Русский сыщик. Глава3. Трудности и хитрости службы

Глава 3.
Трудности и «хитрости» службы.


Что и говорить, служба моя, в с/к, началась с ЧП (чрезвычайного происшествия), которое было для меня, если не шоком, то - приличным «стрессом».
Я получил в подчинение отряд, который зачем-то именовался 3-а (прямо, как в школе). Я купил свисток - для сбора зэков на вечернюю «проверку». Стоя в коридоре, где происходило построение,  свистел, и зэки «выползали» из своих комнат. Добавлю, что такое построение происходило на четырех этажах, так как мой от-ряд размещался на втором - пятом этажах, в количестве около 85 человек. Построение происходило поэтажно, на каждом этаже отдельно. Затем я, по журналу со списком отряда производил «пере-кличку». Стоя в строю, зэки откликались. Причем, если кого-то не было (не прибыл еще с работы, работал во вторую смену, отпросился) - отмечалось отдельно.
Вскоре я научился «фильтровать базар», то есть думать, прежде чем «употреблять» какие-то гражданские, на первый взгляд, безобидные слова, которые в этом обществе имели совсем «иной» смысл.
Например, когда, однажды, зэки стали толкаться в строю, так как стояли очень плотно, я сказал им: «хорош, мол, вести себя как бойцовые петухи». Надо сказать, что этот народ учел мою «гражданскую безграмотность», так как, ранее, я им говорил, что в этой «системе» – недавно, и, сейчас, они мне «вежливо» пояснили, что «петух» - это очень обидное слово. Им назывались те, с которыми вступали в гомосексуальную связь, их еще называли «опущенные». Опять же, потом, я уже думал, прежде чем сказать: «Ты чего сего-дня мрачный такой, как в воду опущенный». Многое мне пришлось обдумывать, так как слова могли иметь «иной» – оскорбительный смысл. И, если мне прощалось (я же для них был начальник, тем более – новичок), то, между собой, они, уже «сидевшие», таких слов не прощали. «Мужиками» среди них были – «нормально си-девшие», трудяги. Были и «блатные» - «авторитеты». Кстати, когда я, сидя у себя в кабинете, на пятом этаже, еще первое время, приглашал зэка сесть, то сразу, в первые же дни, получал ответ: «Начальник, я и так - который год сижу, а у вас могу – «присесть». Вот тебе и - слова со «смыслом»!
И вот, как я уже сказал, мне-то, снисходительно, это прощалось, но среди своих – никогда.
Прошло, буквально, три дня - с начала моей службы, шла середина июля, я «высвистал» зэков на проверку, кстати, на том же этаже, где располагался и мой кабинет. В строю не хватало одного человека – Родионова. Хотя я, минут за двадцать до проверки, обходил этаж и смотрел через окошки в дверях на подопечных, видел, этого самого, Родионова лежащим у себя в комнате, на кровати. Я спросил у соседей по комнате (так называемых сокамерников), где он? Ему что, мол, «особое» приглашение необходимо? Или нужно пойти и дать «пенделя“ (ударить под зад), для ускорения? Они «замялись». Тогда я  послал «дневального» поднять Родионова и «пригнать» в строй.
Я, как в армии, назначал по очереди дневальных по этажу, с которых требовал поддержания порядка. Дневальный ушел, но, через несколько минут, вернулся и сообщил, что поднять Родионова - не смог. Я распустил отряд по «хатам», а сам, сильно рассердившись, пошёл «лично» поднять Родионова.  Толкнул дверь в его комнату. Родионов (было жарко) лежал, до пояса раздетый, в тонком трико, поджав ноги, лицом к столу, стоящему у кровати. Я толкнул рукой его босую ногу, даже не обратив внимания на «мертвенную» бледность тела. Нога была - не просто холодной, а «ледяной». Не договорив фразу:
- Ты чего разлёгся, «нажрался» (напился), что …ли? - я «осекся».
Что и говорить, трупов я, до сего времени, видел мало, и то - на похоронах. Но там они лежали «чин-чинарем», в гробу, со скрещенными руками. А вот криминальный труп - видел впервые. Поэтому, до меня никак не «доходило», что это – мертвец. Я дотронулся до его руки, такой же ледяной, но, окоченевший к тому времени уже, труп, очень «неохотно», опрокинулся на спину. И, тут-то,  увидел в левой стороне груди Родионова, под левым соском, маленькую дырочку, из которой,чуть-чуть сбежавшая ранее, кровь успела загустеть и стать темно-бордовой. Я остался в комнате, а дневального, который вошел следом, отослал в дежурку, сообщить о трупе. Слово «убийство» мне на ум, как-то, даже не приходило.
Через непродолжительное время, комната «наполнилась» дежурным нарядом, прибежали оперативники, замы, начальник с/к - майор Черватенко. И комната стала «тесной». Опера меня опроси-ли, устно и быстренько, потом выставили оцепление, из сержантов, и побежали сообщать в РОВД. Мы находились в «оперативном» подчинении РОВД, так как город, к началу моей службы, уже разделился на два района,  с УВД во главе.
