твои звучат, как молитва."

 Ермаков предложил записи  на Радио-Шансон и АВТО-РАДИО  и на их волнах зазвучали романс "Прощайте,нам не по пути!", "Ничего не взять с собою"( так назвал Ермаков  "Никто не знает,кроме Бога") , "Свет не венчальный". Позже появился романс  на стихи Глеба "Не спеши", песни "Лида" и "Алина", посвящённые жене и внучке Александра Сергеевича. Глеб радовался содружеству с музыкантом как ребёнок, слушал разные варианты записей и дивился голосу Ермакова- чистому,звонкому,по юношески влюблённому в жизнь,в красоту,в женщину.

    ПОЁТ ЕРМАКОВ
Гитары звон и голос серебристый
В душе рождают праздник добрых слов,
И сердце бьётся радостно и чисто,
Когда поёт на сцене Ермаков.
Чтоб справиться с работой депутата,
С хозяйством фирменным,где дел невпроворот,
Ему на творчество не выдали  мандата,
А он родился с песней и живёт.
В родном Суворове,в Дубне и в Туле,
И от России в дальнем далеке,
Прорвётся Ермаков в эфирном гуле,
Как позывной на русском языке.
Мне помнится,в забытой деревушке,
Которой,кажется,дышать уж нету сил,
Он песен диск робеющей девчушке,
На память расписавшись,подарил.
Девчушка эта-Маша,Даша?
Вдруг подняла такой трезвон:
"Так вот какой вы,дядя  Саша?!
Вы пели нам вчера  по радио "Шансон".
Что говорить,быть депутатом сложно,
Ещё сложней с дороги не свернуть.
Но только песней и талантом можно
От сердца к сердцу струны протянуть.

  Новый 2004-й год мы встречали в Туле в доме моей снохи Люси. Поддержать Глеба после гибели Олега приехали из Гатчины мой Сергей с женой Оксаной. Глеб как ребёнок  прижался к рослому статному Серёге, едва достав ему до подбородка,и всхлипнул: "Один ты у меня остался. Нет больше нашего Олежки..."
-Всю дорогу в поезде я думал,что скажу тебе, батя, при встрече,-ответил  Сергей.-Знаю, не вернуть твоей душе покоя. Но помни, я-рядом. Ты ,ведь ,ни разу не назвал меня пасынком, всегда только сыном. И ты для меня второй отец.
Племянница моя Лена тоже  не сдержала слёз и с чувством обняла обоих.

 Весной Ермаков опять устроил нам сюрприз: пригласил к себе не песни слушать,а обсудить выпуск книги стихов Глеба. Муж мой на это заманчивое предложение  вдруг как конёк-Горбунок запыхтел, аж дым из ушей повалил. Дескать,я в долгу сроду ни у кого не был и у Ермакова- бизнесмена ничего не возьму. Столько денег в издание вложить,а окупится ли книга? Как и где её продавать?
Ермаков от изумления руками развёл: "Глеб Николаевич,от тебя только принципиальное согласие требуется на издание,а уж как книги распространять-это моя забота . Раздарим их и дело с концом! За твои стихи, на которые я песни написал,хочу подарок тебе сделать.  Не холодильник же  дарить? Железка   она  тоже свой срок имеет. Заржавеет и всё!   А книга-это навечно!"
Я придвинулась ближе к Глебу, но он упрямо сжал губы и отвёл  взгляд. Тогда  у меня вырвалось:"А давайте  попробуем, Александр Сергеевич! Я сама сборник скомпоную- сколько лет вырезки из газеты собирала.У меня этих публикаций-два чемодана!"
  Ермаков обрадовался,Лидия Николаевна,с чьей подачи закрутился выпуск книги, тоже довольно улыбалась. А Глеб обречённо махнул рукой, мол ,делайте,что хотите. Дома он мне устроил разнос. Твёрдо сказал, что даже отбирать стихи не будет. Раз вылезла я  с намерением сама всё делать,вот и флаг мне в руки. Я не обиделась. Как татарин в анекдоте реагировал на свои невзгоды -"У меня судьба такой!"  Раскрыла  свои два чемодана, разложила  вырезки на полу по всей комнате  и взялась их по темам   распределять. Глеб как увидел это  бумажное "море", выругался вполголоса и  демонстративно из дома ушёл.  Ну,думаю,куда ж ты денешься, поэт мой дорогой!  И вправду,вернулся и бочком к столу ,где у меня уже разделы собраны "О СЕБЕ",  "КОЛЕСО СУДЬБЫ" и "ТРИЗНА ДУХА"-  философские и трагические   строки, "НЕПОГАСШАЯ ПАМЯТЬ"-стихи о Великой Отечественной,Афганской, Чеченской  войнах, "ЧУВСТВА"-стихи о любви ко мне Вере, "ДАРЫ ПРИРОДЫ"-о временах года, "И В ШУТКУ,И ВСЕРЬЁЗ"-юмор,ирония,сатира.
 Глеб как-то расслабленно улыбнулся и спросил: "В самом деле книга собирается?  Надо же!  А как назовём сборник?"
Я ответила: "Ты автор,думай!"  И мой лев по гороскопу,обожающий синий и золотой цвета, задумал   написать на обложке  коротко и ясно- "СОЗВЕЗДИЕ ЛЬВА".
  В Суворовском центре творческого развития и гуманитарного образования,где я вела занятия с юнкорами по журналистике,этике и эстетике, мы сдружились с художницей Региной Петровной Соловьёвой. Вместе проводили разные  тематические мероприятия, ходили на просмотры заказанных для нас фильмов в кинотеатр, ездили на спектакли в Тульский ТЮЗ, устраивали обсуждения экспонатов на выставках в местном краеведческом музее. Вот Регина и взялась нарисовать обложку книги. Для неё это был первый опыт иллюстратора. Она перечитала кучу стихов моего мужа, обсуждала их со своими учениками-живописцами и керамистами. А потом принесла рисунок -на синем небе из крохотных звёздочек  сложилась морда льва с добрыми прищуренными глазами.
 Этот лев был чем-то похож на моего Глеба и просто заворожил всех. 
Ермаков  отвёз  нас  в Калугу в частное издательство  "Политоп" и познакомил с редактором Сергеем Гавриловичем Икрянниковым. Признаться, ехала я  с опасением: чужой человек будет выискивать огрехи в строках моего мужа?  А ну как Глеб обидится? Авторское самолюбие -материя тонкая. Но  редактор оказался на редкость тактичным и деликатным человеком. Искренне вслух восхищался удачными образами, рифмами,ритмами и часто повторял: "Как жаль,что это не я написал!" А замечания он облекал в предложение подумать  над словом.
Как -то я привезла свежий номер нашей Суворовской районной газеты со стихом Глеба под названием "Мой ангел". Показываю с восторгом нашему редактору,а тот с милой улыбкой,подтверждает  прелесть нового стиха и добавляет,что не  хочется ему даже внимания обращать на не согласования в окончании слов.  Глеб аж напрягся: Где? В чём не согласованность?   Сергей Гаврилович так мягко: " Как только затеплился ладан в ночи, мой ангел выходит из пламя свечи",а надо из ПЛАМЕНИ,Глеб Николаевич! Из чего выходит ангел? Из пламени. Мы обязательно включим это замечательное стихотворение  в книгу,но Вы подумайте над этой строчкой,хорошо?"
  Глеб мой замер-ритм строки меняется напрочь!  Вижу,внутренне надулся мой поэт от обиды ,что уличили его. Едем домой на рейсовом автобусе,сидим молча  рядом, а друг друга не чувствуем, будто чужие. Где-то на полпути ,Глеб не поворачиваясь ко мне и не поднимая глаз, вполголоса говорит: "Значит,так.  Лишь только  затеплился ладан в ночи, мой ангел соткался из тайны свечи". Я себе ладонями рот зажала,чтобы не закричать на весь автобус от восторга. А Глеб,искоса глянул на меня и ухмыльнулся. На следующий день я позвонила в издательство и передала новую строчку редактору.  Тот радовался не меньше меня.
Вот этот стих

      МОЙ АНГЕЛ
Лишь только затеплился ладан в ночи-
Мой ангел соткался из тайны свечи.
Склонилась в раздумье его голова,
И золотом красным горят два крыла.
Печально он смотрит из лона огня,
Как будто жалеет и манит меня,
Как будто с душою моей говорит,
Покуда во мраке свеча догорит.
Он словом заветным мне сердце прожёг,
И в тайне раскаянья я изнемог.
Так плоть изнывает от жертвы поста
И дух сохраняется силой креста.
Мой ангел небесный,тебя я молю:
Замолви словечко за тех,что люблю,
За тех,кто со мною,за тех,кого нет,
От доброго Бога яви мне ответ...
Свеча догорела,и пламень уснул,
Мой ангел,прощаясь со мною,кивнул.

  Летом 2004 года мы впервые  поехали в Гатчину с Глебом вдвоём. Раньше я гостила у сына одна, муж  мой не решался оставлять дом в Ханино без присмотра, да престарелая мать Галина Ивановна,жившая в нашей городской квартире, тоже требовала  внимания и заботы.
Сын с женой Оксаной обитали в крошечной квартире в деревянном доме семейного общежития завода им. Рошаля. Одну комнату Сергей заработал за три года пахоты в литейном цехе и оформил как собственность. Вторую комнатёнку прикупил  под кухню и столовую. Пока же  она служила складом для стройматериалов и здесь нам с Глебом  поставили раскладушки для ночлега. Туалет , кухня и душевая для жильцов общаги были общие в конце коридора.
 Глеб влюбился в Гатчину с первого взгляда. Мы пешком  ходили из Мариенбурга( в просторечии Мадрида) в дворцовый Павловский парк,гуляли по его аллеям, любовались павильонами, мостами и мостиками,прудами  и скользящими по глади воды уточками. В выходные дни Сергей и Оксана по очереди фотографировали нас всюду. Павловский дворец с его роскошью тоже очень впечатлил моего поэтического мужа. "Здесь  всё дышит историей",- повторял он на наших прогулках и экскурсиях. Вот как это отразилось в стихах.

   ГАТЧИНА
Снится мне всякая  всячина,
Но ощутимей, острей-
Пронзительно- светлая Гатчина
В изгибах дворцовых аллей.
Здесь сердцу спокойно и грустно,
Как в древней забытой стране,
Где радостный мастер искусно
Кумиров ваял в синеве.
Под этой таинственной сенью
Замшелой, седой старины
Мне грезится тихое пенье
И звон  незнакомой струны.
И я замираю невольно,
Хочу этот миг унести.
Что ж мне так раскаянно-больно?
И шёпот доносит :"Прости..."

  А стих "ГАТЧИНА ОСЕНЬЮ " написан позже ,уже в другой наш приезд.
Уже наливает калина
Кровавою краскою глаз,
Уже на природной картине
Бушующий пламень погас.
Уже на просторе озёрном
Всё реже мелькает весло
И остов развалин придворных
Осенней листвой занесло.
Уже потянулись в заморский
Далёкий,неведомый край
 Над шпилями башен приорских
Когорты крылатые стай.
И только на плаце песчаном,
Заваян  в багряный гранит,
С какою-то думой упрямой
Былой император стоит.
Он взглядом гусей провожает,
 Не веря разрухе окрест,
И память его осеняет
Мальтийский таинственный крест.

 Глеб в миг  подружился с гатчинскими родственниками-родителями  невестки Оксаны Алексеем Кузьмичём  и Зоей Сергеевной,младшей их дочкой Таней. В застольях много чего переговорили и за жизнь, и про политику,и о судьбах детей. Мы вспоминали,как Сергей привозил совсем молоденькую Оксану к нам в Ханино знакомиться в декабре 1999-го года.
Это был тяжёлый год: в апреле мы похоронили моего брата Валеру,погибшего в автокатастрофе, и Люся в 45 лет осталась вдовой,Лена в 17 лет-сиротой без отца,а я в 50 лет потеряла единственную родную кровиночку.
А тут радостная весть-сын предупредил по телефону,что везёт показать невесту. Конечно же, я волновалась,как встретимся? А  вошла в наш деревенский дом худенькая,стеснительная ласточка со смущённой улыбкой и мы с Глебом сразу обняли её. Серёга был доволен: "А ты боялась ехать,Оксанка! Убедилась,что мама и батя-мировые люди!"
Глеб чуть позже подмигнул Серёге,показал большой палец: "Наш человек! Надо брать!" Оксана  и вправду освоилась быстро. Надела мой полушубок,самодельную шапку-капюшон с песцом,валенки и пошла фотографироваться на огороде. Серёга   и с нами вместе   её потом  снял.
 Оксану не смутило отсутствие удобств в доме-туалет на улице, вместо ванной железный рукомойник, из которого вода стекала через раковину в ведро на полу. На горячей печке у нас всегда стояли вёдра с горячей водой для постирушек,посуды, да и самим обмыться. Это даже смешно кухонькой было назвать-просто закуток,отгороженный занавеской. Тут  Оксана мыла голову ,а я поливала ей из ковшика в тазик на табуретке-вот такая "баня".
Сергей дивился: "Мам, никогда бы не подумал,что моя горожанка Оксанка так органично впишется в ваш деревенский быт". 
 Я рассказала  родителям Оксаны как мы с будущей невесткой лепили манту. Я раскатывала тесто,показывала сколько фаршу класть и как закручивать концы теста,чтобы получились две розочки. По таджикски ман-означает Я, ту- ТЫ. Лука сырого в фарш кладётся очень много для сочности, а  Оксаночка и виду не подала,что не переносит его на дух. Манты удались на славу!
Ко встрече Нового года  наша гостья привезла с собой лёгкое голубое платьице из шёлка с рукавами -крыльями до локтей и туфельки белые на каблучке. Волосы я ей накрутила на термо-бигуди,потом уложила. Серёга нарядился в белую рубашку и брюки,а я не помню в чего. Сидим за праздничным столом,готовимся слушать новогоднее поздравление Президента России Ельцина. А он вдруг объявляет о свой отставке и передаче власти Владимиру Путину. Серёга с Глебом сразу в комментарии вдарились, я только глаза растопырила-сижу и таращусь.
А  Оксана ,всё время молчавшая, встала из-за стола и  сказала:"Всё настроение испортили правители! Теперь  газеты будут печатать рассказы о благородстве Ельцина. Вспомнят,
как он котёнка бездомного на улице подобрал".
Мы с Глебом-журналюги заржали- в самую точку Оксана выдала. Но потом под бой курантов выпили шампанское и пошли на улицу стрелять хлопушками и петардами. Так и встретили новый 2000 год.

 Родители Оксаны гордились,что дочь закончила в Питере Технологический институт и работала теперь в лаборатории Гатчинского Радиевого научного института им.Хлопина.  А Сергей ушёл  в "дикую"  стройбригаду и Глеб очень переживал, что с филологическим образованием и дипломом по Булгакову сын вынужден класть кирпичи . Серёга пообещал  со  временем  на окраине Гатчины выстроить большой дом на две семьи с отдельными входами и перевезти нас к себе. Растроганный Глеб  с чувством пожал ему руку. А сваха  Зоя Сергеевна удивилась, почему это  отдельные входы в дом? Серёга хмыкнул: " Вы мою мамочку не знаете!  Ей личное пространство необходимо. А то ,как она любит повторять, я от всех сбешусь и все от меня сбесятся."
И Глебушка мой как-то полушутя стал  мечтать о переезде в Гатчину.
                ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

                ВЕРА,ВЕРЮ, ВЕРУЮ
  А в Суворове нас опять ждала  издательская работа. Калужский редактор соединил мои разрозненные пронумерованные от руки  листочки с наклеенными вырезками из газеты стихами. Выбрал удобный шрифт, красиво оформил разделы. Я скоренько написала  к сборнику "СОЗВЕЗДИЕ ЛЬВА" вступительную статью под названием "Звёзды вдохновения Глеба Дейниченко",которая очень понравилась и редактору,и спонсору Ермакову. Глеб одобрил  статью молча. А через несколько дней велел добавить в раздел "ЧУВСТВА"  вновь испечённые стихи  "Не верьте","Отчего ,почему?"," Стансы".

    НЕ ВЕРЬТЕ
Не верьте, что любовь –
Слиянье рук в экстазе,
Касание грудей.
Не верьте, что любовь –
Как бесконечность муки,
Как сердца громкий стук
И тайной страсти звук.
Не верьте в те слова,
Что вечность обещают,
Не верьте в клятвы на крови-
Клянутся те, которые не знают,
Которые не ведают любви.
Поверьте лишь в одно:
Когда в тиши кромешной
Вам не захочется вдруг жить-
Единственная, посланная Богом,
Вас остановит ласково и нежно
И свяжет прерванную было нить.

    СТАНСЫ
Всё проходит.
И я припадаю к губам и коленям твоим,
Я всю тебя принимаю- бесконечным
Объятьем земным.
Всё проходит.
А мы остаёмся, на земном удержавшись витке.
Мы с тобой словно пчёлы
На медовом пахучем цветке.
Всё проходит.
И дети,и внуки оторвутся от плоти твоей.
Не терзайся от этой разлуки
И душою своей не болей.
Всё проходит.
Нас двое на свете этом бесстрастном.
На двоих у нас сердце одно.
И одно бесконечно нам светит
Животворное солнце  в окно.

   ОТЧЕГО,ПОЧЕМУ?
Отчего , почему,
Как тебя обниму,
Сразу чувствую
Счастья прилив?
Отчего,почему,
До сих пор не пойму,
В сердце снова
Щемящий мотив?
Отчего,почему
Я себя не уйму,
Ты со мной ведь уже
Навсегда?
Отчего,почему,
Всё равно не пойму,
 Слышать хочется
Вечное "Да"?

 Раздел "Чувства"-это подарок мне от мужа на всю оставшуюся жизнь. Бесконечное признание в любви. Я перечитываю стихи и дивлюсь до сих пор: за что же  мне выпала такая любовь? Вспоминаю,как несправедлива  была я к моему мужу. Доставала его придирками и упрёками. Допытывалась, как он может говорить одно, делать другое,а в стихи вкладывать что-то космическое? Где же он настоящий? Ответ он принёс однажды  на листочках бумаги и тихо сказал: "Вот этому верь. Здесь  в стихах я настоящий".
Мне -обычной  земной и грешной женщине он посвятил такие строки...

    ВЕРЕ
Далёко плывут пароходы,
Куда-то бегут поезда,
Летят перелётные птицы
И синяя светит звезда.
И жизнь протекает сквозь сито,
Ко мне не добра и не зла,
И карта моя не побита,
Хоть время плетёт седина.
Я вымакал горькое сало
Отцами добытой судьбы,
Мне мира в себе не хватало-
И миром моим стала ты.
Откроет ли Пётр суровый
Мне двери в обещанный рай?
О сильный,о первопрестольный,
Меня без неё не впускай!
Ведь мне будет очень обидно,
В небесной летя синеве,
Виновным или безвинным
Напрасно стремиться к тебе.
Земное моё обитанье,
Всё,что я сделал и смог,
Получит в миру толкованье,
Судьёю которому Бог.
И лишь одного не сумею:
Стремясь в бесконечный сонет,
За ветхозаветным евреем
Прожить с тобой тысячу лет.
Ты спросишь,зачем? Я отвечу:
Средь осени нужен мне май.
Родная моя,я не вечный,
Ты мой колокольчик Валдай.
Иной раз уже отмираю,
Свою поминая судьбу,
И радостно вдруг воскресаю
Всегда,как в тебя позвоню.
Родное,далёкое что-то
Всплывает из сладких глубин,
Как будто скитальца Мельмота
Встречает его господин.
Вера,Верю,Верую
Евангелием души,
Рукою снежно-белою,
Аврора,помаши.

   ДРУГАЯ
И улыбка другая,и голос,
И плеч незнакомая стать.
Почему же ушедшая молодость
Не устала тебя окликать?
Почему не встречались с тобою
В синеокие те вечера?
Почему же ты стала судьбою
Не тогда,а лишь только вчера?
Сколько лет,сколько сил я растратил
Без тебя на дороге большой,
Сколько раз погибал на распятье
Без тебя не согретой душой.
И теперь я стою у порога,
О тебя опираясь рукой.
Заметает порошей дорогу,
Как меня бородою седой.

