Большой человек

Навеяно творчеством  А. П. Чехова

 Иван Иванович сидел на лавке у большого городского пруда, любуясь открывшимися перед ним пейзажами, и одновременно скармливал одной невероятно прожорливой утке уже второй батон белого хлеба, что купил в кондитерской, напротив. День был ясный, но еще по-весеннему прохладный, поэтому праздно слоняющихся практически не было. Случайных же пешеходов, время от времени возникающих неподалеку, окружающие красоты не волновали. Особенно это касалось тех, кто легкомысленно позволил себе выбраться из своих теплых квартир, будучи одетым не по сезону. Эти господа, соблазнившиеся манящим, но обманчивым весенним солнышком, старались поглубже вжаться в свои необдуманно легкие одежды и поскорее миновать открытый участок своего маршрута, потерявшись из поля зрения Ивана Ивановича в пасти подземного перехода или в брюхе проходящего автобуса, как Иона в чреве кита.
  Все вокруг куда-то отчаянно стремились, но Ивану Ивановичу в кои-то веки было с ними не по пути, он совершал моцион. Ему даже было немного неловко, что в первый раз за последние много-много лет он никуда не спешил. Тело непроизвольно, время от времени, совершало конвульсивные движения, словно требуя от него каких-то активных действий, вроде того, чтобы вызвать свою служебную «Вольво», упасть на заднее сидение, бросив водителю: «На Краснопресненскую, Ваня», пробежать по диагонали содержимое папки с надписью «Отчеты и сводки за прошедший день», потом вызвать референта Людочку по системе спецсвязи, встроенной в панель приборной доски, и, назначив селекторное совещание на два часа пополудни, погрузиться в чтение свежих газет, предусмотрительно оставленных водителем на полочке рядом с сиденьем.
   Тем не менее, одевшись в теплую старую куртку Аляска, обмотав шею большим желтым шерстяным шарфом он, как мы уже говорили, сидел на берегу живописного водоема, целиком посвятив себя вопросам орнитологии, а, точнее, одному из них.
Вот уж битый час он никак не мог установить, когда у кряквы наступает предел сытости, после которого она икнет ему что-то вроде: «Слушай, я типа… того - поплыла, ну а ты, это… если шо, заходи», и, заиграв марш славянки, медленно, как большой противолодочный корабль «Адмирал Кузнецов», переваливаясь с борта на борт и с носа на корму, отчалит по какому-нибудь из множества своих дел.
- Интересно, а где у утки проходит ватерлиния? Такое впечатление, что из воды торчит только уткина длинная шея, ни дать ни взять - Лохнесское чудовище, разве что в миниатюре. Может быть, хватит уже над ней издеваться? А то еще, того гляди, утонет, - пожалел ее Иван Иванович. - Тем более, цель эксперимента, похоже, достигнута, вполне очевиден ответ на занимавший его вопрос – у утки предел сытости как таковой отсутствует. Да и батон как раз закончился».
- Гуманитарной помощи на сегодня больше не будет, проваливай, меняй район плавания, - Иван Иванович показал крякве пустые ладони, потом для убедительности трансформировал их в две красноречивые фигуры, которые в целом мире все разумные существа понимают одинаково. Утка все равно не уплывала, наворачивая рядом с ним круги и издавая при этом одновременно возмущенные и жалобные звуки. Она, похоже, отказывалась верить, что счастье было таким недолгим, наверное, этот большой пожилой человек в синей куртке, который произвел на нее столь позитивное впечатление, просто неудачно шутит, поди, пару-то лавашей еще точно зажал.
- Эй, мужчина, ты давай посмотри еще хорошенько, в карманах там поройся, - красноречиво говорил ее взгляд. Но Иван Иванович был неумолим:
- Нечего мне глазки строить, это для твоей же пользы, дорогуша.
Утка все равно не уплывала, примостившись неподалеку, она деловито стала общипывать себя от всяких насекомых и на том задремала.
