Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 28

ПОСКОЛЬКУ В ДАННЫЙ МОМЕНТ Я РАБОТАЮ НАД 4-Й РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireon.shtml (тут с обложкой и фб2)

***

Глава 28. Мятеж. (Понедельник утро и день)

***
 
Почти ровно в шесть утра, как приказал детективу зашедший в воскресенье вечером к нему домой Фанкиль, Вертура уже был на своем рабочем месте. Сидел за столом, непонимающе смотрел перед собой с недосыпу, зевал, ожидал, что ему поручат какое-то неотложное дело. Но никакого неотложного дела, ради которого надо было приходить так рано, ему никто так и не получил. Никому ничего не поручили. Ни Вертуре, ни лейтенанту Кранкену, ни остальным служащим отдела Нераскрытых Дел.
Бессмысленное ожидание повисло в зале. Где-то неподалеку за стенами, должно быть через несколько кабинетов, настойчиво и неприятно трещал телефон, но его игнорировали. Все сидели на своих местах, прислушивались, как в длинном коридоре за дверью переговариваются напряженные голоса, как гремят двери и грохочут какие-то, как будто более поспешные, чем обычно, сапоги.
- У них там война, а мы как всегда протоколы пишем – с ленивой нервной насмешкой кивнул Фанкилю лейтенант Турко, когда тот вернулся из длинного коридора, открыл ногой дверь, принес в отдел большую коробку, груженную какими-то папками и бумагами по виду как будто из бухгалтерии.
- Ну война пока не началась. Но мне тут шепнули, что на заседании магистрата сегодня должны будут поднимать вопрос о расширении полномочий городского совета – с намеком возразил ему, ответил рыцарь.
Он поставил коробку на стол, разобрал бумаги и вынул со дна высокотехнологический цилиндр с циферблатом и кнопками, поставил его на свой рабочий стол рядом с разложенным кожаным поясом с отделениями для шприцов и лекарств и большим ящиком с зеленым орденским крестом, в котором рыцарь хранил свои приборы и инструменты.
Все, кроме Марисы, которой вчера Фанкиль передал приказ инспектора Тралле сегодня оставаться дома, магистра Дронта, что так и не появлялся с тех пор, как его забрал с собой Эрсин и Даскина, еще с ночи отправленного Хельгой Тралле в город по особенно важному поручению, сидели за столами, готовились к какому-то неясному никому, кроме инспектора и Фанкиля делу. Перебирали, перепроверяли бумаги и папки, бродили от окна к окну, зевали, варили кофе в закопченном чайнике без крышки, который грели на лабораторной газовой горелке. Беспрерывно пили его фужерами. Несмотря на запрет, курили трубки прямо в зале, занимались какой-то мелкой ерундой, как всегда бывает, когда предстоит что-то важное, вроде дальней поездки, а время еще есть, и нет никакого резона браться за что-то серьезное, требующее внимания и сил.
С самого утра детектив с Фанкилем и лейтенантом Турко спустились на первый этаж в арсенал. Фанкиль с грохотом отпер своим ключом и раскрыл железный несгораемый шкаф, где хранилось тяжелое оборудование, и достал из него массивное ружье с длинным стволом и боеприпасы к нему, по размерам больше похожие на высокотехнологические орудийные заряды чем на ружейные выстрелы.
- Все сразу, побольше берите! – глядя на то, как рыцарь жадной горстью быстро выгребает из коробок патроны, перекладывает их в сумки, хохотнул лейтенант, кивнул на лежащий на полке пистолет – эмиссионный?
- Ствол видите? – рассердился, быстро забирая оружие и патроны к нему, бросил Фанкиль – эмиссионным ствол незачем.
На рукоятке небольшого магазинного пистолета стоял выгравированный орденский крест. Отдельно в шкатулке с мягкой подложкой лежал лазерный прицел, но он не работал. Как с досадой сказал Фанкиль проверив его, села батарея.
Помимо ружья и пистолета в шкафу лежали шлемы и сложенные друг на друга красные бригандинные доспехи, снаружи по виду самые обычные, но, судя по глухому стуку и легкости, снаряженные не железными, а пластмассовыми, композитными пластинами. Фанкиль сказал, что это почти как у герцогской гвардии, продемонстрировал удобную современную подкладку из обшитого синтетической тканью пенистого амортизирующего материала, застежки на контактной ленте и бирки с гравированными машиной кодами и техническими характеристиками.
- Ваше ружье удержат? – придирчиво оглядев выданную ему броню, недоверчиво уточнил лейтенант Турко.
- Надевайте, проверим – раскладывая снаряжение в поясные сумки и присоединяя к орудию хранящийся отдельно завернутым в промасленную бумагу плавающий затвор, бросил через плечо, ответил ему рыцарь.
Следом за броней, быстро проверили и распределили и остальное снаряжение.
Несолидно легкий, с мягкой защитой шеи такой же композитный, как и остальная броня из несгораемого шкафа с крестом, выданный Фанкилем Вертуре сфероконический был неудобен и непривычен детективу. Но он не стал спорить лишний раз, надел его себе на голову, примерялся. Без козырька и полей, с открытыми лицом и щеками, Вертура ощущал себя как с непокрытой головой, но походив в нем по залу, посидев, попив кофе, покурив, вскоре свыкся и с этим элементом снаряжения.
Когда из оперативного отдела вернулся отправленный по поручению инспектора лейтенант Кранкен, снова пошли в арсенал. Долго и шумно подбирали ему стеганые варежки, поножи и бригандину, обсуждали, советовали что лучше, причем доктор Сакс, не имеющий совершенно никакого понятия о доспехах, тоже присоединился к этой дискуссии, как будто он был настоящим специалистом в этом деле.
На вопрос лейтенанта о ружье, Фанкиль просто ответил ему, что едем охотиться на Зверя. Никто не возразил, но по всему было видно, что никто ему и не поверил.
Часов в восемь утра, с началом первой смены, в отдел явились, осторожно постучали в двери знакомые студенты.
- Нас определили к вам… - скромно сообщили они. Недели в полиции Гирты, плетка и строгая муштра дежурного по хозяйству капрала Гицци не прошли даром, сбили с них всю молодецкую спесь.
- А отлично, вот и заказанные добровольцы подошли! Йозеф, пойдемте, выдадим им оружие и защиту – хлопком отложил от себя какую-то книжку, которую он быстро просматривал, словно пытаясь спешно что-то заучить, откинулся на стуле, прищурился на них, хрипло и как будто бы весело крикнул Фанкиль, чем окончательно ввел их в недоумение.
Пока они все вместе ходили в арсенал вниз, Вертура, что все это время прогуливался по залу, пил кофе, возбужденно, бестолково и шумно обсуждал с доктором Саксом какие-то насущные, но абсолютно несущественные вопросы, в который раз от нечего делать подойдя к окну, внезапно обратил внимание, что на проспекте Рыцарей происходит какое-то движение. Над забором плаца промчалось сразу несколько знамен. У моста и над рекой тревожно перекликались рога. Где-то над крышами, издалека, похоже с другой стороны реки, забил колокол. Ритмично и без украшений, не так как бьют утром, радостно возвещая об открытии царских врат в храмах, выносе чаши и приглашении прихожан вкусить тела и крови Христовой, а как пожарный набат - быстро, однообразно и ритмично. Его звон подхватывали другие колокола по южному берегу реки и вскоре им начали отвечать и на северном. С воем рожка на плац влетел конный фельдъегерь. Сразу следом за ним примчались несколько верховых жандармов, принесли какие-то очень важные и страшные вести.
- Вы всех отвлекаете! – неприязненно бросила детективу раздраженная их с доктором шумными, возбужденными разглагольствованиями Инга, когда Вертура подозвал доктора к окну, чтобы тот оценил, что там случилось.
- Нечего мне тут рот затыкать! – грубо ответил ей детектив, но все же угомонился и отошел к своему рабочему месту, упал на стул, упер голову о ладони, облокотился локтями о столешницу, замер, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре, за дверью отдела.
Вначале все как будто притихли, словно как и Вертура насторожились, чтобы не пропустить, что за новости принесли посланники с южного берега Керны, только телефон все звонил и звонил, заливался, захлебывался отвратительным механическим треском, где-то в одном из ближайших по коридору кабинетов. Но вот звонок резко оборвался и, кажется был даже слышен удар сорванной и брошенной обратно на рычажок трубки, и тут же заговорили, загалдели голоса: какая-то страшная, но ожидаемая всеми весть начала стремительно разноситься по комендатуре, а следом за ней и какой-то неясный, но очень важный приказ командования, который с ее приходом начал тут же приводиться в исполнение. Миг и полицейский дом ожил. Яростно и быстро, с размаху, еще сильнее, захлопали двери, еще стремительнее загремели бегущие сапоги, забряцало снаряжение, на плацу заревели полицейские рожки. Сержанты бегали взад-вперед, искали подчиненных, выкрикивали названия подразделений. Где-то совсем рядом под ударами латной перчатки загремела запертая дверь.
- Именем сэра Булле! – страшно закричал капитан Кроксен кому-то из полицейских. Начался конфликт. 
Дверь с грохотом распахнулась, все подняли головы, обратились к ней. В зал ворвался Даскин.
- Ну как у вас тут?! – громко и требовательно, как большой начальник, выкрикнул, спросил он у вздрогнувших от своего столь внезапного явления детектива, доктора и Инги. Сорвал с головы шляпу, бросил на вешалку, упал на диван, откинулся, победно закинул ногу на ногу, заложил за голову руки, возбужденно и дико огляделся. Вертура не ответил, пожал плечами, подошел к окну, посмотреть, что там теперь будут делать, но не увидел ничего нового, внятного и интересного. Какие-то пешие вооруженные жандармы быстро шагали цепочкой в сторону здания комендатуры от проспекта Рыцарей. Капитан Кноцце спорил с каким-то верховым. Под пасмурным небом быстро строились свободные от смен, но вызванные на общий сбор, полицейские взводы и дружинники, нестройными толпами, пешком - на всех не хватало повозок и телег, покидали комендатуру, сворачивали по проспекту направо, к мосту через Керну.
Из города, с улицы, призывно голосили рожки. Знамена отрядов квартальной самообороны одно за другим проносились над забором, в ворота въезжали верховые. Рога на другой стороне реки выли так, что раскатистое эхо отражалось от каменных стен. Черный, пока еще слабый, но уже заметный, дым поднимался из-за тополей на стене бастиона и крыш домов на проспекте со стороны центрального района Гирты. Из окон комендатуры было трудно понять, что там случилось. Высокие дома на проспекте и деревья загораживали обзор: только черная, окутанная зловещими темными клубами игла шпиля Собора Последних Дней, что отчетливо просматривалась на фоне сухого серо-пасмурного неба над коньками крыш домов и начинающими желтеть кронами, указывала на то, что горит где-то совсем рядом с ней.
Грозный набат, набирая силу с каждым присоединяющимся к нему колоколом, лился над крышами города, многократно усиливался эхом в узких переулках, катился по улицам и проспектам. Он его мерной пульсации дрожали стекла, колыхался в мутных, давно немытых фужерах кофе, наполнялось тревогой, приходило в волнение сердце. Вертура перешел к окнам, что выходили на реку, отодвинул тяжелый, с высокой спинкой, стул Марисы и попытался заглянуть с этого ракурса, но деревья, высаженные на руинах бастиона по берегу реки и тут не давали ему присмотреться как следует.
- Пожар в герцогском дворце? – растерянно уточнил он у Даскина.
- Ну что? – недоверчиво и мрачно спросила Инга, но тоже не получила ответа.
В коридоре майор полиции предложил капитану Кроксену пойти к майору Гессу, уклончиво сослался на то, что не вправе принимать решения вперед руководства, когда оно на месте, даже  если приказ исходит лично от сэра Прицци.
