Наша родословная по линии отца

Наша родословная по линии отца выглядит следующим образом:
Прапрапрадед - Поротников Михаил Васильевич
Прапрадед -  Поротников Платон Михайлович
Прадед - Поротников Прокопий Платонович
Дед -  Поротников Полиевкт Прокопьевич (02.01.1898 – 21.02.1978) Бабушка – Поротникова (Жизневская) Анна Игнатьевна (15.07.1902 – 27.05.1954)
Отец -Поротников Иван Полиевктович (10.09.1925 – 02.05.1994) Мать - Поротникова (Цепелева) Татьяна Моисеевна (29.01.1923 – 07.11.2003)
Естественно, из перечисленных предков я лично знал только отца с матерью и деда Полиевкта с бабушкой Анной. Сведения об остальных записаны с их слов и со слов  моего дяди Константина Полиевктовича, умершего в 2015 году в возрасте 85 лет.
Очень жаль, что ранее я не догадался вести хоть какие-то записи, касающиеся нашей родословной, когда еще были живы деды и бабушки, отец и мать. Они много интересного рассказывали, но память человеческая – инструмент ненадежный. Что запомнил, о том и пишу.
Много сведений о членах нашей семьи содержится в книге Леонида Тимофеевича Поротникова «От деревни к селу и обратно. История села Пеньки» Тюмень: ООО «АС - принт», 2014 г., 212 стр.
В частности он пишет о том, что «Отец Полиевкта – Поротников Прокопий Платонович  был много лет, вплоть до Октябрьской революции 1917 года, старостой деревни.
По воспоминаниям близких родственников Прокопий Платонович был очень строгим и суровым. Если что не по нему, мог спокойно ударить и вожжами, и палкой всех, кто попадет под руку. Относилось это не  только к своим близким, но и к сельчанам.
От его строгости и сбежал в 16 лет из родного дома его сын Полиевкт Прокопьевич и пошел батрачить на богатых мужиков».
Поскольку нынешний год – это год столетия начала Гражданской войны, вот с этого и начнем.
У нас в семье сохранилась записка деда Полиевкта Прокопьевича, написанная им по просьбе отца в 1973 году, когда они совместно с писателем и краеведом Черданцевым Иваном Константиновичем собирали материалы для написания книги о Макаре Васильеве, который командовал 29-ой дивизией, где дед воевал в Гражданскую войну.
 Поставив вопросы, которые их интересуют, отец, пишет: «Вот пока напиши мне на эти вопросы и пошли письмом. А для себя возьми общую тетрадь и все, как было, по порядку описывай, этот материал очень может пригодиться, так как мы думаем, что  29-я дивизия совершила героических подвигов не меньше, чем 28-я и 30-я, но о ней пока ничего не написано.
И наш долг написать историю этой славной дивизии.
Мы установили связь с Дудиным Л.А., который был Начальником штаба «Красных орлов». Живет он в Свердловске, и с Сивковым, который был начальником гарнизона в Перми. Но ветеранов становится мало, и ты обязательно пиши, потому что в архивах согласно воспоминаниям легче искать материал».
Говоря о том, что история 29-ой дивизии пока не написана, отец имел в виду судьбу, которая постигла книгу Павла Петровича Бажова «Формирование на ходу. К истории Камышловского 254-го 29-й дивизии полка». Об этой книге  в статье Н.В. Кузнецовой говорится следующее (http://urbibl.ru/Knigi/polevskoi_krai/20.htm):
«Книга, издание которой было организовано Истпартом (так сокращенно называли Институт истории партии Свердловского обкома ВКП(б) - впоследствии Партархив), вышла из печати в 1936 году.
Павел Петрович был в этой книге, по сути, литзаписчиком, литобработчиком чужих воспоминаний. А кандидатуры, о ком писать, ему рекомендовал Истпарт из своего архива.