Глядя на нее, разомлев на солнышке, прикемарил и Иван Иванович. Из полудремотного состояния его вывел радостный мужской голос:
– Иван Иванович, вот так встреча, вы даже не представляете, как я рад, не то слово - счастлив Вас видеть.
   Иван Иванович, подняв глаза, увидел перед собой сияющее лицо, расположившегося рядом пухленького среднестатистического мужчины без особых, примет, в дорогом теплом плаще и в фетровой чиновничьей шляпе, с дипломатом на коленях. На дипломате поверх бумажной салфетки, украшенной монограммой MC, стоял стаканчик, источавший терпкие ароматы горячего кофе. В мужчине после некоторых усилий он узнал одного из своих коллег по работе, еще по тому времени, когда служил в Департаменте городского коммунального хозяйства, Петра Степановича Доро..., Поро... хотя, в общем-то, и не суть важно. Они тогда оба были начальниками смежных управлений, поэтому им постоянно приходилось взаимодействовать по всяким производственным вопросам, да и на совещаниях у Мойдодыра, как за глаза звали директора их заведения, они тоже всегда сидели рядом. Вроде ничего себе мужик был - любезный, они даже одно время испытывали что-то вроде взаимной симпатии, и в ее апофеозе как-то пару раз по окончании трудового дня закатывались снять стресс в ресторанчик, расположенный неподалеку от их синекуры, причем каждый из них проявлял инициативу оплатить общий счет.
- Ба, Петр Степанович, какими судьбами? Решили тоже на природу полюбоваться? Понимаю, погодка нынче уж больно благоприятствует, - искренне обрадовался он знакомому лицу.
- От вас прямо ничего не скроешь, Иван Иванович, -  радостно улыбнулся тот во всю ширину своего лица, - форточку в кабинете открыл, чую - весной повеяло, вот меня, старого романтика, и развезло. Думаю, дай - ка между делом присяду, кофейку глотну на свежем воздухе, а тут смотрю и глазам не верю – восседает рядышком Иван Иванович собственной персоной, ну словно живой. Сколько лет прошло с момента последней  нашей встречи? Лет десять не меньше, почитай, с тех пор, как разошлись наши траектории полета по разным воздушным эшелонам. Доходили слухи, вы резко в гору пошли, когда оставили нашу богадельню, бескостные языки даже поговаривали, что вроде как на Министерство нас поменяли, больших чинов ради. Даже Мойдодыр не удержался и как-то на собрании оговорился: «Мол, большим человеком, мол, стал Иван Иванович». Правда, дальше не стал уточнять, насколько.
- Ну не так уж и ради чинов, просто оказия подвернулась заняться чем-то более масштабным и ответственным, чем согласование проектов благоустройства придомовых территорий и оптимизация расходов на латание труб центральной канализации, - с удовольствием принялся вспоминать Иван Иванович. -  Вот я, каюсь, и вошел в соблазн, не удержался на насиженном месте.
- Наверное, Управление возглавили, хотя что там Управление, не удивлюсь, если и целый Департамент вам доверили, с вашим-то глобальным мышлением и инновационными подходами, человечище.
- Да, было и такое дело, сначала как будто присматривались, потом двинули на Управление, а с годами до заместителя министра по общим вопросам дотянулся.
-Неужели до зам-ми-ми-нистра? Не знал, не знал, примите мои запоздалые поздравления, но как говорится, лучше уж поздно, хе-хе, - выражение лица Петра Степановича вдруг стало глуповатым и угодливым, и пока старый знакомый собирался с мыслями, как вести себя, исходя из вновь открывшихся обстоятельств, над скамейкой повисла неловкая тишина.
Иван Иванович, погрузившийся в свои воспоминания, этой незначительной оказии, судя по всему, даже и не заметил.