- Может  я домой пойду? -  глумливо и нервно хихикая, заерничал доктор Сакс, приподнимаясь на цыпочках, чтобы заглянуть через широкий подоконник в сиреневый сад за задней стеной полицейской комендатуры, не происходит ли чего интересного и на той стороне.
- Вы что еще не поняли? – коротко и серьезно ответил Даскин, раскидывая руки по спинке дивана, и выразительно растянул потрескавшиеся губы в страшной застывшей усмешке – мятеж.
Не сказав больше ни слова, он спустился в арсенал, откуда почти сразу же вернулся со своим стальным луком и колчаном стрел, снова упал на диван, нахлобучил на голову свою шляпу и достал из голенища сапога длинный и острый, похожий не лесной, нож, положил его себе на колено.  Голоса в коридоре внезапно притихли, разом громыхнули и затихли сапоги, словно сразу несколько человек спешно встало по стойке «смирно». Кот Дезмонд на столе задрал мохнатую морду, забил хвостом, навострил свои уши с кисточками. В мрачном ожидании посмотрел в сторону дверей, как все кошки заранее зная, кто сейчас должен в нее войти. Та с грохотом распахнулась. Явилась Хельга Тралле. Спешным шагом прошлась по залу, окинула быстрым взглядом ожидающих приказаний полицейских.
Все с мрачной готовностью уставились на нее, ожидая распоряжений.
Сегодня она была облачена не в свою обычную аккуратную красную с золотом мантию, а в черные мешковатые штаны из какого-то плотного искусственного материала, черную, похоже из одного комплекта со штанами просторную куртку с карманами, брезентовыми стропами, пряжками и нашивками на рукавах и груди и блестящие, почти как у принцессы Вероники, огромные черные башмаки. На одной из нашивок детектив прочел – «Конфедеративная Служба Безопасности Северного Королевства» надпись опоясывающую полукругом символ ведомства – охваченного пламенем дракона, обвивающего лапами и крыльями черный восьмиконечный крест. На другой порядковый номер, анаграмму и код подразделения по типу тех, которые носили сотрудники тайной полиции Мильды. Волосы куратора были собраны в аккуратный длинный хвост, а на плечи накинут так не вяжущийся со всем этим похожим на столичную униформу нарядом алый полукруглый короткий плащ с капюшоном, сейчас откинутым и лежащим поверх спины.
Раньше детектив видел такие одежду и регалии только на картинках книг или в журналах, но на людях вживую так не ходили даже официальные столичные гости, нередко посещающие Мильду, и в любой другой ситуации такое явление привело бы Вертуру в восторг или изумление, но сейчас он был серьезно встревожен этим столь официальным, явно свидетельствующим о том, что ситуация критическая, видом.
- Вот оно, то, о чем они все говорили… – подумал он. В зале стало тепло, почти что жарко. Тяжелый горячий аромат раскаленного железа разлился по комнате, как будто при каждом движении куратора полиции Гирты словно распахивались раскаленные крылья, поднимая вокруг нее потоки горячего, как от доменной печи, ветра.
- Где Лео? – быстро спросила она у Инги и поставила на стол закрытую клетку с деревянной ручкой, которую принесла с собой в отдел. Кот Дезмонд сразу заинтересовался ей, подошел, гордо и надменно вскинул голову, принюхался, хлопнул хвостом и выгнул спину.
- Во дворе – с готовностью кивнула на окно Инга – собирают карету.
- Времени нет, идите за ним! – приказала ей Хельга Тралле и позвала громко и звонко так, что, казалось, от ее голоса затряслись стекла – Валентин!
Сверху загремели тяжелые шаги.
Инспектор, держа в руках дымящуюся трубку, поспешно, вразвалочку, спустился вниз.
- Собирайтесь. Время – приказала она ему – Герман уже на месте. Он будет ждать у Прудов.
- Я понял – выпятив нижнюю губу, кивнул инспектор и прибавил осторожно и тихо – Хельга, насчет твоего плана…
- Это не мой план. И это не стоит твоих сомнений, у меня же нет души – сказала она ему, не обращая внимания на подчиненных, коснулась руками его одежды, оправила застежки и полы синей с фиолетовым старой мантии инспектора, что была немного мала ему и всегда так некрасиво разъезжалась на его толстом выпирающем животе. Проникновенно заглянула в лицо. В ее глазах промелькнули забота и улыбка. Несколько прядей ее золотых, всегда идеально чистых и расчесанных волос кольцами выбились из хвоста. Еще раз оправив застежку его мантии на груди, она кивнула инспектору и отошла на полшага назад, сообщила так чтобы слышали все – также как и у всех остальных участников плана, который сейчас приводится в исполнение в Гирте, у каждого из вас есть индивидуальные инструкции и цели. Вы все знаете их и, несмотря ни на что, любой ценой, вы должны их выполнить. Я верю в вас и теперь все зависит от вашей сноровки, умений и того, благословит ли Господь Бог наши начинания и служение или нет.
- Да – утвердительно кивнул за всех инспектор и, решившись, шагнул вперед. Наверное, он хотел поцеловать ее, но в последний миг передумал, не то смутился, не то не хватило смелости, просто обнял ее за плечи, робко и неловко вытянутыми руками, как юнец и, также быстро отпустив, махнул рукавом  – ладно, черт с тобой. Все, мы все поняли, иди, если потребуется, я сделаю все, как ты предписала мне.
И он, встав по стойке «смирно» поклонился ей и отсалютовал рукой от груди.
- Служу Господу Богу, Гирте, Северному Королевству и государю Арвестину! – продекламировал он ей слегка смущенно, но все же решительно и торжественно – Христос Воскрес!
- Воистину Воскрес! –  отозвались все.
- Воистину Воскрес! – также ответила и Хельга Тралле, отсалютовала инспектору и, развернувшись, без дальнейших лишних слов и напутствий быстро вышла из отдела. Снаружи еще некоторое время через грохот шагов и гром дверей в длинном коридоре на втором этаже слышались ее быстрые и четкие распоряжения, которые она отдавала жандармам и полицейским офицерам, когда в отдел ворвался встревоженный, но как всегда при параде, всех регалиях жандармерии, майор Абелард Гесс. Бросил быстрый взгляд на все еще стоящего посреди отдела инспектора.
- Валентин! Вот приказ со всеми подписями, как всегда, в последний момент – заявил он, вручая инспектору бумагу и быстро оглядывая зал – все, давайте, быстрее, быстрее!
- Да – утвердительно кивнул ему инспектор и обратился к подчиненным – а вы что расселись? Вам же сказали, бегом собираться и ехать!
Поспешно вернулись студенты и Фанкиль. Школярам выдали укрепленные металлическими пластинами кожаные куртки, шлемы и короткие пики. Быстро кивнув инспектору, что все готово, Фанкиль выдвинул ящик стола достал из него блестящие латные перчатки-гаунтлеты. Даскин схватил свои лук и стрелы, перекинул через плечо перевязь, на которой висел короткий меч. Инга подхватила свою толстую кожаную сумку, что стояла у нее под столом, запихала в туесок кота Дезмонда. Лейтенант Кранкен проверил свои топор и плеть. Доктор Сакс с остервенением сорвал и затер полой мантии очки. Вертура примерил на плече свой длинный меч, что привез с собой еще из Мильды.
- А мы что, на войну едем? – испуганным фальцетом воскликнул хвостист Прулле.
- Учиться надо было нормально, на лекциях не валяться с похмелья, балбес!  - весело оскалившись, с издевкой покачал головой бездельник Коц, встал в позу, примеряясь к своей пике.
- Валентин, без пафоса, всё. Все собрались? Отдел конфедеративной контрразведки, где ваши эмиссионные фонари и залповая артиллерия? – строго спросил майор Гесс инспектора и, заломив руки за спину, прошелся по отделу, обозревая сотрудников, что как по команде при боевом снаряжении построились полукругом рядом с командиром – Гирта верит вам, господа! Правда денег вам платить в казне нету, но вы же самые смелые, патриотичные и самоотверженные?
- Да! – нахмурившись, ответил инспектор Тралле грозно и весело, как будто сбросил с плеч по меньшей мере тридцать лет. Отчаянный звон колоколов и общая тревожная, пугающая атмосфера всеобщего возбуждения, наполни новыми силами его уже немолодое сердце, а страшный и неудержимый кураж идущего на смерть солдата, предал ему веселое и бойкое настроение.
- Ладно, все, езжайте. Это с подписью сэра Вильмонта, на случай если вас будут задерживать - протирая золотой крест с драконом, герцогскую награду за примерную службу, продемонстрировал переданную инспектору бумагу, напутствовал майор Гесс – Герман ждет вас. Исполните все, как сказала Хельга.
- Служим Гирте! – схватился с ним руками, обнял за плечо, стукнулся с коллегой локтем инспектор.
- Служим Гирте! – кивнул майор и вышел из отдела.
Полицейские быстро похватали свои вещи и с грохотом поспешили по лестнице через арсенал и склад на первом этаже, на плац, вниз, где на козлах черного дилижанса уже ждал лейтенант Турко, а конюхи держали за удила самых лучших, какие были в полицейской конюшне, лошадей.
- Мы еще не уехали, а как всегда уже проблемы!  – ловко вскакивая в седло и проверяя стрелы в колчане – черные с пластмассовым оперением, такие же, как та, обломок которой привез в отдел для разбирательства Эрсин, весело крикнул Эдмон Даскин, с намеком демонстрируя бестолково прыгающего в стремени, пытающегося взгромоздиться в седло толстого инспектора.
- Эх молодость! – прикуривая, поделился тот с быстро бросающими в дилижанс свои сумки и оружие коллегами - сколько лет-то прошло! Я вот как подумаю, грустно становится даже как-то. Помните, как все было, Валентин? Славные годы, славные подвиги, не хуже, чем у сэра Прицци. Жаль только книгу о нас никто не напишет. Да и остались-то из нашей славной компании только Борис и мы.
- Да я рад бы и забыть! – оставив бесплодные попытки вскочить в седло без лесенки, зарычал инспектор, с усилием втискиваясь в заставленный снаряжением салон черного дилижанса Фанкиля.
- А Борис тот еще хитрец!  – с пониманием кивнул Даскин – всех обскакал. Вся Гирта над ним глумилась, пальцем тыкала, а он взял и добился же чего хотел! Надо к нему на прием записаться, пусть советниками теперь нас делает!
- А мне титул баронессы!  – сидя верхом в седле, к ним подъехала Ева. Поверх ее мантии была накинута легкая, современная, с пластиковыми стропами, пластмассовыми защелками и тяговыми заклепками, собранная из двух, нагрудной и брюшной, черных пластин, усиленная набедренниками и оплечьями броня. Поперек седла ожидал своего часа, укрытый в черные матовые ножны, похожий на саблю с длинной рукоятью, изогнутый меч. Вокруг плеча был намотан длинный, как у извозчиков в несколько метров, тяжелый с острым и тяжелым стальным языком на конце, хлыст. Такой, что в умелых руках бьет не хуже чем пистолет.
- Да ничего нам не будет за наши подвиги, даже почетной смерти – развел руками Фанкиль, чем вызвал у всех улыбки.
- Ну все, готовы? – раздраженно крикнул, высовываясь в тесное окошко дилижанса, в которое со времени починки так и не вставили стекла, с ненавистью окинул взглядом отряд инспектор – как на базаре собрались! 
Студенты закинули на крышу дилижанса свои пики и шлемы закрепили их, потеснились с доктором Саксом, сели на козла дилижанса. Остальные вскочили в седла, и по приказу командира поехали.
- А вы еще куда? – нахмурился у ворот, перегородил им пикой дорогу какой-то незнакомый жандарм в полном боевом снаряжении – никому никуда не ехать, без личного разрешения сэра Фридриха!