И привлекли Бажова к этому делу прежде всего потому, что, как бывший житель Камышлова, он неплохо знал место и обстоятельства действия и многих действующих лиц. Да и сам он был бойцом 29-й дивизии, редактором ее газеты.
Разумеется, Истпарт при этом рецензировал и обсуждал  его тексты, т. е. вся работа была на виду и под контролем.
К несчастью для автора и организаторов этой книги, создавалась она до волны репрессий, а подоспела к самому ее размаху.
Павла Петровича - в ту пору редактора Свердловского книжного издательства - вызвали на бюро горкома. Вел его первый секретарь горкома Михаил Васильевич Кузнецов. И присутствовал при этом первый секретарь Уралобкома Иван Дмитриевич Кабаков.
Никаких полутонов или тонкостей в постановлении Свердловского горкома «о книге Бажова «Формирование на ходу» от 25 января 1937 г. не отыщешь. Все сформулировано предельно коротко и беспощадно: «По своему существу книга «Формирование на ходу» является антипартийной, контрреволюционной, так как популяризирует и выводит как тип борца-революционера М. В. Васильева, разоблаченного троцкиста, контрреволюционера.
Ряд эпизодов в книге написан со слов М. Панова, осужденного за контрреволюцию, и Г. В. Никонова, исключенного из партии за троцкизм.
Бюро ГК ВКП(б) постановляет:
Книгу П. Бажова «Формирование на ходу», как популяризирующую врагов партии и народа, троцкистов Васильева, Панова, Никонова, - изъять как антисоветскую.
Автора книги Бажова, написавшего эту контрреволюционную троцкисткую книгу, из рядов ВКП(б) исключить ...»
Вскоре И. Д. Кабаков и М. Кузнецов были сами объявлены контрреволюционерами и арестованы как «враги народа». И подоспело очередное постановление ЦК ВКП(б) об исправлении очередных «перегибов». Это заставило партконтроль по-новому взглянуть на дело П. П. Бажова.
Через год - 27 января 1938 г. областная партколлегия решила восстановить его в партии.
Судьба репрессированной книги «Формирование на ходу» оказалась не столь благополучной - она пролежала в спецхранах разных библиотек до 1956 г. Соответственно замалчивались и почти все события, связанные с историей 29-й дивизии.»
Кстати, и сейчас  я так и не нашел пока эту книгу. В интернете есть только ее обложка и некоторые ссылки, что один ее экземпляр сохранился в Иркутской областной библиотеке.
В жизни и творческой работе П. П. Бажова после исключения из партии произошла существенная перемена - он не писал больше документальных книг, почти не писал очерков. Еще до всей этой истории он прекратил сбор материала для книги о строительстве Краснокамского бумажного комбината, ибо увидел, как стремительно ширятся аресты на стройке. Сначала там «забирали» иностранных инженеров, потом своих, потом - лучших рабочих. В страхе уехал он из Краснокамска. Но волна репрессий догнала его в Свердловске. Лишенный всякого заработка и живший целый год с большой семьей, по сути, в нищете - на скромную учительскую зарплату свояченицы Натальи Александровны Иваницкой - Павел Петрович упорно писал сказы будущей своей «Малахитовой шкатулки». Первые из них опубликовал еще в конце 1936 г. знаменитый в то время журнал «Красная новь». Это был «Новый мир» той эпохи ... А к началу 1938 г. Бажов закончил уже 14 сказов. Они и составили первое издание «Малахитовой шкатулки», быстро взлетевшее на вершину всесоюзной известности.
Униженный, ограбленный, репрессированный Бажов работал теперь на века».
Но вернемся к нашей родословной.
Что происходило и как развивались события в конце 1917 – начале 1918 годов в родных местах Полиевкта Прокопьевича, довольно подробно описано в книге Добышева В.И. «Наследие, Книга 2 Я на этой земле родился»:
«…К концу мая 1918 года загорелось южное  подбрюшье  Шадринского  уезда:  в Челябинске взбунтовался  чехословацкий корпус. Мятежные отряды белочехов, подстрекаемые белогвардейскими офицерами, двинулись по железнодорожной ветке на Курган в надежде соединиться с полками адмирала Колчака, рвущегося из Омска на Урал.