   ВЕРЕ МОЕЙ
Мы с тобой знакомы
Недолго,не громко,
Четверть века тебя я люблю,
Пусть дорогу мою рассекает позёмка,
Я тебя,вспоминая,не сплю.
Издалёка,из памяти вечной,
Ты ко мне по завету пришла,
Как подкова на сердце,
В сей жизни изменчивой,
Сладким пряником залегла.
Мне не больно нести эту тяжесть,
Хоть скупа ты на явную лесть.
На лицо твоё,знаю,не ляжет
Кремом мраморным
Осени месть.
Вот загадка:
Не знаю откуда
Тесно стелется строчек стезя?
Я тебя никогда не забуду,
Как от Бога отречься нельзя.

   Я ВАС ЛЮБЛЮ
Я вас люблю такою,как вы есть,
То ласковой,то дерзко непокорной.
В вас юности насмешливая смесь,
А в общем,ваш характер ровный.
Признаюсь я,мне с вами хорошо,
Не надо мне страдать иль обижаться,
У нас в прошедшем всё произошло,
И значит,нам не надо притворяться.
Но вы вернули мне надежды и покой,
Уют забытого,утраченного дома,
И сердца раны нежною рукой
Загладили до сладостной истомы.
Я вас люблю,заката не боясь,
Так хорошо с любимой забываться.
Звенит струна,в мелодию стремясь,
Которой вечно к небу подниматься.


 Когда любовные стихи Глеба появлялись в районной газете,я невольно чувствовала на себе оценивающие пристальные взгляды. Порой слышала пересуды за спиной,мол,ничего особенного в этой Вере нет-ни кожи,ни рожи. А Глеб пишет,будто на свете лучше не бывает.
Девчонки мои- юнкоры мечтали,чтобы  кто-нибудь хотя бы одну похожую любовную  фразу  в их адрес сказал.

...До боли ясно помню один горький разговор с Глебом после его очередного запоя. Мы тогда круглый год жили в Ханино. Было начало марта,а мне казалось проклятая зима никогда не кончится. Я лежала без сил на своей коечке в спаленке,отгороженной занавеской и не могла уже найти ни одного убеждающего слова мужу. Даже слёзы все выплакала. Глеб сидел напротив на диване и по его лицу я видела, через пару дней  он придёт  в себя и будет каяться. А пока в каком-то кураже  муж глянул на меня и спросил с кривой улыбкой:
-Не любишь меня такого?
И я не веря сама себе проговорила:
-Такого не люблю. Когда мы встретились с тобой много лет назад в Душанбе, ты ведь знал уже о своей алкогольной зависимости. Выходит, поступил со мной нечестно: подобрал,что плохо лежит, зная , что я уже к тебе прикипела.
Глеб вздрогнул как от удара. Сжал пальцы рук в замок и сказал,будто оправдываясь:
-Я на 11 лет тебя старше! Но почему ты  думаешь, что тогда я никому  не нужен был?  Многим нравился. Но я выбрал тебя и женился на тебе. Потому что полюбил на всю жизнь.
Я прикусила  язык .Закрыла эту тему  раз и навсегда. Утром  увидела в окно, как Глеб во дворе поднимал гири- выгонял из себя остатки хмеля. А на столе меня ждали два новых стиха "Покаяние" и "Плакать подожди". Я молча взяла  их с собой на работу в редакцию. Показала ответсекретарю, та   помчалась к редактору. "Покаяние" вышло в номере,посвящённому празднику 8-е Марта и побило все рекорды популярности.

    ПОКАЯНИЕ
Не жаль ничего,кроме женщины,
Которая рядом со мной.
Не жаль ничего,кроме женщины,
 Которая ранена мной.
Зачем мы так страшно беспечны,
Зачем в тяжкий жизненный круг,
В тот водоворот бесконечный
Доверчивых тянем подруг?
И стыдно,и тяжко,и больно
От россыпей брошенных слов,
Заклятий,обетов невольных,
Которых свершить не готов.
Не жаль ничего,кроме женщины,
Которая рядом со мной.
Прощенья не спросишь у вечности
И жизни не будет другой.


  ПЛАКАТЬ ПОДОЖДИ
В жизни всё случается,
Всё переживём.
Согрешим-покаемся,
Будет всё путём.
Юность пронесётся,
Зрелость пролетит.
Старость подкрадётся,
Сердце загрустит.
Не кляни свой возраст,
Не считай года.
Принимай всё просто,
Как течёт вода
Как гуляет ветер,
Как идут дожди.
Хорошо на свете-
Плакать подожди.

 ...Вернусь к 2004-му году. Он стал богатым на встречи с родными. С сыном и его женой Оксаной мы увиделись за новогодним столом у Люси в Туле, летом съездили  к ним в гости в Гатчину,  а 20 ноября на мой 55-летний юбилей дети приехали в Суворов. Люся с Леной тоже прибыли. У нас в доме  все и познакомились с соавтором и исполнителем песен, спонсором  Александром Сергеевичем Ермаковым и его женой Лидией Николаевной. Ермаков принёс гитару и как влюблённо  смотрели  на него мы с Лидией Николаевной. Он спел  романс "Прощайте,нам не по пути", "И ничего не взять с собою". А потом представил новое своё произведение  "Серебряный  юбилей" на стихи Веры Дейниченко.   Глеб сразу сказал,что  это самая лучшая песня в репертуаре  Ермакова. Люся добавила,что не раз слышала её по Радио-Шансон по заявкам  радиослушателей. А мой филолог сын- критикан заметил, что стихосложение у мамы-автора хромает, но пару строк есть трогательных. Это было моё первое и единственное прилюдное объяснение  в любви  собственному мужу. Он мной гордился!

 СЕРЕБРЯНЫЙ ЮБИЛЕЙ
Серебряный наш юбилей
Сложился как-то незаметно.
Тут сожалей, не сожалей,
А молодость умчали ветры.

Мы пережили все сполна-
Потери и печали.
Осталась лишь любовь одна
Та, что была в начале.

А ведь могли не увидать
Друг друга мы с тобою.
И жизни – нити не связать
Единою судьбою.

Как трудно, раня до крови,
Срастались наши души.
Не ведали мы, что творим,
Стремясь казаться лучше.

Не знаю, кто из нас кого
К себе приворожил?
А вот что вышло из того-
Расстаться нету сил.

Не жить нам друг без друга,
Мы оба знаем это…
Из прошлого нам вьюга
Передаёт приветы.

 Сборник стихов "Созвездие Льва" вышел из печати в начале 2005-го года и имел оглушительный успех. В Ханино мы подарили книги всем желающим и Глеб подписывал их поимённо. Я отнесла сборник во все суворовские библиотеки,отослала  друзьям в Москву и в Душанбе. Глеб был счастлив.
В конце лета 2004-го года  мы опять гостили в Гатчине и привезли в подарок родным несколько книг. Сергей читал наиболее  понравившиеся ему стихи вслух,а Глеб, слушая,утирал слезу...

                ГЛАВА ПЯТАЯ

                ЧЕТЫРЕ  ГОДА

  Только недавно мне пришло в голову поделиться некоторыми мыслями по поводу поэзии  Глеба.
 Стих "Другая"заканчивается такими  строками
Заметает  порошей дорогу,
Как  меня бородою седой.

  К этому времени,действительно ,борода у моего мужа была. И народ в деревне ей удивлялся: мол,  чего  ради Глеб в старики записался? Мне  в уши гудели,чтоб заставила сбрить это "украшение". Я  отшучивалась,что и такого  мужа люблю,а  Глеб  после подобных допросов переживал, что у нас  11 лет разницы в возрасте,а тут ещё  борода старит.
 Но я помнила тот день,когда было принято решение не бриться. Глеб признался,что всю жизнь  мечтал  отрастить бородку. Но работал  то на радио, то в газете,то в ТаджикТА - ТАСС,где неприлично было небритым являться.  Теперь же  он на пенсии,  сам себе хозяин: хочешь усы  носи, хочешь- бороду,хочешь налысо  под  Котовского постригись. Муж радовался как ребёнок:"Ты ,правда,не возражаешь?"
Я регулярно  подстригала ,как умела,  его бородку,равняла усы,а он представлял себя мысленно в образах    героев его любимого 19 века.
"Пофорсил" он в бороде два года. А в Гатчине  в гостях у сына, вдруг вышел  из душа  только в усах.
Сохранились фото , на  которых он в лёгкой кепочке,а под носом такая щёточка седая. Мы с Сергеем смеялись до колик. Наконец, и усы исчезли.
В другом стихе  "ВЕРЕ МОЕЙ"  муж-поэт сделал лёгкий укор  "хоть скупа ты на явную лесть."
 И тут же в рифму
На  лицо  твоё ,знаю, не ляжет
Кремом  мраморным  осени месть.

 Надо признаться,хвалила я мужа редко, а уж льстить и вовсе не умела. Он же нуждался  в этом. После гибели сына Олега и  смерти матери  Глеб чувствовал себя  осиротевшим и держался за меня, как утопающий  за соломинку. Я поняла это  лишь в последние четыре  года  его жизни.
А поэт мой  свято верил, что  его Верушка-ласкушка,останется молодой даже  в возрасте осени-поре увядания.
-Ты в очках на меня погляди,-приставала я к Глебу.-Морщины на моей морде лица обосновались уже к 40-ка годам,а теперь кожа точно в мраморном "рисунке"   трещин. Никто,ведь ,не верит, что я  младше тебя на столько лет.
  Глеб растроганно  прижимал меня к своей груди и вздыхал: "Верка,ты моя ,Верка! Молодушка и красавица!  Даже не представляешь,как я тебя люблю!"
 Объяснения продолжались и в стихах. Я насобирала их ещё на один сборник. Спонсор наш  Александр Сергеевич  Ермаков пообещал издать новую книгу без проблем.
  А Глеба он увлёк идеей  написания книги о родословной Ермаковых. Свозил   на родину свою  в деревню БукИ( ударение на последнем слоге)на стыке Брянской и Калужской областей.   
 Тут  когда-то жили бабушка с дедушкой Ермакова,а школьник Саня гостил у них на летних каникулах. Эти места с чудесным прудом, необозримым лесом сказочной красоты,высоченными соснами и белым песком принадлежали к поместьям графа Комаровского, у которого служила  горничной  Татьяна-прабабушка Александра Сергеевича.
В Буки приехали  вместе с крёстным Ермакова Николаем Алексеевичем Коняевым  по прозвищу  Конь. Здесь Глеб познакомился с местным жителем Михаилом  Александровичем Ефановым ( в просторечьи Мишкой),его женой Анной Михайловной, урождённой Ермаковой и их  соседками-свидетельницами страшных событий Великой Отечественной войны и немецкой оккупации района.
  Из поездки  Глеб вернулся вдохновлённый. Стал собирать исторический материал, записывал рассказы родителей и родственников Ермакова. Потом Александр Сергеевич повёз своего автора в районный центр  Хвастовичи- в историко-краеведческий музей,в редакцию газеты. И оставил Глеба на несколько дней в Буках  в доме Мишки Ефанова,который ,невзирая на привезённую водку ,пытался приохотить  гостя-писателя к аптечным настойкам на спирту. 76-летний Мишка рассказал,что пить начал с войны. Мальчонкой увидел, как немецкие танки  месили и рвали на куски тела отступающих советских солдат. А потом били сапогами самого Мишку,ломая кости, пытая ,кто  из пацанов  помогает партизанам.
 Глеб подробно записал оставшиеся в памяти старожилов эпизоды оккупации Буков и близлежащих деревень.  Связным  с партизанским отрядом был дед   Стефан Тимофеевич Ермаков , а в разведку он посылал своего внука Сергуньку-это отец героя повести  Александра Сергеевича Ермакова.
Ещё несколько раз Глеб вместе с Ермаковым вырывались из Суворова на денёк в Буки-такая сложилась потребность у обоих подышать тем воздухом, попить воды из родника, пообщаться со стариками-старожилами. А потом Мишка Ефанов умер. И Глеб в его память написал щемящее  стихотворение
 
           "БЕДА"

Я остался в Буках,
В деревеньке Калужской,старинной,
Утонувшей в озёрах,лесах и песках
Дотлевать,умирать неповинно.
Кто её исказнил,
Рок-судьба или  время лихое?
Мне Ефанов сказал:- Так Господь рассудил...
А жена его:- Пьянство мирское...
Мишка прячет глаза,
Виноват,дескать,было такое,
Денег нет, хоть убей, отпустил тормоза,
На аптечные съехав настои,
Впрочем, капли  ведь тоже спиртное.
Да и он ли один?
Нацпроекты, подъём, ипотека...
Это сказки,реален другой "витамин",
Вот и ждут,как приедет аптека.
Мишка Ефанов "сгорел",
А за ним и жена на погост потянулась.
Он чего-то о главном сказать  не успел,
Начал было,да слово споткнулось.
Он желал рассудить
Про бунты, про пожары, про войны,
Про неправду,нужду,что пришлось пережить,
И про сына, который покойный...
Сирота  Мишкин дом ,
Двери,окна распахнуты настежь,
И полы уже начисто срезаны в нём,
Да и дом скоро тоже растащат.
Дом глядит ,как мертвец,
В безнадёге отчаянья, чтобы зарыли,
Как зарубленный в сече опричный стрелец,
Кому вороги глаз не закрыли.
Пусто нынче в Буках,
Даже  посвист не слышен  воровский,
По-простому - беда,по-учёному- крах,
Лишь шумит мрачно лес Комаровский.
По России большой,
По полям и лесам, затаилась,хирея глубинка,
Тыщу лет прожила и могла бы ещё.
...Глаз мне щиплет, наверно - соринкаа.
Суворов-Калуга- Буки
10 сентября 2006 г.
 
  Я радовалась  за мужа: чувствовалось,что он увлечён  предстоящей работой  над книгой в жанре  историко-биографической повести. У него был  составлен план по главам, расписаны все герои  по возрасту, званию, происхождению,характеру. Из нашего  книжного шкафа на рабочий стол перекочевали значимые книги для Глеба по истории государства Российского, воспоминания Деникина, Колчака, Плеханова,
 Ключевского. Энциклопедия  "Гражданская  война и  военная интервенция в СССР" помогла сверить все факты, события,даты. Глеб делал выписки из дневников и "Окаянных дней " И.  Бунина, книги В. Шульгина "Три столицы", из романа "Бесы" Достоевского, повестей Платонова "Чевенгур" и "Котлован", из Ветхого и Нового Завета.
 И вот в разгар этой работы  Глеб остался один. Перед ноябрьскими праздниками  2005 года меня положили на 10 дней в Ханинскую больницу  почистить капельницами сосуды головного мозга.  Я переживала,что  6 ноября -в день гибели  его сына Олега Глеб будет  без меня.  Муж заверил,что поминки  не затянутся и никаких запоев. Но ни  ни 7-го и ни 8-го  он ко мне  в больницу не пришёл. Даже соседки по палате изумлялись,привыкли видеть нас везде и всюду под ручку. А лечащий врач Ольга Алексеевна сказала мне наедине,что видела  Глеба Николаевича у магазина и вид его ей не понравился. Предложила после моей выписки положить  и его на капельницы- очистить организм от алкоголя и успокоить нервную систему.
Меня тронуло такое участие,в сущности, постороннего человека. Только вот сомнение одолевало, решится ли Глеб на лечение: уколов он с детства боялся и  в больнице  сроду не лежал. Да и стыдно ему будет колоться от пьянки.
- Афишировать это не стоит,-  возразила доктор,- капельницы от высокого давления мы ставим всем нуждаюшимся. И у Глеба Николаевича давление зашкаливает.
  Муж навестил меня только на пятый день моего пребывания в больнице с нашим рыжим псом Дариком,которого нянечка еле отогнала от моей палаты. Глеб принёс апельсины  и,глядя на меня измученными глазами,сказал чуть слышно:
-Нет,нет,я не пью. Пива сегодня хлебнул и всё,хватит. Пусто без тебя,Веруля. Даже печку в доме не хочется топить...
Я убедила его ехать в Суворов, в нашу городскую квартиру-помыться и погреться в ванне. Почитать,подумать,разобраться в записях к книге. Он понуро согласился.
...Настал день,когда я и Глеба повезла в больницу. Уговорила-таки!  В больнице все медсёстры и нянечки-ханинские  встретили моего мужа как родного. В мужской палате никого  не было. Я разложила вещи в прикроватной тумбочке и тут же принесли капельницу.  У Глебушки даже лицо исказилось  и он тихо спросил:" Вера, ты посидишь со мной?" Медсестра подставила  мне стул и я села у болезного в ногах.  Он уснул сразу же,как ввели в вену иглу. Врач отправила меня  в суворовскую аптеку  за лекарствами,а когда я вернулась после обеда,мой муж слабо улыбнулся:  "Мне уже две капельницы сделали и уколы. Я выдержал! Девочки не больно колют!"
  Ну как на него сердится? Что старый,что малый...
Я пошла на пост к дежурной медсестре договариваться о ночлеге.Сказала,что боюсь оставлять одного в палате своего Глеба Николаевича и,если  в сестринской мне негде будет прикорнуть, то я у палаты поставлю  два стула и буду  спать на них. Этот разговор  услышала доктор и с укорами и смехом прогнала меня домой.
За неделю  Глебушку привели в норму. К его возвращению из больницы я выдраила квартиру,купила  в ванную ажурную  пластмассовую тумбочку-подставку,  на стол нарядную осеннюю скатерть с ярким  рисунком овощей и фруктов. Глеб сел на диван рядом со мной,сжал пальцы рук в замок и  произнёс каким-то сдавленным голосом:
-Вот и вылечился я от выпивки раз и навсегда. Больше руку к рюмке не протяну-страшный зарок себе дал. Даже не скажу какой. Спасибо тебе,Веруля,и прости меня.
Я от жалости чуть не разрыдалась. Обняла за плечи,нос сморщила, мол ,больницей пахнешь и сказала: "Пойдём в ванную,я тебя помою. Целое ведро сухих берёзовых листьев заварила. Полежишь в них и будешь,как новенький."
   20 ноября на мой день рождения мы никого не пригласили. Пили гранатовый сок-я заранее купила несколько бутылок у знакомых азербайджанцев на рынке.
И Новый 2006-й год  встречали вдвоём тоже с гранатовым соком.

Работа над книгой   у Глеба прямо-таки закипела. Я предложила назвать её "ВРЕМЯ АЛЕКСАНДРА ЕРМАКОВА" и автор после недолгих колебаний и рассуждений согласился. Писал в Ханино.  С утра,растапливал печку,кормил верного пса Дарика,караулившего хозяина на пороге террасы,  и садился за стол .Через 2-3 дня привозил мне рукопись и рассказывал,что пишется легко,будто кто сверху ему диктует текст. 
 В  2 или в 3 часа ночи рука  автора уже уставала записывать  и глаза слипались от усталости.
Я читала густо исписанные странички  без единой помарки и поражалась буйству фантазии Глеба.
Первая глава называлась "Ермаково племя" и ней рассказывалось  о покорении Сибири Ермаком Тимофеевичем.Настоящее имя его было Ермолай,а Ермаком-по волжски ручной мельницы  малый жорнов прозвали  богатыря казаки. От этого прозвища и пошла фамилия Ермаковых. Я до сих пор не понимаю,как удалось Глебу столь достоверно воссоздать  жизнь героев барской усадьбы, выписать яркие характеры, их привычки, говор, манеры. Мой автор сам хотел бы пожить там, в том веке и я уверена,был бы в обществе не последним человеком.
  В Буках от барского поместья даже развалин не осталось. В действительности владельцем усадьбы, воспетой Пушкиным, был граф Комаровский Евграф Федотович (1789-1843)-видный государственный  деятель,участник Суворовских походов и Отечественной войны, генерал-адъютант Императора Александра Первого. А в книге "Время Александра Ермакова" Глеб придумал другого   графа и назвал его  Сергей Петрович Комаров,вышедшего в отставку в чине ротмистра. У него и случилась любовь  с юной горничной Таней,родившей дочку Аннушку. Тане дарит граф  старинную фамильную брошь с драгоценными камнями и вот за этим сокровищем после революции  и расстрела графа охотятся бывший надзиратель тюрьмы с бандитами-подельниками.
Далее шли главы о Гражданской и Великой Отечественной войнах с реальными участниками-земляками и родственниками Ермаковского племени. Значительная часть историко-биографической повести отведена главе "Возвращение Александра Ермакова"-это о нашем друге -спонсоре,соавторе песен,видном предпринимателе и меценате.