Вскоре понаехало столько «ментов», что я – «диву» давался. Появился и грозный, пузатый мужик чуть выше среднего роста, лет 45-ти, который громко матерился и прошел, как и все, в комнату убиенного. Ребята, опера, сказали, что это  - Балабуев. Я хоть, «воочию», посмотрел на - «легендарного беспредельщика» – «Шерхана». И еще, мне довелось увидеть подтверждение милицейской поговорки: «Есть «веселые» моменты в нашей «серой», как шинели, милицейской жизни».
Мы, с мл.лейтенантом Зуевым,разговаривая, подошли к площадке с лифтом. Зуев был из спецчасти. Он сказал, что сыщики ему «поручили» быстро «выбрать» дела всех «мокрушников», то есть убийц, из числа нашего спецконтингента, а также - всех судимых за тяжкие преступления против личности. В это время, «Шерхан», выйдя из комнаты убитого, тоже подошел к лифту и намеревался ехать вниз.
Мы с Зуевым отошли в сторонку, стараясь не попадаться ему на «глаза». В этот момент, двери лифта открылись, и из него вышли двое наших зэков, приехавших с работы. «Шерхан», внезапно придя в ярость, рявкнул на них, видимо считая, что его, как начальство, все должны знать в «лицо»:
- Вы какого тут, вашу мать, катаетесь?
На это один из них возьми и «брякни»:
- А ты чего, «толстопуз», тут орешь? Охренел - в «атаке»?
 Они, не зная «Шерхана» в «лицо», видимо, подумали, что это новичок – зэк, просто- наглый.
Что тут началось??? На рев «Шерхана», из комнат по всему этажу, выскочили и «менты», и «зэки». Он, тут же, распорядился «загнать» наглецов - на «15 суток». Их скрутили и, даже не слушая объяснений, уволокли в дежурку, в «клетку» - помещения для задержанных.  «Шерхан» «отчалил», весьма разгневанный, успев Черватенко сказать, что у того - «зэки, вообще,- страх потеряли», «распустил» ты их тут, «так вашу и разэтак»….
Тем временем, в с/к, вовсю «кипела» работа. Опера, с отрядниками, приступили к «поголовному» «шмону» - досмотру, людей и вещей. Другие, тем временем, таскали в кабинеты и беседовали с, отобранным Зуевым, контингентом, а заодно, и со своими «стука-чами» (информаторами) общались. Я такого «ажиотажа» еще не видел, так как это убийство, к счастью, оказалось в с/к - первым и последним.
Вскоре «пошел цвет» (информация), как выражались оперативники. Зэки рассказали, что, еще после обеда, в комнате убитого, они, «потихоньку», выпивали, пока начальство отсутствовало (работа во вторую смену у сотрудников начиналась с 16 часов). К ним пришли гости - двое зэков из 4-го отряда. Среди гостей был и, от-бывавший наказание за нанесение тяжких телесных повреждений, Вербицкий. Они, с покойным Родионовым, «хорошенько» выпили. При этом присутствовали еще двое - из моего отряда. Слово за слово, и пьяный Родионов обозвал Вербицкого «козлом». «Козел» на блатном жаргоне означает - «стукач». Вербицкий вспылил:
- Ты, за свой базар, отвечаешь?
- Отвечаю, - дерзко ответил Родионов.
Тогда Вербицкий схватил с тумбочки тонкую отвертку, которой  открывали пивные бутылки, и всадил ее в грудь Родионову. Тот успел только «охнуть», и завалился на кровать. Вербицкий, тут же, «смотался» (убежал). Оставшиеся зэки, убрали бутылки, отвертку и, вытерев тряпкой, кровь с груди убитого, придали ему вид «спящего». Крови вытекло немного. Я, уже позже, работая в «убойном» отделе, узнал, что, подобные ранения, дают мало крови наружу, но вызывают обильное внутреннее кровотечение. Самые страшные и тяжкие раны наносятся шилом.
Вербицкого, после получения этой «информации», отыскали на восьмом этаже, в другом корпусе, в «чужом» отряде, где он продолжал пить. Его, тут же, увезли в РОВД, где он признался в убийстве.
Этот, долгий и страшный, июльский вечер, для меня закончился - глубокой ночью. Такое вот, «боевое крещение», я получил в первые же дни службы. Хорошо, что это преступление быстро «раскрыли».
После этого ЧП, служба вновь вошла в «колею» и «пошла-поехала» в нормальном, если так можно выразиться, «русле».
Конечно, были и свои, мелкие «эксцессы», но - не такого «масштаба». Зэков тщательно «учитывали» на проверках, контролировали их поведение. Проводились, плановые и внеплановые, (по указанию оперов), «шмоны» (обыски) в отрядах. Во время «шмонов» выявлялись, запрещенные к хранению в комнатах, предметы: любой рабочий инструмент, включая отвертки, шила, молотки и т.п. Также выявлялись -пепельницы в комнатах, так как на этажах были отведены «специальные» места для курения, а в комнатах курить запрещалось. Обнаружив пепельницы, сотрудники демонстративно высыпали пепел и окурки либо на столы, либо - прямо на пол и, немедленно, требовали убрать, а пепельницы летели - в мусоропровод.