28 мая  в Шадринском уезде прошел съезд Советов рабочих, крестьянских и солдатских  депутатов. На нем присутствовали представители от 50 волостей уезда. Нашу, Смолинскую волость, представлял председатель волкома Жлудов Ефим Никитич. Съезд вынес решение объявить в уезде военное положение. Делегаты съезда, вернувшись домой, распространили в деревнях воззвание «Все на борьбу с Колчаком!».
Военное положение повлекло перестройку органов власти и управления в Смолинской волости.
Ревком вскоре организовал отряды самообороны… 
Наспех сколоченные красноармейские отряды в городе Шадринске терпели поражение за поражением. Вскоре до крестьян дошло известие, что на подступах к селу Смолинскому прошли кровопролитные бои, смолинский отряд самообороны был разбит, а ревком разогнан.
С приходом белочехов было восстановлено старое волостное правление, в деревнях вновь были избраны сельские старосты.
В волостное правление на должность старост был поставлены «обиженные советской властью крестьяне».
О действовавших в то время нравах вспоминает Цепелев Григорий Иванович: «…в деревню Вихляеву нагрянул белогвардейский отряд. Собрали мужиков и стали требовать выдачи лошадей. Мужики зашумели, стали говорить, что лошади на пастбище, далеко от деревни… Офицер направил солдат проверять подворья. У двоих мужиков, Савина Фирстовича и Федосея Ивановича, в пригонах нашли по лошади.
За то, что они обманули офицера, крестьян вывели за деревню и расстреляли…»
Это сейчас у нас пытаются в  романтичных тонах изобразить Гражданскую войну и от небольшого ума поют песни о «поручике Голицыне» и «корнете Оболенском». Представьте себе, какое могло быть примирение, когда из-за двух лошадей вывели и расстреляли двух мужиков. А то, что большинство населения в наших краях староверы, это еще одно обстоятельство против примирения с государством, которое в течение четырех веков преследовало их по этим основаниям.
Как уже говорилось, Полиевкт Прокопьевич в 16 лет ушел из дома и в составе бригады мужиков из наших лесных мест заготавливали и возили лес в безлесный Шадринский край, где его и застала Гражданская война.
В его записке говорится:
«Я вступил в Красную гвардию в г. Шадринске 20 апреля 1918 года в 1-ый уральский полк, 1-ая рота.
8-го мая в Шадринск прибыл отряд Галенкина из Ленинграда с двумя броневыми машинами он ехал на фронт в Челябинск.
Мы всей ротой в его отряд вступили».
  О том, что это за отряд из Ленинграда, обратимся к статье «Путиловский полк» http://vsebudet.info/articles/times/putilovskii-polk.html
«Сейчас же хотелось предложить читателям отрывок из издания «Бастионы революции. Страницы истории Ленинградских заводов». Эта книга был выпущена в 1959 году в Ленинграде и на Урал вряд ли попала вообще. Но в ней есть сведения об участии будущего Путиловского стального кавалерийского полка в боях под Покровским, что для нас очень ценно.
Ввиду больших потерь дивизион в начале августа был реорганизован в команду конных разведчиков, а затем - в эскадрон.
Нелегко было людям, привыкшим к машинам и механизмам, но никогда не имевшим дела с лошадьми, стать кавалеристами. Помогли железная дисциплина, организованность, воля. Путиловский эскадрон действовал в составе 29-й отдельной Чусовской бригады и много раз участвовал в боях, нанося противнику чувствительные удары».
Далее дед пишет в своей записке:
«15 мая чехи обезоружили Красную гвардию. Мы тогда поехали на фронт, доехали до Каслей, там удержаться не пришлось, отступили до Куяша. В Куяше дрались долго, около 2-х месяцев. 