- Тебе что еще, циркуляр показать? – высунулся и из окошка дилижанса, затряс мясистой рукой, накричал на него инспектор – с личным, его высочества, сэра Булле распоряжением?
При виде высокого полицейского начальника, тот убрал пику и отсалютовал колонне выезжающей не проспект.
У моста, где жандармы и полицейские уже готовили палисад, чтобы перегородить ворота от телег, уже выстроилась очередь из экипажей, кому надо было на южный берег. Сержант жандармерии размахивал плетью, кривил исполненное ненависти и злобы лицо, гнал их к обочине, чтобы не загораживали проезд верховым.
Здесь колонну никто ни о чем не спросил. Наверное, увидев, что их беспрепятственно выпустили с плаца, имея соответствующий приказ не задерживать таких, начальник заставы кивнул сержанту, чтобы приказал отодвинуть палисады, освободить проезд. Отряд пропустили, следом в потоке проехала, проскочила, еще пара экипажей, но со стороны крепости Гамотти прискакал какой-то рыцарь с приказом от коменданта Фаскотти и начал разъяснять, чтобы закрыли ворота и не пускали больше не только телеги и кареты, но также и любых пеших и верховых. Пока проезжали ворота, обернувшись, Вертура с содроганием сердца увидел, как с улицы от крепости на проспект Рыцарей выходит многочисленная колонна солдат в полном вооружении, с грозными всадниками с желтым знаменем в руках во главе и быстрым маршевым шагом направляется к заставе перед мостом через Керну.
Уже на самом мосту доктор Сакс придержал коней, чтобы посмотреть, что случилось на реке. Отсюда, с открытого пространства, было отчетливо видно, как черный дым страшными быстрыми клубами, поднимается из окон фасада ратуши, верхняя часть которого отчетливо просматривалась над крышами домов стоящих на скалах по южному берегу реки.
- Успели проскочить – оборачиваясь на ворота, которые закрыли буквально через несколько минут за их спинами, показывая назад большим пальцем, констатировал Фанкиль и затрубил в рог, призывая расступиться толпящихся на набережной, напротив дома депутатов похожих на телохранителей и личных охранников вооруженных людей.
- Иначе была бы дискуссия – кивнул ему лейтенант Турко, согласился с ним.
- А теперь, мэтр Сакс, вожжи в руки и бегом из Гирты чтоб нас тут никогда не было – весело кивнул доктору рыцарь, указал на какого-то всадника на набережной, что повздорил с одним из вооруженных людей и, направив на него коня, ударил мечом по голове – все. Теперь они тут власть, а мы гражданские. Военное положение.
Впереди был затор. Один из самых ходовых и людных перекрестков Гирты – перекресток проспектов Булле и Рыцарей был перекрыт. В седлах сидели, ждали чего-то, наблюдали за происходящим верховые. Вокруг стояли многочисленные, плохо снаряженные люди всех возрастов, похожие на спешно поднятых по призыву лейтенантов квартальной самообороны дружинников, а полицейские только пожимали плечами делали лица, что не понимают, что происходит и стоят они тут, как будто только для виду. Какой-то лейтенант махал рукавом извозчику, что, наплевав на всех, пытался проехать через перекресток: с обеих уже начала образовываться плотная пробка из повозок и телег. Среди них стояли две пустые фельдъегерских кареты. Рядом несли вахту дружинники графа Прицци. К собравшимся то и дело подходили какие-то новые группы вооруженных людей, подъезжали верховые. Простые пешеходы разворачивались и уходили прочь чтобы не попасть в самую гущу готового вот-вот вспыхнуть конфликта: с южной и западной стороны перекрестка стояли облаченные в доспехи, при полном боевом снаряжении жандармы и сержанты Лилового клуба под предводительством барона Марка Тинвега. Опершись о щиты и пики, они мрачно и зло смотрели перед собой, как будто только и ждали приказа к наступлению.
Не хотели пропускать через перекресток и дилижанс Фанкиля, но когда инспектор Тралле предъявил циркуляр, и выяснилось, что в соответствии с заранее установленной на случай чрезвычайной ситуации должностной инструкцией они следуют на указанную их подразделению позицию к полицейской заставе у главпочтамта, с ними не стали разбираться и пропустили.
Когда они отъезжали, еще один большой вооруженный отряд, по виду регулярной армии Гирты, под предводительством капитана в ветеранском берете, подошел к перекрестку по проспекту Булле с восточной стороны. Построив своих людей для атаки, командир поехал к барону Марку Тинвегу и еще одному важному человеку в броне и при регалии полковника, возглавляющему группу хорошо снаряженных к бою людей с желтыми драконами на груди. Потребовал каких-то разъяснений.
В суматохе отряд полиции покинула Ева. Что-то быстро шепнула опешившему Даскину и, забрав с собой клетку которую принесла Хельга Тралле, пнула башмаками коня, помчалась в какой-то переулок в сторону восточной части Гирты.
На перекрестке с улицей генерала Гримма, Вертура тоже бросил Фанкилю быстрое.
- Я вас догоню! – и пока не одернули, погнал вскачь к своему дому, спешился у парадной, бросил вожжи дворнику Фогге и кинулся в двери. Консьерж со своим товарищем проводили его внимательными взглядами. Они пили чай, макали в него овсяное печенье, перед ними на столе лежала какая-то разобранная механическая машина, как будто поломавшиеся настенные часы. Похоже, происходящее в городе ничуть не беспокоило их.
Вертура взбежал на второй этаж, застучал в дверь. Мариса открыла ему. Увидев, что он при оружии и в броне, она поняла все без разъяснений.
- Что делать мне? – коротко спросила она, его, положив ладони ему на грудь, тревожно вглядываясь в его грозные, разгоряченные непримиримой и страшной готовностью к бою с любым исходом, черты.
- Вот – детектив схватил свой меч и, с усилием отвинтив массивный, но пустотелый цилиндрический, с фрезерованной декоративной нарезкой эфес, вытряхнул из него на ладонь золотые монеты, что привез с собой из Мильды. Передал ей – я не знаю, куда мы едем, но в городе мятеж. Ты должна покинуть Гирту. Будут арестовывать всех, а мы наперсники леди Вероники. Бери любого коня. Скажешь у ворот Рыцарей, что по поручению мэтра Гассе, его знают, он военный посредник резидент конфедеративной контрразведки с легендой контрабандиста, это вне политики. В бардаке никто не будет разбираться, тебя выпустят. Ни слова о мэтре Тралле, о полиции, обо мне. Эти деньги, тут много, разложи по разным сумкам, не будут пропускать, спросят, отдашь сразу половину, скажешь, что это все, что у тебя есть. Вот еще, она тоже стоит денег – он сорвал с себя бронзовую подвеску лейтенанта полиции Гирты – доедешь до Ронтолы, там спросишь на почтамте Евлампия Пенсатти, это наш связной, тебя посадят на экспресс до Мильды.
Мариса не перебивала, внимательно слушала, что он говорил.
Закончив разъяснения, Вертура подскочил к столу и, схватив ее вставленный в гусиное перо грифельный стержень, написал на листе несколько быстрых строк.
- Мильда, Южного и Лордов сто пятьдесят шесть, комендатура Южного. В. Бенету, В. Тирэту. Гирта, Вертура. Выполняя приказ М. Э. Динмара, пропал без вести при исполнении. Права на имущество на предъявителя Анна Мария Гарро. Сентябрь, Гирта, 1541. И вывел факсимиле, прибавил кодовый символ.
- Вот – вручил бумагу, сказал он быстро ей – там еще сто золотых марок и мое жалование, командировочные, посмертная выплата. Расскажешь, как все было. Сэр Динмар поможет тебе, примет к нам в отдел. Если я останусь в живых, я догоню тебя в пути.
Мариса молча кивнула, обняла его. Она не плакала, не спорила, не устраивала скандалов и сцен, не задерживала его. Она знала, что такое расставание и смерть и знала, что перед ее лицом нет времени на подобную бесполезную трату времени.
- Спасибо тебе – сказала она ему твердо и вдохновенно – как ты сказал, так я и сделаю. Благословит тебя Бог. Я буду молиться о тебе. Я буду ждать до последнего, но если придется бежать, я не буду медлить, оставлю мэтру Ингвару записку. Зайди к нему, если не найдешь меня здесь. И если ты умрешь, я хотела бы умереть вместе с тобой. Ты подарил мне новую жизнь. Ты вернул меня из небытия, ты вернул мне веру в то, что Бог есть на самом деле и что не все погибло на этой земле. Я хочу разделить с тобой этот путь, но я всего лишь слабая женщина и я знаю себе цену... Прости, я плачу... У меня нет слов, чтобы как следует проститься с тобой, если мы никогда больше не увидимся. Я не знаю, встретимся ли мы и там, по ту сторону. Куда отправят меня, и куда пойдешь ты… Я…
Она не выдержала, зарыдала в голос и, схватившись за оплечья его бригандины, со всей силы ударила кулаком по его груди. Детектив обнял ее. Несколько секунд еще она плакала, но из последних сил взяла себя в руки.
- Иди, все… И если Бог настолько жесток и глух, что позволит тебе умереть, отберет тебя у меня, такой Бог не нужен мне! Я стану драконом с обратной стороны луны, я взлечу к нему на небо… плюну ему в лицо… - она плакала, скрежетала зубами от обиды, злобы и бессилия.
- Не говори так. Никогда не говори – заботливо, но твердо положил ей на плечо руку детектив, заглянул ей в лицо. По его щекам теперь тоже бежали слезы – Бог это Бог. Его воля это Его воля, Он создал нас всех, Он имеет полное право на нас, и не нам Его судить. Он дал нам нашу веру и служение, самое ценное, что только может быть в нашей жизни.  Сказал нам словами Евангелия, что не мир принес на землю, а меч. Дал нам волю и силы нести свой крест. Сухую, никчемную, ветвь срубают и бросают в огонь неугасимый во внешней тьме. А мы просто люди, мы христиане, мы делаем то, к чему нас призывают долг и наша вера, иначе, зачем еще жить. Я не знаю почему так надо, мне горько от того, что многих Он забирает к себе на половине пути, не оставляет с нами хотя бы для поддержки и утешения, но я знаю что иначе не  может быть, что каждый из нас должен принять этот терновый венец. Просто чувствую всеми душой и сердцем. Наверное, Он намеренно создал нас такими. Летящими звездами, что озаряют ночь, сгорая в своем стремительном полете к земле. Напиши это в своей книге. Мне пора. Могут закрыть ворота.
- Да – ответила она ему твердо, уверенно и тихо.
Перекинув меч в левую руку, он перекрестился на иконы, и хотел было уже выйти, когда Мариса достала из поясной сумки револьвер и горсть капсульных патронов со слабо мерцающими фосфоресцирующими бирюзой высокотехнологическими гильзами.
- Леди Хельга дала мне его, чтобы я могла защитить леди Веронику. Это стабилизированные, самые лучшие. Никогда не дают осечек. На, возьми.
- Нет – отстранил оружие детектив – я умею драться, а ты нет. Так что оставь себе. Все. Пора.
Она последний раз быстро обняла его, прижалась к его груди щекой, прошептала что-то ласково, торжественно и тихо, слова заклинания или напутствия, что должно было уберечь его в беде, перекрестила его сердце. Он обнял ее, провел рукой по волосам по спине. Коснулся губами лба. Молча и коротко кивнул. Она кивнула ему в ответ, попыталась улыбнуться. Отойдя на шаг назад, благословила его широким крестом и, поклонилась в пол.
- Я буду ждать тебя, Марк Вертура, детектив, принц-изгнанник и шпион, мой смелый и добрый муж. Хранит тебя Бог! Я буду молиться о тебе!
- Спасибо – благословил ее крестом и детектив, тоже поклонился в пол и вышел из комнаты, неся на согнутом локте свои шлем и меч. Мариса закрыла, заперла на засов за ним дверь.