  В мае  2006 года я выпустила большую группу своих учеников -юнкоров и ушла с работы в творческий отпуск.  В областном комитете по делам молодёжи мне поручили написать книжку типа учебного пособия  по подготовки юных журналистов-  в помощь руководителям юнкоровских объединений. Кроме того, и муж-писатель не мог обходится без моего редактирования.
 Писала я свою книгу по плану,включая в каждую главу публикации моих юнкоров по жанрам. Мне было на кого равняться, ведь  Глеб  работал уже не над первым   произведением. Он успел прочесть "КАК СТАТЬ ЮНКОРОМ" в компьютерном наборе, сделал пару замечаний . Глядя на меня изумлёнными глазами, сказал: "Ты даже не представляешь,какую работу сотворила   этой книгой! Скольким людям в помощь она будет! Памятник золотой заслуживаешь,Вера Владимировна! Надо находить спонсоров и издать."
  А я хочу  поделиться с читателями  ещё одним открытием. В дневнике Глеба за 2006 год  остался  отрывок ,не вошедший  в книгу  «Время Александра Ермакова".
 Привожу его,чтобы  читатели почувствовали  язык и стиль  автора.

                КАЛИСТРАТ
  "Лето текло к концу. На дворе было начало августа. Все полевые работы затихали. Громоздилось сено в стогах. Во дворах мужики кололи дрова к зиме, бабы  были  заняты  бесконечными своими бабьими  заботами   по хозяйству.  В этот самый срок Степаниде  Егоровой   пришло время  родить. Рожала она в первый раз, а замуж  её  выдали  три  года  назад. И  Бог  всё не давал  детей, а  тут  всё сошлось:   и  Бог  и срок.
Степанидин  мужик  Калистрат  Егоров  высокий , жилистый, сухой и длиннорукий, был  на десять  лет  старее  жены.  Не женился  долго  потому, что в  своей семье  был  один  кормилец  старых родителей,  двое  других детей   в младенчестве  умерли  горячкой.  Барин  буковский   ему  посочувствовал:  от  службы  в армии  его   отрешил  и денег  в долг  дал на  обзаведение  своим домом  и  хозяйством.  Калистрат  был  человек  работящий и  в три  года  долг барину вернул.
Там же в барской  усадьбе  он работал  в  свободное   от  полей   время   на  конюшне.  Лошадей  он  любил  и  ухаживая,  разговаривал  с  ними  , делился  своими мыслями вслух.
Бывало  старый  барин  зайдёт  на  конюшню  на любимого  рысака  посмотреть,  услышит   Калистрата  и  обязательно  спросит:
 -  А что, Калистрат,   понимают  они  о чём речь?
-А как  же,  ваше  сиятельство,  обязательно  понимают. Вон   как каурая  уши  насторожила,  а  мерин  переднее  копыто  поджал,  слушает ,  стервец.  Конь  озорной, а тоже понимает.
Граф  посмеивался.  И вот  теперь Калистрату  пришла  новая забота.  Степанида  рожала  и   никак  не  могла  разродиться.  Кричала   криком   вторые  сутки , и  Калистрату  очень   было  её  жалко.  Послушная  она  была  и  работящая.  А  то  вон  у  соседа  Сеньки  Хромого  баба злющая,  как собака,  всё  ворчит  да  бранится. Сенька  её не  раз  возжами  учил.  Да всё зря.
Мать  Степаниды  и  две  тётки  сторожили  роженицу, что-то  своё бабье  тайное  с ней  делали  ,  но  только   Степанида  кричала  зря  и  при  этом  лицо  её  становилось  багровым  и  диким,  на  лбу  вздувались  жилы.  Глядя  на  огромный  живот   жены, выпиравший    из- под одеяла,  Калистрат  думал,  что  принесёт  Степанида  двойню,  иначе  к  чему  такое  оберемя?
Наконец   мать  и тётки   Степаниды  сами измучились.
-Ты , вот что ,  Калистрат,- приступила  к нему тёща,-  сходил  бы   к  Рогалихе,  может,  даст  чего  в помощь, а   то  не  дай Бог,  худо  будет  Степаниде.
Калистрат  хотел  спросить,  почему  ему мужику,   идти  к ведьме  Рогалихе,  но  передумал,  вспомнил,  что  Рогалиха   баб   не  празднует,  величает  их  всех  дурами  и  мокрохвостками.  Некоторых  же  мужиков  уважает,  особенно   высоких  и сильных.  Калистрат  и был  таков.
Рогалиха  жила  за  деревней  у  самой  кромки  комаровского леса,  в древней,  но  крепкой ещё  избе,  что срубил   много  лет  назад  её  дед,  тоже  знахарь .    К  нему  со всей  округи народ  хаживал.  Говорят,  он   свои  тайны  внучке  и  передал. 
Рогалиха  была  баба  не  старая. Лицо  её  ровное  и гладкое,  без  морщин,  было  холодно. Синие  глаза  с  большими  зрачками   под  черными  сросшимися  бровями,  глядели  строго,  то  вспыхивая,  то  угасая,  словно  угли  в печи.  Рогалихой   её  прозвали   за  странное  построение  головного  убора:  плат  свой  она  так  накручивала,  что  наперёд  торчали   концы,  словно  пару  рожек.  Местные  бабы, встречая  её,  кланялись  и крестились  тишком:  «Ишь,  сатана,   и  роги  не боится  казать,  проклятая…»   Но  это  про себя.   Вслух  такое  молвить  боялись:  могла  Рогалиха    и  скотину  сгубить,   и  сухотку  на  человека  наслать.
Давно  спалили  бы   избу  вместе  с   ней,  да  побаивались   хозяев   Буковской усадьбы:  и  старый  и молодой  графы,  проезжая  мимо   Рогалихи,    иногда  останавливались   и  удостаивали  её  личного   разговора.  И  она,  проклятая,  говорила  с ними  о чём-то   свободно,  словно  и не  графья, и   не  бары,  а  мужики  окрестные.
Калистрат  стукнул  щеколдой  калитки  и остановился.  Боязно было.  Одно  слово,  колдунья,  ведьма, потом  в церковь  придётся  идти,  грех  отмаливать. С  другой  стороны,  к  кому  ещё идти.  Фельдшер  живёт  в  городе,  да  и  никогда  ещё  бабы  здесь  не  рожали  с фельдшером,  засмеют  соседи.  Скажут,  ишь,  нежная  какая,  поди,  не  барыня.
Рогалиха  открыла  дверь  избы.  Зорко  повела  по  сторонам  синими  очами. 
 -Заходи,  Калистрат, - сказала, - знаю, за чем   пришёл. 
Калистрат  вошёл  в избу,  тайно  перекрестившись  в спину хозяйке. Вошёл  и остановился  на  пороге,  оглядываясь.  В  избе  чисто,  пахнет  хорошо,  словно   травами  луговыми.  Калистрат    бросил взгляд   на   стены,  ища  икон,  чтобы  перекреститься, как водится,  в чужом  дому. 
- Не ищи,  Калистрат,  у  меня  божницы  нету,-  услыхал он  голос   Рогалихи   откуда-то  сверху.-  Я  своего  Бога  далеко  от людей  держу, в душе  он  у  меня.  Садись,  я  скоро.
Калистрат  сел  на лавку,  покрутил  головой,  откуда  голос-то?  Увидел,  что  в  углу  избы  неприметно  лесенка  устроена,  ведёт на чердак  ли, куда  неведомо?  Там  и пропала  Рогалиха.  Но скоро  объявилась,  спускаясь  задом,  и  Калистрат  невольно  зыркнул  глазом  на её  крепкие,   гладкие  икры  и выше,  на  округлые обтянутые   одёжей  бёдра.  Справная  баба,  поперхнулся  мыслью.
Рогалиха  держала  в руке  пару  деревянных  гладко  обструганных  лопаточек.
-Глянь сюда,-   сказала  Калистрату.   Калистрат  придвинулся.  От Рогалихи  потянуло   сладкой  теплотой,  точно  от ладана,  под  цветным  узорчатым  платьем  лежали  груди, точно кот  в мешке.   Шевелятся!-  в  ужасе и  истоме   померещилось  Калистрату. «Господи!   Сладость-то  какая,  спаси, сохрани, у меня  ведь  жена  рожает.»  На  лбу  у  Калистрата  выступила  испарина.
- Хороший  ты мужик,  Калистрат,  но  дурак,  как и всё ваше отродье.    Очнись!
Калистрат  очнулся,  провёл  рукой   по  лбу,  вытер руки  о полу  рубахи,  взглянул   боязно  на   Рогалиху.   Глаза  у ведьмы  смеялись. 
Ну,  пронесло,  подумал  Калистрат,  а  могло  и не  пронести,  недаром   барин   у  неё останавливается,  ох,  не  даром.
-  Возьмёшь , Калистратушка,  вот эти  лопаточки,  они  осиновые. К ним   нечисть  не прилипнет. Найдёшь   под избой  своей лягушку,   возьмёшь  её  лопаточками этими  тихонько   и положишь  себе  на  живот,  пусть  погреется.  Потом   снесёшь  на  чрево  Степаниде  своей  и будет  ей  легко.  Понял?   Иди же.  А  меня  не  забывай,  не  такая  уж  я  страшная    как  бабы ваши бают,  а ?
Калистрат  не  помнил    как  пришёл  домой,  как втискивался  в сырую  затхлость  подпола,   как  искал  и  нашёл  в  темноте  ледяную  огромную  лягуху.  Как  содрогаясь  от   омерзения  и  страха    грел  её  на  брюхе  и  как ,  словно   во  сне,  осиновыми  ведьмиными    лопатками  переносил её  на  горячий  живот   Степаниды,  лежащей  в полупамяти    и  орущей  от  боли.
 Потом  он  добрался  до  постели  и уснул , истомлённый  всеми  этими   переживаниями,   словно  в  омут  провалился.  Очнулся  Калистрат  от  того,  что  его  будила  тёща: «  Проснись, соня,  Степанида разрешилась,  мальчонку  принесла.   Помощник  тебе  будет,  слава  те,  Господи!»

А вот отзыв профессионала- учителя русского языка и литературы Галины Алексеевны Афониной-многолетней поклонницы творчества Глеба Дейниченко

        НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОВЕСТИ "ВРЕМЯ АЛЕКСАНДРА ЕРМАКОВА"
В который раз беру в руки так полюбившуюся мне повесть Глеба Николаевича Дейниченко «Время Александра Ермакова»(Калуга, Издательство АКФ "Политоп", 2006) и не перестаю изумляться, как в этой небольшой повести ему удалось совместить многие элементы разнообразных жанров литературы: очерка, рассказа, драмы, поэзии, философских трактатов, чтобы через них полнее отобразить ВРЕМЯ, в том числе и время Александра Ермакова, кстати, нашего земляка.
   Повесть издана под грифом историко-биографической. Очевидно, именно поэтому так богата она по своему языку, ибо представить ту или иную эпоху (в повести она протяженностью от 16 в. до наших дней) невозможно без правды исторической, которой, как мы знаем, в наши дни многие мужи от науки манипулируют. Глеб Николаевич, чувствуется, немало проштудировал исторических источников про эпоху Ивана Грозного, эпоху конца 19 в., начала 20 в., гражданской и Отечественной войн и т.д.  вплоть до наших дней, показал обширные знания в области художественной литературы, часто ссылаясь на высказывания великих классиков Гоголя, Пушкина, Достоевского, Бунина и многих других, нередко цитируя их.
   Повесть открывается главой «Ермаково племя», в которой рисуется яркий образ Ермака Тимофеевича – легендарного покорителя бескрайних сибирских просторов. Дейниченко рисует его талантливым вождем, воином, русским национальным патриотом, с не менее русским национальным характером.
   Соответствует и язык этой главы духу повести. Говоря о победах Ермака, автор пишет не «победили» (как в современном языке), а «добыли победу», не «поесть любят казаки», а «до еды охочие», не «грязи нанесли» (в дом), а «грязей нанесли» и т.д.
   Был ли Ермак красноречив? Кто может с уверенностью сказать, что да, красноречив. А Г.Дейниченко показывает прекрасным оратором. Тот говорит чаще всего короткими, хлесткими фразами жестко, убедительно. На «круге» - собрании казаков, устраивая «отлуп» Барбоше, одному из героев повести, Ермак горячо восклицает: « Неужто безразлично, что скажут они (потомки) о нас, каким именем наградят, какие сказки и песни о нас сложат?» Риторический вопрос, и веришь Ермаку, потому что слова его оказались пророческими.
   Писатель Г.Дейниченко, отталкиваясь от образа Ермака Тимофеевича – патриота земли русской, далее показывает, откуда «есть-пошла» родословная главного героя повести Александра Сергеевича Ермакова, которому в книге, кстати, отведено меньше всего страниц. Да это и понятно. Показано его становление.
   Автор повести в главе «Начало» пишет: «Он рос среди людей-тружеников, поднявших Черепетскую ГРЭС». Хороший пример родителей и всех, кто его окружал, дал ему закалку на всю жизнь. Откуда иначе взялись бы силы сначала у мальчонки, потом у юноши, затем у мужчины, чтобы успеть все: и учиться, и играть в оркестре, и сочинять песни, и достойно отслужить в армии, и получить несколько профессий, и, наконец, стать тем, кем он мечтал стать. 
   В конце повести Александр Ермаков на взлете – он преуспевающий бизнесмен, депутат Тульской областной думы. К этому он, человек, весьма одаренный, трудолюбивый, не безразличный к судьбам людей, государства, стремился и, в отличие от многих политиков, не скрывал своих намерений. Очень характерен в этом смысле диалог Валерия Сергеевича Ермакова, одного из персонажей повести, однофамильца главного героя, с Александром Сергеевичем Ермаковым:
   - Как ты видишь перспективу? – спросил Валерий Сергеевич.
   - Хорошо вижу, - отозвался Александр Сергеевич. – Надо дать бизнесу дорогу во власть. Бизнесмены – люди в большинстве своем умные, хваткие, профессионалы.
   А далее на вопрос Валерия Сергеевича о том, что Александр Сергеевич « в депутаты навострился… чего не хватает», он «и так член Наблюдательного совета облдумы», Александр Сергеевич хлестко, я бы даже сказала, зло ответил: «Вот-вот. Наблюдаю. И так мне это надоело – глядеть, как там многие дела делаются, что я решил тоже порулить. И кое-что хорошего для родного города и района сделать. В России власть и деньги все перевернут… Бедность нашу, дрему людскую, глухоту, страх перед чиновником, беззаконие, боязнь правды пора ломать».
   Как это похоже по накалу, настрою на речи Ермака Тимофеевича! Другие слова («перспектива», «порулить», «бизнес», «бизнесмены»), которые были бы непонятны последнему, но по духу высказывания, по решительности что-то изменить в жизни, по горячности, по правде русской они близки легендарному Ермаку. Автор показывает, что и в речи их много общего. Одна вот эта фраза Александра чего стоит: «… чую, что предел настает. Уморился народец, мрет, как мухи, некому закваску хлебать». Дейниченко вновь напомнил нам о необыкновенной точности русского языка, о его живучести.
   Глеб Николаевич Дейниченко писал повесть «Время Александра Ермакова», как мне кажется, кровью сердца. В конце книги он поместил две странички текста о себе, назвав их «Занимательная биография Глеба Дейниченко, написанная им самим», из которой видно, что автор книги о А.С.Ермакове «пахал, как он пишет, так же, как и его герой, чтобы чего-то стоящего достичь в этой нелегкой жизни. А по-другому, как показывает практика, нельзя.
   Писателю-патриоту Г.Н.Дейниченко хочется поклониться до земли за то, что написал он серьезную книгу-исследование, которую, прочитав, не сразу отложишь в сторону – задумаешься; задумаешься о том, правильно ли ты живешь, все ли ты сделал для достижения своей мечты.
   А мечтает каждый, как правило, о хорошей и обеспеченной жизни, об интересной и хорошо оплачиваемой работе, о благополучной, счастливой семейной жизни и т.д.; не ждать, когда кто-то «на блюдечке с голубой каемочкой» принесет все это, а «пахать», как говорит автор о себе и своем герое Александре Ермакове.
   А еще эта книга – о памяти. Учит помнить своих предков, равняться на них, быть достойными носить их фамилию.
                Г.Афонина, заслуженный учитель РФ.


   В предисловии к повести Глеб сделал попытку  написать о себе и о предках,подчеркнув,что все мы-винтики в истории.

   ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ БИОГРАФИЯ ГЛЕБА НИКОЛАЕВИЧА ДЕЙНИЧЕНКО, написаннаая им самим

Чтобы понять, кто я и что я, необходимо вглядеться в мою родословную. Я православный, но начну с материнской линии, поскольку она проще и короче.
Прадед  мой по матери  Пётр Шатов был мещанин и классный паровозный машинист. Прославился тем,  что в тревожное время  народовольческого  террора вёз  августейшую семью Александра Третьего в Таганрог и обратно. За что был был высочайше   награждён, освобождён от всех повинностей,а дети его  получили разрешение учиться во всех государственных учебных заведениях на казённый кошт.
Дочь его,моя бабушка Эмилия Петровна, живя в Таганроге, девочкой бегала в колониальную лавку Чеховых, где  грустный гимназист Антоша отпускал покупателям  селёдки и прочие товары. "Отменные  были у них селёдки"-, рассказывала бабушка.
Муж её, мой дед Иван Павлович Полтавченко  служил  по телеграфному ведомству. Он первый ставил телеграфные аппараты  Бодо  в Туркестане, за что был награждён личным дворянством.
Всех их прихлопнула революция.
Ипостась  фамилии Дейниченко:  украинский повстанец с дубиной. Деды по отцу- из запорожских казаков. После разорения Сечи они переселились в заволжские сторожевые заставы под Царицын. Были в роду есаулы, хорунжие, урядники. Дедушка Пётр был атаманский писарь, имел  14 детей. Один из них, Николай- мой отец. Казачий офицер. Во время смуты 1917 года понял, что против рожна не попрёшь, и пошёл служить в Красную Армию. В 1930-х, спасаясь от сталинских репрессий, подался из Москвы в азиатские пески. Здесь , в Бухаре,в Узбекистане, 12 августа 1938 года родился я. Друзья отца, узбеки,нарекли  меня в честь великого поэта Востока- Бедиль.
Потом мы побежали дальше, в Таджикистан, в Сталинабад. Отсюда отец ушёл на войну и гнил в плену вместе с генералом Карбышевым. В Маутхаузене  видел его  ужасную казнь. Потом  сидел три года в советском концлагере. В военное училище меня как 
 "сына предателя Родины" не приняли, и я поступил в Таджикский госуниверситет на историко- филологический  факультет.
И в школе, и в университете читал запоем  всё: русскую и зарубежную классику, философию- Соловьёва, Хомякова, Ильина,Розанова, Бердяева и , конечно,Библию  на церковнославянском языке.
Стипендия в 24 р.- смех, а в доме  нищета. Подался  в спорт. Стал чемпионом, мастером, получил  спортивное образование. Спорт кормил  не в пример лучше.
Работал на республиканском и Всесоюзном радио. Объехал полстраны по командировках радиостанции "Юность". Весёлое  было время, хрущёвская  оттепель.
Затем перебрался в солидную контору- отделение  ТАСС в Таджикистане. И засел там на 20 лет. ТАСС - это подёнка. Я пахал. Был отмечен  наградами  ТАСС,  Почётной грамотой Президиума Верховного  Совета  Таджикистана. Орден  "Знак Почёта" мне вручить  не успели: в республике началась гражданская война. Не успела  выйти и написанная тогда  моя повесть  "Под солнцем" о детстве, о школе. Стихи я тоже  писал во множестве, но не печатал.
Однако  война разгоралась. Братья-таджики  всерьёз резали друг друга. Пришло время убираться  из солнечного края,  где было прожито полвека.
Нас,русских,выдавили из республики. Но я не обижаюсь. Советы вторглись в чужой монастырь. Растоптали  национальную  культуру и религию, развратили быт народа простого и наивного. И вот бумеранг возвратился.
Мы переехали в Тульскую область, в село Ханино. Началась деревенская  жизнь: печь,дрова, морозы, служба в районной газете  "Светлый путь". Здесь  я и начал публиковать свои стихи по настоянию жены ,тоже профессиональной журналистки Веры Владимировны Дейниченко. Она стала  и инициатором моего  первого стихотворного сборника "Созвездие Льва"( я Лев  по гороскопу).
В партии коммунистов никогда не состоял,об отношении  к ней достаточно высказался в стихах и прозе.Развал Союза считаю  закономерным. Людей, конечно, жалко. Над нами по- прежнему экспериментируют  продажные политики.
19.11.2005.
( Из книги "Время Александра Ермакова".Историко-биографическая повесть. Калуга, издательство  АКФ "Политоп",2006)


   Мне, как хранительнице творческого  наследия  мужа,
 очень жаль,что книга  "Время Александра Ермакова" не была выставлена  своевременно в интернете.Лишь недавно наш калужский редактор  Сергей Гаврилович  Икрянников  по моей просьбе  выслал мне набор   и я счастлива,что теперь книга доступна каждому.
 А вот повесть о Сталине под названием "ИМПЕРАТОР"   в интернете  уже несколько  лет.
Вспоминаю, Глеб написал   её за неделю,не сказав мне ни слова о замысле. Строчил,не поднимая головы.А когда поставил последнюю точку, спросил меня растерянно:
-И куда теперь  эту прозу?  Стихи в новый сборник ты собрала уже,к печати готов. А я вылил  в повесть всё ,что о Сталине думал. Больше уж ни строчки не напишу-хватит!  Последняя  книга.
-Ой! ОЙ! Что это за пророчества?-не удержалась я от насмешки.-Давай объединим  под одной обложкой в сборнике и стихи , и повесть. Сталинская эпоха,ведь тоже коловерть в истории, так что всё складывается воедино. Содержание я исправлю, на титульном листе напишем СТИХИ и ПРОЗА,а нумерацию страниц в типографии автоматом сделают.
Глеб аж побледнел от волнения и выдохнул с облегчением : Спасибо,Веруля!"
      