Изымались и, самодельные, спиральные, электроплитки, которые, тут же, разламывались, либо разбивались - об пол.  Изымались куски провода, с припаянными к ним, на концах, лезвиями без-опасных бритв, с помощью которых зеки варили себе «чефир» - крепчайший чай (пачка чая - на кружку).
Изымались игральные карты и прочая «ерунда».
 Аврально,  в дни поступления новых этапов из зон. Но это – «неотвратимость», так как,  в с/к был некомплект спецконтингента. А, при «наполняемости» до 1000 человек, начальник получал возможность присвоения звания «подполковник». И зэки -уплотнялись. Но, у нас-то, места было достаточно -  общага в два корпуса, по девять этажей, это позволяла. Смешнее было в других с/к, так как это - обычные пятиэтажные общаги, а начальники в них тоже желали стать подполковниками и буквально «утрамбовывали» людей в комнатах. Кровати (шконки)  сооружались в два, а то и в три, яруса, как в бараках. В комнаты, где могли жить 10 чело-век, «наталкивали» 20-30.
В дни приема этапов, мы выезжали на ж/д станцию, где, у вооруженного конвоя, принимали зэков по «головам», грузили в машины и везли, уже под нашей охраной, в спецкомендатуру. Там их сразу направляли в «ленкомнату», где, перед ними, выступало руководство, представляясь и оглашая «правила внутреннего рас-порядка». После этого, этапы направлялись на второй этаж, в оперблок, где оперативники «откатывали» их, то есть дактилоскопировали, после чего - распределяли по отрядам.
Этапы прибывали с разных концов СССР. Особенно часто – с Украины, Узбекистана, Киргизии, Белоруссии и Азербайджана. Иногда - с зон Волгоградской области. Контингент  очень разный, с разными «статьями», с разных «режимов». Были и «бакланы» - судимые за хулиганство, «гопстопники» - грабители, «щипачи» - карманники, просто ворье, «мокрушники» - убийцы. И, как ни странно, но проще было с людьми, «сидевшими» за тяжкие преступления и прибывшими с зон «усиленного» и «строгого» режимов, нежели – с «общего».
Так как, из первых двух - шли «лица»,осужденные по «тяжким» статьям, рецидивисты, имевшие за «плечами» большие сроки; и они не собирались, в основной своей массе, «дебоширить» в с/к, чтобы  их  не вернули снова в «зону», которой они уже «наелись».  Эти люди вели себя «пристойно», были уважительны и дисциплинированны (зона, за многие годы, их «выдрессировала»). А вот, пришедшие с «общака» (общего режима): мелкое ворье, «блатата», хулиганы-«бакланы», имевшие малые сроки, ничего, даже в зоне, так и не поняли. Они, очутившись на свободе, пусть и ограниченной, начинали пьянствовать, дебоширить и, зачастую, снова воз-вращались в зону.
У меня был избран «Совет отряда». Председателем стал Дроздов, уже «отсидевший» десять лет строгого режима – «строгача». Я читал его личное дело. Он работал автослесарем, до аре-ста. Как-то ночью, к нему в бокс, притащили разбитую «легковушку», владельцем которой был «молокосос» – сынок городского «чинуши». Этот «сопляк», веселясь с друзьями, разбил ночью, по «пьянке», машину и потребовал, в категоричной и хамской форме, до утра её восстановить. Дроздов дежурил в эту ночь. Он был один, и поэтому ответил, что это  сделать нереально. Тогда,  храбрые, ни в чем не получавшие «отказа», ребятишки принялись его избивать (для ускорения процесса ремонта). Дроздов был крупный и сильный мужчина. Он так «долбанул» (ударил) зарвавшегося хама-«сыночка», что тот «отлетел», да неудачно – прямо в «смотровую» яму, где, головой, ударился о выступавший «штырь». От полученной травмы, в больнице, не приходя в сознание, скончался. Дроздова же, просто по указанию «папаши» погибшего, прокуратура «засудила» - за умышленное нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть, на двенадцать лет, не принимая во внимание никаких доводов обвиняемого, а выполняя указание одного из «отцов» города.
Я это все прочёл в деле и проникся симпатией к человеку, несправедливо «засуженному» «системой». Его осудить должны бы-ли по статье – неосторожное причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Хотя, представить любого на его месте, – выход был бы: либо давать сдачи, как Дроздов, обороняясь один против троих, либо - предоставить им изуродовать себя и «уложить» в больницу. Этого человека я назначил председателем Совета отряда. Он был рассудителен и справедлив.