Перед отступлением зам.  Галенкина  Голубева тут, в Куяше расстреляли, а Галенкина  арестовали.»
В отношении командиров подразделений дед указал: «Кочетков Андрей» - полк, «Зубов» - батальон, «Рыжков М. Логантьевич» – рота, «Начальник штаба Сазонов  86-ой отдельной полевой бригады. Комиссар Сырнев».
В отношении его командира Жебенева, о котором отец напрямую ставил вопрос, дед пояснил следующее:
«Вот тогда появился Жебенев. Я его увидел первый раз. Он такой черноватый, роста среднего, кудреватый. Фуражка кожаная, тужурка кожаная, брюки кожаные, на боку браунинг. В сапогах. Голос грубый.
Отряд стали именовать беспощадный Жебеневский отряд. Носили красные ленты на груди наискось и на фуражке. На него говорили, что он был дьяконом в Куяше.
Вот Жебенев был хорошим командиром отряда. Всегда впереди, кричал: «товарищи, за мной!».  Его в Куяше ранили в левое плечо, и он  с фронта не ушел. Но дрались сильно. Нас окружали несколько раз, но выбить не могли. Нам выхода не было, оставался для нас  только один выход – озеро. Вот мало у нас было оружия - винтовки, пулеметы и шашки. Орудий не было, больше ничего»
На вопрос отца о том, где происходило формирование их подразделений, дед ответил:
«Мы на формировании нигде не были. Остановки у нас не было. Из нашего отряда в деревне Пьянковой сделали полк, 1-ый  рабоче-крестьянский полк, когда были уже в Тагиле.
К нам примкнули еще 2 полка, Камышловский и Каменский и тогда сформировали бригаду. Наш полк переименовали в 256-ой крестьянский, 257 Камышловский, 258-ой Каменский.
И бригада Кочеткова была 86-я отдельная полевая прикомандирована к 29-ой дивизии. Рядом с нами был полк Красных орлов, комполка не знаю. 3-й Екатеринбургский комполка Ануфриев,  еще был полк уфимский,  1-ый путиловский  стальной кавалерийский полк.
С нами были все ленинградцы с Путиловского завода, наверное, и Галенкин был оттуда же. Галенкин с нами был мало, а Жебенев был больше. Вот поэтому я еще буду писать о Жебеневе».
Далее дед пишет о том, как пополняли выбывающий в боях личный состав: «В Куяше было молодежи очень много, наше командование сделало мобилизацию. Их набралось около 150 человек. Они к нам в отряд не пошли, стали просить сделать отдельную роту: «…у нас командный состав есть. Мы свой участок займем и будем охранять», а после написали белым письмо и отправили старичка к белым, а он привез письмо в штаб к нам.
Их тогда с передовой сняли. Когда стали их обезоруживать, они стали сопротивляться, стали по нам стрелять. Но мы их побили порядком,  изменников и тогда пришлось нам отступать».
«Отступали 15 км. до дер. Карабалки русской. Там в 500 м.  Карабалка татарская. Вот тут у нас бой был сильный. Жебенев с нами  к ним отступили и не продвинулись. А потом стали отступать на  Тюбук, а дальше на Никольское, Щелкун и Сысерть».
Кстати, когда я рассказывал о том, как учился на лесохозяйственном факультете в Талицком лесотехникуме, там говорил о том, что на одной из производственных практик был в тех местах: Сысерть, Щелкун, Багаряк.
Из записки деда: «В Сысерти был бой очень сильный. Белые даже стали в окна домов гранаты бросать. Но мы им дали прикурить. Вот тут и я штыком заколол белого офицера. И вот мы их гнали до Щелкуна 22 км. и там выручили арестованных, кто был за Советскую власть и нашего ординарца Боброва.
Пошли дальше отступать и отступили на Кашино, Арамиль, Косулино, Богданович, Егоршино, Артемовск, Реж, Невьянск. Пошли наступать на станцию Кунара, дереню Кунара.