Предлагаю читателям отзыв   о повести


             МЫСЛИ ОБ "ИМПЕРАТОРЕ"

   Очень жаль, что я лично не успела сказать Глебу Дейниченко спасибо за замечательного «Императора», написанного в прозе. Назвал он его по жанру «Импровизация на тему». На мой взгляд, это очень умный психологический портрет Сталина, до знакомства с которым ( с портретом) я иначе представляла вождя всех народов. Глеб Дейниченко так просто расставил все точки над i, что Сталин как живой предстал перед читателем.
   Элементы мистификации (человек в сером, пират) присутствуют, но я так увлеклась исследованием души Сталина через его диалоги, размышления, поступки, которых масса в этом небольшом произведении, что даже не усомнилась в том, что в жизни Сталина этого быть не могло вообще. Такой прием мистификации под силу только великим писателям, в частности Гоголю и Булгакову. Глеба Дейниченко я ставлю в один ряд с ними.
   Я уверена, будь он жив, он мог бы написать роман о любой эпохе, в том числе и сталинской. В «Императоре» Глеб Дейниченко показал прекрасное знание истории государства Российского и психологию государственных деятелей.
   И.Сталин пришел «в мир по изволению сил, которые выше нашего понимания». Этими словами Дейниченко предварил своего «Императора». Тем не менее, у меня создалось впечатление, что писатель хорошо знает людей, подобных Сталину. И сравнение последнего с пауком, расставляющим свою сеть-паутину и жестоко расправляющимся с неугодными ему «букашками», звучит современно, совсем по-гоголевски. Уже столько лет прошло, а явления, присущие бывшей российской действительности, не изжиты до сих пор.
   Тиран Сталин не одинок. И  «Император» Глеба Дейниченко – это напоминание всем нам о том зле, которое в свое время разрослось и процветало и которое не должно повториться.
                Г. Афонина, заслуженный учитель РФ.


  Этот стих под названием "Офицерские роты" Глеб написал  в главу о Гражданской войне в повести о Ермакове.
 
Допела труба, и пристёгнут  погон,
В письме  не дописано что-то,
И выброшен  наземь последний  патрон-
Сегодня штыками работа.

Матросы- балтийцы,а ну,кто кого?
Прощайте,мирские заботы.
За ними Россия - всего ничего
И две офицерские  роты.

ЗдорОво,ребята! Бушлат на мундир,
Поставим последнюю точку.
Командуй атаку,пора,командир,
Допишем  кровавую строчку.

ЗдОрово дрались. Ну,русские всё ж.
Балтийская эта пехота
Совсем полегла, напоровшись на нож,
И с ней офицерская рота.

И снова труба.Эй,штабс - капитан!
Опять эти черти в тельняшках.
Плесните,полковник,побольше в стакан,
Признаюсь,впервые мне страшно.

Закатное  солнце на стали штыков
Скользит по кровавому поту.
Сквозь чёрные  цепи лихих моряков
Прошла офицерская рота.

Прощайте,открыты нам двери в раю,
А всё ж умирать неохота.
Мы двое  от роты остались в строю,
 И сердце сжимается  что-то...

 Поэт мой решил включить  стихотворение в новый сборник "КОЛОВЕРТЬ" и я тут же    разместила  его в разделе  "РУСЬ-РОССИЯ". Но вырванный  из контекста книги  стих повис,  и непонятно стало чего воют между собой офицерские роты  из моряков и белогвардейцев. Сказала об этом Глебу. А он аж побелел от негодования, мол, даже  тебе -  близкому  человеку, надо разжёвывать до мельчайших подробностей. А стихи нельзя объяснить и так далее ,и тому подобное. Ушёл из дому,хлопнул дверью. Ну,думаю,дело до развода дойдёт, доцепляюсь я  со своими придирками.  Сижу молчком и соплю себе. Муж со мной не разговаривает ,даже в мою сторону не глядит.
 Перед сном Глеб вытащил лист со стихом из макета сборника ,что-то быстро дописал и   молча  протянул мне. Под названием "ОФИЦЕРСКИЕ РОТЫ"  стояло посвящение "Памяти  участников Гражданской войны в России в 1917- 1920 гг."
- Вот теперь  другое дело,- сказала я удовлетворённо.- Спокойной ночи!
Лежу на своей кровати в темноте,слышу Глебушка похрапывать начал. А ко мне сон не идёт,хоть тресни. Повторяю про себя последние строки стиха и опять непонятки-на чьей стороне победа-то? Ворочаюсь, вздыхаю. Глеб услышал,спрашивает ,чего я полуночничаю?  А я в темноте вопрошаю:" Так кто же победил  в кровавом бою? Обе роты -то из русских людей?"
  В ответ я услышала шёпотом такую отборную ругань, с которой  в воображении  автора  и шли в штыковую моряки-балтийцы. Следом полетело одеяло с кровати Глеба и он прошлёпал босыми ногами в кухню. Я всплакнула от обиды, даже жалко себя стало. Стараюсь,стараюсь,вылизываю тексты и заголовки и за это же по башке получаю, выражаясь фигурально. Уснула,не дождавшись из кухни Глеба.
 Утром  его дома не оказалось,я в уныние впала.  Приходит мой поэт со свежим хлебом и кистью винограда. А на лице даже тени вины нет! Обругал жену и виноградом хочет задобрить? Несу дары  в кухню, а вслед слышу  спокойно-деловитое: "Идите сюда,Вера Владимировна! Я тут специально для Вас- непонятливых написал",- и  показывает рукой на стол с листочком бумаги.
Я читаю строки ,уже наизусть выученные, и " спотыкаюсь" взглядом  на двух новых финальных  четверостишиях


Трубач не сыграет атаке отбой,
 Он смертью повёрстан в строю,
Под сердце  пришёлся удар штыковой
И точку поставил свою.
Прощайте,поручик, в бою,как в бою,-
Короткая к смерти дорожка.
Как жалобно ангелы плачут в раю...
У красных играет гармошка.

 Проглотила   я комок в горле, а Глеб,ухмыльнулся : "Теперь довольна? Красные победили! До сих пор расхлёбываем  ..."
 Для сравнения я  выставляю  здесь оба варианта стиха. Возможно,читателям будет интересно?
           ОФИЦЕРСКИЕ РОТЫ
Памяти  участников Гражданской войны в России в 1917-1920 гг.
    Допела труба,и пристёгнут погон,
В письме не дописано что-то,
И выброшен наземь последний патрон-
Сегодня штыками работа.
Матросы-балтийцы.А ну,кто кого?
Прощайте,мирские заботы.
За нами Россия-всего ничего-
И две офицерские роты.
ЗдорОво,ребята!Бушлат на мундир,
Поставим последнюю точку.
Командуй атаку,пора,командир,
Допишем кровавую строчку.
ЗдОрово дрались.Ну,русские всё ж.
Балтийская эта пехота
Вся полегла,напоровшись на нож,
И с ней офицерская рота.
Снова труба.Эй,штабс-капитан!
Опять эти черти в тельняшках.
Налейте,полковник,мне полный стакан,
Признаюсь,впервые мне страшно.
Закатному солнцу на стали штыков
Не выжечь кровавого пота.
Сквозь черные цепи лихих моряков
Прошла офицерская рота.
Трубач не сыграет атаке отбой,
Он смертью повёрстан в строю,
Под сердце пришёлся удар штыковой
И точку поставил свою.
Прощайте,поручик,в бою,как в бою,-
Короткая к смерти дорожка.
Как жалобно ангелы плачут в раю...
У красных играет гармошка.
 
     Статью "О СВОБОДЕ,РАВЕНСТВЕ И БРАТСТВЕ"  Глеб написал в 2004 году по просьбе моей подруги -тульской журналистки Натальи Николаевны Мельниковой для  молодёжной газеты. И сейчас этот текст трогает ум и душу.

 "Многие скажут, что сейчас не самое подходящее время говорить об этих величинах, на разных этапах человеческой истории стоивших огромных людских жертв и страданий.
Но в том-то вся суть и притягательность нашей темы, что о ней хочется снова и снова спорить, возвращаться к ней в смутные, захваченные мороком всяческих безобразий, неправд и невзгод времена.
Нынче смутное время в России, и конца ему не видать. Как же нам вести себя, кому довериться? Кругом обман, фальшь, беззаконие, нищета. Кто и когда поможет обрести эти желанные свободу, равенство, братство?
Свобода! Равенство! Братство! Какие заманчивые, притягательные слова, какие справедливые. Их мог с полным правом начертать на своих знаменах Спартак, а в России Болотников, Разин, Пугачев. Но нет их ни у легендарного фракийца, ни у русских гультяев-разбойников. Это порождение новой продвинутой Европы, вызревшее отнюдь не в головах простолюдинов, а в философских умах ученых-просветителей. И это очень важно понять, поскольку простой народ живет приземленными понятиями о хлебе насущном, а философы - в мире духа и высокого космизма.
Давайте, однако, отбросим идеологический навар с этих слов и внимательно вникнем в их суть, попытаемся оценить их жизненную реальность.
На поверку окажется, что эти «великие» слова - пустышки, не более чем заклинание шаманов для приведения в экстаз дикарей. Начнем с пресловутой свободы в той версии, как ее понимает малограмотное большинство: свобода - это, когда все можно, что хочу, то и делаю, никто на меня не давит, ни в чем мне не препятствует, законы мне не писаны. Да и нужны ли законы для такого «свободного» человека? Примерно так, да? Но такого долговременно-устойчивого общества, как мы знаем из истории народов, не бывает. Значит, кровавая вольница Стеньки и Емельки, или еще более страшный кровавый разгул анархизма 1917 г. с его живорезами и братишками, матросами-дезертирами с флотов, солдатней первой мировой войны, ринувшимися по призыву большевиков, превращать войну империалистическую в войну гражданскую. А на деле - резать по живому Россию, подрезать исторические корни своего собственного существования. Это про них сказал, распинаемый Иисус Христос: «Отче, прости их, они не понимают, что делают». Евангелие от Луки, 23:34.
Эта свобода революционных братишек - прямая аналогия в сходных исторических обстоятельствах со свободой-разгулом криминальной братвы в новое смутное время в России. Они братья по крови в прямом смысле этого слова, с той только разницей, что у нынешних вершителей судеб страны своя программа грабежа России, а у братвы - своя, сферы грабежа четко разделены.
Но у такой свободы короткие ножки. Взрывоопасных неуправляемых братишек, когда отпала в них необходимость, большевики быстро ликвидировали. Братва, похоже, поумнее, поизворотливее, значит, поживет подольше. Но как бы она не мимикрировала - нутро, истоки ее кроваво-беззаконные.
Человек в нормальном обществе ни от чего не свободен. Он зависит от условностей среды, в которой живет и работает, от законов государства, которые принужден исполнять, от семьи, которая требует заботы и средств существования, от страха потерять близких, работу, саму жизнь, наконец, и от многого еще.
А.С. Пушкин не зря написал знаменитые строки: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Не свобода, а воля. Это не одно и то же. На Руси издавна говорилось и пелось о воле-волюшке, о том, что вольному воля. Воля - выше свободы. Это понятие одухотворенное: «Воля Твоя, Господи!». Знаменитый рескрипт «О вольности дворянства», не о своеволии, не о свободе, а о вольности, о сословных привилегиях и только. Хотя было и множество монстров его нарушавших, но зато поплатившихся позднее. Ибо превышение свободы над волей, всегда чревато. Даже великие мира сего не бывают свободны в своих действиях и поступках. Вспомните Цезаря и Наполеона, этих потрясателей мира. Один убит на вершине славы именно из-за избытка власти и вседозволенности. Другой - тоже жертва переизбытка властной свободы, окончил свои дни узником на острове Св. Елены, сказав «От великого до смешного - один шаг».
 Есть другая ипостась понятия свободы. Свобода выбора. Как жить? Делать жизнь с кого? Какой образ мыслей в себе воспитать? Какой круг деятельности избрать, чтобы было интересно самому себе и на благо общества? И еще множество вопросов предполагает эта свобода выбора. Но согласимся, что этот путь для немногих, одаренных Богом умом, душою, способных мыслить. А это зависит в первую очередь от добрых традиций, от крепкой, дружной семьи, от ясного понятия смысла жизни. В подавляющем большинстве случаев все эти категории качества в России утеряны, подвергаются жесточайшему извращению со стороны законодательной, исполнительной власти, со страниц СМИ, телевидения, бульварной литературы. Трудно устоять не только молодому человеку.
 Но тем не менее, свобода выбора всегда есть. И это именно та свобода, о которой стоит вообще говорить.
Обратимся к равенству. Уж тут история куда богаче. Такая заманчивая вещь равенство - дух захватывает. «Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор». Простите за зубоскальство. Это строка из Пушкинской «Сказки о царе Салтане». Но именно такое равенство только и может существовать в реальном мире: по росту, по весу, по могучести и прочим физическим характеристикам. Все, что выше значительно сложнее и разнообразнее. Впрочем, если вспомнить известных тяжелоатлетов Власова и Жаботинского, то и тут есть о чем подумать.
Если учесть, что материальный мир соткан из разнообразнейших веществ, вещей, предметов, явлений, организмов. Он так пестр и непохож в различных его частях, что диву даешься. И главное диво - человек, вершина творения Бога, природы. Нынче ученые, проникая все глубже в тайны молекулы ДНК, доказывают, что все люди на земле родственники. А родство обязывает к взаимопониманию и добру, к уважению друг к другу, а в итоге, может быть, и заветному равенству. Но все наоборот. Сколько веков развивается общество, а о равенстве приходится только мечтать. Оно в принципе невозможно, оно противоречит природе, оно вредно, ибо ведет к застою, лени, умственной деградации. Неравенство - это борьба, это движение, это желание опередить, быть лучше, умнее, богаче, наконец.
В первом-третьем веках н.э. существовали иудохристианские и христианские общины на пустынных берегах Мертвого моря, в пустынных песчаных областях Палестины, Сирии, Египта, которые в ожидании прихода Мессии, вели примитивный образ жизни, общее скудное хозяйство, сообща работали, растили детей, молились. Все они давали обет нищенства и смирения, а некоторые не обзаводились ни хозяйством, ни семьями, ибо, по их мнению, конец мира близок. Это было равенство изгоев. Их не признавало ни ортодоксальное иудейство, ни оккупационные римские власти.
Как только начала оформляться, обзаводиться своими обрядами, ритуалами новая христианская церковь, как только в ней стали выделяться пастыри, епископы, собиратели и хранители казны, начала оформляться церковная иерархия вплоть до первых Пап, это видимое, вынужденное единство бедных, равенство нищих, отчаявшихся людей, рухнуло, кануло в небытие.
 В XIX веке во Франции, осененной идеями Вольтера, Дидро, Монтескье, Жан Жака Руссо, появляются экономические общины Сен-Симона и Фурье, где, кажется, все построено на равенстве его членов. Но идея не выдержала испытания временем и провалилась. Внутри общин возникли вскоре такие разногласия, что говорить о равенстве не приходилось.
В России в это время тоже были кое-какие попытки создать социально-утопические уголки равенства. Вспомним хотя бы Чернышевского и его роман «Что делать?» Но, кроме, якобы вещих снов Веры Павловны и «героического» Рахметова, спавшего на гвоздях, для закалки воли перед будущими общественными бурями (видимо, революционными) никаких намеков на равенство я не заметил. Конечно, если принять на веру, что на гвоздях может спасть всякий, как равный равному.
 Была попытка равняться на идеи толстовства. Но сам Лев Николаевич, познакомившись с результатами воплощения в жизнь своих задумок, возненавидел птенцов гнезда Толстого, за их распри, интриги и прочие прегрешения.
Равенство в стране Советов, стало идеологическим клише, как и призрачная, обдерганная, загнанная в концлагеря свобода. На деле это было равенство нищих, изолированных от мировой системы людей, вынужденных «с Лениным в башке и наганом в руке», по словам Вл. Маяковского, постоянно бороться с внешними и внутренними врагами, которые по указке вождей плодились, словно грибы после дождя. А также изобретать велосипед, петь «Интернационал» по всякому случаю и ставить несметное количество памятников тем, кто сделал их и страну западных антинациональных, убийственных утопий, от которых мы не избавились до сих пор.
Равенства нет, и не было никогда. Один человек умнее, другой - глупее или просто дурак, таких примеров предостаточно «от Москвы до самых до окраин». Один способнее, изобретательнее, талантливее, трудоголик, как сейчас говорят, другой - звезд с неба не хватает, или просто лентяй, хам, антиобщественный элемент. Это сплошь и рядом.
  Я журналист. Много лет жил и работал в советской Средней Азии - в Таджикистане. Вот там родилось выражение «работать за того пария». Там многочисленные россияне во многих производственных сферах вынуждены были трудиться за себя и того парня- национала. Это было тоже вопиющее неравенство. Но должен честно сказать, что сами таджики, узбеки, туркмены и т.д. не были сильно в этом виноваты. Просто им была несвойственна задача рабочего класса, которого у них, естественно, не могло быть, потому что Советская власть, нарушив естественный ход истории, придя непрошено в эти края, пересадила коренное население из феодализма под «сияние» коммунистических звезд.
 Говорить о равенстве в сегодняшней России просто грешно. По оценкам ВЦИОМа, в стране 30 млн. человек живет за чертой бедности. По оценке здравого смысла и независимых наблюдателей - около 80 млн. Говорить, как в Америке, об обществе равных возможностей тоже смешно. Если Ельцинское семейство отстегнуло Абрамовичам, Березовским, Ходарковским, Невзлиным и иже с ними на миллиарды рублей госсобственности, то нищие равны только в том, что дружно по-русски матерно могут обложить олигархов. Тут свободы и равенства сколько хочешь, правда, только устно. Если вы попытаетесь высказать свои ругательства в печатном органе, тот же олигарх подаст на вас иск в суд о защите чести и достоинства, хотя таковых у него, бывшего комсомольца, коммуниста, отродясь не бывало.
Однако достаточно. Обратимся к последнему существительному триады - братству. Но тут полный абсурд. Братство - понятие, которое подразумевает в человеческих отношениях если не любовь, то полное доверие, откровенность, взаимопонимание, дружбу, даже, наверное, самопожертвование. Вещи, каждая сама по себе, вполне возможные, человеческие. Но где и когда они встречались вкупе, в соединении со словом братство? Монашеское братство? Но это совсем другая тема. О братстве братишек и братанов мы уже говорили. Собратья по перу, по творческим цехам? Ну это, скажу я вам, если окунуться в их среду, такой гадюшник, что лучше не надо. Партийное братство большевиков - таковым никогда не было и окончилось кровавой драмой. Даже братство родных братьев зачастую испорчено непримиримыми противоречиями. Примеров уйма и исторических, и ныне здравствующих. Были у меня двое знакомых – братья. Один по отцу носил фамилию Оболенский, другой - по капризу матери, остался на ее фамилии - Мешковым. Дрались братья отчаянно, до крови, пока однажды Мешков чуть не до смерти покалечил Оболенского. На суде его спросили: «За что ты его так ненавидишь?» Мешков ответил: «За фамилию княжескую, контра он, все равно убью». Дали ему пять лет. Дали бы больше, но «князь» заступился: брат все же. Вот вам и братство.
Есть, правда, еще воинское братство, основанное на присяге, долге, чести. Но это в идеале, а нынче в нашей Российской армии лучше эту тему не трогать.
Вспомним, что лозунг «Свобода! Равенство! Братство!» был громко выкинут в массы великой французской революцией 1793 г. и тихо прошелестел в тайных масонских ложах свободных каменщиков. Покончим сразу со вторым. Не касаясь истории этого предмета в Европе, вспомним увлечение масонством Пьера Безухова в романе Л. Толстого «Война и мир». На поверку узкий мирок русского масонства оказался всего лишь кружком обыкновенных людей, тихо, под прикрытием таинственных средневековых обрядов, оккультной символики, обделывающих свои собственные, выгодные предприятия, порой не совсем чистоплотные.
«Свобода! Равенство! Братство!» французской революции окончились кровавым тормидорианским Конвентом, грызней ее вождей, казнью Робеспьера и Дантона, бесконечным стуком гильотины и, как финал, приходом Наполеона Бонапарта, поработившего почти всю Европу, оставившего на полях сражений миллионы солдат не такой уж богатой на людские ресурсы Франции.
Говоря о Европе, будем, однако, помнить, что относительно России - это другая история, другой менталитет населения, несколько иного сорта христианство. Когда
 Русь крестилась по Византийскому образцу, католическая Европа уже тысячу лет жила в лоне новой религиозной цивилизации. Россия заговорила о свободе, равенстве, братстве довольно поздно, когда Европа уже готовилась задвинуть марксизм с его призраком коммунизма на полку рядом с другими подобными утопиями.
В России же интерес к марксизму только возрастал.
В старом российском интеллигентном обществе все разговоры на эти животрепещущие темы выливались или в застольные полемические споры под водочку, под икорочку с балычком или велись в студенческих кружках, на конспиративных квартирах с целью уловить, усомнить, привлечь на свою сторону неискушенных слушателей. Правда, надо отдать должное, что многие из таких пропагандистов свободы, равенства, братства по Марксу, сами не избежали заблуждения, хотя честно верили в чистоту идеи.
Нельзя, однако, сказать, что в России не было своих рецептов достижения свобод бескровным путем. Например, русский религиозный мыслитель Николай Федорович Федоров еще в середине XIX века выдвинул идею регуляции природы, а ее высшей целью - воскрешение предков. Воскрешение, бессмертие считал он общим делом человечества, ведущее к свободе, равенству, братству, ликвидации разрыва между мыслью и делом, богатством и бедностью, городом и деревней. Естественно, очередная социальная утопия в России не прижилась. Горячие головы мечтали о новой России, о царстве коммунизма, о новом совершенном человеке уже завтра. Кровь их не смущала. В.И. Ленин говорил, что, если 90 процентов населения России погибнет в результате революции, ее цель будет достигнута.
Буревестник русской революции, великий пролетарский писатель, великий гуманист А.М. Горький тоже, оказывается, крови жаждал. Много позже, в период сталинских репрессий, борьбы большевиков против левых и правых уклонов жестко сказал: «Если враг не сдается - его уничтожают». И уничтожили многие сотни тысяч. А как же гуманизм? А никак. «С волками жить - по-волчьи выть». Раз уж заговорили о М. Горьком, то действительно, его произведения, особенно роман «Мать», сделали большую подвижку к революции в агитации народа. Тема правды жизни и ее несправедливости, тяжелого положения людей труда нашли у М. Горького яркое воплощение в его рассказах и романах. Но вот курьез: нашумевшая в обществе тогда до революции, и идущая с неизменным успехом сегодня, пьеса «На дне». Слова монолога одного из героев пьесы Сатина стали крылатыми: «Человек - это звучит гордо! Ложь - привилегия рабов! Правда - Бог свободного человека! Ты дай мне такую работу, чтобы я хотел работать и т.д. (разрядка моя). Кто это говорит? Рылеев? Герцен? Белинский? Нет. Это произносит с похмелья, в грязной ночлежке среди воров, убийц и проституток опустившийся человек, люмпен, пьяница, картежник, пустозвон. Однако у большинства зрителей и тогда и сегодня эти фразы воспринимаются чуть ли не революционными, как крик души человека, стремящегося к новой светлой жизни. А ведь Сатин - прообраз нынешних бомжей, которых по России многие сотни тысяч. Они не желают работать, они выше этого. Может, в этой бомжевой стихии и есть свобода, равенство, братство? Отнюдь. В этой затхлой среде густо зреет криминал, здесь надежно хоронятся концы многих тяжких преступлений. Здесь жесткая иерархия надсмотрщиков, вымогателей дани, казначеев и держателей общака. А тут выспренний монолог Сатина. Такова сила художественного слова, не всегда праведного в своей сути.
   Почему-то принято считать в обывательской среде, что революционный призыв к свободе, равенству, братству евангелиевского происхождения, что, мол, Господь Бог наш призывал к этому. А тут еще знаменитый поэт А.А. Блок в своей поэме о торжестве революции «Двенадцать» подогрел, сказав знаменитое: «В белом венчике из роз впереди Иисус Христос», чем восстановил против себя и красных, и белых.
На самом деле в Евангелии, в проповеди Христовой, в десяти его заповедях говорится совсем о другом. Это призыв к обновлению человечества, к очищению душ человеческих от мирской скверны, о чистоте помыслов и дел, о любви к ближнему, о сострадании, о многом другом, что нужно человеку, чтобы войти в Царство Божие. Это не революция. Это скорее эволюция, поскольку процесс воспитания нового человека непрост. Пусть этот тернист и полон соблазнов. Горе миру от соблазнов, говорит Христос. Многие придут под именем Моим, чтобы соблазнить, но не верьте. Пришествие Сына Человеческого будет, как молния с востока на запад, предупреждает Иисус.
 Отнюдь не революционер, не возмутитель спокойствия, он не призывает к немедленной ломке существующего порядка. Вспомните эпизод, когда фарисеи, провоцируя Христа, спрашивают: давать ли подать кесарю? Иудея в этот момент испытывала жесткую римскую оккупацию, всякое неповиновение жестоко каралось. Он говорит: «Покажите Мне монету, которой платите подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это изображение и надпись? Говорят Ему: кесаревы. Тогда говорит им: итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Евангелие от Матфея. 22:19.20.21.
  Царство Божие - нечто иное, как сакральное новое совершенное общество, куда могут войти далеко не все. «Ибо много званных, но мало избранных» Матфей, 21:14. Это заветная мечта человечества о граде Солнца, счастья и справедливости, несовместимая с земным существованием людей, погрязших в грехах и преступлениях. Поэтому и отвечает Иисус Пилату на вопрос: Ты Царь Иудейский? «Царство Мое не от мира сего. Если бы Царство Мое было от мира сего, слуги мои сражались бы за Меня и иудеи не привели бы Меня сюда. Но Царство Мое не здесь». Иоанн. 18:36.
Обратимся теперь к важнейшему для нашего разговора о свободе, равенстве, братстве эпизоду Евангелия - искушению Христа дьяволом в пустыне в конце изнурительного сорокадневного поста, когда силы Его и физические, и духовные были на пределе. «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Матфей. 4:8,9,10.
 В этом эпизоде, на наш взгляд, есть все искомые с таким неистовством, с такими человеческими кровавыми потерями, муками духовными заветные ингредиенты. Здесь свобода выбора, кем стать? Приспешником сатаны, запродавшим душу Фаустом, Симоном-магом, просившим у святого Петра за деньги Божьей благодати? или поклоняться и служить высшему для всего живого существу, Творцу вселенной, высшему разуму? Христос дает пример своим ответом сатане нам маловерам и сомневающимся.
Ведь служение Господу это совсем не то, что служение царям, вождям и правителям, людям земным, подверженным, как и все всяческим недостаткам и искушениям, а часто и вовсе преступным. В этом выборе и заветное равенство всех, поступивших по завету Христову, все они равны перед Богом. И не мнимое братство людей единомышленников, которым Иисус Христос завещал любить друг друга. Бог - это идеальная форма для воплощения всех человеческих высших духовных замыслов, которая вечно мудра и благодатна. И не обязательно быть человеком воцерквленным, постоянно посещать церковь. Бог всегда в сердце и душе каждого человека. Важно открыть Ему свое самое сокровенное и принять Его с чистой совестью.
Я понимаю, что у многих мои откровения, мысли, утверждения вызовут неоднородные чувства, от злобы до сарказма. Но это от недостатка знания исторических и других фактов, от небрежного чтения или не чтения вообще Библейских книг, экзегетики - толкования темных мест священного Писания, от нежелания вглядываться в свою собственную душу, в окружающий нас мир. Надо научиться понимать происходящее вокруг нас и делать выводы. Труд тяжелый, по плечу не каждому, но, как говорится в Евангельской притче о сеятеле: «другие же (семена) упали на хорошую землю и, подымаясь и возрастая, дали плод, и принесли - одно в тридцать, другое - в шестьдесят, а иное - во сто крат». Марк. 4:8. Поверьте, жатва такого урожая самая радостная и благостная работа".
Глеб Дейниченко
2004год.