Мы, с Советом отряда, с Дроздовым во главе, на заседаниях рассматривали «мелкие» провинности зэков. Так, помню, выслу-шав одного «баклана», который, едва прибыв в с/к, успел уже «по-гостить» в вытрезвителе и на 15 сутках административного ареста, за мелкое хулиганство. Дроздов ему «прямо» заявил:
- Ты – «баклан», что в этой жизни видел? – имеешь свою «трешку», сидел  на «общаке» (общий режим), и уже пальцы «растопырил». Не можешь пить – «соси дерьмо через тряпочку». Я предлагаю, - завершил речь Дроздов, - ходатайствовать перед администрацией с/к о «возврате» в места лишения свободы данного «субчика», либо, разрешите, гражданин «отрядник», я ему просто, «по-свойски», для профилактики, набью «морду» и оставлю в отряде, под своим присмотром.
И этот «баклан» согласился на второй вариант. Хотя я, официально, был «против», но, в душе, все «одобрил». И, этот зэк, вскоре стал нормально себя вести, «отбыв» у нас свои, оставшиеся, восемь месяцев «срока», он уехал домой. Вот и думай, после этого, о системе «воспитания»….
Изымали мы на «шмонах» и спиртное, в большом количестве, отбирали его и дежурные, так как через дежурку, особенно в дни зарплаты, зэки пытались проносить все подряд. У одного из дежурных кличка была «майор Губа». Зэки его прозвали так - за большую родинку на верхней губе. До службы в с/к, он был начальником вытрезвителя. Теперь же, мы могли, через него, отправлять зэков в вытрезвитель, даже не сильно пьяных, без проблем, если хотели позже оформить их на «возврат», в места лишения свободы. Как-то раз, этот «Губа» поймал зэка, который пытался пронести три бутылки «бормотухи» - дешевого крепленого вина. Обычно поступали так: спиртное отбиралось протоколом «вы-емки», составлялся «акт уничтожения» – изъятое спиртное, в присутствии понятых и самого виновного, выливалось в канализацию. Дежурный писал рапорт о случившемся, который «рассматривался» руководством, и виновный наказывался. Начальник отряда применял меры «общественного» воздействия, либо - более «жесткие» ограничения. В этот раз,  майор привел задержанного с алкоголем (тот уже был «навеселе»)  в туалет, чтобы вылить спиртное. Но дежурный предложил зэку: «мол, «жалко» выливать все, прав-да?» – тот согласно мотнул головой. Тогда майор, удалив из туалета понятых, предложил ему выпить, сколько «влезет». Зэк «выдул» (выпил) почти две бутылки. Остальное вылили. Потом, дежурный поместил его в «клетку»- отдохнуть. Минут через 20-30, зэка «развезло» (опьянел). Вызвали машину вытрезвителя и «сдали» его. У данного зэка образовалось сразу три «грубых» нарушения: появление в пьяном виде в общественном месте, пронос спиртного в общежитие и - вытрезвитель. Задержанный, несмотря на туманную голову, догадался о «каверзе», и стал громко материться. Тогда дежурный позвал двух свидетелей «матюгов» и составил, «вдогонку», протокол за «мелкое» хулиганство – нецензурную брань в общественном месте. Так что, после вытрезвителя, «хлопчика» отвезли на 15 суток ареста. А, пока он сидел, отрядник подал в суд прошение о рассмотрении полного «букета» (набора) нарушений. В итоге, зэка «вернули» в зону, на весь «неотбытый срок». Когда я спросил «Губу», зачем ему это понадобилось, тот сказал, что эта «гнида» давно его «доставала» и бегала «стучать» начальству.
Что же, мы иногда «сгущали краски» и избавлялись от тех, кто наглел и «зарывался», считая, что, если они «бегают» к высокому начальству, им можно с нами, рядовыми сотрудниками, и не «считаться».
Я, потихоньку, постигал эту непростую «грамоту» службы.
Иногда, когда прибывали свежие «этапы», у нас происходили, на этажах, «массовые» драки. Чаще всех, дрались «хохлы» – украинцы, с «бульбашами» – белорусами или русскими. Очень редко – азиаты и кавказцы. Когда происходило такое, то на этаж, где шла драка, по «тревоге», вызывались все сотрудники, из РОВД  на помощь приезжали патрули. Здесь хочу добавить, что нам, сотрудникам с/к, поскольку мы постоянно находились среди зэков, оружие при себе иметь не позволялось, чтобы не разоружили. Спец-средства: наручники, резиновые палки и слезоточивый газ-«Черемуха» - имелись только у дежурного наряда. Так что, все время приходилось, что называется, держать «ушки на макушке» – не реагировать иногда на «провокации в лоб», а «лавировать» и не «распускать», беспредельно, руки, ограничиваясь «лещами» (под-затыльниками) «мелким» нарушителям. Но, без оружия и спец-средств, порой, приходилось тяжело. И я усиленно занимался спортом, регулярно посещал занятия по «рукопашному» бою, что-бы быть всегда готовым «постоять за себя».