По улице маршировали вооруженные люди. Кто-то крикнул ему.
- Кто такой? – когда тот вскакивал в седло – куда спешим?
- Вертура! Второй отдел! – по привычке, не сообразив сразу, что сказал не то, грозно и грубо, крикнул ему детектив и дал в галоп по улице Прицци, в сторону площади Иоанна Крестителя, пока озадаченный капрал размышлял в каком ведомстве есть второй отдел.
Детектив был уверен, что ворота у Почтамта уже перекрыты, но он знал, что неподалеку от Улицы Зеленого Мола в стене внутренних укреплений Гирты, у Косой Башни и парусных мастерских есть проезд. Во время одной из прогулок, когда Мариса показывала ему эту часть города, она рассказала историю о том, что когда-то тут были крепостные ворота, но они рухнули от старости по недосмотру и их растащили на кирпичи, а пролом за отсутствием необходимости так и не заложили. Вертура рассудил, что поднятая по сигналу военного положения, верные герцогу Вильмонту части самообороны и армии, вступив в конфликт с мятежным графом Прицци, за более важными делами, еще не успели перекрыть этот проезд и, свернув по Такелажной улице, он действительно увидел, что проход открыт. Только двое полицейских, которых, судя по всему, еще не успели оповестить о случившемся, вяло бродили по улице, прислушивались к тому, что происходило в городе, курили у дверей караулки, от нечего делать ругались с какими-то мастеровыми.
- А, шпион из Мильды… - неприязненно заулыбался знакомый постовой Кролле – война что ли?
- Нет, помолвка же! - бросил с седла детектив и помчался дальше, к воротам Рыцарей. Подъезжая к городской стене, на перекрестке он заметил еще одну группу верховых, на этот раз без опознавательных знаков и вымпелов. Какие-то люди с виду не похожие на городских, с луками и копьями, проводили его внимательными взглядами. Вертура еще подумал, что сейчас его задержат, или пустят вслед стрелу, но и тут его пропустили. Еще с проезда, что вел вдоль крепостного вала, детектив заметил что впереди происходит какое-то движение. Множество пеших и верховых облаченных в доспехи и форменные белые плащи и мантии с черными крестами заняли ближайшие улицы перед воротами Рыцарей, через которые в город входила колонна вооруженных, худо и разномастно одетых людей. Его окликнули – двое всадников из тех, что пропустили его на перекрестке все же поехали следом за ним, и он уже было испугался, что опоздал и хотел развернуть коня, дать вскачь, скрыться в переулке, но вовремя заметил среди стоящих у перекрестка нескольких драгун ночной стражи, облаченных в броню и черные кожаные куртки-блио. Одни из них держал в руках копье с высоко поднятым над головами вымпелом драгунского полка Гирты.
Сделав предупредительный жест, поднявшему в его сторону пику всаднику, Вертура приблизился к ним, замахал сержанту Алькарре, не в силах протолкнуться через плотную колонну входящих в город ополченцев. Понуро склонив головы, они шагали не в ногу, взгромоздив на плечи копья и мечи, сгибаясь под тяжестью худого снаряжения, устало горбили спины. Их сопровождали лохматые и бородатые верховые сержанты в белых плащах и мантиях с черными крестами, тоже с луками, копьями и в округлых кованых шлемах.
Совсем не похожими на них были люди, что стояли на воротах, следили за проходом армии. Несколько грозных рыцарей в современной броне на неподвижных, экипированных столичным защитным снаряжением конях гордо сидели в седлах. Многочисленные бойцы, облаченные в белоснежные длиннополые мантии и светлые начищенные до блеска доспехи, с магазинными ружьями и пистолетами в руках, пешие рыцари и сержанты в легких латах с длинными мечами и копьями столпились вокруг старого, представительного, высокого и очень худого безбородого человека. С большим кривым носом, длинными белыми седыми волосами, неподвижными глазами готового к броску беспощадного и коварного зверя, как будто ожидая чего-то важного, он внимательно щурился вдоль проспекта, разминал в руках поводья лошади, устало покачивался в седле. Старый граф Дуглас Тальпасто лично возглавлял свою многочисленную дружину, что армией завоевателей сейчас входила в южные ворота Гирты.
Вокруг него высоко реяли знамена. Тускло сверкая тонированными стеклами, стоял белый, с  украшенными черными крестами капотом и вертикально поднимающихся дверьми, ипсомобиль. Его задняя стенка была, откинула, в багажном отделении лежали оружие и переливающееся огнями, высокотехнологическое снаряжение. Человек с сосредоточенным лицом в узких черных очках поводил в воздухе перед собой пальцами, как будто совершая магические пассы, по-видимому настраивал их. Неподалеку, на телеге, в окружении вооруженной прислуги, ожидало готовое к бою автоматические малокалиберное орудие, смотрело стволом в сторону центра города, а судя по легкому размытию трепещущих как-то неестественно медленно покачивающихся на ветру флагов, вокруг ворот, стен и проспекта перед ними был поднят защитный барьер.
- Вот и вы! – махнул рукой детективу сержант Алькарре. Дослушав инструкции, которые давал ему сын графа, полковник Карл Тальпасто, сержант ночной стражи Гирты утвердительно кивнул, сделал жест сопровождающим его людям и детективу. Снаряженные тоже явно не к охоте, а к битве, облаченные в доспехи и шлемы, черные драгуны вскочили в седла и, когда лейтенант просигналил колонне остановиться, освободить ворота чтобы пропустить встречный отряд, поспешно, чтобы лишний не задерживать движение, выехали за городские стены.
Следуя за полицейскими, наконец-то покинув город, Вертура вздохнул с облегчением и огляделся.  Здесь, на поле перед воротами тоже стояли в ожидании приказов группы, закованных в современные латы всадников и пехотинцев. Бесконечная колонна ополчения маршировала по дороге вдоль прудов под ивами. Двигаясь со стороны Перекрестка, медленным, но неудержимым многолюдным потоком вливалась в ворота Гирты. Реяли белые знамена, тускло мерцали острия копий и купола шлемов. Мерно ударял полковой барабан, ритмично пела флейта. Гуляющий над водой прудов ветер сносил ее низкие звуки, так что ее было почти неслышно. Цокали подкованные сапоги, тяжело бряцало снаряжение. Обернувшись, Вертура заметил, что лиловые с красным вымпелы Булле, что всегда свешивались из бойниц, сняты и заменены на белые с черным Тальпасто, а на самих стенах и воротах несут вахту люди с черными крестами на груди. Солдат армии и ополчения Гирты среди них не было.
По приказу полковника Тальпасто к отряду полиции присоединилась большая группа вооруженных верховых. Построившись в колонну, чтобы не путаться с входящей в город дружиной, уже внушительным, насчитывающим не меньше сотни человек конным отрядом, дали в галоп, помчались по полю вдоль дороги. Мимо высаженных вдоль тракта красивых старых дубов и ив, мимо разбитых на гласисе прудов в которых разводили рыбу к столу богатых и уважаемых жителей Гирты.

***

- Борис… – тихо позвала принцесса Вероника, когда маркиз вошел в ее кабинет. Он был облачен в торжественную, черную с золотом и серебром броню, в руках нес украшенные золотыми листьями ножны, в которых лежал изготовленный из самых современных материалов специально для него этой ночью острый, какой не сломается и не затупится ни об доспехи, ни о чужое оружие, меч. Его боевое снаряжение бряцало при каждом шаге тяжело, грозно и торжественно, как звон колоколов, отбивающих набат над Гиртой. Взгляд был мрачным, спокойным и решительным.
В кабинете было тихо. Герцогиня стояла у окна, повернувшись спиной к маркизу. Застыв без движения, поджав локти к бокам, сжав кулаки, смотрела как за рассеченными ромбическими узорами высокими арочными окнами, над деревьями герцогского парка, совсем близко, густыми клубами поднимается страшный черный дым.
В окнах ратуши бушевало пламя. С верхних этажей кричали, взывали в ужасе о помощи, в отчаянии и безысходности прыгали куда-то за уже подернутые осенний желтизной кроны деревьев, напуганные, отрезанные от выхода пожаром люди, ищущие любого спасения от гибели в черном густом дыму и беспощадном огне. Под окнами, через площадку, перед фасадом Малого дворца, вдоль каменного парапета от подвальных окон, к зданию ратуши тянулись мокрые пожарные рукава. Снизу, из-за деревьев, к горящим стенам ратуши, поднимались белые от напора струи воды. Грязный серый пар смешивался с густым черным дымом. Пожарные приставляли к окнам лестницы. Гвардейцы дворцовой стражи и кавалеры помогали им как могли.
Маркиз молча подошел к герцогине. Встал рядом, коснулся пальцами ее руки. Она стояла не двигаясь, не отвечая ему ни словом, ни жестом. Ее лицо было холодным и неподвижным, выражало только печальную, застывшую горечь неминуемого и безвозвратного поражения. Ей было очень страшно, но она не имела права на страх, отчаяние или иное проявление слабости, что в любом случае в этот тяжелый миг ее жизни обернется гибелью не только для нее, но и для всех тех, кто верил в нее и даже в беде, в минуту смертельной опасности, не покинул ее, остался рядом с ней. Сейчас она всем сердцем желала, чтобы маркиз обнял ее, прижал к себе, пожалел, но она точно знала, что если она даст ему знак, позволит ему сделать это, позволит это ободряющее прикосновение, то ее и без того подточенная сомнениями, страхом и безысходностью воля окончательно даст трещину, надломится и рухнет, не оставив ни одного шанса хоть как-то исправить сложившуюся позицию. А грозная и жестокая, сияющая герцогиня, за которой готовы идти и умирать люди, веря, что только она может что-то изменить, в этот же самый миг обратиться маленькой и беззащитной, никому не нужной, ищущей заступничества, заботы и покровительства девочкой. Стефания Румкеле была всего лишь той самой маленькой, дрожащей от скрипа досок ночью на чердаке, страшащейся темноты в пустом и холодном ночном коридоре приюта, несамостоятельной малолеткой, за которую все делала старшая сестра, что всегда была рядом, всегда утешала ее, всегда помогала и заботилась о ней. Вероника Эрика Булле была принцессой, Кровавым Драконом Гирты. Ей нельзя было плакать, отчаиваться или просить. Потому что каждая ее слеза, каждая секунда ее промедления будет стоить чей-нибудь жизни.
Борис Дорс стоял рядом с ней, смотрел в окно, как генерал, видящий поражение своих войск, но еще готовый вдохновлять на сражение последних, оставшихся рядом с ним верных людей. Он видел сводку, слышал разговоры, которыми полнились залы и коридоры дворца и ответы на многочисленные, поступающие из всех концов города телефонные звонки. Знал о том, что сейчас происходило на улицах Гирты. Он уже был осведомлен, что колонна графа Тальпасто с развернутыми боевыми знаменами беспрепятственно входит в город с юга, и никто не оказывает ей сопротивления. Знал, что мосты через Керну перекрыты, что в северных районах по тревоге подняты ополчение и дружины, а люди Биргера Гамотти уже перешли реку и держат часть Западного квартала и перекресток проспектов Булле и Рыцарей. Знал, что недавно в восточные ворота Гирты вошел конный авангард колонны Ринья в две сотни человек и занял их. Что с Елового предместья на город идут изменившие учебный маршрут войска мятежного маршала и этот отряд обеспечит им беспрепятственный проход внутрь городских стен. Знал, что в доме депутатов, бежавшие от пожара магистр Роффе и банкир Загатта, младший брат и подельник казненного им на фестивале казнокрада, лоббиста и беспринципного дельца, под надзором эмиссаров Гамотти и охраняющего перекресток барона Марка Тинвега уже готовят манифест об организации учредительного собрания и отмене герцогской власти в Гирте. Что граф Прицци выдвинулся во главе своей дружины, чтобы атаковать дворец и казармы гвардии, арестовать всех и провозгласить себя лордом-протектором при новой администрации герцогства. Знал, что никто из жандармерии Гирты не остановит его, не окажет ему, как военному коменданту и командиру никакого сопротивления. Знал, что майор Вритте, недавно покинувший дворец под предлогом того, чтобы лично возглавить немногочисленную регулярную армию и подавить мятеж, скорее всего перейдет на сторону графа, чтобы, избежав бессмысленного кровопролития, после его уже фактически достигнутой победы, получить очередное служебное повышение. Знал, что батальон герцогской гвардии и пажеский корпус – полторы сотни мальчишек-юнкеров, учащихся военному и государственному делу при герцогском дворце, даже при всей своей отваге и желании не смогут оказать мятежному коменданту и его людям никакого существенного сопротивления. Знал он и то, что ждет его самого и принцессу Веронику: арест, трибунал и неминуемая и позорная казнь в качестве предателей и государственных изменников.