  Обращаюсь опять к дневнику Глеба 2006 года.
"Вообще все Христовы  притчи больше о философии  бытия, чем  о самом  бытие.
Вот  говорит  Христос "Придите  ко мне  все  страждущие и  обременённые  и аз успокою вы". О  чём  это? О  хлебе насущном, о благополучии, достатке? Нет."Не хлебом единым  жив  человек, а  всяческим словом, исходящим  из  уст Божьих". Вот таких,  страждущих  слова  Божия,  смысла жизни, духовного света и душевного спокойствия зовёт к себе  Христос,чтобы вложить  в умы,  в души свет разума  и  праведность жизни, надежду  на воскресение  в мире вечном.
И  что же, многие  ли  идут на призыв? Нет,всё больше  кричат:" Яви  чудо,тогда уверуем".
  А  знаменитая притча о талантах, данным трём рабам. Двое пустили их в оборот и приумножили  состояние  господина, а третий- зарыл свой талант в землю и был наказан.
Многие  воспринимают это, как прямое руководство к увеличению  своих  богатств, путём  оборота и накопления. Вот тут к месту сказать "Имеющий да вместит". Притча совсем о другом. Она о дарованном Богом людям разуме, который есть истинное богатство и достояние. Данное Богом взаймы  смертным  ими должно приумножаться во славу Бога и в человеческое  счастье. Зарывающего свой талант ждёт жалкая участь.
 Нынешняя  жизнь России предлагает этому  множество фактов.
Знаменитый Евангельский сеятель, что вышел сеять зёрна,которые  упали на разную  почву и дали различные всходы, это всё о том же  вечном- о разуме, о мысли, о том, что благое рождает благое, а  пагубное и неверное дают горькие  плоды.
И  ещё одна притча- о блудном сыне. Тут уж, кажется всё наяву. Нерадивый сын ушёл от отца,настрадался,вернулся и отец, не журя его, принял,обласкал и устроил пир в честь заблудшего. И это тоже о человеке, блуждающем во тьме разума,лишённого света  истины, ступившем  на опасные, тёмные пути  существования . Но Бог вразумил своё дитя и оно вернулось к добру,свету и теплу душевному,который можно обрести только в доме веры своих отцов. Не все ли мы такие заблудшие? И многих ли  тянет вернуться на утерянные  когда-то пути истины, добра и разума?"

  Эти строки  тронули моё сердце. А ведь   тогда не были изданы  толкования  святых отцов на Евангелие и Глеб читал-перечитывал Библию. В его стихах и прозе немало ссылок на Ветхий и Новый Завет, послания Апостолов. Это теперь у меня  на глазах книги архиепископа Аверкия( Таушева),  Преподобного Ефрема  Сирина, Святителя Василия епископа Кинешемского  и я нахожу  в них подтверждение  мыслям моего мужа и его понимание библейских текстов. Как же мне хочется поделиться с ним  моими открытиями! Но увы, одна надежда только,что мой муж слышит меня...

     Ну вот и дошла я до последнего года нашей совместной с  Глебом  жизни.

                ГЛАВА ШЕСТАЯ

                " Я ВЕРЮ, ЕСТЬ БЕССМЕРТЬЕ..."

 Не знаю,с чего вдруг, с января 2007- го  я  сама стала  вести  дневник. Прямо-таки хронология наших болезней  вперемешку  с выпуском книг.
 А за год  до этого  Глеб   сделал последнюю запись в своём дневнике.
   " Ни в коем случае  не  можем  мы  исчезнуть без  следа. Обязательно  будем жить после  смерти. Бессмертие - факт. Вот  погодите,  я докажу  вам это."  А.П. Чехов - И.А. Бунину (в  разговоре  писателей).

Теперь  я понимаю, мой муж  задумывался о бессмертии и верил в него. В разных стихах есть тому  подтверждение.

   Не надо смешивать поэта
   С присущей жизни  суетой-
   Стихи его  и толки  света
   Не схожи  часто  меж собой.
         ...
    Любовь и смерть его  мгновенны,
    Подвластны  воле  роковой.
    И лишь стихи его нетленны
    Хотя бы  строчкою одной.
    ( " Поэту")

На мельницу времён людские  поколенья
Из века  в век приносят дань  свою.
За  смертью смерть и вновь  за ней рожденье
Питают  у эпох бессмертия  струю.

( "На  разломе")

     Другого нет понятья  и сознанья,
     Что бесконечен  обновленья круг,
     Что смерть - лишь  символ  расставанья
     До вечного  пожатья  рук.
     ( "Вечный зов")

Мимо окон и мимо заборов
Деревенской  заштатной  глуши
Понесут меня меж  косогоров
Упокоить  в крестовой  тиши.
     ...
Не печальтесь в момент  расставанья,
Наши дни у судьбы сочтены.
За  прощаньем  приходит  свиданье,
В  мире вечном увидимся  мы.
("Мимо окон")

Глеб словно чувствует, что завершает свой земной круг.  Вот просто четыре строки, а них - глубина

        Нет ничего сильнее  жизни,
        Её  боится  даже смерть.
        Кропит  вода  живая  тризну,
        Прах возвращая в круговерть.

  Или       Негромкий  голос  мой
         Пусть ваших душ коснётся,
         Пусть посетит  вас благостная  новь.
         И счастье редкое  нежданно  улыбнётся,
         Даря Надежду, Веру и Любовь.

А вот короткое и ёмкое
    КОЛО
Буравя пламя,холод, твердь,
Всё увлекает в коловерть,
Винтом вращаяся дорога
Приходит к Божьему порогу.
Там первоколо  до конца
В руке Всевышнего Творца

 Стихи мои- иносказанье, уверяет  нас поэт:

Я поверяю вдохновенью
И мыслей свет, и темноту
Неясных, зыбких ожиданий
И в снах  рождённых  предсказаний,
И строф моих неполноту.
("Взгляд туманный")

         Не отнимай, о Боже правый,
          Ты вдохновение моё!
           Оно надежда и отрада
           И сон,и грёзы наяву.
            Оно забвению преграда
            И тлен я им переживу.
           ("Вдохновенье")


Создатель мой! Не дай свершится
Покинуть  землю в забытьи,
Пускай  движение творится,
Стремясь в объятия  Твои.
( "Не оставляй меня,забота")

Что дал Господь,свершилось без обмана.
Не прокляну фамильную  судьбу.
Ведь мало избранных средь многих званых,
Готовых встретить судную трубу.
("Фамильное")

Так ты,поэт, стремишься к Богу,
Вослед сверкающей звезде,
И покорясь земному року,
Горишь на медленном огне.
     ...
Твой стих воспрянет вещей птицей,
Водой волшебною - молва,
Чтоб посвящённый смог напиться,
Расправить  вольные крыла.
("Стремление")

Это пишет Глеб о бессмертии.
А о жизни думы-мучения...

Меня терзают злые муки,
Душа раскаянья полна.
Родит зубовный скрежет звуки
И за виной встаёт вина.
      ...
Чем дальше жизнь,тем больше горя,
Тем бесконечней знанья свет.
Ковшом не вычерпаешь моря,
И всё равно ты был иль нет.
("Итоги")
 
Говорят,поэт-это образ жизни.Не знаю,не замечала я в муже  какого-то особого настроя ,не чувствовала творческих  "потуг". А Глеб,как бы угадывая мои мысли,писал : "Стихи  - не простая работа,зазря не напишешь стихов".
Или
  Немногим дано обладанье блаженством
  Лететь по стихии стиха.
  О,этот сладостный миг совершенства
  Под сводом мирского греха.
("Стихия")   

  Меня -жену и первую читательницу стихов Глеба поразили и до сих пор поражают вот эти строки
    Две вещие тайны за гранью межи:
    Безмерность пространства и жажда души.

Поэт у Бога подмастерье,
Из слов плетущий кружева
Или покровы  вознесенья,
Пока душа его жива.
     ...
Лишь тот поэт,кто Провиденью
Смиренно кланяется ниц,
Кто силу черпает в стремленьи
Коснуться мысли  без границ.
("Подмастерье")


    В городской благоустроенной квартире  Глебу было тесно и душно. Он ждал весну,чтобы  переселиться в Ханино, на волю, на природу.Составил план ремонтных работ и со смаком рассказывал, как вычистит и побелит печку, замажет все крысиные норы, подкрасит наличники,поправит деревянный забор, подключит летний водопровод,наточит косу и топоры. И мне хотелось в деревню-к своим цветам и грядкам.
 В январе я отвезла набор своей книги "Как стать юнкором" тульской подруге-православной журналистке Наталье Николаевне Мельниковой. Она взялась сверстать моё  творение и распечатать  на лазерном копире.Но когда посчитали  стоимость катриджей,оказалось проще  издать книгу в типографии.  А там предложили  своего верстальщика-дизайнера. За 100 экземпляров книги запросили  20 тысяч рублей,у меня  же на руках была ровно половина,  выделенная  на издание  областным комитетом по молодёжной политике. Я голову ломала, где брать ещё 10 тысяч?
А тут ещё навалились болезни-весь февраль и март мы с Глебом поочередно боролись с простудой и ангиной. В  начале апреля  меня с дикими болями положили в хирургию с подозрением на аппендицит,камни в желчном пузыре и до кучи  с воспалением всех остальных органов. Глеб мой аж осунулся от переживаний,приходил в больницу,
держась за сердце,белый как мел и только повторял чуть слышно "Веруля,не оставляй меня..."
 Боли мне сняли капельницами, диагнозы,к счастью, по результатам  анализов не подтвердились.Но замучили приступы головной боли от спазмов сосудов мозговых и приглашённый на консультацию невролог   предложила оформлять  документы на ВТЭК на инвалидность.
В праздничные  майские дни мы переселились в Ханино. Не успели побыть на воле,как нас вызвали в Тулу вычитывать книгу  Глеба "Коловерть"( стихи и повесть о Сталине "Император"). Думали,оба ослепнем от напряжения,но выдержали эту пытку.
   24 мая в Суворовском  школе искусств( как зафиксировано  в моём дневнике) состоялся первый  творческий вечер поэта и писателя Глеба Дейниченко. Подготовили
 эту встречу с читателями  работники районной библиотеки. Много добрых слов прозвучало в адрес моего мужа,а стихи читали друзья,юнкоры, поклонники. Ермаков спел "Ничего не взять с собою" и "Не спеши". И вот на  встрече мне кто-то
сказал ,что  у Глеба нездоровый вид-похудел,глаза ввалились. Я отнесла это за счёт беспокойства о книгах. Глеб же отмахивался от моих приставаний,уверял,что с таким весом ему жить комфортнее,а кровь из носа идёт от спортивного повышенного давления,  снижая его.
 В июне меня опять положили в больницу в неврологическое отделение на обследование. Глеб извёлся от переживаний,говорил "Если ты умрёшь,Веруля, то я тоже  жить не буду. Куплю два ящика водки,закроюсь в доме ханинском и буду пить,пока не околею". Слава Богу,до этого не дошло.
 А в конце июля   Александр Сергеевич  и Лидия Николаевна Ермаковы  привезли из Тулы  только что изданную  "Коловерть". Глеб с Сергеевичем выгружали кипы книг и оба счастливо улыбались. Обмывали шампанским с тортом.
Позже с поздравлениями приехали  моя ученица Настя Ермакова  студентка 4 курса факультета журналистики  Калужского университета с родителями- Виктором Ивановичем и Мариной Николаевной. И наша Люся явилась  из Тулы погостить в родном доме и порадоваться за нас.  Опять потоком шли к нам соседи ,просили в подарок подписанный экземпляр и мой муж,слегка ошалевший от такого внимания к своей особе,никому не отказывал в автографе. Мои девчата-юнкоры разных выпусков окружали автора и щебетали от восторга,вспоминая строки  его любовных стихов.
 