Так вот, во время таких массовых драк, (недаром мы изымали все молотки и колюще-режущие предметы),  в ход шли у зэков не только кулаки, но - ремни, табуретки, ножки стульев, металлические грядушки кроватей. Но, замечу сразу, когда мы разнимали дерущихся и «скручивали» их, зэки, «доставая» друг друга, ста-рались нас не «зацепить». Я это быстро «подметил». Спросил, потом, у коллег. И мне сказали, что нанесение «побоев» сотруднику, при исполнении служебных обязанностей, (зэки это четко знают), немедленно «расценивается» как возвращение в зону, на весь неотбытый срок минимум, а максимум – с раскруткой (получением но-вого срока за нанесение побоев сотруднику). А это- «плюс» еще несколько лет. А, прибывшие в зону, с такой «раскруткой», будут нещадно «угнетаться» администрацией колонии. Это - постоянное нахождение их в карцере, ШИЗО (штрафной изолятор) и ПКТ (помещение камерного типа). Так что, «несахарная» жизнь, до конца срока, им будет обеспечена. По этой причине, они нас и «оберегали».
Потихоньку, я постигал «науку» службы среди спецконтингента. Научился «ладить» с «блатными», не «распуская» их, а они - помогали поддерживать «порядок» в отряде, не давая «распус-каться» другим, так как, самому, за всеми уследить - было невоз-можно. Во время «шмонов», я научился отыскивать «нычки» -  тайники с запрещенными предметами.
Так, однажды я стоял в спецчасти и увидел в окно, как зэки моего отряда поднимают наверх «коня». Так называлась, сброшенная вниз, веревка, к которой привязывался груз – спиртное, либо что-то незаконное. «Коня» поднимали в темной болоньевой сумке. Натянутая, сумка обтягивала бутылки, ясно, что - не с лимонадом. Я рванул наверх, но - не на лифте, так как зэки, в таких случаях, у площадок с лифтом, «выставляли» пост, чтобы «маякнуть» (сигнализировать) о «шухере» (опасности). Лестницу - караулили меньше, так как сотрудники, обычно, ленились подниматься пешком, на верхние этажи. Добежав до пятого этажа, я сориентировался, по расположению окон, под какими находится спецчасть, и стал стучаться в запертую дверь. Дверь открыли, окно было настежь, но - никаких «следов» сумки. Зэки стояли с «посными ликами», и невинно спросили меня:
- А что случилось, гражданин начальник?
- Да так, ничего, а где «флаконы» - то, - поинтересовался я, как бы, между прочим.
«Хлопцы» принялись, чуть ли не «божиться», что ничего «та-кого» и – «близко» нет. А окошко открыли – так жарко же. Я стал бегло осматривать комнату. Открыл шкаф и увидел моток веревки, висевшей на гвозде. Сумки нигде не было. Неужели успели пере-дать в другие комнаты?! Такой вариант был возможен, но - я очень быстро появился здесь. Тем более, даже двери они открыть не успели. Я, еще раз, внимательно оглядел комнату. Зэки продолжали дружно «тарахтеть» (говорить) о своей «полной» невиновности, но в них чувствовалось «напряжение». Да, тут и «психологом», поневоле, сделаешься. Я вновь открыл шкаф. Полки, плечики, куртки. Сумки нет. Но, боковым зрением, я увидел, как зэки «напряглись». «Думай, думай, думай», - говорил я себе. Ничего не придумав, с досады резко захлопнул дверь шкафа. «Раздолбанный» шкаф покачнулся, и в глубине его раздался «предательский» звук «динь-блинь».
- А это, что? – спросил я.
- А где? А что там?
Я опять открыл дверки. Шкаф как шкаф: полки, стенки. Задняя стенка - из фанеры. А ну-ка! Я взглянул на шкаф с торца. По-том сунул руку внутрь, вторую руку приложил, к задней стенке, снаружи. И все понял: задняя стенка была «двойной».  Взял со стола вилку и поддел стенку изнутри. Она поддалась, открылась «ниша», между стенками, в которой, на гвоздике, весело раскачивалась болоньевая сумка.
- Ой, а что это?! – зэки засунули «носы» - в шкаф. А мы, начальник, и не знали про это. Вот подарок-то – три бутылки водки!
 Спиртное я тут же вылил в раковину без всяких понятых, и повернулся к ним:
- Объявляю вам всем «подарок» от меня - по три месяца «надзора», каждому.
Хлопцы, хотя и сильно расстроились, но в отряде меня очень «зауважали». «Гражданин начальник, вы у нас, простите, как по-граничный пес Мухтар – «криминал» - нюхом чуете».
Служба моя продолжилась. С каждым днем, я «рос», как говорится, «над собой».
**********
Как я уже говорил ранее, хотя служба понемногу входила в привычную «колею», но «ухо» со спецконтингентом приходилось держать «востро». Они, в большинстве своем, к сожалению, привыкли признавать власть и физическую силу. Поэтому, я старался «поддерживать» хорошую физическую форму, так как, иногда приходилось, прыгая через две ступеньки, резво, пешком подниматься на 9 этаж. В случае же неадекватного поведения нетрезвых, либо «обкуренных», зэков, нужно было «воздействовать» на них - физически.