Как только начался пожар в ратуше, где, судя по донесениям, вспыхнул весь первый этаж, подожженный сразу с нескольких мест, маркиз призвал к себе сына и приказал ему седлать коня, взять внучку графа Тальпасто Эвилину, отвезти ее деду, подальше от места предстоящей битвы и сдаться ему в плен. Сказал, что сейчас ему важно не пасть плечом к плечу с отцом в неравной и бесславной схватке, а тем более не быть казненным вместе с ним, а выжить, сохранить кровь семьи, потому что из их рода в Гирте из мужчин остались только они трое с дядей Дезмондом. Что, скорее всего, граф Дуглас сохранит ему жизнь и не отдаст на расправу, пожелав вначале получить за юного маркиза богатый выкуп, который непременно предложит за внучатого племянника епископ.
Отправив прочь Елисея, Борис Дорс приготовил расщепительную гранату, ту самую, которую много лет назад дал ему полковник Адам Роместальдус, сказав, что при случае она принесет ему быструю и безболезненную смерть. Достал ее из ларца и положил в поясной сумке так, чтобы можно было легко нащупать ее рукой и инициировать в любой момент и направился на третий этаж, в кабинет к принцессе Веронике.
С тяжелыми мыслями медленно шел, поднимался по лестнице, словно пытаясь отдалить этот страшный и неминуемый шаг, когда придется задействовать заряд, избавить ее и себя от пытки, тягот тюрьмы и унижения. Готовился себя к тому, что это последние минуты или часы его жизни, прекрасно осознавая, что все эта битва уже проиграна. Он пытался молиться, но не мог. Его сердце разрывалось от досады и тоски: как он вообще мог так ошибаться, ведь он еще давно заранее чувствовал, знал, что его и без того полный неудач, осуждения окружающих и глупых насмешек жизненный путь окончится именно так глупо и отвратительно, не обернется ничем иным, кроме как предательством и позорной смертью.
В его голове проносились страшные беспокойные мысли: сложить оружие, как майор Вритте, как комендант Тиргофф, как многие другие, склонить голову, смиренно подставив ее под топор палача, чтобы о нем потом сказали, что он мученик и святой, или просто наивный обманутый глупец. Мог бы сию минуту взвести бомбу, спасти от страшной участи и казни любимую им герцогиню, мог бы призвать Звездопада и приказать унести их прочь из Гирты…
Но Борис Дорс был не той породы. Он был христианином, прошедшим войну солдатом, человеком видевшим много несправедливости, зла и лжи, сполна вкусившим унижения, страха и насмешек, и он точно знал, что раз Господь Бог вверил ему эту обязанность в столь сложный миг быть рядом со своей нареченной, принцессой Гирты, дал ему силы и возможность что-то изменить, то значит, Он ждет от него не отступления, не бегства и не бессмысленной мученической смерти смиренного праведника в руках беспринципных вероломных бандитов, что и глазом не моргнут, пойдут на любое предательство и зло ради своих низменных сиюминутных выгод, а реального действия. Он хотел протянуть к герцогине руки, крикнуть как в бою:
- Нет! Мы еще победим! Мы сможем, мы пробьемся, сокрушим их таранным кавалерийским наскоком! Нам некуда отступать! Все проиграно, но с нами Бог, Он не позволит, мы сможем, мы победим! – но он точно знал, что скажи он это, ледяное отчаяние, жажда быстрой и легкой смерти сменит в сердцах холодную, исполненную отваги и воли к действию решимость. И тогда дрогнут и побегут слабые, а сильные будут растоптаны численно превосходящим противником.
Борис Дорс мысленно перекрестился и прочел про себя.
- Господи, не оставь меня грешного. Дай мне сил и смелости пройти тот путь, что назначил Ты мне.
И вслух обратился к герцогине.
- Моя леди – отступив от нее, склонив голову, со спокойствием и уверенностью капитана, что руководит эвакуацией с обреченного судна, холодно и сдержанно произнес – я с вами. Я не оставлю вас, как не оставят и те, кто служит вашему высочеству и Гирте. Я ваш верный генерал, и мы все ваши верные люди. Мы ждем вашего слова, чтобы разработать план действий и привести его в исполнение.
Его слова пробудили от апатии ее сердце.
- Вы готовы, Борис? – не оборачиваясь к нему, спросила она осторожно и тихо. Ее застывший взгляд по прежнему был направлен на ратушу, где гибли ее подданные, граждане и жители Гирты. Огонь уже бушевал на кровле. Заставлял в отчаянии прыгать вниз с высоты двадцати метров, куда не дотягивались лестницы, загнанных в смертельную ловушку людей.
- Да – также твердо, обреченно и уверенно ответил принцессе маркиз – я был готов всю свою жизнь. И сейчас я пойду и исполню любой ваш приказ. Не беспокойтесь обо мне, я живу ради вас и Гирты, ради вас и Гирты я и умру, и это будет не самая худшая смерть, из тех, которые я видел...
- Какой же вы пафосный! – внезапно горько и надрывно рассмеялась она – какой смешной… Борис, милый Борис! Я не могу на вас…
Она развернулась к нему, крепко обхватила его черные, инкрустированные светлым серебром наручи своими тонкими белыми ладонями.
- Лиза, Аксель, Вальтер, Рейн!  – позвала она громким, пронзительным голосом и, когда все были в ее кабинете, взволнованно ворвавшись по ее зову, вытянула шею, подалась вперед, словно выплевывая из охрипшего горла слова, принялась отдавать команды стремительно, отчаянно, с дрожью и возбуждением в голосе, но четко, громко и властно, как она умела так, чтобы все слышали ее и исполняли их – Аксель: сигнальщикам семафор на Гамотти, семафор Этне, семафор Полигону, семафор Гирте Северной. Лиза, молния – Гирта Центральная: Мильде, Ирколе, Мирне, Аркне, Трамонте, Центру всем - герцог Вильмонт Конрад Булле мертв! Уровень тревоги: черный! Военное командование и администрация Гирты находится под полным контролем инопланарного объекта! Предпринимается попытка захвата региона для организации плацдарма для полномасштабного вторжения! Запрос: всесторонний анализ ситуации! В случае подтверждения угрозы инициировать комплекс мер силового противодействия! Вальтер немедленно объявите фельдъегерской, чтобы оповестили мэтра Вритте. Посыльного к мэтру Форнолле, требуется организовать эвакуацию и  оборону дворца до подхода подкрепления!
- Да, моя леди! – закивали все в ответ.
- Филипп – требовательно обратилась она к молодому капитану Галько – немедленно соберите всех пажей, ступайте в арсенал. Лиза, позвони им, скажи код, прикажи, чтобы начали раздачу оружия от моего имени.
Рыцарь с готовностью кивнул и вышел из кабинета.
- Рейн – подозвала к себе наследника Фолькарта принцесса. Тот с готовностью кивнул, гордо расправил плечи и важно положил руку на эфес. Она подошла к нему в упор, взяла за руку, отвела к окну и сказала вкрадчиво, повелительно и тихо – ступайте на первый этаж в кабинет сто семнадцать. Прикажите диспетчеру отключить внутренне и внешнее наблюдение, поднять защитный барьер и подать напряжение на периметр. Вот ключ, он откроет дверь.
Она открыла ящик стола, достала из него конверт с длинным ригельным ключом и вручила его графу.
- Не подведите меня Рейн – сказала она ему, пронзительно и страшно глядя в глаза – вы поняли это?
- Да! – вдохновенно и взволнованно ответил он, принимая у нее ключ и лаская пальцы ее руки – я сделаю все, что вы от меня потребуете, моя леди!
- Аристарх – когда тот выбежал из кабинета, уже своим обычным громким и требовательным тоном, обратилась герцогиня к барону Визре, что как и все другие мужчины тоже уже был при оружии и в броне: длинном мече из черной стали, и ярких красных, покрытых блестящим лаком, доспехах – вы с нами?
- Конечно! – ответил он весело и возбужденно, кладя руку на эфес.
Пришла Регина Тинвег, принесла защитный жилет, надела на плечи герцогине.
- Тогда пойдемте – когда все было готово, властно приказала принцесса своей свите.
Они покинули кабинет и спустились на второй этаж. На галерее их догнали Фарканто и рыжая Лиза, которая взволнованно сообщила, что сделала все в точности как ей приказали. Обнажив для смелости мечи, все вместе они направились по коридору второго этажа в сторону приемной Герцога. Во главе отряда шел Борис Дорс, рядом шагала принцесса Вероника в надетом поверх ее нарядной светло-голубой мании с морозными письменами, современном легком доспехе и накинутом на плечи поверх него подаренном ей на охоте лесными землевладельцами медвежьем плаще. Короткими приказами она снимала караулы гвардейцев и пажей на лестницах приказывала им идти к арсеналу вниз. Взволнованные пожаром и происшествиями в городе, служащие, гости и резиденты, те, кто еще не решился покинуть герцогский дворец, видя ее вооруженный отряд, без лишних разговоров уходили с его пути, закрывали двери комнат, переходили на другие этажи. Кто-то побежал в сторону герцогской приемной, по-видимому доложить о случившемся, но принцесса молча указала на него пальцем, на что Фарканто без промедления вскинул свой длинноствольный пистолет и сразил бегущего в шею одним метким выстрелом.
Впереди была дверь герцогской канцелярии, просторного зала с высокими окнами на обе стороны дворца. Здесь как всегда приятно пахло высоким государственным ведомством: вощеной кожей удобных рабочих кресел, сургучом, свежей типографской краской и ароматным деревом. Как всегда стояли столы с зелеными суконными подкладками под локти, телефонными аппаратами, прозрачными панелями, как ручная пластинка барона Визры и автоматическими пишущими машинками. В будние дни за этими оборудованными самым лучшим техническими средствами местами, под светом мягких электрических ламп дневного света сидели, несли свою службу секретари и представители администрации герцогства, что представляли к докладам Вильмонту Булле сводки о происходящем в городе и на подведомственных ему землях, отправляли по инстанциям его оперативные распоряжения. Но когда Борис Дорс первым распахнул дверь и вошел, держа наготове меч, он был несколько насторожен тем, что сейчас кресла секретарей и стулья посетителей были пусты. Обычно в таких случаях на дверях вывешивали объявление о том, что сегодня приема нет, но никаких объявлений сегодня не было. Как не было в соседних комнатах и ожидающих приема постоянно посещающих Герцога по тому, или иному важному государственному делу должностных лиц, и беспрерывно курсирующих между ведомствами, канцелярией и бухгалтерией курьеров, младших секретарей, бухгалтеров и прочих сотрудников администрации герцогства.