  4 августа мы с Ермаковым поехали в Дубну на творческий вечер эстрадного певца Владимира Макарова в честь его 75-летия.  Оказалось,Макаров,которого я знала по многим песням,  уроженец города Дубна и здесь уже в течение десятилетия проходит  фестиваль эстрадной песни . А Ермаков должен был поздравлять юбиляра как депутат областной Думы. У меня в дневнике этот незабываемый день описан очень подробно,но я ограничусь лишь пересказом.
Прямо на въезде в Дубну на площади  высился храм ,который реставрировался. Ермаков повёл нас к батюшке,  а я в брюках,губы накрашены, кольца -браслеты на руках. Хорошо платок с собой был и голову им покрыла.Пропустила мужчин вперёд, а сама у батюшки разрешения спросила, можно ли войти в храм в неподобающей одежде. Отец Серафим-молодой священник понимающе улыбнулся: "Вы же изначально  не  в храм  собирались,а на концерт,потому допустимо,заходите!"
Стал нам рассказывать ,как быстро  и благотворно работала  над росписью храма  группа художников. На куполе есть фрагмент  росписи из храма Христа Спасителя. Отец Серафим  сказал,что не требовал от иконописцев  византийского аскетичного письма. Мол,те иконы сразу вызывают у прихожан желание плакать и каяться в грехах.Для этого стоит в монастырь съездить, а  здесь в храме надо радоваться. Потому лики святых приближены в росписи к современности. Мы с Глебом потрясены были  этой благолепностью. Глеб подписал в дар батюшке книги "Коловерть" и "Время Александра Ермакова",  а я попросила помолиться о нас  рабах Божьих.
Пошли в Дом культуры и нас тут же  на улице познакомили с юбиляром. Я Макарова сразу узнала,хотя годы ,конечно ,сказались.  Ермаков с Глебом только улыбались на то,как скоро у нас с артистом завязалась беседа. Я помнила,что Макаров из военных
и  начал  певческую карьеру  только после 30 лет.Сказала ему,что впервые его голос  услышала на гибкой пластинке -песни Высоцкого    из фильма "Вертикаль".
 Режиссёр Говорухин дал  Высоцкому возможность спеть в картине, а пластинку ему  чиновники от культуры выпустить не позволили .
Макаров рассказал историю о песнях к фильмам  "Сыновья уходят в бой" и "Война под крышами",которые снимал на студии "Беларусьфильм"  Виктор Туров. Высоцкий написал
10 песен,но  ему не разрешили использовать их в фильмах.Он попросил Макарова приехать и записать-и опять запрет. Лишь песня "Братские могилы" прозвучала в кино в исполнении Марка Бернеса,а остальные разошлись в народе в магнитофонных записях. Позже в телепередаче "Кинопанарама" Высоцкий исполнил несколько военных песен.
 Макаров сказал,что ему особенно дорога песня "Мы вращаем землю" , его до сих пор  восхищают образы,созданные Высоцким и тут же процитировал "Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон, принял пулю на вздохе"... Мы с Глебом  тоже
 подтвердили нашу любовь к Высоцкому и Макаров с чувством обнял нас. А Глебу сказал, что читал его великолепные стихи в подаренном друзьями  сборнике "Созвездие Льва" и слушал  песни,записанные Ермаковым. Самолично передал диск на радио "Эхо Москвы" и искренне радуется их звучанию.
Потом юбиляр сидел на сцене и принимал поздравления от одноклассников,  друзей,участников Дубенского конкурса эстрадной песни имени  Владимира Макарова. Конечно же,  в исполнении ансамблей и солистов  Дома культуры  Дубны  прозвучали
популярные песни "Последняя электричка", "Четыре таракана и сверчок","Если б ты знала", "Представить страшно мне теперь" и многие другие  времён нашей молодости.
От обилия событий и информации  Глеб очень устал и Ермаков отправил нас домой на такси.Сам оставался по своим депутатским делам.
8 августа исполнилось 25 лет нашей племяннице тульской Елене Прекрасной.Глеб сочинил по этому поводу стих ,который Люся увезла с собой вместе с книгой "Коловерть". Лена потом звонила и благодарила  со слезами своего любимого Глебушку.  Вот этот стих

   ЭЙ,ВЫШЕ НОС!
Эй,выше нос,кто ещё не дорос,
Кто не вышел в застойный тираж,
Пусть вам ветер врывается в кольца волос,
Пусть вам душу тревожит мираж.
Пусть вам солнце и море сияют в глаза,
Сердце щедрая свяжет любовь,
Не беда,коль откажут порой тормоза-
Это жизнь,это вечная новь.
Научитесь хотеть добиваться добра,
По- пустому себя не терять.
Кто сказал о судьбе, что она не щедра?
Из неё надо лучшее взять.

 Мы дивились погоде последнего месяца лета-стояли чудесные, тёплые, золотые  августовские дни. Глеб не мог нарадоваться 30-ти градусной прямо -таки душанбинской жаре  с ласковым  ветерком . Я готовилась ко дню рождения Глеба, а он в саду всё "вёл приём " читателей,подписывая в дар книги и водя "экскурсии"  среди цветников и деревянных скульптур с затейливыми именами. Из Суворова приезжали  за новой книгой мои юнкоры с фотоаппаратами и снимали всё подряд.
  11 августа  позвонил Ермаков  и сообщил,что умер его крёстный дядя Коля Коняев и  он едет  на похороны как раз 12 августа в день рождения Глеба. Муж мой расстроился-за время работы над книгой о роде Ермаковых  Николай Алексеевич стал близким человеком. Они виделись последний раз весной,когда  отвезли ему книгу о крестнике, о судьбах жителей родной сторонки под названием Буки.  Много лет  дядю Колю мучила астма и в 83 года  таки доконала.
  12 августа я с утра нарезала любимых  Глебиных золотых шаров ,поставила букет в вазу и поздравила  с 69-летием. Сочинила стих в подарок

Дай мне, Боже, силы
До конца прожить.
И подольше с милым
Неразлучной быть.
Не хочу гадать я:
Кто вперёд уйдёт?
Пусть уж в одночасье
Бог нас призовёт.
Вместе мы покаемся
За наши грехи,
И уж не расстанемся,
А уйдём в стихи.

 Глеб благодарно улыбнулся. А я опять  заявила,что без него мне жизнь будет не мила. Муж головой покачал: "Какая же ты,глупенькая,Веруля! Для себя не жила ни одного дня. Всё может случится,но у тебя будет долгая жизнь,я знаю это..."
  По телефону- подаренному  Сергеем  мобильнику то и дело раздавались звонки из Суворова, Тулы, Москвы,Калуги,Гатчины и именинник  благодарил друзей и родных за поздравления. А из гостей приехала только моя любимая ученица -верная Маша Пушкалова. Она работала  на Черепетской ГРЭС в отделе по связям с общественностью и СМИ  и привезла мощную  профессиональную  кинокамеру. Самые лучшие  наши с Глебом  фото остались с того памятного дня, благодаря Маше. 
С Машей  у автора  состоялся долгий разговор о сюжете книги "Время Александра Ермакова",о разработке характеров,о языке и стиле, о совмещении документальных фактов с чисто художественным текстом. Глеб отвечал вначале шутливо,потом раззадорился  и рассказал моей Марусе  и о замысле  повести ,и о его воплощении. Жаль,что  я не записала этот разговор  на диктофон. Сидела, слушала и поражалась,почему я-то об этом  ни разу не спросила?
  Я молилась вечерами в эти дни  подолгу-своими словами перед самодельным иконостасом. Глеб вырезал репродукции икон из разных изданий и вставлял их  в  рамочки, сбитые из тоненьких штапиков .Вместо лампадки он приспособил  верхнюю крышечку от самовара -в ней мы зажигали свечки.
 22 августа я была на заседании комиссии ВТЭКа по поводу присвоения группы по инвалидности.Дали 3-ю группу на год,потом на переосвидетельствование. И в этот же день к нам приехал сын Сергей.Он побывал в родном Бугуруслане,повидался с отцом и любимой бабулей Настей,которой  исполнилось уже 86 лет.Потом погостил в Самаре у сводных сестёр,навестил в  больнице  тётю Валю,лежащую на обследовании  и через тридевять земель добрался до Ханино  на пару дней. Мы не могли с ним наговориться,а Глеб не отходил ни на шаг,будто чуял,что это  их последняя встреча. Обсуждали житейские дела и новую книгу  "Коловерть".Сергей заметил,что Николаич наш похудел и водочку в малых дозах пьёт как бы через силу. Глеб усмехнулся,старею,мол.
 25 августа я пошла провожать сына в Суворове на тульский автобус.Он собирался заехать перед   посадкой  на Питерский   поезд к Люсе с Леной да закупить тульских пряников для гатчинских родичей. Как бы мимоходом  завёл меня в офис Билайна и купил в подарок  мобильный телефон Нокия,пояснив,что у каждого должен быть личный.  Посетовал,что самочувствие Глеба неважное.Он признался Сергею,что с гибелью Олежки  умерло  его сердце  и пропало желание жить.  Ничего уже не радует. Сын спросил :  " Батя,а  как же мама? Ты же обещал жить ради неё". "Мама твоя -сильная,-ответил Глеб,-она всё выдержит!"
 У меня кольнуло в сердце-будто предчувствие беды,но я отогнала тревожные мысли. Глеб предложил в еде "порежимить".Как-то вдруг отказался от острого,жирного,жареного. Просил сварить лёгкий бульон,  сам  делал салат овощной и заваривал зелёный чай.Я ставила на стол его любимые бананы,грецкие орехи ,изюм, виноград  и он шутил,что проедим на этом всю пенсию. Уверял меня, что спину скрутил радикулит и надо  отлежаться.
 Я  каталась в сентябре в Тулу по поводу издания моей книги "Как стать юнкором",деньги - ещё 10 тысяч выделили  в областном комитете по печати.
 В середине месяца  похолодало-ливни,грозы, даже печку в Ханино топили. Я опять заболела.Вызвали на дом медсестру из Ханинской больницы,я попросила её и Глеба осмотреть.У него высокое давление и резко падает зрение.В глазах даже радужки не видно-сплошные чёрные зрачки.  Медсестра сделала нам  уколы,а  наедине сказала мне, что Глеба Николаевича  срочно надо надо  везти в больницу на полное обследование,  как бы беды не приключилось от такой слабости. Но в Суворов Глеб ехать отказался категорически,а про больницу приказал мне не заикаться даже. Мол,к этим эскулапам только попади, вмиг найдут кучу болезней и залечат до смерти.

 3 октября у Ермакова в холдинге собрались редакторы газет  его депутатского округа- Суворова,Дубны и Белёва. Решено было  к выборам в Госдуму в декабре 2007 года выпустить совместный сборник стихов поэтов трёх районов. Назвали  поэтическую антологию земляков "Тульских просторов три стороны света..."
 Глебу Дейниченко как самому маститому предложили  выбрать на свой взгляд  стихи из сборников "Созвездие Льва" и "Коловерть". Выбрать-то выбрали,а вычитывать в редакции мне пришлось  вирши по оригиналам всех суворовских стихотворцев.
 Ещё нас ждали в Ханинской школе 19 октября на урок поэзии. Директор школы Лидия Аркадьевна Бобкова- стала за годы нашей жизни в Ханино  верным другом семьи Дейниченко. Отказать ей Глеб не мог,хотя перемогался через силу.
Во дворе мой муж   взялся поднять , спасая от дождя огромный чурбак,на котором он колол дрова. Я не успела его остановить-послышался стон  и Глеб  прошептал, хрустнуло на позвоночнике. Я перепугалась страшно,но муж отлежался и мы побрели с утра  в школу на урок поэзии. Это был последний праздник для нас-дети и учителя читали стихи, слушали песни Ермакова в записи,шутили,смеялись,задавали вопросы.

  У калитки нашего дома ждал нас на машине  по договорённости суворовский друг. Перевёз  нас в городскую квартиру и глядя на бледного,осунувшегося  Глеба,только головой покачал. Я обещала позвонить,если понадобиться машина. Глеб сразу же  лёг погреться в ванну и уверял,что ему лучше.  Боли  же в спине не проходили, муж с трудом поднимался с кровати. Я вызвала врача на дом,но на её предложение лечь в больницу  Глеб отказался. Назначила доктор уколы диклофенака  и прислала медсестру. И это не помогло.
 6 ноября мы помянули пловом  нашего  Олежку и Глеб еле слышно сказал,что похоже  без больницы не обойтись. На следующий день я побежала к заместителю заведующего больницей и взяла направление в неврологию. Ермаков прислал машину и я отвезла своего Глебушку  на лечение. Боль пытались снять капельницами, но Глебу становилось всё хуже.Рентген показал,что  при поднятии тяжести-того проклятого чурбака отломился позвонок,соединяющий шею со спиной. А  все  кости  давно как сито,  метастазы-везде  и почки отказали.
 Глеба перевели в реанимацию на круглосуточные капельницы. Несколько раз делали переливание крови,но все видели как он угасает. Хирурги,реаниматоры    и завотделением меня утешали,разрешили на 10-15 минут  входить  в реанимацию,чтобы Глеб видел меня. Ермаков утверждал,что будем бороться до конца. Я приходила   к мужу нарядная,щебетала о том ,о сём,чтобы он не догадался о страшном диагнозе. Рассказала,что звонил Сергей  и сообщил радостную  новость-Оксана беременна и они ждут ребёнка.  "Слава Богу!- прошептал Глеб,еле двигая губами.
Приезжали  из Тулы Люся и Лена,не могли поверить ,что Глеб не встанет.Дома одна я рыдала и молилась.Была уверена,и на этот раз я его вытащу  из болезни.
 Врачам  твердила, что не смогла привезти  мужа в больницу раньше,корила себя за промедление. Мне всё казалось, что летом ещё можно было бы Глеба подлечить,свозить к тульским специалистам. Теперь же его невозможно было передвигать лишний раз, а в поездке он мог задохнуться и ослепнуть.
-Не вините себя,- сказал мне врач-реаниматор,- у вашего мужа это застарелый процесс. Столько лет штангу поднимал и остались не залеченные травмы,плюс  в Киеве и в Закарпатье ,по вашим словам,были в июне 1986 года, считай сразу после Чернобыльской аварии. Да стресс от переезда из Таджикистана в Россию из-за войны гражданской,и ,конечно, алкоголь  без меры. Вот и результат-миеломная болезнь и острая почечная недостаточность.

  20 ноября мне исполнилось 58 лет. Я явилась к Глебу с новой стрижкой в белом свитере,и впервые мой поэт не поздравил меня,не открыл глаз,чтобы взглянуть  на свою Верулю. "Он дремлет"-, сказал врач, не беспокойте его". Я ушла с тяжёлым сердцем.  Вечером пришли поздравить меня ученицы.Попили чаю и говорили только о Глебе Николаевиче.
А 21-го ноября  с утра позвонил Ермаков и сообщил,что Глеба больше нет. И не дав мне зарыдать в голос,жёстко подчеркнул ,что пришлёт сейчас машину и своего помощника-надо проводить в последний путь Глеба Николаевича достойно, без истерик и воплей. Я вмиг собралась и не плакала ни на похоронах,ни на поминках. Приехали проводить моего мужа Сусанна из Москвы,Люся с Леной,калужский наш редактор Сергей Икрянников тоже прибыл.
Похоронили Глеба на Збродовском кладбище на въезде в Суворов среди сосен и берёз.  Ермаков заговорил о памятнике,но  я напомнила нелюбовь мужа к каменным глыбам. Поставили обычный крест с табличкой. Удивительно ,но ноябрь был сухой,солнечный,даже листва на берёзах не до конца облетела.
После похорон я нашла в бумагах стих-единственный,что мне Глеб не показал под названием

"БОГ,НЕ ДАЙ УМЕРЕТЬ МНЕ ЗИМОЙ"

 Бог, не дай умереть мне зимой,
Чтоб лежать мне в холодной постели,
Чтобы снегом мой вечный покой
Заносили шальные метели.

День осенний  сухой подари,
Чтоб шуршала листва золотая,
Чтобы отблеском алой зари,
День кончался, меня поминая.

И, чтоб не было рядом чужих,
Равнодушно лопату вздымая,
Гомонящих о бедах своих,
На поминки мои поспешая.

Боже мой, пусть могила моя
Почивает под пологом синим,
Пусть в ней воля пребудет и я.
Не сочти, Боже мой, за гордыню.
Октябрь 2007 год.

Всё угадал,Глебушка....

  Мой сын Сергей обнял меня на прощание перед отъездом в Гатчину и сказал :"Ты гордится должна ,мама, что Николаич,эти четыре года после гибели Олежки посвятил тебе. Сколько смог,столько и прожил. И память какую о себе  оставил-этого у тебя никто не отнимет".
 
  Я решила включить в статью  воспоминания  друзей о Глебе. Он раскрывается здесь  с разных сторон.

                ПОДАРОК СУДЬБЫ
В 1993 году супруги Дейниченко приехали в Ханино. Здесь каждый человек на виду, как и подобает на селе. К ним приглядывались, а потом узнали о трагедии – гражданской войне в Таджикистане.
   С Верой Владимировной мы познакомились во время ее первого прихода в школу. Я стала искать возможность помочь ей с работой. Затем наши встречи стали проходить чаще: в спорах и разговорах родился новый предмет в школьном расписании – факультативный курс «Основы журналистики».
   И в одну из таких встреч она вошла ко мне в кабинет с мужчиной, представив его: «Глеб Николаевич, мой муж». Он поздоровался, сел в предложенное кресло, очень внимательно слушал нас с Верой Владимировной, изредка по делу что-то добавлял и комментировал.
   Первое, что меня поразило а Глебе Николаевиче – его глаза: умные, внимательные, с какой-то легкой грустью, изучающие собеседника.
   Как-то незаметно встречи с супругами Дейниченко ушли из рамок официальных и стали личным добрым общением. Они всем сердцем полюбили свое «новое» жилье, с выдумкой и творческим энтузиазмом приводили в порядок старенький дом, доставшийся от родственников, познавали азы огородничества, занимались цветоводством. А меня  Дейниченко избрали главным консультантом.
   Я открыла в Глебе Николаевиче интересного собеседника с огромным кругозором, эрудицией. Так уж вышло в моей жизни, что, общаясь с большим количеством людей, я не пускаю к себе в душу никого, кроме близких. А вот с Глебом Николаевичем я могла поговорить обо всем, не боясь быть непонятой. Мне нравилось, как он рассуждает, иногда горячась, делает неординарные, неожиданные выводы. Я изучала его, а он, оказалось, изучал меня. Так, в «Светлом пути» появился не один рассказ о директоре Ханинской школы Л.А.Бобковой. Глеб Николаевич поведал мне обо мне.
   Я всегда с большим интересом читала его материалы в газете. Он очень интересно и профессионально рассказывал о людях, прошедших войну, о сельчанах, работающих на предприятиях и в колхозах. И после этого человек, о котором писал Глеб Николаевич, представал совсем в другом свете, он становился значимым и вызывал интерес окружающих.
   А потом в газете «Светлый путь» появились стихи с подписью Глеб Дейниченко. Они были просты и понятны, шли от сердца и , наверное, поэтому находили отклик в душе.
   А каким радостным событием для нас всех был выход первого сборника стихов «Созвездие Льва» в 2005 году! Получив книгу в подарок, я сразу ее «проглотила». Было очень интересно: о чем, как написано. А потом уже тихо, спокойно, «с чувством, с толком, с расстановкой» начала читать главу за главой. И вдруг поняла: это и со мной автор говорит, открывает свою душу, рассказывает о жизни и о мире, в котором мы живем, стремится понять все, что происходит вокруг.
   Каждая новая книга Глеба Николаевича ложилась на мой стол, тут же прочитывалась. И в каждом произведении он открывался по-новому.  Я благодарю судьбу за великий подарок, который она мне сделала, - встречу с этим человеком, дав возможность общаться с ним, говорить, видеть мир его глазами.
   19 октября 2007 года мы пригласили Глеба Николаевича и Веру Владимировну в школу на урок поэзии. К этому времени вышла вторая книга стихов «Коловерть». Узнать, как рождаются стихи, пришли ребята, учителя из разных классов. Вопросов автору задавали много. Глеб Николаевич отвечал на них, рассказывал, как рождаются его стихи, и серьезно, и с юмором. А потом звучали поэтические строки – их читали дети, учителя, Вера Владимировна. В едином порыве слушали песни, написанные А.С.Ермаковым на стихи Глеба и Веры Дейниченко. Долго не расходились, ребята получили  авторские подписи на книге «Коловерть».
   Мы шли по школьному коридору, говорили, а я видела его глаза: умные, все понимающие, грустные и больные. Я вышла проводить гостей на порог. Как-то тревожно закололо сердце. Мы обнялись с Глебом Николаевичем и попрощались. Та встреча действительно оказалась последней… Через месяц его не стало.
   Когда уходит близкий по душе человек, принято говорить: в сердце осталась пустота. У меня ее нет. Есть боль от того, что больше не увижу Глеба Николаевича, ставшего мне другом. Но есть его стихи, а это значит, что он с нами. Память о нем живет на ханинских улочках, на берегу речки Черепетки, где они жили с Верой Владимировной, на лугах и сельских просторах, которые он воспевал в своих стихах. А значит – Поэт жив!
                Л.Бобкова, директор Ханинской школы, отличник
                народного просвещения РФ.