Шандуриха, Пьянкова, б.Мостовая, м.Мостовая, Верхотурка, Золотой прииск, Балтым, д. Пышма».
«Свердловск не могли взять, пошли на Нижний Тагил. Дорога перерезана. Мы тогда пошли на Нижнюю Салду. Но под Свердловском сильно дрались, а все же взять не могли.
Даже на броневик в атаку ходили, особенно в д. В. Пышме и в Балтыме. Очень много было урону  с обеих сторон.
С Нижней Салды приехали на поезде в Сан - Донато.  Тут бегом бежали до Тагила 9 км. Утром пошли наступать на станцию Шайтанку».
«Не могли взять, отступили в Тагил. Тагил переходил из рук в руки несколько раз. Были сильные бои, даже за деревню Горбунову был сильный бой. 3 км. от Тагила. Много людей тут погибло. Все же стали отступать из Тагила на Лаю, Кушву, Теплая гора, Бисер. На Пермь».
«Отступали на Коневу, на Вьюшкову, на Скородумку да еще ходили на Сусанский завод. Там был бой сильный, но мы там выручили много людей арестованных, которые шли за советскую власть. 56 человек пошли с нами».
Вот мы так и воевали. Налетали, возьмем и дальше. Потому что наш отряд был очень мал. Нам вот и приходилось воевать так, набегами.
В Нижнем Тагиле бой был сильный и в дер. Горбуновой тоже бой был сильный.
Наши части даже через реку переплывали и начали отступать на Лаю зав. и дер. Лаю. А в деревне Лае был сильный бой, оттуда стали отступать на Кушву, а с Кушвы пошли на Пермь.
Другие полки пошли на Верхотурье. А потом опять соединились в Перми. В Перми бой был сильным на Кунгурском тракте, а потом пришлось Пермь сдавать. Когда за Пермь вышли, дошли до ст. Григорьевская. Вот тут бой был сильный. Опять пришлось отступать до Верещагина. Тут тоже был бой. Опять пришлось отступать до ст. Чепца. Тут бой был сильный и пришлось отступать до станции Балезино. После Балезино, опять отступили до города Глазова Пришлось город сдавать. Сила наша мала. Бой был очень сильным. Да не один раз. Пришлось отступать до станции Фаленки. Тут мы и задержались. Ст. Фаленки 18 км. от города Глазова.
«Оттуда стали наступать. Взяли город Глазов, пошли дальше. Нам дали большую подмогу и вот взяли Балезино. Пошли дальше, взяли станцию Верещагино. Пошли дальше, взяли Пермь. Все эти пункты недаром нам достались все с боями. Людей пало не мало, но все равно кричали: «Вперед, за Ленина, за Сталина, за Родину!»
  Дальше на восток пошли по Кунгурскому тракту. Дошли до села Кинделина.  Тут где-то около Кунгура встретились с армией Блюхера.
Из его армии сделали 30-ю дивизию, и пошла она потом на Свердловск и на Шадринск. А мы пошли, наша 29-я дивизия на Камышлов. Дошли до села Стриганка тут у нас был бой.
Пошли на Камышлов. Не дошли километра 2-3, деревня Галкина.  Тут у нас случился бой. И мы взял Камышлов, пошли на село Ольховку. Не доходя Ольховки село Вознесенское. Тут был большой бой.
Там много наших людей пало.  Наша дивизия пошла на Мехонку и по железной дороге на Тюмень и через Мехонку на Ялуторовск. А Блюхер пошел на Курган.
Наша дивизия взяла Талицу и Юшалу, деревни Елань, Яр, Смолину, Буткино - Озеро и Антрак нам достались дорогой ценой. Пошли дальше на Яутлу, Мостовую. Ертарку. Тут очень были сильные бои. Тут сильно действовала кавалерия. 5-ый Путиловский стальной кавалерийский полк был придан нашей дивизии и еще полк Красных орлов.
Под Пермью меня ранило. Я потом был направлен лечиться в Ленинград».