Как то, проводя проверку, я не увидел в строю одного армянина, которого, незадолго до этого, мельком видел идущим по  этажу.  Подошел к дверям его комнаты. В этот вечер, он должен был быть один, так как его товарищи трудились во вторую смену. В комнате было темно и тихо. Смотровое окошко, вопреки  уста-новленному распорядку, завешено, и я даже не мог осветить комнату фонариком. Дверь оказалась заперта изнутри, на задвижку. Я решил: сначала постучать, а, потом выбить, либо окошко, либо дверь.  Начав «барабанить» кулаком в дверь, услышал, как скрипнула кровать. «Ага, - дома и живой» - пронеслось у меня в голове. А вот дальше,  услышал громкую нецензурную брань, и дверь резко распахнулась. В свете, падавшем из коридора, я увидел Петросяна, который был очень пьян, а в руке держал табурет, за ножку, и намеревался, даже не разглядев, кто перед ним, «приложить» табуретом по голове. Ждать я не стал. Реакция у меня, молодого и трезвого, была быстрее, чем у него. Согнув ногу в колене, ударом стопы в грудь, я отбросил Петросяна от дверей. Охнув и выронив табурет, он «сложился пополам», отлетел в другой конец комнаты и «въехал» под кровать. Я включил свет и увидел на столе - недопитую бутылку «бормотухи». Подойдя к нему и взяв за шиворот, резко поднял с пола и заломил ему руку за спину. В таком виде, отконвоировал его вниз, на первый этаж, в дежурку, где запер в «клетку».
О случившемся, я написал рапорт и вынес постановление о «водворении» нарушителя в «надзор», куда и поместил, слегка протрезвевшего к концу моей смены, Петросяна, на два месяца. Если бы я подошел к дверям расслабленным, в тот момент, то, возможно,  уже лежал бы в больнице с поломанной ключицей или проломленной головой.
Позже случился подобный «эпизод». Мне присвоили звание «лейтенант милиции», через Москву. Получив и «подогнав» по себе форму, я явился на службу и пришел на проверку отряда во всей «красе».
Кавказцы, а эта нация и азиаты, отличаются умением льстить, тут же «дружно» меня поздравили и пожелали, чтобы, в перспективе, мои маленькие «звездочки» стали большими (т.е., со временем, мне присвоили бы - подполковника). Но, в ту пору, эта перспектива мне казалась очень и очень «далекой». Тем более что подполковников в городе, в то время, было можно сосчитать по пальцам одной руки, да, и то, все они, - были начальниками крупных подразделений. Но, всё равно, - «пожелания» своего отряда мне было «приятно» услышать.
Как-то раз, а я уже ходил на службу в «форме», мною проводилась проверка отряда, построенного на третьем этаже. В строю я не увидел Белоконева, которого, незадолго до того, видел в комнате, где тот проживал. Я «насторожился», и, окончив проверку, прошёл к нему. Дверь его комнаты была незапертая, он сидел на кровати, в пьяном виде. К тому времени, я еще, недостаточно «хорошо», его узнал. Белоконев, недавно, прибыл этапом - с Украины. Только позже, я узнал, что этот зэк, еще очень молодой, облысел в зоне, по причине, попавшего на голову, горячего мазута. Теперь, он, все время, носил рыжий парик.
Я этого еще - не знал. Войдя в комнату,  поинтересовался, по какому «поводу» тот пьян, и почему «плюет» - на проверку. Белоконев, в ответ, что-то нечленораздельно «пробурчал» и продолжал, передо мной, сидеть. Это уже было  - «игнорирование» меня как начальника, так как, любой, условник обязан перед  сотрудником вставать «смирно». Этот же, продолжал, «нагло», сидеть, держа руки на коленях и глядя мимо меня, на открытую дверь. А, за моей спиной, из коридорчика выглядывали его «сокамерники» – соседи по комнате. Они не решались входить, все ждали моей «ре-акции». Я потребовал, чтобы тот встал. Никакой реакции. Тогда я схватил зэка за волосы и решил резко поднять с койки, но (О УЖАС!) - волосы остались в моей руке, как снятый скальп; обнажилась лысая, вся в рубцах от ожогов, голова. Я откинул парик на кровать. И вот, тут-то, Белоконев, внезапно разъярившись, чему способствовал «хмель», бросился на меня, стараясь ухватить за ноги и повалить на пол. Сцепив руки в «замок», я, резко, нанес ему, сверху вниз, удар по шее. Он «хрюкнул» и стал сползать вниз, а я, тычком колена, повалил его навзничь. И опять потребовал встать «смирно». Он встал, но, тут  же, прыгнул к своему столу, на котором стоял, налитый в тарелку, борщ, а рядом лежал  кухонный нож, среди нарезанных ломтей хлеба. Схватив нож, он бросился ко мне. Я встретил выпад его правой руки ударом своей левой, ниже локтя. Нож звякнул, упав на пол. Ударом ноги, я «от-правил» нож - под кровать. Левой же, рукой,  продолжил резкое движение вперед, и правая рука Белоконева отлетела за его спину, после чего, перевел его руку  -на болевой «залом» и повалил,  лицом вниз, на кровать. А вот наручников-то, у меня и не было! Подержав его в таком положении, пока он не взмолился о пощаде, я рявкнул на зэков, столпившихся в коридоре, а дневального отослал - в дежурку. Затем, отпустил Белоконева, считая, что «инцидент исчерпан», и теперь он, почувствовав, что я сильнее, пойдет со мной вниз в дежурку, добровольно. Но, как оказалось,  ошибся. Зэк снова бросился к столу и, схватив тарелку с борщом, выплеснул на меня, стараясь попасть в лицо. Лицо-то я спас, увернувшись, а вот китель – нет. Горячий борщ залил мне всю левую сторону кителя, и длинные шмотки капусты повисли на погонах, свесившись вперед, как аксельбанты. Белоконев стал метаться по комнате, в поисках, чем бы еще швырнуть в меня.