Пустыми стояли все пять столов у окон. Телефоны на них заливались впивающимся в голову страшным, бесконечным треском, казалось бы вот-вот готовые разорваться и лопнуть от натуги в напрасном ожидании, когда кто-нибудь возьмет их. Пусто было и рабочее место доброжелательного пожилого кавалера с железным прутком в редкой седой косе, что следил за тем, чтобы посетители не входили с оружием в герцогский кабинет. И только за одним, шестым столом, сидела, словно поджидая принцессу, маркиза и их свиту красивая и злая женщина с черными длинными волосами, желтыми глазами и в широкополой черной с серой, похожей на магический узор, вышивкой одежде: Рита Фалька, секретарь и наперсница Вильмонта Конрада Булле, герцога Гирты.
- Брысь отсюда! – грозно загремел, шагнул на нее Корн, схватившись за меч, и она, не сказав ни слова, злобно сверкнув глазами, исчезла за дверью в противоположном конце зала, что вела на парадную лестницу.
Быстро и неумолимо прошествовав мимо столов секретарей с надрывающимися от звона телефонами до двери кабинета украшенной двумя блестящими латунными табличками: «Булле В. К.» и  «Вход только по вызову», рывком распахнув ее, маркиз Борис Дорс решительно шагнул вперед и с мечом наперевес бросился на сидящего за столом, читающего какую-то бумагу с чашкой чая в руке, ничуть не заинтересованного пожаром в ратуше за окнами, Герцога.
Похоже, глушащая все внешние звуки, специально сконструированная так, чтоб шум и суета канцелярии не мешали спокойно вести работу в кабинете дверь и приглушенный стенами непрерывный треск телефонов, сыграли с Вильмонтом Булле злую шутку. Он не услышал того, как вооруженный отряд, грохоча по паркету и задевая латами и ножнами мечей за углы и мебель, вошел в соседний зал и слишком поздно спохватился, когда стремительно ворвавшийся в комнату маркиз бросился к нему, занося готовый для атаки острый меч. Герцог уронил чашечку с чаем и попытался вскочить с кресла, вскинуть руку, но не успел – длинный меч маркиза, со всей силы ударившего с плеча переломил ему запястье и разбил ему голову выше скулы. Герцог молча откинулся боком на стол, упал и с грохотом опрокинул кресло.
Вошедшие следом соратники маркиза замерли, впечатленные быстротой свершившегося убийства.
- Вильмонт Булле сын Волчицы убит! – подняв тяжелый взгляд от мертвого тела, сжав зубы, торжественно и грозно провозгласила принцесса Вероника.
- Как я понимаю, писать, «неустановленными лицами»? – по привычке поправив очки обратным кончиком своего химического пера, уточнил столичный юрист.
- Верно – обводя алчным взглядом герцогский кабинет, ответила ему герцогиня.
На другой стороне канцелярии хлопнула дверь, загремели предупредительные голоса. Капитан герцогской стражи Габриэль Форнолле, что до этого был рядом с ратушей, занимался помощью пожарным, явился во дворец. Властно отстранив ладонью Корна, не обращая внимания на его угрожающую позу и обнаженный меч, сделав жест сопровождающим его гвардейцам остаться в стороне, подошел к дверям кабинета.
- Значит сэр Вильмонт мертв. Так, моя леди? – приложив руку к груди, вежливо склонил голову, при этом внимательно глядя на нее и маркиза, уточнил он у принцессы Вероники.
- Как видите! - глядя ему в глаза, громко ответила она ему. Ее голос стал яростным и ледяным, пальцы сжались в кулак, рука тряслась, как будто только и ждала малейшего повода выхватить нож и вонзить его капитану в лицо. Но тот учтиво приложил руку к груди и с поклоном отошел на шаг назад, выражая полную готовность к служению.
- Погодите, так это же морф. Похоже, все не так просто…  – разочарованно констатировал барон Визра, что зашел за стол, присел на корточки и теперь примерялся к телу через свою прозрачную пластинку.
Фарканто и Корн потянули за ноги, вытащили из-за стола тело Вильмонта Булле с переломанной рукой и расколотой головой, из которой вместо мозга на толстый зеленый ковер вываливались бесцветно-серые жирные куски, пахнущие как какое-то неприятное, ядовитое растение, и положили его посреди кабинета. Все в мрачной нерешительности смотрели на фальшивого Герцога и каждому в голову начинали закрадываться самые дурные мысли. За ними как-то никто не обратил внимание, что все телефоны в канцелярии внезапно затихли.
Художник Гармазон, внезапно спохватившись, запоздало достал из поясной сумки свой прибор для рисования и тоже было навел его на убитого, чтоб запечатлеть, но пластинка в его руке осталась прозрачной, не выдала никакого изображения. То же случилось и с аппаратом юного барона, что пожелал еще раз нарисовать мертвого Герцога и точно таким же прибором столичного юриста, что встал над телом, фиксируя повреждения и смерть.
Все нерешительно переглянулись.
- Калибровочные преобразователи – учтиво продемонстрировал свои часы принцессе Веронике капитан Форнолле – это тоже был ваш приказ, станциям на глушение, моя леди?
- Кто отдал приказ? Ты? – требовательно и зло бросила принцесса рыжей Лизе, которая уже достала свой портсигар с выдавленной на крышке головой лисы, и снова закурила.
- Нет, не я – пожала плечами, возразила она, совершенно не реагируя на ненависть герцогини. С силой выдыхая дым тугой сизой струей, постукивая указательным пальцем, стряхивая пепел прямо на ковер, отвернулась куда-то к стене, подумала немного и разъяснила – Гирта Башня, объект одиннадцать...
- Гирта Башня?
- Башня мастера Тсурбы… наверное… – медленно уточнила рыжая Лиза, вращая глазами, словно все ее внимание было занято какой-то сложной умственной деятельностью – так записано в протоколе перехвата. Просто Гирта Башня объект одиннадцать, и у нее высший приоритет… К этому объекту у меня недостаточно доступа. Даже к информации о том, что это такое и что вообще он здесь есть…
- Вот же «Гирта Башня». И номер телефона тысяча сто одиннадцать – указал в заметках герцога на листе под стеклом стола, юный барон Визра – просто позвоните им туда, что у них там случилось.
Рыжая Лиза первой сорвала трубку электромеханического телефона, чей толстый, экранированный кабель опускался на пол от герцогского стола и через массивную розетку уходил куда-то в стену, несколько раз нетерпеливо нажала на рычажок в ожидании длинного гудка, чтобы начать набирать номер абонента.
- Алло? – потребовала она, выждав паузу – коммутатор? Меня слышно?
Но телефон молчал. В динамике шипел, с каждой секундой, по мере того, как затихали стабилизаторы, все усиливающийся, поначалу едва различимый ухом, но с каждой минутой все набирающий силу, мертвый сухой треск. И когда он уже стал невыносим, в трубке громко щелкнуло, и сигнал полностью исчез. Автоматический предохранитель разомкнул цепь, чтобы она не сгорела. Только остался едва слышный шепот наведенных, похожих на уже знакомое «Йек-ти», электростатических помех, что под действием искажения пространства и времени, рождался в проводящих элементах аппарата, даже когда тот был отключен от сети.
Послушали трубку, как будто это могло что-то изменить, убедились, что линия выключена, и маркиз Борис Дорс и юный барон Визра.
Все вышли из кабинета в канцелярию. В коридоре загремели шаги. Хлопнула дверь. Вошел один из гвардейских кавалеров, доложил, что едет граф Прицци, что большой конный отряд уже под стенами дворца и еще больше людей коменданта заходят на Соборную площадь со стороны Счетной палаты и входят в парк через открытые ворота. Что они все при оружии и готовы в любой момент пойти на штурм, но вначале граф желает видеть леди-герцогиню.
Борис Дорс подошел к окну, сел на широкий подоконник и с мрачной, обреченной угрюмостью уставился на убегающую в сторону Собора Последних Дней аллею. И вправду. Между аккуратных, начинающих желтеть к осени берез черным мрачными силуэтами мчались закованные в латы верховые, а в ворота герцогского парка, с площади, кажущимся отсюда, из окон, бесконечным красно-серо-черным потоком вливались пешие вооруженные люди со знаменами Лилового клуба и квартальной самообороны Гирты. Немногочисленные по сравнению с армией графа кавалеры дворцовой стражи не противились им, опускали оружие, пожимали плечами, отходили с их пути.
- Приехали на ипсомобилях – констатировал барон Визра. Он вернулся из смежного с герцогской канцелярией, просторного парадного холла в центре дворца, где два лестничных марша облицованные торжественным темно-серым мрамором, украшенные колоннами, цветами в горшках, витражами и мягкими, обтянутыми пурпурным и лиловым бархатом скамейками, сливались в один перед просторным, отражающим свет высоких окон зеркалом. Двери внизу были предупредительно закрыты, но в высоких окнах первого этажа уже мелькали серые шлемы и заглядывающие в них яростные, готовые к драке усатые и бородатые лица гарцующих перед фасадом верховых.
- Обратно в Малый дворец? – поморщился уточнил Фарканто, глядя в окно на все пребывающее через главные ворота парка ко дворцу воинство, проверил свой жезл-револьвер – там можно держать оборону.
- Оборона бессмысленна – отворачиваясь от окна, мрачно ответил Борис Дорс, взял за руку принцессу Веронику, грубым рывком отвел ее в сторону, к противоположному окну с видом на обрыв, крыши и улицы Гирты, сжал ее пальцы, требовательно заглянул в лицо и тихо, с угрозой спросил.
- Вы понимаете, что это значит, моя леди? 
- Да, понимаю – глядя на него пронзительными, горящими болезненным возбуждением, глазами, кладя вторую руку поверх его ладони и утвердительно пожимая ее, с готовностью ответила герцогиня.
- Тогда пойдемте – сказал он ей. В его глазах горел зловещий и торжественный огонь. Лицо исказила непреклонная жестокая улыбка готового совершить безнаказанное и вероломное злодеяние убийцы. Он хотел сказать множество слов, начать ругаться, оправдываться, грозить, но сдержался и только и выговорил – послушаем, что скажет Август. А если вам не понравится, у меня есть чем ему ответить.
- Да, Борис – согласилась принцесса отрешенно и бросила быстрый взгляд в окно, словно ее уже занимали какие-то совсем иные мысли.
Они отошли от окна.
Отстранившись от маркиза, принцесса Вероника прошлась по канцелярии. Подошла к зеркалу, оправила волосы, ворот мантии, золотую заколку и лапы медвежьего плаща у себя на груди и, приняв повелительный и собранный вид, взяв Бориса Дорса под локоть, сделав остальным жест следовать за ней, направилась в сторону Малого дворца, предварительно сказав одному из гвардейских кавалеров, чтобы поспешил сообщить графу о том, что она также желает говорить с ним.
Все последовали за ней. Только вызванный из лазарета доктор Фонт и столичный юрист с тремя кавалерами дворцовой стражи остались в кабинете Герцога составить протокол и окончательно зафиксировать и оформить его смерть.
На обратном пути до Малого дворца принцессу и маркиза встретил Пескин во главе отряда вооруженных людей. Фарканто, Корн и остальные мужчины шагнули вперед, прикрывая принцессу, взялись за жезлы и мечи. На напряженных лицах читалась страшная решительная готовность броситься в атаку, напасть с любым раскладом и, либо победить, либо принять свою смерть. Рыжая Лиза оскалилась, стряхнула ладонью. Контуры предметов колыхнулись, на миг прошли быстрой черной волной и как будто на долю секунды потеряли свою резкость. Коридор перегородил невидимый, но непреодолимый для любых быстродвижущихся снарядов и потоков интенсивного излучения барьер.
- Сэр Август ждет вас, моя леди! – ничуть не смутился этих грозных взглядов и поз начальник штаба. Важно и как всегда по-солдатски, с готовностью и четкостью, поклонился принцессе Веронике.
- Вот как! Что, уже ждет меня в моем кресле за моим рабочим столом? – громко и неприязненно бросила она ему в ответ. Стряхнула со своего локтя руку Бориса Дорса и, отстранив прочь прикрывающего ее Корна, шагнула вперед, с вызовом заявила – ведите Вольфганг!