Здесь обратите внимание, что дед везде приводит новые названия городов (Свердловск, Ленинград). Конечно, за его жизнь очень много чего переименовывалось. За всем не уследишь Например, Пермь-Молотов-Пермь. И это касалось не только крупных городов, но и мелких. И даже деревень.
Это описание Гражданской войны со стороны красных. Естественно, белые эти же события описывают со своих позиций.
Многие сюжеты  Гражданской войны на нашей территории описал Филимонов Борис Борисович.  Впервые книга опубликована: Филимонов Б.Б. На путях к Уралу. Шанхай, 1934.
«21 июня только что прибывший в Омск через Курган из Туринска подполковник Смолин получил разрешение на сформирование партизанского отряда для действий в округе Курган-Тюмень-Шадринск.
24 июня партизанский отряд подполковника Смолина уже был сформирован. Он состоял из 79 человек, в том числе 35 чехов и 44 русских. Среди последних было 16 человек конных под начальством ротмистра Манжетного. Состав русских был следующим: 25 офицеров, 4 вольноопределяющихся, 6 солдат из местных крестьян и 9 человек учащейся курганской молодежи.
Состав отряда, в общем, удовлетворял подполковника Смолина: все были воодушевлены и горели искренним желанием скорее принять участие в боевой работе. Конечно, судя по численности, отряд был весьма незначительным, к тому же вооружение было разнокалиберным, запас патронов был крайне мал, пулемет имелся всего лишь один. Но в обстановке июня 1918 года было важно не количество, а качество и подвижность отряда. Итак, подполковник Смолин решил действовать с этим отрядом быстрыми и смелыми налетами на тылы красных и надеялся, что первое же удачное дело даст ему возможность не только пополнить запасы огнеприпасов, улучшить вооружение, но и усилить отряд живою силою.
Первое дело партизанского отряда подполковника Смолина - набег его на ст. Тугулым - представляет собою довольно характерную картину первого периода Гражданской войны в Сибири. Дело происходило так.
25 июня отряд подполковника Смолина выступил из Кургана, снабженный продовольствием на 2 дня и имея 2 тысячи рублей, взятых начальником отряда взаимообразно у воинского начальника, до присылки из Омска обещанного аванса. Отряд двигался на подводах. Вообще в дальнейшем все передвижения отряда совершались на подводах и преимущественно ночью, что способствовало, с одной стороны, быстроте и скрытности маневрирования, а с другой - неожиданности появления отряда в различных и далеко удаленных друг от друга пунктах. Обмундирование отряда было, за исключением чехов, чрезвычайно разнообразным, так как каждый носил то, что у него имелось; некоторые были даже в штатском.
26 июня вечером отряд подполковника Смолина без боя занял село Исетское. Бывшие здесь красные милиционеры бежали до прибытия белых, кто на Ялуторовск, кто на Успенский завод. В Исетском подполковник Смолин простоял четверо суток, ведя разведку на Ялуторовск, Тюмень и Шадринск. Здесь же отряд несколько пополнился: из Кургана прибыло одиннадцать добровольцев-чехов да из Ялуторовска пробралось несколько офицеров. Разобравшись в обстановке, подполковник Смолин нашел дальнейшее свое пребывание в селе Исетском бесцельным и решил совершить набег на ст. Тутулым, очистив попутно от красных округу Успенского завода.
Выступив из Исетского в ночь с 29 на 30 июня, отряд под видом красных проскочил в завод, где быстро покончил с местными большевиками и небольшим их отрядом, ранее бежавшим сюда из села Исетского.