Я не стал ждать и выскочил, захлопнув дверь. За дверью  стал решать: спуститься в дежурку за  наручниками и помощью дежурного наряда, но потом придется искать Белоконева по всем этажам, либо дождаться помощи (я, же послал вниз дневального). Выбрал последнее, тем более что, через минуту, появился помощник дежурного, Дунюшкин Володя, с наручниками в одной руке и РП-73 (резиновой палкой) в другой руке. Дунюшкин (вот молодец!) быстро «оценил» обстановку, и  «мирным» голосом предложил Белоконеву выйти из комнаты, «изложить» свои претензии. РП-73 Вовка передал мне и попросил – спрятаться, за выступом стены. Белоконев вышел, а Дунюшкин, внезапно, резко схватил его, за правую руку, направив головой - в стенку. Зэк врезался лицом в угол и сполз на пол. Дунюшкин, спокойно, уселся тому коленом на поясницу и, заломив обе руки за спину, защелкнул на запястьях «браслеты». Теперь, мы могли «вздохнуть» свободно.
Затем, отвели Белоконева в «клетку», где тот стал «плаксиво» жаловаться дежурному, что ему разбили нос. Я сел составлять по-дробный рапорт о случившемся, а потом пошел в умывальник - чиститься, что оказалось нелегко. Начальник рассмотрел мой рапорт и тут же «дал команду»- арестовать Белоконева и вернуть в места лишения свободы, чтобы другим было «неповадно». А данный факт – «расписать» в нашей стенной газете, в «назидание» всем. Вот так, мы и служили, как на «войне» – или - ты, или - тебя…
  **********
На первый взгляд, читая о таких событиях, можно задать вопрос, а почему я не дал «законного» хода происшедшему?  Ведь, в последнем случае,  было «явное» покушение на убийство, с использованием ножа, а в предыдущем - табурет использовался в ка-честве оружия, при нападении на сотрудника, при «исполнении». Я, описав всё в рапорте, пошёл к начальнику с/к, майору Черватенко. Он выслушал мои доводы и сказал:
- А чем ты это все докажешь?
- Так, помощник дежурного и зэки могут подтвердить.
- Нет, дорогой! Дунюшкин - сотрудник, а нашим показаниям, «заруби» это на своем замечательном носу, прокуратура никогда не «верит». Мы – «заинтересованные» лица.
- А зэки?
- Да, какие это, к черту, свидетели! Ты уверен, что они это подтвердят? Может, на предварительном следствии, и подтвердят, но, до суда, «сто» раз передумают. Все может «перевернуться», и еще - тебя же - обвинят в избиении зэка, с использованием служебного «положения». И ты очутишься в зоне, вперед него. Так что, не «морочь» голову - ни себе, ни мне, а, просто, «верни» его в места лишения свободы. И пусть он там «кантуется» (находится) до конца срока. Это – «беспроигрышный» вариант. Иди и перепиши рапорт, как нужно.
- А как - нужно?
- Зайди в оперчасть, к майору Калякину, он «мастак» на эти вещи, все тебе «обскажет».
И я сделал, как велели. Белоконев «поскакал» в зону, аж «вприпрыжку». А я сделал вывод: закон – что «дышло»…
И еще, важный вывод: прокуратура – нам не «союзник» (мне это, популярно, «растолковал» Калякин), а наш - главный «враг». Оказывается, с прокуратуры, ежемесячно, требуют «показатели» (не официально, конечно), по «изобличению ментов». Позже, уже работая в уголовном розыске, я, постоянно, помнил эту «запо-ведь», что помогало «ускользать» из цепких, «мохнатых лап» «за-конников» в прокурорских мундирах.
Несколько слов о начальнике с/к - Черватенко. Это был муж-чина, лет сорока пяти, плотного телосложения. На голове его «красовалась» обширная лысина, розового цвета, с несколькими, седоватыми, волосинками. Интересно было ожидать, когда стоишь с докладом, а тот -только пришёл, скинул фуражку, подошел к зеркалу, и, минут десять, делал «укладку» своих «трех волосинок в шесть рядов». Пока «укладка» не закончена, он никого не «принимает». Когда же он сердился, лысина его багровела, голос становился зычным, «истинно» начальническим. Был он, человек - решительный и, относительно, «справедливый».
