Проповеди Ворона. Кали-юга

      Во­ис­ти­ну, в тём­ные, страш­ные вре­мена мы жи­вём. Но Ка­ли-юга ни­ког­да и не бы­ва­ет бла­годат­ной.
      Зло пло­дит­ся в люд­ских сер­дцах, в умах, очер­ня­ет ду­ши и вып­лёски­ва­ет­ся в мир. Лю­ди не от­ли­ча­ют дур­ное от хо­роше­го, име­ющее ис­тинную цен­ность от ник­чёмной без­де­луш­ки. Всё ста­новит­ся еди­но, по­нятия под­ме­ня­ют­ся, и ха­ос при­ходит в мир.
      Из­вес­тно, что вре­мя во все­лен­ной де­лит­ся на эта­пы — каль­пы. Каж­дая каль­па де­лит­ся на эта­пы по­мень­ше — ма­ха­юги. Каж­дая ма­ха­юга, или ве­ликая юга, или ча­туръ­юга, сос­то­ит из че­тырёх ещё мень­ших эта­пов — юг, и каж­дая пос­ле­ду­ющая юга не­из­менно ху­же пре­дыду­щей.
      В те­чение каж­дой юги люд­ская доб­ро­детель уга­са­ет при­мер­но на чет­верть от той, что бы­ла в на­чале всей ма­ха­юги, и к кон­цу чет­вёрто­го эта­па — Ка­ли-юги — и вов­се схо­дит на нет. И имен­но в этот мо­мент, ког­да мир окон­ча­тель­но пог­ру­зит­ся в ха­ос и ть­му, ког­да лю­ди по­теря­ют че­лове­чес­кие ка­чес­тва и об­лик и ста­нут срод­ни бе­сам, — имен­но в этот мо­мент заз­ву­чит му­зыка, что сот­ря­сёт мир.
      Ког­да лю­ди па­дут и опус­тятся нас­толь­ко, что ни­же уже не пасть, вла­дыка Ши­ва ус­тре­мит взор на рас­пустив­шихся сво­их де­тей. Он вста­нет, оп­ра­вит­ся, зак­ро­ет гла­за… Нет, гроз­ный его тре­зубец не бу­дет ис­поль­зо­ван для унич­то­жения это­го ми­ра. Тре­зубец — ору­дие вой­ны, но стал­ки­вать си­лу зла с си­лой раз­ру­шения — вряд ли пос­ту­пок, дос­той­ный вер­ховно­го бо­жес­тва. По­тому он, без­мя­теж­ный и скон­цен­три­рован­ный, не бу­дет при­нимать ярос­тный свой ас­пект и со­от­ветс­тву­ющий ему ат­ри­бут. Нап­ро­тив, об­ла­да­ющий сек­ре­том все­лен­ской гар­мо­нии, он вер­нёт ми­ру те по­забы­тые виб­ра­ции, ко­торые зна­вал он на за­ре бы­тия.
      Мед­ленно, слов­но и прав­да по­забы­ты им эти дви­жения, нач­нёт На­тарад­жа свой та­нец — тан­да­ву. Спо­кой­ный и плав­ный, как ле­пес­тки, опа­да­ющие с цве­тущих по вес­не де­ревь­ев. Но вот что-то не­уло­вимо ме­ня­ет­ся, и та­нец ста­новит­ся быс­трее. Спо­кой­ствие сме­ня­ет­ся на­чина­ющей раз­го­рать­ся страстью. Что за страсть сжи­га­ет тан­цу­юще­го? Слож­но смер­тным пос­тичь её глу­бину, ибо мно­гог­ранна её при­рода. Сме­шалось в ней мно­гое из то­го, что из­вес­тно нам са­мим — и страсть к жиз­ни, и лю­бовь к мужчине и жен­щи­не, и стрем­ле­ние к кра­соте и гар­мо­нии во всех ас­пектах жиз­ни. Есть в этой страс­ти и то, че­го не вы­разить сло­вами, но то, что чувс­тву­ет и зна­ет и на что от­кли­ка­ет­ся са­мая сущ­ность че­лове­ка — его ат­ман. Но не был бы этот та­нец по­ис­ти­не бо­жес­твен­ным, ес­ли бы лишь этим он и ог­ра­ничи­вал­ся. Так­же в тан­да­ве при­сутс­тву­ет и то, что не да­но поз­нать че­лове­ку ни умом, ни ат­ма­ном. Имен­но это, не­поз­нанное и не­поз­на­ва­емое, и сот­ря­са­ет са­му ткань ми­роз­да­ния. Имен­но это про­ника­ет в каж­дую час­ти­цу — и на­пол­ня­ет их из­на­чаль­ной си­лой, ут­ра­чен­ной ими за дол­гие го­ды про­шед­ших юг. Имен­но это зас­тавля­ет ма­терию пла­вить­ся и рас­па­дать­ся на мель­чай­шие свои сос­тавля­ющие, раз­ле­тать­ся от­дель­ны­ми ато­мами на зап­ре­дель­ные рас­сто­яния.