Об этом эпизоде полковник Манжетный в своих записках пишет так: «Отношение жителей к нам было самым благожелательным. Двигаясь к Тюмени, мы получили сведения, что на Ертарском стеклянном заводе, принадлежащем Поклевскому-Козелу, свирепствует совдеп. Связавшись с заводом через жителей, явно сочувствующих нам, при их помощи получили сведения о дне и часе пленарного заседания совдепа. Решили забрать его. Подошли к заводу скрытно, лесом. Чехи двинулись цепью, а я со взводом карьером влетел в завод и спешился у здания, над которым развевался красный флаг. Оставив при конях половину людей, сам с остальными вбегаю в зал. Там как раз происходит судебное разбирательство: кого-то судят, как потом оказалось - не сочувствующего красным. За столом сидит человек семь-восемь. Председательствует фигура в засаленной гимнастерке, которая обращается ко мне: «Что надо?» - «Кто председатель?» - спрашиваю. «Я», - отвечает гимнастерка. Поднимаю карабин, целюсь в него и говорю, что весь совдеп арестован. Мы - белые. Впечатление разорвавшейся бомбы, ибо красные думали, что вошедшие - красные, и вначале не обратили на нас даже внимания. Приказал совдепу идти за мной. На улице, окружив их, повел за завод, где встретил Смолина и чехов. По дороге бабы становились на колени и слезно благодарили за этот арест, так как, по их словам, «ели их поедом - житья никому не было от этого совдепа».
При движении отряда к Тугулыму произошел, между прочим, такой случай. Ночь. Навстречу белым несется тройка. Остановили. В шарабане сидит нестарый смуглый мужчина. Потребовали документы. Оказывается, прапорщик Битюгов. Он говорит, что бежал от красных из Тюмени. Окружившие его тут же предлагают ему поступить в отряд, но с задних подвод подходят другие бойцы. И вдруг двое из них, офицеры, жители Тюмени, узнают Битюгова и говорят, что они действительно знают его, что он служил у красных, был комендантом города, арестовывал офицеров и благодаря ему многих расстреляли. Битюгова стали обыскивать. Нашли при нем 25 000 рублей «керенками», что для отряда было огромной удачей, ибо всюду платили за корм наличными. Битюгова арестовали, связали и поехали дальше».
Дальнейших описаний событий дед не делал. Мне только известно, что он с армией Тухачевского участвовал в походе на Польшу. Помню, как он описывал Тухачевского: «…красивый был мужик…». Конечно, сейчас я бы подробнее расспросил его, а в то время мне все эти фамилии (Тухачевский и прочее) ни о чем не говорили.
Оттуда же, с того похода, он привез себе жену, мою бабашку, Жизневскую Анну Игнатьевну, или как мы ее звали, бабушку Аннушку.
У них было 5 детей, родившихся в Пеньках: Иван (мой отец), Николай, Константин, Валентина, Валерий.
Перед войной отец учился в ремесленном училище в Первоуральске, но так его и не закончил, так как началась война, и он уехал в деревню.
Когда началась Отечественная война, дед с семьей жил в Талице. Понимая, что его все равно призовут, он отвез семью в деревню, так как там им без него прожить будет легче. Через некоторое время его призвали и направили на фронт.
5 февраля 1943 года призвали и Ивана. Отец рассказывал, что он шел с работы, и его встретил знакомый тракторист и говорит: «Иван, иди быстрее домой, там тетка Анна тебе подорожники готовит. Повестка из военкомата пришла».
Отца сразу направили в тюменскую пулеметную школу, где, кстати, учился будущий актер Евгений Матвеев, но об этом мы узнали потом из интернета.
Бабушка Аннушка, узнав из переписки, когда сына  отправят на фронт, пошла его навестить в Тюмень. Естественно, шла пешком, так как никакого транспорта не было.
А это, считай, 20 километров до Бутки, 40 километров от Бутки до станции  Поклевской.
В то время, говорят, в лесах было очень много волков. Ну, а дороги… Это, вероятнее всего, только направления. Я в 60-х годах учился в Талице и иногда приходилось автобусом доезжать до Осинников, там полтора километра через непролазную грязь до встречного автобуса и на нем уже дальше.