Однажды, я был свидетелем, как привезли на нашем фургоне беглого зэка – азербайджанца. Черватенко, только что, приехал и стоял на ступеньках, у входа в спецкомендатуру. Вдруг, из фургона, раздался крик начальника отряда, Ломзаева:
- Он «мойкой чикается»!
 Мы заглянули в фургон и увидели, что, арестованный, достав откуда-то половинку лезвия безопасной бритвы (мойку), быстро-быстро полосует себя по запястью левой руки. Обильно потекла кровь, а Ломзаев, оторопело, стоял. Черватенко же, как молодой, резко прыгнул в фургон и, крепким ударом кулака по голове, про-сто оглушил зэка, после чего забрал, из его ослабевших пальцев, лезвие, заломил ему, неповрежденную, руку - на болевой прием и вытолкнул из фургона, в руки, подоспевшего, дежурного наряда.
- Надеть наручники  сзади и - в «клетку». Отрядника – ко мне, - скомандовал Черватенко.
И, ведь, он сделал все «правильно». Зэк, располосовав себе руку, рассчитывал сбежать, после отправки в больницу. А начальник это - сразу пресёк. И не дал тому глубоко порезаться. Нам же, на совещании, он пояснил, что мы пришли в милицию, а не в «институт благородных девиц». От вида крови нужно не теряться, а действовать. Кто же, не готов, и выводов -не сделает, – «расстанемся». Тем более, - пояснил он, - зэки, обычно, делают многочисленные неглубокие порезы, и от этого не умрут, а нам нельзя «терять головы». Порезы делаются в расчете - на отправку в больницу, откуда можно сбежать. Главное – вовремя пресечь и не дать глубоко порезаться, иначе зэк «сыграет в ящик» (умрет), а прокуратура (с нами) «разберется» быстро.
Я, почему-то, почти сразу, «приглянулся» Черватенко. Он стал ставить меня в «пример»: - мол, у меня и дисциплина, и поря-док - в отряде, и я всегда «осведомлён», чем «дышат» зэки, умею настоять на своем, и проявляю решительность. Насчет осведомлён-ности, скажу так: я «оброс» сетью осведомителей и несколько раз, при внезапных досмотрах-шмонах, находил в отряде запрещенные предметы, спиртное и даже наркотики. Также, передавал операм «информацию», где наши зэки в городе «приворовывают». А, однажды, получил информацию такого рода: зэки, недавно пришед-шие с этапа, «стукнули» мне, что в их зоне, при попустительстве администрации, изготавливаются заключенными самодельные пистолеты по типу «Макарова», а затем их, через хозчасть, продают в город криминалитету. Вскоре, после этого, начальник, при всех, заявил, что, поскольку я имею «склонность» к оперативной работе, постольку, как  будет «вакансия», он, с «удовольствием», отрекомендует меня в опера. Кто бы был - против? Я спал и видел себя сыщиком, пусть даже, для начала, и в спецкомендатуре.
Черватенко меня стал настолько «выделять» среди отрядников, что иногда, при отсутствии нашего куратора, замполита Близняка, стал брать меня в Управление, на совещания.
Как-то раз, служебной машины не оказалось, и начальник взял свою «Волгу» ГАЗ-24-10. Мы с ним поехали в горуправление. Когда подъехали и стали выходить, другие сотрудники даже «опешили», увидев, что с водительского места вышел - подполковник, а с пассажирского – лейтенант. Я кивнул начальнику на «опешивших ментов» и сказал:
- Они не могут понять и думают, что я - большой начальник, раз водитель у меня - подполковник.
Шеф рассмеялся, но добавил:
- Но-но, ты нос-то не «задирай», не то запнёшься и расшибёшь.
И я замолчал, сделав вывод, что подобные «шутки» могут не очень нравиться начальству.
Вскоре, шеф получил «перевод» (он стал начальником ИВС «подвала») - на более «спокойное» место. К нам назначили майора Круглова, который, через несколько месяцев, опять-же, благодаря высокой «наполняемости» спецкомендатуры, тоже получил под-полковника. В «кулуарах» мы смеялись, что «наша с/к - комбинат для подполковников».
Круглов у нас долго не задержался, получив звание, перевелся в ОБЭП -на «хлебное» место.
У нас, по этому поводу, была такая шутка: мент пишет рапорт о переводе «прошу, в связи с трудным материальным положением семьи, перевести меня в ОБЭП, либо в ГАИ». Как я узнал позже, эта «шутка» соответствовала истине. Самые «махровые» взяточники всегда были - в этих службах.
К нам же, начальником, назначили майора Близняка. В подтверждение  истины о «поточном производстве» подполковников в нашей спецкомендатуре, тот, вскоре, тоже получил это звание. Но, как начальник, он был, на мой взгляд, «никудышний». Ведь, по-мимо всего прочего, шеф непременно должен «разбираться» в оперативной работе. А Близняк терпеть ее не мог и презирал оперсостав, считая их «бездельниками» и «захребетниками». Кстати, он сделал все возможное, чтобы мне, когда представилась возможность и открылась «вакансия» опера, поставить «палки в колеса».