      Длит­ся та­нец, и слов­но бы не за­меча­ет ув­ле­чён­ный им На­тарад­жа, что мир уже дав­но стёрт в пыль, и слож­но уз­нать в нём бы­лое его ус­трой­ство. Но не был бы он тог­да столь ве­ликим, еже­ли ог­ра­ничил­ся бы од­ним лишь раз­ру­шени­ем. И по­тому про­дол­жа­ет Ши­ва тан­це­вать, но та­нец его сно­ва из­ме­нил­ся. И те­перь пос­лушная ему ма­терия, впи­тав­шая жи­витель­ную его си­лу и твёр­дую во­лю, на­по­ён­ная из­на­чаль­ной виб­ра­ци­ей, на­чина­ет вновь со­бирать­ся, об­ра­зуя но­вый, до­селе не­видан­ный мир. По­лон он кра­соты и гар­мо­нии, и ве­ликое счастье жить в этом ми­ре. Доб­ро­детель ру­ково­дит всем, и зло столь ма­ло и не­опыт­но, что лишь не­замет­ные зёр­на его раз­бро­саны тут и там, столь не­уве­рен­ные и сла­бые, что ед­ва от­ли­чимы они от доб­ра.
      Но вре­мя прой­дёт, и Сатья-юга сме­нит­ся Тре­та-югой, Тре­та-юга — Два­пара-югой. За Два­пара-югой пос­ле­ду­ет Ка­ли-юга. Мед­ленно, поч­ти не­замет­но, вна­чале бла­гопо­луч­ный и цве­тущий мир под ко­нец сво­его су­щес­тво­вания сно­ва ска­тит­ся в ха­ос и мрак. Зна­ет ли об этом тан­цу­ющий на ру­беже двух ма­ха­юг? Не­сом­ненно. За­чем же тог­да он тан­цу­ет, еже­ли ему до­под­линно из­вес­тно, что раз­ру­шен­ный им и вос­создан­ный за­ново мир вновь не­из­бежно пог­ру­зит­ся во ть­му? «Вы ска­жете, не­ис­по­веди­мы пу­ти его, не­ис­по­веди­мы пу­ти гос­подни. Это не от­вет. От­вет, оп­равда­ние — од­но и то же и для лю­дей, и для бо­гов. Доб­ро или зло, го­ворят муд­ре­цы, ка­кая раз­ни­ца, ведь оба они от­но­ситель­ны. Сог­ла­ситесь, но уч­ти­те и то, о чём муд­ре­цы не го­ворят. Оп­равда­ние это — «кра­сота». И проб­ле­ма, ста­ло быть, не в доб­ре или зле, но в эс­те­тике».°
      Раз­ру­шая ста­рый мир, ли­шён­ный доб­ра и гар­мо­нии, раз­ру­ша­ет На­тарад­жа вмес­те с ним урод­ли­вое и асим­метрич­ное, по­доб­ное бес­кон­троль­но рас­ту­щей ра­ковой опу­холи. Сти­рая мир в пыль и рас­щепляя его на ато­мы, на­руша­ет он сло­жив­ший­ся ис­ка­жён­ный по­рядок и воз­вра­ща­ет ма­терию в ней­траль­ное сос­то­яние. На­по­ив час­ти­цы из­на­чаль­ной виб­ра­ци­ей и сфор­ми­ровав мир за­ново, вос­созда­ёт он пер­воздан­ную его кра­соту, чис­тую и ни­чем по­ка не за­мут­нённую.
      Та­ким об­ра­зом, мы ви­дим цик­ли­чес­кую тран­сфор­ма­цию от кра­сиво­го и гар­мо­нич­но­го к урод­ли­вому и бо­лез­ненно­му.


Примечания:
° цитата из «Князя света» Р. Дж. Желязны (1967)