На фронте отец воевал в пулеметном расчете на Смоленском направлении, под Великими Луками, на Втором Прибалтийском фронте. Примерно в тех же местах, где и дед воевал. Со слов деда запомнилось, что  Отечественную войну он прошел по тем же местам, где и в Гражданскую. Помню, как они обсуждали с отцом, кто где был. В частности упоминали город Шяуляй. А я в энциклопедии ищу и докладываю, что Шауляя нет, а отец поясняет, что Шяуляй через «Я» пишется.
15 ноября 1943 года отец в возрасте 18-ти лет был ранен в кисть правой руки и направлен в госпиталь, где ему большой палец удалили, а остальные четыре утратили подвижность. Отец говорит, что ему еще повезло, так как незадолго перед этим был издан приказ Сталина относительно лечения раненых. Иначе могли бы руку целиком ампутировать.
01 марта 1944 года из эвакогоспиталя города Шуи он был уволен как негодный к дальнейшей службе.
 В 1969 году вышло 1-ое издание книги Маршала Жукова Г.К. «Воспоминания и размышления». Мы традиционно все новинки выписывали и, по возможности, заказывали. И вот, когда мы получили этот том, отец обнаружил, что на одной из иллюстраций есть его пулеметный расчет. На переднем плане он тянет колесную станину пулемета «Максим». Впереди его высокий крепкий солдат несет на плече ствол пулемета с кожухом. Женщина несет санитарную сумку. С ними идут еще несколько солдат,  часть по обличью русских и часть азиаты. Ко  времени издания книги с того момента, как была сделана фотография, прошло не более 25 лет.  Отец всех их помнил, назвал фамилии и имена. В частности человек, который нес ствол, был еврей по национальности. Сестра предложила написать в издательство, что в книге опознаны несколько человек.
Но отец категорически запретил это делать, так как, по его словам, могут счесть, что он хочет «примазаться к славе Жукова». Мы зря его послушались и даже для себя не записали, что он рассказал по этой фотографии.
Недавно  в интернете нашел статью из газеты Агинского Бурятского округа «Агинская правда» от 22 июня 2012 года, где говорится:
«Недавно моя двоюродная сестра Норжима показала книгу воспоминаний маршала Советского Союза Г.К.Жукова и рассказала, что в этой книге есть фотография ее  отца, ветерана войны Нимы Ринчинова. Действительно, открыв книгу Жукова, я обнаружил среди многочисленных фотографий военных лет фото, где был изображен наш дядя.
На фотографии, скорее всего, жаркое лето 1943 года, когда на Курской дуге развернулись ожесточенные сражения, положившие начало перелому в Великой Отечественной войне. По рассказу сестры, Нима-нагаса, читая книгу Жукова, вдруг узнал на одной из фотографий своего старшину, украинца, который на переходах всегда брал на себя самое тяжелое – пулемет. Приглядевшись, Нима-нагаса нашел и себя – он шагает четвертым cлева. Конечно, он даже и не видел, кто их снял на марше, в дорожной пыли, наверное, кто-то из фронтовых фотокорреспондентов, тоже выполнявших на фронте свою неприметную работу».
Далее там рассказывается о том, кто такой Нима Ринчинов, где и кем работал и сообщается о том, что ветеран скончался в 2008 году в возрасте 86 лет.
Я пытался у автора этой заметки Базаржаба Ринчинова получить более подробную информацию по фотографии и по воспоминаниям его дяди, но как будешь обращаться к незнакомому человеку в «одноклассниках»?
Выбрал нейтральное, по моему мнению, обращение «одноклассник» и 4 ноября 2015 года  получил ответ: «С какой стати мы с вами стали одноклассниками?»
Дальше разбираться с эти вопросом я не стал…
Так как со слов отца я знаю, что человек с пулеметным стволом на плече – еврей по национальности, хотя Нима Ринчинов вполне мог принимать его за украинца, попытался через ветеранские организации Израиля установить его личность, но пока все безрезультатно…
Сейчас надеюсь, что все-таки многие архивные документы будут оцифрованы и можно будет довольно успешно вести необходимые поиски по нашей родословной.