Я не могла не включить  эту  публикацию доброго ангела нашей семьи Лидии Николаевны Ермаковой. Она написала воспоминания ,а в заглавие взяла строчку из стиха Глеба
                "ПОЭТ У БОГА ПОДМАСТЕРЬЕ"
Есть французское выражение: « Великие мысли исходят из сердца». Пожалуй, вернее было бы сказать, что великие , мудрые, добрые мысли исходят из всего человеческого существа. С этим утверждением нельзя не согласиться. Чистое, светлое чувство рождается, когда читаешь созданное Глебом Николаевичем Дейниченко, вспоминаешь встречи, беседы… Часто я ловлю себя на мысли: как и почему так много было недосказано человеку при жизни? Почему это происходит? Быть может, и эта заметка в газете не даст ответов на поставленные вопросы. Но если мне хотя бы в малой доле удалось передать свое отношение к Человеку, Поэту Дейниченко, свое представление о прекрасной сущности писательского труда, то я буду считать, что мои слова услышал Глеб Николаевич.
   Как сейчас помню день нашего знакомства: май 2003 года, школа №1,
литературный вечер на тему «Поэты родного края», гостями которого были Вера Владимировна и Глеб Николаевич Дейниченко. Дети, школьники, читали стихи, читали с душой, открывая для поэта Дейниченко какие-то новые смысловые оттенки. Стихи, написанные Глебом Николаевичем, различны по тематике, но объединены главным – любовью, человечностью, добротой. Поэтому и не могли не затронуть юные сердца и души, и как долго потом уже, после встречи с поэтом, переписывали, перечитывали тогда еще опубликованные на страницах районной газеты «Светлый путь» ( за это газете отдельное большое спасибо) стихи «Письмо к Богу», «Благовест», «Нам еще учиться надо жить», «Небеса России», «Мы» и многое-многое другое. И я могу с уверенностью сказать, что «негромкий голос» Поэта Дейниченко услышан, он «коснулся наших душ», «даря Надежду, Веру и Любовь». Тогда же, на вечере, впервые прозвучал «Романс» на стихи Глеба Николаевича в исполнении автора музыки А.С.Ермакова. Романс заставил каждого: и взрослого, и юного слушателя – задуматься о вечном: любви, радостях встреч и муках расставания, о жизни.
   На мой взгляд, встреча в школьной литературной гостиной была знаковой как для Глеба Николаевича , так и для нашей семьи. Через год увидели свет сборник стихотворений Г.Дейниченко «Созвездие Льва» и диск А.Ермакова «Времена», куда вошли песни на стихи Глеба Николаевича «Романс», «Свет не венчальный», «Никто не знает, кроме Бога» и на стихи Веры Владимировны «Серебряный юбилей». А дальше встречи, поездки в деревню Буки Калужской области, работа над книгами «Время Александра Ермакова» и «Коловерть». За короткое время – три замечательных книги. Очевидно, это было душевное состояние Глеба Николаевича, этого требовало само его существо. Я вспоминаю, как Глеб Николаевич признавался, работая над книгой «Время Александра Ермакова», что он не успевал записывать, мысли бежали вперед. Это и есть вдохновение, озарение человека мыслью и чувством. Но, наверное, и неслыханное мучение для писателя, когда он начинает претворять это озарение в слова. Я точно знаю, что вдохновение Глеба Николаевича плодотворно и не исчезло бесплодно, а озарило собою людей.         Я благодарна судьбе за встречу с Глебом Николаевичем Дейниченко, преклоняюсь перед его талантом, перед его бережным отношением к Слову.
Уверена, что каждый, кто возьмет в руки книги Дейниченко, приоткроет для себя дверь в богатейший мир человека мудрого, честного, доброго, веселого, глубоко интеллигентного и образованного. Каждый из нас по-другому посмотрит на глубину синего неба России, мерцание звезд, розовый разлив вечерней и утренней зари, журавлиную стаю в небесной лазури, отражение солнца в прозрачных каплях утренней росы, голубой колокольчик подснежника, - увидит и изумится этой красоте, остановится в этом изумлении перед  красотой, и в сердце каждого тогда также расцветет красота. Поверьте, стихи дают радость открытия, помогают пережить высокие чувства, делают нас умнее, добрее, лучше.

                Л.Ермакова, заслуженный учитель РФ.


Ещё очень дорогое мне воспоминание нашего старшего друга,фронтовика, коллеги по Таджикскому  отделению ТАСС-ТаджикТА  Олега Дмитриевича Соболева
           МОЕМУ СОБРАТУ  ПО ПЕРУ
Говорить, писать о таком человеке, как Глеб Дейниченко в прошедшем времени, как о человеке, уже ушедшем из жизни, невероятно трудно и горько. Мне всегда казалось, что он проживет не меньше ста лет, но вот прошел год с того скорбного момента, как его не стало. Он умер 21 ноября 2007 года. Сказали – саркома позвоночника.
   Журналистская профессия свела нас в Таджикском телеграфном агентстве, где я был главным редактором, а Глеб стал работать заведующим отделом. Опыт у него уже был, он отлично знал свои объекты, а это промышленность, строительство, транспорт, коммунальное хозяйство, торговля, его знали все руководители этих хозяйственных структур. Имея острый ум и отличную память, он легко и быстро справлялся с потоком информации, который шел из его отдела.
   Считалось, что работать в ТаджикТА очень престижно. В те 60-80-е годы в коллективе журналистов почти все были профессионалы – тассовцы. Агентство представляло собой отделение ТАСС и распространяло информацию не только на нашу республику, но и на Союз и на зарубежные страны. От журналиста требовался соответствующий уровень и Глеба Дейниченко отлично знали в редакциях ТАСС, откуда нередко поступали по телетайпу записки о том, что информация Дейниченко отмечена повышенным баллом, что означало и повышенный гонорар. У него было правило – писать так, чтобы было кратко, достоверно и ясно для всех.
   В советское время с большим размахом проводились празднования 1 мая и 7 ноября – дней всемирной солидарности трудящихся и Октябрьской социалистической революции. Отчеты о них шли в номер для всех газет республики, а готовили их мы – сотрудники ТаджикТА. Готовить такие отчеты объемом в газетную полосу, а то и на целый разворот, дело не только сложное, но и очень ответственное. Не дай бог допустить ошибку, особенно в перечислении фамилий руководителей республики, стоящих на трибуне и принимающих парад, или упустить важные детали при описании движения колонн трудящихся по главной площади Душанбе. Такую работу нам доводилось выполнять вместе с Глебом Дейниченко много раз. И проколов не было.
   При всей серьезности и ответственности работы, Глеб всегда оставался человеком, с которым приятно было общаться. Он отлично знал литературу, искусство, спорт – он был мастером спорта по штанге в среднем весе… А в общем-то трудно назвать область человеческих отношений и человеческих достижений, о которых с ним было бы не интересно говорить. Мы часто обедали вместе, а какой обед для журналиста без рюмки. В такие моменты Глеб превращался в блестящего рассказчика. Он мог по памяти читать десятки наиболее увлекательных страниц о бравом солдате Швейке из известного романа Ярослава Гашека. В его памяти легко возникали образы героев знаменитых романов русских и зарубежных писателей. Он хорошо знал историю СССР и в том числе историю Таджикистана.
   Хочу сказать еще вот что. Мы заинтересовались друг другом, как бы с некоторого расстояния. Каждое утро я ходил на работу в Дом печати с Пушкинской, по Шота Руставели и по улице Орджоникидзе, на которой стоял Дом радио. Из этого дома иногда появлялась группа молодых людей и направлялась к воротам горсада. Впереди группы обычно шел фасонистый атлет. Одет с иголочки: отглаженные брюки беж, красивая рубашечка, в коротких рукавах которой едва умещались крутые мускулы. С такой фигуры, думал я, скульптуру лепить.
   Впоследствии оказалось, что и я попал в поле зрения Глеба. Когда мы уже работали вместе а ТаджикТА, он написал обо мне очерк «Слово о старшем друге», где был эпизод, показывавший, что он принимал меня на улице Руставели за бухгалтера, торопящегося на  работу. Я тогда пробормотал, мол, бывают в жизни злые шутки, сказал петух слезая с утки. «Это сказал ежик, слезая со щетки», - поправил Глеб. Этот эпизод – прямое свидетельство того, что нам очень легко было сблизиться на почве юмора.
   Никто из моих друзей журналистов не был таким мастером лицедейства, как он. Находить сходство известных нам знакомых, иногда начальников, с сатирическими персонажами было его любимым занятием. Одной начальственной даме в этом смысле не повезло. Ее прическа и постоянное цоканье каблуками по кафелю коридора рождали представление о козочке. И однажды он сказал: «Коза».
   Глеб умел перевоплощаться и моментально превращался в человека, о котором рассказывал. Работал в его отделе, правда недолго, корреспондент по имени Витя – щуплая фигура, бледное испитое лицо с длинным носом и высокий бабий голос. В принципе Витя был алкоголик и жена всегда «помогала» ему получать зарплату. По рассказу Глеба, один раз это происходило так.
   В кабинете нас было трое. Вдруг дверь распахнулась, на пороге появились взрослая дочка и жена Вити. В один голос они зарычали – зарплату получил? Нет еще, пропищал Витя. – Иди, получай. – Успеешь?? – Иди быстрее. Витя отправился в кассу. А когда вернулся, стал выбрасывать из карманов брюк мятые дензнаки. В быстрых руках женщин они моментально исчезали. Витя успел схватить пятерку.  Отдай – закричала жена. Не отдам, - пискнул Витя.- Опять напьешься, как свинья. Да – на пять рублей напьешься, - возражал Витя.- Придешь пьяным, все ящики разобью о башку, крикнула жена и захлопнула за собой дверь. – Вот дура, - со смешком произнес Витя. – Ящики-то картонные.
   Глеб рассказывал это, что мы хохотали до слез. А потом пояснил, что у Вити в коридоре его дома действительно скопилось много картонных коробок.
   В те годы ходили анекдоты под рубрикой «Армянское радио отвечает». Нам они нравились, а главным рассказчиком был Глеб (откуда он только брал эти рассказы). Вот один пример. «Армянское радио спрашивает, что такое горжетка и как сохранить ее от вытирания? – Отвечаем, что такое горжетка, мы не знаем, но догадываемся, а чтобы сохранить ее мех от вытирания, надо поменьше ездить на  велосипеде».
   Сейчас кажется, без смеха в присутствии Глеба у нас не проходило ни одного дня.
   В агентстве Глеб нашел свою судьбу в лице симпатичной журналистки Веры Азарченко, которая стала его женой. С ней он уехал в Россию в середине 90-х годов. Они поселились в одном из сел Тульской области. Оттуда через несколько лет Глеб прислал мне сначала одну, а затем и вторую книгу своих стихов, - «Созвездие Льва» и «Коловерть». Книги объемистые, стихи на очень разные темы – о жизни, о друзьях, о кое-каких событиях. Хорошие стихи, но читая их, я почему-то испытывал грусть. Однако, чтобы поблагодарить его за стихотворные подарки, я написал письмо тоже в стихах, в котором приветствовал рождение нового поэта.
   Глеб очень уважительно и нежно относился к своей матери Галине Ивановне, маленькой сухонькой женщине с лицом восточного типа. Мы с ним не раз посещали ее, чтобы попить чаю, поговорить о жизни. Глеб как должное воспринимал ее строгости, а порой и выговоры, если он их заслуживал.
   Жизнь в России не была для них легкой, - просто сельская жизнь. Об этом мы узнавали из писем Веры Дейниченко Абдурахмону Расули, моему бывшему ученику, а ныне члену Союза писателей Таджикистана. Их связывает дружба, сложившаяся на почве общего интереса к делам таджикских кинематографистов. Несколько лет назад Вера прислала горестное сообщение о том, что на своей машине разбился насмерть сын Глеба – Олег, майор российской армии. Глеб тогда почти полностью отключился от жизни.
   Мне не кажется странным, что из десятка работавших в ТаджикТА блестящих журналистов, с которыми я дружил, мне чаще всего вспоминается Глеб Дейниченко. И вспоминается так, как будто он жив, здоров, весел…

                Олег Соболев, ветеран таджикской журналистики.

А мой сын Сергей,которого  Глеб воспитывал с 9-ти лет,написал стих  "ЛЮДИ  -ШРАМЫ". Признаюсь,не я,а сын сумел почувствовать тонкую и ранимую душу поэта,кровоточащую от любой несправедливости   жизни

Мир битком набит животной дрянью.
Люди,словно звери,и пока
Жизнь кипит,увидишь при внимании
Человека-волка и быка.
Люди-львы и люди-обезьяны
Так храбры,назойливы и злы!
А еще бывают люди-шрамы,
Бьются в кровь об острые углы
И бредут они,и кровоточат,
Так забавно созданы Творцом.
И никто из них совсем не хочет
Мнить себя творения венцом.
Ранят их и,обливая злобой,
Гонят,проклиная,а потом,
Им кидают в спину камни,чтобы
Слыть не обезьяною,а львом.
А они все ходят, от чего-то
Любят нас-и львов,и обезьян
Словно бы хотят поведать что-то,
Или излечить какой изъян.
Люди-шрамы-ласковые дети,
Тяжкий груз возвышенной души
Носят по озлобленной планете,
Бьются в кровь и не кричат в тиши.


            ПОМНИМ ГЛЕБА!
К 80 - летию ГЛЕБА ДЕЙНИЧЕНКО
«Великие люди – они велики не потому, что знамениты. Великими, одаренными, талантливыми они рождаются, и это как данность…»

«В людях, замученных жизнью, оставалась тяга к настоящим чувствам и поэтическому слову…»

«Я – человек довольно простой в общении…»

(Из интервью Глеба Дейниченко).

БЕДИЛЬ БУХАРСКИЙ.

Душанбе, сентябрь 1993 года. Мне звонят из редакции газеты и приглашают на встречу, завтра, в 10 утра, у памятника Ибн Сино. С кем, зачем и для чего – не объясняют. Заинтригован. На следующее утро стою у памятника. Ровно в 10 часов подъезжает огромный, роскошный ГАЗ-13 «Чайка» кабриолет, самое известное советское правительственное авто того времени. На таких возили королей и президентов, с них министры обороны принимали военные парады. Движение на улице ломается, автомобили притормаживают, прохожие замирают.

В «Чайке» сияющие лица - оператора кинохроники Зикриё Исроилова и фотографа с «Никоном» на шее. Не понимаю. Фотограф объясняет:

- Глеб пробил «Чайку» для фотосессии, до министра дошел.

- Зачем?

- Потому что у нее мягкий ход, без тряски. Снимать будем на ходу.

- Почему на ходу?

- Глеб сказал, динамика нужна.

Понятнее не стало, но как-то взбодрило. Хочет Глеб похулиганить? Похулиганим.

«Чайка» на скорости нарезает круги по маршруту киноконцертный зал «Кохи Борбад» – магазин «Мелодия». Кинооператор, уткнувшись в видоискатель кинокамеры, делает вид, что снимает. Я, с мегафоном наперевес, изображаю вдохновенного творца. Фотограф щёлкает не переставая.

А вокруг возрастает недоумение. Торговки на базарчике Караболо побросали товар без присмотра, толпятся на тротуаре. Врачи и больные прилипли к окнам травмпункта, смотрящим на дорогу. Даже знающие себе цену продавцы единственного магазина грампластинок и звуковой аппаратуры «Мелодия» высыпали на улицу.

- Кто это? Король Иордании?

- Это же наш. Кинорежиссер.

- А, кино снимают…

- Детектив?

- Это Кикабидзе. Гамарджоба, Вахтангджан!!!

На шестом круге фотограф остается доволен одному ему ведомым результатом. Растрепанные ветром, но довольные, мы расходимся.

4 октября 1993 года в газете «Бизнес и политика» выходит замечательная статья «Снимается кино» Веры Дейниченко, супруги Глеба, проиллюстрированная фотографией, на которой мы с кинооператором, словно Василий Иванович с Петькой на знаменитом плакате к кинофильму «Чапаев».

И друзей почти не осталось,

И из зеркала смотрит старик…

Мы земляки, бухарцы. В 1938-ом родился Глеб, через три года – я.

Наше детство прошло в переулках вокруг Зеленого базара и на старом кладбище у мавзолея Турки Джанди. Наверняка, мы не раз встречались тогда. Играли в фашистов и партизан. Делились семечками и чужими окурками или воровали мороженное в мороженном цеху, находившемся в домашней мечети моего деда. Но я не помню. И он не помнил.

Наше детство – это время не честных, а добрых, не смелых, а чутких, не принципиальных, а снисходительных людей. Мы росли, как трава, без плана и правил, и без ограничений, цвели чертополохом на солнечной стороне.

Может быть он – тот чужак, которого с гиканьем загнала в угол наша местная шпана, чтобы избить за чуждость. А он хрясь! хрясь ! отбивался ребром ладони. А потом Тарзаном взобрался по отвесной стене и с крыши крикнул:

- Один на один, с любым!

Может быть, он уже тогда писал стихи, если бухарцы прозвали его Бедилем.

Кривые улочки нашего детства, тесно сжатые ветхими стенами древних домов, ворочались, как в беспокойном сне, пыша жаром, маясь кошмарами дневной тревоги.

Верю, верю: не хлебом единым,

Но и словом Господним храним,

В Бухаре пребывает незримо

Хитроумный Ходжа Насреддин.

В час раздумий, в бессонные ночи

Подаёт он мне мудрости знак:

"Всё минует, не мучайся очень,

Веселее смотри, чудак!"

Умер поэт, и какая-то старуха горько воскликнула:

- Кого же назначат теперь на его место?

Как пишет мой друг, писатель Мухиддин Махмудов: «Придет время и особый, своеобразный памятник будет воздвигнут у нас тем родным по духу и судьбе душанбинцам, которых война раскидала по свету, разлучила с близкими друзьями, но их сердца до сих пор принадлежат Таджикистану».

Помогли ли наши стихи, книги, статьи, картины и фильмы кому-то жить, выжить в этой братоубийственной войне? Не знаю. Но они никогда и никому не помогали умирать.

Лишенный счастья бытия,

От этой тайны бесконечной

Бессонно мучаюсь: - Кто я?

Зачем заброшен в мир извечный?

Нам – таджикам повезло, что рядом с нами были Леонид Пащенко, Людмила Басова и Тамара Хетагурова, Зарина Гуева с Галиной Ковалевой, Глеб и Вера Дейниченко, Людмила Колбина, Ирина Сорокина, Олег Голуб, Константин Клюткин, Валентин Максименков, Юрий Харламов и многие другие, у каждого из нас свой список дорогих имен. Теперь нас осталось мало, но мы есть. Есть наши дети – будущие режиссеры и поэты.

Бако Садыков.

Ташкент, 5 августа 2018 год.

Глеб Николаевич Дейниченко(12 августа 1938 - 2007)-профессиональный журналист. Член Союза журналистов СССР с 1965 года.Закончил филологический факультет Таджикского государственного университета.Работал в ТАСС,в газетах и журналах,документальном кино,на радиостанции"ЮНОСТЬ". Мастер спорта по штанге.