- Следуйте за мной! – поклонился, отсалютовал ладонью от груди начальник штаба, приказал сопровождающим опустить оружие. Принцесса Вероника снова схватила маркиза Дорса за руку и сделала своей свите жест убрать мечи и идти за ней.
Они прошли до западной лестницы, где их встретил барон Марк Тинвег. Миновали галерею, через окна который видели во дворе плоские крыши тех самых лиловых ипсомобилей, о которых говорил барон Визра, и два десятка спешенных верховых. Прошли холл второго этажа, где на мраморных ступенях лестницы стояли вооруженные люди графа, среди которых не было ни одного из числа пажеского караула, либо кавалеров из охраны дворца. Видели сидящих у стены на полу печально склонивших головы разоруженных капитана Галько, графа Рейна Тинкалу, Парикмахера, Еву и нескольких юнкеров. Капитан и граф были избиты и стояли на коленях. Лейтенант Вальтер Кирка, сложив руки на груди, прохаживался рядом с пленными. Рядом с ним, боком на стуле сидела, с мрачной злорадной ненавистью и нескрываемым отвращением глядела на принцессу Веронику облаченная в свою нарядную красную мантию, лакированные сапожки и легкий, почти такой же как у самой герцогини доспех Регина Тинвег. Следуя приглашению Пескина, оставив в коридоре свиту, принцесса и маркиз вошли в аудиторию, ту самую, где в ночь фестиваля проходил торжественный банкет. Здесь были раскрыты все окна, через них тянуло запахами осенних листьев, морского ветра, пожара и дыма. Столы уже отодвинули к окнам. На одном из них, спиной к горящей ратуше, сидел сам военный комендант. Рядом с ним, в кресле с высокой спинкой, что на трапезе во время фестиваля занимала принцесса Вероника, расположилась Мария Прицци. По правую руку от графа стоял облаченный в латный доспех майор Вритте, по левую князь Мунзе. В стороне от всех, у окна застыла, неподвижно глядя на пожар за окном, дочь графа, Эмилия. Борис Дорс сжал кулак, презрительно улыбнулся и опустил руку в поясную сумку, но за его спиной  встал вошедший следом барон Тинвег и демонстративно громко лязгнул затвором пистолета. Маркиз напрягся, но принцесса предупредительно коснулась раскрытой ладонью его руки, как будто отстраняя ее назад, предостерегая от задуманного им действия.
Граф Прицци же повел плечом, живописным жестом оправляя выбившиеся длинные волосы из косы, поправил на носу очки в тонкой роговой оправе, отвлекся от какой-то книжки, которую держал в руке, сделал предупредительный жест, призывая всех к порядку и тишине.
- Приветствую вас, моя леди – встал со стола и учтиво поклонился он внимательно глядящей на него герцогине. Подошел к ней, с галантным поклоном протянул руку, взял ее пальцы в свои, и поцеловал их.
- В городе мятеж – неторопливо и веско доложил граф - и я прибыл к вам, Вероника, чтобы оказать вам содействие в его подавлении, как единственной законной наследнице нашего ныне покойного Герцога.
- Благодарю вас Август – не убирая руки, холодно и сдержанно ответила ему герцогиня.
- Ситуация сложная – продолжил граф – я полагаю вы уже знакомы с диспозицией и сложившимся в городе положением. В соответствии с объявленным вами черным сигналом тревоги Калибровочные Преобразователи выставлены на ноль и введены в режим глушения, вплоть до того момента, пока сюда не прибудет компетентная группа для предотвращения угрозы объявленной вами полномасштабной инопланарной интервенции. Как вам известно, регион сорок семь, именуемый герцогством Гирта находится в ведомстве сенатора и почетного члена Совета Конфедерации Альтаира Парталле, и именно он будет реагировать на ваш вызов. Вы понимаете, какие это может иметь последствия, моя леди?
- Прекрасно понимаю – непреклонно глядя ему в глаза, ответила герцогиня – и раз вы здесь, чтобы оказать мне содействие, как от военного коменданта Гирты, я жду вашей оценки ситуации и предложений к действиям.
- Объявить сэра Вильмонта мертвым на весь мир до его смерти было удачным ходом – продолжил, кивнул граф – но это был всего лишь морф. Вы не первые, кто пытался покончить с ним, но большинству эта информация неизвестна. Так что сейчас нам следует как можно скорее официально и широко объявить о его кончине и привести к присяге вам старшин города, вассалов и землевладельцев, пока мятежники не объявили, что на самом деле он жив и не успели предъявить к этому какие-либо веские аргументы. Далее нам следует как можно быстрее вернуть контроль над северной Гиртой и остановить продвижение идущий на город с востока армии Георга Ринья. По окончании этих действий мы объявим о том, что порядок в герцогстве восстановлен, а Совет Конфедерации будет поставлен перед фактом, что людей, готовых поддерживать предыдущую вашей администрацию на территории субъекта больше не существует, и теперь им придется иметь дело с вами, как с новой законной леди-герцогиней.
- Тогда я жду ваших условий – спокойно выслушав его речь, ответила принцесса Вероника.
- Я становлюсь канцлером – невозмутимо ответил граф – по личным причинам сэр Вильмонт отказывался вводить эту должность, и мне видится, что поскольку я фактически и так выполняю ее функции, стоит закрепить этот факт юридически со всеми обязанностями и привилегиями.
- Разумное требование – согласилась герцогиня.
- Далее – невозмутимо продолжил граф – сэр Дуглас Тальпасто желает служить вам в качестве маршала. Сейчас эта должность вакантна и мне видится, что он достоин быть маршалом Гирты. Также нам потребуется генерал армии. Мэтр Симон Вритте, ваш верный слуга и мой друг и соратник на данный момент лучше всех подходит на это место.
- Я готова подтвердить эти назначения – согласилась принцесса Вероника, немигающими, полными ледяной ярости, глазами глядя на графа, ожидая от него дальнейших требований.
- Этот список – продемонстрировал комендант лиловую папку, что лежала на столе рядом с локтем Марии Прицци – в нем имена тех, кто на данный момент за свои заслуги перед герцогством имеет право на более высокие должности и титулы, чем те, на которых сейчас состоит. Эти люди служат вам верой и правдой, и вы их знаете. Мой верный племянник, Марк – граф указал ладонью на барона Тинвега, что стоял у двери, держал в руке нацеленный в спину Бориса Дорса пистолет – и Дитрих  - он обернулся к князю Мунзе – также в этом списке.
- Я рассмотрю его и, в случае согласия с вашими рекомендациями, готова одобрить эти повышения – все также холодно ответила герцогиня. По всему было видно, что она ждет самого главного и последнего вопроса, который граф предусмотрительно оставил на самый конец.
- И остается один последний пункт – граф замер. Его внезапно ставший жестоким и непреклонным взгляд остановился на маркизе. Ему не надо было ни угроз, ни разъяснений. Он знал всю правду, и все это время только выжидал, чтоб задать этот вопрос, нанести этот последний и свой самый сокрушительный удар в самый ответственный и страшный момент – каким вы видите статус Бориса, моя леди?
Принцесса Вероника бросила быстрый взгляд на маркиза и тут же отвела его. На секунду по ее лицу прошла судорога, она сжала зубы. Ее глаза, до этого непроницаемые и властно-неподвижные, наполнились страхом и бессильной ненавистью. Казалось, вот-вот из них польются слезы отчаяния и унижения, что сейчас она скажет, что это Борис Дорс убил Герцога, что это он повинен в смерти сына графа, что он собирался убить и его самого, когда будет подходящий момент: сдаст маркиза чтобы удержать в руках власть, чтобы остаться Герцогиней и дальше править Гиртой: ведь власть и деньги не знают не дружбы, ни заповедей, ни добродетелей и только еще большие власть и деньги могут пересилить их. Борис Дорс замер: он знал, что сопротивление бесполезно, и что даже взорви он гранату сейчас, он сделает только хуже всем. Ведь если принцесса и граф нашли общий язык, даже ценой предательства его жизни, мятеж будет подавлен, а порядок восстановлен, а убей он сейчас их всех, к власти придут уже совсем другие люди, что победив, тут же приступят к кровавому дележу герцогства в междоусобной войне, которая обернется еще большими бедами и горем для его земли. Он не подал виду, не убрал руку с чеки гранаты, чтобы никто не подумал, что он сдался, только бросил быстрый взгляд на стыдливо отвернувшуюся от него принцессу. Он хотел улыбнуться ей презрительно и страшно, как он умел, но в последний момент подумал, что, ни она, ни граф, ни остальные собравшиеся в этом зале низменные предатели и злодеи не достойны даже его гримасы, и просто выпрямил спину, чтобы принять достойный вид и не горбиться под тяжестью тяготящей его плечи брони.
Но внезапно принцесса схватила его под локоть и, отчаянно вскинув голову, сделав шаг вперед, с яростью потащив нареченного за собой, с вызовом объявила графу.
- Борис мой муж и теперь он Герцог Гирты! И это мое условие в этой партии, Август, первое, последнее и единственное!
Барон Тинвег в недоумении пожал плечами, посмотрел на коменданта, демонстрируя пистолетом вопрос, стрелять ли ему в маркиза, но граф не ответил ничего. Обернулся к Марии Прицци, словно спрашивая ее мнения. Она же, подняла голову от папки с именами, которую просматривала, держа в тонкой белой руке перо, откинула с плеча косу и ответила, кивнула на Бориса Дорса и принцессу Веронику.
- Если хочешь, убей обоих. Ты же сам знаешь, что без него от нее будет только хуже и нам и всей Гирте.
Неспешно, словно в раздумьях, граф подошел к ней, галантно взял за ладонь и заглянул в ее неподвижные глаза, что как будто светились изнутри, отливая лиловым светом.
- Ты знаешь мое мнение – кивнул ей граф Прицци.
- Ты мужчина, ты и решай! – лаская пальцами его твердую, многократно перебитую ладонь, пожала плечами, подняла к нему лицо, ответила она ему со зловещей улыбкой.
- Марк – все еще держа ее руку в своей руке, обратился граф к барону Тинвегу - зовите всех и чтобы быстро. А вас, Борис, поздравляю. Надеюсь, у вас нет вопросов и претензий? Если есть, оставьте при себе, у нас мало времени. И постарайтесь не разочаровать леди Веронику, она в вас верит.
Барон Тинвег пожал плечами, убрал в поясную сумку пистолет, распахнул двери аудитории, обвел взглядом собравшихся за ними людей и громко объявил о том, что леди-герцогиня требует всех к себе.
Не прошло и десяти секунд как помещение наполнилось вооруженными людьми. Граф Прицци собственноручно подвинул принцессе стул. И обратился к подошедшей к ней рыжей Лизе.
- С Центром контакт есть? – спросил он ее без всяких предисловий.
- Тишина – убедившись, что с герцогиней все в порядке, ответила она, взглядом зажгла еще одну папиросу, затянулась дымом и пояснила – в соответствии с кодом «черный» в рамках трансментальной безопасности, все исходящие из региона контакты игнорируются.
- Должен признать, что на этот раз вы обыграли меня, моя леди – с поклоном, уважительно улыбнулся граф, обращаясь к принцессе.
Та вскинула голову, отвернулась к окну и гордо промолчала в ответ. На ее лице снова было то усталое исступленное и неподвижное выражение, с каким она отдыхала в одиночестве после совещаний и напряженных рабочих смен. Граф кивнул, обратился к стоящему рядом маркизу.
- Борис, пойдемте. Вы нужны мне.
В зал принесли карты, начали раскладывать на столах. Все как на многократно отрепетированных штабных учениях. Два стола сдвинули углом и поставили к ним удобный стул, который как начальник штаба занял Пескин. Ему принесли журналы и множество папок, положили на стол ведомость, в которую он тут же начал делать пометки о имеющихся в распоряжении подразделениях и командирах частей.