Но тут у Петра Степановича заблестели глаза от осенившей его креативной идеи, затем еще и округлились от ужаса, когда он оценил ее грандиозность. Затрепетав всем своим обильным телом, он все же не удержался и произнес:
- Не сочтите за дерзость, дорогой Иван Иванович. Мне… меня тут мыслишка одна интересная навестила, но я… даже не знаю, как это… выразиться. При вашей-то загруженности и высоком положении, нет, не смею, – начал и осекся вдруг Петр Степанович, стирая градины пота с внезапно раскрасневшегося лица салфеткой, вытащенной неуверенным движением из-под едва не опрокинувшегося стаканчика с кофе. Несмотря на леденящий бриз, дувший со стороны водоема, ему было жарко.
- А вот и зря, коллега, если мысль интересная и здравая, нельзя ее держать при себе, это нечестно и эгоистично, - ободрил его Иван Иванович, - и ничье положение тут не может служить оправданием.
- Я, я… смею себе позволить, в память о старой дружбе, даже не знаю… дерзнуть, - залепетал почему-то Петр Степанович, потом набрав побольше воздуху в легкие и привстав, выпалил на одном дыхании. - В общем… осмелюсь пригласить вас к себе на дачку… того, посидеть с удочками вечерок… под шашлычок… хе-хе, старое помянем. «Арманьячок» 50-го годика. От души… все же назначеньице, как-никак, хоть и с опозданьицем… У меня вот озерцо… все удобства налицо...- от невероятного напряжения слова, исходящие из Петра Степановича, вдруг стали складываться в рифму.
- Супружница-то будет как рада. Рыбалочка, клев … от души, с удочками… все удобства, коньячок обеспечим, - совсем потерялся хлебосольный хозяин.
- Сколько я уже не рыбачил. У меня, брат, я тебе скажу, у самого на участке рядом с домом целых два пруда, - с удовольствием подхватил тему Иван Иванович, - а вот их в упор не замечаю, слышу только, как лягушки там квакают, удочки, поверишь, запихнул лет двадцать назад куда-то, а вот сейчас спроси, где их искать - не вспомню. Экий ты молодец, Петр Степанович, не лишаешь себя простых жизненных удовольствий, поди ж ты - рыбалка, озерцо - усмехнулся по-доброму Иван Иванович.
    Тут Петр Степанович, ободренный благосклонностью Ивана Ивановича, пришел в себя и неуловимым движением стряхнул пару хлебных крошек с его куртки. Кроме того, он решил закрепить успех, убив сразу двух зайцев, - любезно проявить заботу о здоровье «большого человека», одновременно превознося его незаурядные организаторские способности.
- Смотрю я на вас … и от души восхищаюсь, - всплеснул руками старый коллега. - Как это вы, дорогой Иван Иванович, при своем-то напряжённейшем графике, еще время выкраиваете на солнышке понежиться и уточек покормить, вот он, незаурядный талант управленческий. Воистину, всю работу никогда не переработаешь, но это ты только с годами начинаешь понимать. Вы всем нам в пример, дорогой Иван Иванович. Вот так нашему брату-бюрократу и надо, всегда и во всем - волевым решением оторвал себя от письменного стола, указал секретарше - меня ни для кого нет - нажал на кнопку «пауза» в селекторе и вырвался на свободу из лап агрессивной профессиональной среды. Пора, воистину пора, нам беречь себя начинать, дорогой Иван Иванович, чай, не юноши уже.
- А вот и не угадал, Петр Степанович, я днями на пенсию вышел, теперь у меня сплошная пауза на селекторе и времени свободного вагон. Ну вот я и подумал в данной связи, а почему бы, собственно, не принять твое предложение да не развеяться под коньячок на природе. Ну так как, Петр Степанович? Решайся, когда махнем к тебе на карася, или что там у тебя в озерце плавает?
   Иван Иванович зажмурился, то ли от непривычно яркого солнца, а может, чтобы скрыть накатившуюся ностальгическую слезу. Спустя мгновение, открыв глаза, он не обнаружил рядом никого. На лавке сиротливо белел пластиковый стаканчик с недопитым кофе, а недалеко от берега стояла на рейде все еще на что-то надеявшаяся глупая утка.