  Эти воспоминания всемирно известного кинорежиссёра Бако Садыкова-подарок не только ушедшему из жизни поэту Глебу Дейниченко,но и мне-его жене.Я не хочу называть себя вдовой! У меня и в паспорте до сих пор стоит отметка о регистрации брака с Глебом Дейниченко. 11 лет я живу без него,печатаю стихи и выставляю на всех сайтах. И вот по этим стихам Бако Садыков узнал,что Глеб родился в Бухаре и своим кинематографическим видением представил,что они земляки с Глебом и возможно выросли на одних и тех же улицах .Потрясающий фрагмент поэтического киносценария о мальчишках,помнящих довоенную и послевоенную жизнь . .. А потом Бако Садыков пишет о помощи журналиста Глеба Дейниченко в фотосъёмке для газетного материала,который делала я. Сколько тепла и душевной благодарности вложил Бако в этот небольшой по объёму и насыщенный текст.Я со слезами перечитываю его и радуюсь ,что ни возраст,ни расстояния,ни болезни наши не отдалили нас друг от друга.Нет предела дружеским отношениям и искренним человеческим чувствам. Это-счастье!

                ГЛАВА СЕДЬМАЯ   

                БЕЗ ТЕБЯ...

...Я долго отходила от стресса.Не могла спать,мне казалось,Глеб стоит за дверью и  просит впустить его.Разговаривала с мужем в забытьи и наяву,писала в дневнике покаянные слова. Знакомые на улице шарахались от моего вида. Случайно я встретила доктора-невролога и она строго велела прийти на приём ,обещая  в стационаре  подлечить меня. Пояснила,что сама я из такого состояния не смогу выйти. Положила меня в палату реабилитационную ,где я одна  обитала две недели. Это было мне на пользу,так как никого не хотелось видеть,разговаривать и обсуждать чужие болячки.
В больнице  я чуть успокоилась,проанализировала  сложившуюся  ситуацию и написала несколько стихов.Вот самые горькие

 Я НЕ ВДОВА!
Не  хочу, не могу называться вдовой!
Я – жена и останусь твоею женой.
Смириться со смертью нет моих сил.
Протестует сердце против слова «был».

Ты есть! Ты жив, ты со мной,
Слиты души наши навечно.
Мне горько и тяжко одной.
Впереди, как у всех, наша встреча.

    СКУЧАЮ!
Никогда! Теперь я это знаю,
Не обнимут меня мужские руки.
Ты – единственный, о ком скучаю.
Сердце моё рвётся от разлуки.
Отняла тебя болезнь лихая,
Уложила в землю сырую.
А мне снится, как в солнечном мае
Я тебя под яблоней целую.
 

КТО СКАЗАЛ ,ЧТО ТЕБЯ БОЛЬШЕ НЕТ?

Кто сказал, что тебя больше нет?
Не могу я в это поверить.
Сколько в жизни моей было бед,
Боль от них ничем не измерить.

Поселилась в сердце тоска,
Оголила, изгрызла нервы.
   Почему твердил ты всегда,
Что уйдёшь из жизни первым?

Я сердилась, не помня себя,
Договор, мол, как слово чести.
Не уйдешь ты, не бросишь меня,
Будем в жизни и в смерти вместе.

Ты ушел, хоть любил до конца,
До самой последней минуты.
А я слышу, как наши сердца
Бьются в такт и ты рядом будто.


Я ОПЯТЬ ТОРОПЛЮСЬ ДОМОЙ

Я опять тороплюсь домой,
Хотя знаю, тебя там нет.
После горькой разлуки впервой
Ты мне с неба послал привет.

Причудливые облака
Изваяли вдруг твой портрет.
По ухабам автобус скакал,
Из окна я смотрела в след.

Мне почудилось: синь твоих глаз
Блеснула сквозь серую мглу.
Не услышала твой рассказ,
И ответить тебе не могу.
 
  В это время меня очень поддержали  Ермаковы, коллеги из редакции газеты "Светлый путь"  и Центра творческого развития  и гуманитарного образования. И ещё соседка по лестничной площадке-душанбинская землячка Раиса Ивановна Сикора.
 С  уговорами и лаской она насильно кормила меня,изобретая вкуснейшие блюда.
 Новый 2008-й год встречала с Люсей и Леной в Туле-они не хотели оставлять меня одну. А к Рождеству поехала в Москву  к любимой подруге Сусанне.  Она как раз только закончила очередной курс химии-терапии и как всегда переживала не за себя,а за меня,утратившую опору в жизни. Сусанна была  со мной непривычно строга,запрещала плакать,убеждала,что мне теперь надо думать как сохранить память о Глебушке, написать семейную книгу ,которую я ему обещала. А главные мысли  должны быть о сыне Сергее, о рождении внука или внучки. Вспоминала наши походы в храмы и молитвы ,чтобы помог Господь молодой семье в продолжение рода. И ведь  верно, долгих восемь лет длилось моё ожидание  сделаться бабушкой.

  И я стала пытаться жить одна.   Вплоть до лета каталась в Тулу в издательство,сама вычитывала свёрстанный экземпляр   книги  "Как стать юнкором", привозила фото,на ходу сочиняла подписи. Дневала и ночевала у Люси и моя племянница Лена говорила,что  гордится моим упорством и мужеством.
 3 июля мы с редактором суворовской газеты Мирославой Ивановной Вяткиной   забрали из типографии отпечатанный тираж. А на следующий день 4 июля 2008 года   сын прислал  на телефон сообщение,что у меня родилась внучка. Я зарыдала от счастья и тут же раздался звонок. "Чего же ты плачешь,мамуля?"- спросил радостный сын. " Всё -таки я вымолила внучку",-отвечаю. А сын:" Ты знаешь, я начинаю в это верить!"
 Увидела я свою кровиночку Сашу только  в августе-через  сорок дней после рождения. Две недели она была со мной каждый час.Я кормила её из бутылочки,возила в коляске гулять, купала в ванночке на столе и не могла нацеловаться,наглядеться.Подарила Оксаночке за внучку старинные золотые серьги с кораллом и перстень с рубином-наследство моей свекрови Галины Ивановны. Я воскресла в эти дни-жизнь обрела смысл.
  А в сентябре я вернулась на работу в свой Центр творческого развития и гуманитарного образования. Опять набрала большую группу детей,желающих обучаться журналистике,этике и эстетике. Мы выпускали газету, делали телепередачи для местного телевидения,ездили на премьеры в Тульский ТЮЗ,  ходили на выставки в музей,участвовали во всех конкурсах и фестивалях юношеской прессы, устраивали вечера памяти поэта Глеба Дейниченко. В центре смонтировали 8-минутный фильм о жизни Глеба: фотографии отбирала педагог по компьютерному обучению,а текст за кадром я читала сама.Фильм всех поразил и до сих пор я плачу ,глядя на эти кадры.
  К своему 60-летию  я написала  семейную  книгу  "ПИСЬМА К СЫНУ",которую  мой сын назвал повестью. Мы выставили её в интернете на Проза.ру Отклики идут  и идут.
И  страничку Глеба Дейниченко  открыли на прозе,опубликовав повесть о детстве "Под солнцем" и повесть о Сталине "Император". Стихи Глеба тоже выставлены в интернете.
Каждый год -в зимние и летние каникулы я гостила в Гатчине,встречаясь с подросшей внучкой.В моих дневниках описан первый зуб,первый шаг,первое слово.Я храню её рисунки,фото,стихи и обещаю написать книжку-самоделку "Всё о Саше и для Саши".А вот в Суворове у меня внучка побывала лишь один раз на   юбилейном 65-ом   дне рождения. Мои юнкоры подготовили тогда вечер памяти поэта Глеба Дейниченко  и сын Сергей впервые  услышал как читают стихи его бати. "Люди-шрамы" Сергея Азарченко- посвящение  духовному отцу тоже прозвучали на том вечере. Сын признался,что был тронут.
  Получается,предсказания Глеба и его матери Галины Ивановны сбылись-вот уже 12-й год я живу для себя. Дважды побывала в санатории "Белоруссочка" под Минском,потом в двух санаториях  под Тулой.
 Александр Сергеевич Ермаков написал новые песни на стихи Глеба Дейниченко и дал два сольных концерта в Калуге и в Туле. Мы виделись не так часто,но они с Лидией Николаевной  считают меня за родного человека  и я чувствую их   заботу, внимание,поддержку.
  В 2012 году ушла из жизни моя любимая подруга Сусанна. Я была у неё в гостях на
Рождество,а в марте она скончалась в больнице. Прощание было в крематории-Сусанночка так пожелала и велела прах  развеять над любимой скамейкой в парке Сокольники. Наша дружба длилась 28 лет -еще с Душанбе и я знаю теперь,что такого близкого по духу человека Бог посылает раз в жизни. Надо было пережить и эту потерю...
 А через год меня по интернету разыскала Гуля Шахиди. Мы с ней в 1976 году начинали работать в Республиканской молодёжной газете "Комсомолец Таджикистана" и сразу подружились. Потом Гуля ушла в науку, я -в таджикское отделение ТАСС, в Союз театральных деятелей Таджикистана.Гражданская война раскидала нас в разные стороны света и разлучила на целых 20 лет. И вот, как  бы моя Сусанна с неба, подсказала новую встречу с Гулей,передала меня в её руки. Гуля , несколько лет проработавшая на телеканале  "МИР",  задумала написать книжку о детях,потерявших родителей во время братоубийственной войны в Таджикистане.  Предложила  мне помочь  с редактированием. Сомневалась в себе,мучилась. А я загорелась  идеей и помчалась к ней в Москву. Читала рукопись повести "Город,где сбываются мечты" и плакала над каждой главой. Вспоминала свои молодые годы в и Гулиных родителей.
 Книгу  Гуля издала в Душанбе, а в 2015 году в Лондоне на Евразийском  литературном фестивале повесть получила главный приз -Золотую медаль "Голубь мира".Так началось наше творческое сотрудничество.
 В этом же 2015 году я решила оставить свою педагогическую работу с юнкорами и целиком посвятить себя литературному редактированию. Гуля моя каждую зиму жила в Лондоне и каждую новую книгу мы с ней  сверяли по скайпу. Сын Сергей  радовался,что у меня открылось второе дыхание и в сотворчестве с тётей Гулей его мамочка проживает новую интересную жизнь.
    За пять лет мы с Гулей издали  три повести,два научно-популярных очерка,роман, книгу сказок,сборник статей и интервью, избранную прозу.Получается,10 книг на русском языке,4-на английском и признание  они получили в разных странах мира.
Гуля считает,что нам помогает с небушка  Глеб и старается упомянуть о нём  в прозаических произведениях. Так в повести "Соседушки" в главе "Красота и Конфуций" герои схожи с супругами Дейниченко и судьбой и поступками. А в юмористической повести "Фарход из Навгилема" Гуля придумала образ московского олигарха Глеба Николаевича Доброва,который  вырос в Таджикистане,хорошо знает  персидскую поэзию и сам пишет стихи.Естественно,пара стихов Глеба Дейниченко включена в повествование, а ещё  фирменные  Глебовские слова-перевёртыши,которые  автор  Гульсифат Шахиди вложила  в героев повести-парней-гастарбайтеров.В романе "Свет мой,Солнышко" упоминание героев о журналисте Глебе Николаеве  и чтение его стихов- тоже  дань памяти моему мужу.
Мои ученики- выпускники пресс-центра "Юнкор" разных лет не забывали меня в эти годы.Придумали создать видеотеку "Читаем стихи Глеба Дейниченко" и приезжали ко мне домой на студенческих каникулах ,чтобы прорепетировать стихи перед записью,вспомнить встречи с Глебом Николаевичем в Ханино и в Суворове. А ещё  мои юнкоры помогли снять на камеру  все мои рассказы  о жизни и творчестве  моего мужа и смонтировать их в фильм
под названием "Есть бессмертье за жизненной чертой".
Нежданно-негаданно я получила однажды предложение,от когорого невозможно было отказаться А суть в заметке
 "ПОДАРОК ПО ТЕЛЕФОНУ"

Это было в 2014 -ом-юбилейном для меня году.
Я получила неожиданный подарок от человека,с которым даже не была знакома.Услышала по телефону "Здравствуйте,Вера Владимировна! Это Евгений Корчаго. Я хочу издать стихи вашего мужа Глеба Дейниченко. "
От изумления я онемела на пару секунд. Потом поинтересовалась,не сын ли мой телефонный собеседник коллеги по Суворовскому центру творческого развития и гуманитарного образования музыканта Виктора Леонидовича Корчаго. Женя родство подтвердил и сказал,что именно в доме отца увидел книгу Глеба Дейниченко "Коловерть" и прочёл её,не отрываясь.
Мы договорились о встрече в Суворове .Женя жил и работал в Москве в адвокатской конторе. И я взялась писать вступительную статью к новому сборнику ,который решила назвать "Колесо судьбы",а стихи в него включить со странички Глеба Дейниченко на сайте Стихи.ру
Встретились с Женей у меня дома за чайным столом,обсудили формат,тираж и обложку новой книги .Решили добавить стихи из прежних изданий "Созвездие Льва" и "Коловерть",увидевших свет при поддержке и инициативе суворовского музыканта и соавтора песен Александра Ермакова.
Вскоре я держала "Колесо судьбы" в руках и плакала от счастья.Презентацию книги устроили в родной школе Жени Корчаго-в Суворовской гимназии. Александр Сергеевич Ермаков тоже пришёл -спел мои любимые песни на стихи Глеба Дейниченко,подарил всем участникам свои компакт-диски.
 Сейчас редко звучат любимые певцы Глеба-Георгий Виноградов, Вадим Козин,Пётр Лещенко. Я вспоминаю,как с пластинок сын переписывал на магнитофонную плёнку их песни,а Глеб мастерски подражал  их голосам. "В парке Чаир распускаются розы", "Чёрные глаза", "Моё последнее танго"," Осень-прекрасное утро","Чубчик кучерявый". И эта музыка  тоже со мной навсегда.

 В  печалях,в болезнях и  отчаянии меня  поддерживало стихотворение  Глеба
 
"НЕ ГОРЮЙ"
Ни  о чём не горюй и не плачь.
Все минует: и горе, и радость.
Время – лекарь и время – палач.
По деяниям ценят награду.

Никого ни о чём не проси.
Не ходи от несчастия близко.
Крест житейский без вздохов неси,
Сильным мира не кланяйся низко.

Научись быть довольным судьбой.
Не пеняй на изменчивость века.
Познакомься короче с собой-
Самым близким тебе человеком.

И с гатчинской роднёй я воссоединилась  наконец-то. После тяжёлой операции на сломанной ноге сын Сергей перевёз меня в Гатчину. К этому времени  он похоронил и бугурусланскую бабулю ,и  своего родного отца. Рядом с сыном мне спокойно и болеть не так страшно.
 Здесь я окружена заботой и вниманием,могу видеть часто свою выросшую без меня внучку. Нам с ней всегда есть о чём поговорить,посекретничать.

Годы,прожитые в одиночестве,многому научили меня.Святые отцы в своих наставлениях подчёркивают,что одиночество воспитывает и проверяет человека. Оно помогает собиранию ума, приближает к Богу,способствует молитве и умеряет житейские заботы.
 Нелёгкими были мои шаги к храму и попытки научится молитвам.До скончания века я буду благодарна моей тульской подруге-православной журналистке Наталье Николаевне Мельниковой. Она за руку подводила меня к иконам и святым мощам в храмах,дарила нужные книги и никогда не отказывалась порассуждать вместе на церковные темы.
  В Суворове в новом храме Владимирской Божьей Матери я старалась не пропускать праздничные службы, побывала на занятиях в Православной гостиной.
Александр  Сергеевич Ермаков  свозил меня в женский монастырь Шамордино и в родные Буки,где они с моим Глебом  собирали материал для  семейной книги.
И в благословенную Оптину Пустынь я съездила  по приглашению бабушки моей ученицы.
Всё это время я стремилась понять и разгадать моего мужа-поэта. Только теперь,на пороге  70-летия, я осмысляю,насколько он был закрытым  и не суетным человеком. 
  Как-то  один из наших коллег-журналистов назвал в воспоминаниях Глеба циником. Я прочитав это, возмутилась было  до глубины души.Потом одумалась: ведь в Душанбе он не написал ещё своих  главных стихов и друзья не подозревали,что  за его  шутками-прибаутками,иронией,приправленной долей здорового цинизма ,скрывалась тонкая,ранимая душа. Глеб считал классиков литературы учителями жизни,часто перечитывал любимые произведения и тихо радовался,когда наши пристрастия совпадали.
   Ремарк в своём гениальном романе "Три товарища" сказал:"Меланхоликом становишься,когда размышляешь о жизни,а циником -когда видишь,что  делает из неё большинство  людей". Он же считал,что " такт- это  неписаное соглашение не замечать чужих ошибок и не заниматься их исправлением. Человек  всегда велик в намерениях. Но не их  выполнении.В этом и состоит его очарование ".
 Точно,обо всех нас! И я корю себя за диктаторские замашки,которые недопустимы   были в семейных отношениях.
  Митрополит Антоний Сурожский писал : "В молодости в человеке горит огонь, в старом человеке светит свет.Надо уметь,пока  горит огонь,гореть,но когда прошло время горения - суметь быть светом. Надо в какой-то момент жизни быть силой,а в какой-то момент тишиной".
 Я полюбила тишину. В молодости горела,Глеб шутил,что от меня искры летели. И бескопромиссная была  до крайностей. Брезговала людьми, подверженными низменным страстям. А у Глеба в приятелях числились и алкоголики,лишившиеся высоких должностей, и бомжи, и тюремщики.
  "Ты же не знаешь, кем  раньше были эти люди,где работали. И не представляешь,какие обстоятельства их сломали",- пытался  вразумить меня Глеб.
  Я взрывалась от негодования,била ладонью в грудь и возражала : " А я в какой семье выросла? И как меня жизнь  крутила! Но я же не скурвилась, не спилась и на вокзале милостыню не прошу!"
" Не всем же быть такими сильными,как ты, -мрачнел Глеб.-А я вот раб своих слабостей. Меня ты  тоже презирать будешь? Как писал незабвенный Николай Васильевич Гоголь про одного из своих героев,   полюбите нас чёрненькими,а беленькими  нас всяк полюбит."   Я ненавидела эту цитату!
  Теперь я понимаю, что нечем мне гордится,никакой заслуги моей нет-Бог не попустил  свершится мерзостям. А ошибок я наделала многое множество и каюсь,плачу о них.
 Опытные духовники  утверждают, что жизнь - планомерная и трудная работа по воле Творца - Великого  Архитектора. А наше  место- лестница: 12 ступеней вверх,12 ступеней вниз. Всю жизнь нам дано носить кирпичи по этим ступеням.  Знаю,как это трудно,но не ропщу. Благодарю Бога за каждый подаренный миг жизни.
 Из книг митрополита Антония Сурожского я выписываю в тетрадку особо поразившие меня  советы. Приведу два из них -  "Мы должны помнить,что всякий человек,кого мы встретили в течение нашей жизни,даже случайно,даже  находясь в метро, в автобусе,на улице,на кого  мы посмотрели с сочувствием,с серьёзностью,с чистотой,даже не сказав ни слова, может в одно мгновенье получить надежду и силу  жить".  Или -"Мы должны научиться слушать по иному. За словом есть звук голоса,за звуком голоса есть целая человеческая судьба".
 Глеб  умел   слушать и слышать людей,а я нет. Перечитываю его стихи-их более 400 и открываю в них себя и душу моего поэта. Мне  предстоит ещё многому  у него научиться. Он никого не осуждал,не учил жить, с каждым готов был поделиться  последним куском, никогда не спорил и не оправдывался.
 Я писала эту статью, чтобы разобраться и в себе. Как сказала одна моя приятельница ,в заглавии  "О чём молчат стихи" есть  и загадка ,и парадокс.  Очень надеюсь, что почитателям творчества Глеба Дейниченко будут  интересны мои открытия. А в завершение предлагаю волшебное стихотворение

 СЛЫШАТЬ ВЕЧНОСТЬ
Когда полночная луна
Прольёт свой свет волшебный
Сквозь негу лепестков цветущих яблонь
И тени зыбкие на землю упадут,
Когда на миг прервёт
Напев свой сладостный безвестный соловей,
Послушай тишину.
Лови лицом дыхание лугов заречных,
Лесов,во тьме росистой утонувших.
Услышь крик трепетный ночного коростеля,
И рыбы плеск,и лёгкий звон цикад.
Вдохни поглубже воздух,
Бесценным ароматом напоённый,
И ощути,как в свете дивном
Плывёт земля в обители миров.
И будет вечно плыть.
С тобой иль без тебя,с другими.
Разлейся,растворись в полёте,
Тогда поймёшь,что вечность
С тобою говорит,а смерти нет.
Что время соткано из мигов
Таких вот,только надо научиться
Ловить их,и любить,и принимать
Как благодать,дарованную свыше.
 

    Гатчина,  июль 2018 - март 2019 года.