Длинное лето. Глава 21. Преступление и наказание

— Ань, подожди, не уходи! Мы с тобой! — дружно крикнули девочки. Не обернувшись, Аня перешла на бег.
— Не догоним. У неё ноги длинные, а у нас маленькие. — Алла критически посмотрела на свои ноги, загорелые и исцарапанные. Роза согласно кивнула. И девочки, опустив головы, разошлись по домам…

«Дрянь!! Эта дрянь ни словом не обмолвилась, что мы весь месяц на неё работали! И не только на огороде, на участке тоже, и в парнике! Не рассказала, как Анька в парнике сознание потеряла от жары, и мы её водой поливали из лейки. А Алка полы мыла, во всех комнатах! А Вика в это время в гамаке валялась и клубнику ела» — гневно думала Роза. Ещё она думала о том, что за одно преступление не наказывают дважды. Так папа говорил. А их наказали.

Аллочку мать больно отшлёпала тапочком, сопровождая каждый шлепок словами: «Срамница! Дрянь! Бессовестная! Мне стыдно было людям в глаза смотреть на собрании! Тебя дома не кормят, что ли? Не кормят? Отвечай! Бабушка тебе есть не даёт, что ты на чужое заришься? Глаза бы на тебя не глядели!»

Мать била не очень сильно, но тапочек оказался жёстким, и Аллочка наоралась всласть. После экзекуции, отойдя от матери на безопасное расстояние, заревела в голос: «Я не винова-а-ата, это Анька придумала, сказала ничейная, а я поверила, я не зна-а-ала!» - И тут же оказалась в тёплом кольце бабушкиных рук.

— Конечно, не виновата! Кто ж тебя винит, детонька, это всё Аня твоя, большая, а ума нет. Ты зачем с ней водишься? Подружку нашла себе!
— Она с Розой дружит, и Катьку с Юлькой не любит, а Роза моя подруга, она хорошая, — всхлипывая, оправдывалась Аллочка. — Розина мама говорит, что друг моего друга мне друг, и враг моего врага мне друг, а ты говоришь…

На лицах родителей отразилось удивление: для умственно отсталой девочка рассуждала чересчур здраво. Чтобы запомнить такие пословицы, надо иметь на плечах голову.
Анна Дмитриевна рассуждала иначе:
— Ты бабушке не перечь, бабушку слушать надо. Моду взяла разговаривать… Откуда что берётся! Ужинать что будешь? Яичко сварить всмяточку, или блинцов испечь?
Алла перестала плакать и задумалась.
— Яичко свари. И молока дай!

Поставив перед внучкой чашку с молоком, Анна Дмитриевна с удовольствием смотрела, как она ест. И не слышала, как уехали дочь с мужем.

Вечером в дверь постучали. Кого в такую темень черти принесли… Или это наши вернулись? Случилось что?! Анна Дмитриевна набросила халат и поспешила к дверям, торопливо крестясь.
На пороге стоял Анин отец. Глаза под чёрными бровями метали молнии. Губы кривились в нехорошей усмешке.
— Анна моя у вас? — не здороваясь, осведомился Фомушкин. — Нет? А где ж она тогда? У Бариноковых её нет, значит, у вас, больше не у кого. Признавайтесь лучше сразу… Аня! Ты здесь? Выходи, иначе за косы вытащу, дома ещё добавлю.

Отстранив перепуганную Анну Дмитриевну, Фомушкин медведем ввалился в дом, широкими шагами измерил комнату и кухню, заглядывая во все углы, слазил даже на чердак. Не найдя дочери, устало опустился на табурет, протестующе скрипнувший под фомушкинским весом.
— Где она?
— Твоя дочь, ты и ищи. Сказано было, нету её здесь, — поджала губы Аллочкина бабушка.

Алла догадывалась, куда исчезла Аня. Она ни за что не скажет этому страшному злющему дядьке, где его дочь. Ни за какие пряники! При мысли о пряниках Алла шмыгнула в кухню. Анька там голодная сидит, надо ей поесть отнести…
Калитка оказалась запертой на ключ, пришлось вернуться в дом.
Анна Дмитриевна, взглянув на оттопыренные карманы внучкиного платья, мирно спросила:
— Ну, в правом-то пряники, а в левом что? Промасленный наскрозь, теперь не отстирать. Я тебя спрашиваю, чего в карманы напихала? Есть хочешь, так скажи, разогрею. А на улицу не пойдёшь, не пущу.

Под бабушкиным требовательным взглядом Алла молча достала из правого кармана пряники, а из левого выудила котлету… Ещё тёплая. Придётся Ане холодную есть. Придётся ждать, когда бабушка уснёт. О том, как страшно идти ночью по тропинке через вырубку, Алла старалась не думать. Аня там одна, ей ещё страшнее.

— Ба, а ты чего сейчас делать будешь?
— А ты чего хочешь-то? Можем в домино поиграть. И кукле платье новое сшить. Или полотенце своё вышивай, за всё лето два стежочка вышила, бессовестная.
— Ну, ба-аа! Я дошью… довышиваю. Я половину уже сделала, там немножко осталось. Я сделаю. Только я спать хочу…. Давай спать ляжем?
— Давай. Я, пожалуй, тоже лягу, сердце не на месте после этого собрания, да ещё ненормальный этот, Фомушкин-то, к нам сюда заявился как к себе домой. Чёрт такой!

Хитренькая Аллочка была довольна собой. «Дожать» бабушку оставалось совсем чуть-чуть, и можно бежать к Ане. А то темно будет…
— Ба, а ты свет погасишь? Я уже легла.
 — Гашу, гашу! Спи, детонька, спи, милая. Бабушка и свет погасит, и одеялкой потеплей укроет.

Вот только этого не хватало! Алла улеглась в постель не раздеваясь, даже сандалии не сняла, чтоб потом не надевать. Если бабушка увидит, всё пропало.
— Я сама уже укрылась, не надо. Ты спи, ба.

Продолжение http://www.proza.ru/2018/10/23/777