Мария Прицци уступила герцогине кресло и отошла к подоконнику. Принцессе подвинули сбоку стол и поставили письменный прибор. Регина Тинвег принесла из кабинета печати и бумагу с водяными знаками, какую использовали для написания приказов в администрации герцогства. Приказала кухне заварить кофе и сделать бутерброды для штабных служащих и офицеров. Привели капитана Галько и Рейна Тинкалу. Оба вопросительно уставились на герцогиню.
- Там была машина с червями! – бросился к принцессе растерянный граф, протянул руки – это было… С вами все в порядке, моя леди?
- Рейн, прекратите – строго одернул его за плечо граф Прицци и разъяснил – леди-герцогиня занята управлением герцогством. Когда до вас дойдет очередь, вам тоже будет дело.
По приказу командора Лилового клуба в аудиторию вызвали сына графа Гамотти, что с другими рыцарями при регалиях, оружии и со своими людьми тоже явился во дворец.
- Эрик, вы с нами?
- Служу Гирте! – бросив быстрый взгляд на сидящую во главе штаба благосклонно кивнувшую ему в знак приветствия герцогиню, с достоинством и готовностью поклонился, ответил рыцарь.
Граф одобрительно кивнул ему в ответ.
- А вы, Фенкот? – уставил взгляд на еще одного, уже немолодого полного старшину, которого по приказу графа также позвали наверх.
- Сэр Прицци… Август… - попытался тот – ну вы же понимаете...
- Нет. Не понимаю – прервал сбивчивые объяснения, ответил тот и распорядился барону Тинвегу – Марк, выведите сэра Фенкота вон и проведите наглядную разъяснительную работу для всех так, чтобы те, кто еще не понял, уяснил себе, что дело серьезное и отсидеться и урвать себе кусок на пустом месте, не выйдет. Чтобы все четко знали, что у меня либо служат законной власти нашей светлейшей леди-герцогини, либо с позором лежат в земле.
Барон Тинвег с готовностью кивнул и сделал жест своим рыцарям. Те заломили старшине руки и, несмотря на жалобные протесты и оправдания выпроводили дезертира из аудитории и повели вниз.
- Прибыл посланник от сэра Дугласа – когда граф выслушал доклад от примчавшегося от Старого моста вестового, обратился к командиру Пескин – они скоро подъедут.
- Очень хорошо – рассудил граф Прицци и бросил взгляд за высокое окно, где за кронами деревьев парка со страшным, от которого поморщились и обернулись даже бывалые рыцари, треском поднялась туча зловещих багровых искр. Рухнули часть стены и подточенная пламенем крыша. Черный дым особенно густо и стремительно повалил в серое пасмурное небо. Но граф Прицци лишь мельком обернулся на звук и теперь уже снова был занят картой города и окрестностей разложенной на столе.
- Значит северная Гирта опять под врагом. И восток – покачал головой, быстро прочел записку, которую принес оруженосец, задумчиво обратился он к Пескину. Тот кивнул и пояснил.
- Сэр Кристоф с дружиной держат перекресток Булле и Рыцарей, мост и набережную пока еще совместно с людьми сэра Биргера. Но, я полагаю, на северном берегу уже догадались, что мы не за них, и могут атаковать в любую минуту, либо задействовать артиллерию…
- Да – согласился граф Прицци и рассудил – будет плохо, если они сразу начнут стрелять зажигательными или химическими. Так Вольфганг, пишите, семафор Гирта Центральная Гирте Гамотти: отставить военные действия, обстоятельства изменились, от моего имени предложение еще раз договориться. Будем торговаться с ними. Если согласятся, скажите Марии, она поможет с этим. Далее. Гирта Центральная, Этне  семафор - сверяясь с картой, разглаживая ее на столе, распорядился граф, сосредоточенно крутя на пальцах карандаш – у них там малокалиберная автоматическая артиллерия на башнях. Приказ: привести в готовность, открыть предупредительный огонь по колонне Ринья, в случае отказа отступить - стрелять на поражение. Динтра – обратился он к рыжей Лизе – передайте им код на разрешение использования расширенной номенклатуры выстрелов. Вероника – потребовал он от принцессы - сейчас от вас нужен манифест для публичного распространения с вашей личной печатью и подписью с требованием присяги вам, как законной герцогине Гирты. Кто не приедет сегодня, того завтра снимем с должности и лишим титула. Придумайте и оформите так, чтобы было красиво. Тиргофф, найдите коней, организуйте типографию и фельдъегерскую, чтобы были готовы развезти приказы, которые мы подготовим по районным управлениями, квартальным и старшинам. Симон, быстро соберите батальонную группу, езжайте к воротам Гончаров, атакуйте авангард Ринья, Вольфганг выдаст вам планы для штурма, они у нас были. Раскет – к Инженерному. Поднимите самооборону восточных кварталов, займите позицию у Пришествия, по возможности и необходимости помогите мэтру Вритте. Галько вы хотели быть героем, хотели служить леди Веронике? Езжайте в свой квартал, Вольфганг напишет вам приказ и назначение на командование, поднимайте дружину и к Старому мосту в усиление Кристофу. Марк – заметив вернувшегося, самодовольно утирающего окровавленные руки смоченным «Черными Дубами» платком, придирчиво оглядывающего, не испачкан ли нагрудник доспеха, барона Тинвега, обратился к нему граф Прицци – для вас отдельное поручение. В доме Депутатов Роффе собирали учредительный совет, готовят манифест, их охраняют люди Биргера. Быстро езжайте туда, атакуйте их с Кристофом без предупреждения всеми силами, разоружите или вытесните, чтобы на южном берегу их не было. Всех участников заседания под арест. Нескольких, любых, как зачинщиков бунта, повесить. По возможности Загатту и Фершена. Их банку должна вся Гирта. Потом поедете по самим банкам. Вероника, выдайте ему список счетов к аресту, который вы готовили с вашим аудитором. Будут сопротивляться или тянуть время, убедите их, как вы умеете. 

***

Выехав за ворота, отряд под командованием сержанта Алькарре и дружина графа Пильге, человека, назначенного графом Дугласом Тальпасто в помощь полиции Гирты, быстро пересекли плац перед южной куртиной. И, срезав у перекрестка, откуда дорога, что вела от ворот города, разделялась на три пути – на запад, в сторону мыса и замка Тальпасто и одноименного предместья Гирты, на юг, на Мельницу и дальше по побережью, и на восток в сторону замка Ринья, свернули налево, в сторону Леса и трясины Митти.
Обогнув по полю, по широкой дуге многоэтажные дома, что стояли на Перекрестке в окружении живописных дубов, огороды и сады, где между деревьев и кустов светлели деревенские домики у которых первый этаж был каменный, а второй из дерева, полицейские выехали на засаженную по обеим сторонам дубами дорогу, ту самую, где Вертура и Мариса недавней ночью осматривали разорванное неизвестным зверем тело. Уже на ней, миновав поле и еще одну деревню, нагнали основной отряд капитана Глотте, к которому уже присоединились местное ополчение и шерифы. Оглашая округу призывным ревом рогов, драгуны и рыцари графа Тальпасто скакали впереди всех. В середине отряда следовали черный орденский дилижанс Фанкиля, служащие отдела Нераскрытых Дел, и несколько подрессоренных телег с пешим ополчением. Позади двигались все оставшиеся верховые – в основном деревенские стражники, егеря и дружинники местных землевладельцев. Ехали по скалам над трясиной Митти.  Гирта осталась по левую руку за полями и лесом. Миновали несколько деревень, приняли в колонну еще как минимум полсотни человек. Везде где проезжали, собирали ополченцев: капитан Глотте, что вместе со знаменосцем и трубачом двигался во главе отряда, не разъясняя ничего, демонстрировал жетон и приказ герцога Вильмонта Булле, всем военнообязанным примкнуть к отряду. Завидев его, старшины кривились, но кивали сельчанам бежать за луками и копьями, седлать коней.
За этими приготовлениями Вертура уже даже начал думать, что он зря беспокоился и с такой большой армией, которую поднимают лично приказом самого Герцога, ничего дурного просто не может случиться, но мимо пролетел, объезжающий окрестности, герольд, сообщил, что герцог Вильмонт мертв, а принцесса Вероника и Борис Дорс обвиняются в его убийстве и мятеже. Капитан Глотте, выслушав его, подъехал поближе и, резко выхватив меч, ударил в бок, а когда курьер скорчился от боли, разбил ему голову, приказал драгунам сжечь объявления и спрятать тело в кусты. Но по колонне уже пошел ропот, полетели одна другой хуже, передаваемая из уст в уста сплетни. Несколько старшин поворотили коней, но их догнал сержант Алькарре, ударом шестопера переломил спину одному из них. Кто-то хлопнул лошадь плеткой, погнал прочь, но его настигли стрелы.
- Стоять! – грозно и страшно, на всю округу, закричал сержант, схватившись за плеть, ударил самого ближнего дезертира. Тот ухватился за лицо и повалился со своего худого коня на землю – всех убью, кто побежит!
Кто-то прикрылся щитом, драгуны ночной стражи развернулись, мрачными черными тенями окружили растерянных ополченцев, кто-то особенно отчаянный все же пришпорил коня и сумел прорваться. Засверкали мечи, кого-то зарубили, оставшиеся побросали копья.
- Не бей! Мы едем с вами! – вскинул ладони какой-то сельский мужик, и когда дисциплина была восстановлена, отряд снова продолжил продвижение.
Так проехали еще пару километров. Здесь скорость колонны сильно замедлилась – чем ближе отряд приближался к владениям герцога Ринья, тем больше на дороге было телег. Груженые бревнами и сучьями, ведомые худыми, измазанными смолой и лесной грязью дровосеками, они выезжали на основную дорогу из леса и двигались на восток, к фермам. Несколько раз попадались идущие навстречу, в сторону Гирты, груженые коробками и ящиками с торговым клеймом Ринья, синим единорогом, воздушные лихтеры, везли в город готовый продукт с ферм. Люди графа Тальпасто особенно внимательно присматривались к ним.
Мясофермы показались внезапно.
Выполняя разные поручения на службе полиции Гирту, Вертура уже не первый раз проезжал мимо этих мест, но все никак не мог привыкнуть к той картине опустошения, что открылась со склона пологого холма, по вершине которого шла дорога, ведущая во владения маршала Ринья.
Пологий каменистый склон, по которому отряд спускался к фермам, был весь вытоптан и усеян дырами от вывороченных из земли, взятых на стройку, камней, то там то тут торчали неопрятные уже серые по осени лопухи и репьи. Пахло навозом, горячим кирпичом и дымом. Шипел пар. То там, то тут тяжело пыхтели поршни, вращали огромные, как колеса над шахтами, маховики, приводили в движение конвейеры и перемалывающие бревна и сучья в опилки и щепу валы огромных лесопильных машин. Многочисленные рабочие гребли лопатами белое древесное месиво, грузили его на телеги, везли к длинным кирпичным баракам с пандусами по краям и сгружали их внутрь, через дыры в крышах. Здесь все шло своим чередом, это производство, как и сталелитейные и коксохимические заводы к северу от Гирты, работало без перерыва и днем и ночью независимо от того, что происходило в городе и окрестностях. И этот, в общем то ничем особенно не отличающийся от других подобных ему, неоднократно виденных Вертурой еще в Мильде, производственный процесс не вызывал бы никаких иных эмоций, кроме восторженного созерцания осмысленной созидательной деятельности, если бы не один аспект. Ароматы смолы, подгнившей мокрой древесины и опилок, запах конского навоза, деревообрабатывающего производства, луж, пара и дыма – все эти такие привычные, обыденные и в общем-то ничем не отталкивающие запахи города, производства и жилища, перекрывал один особенно тяжелый и скверный: одновременно похожий на животный и растительный, густой, как от нечистот или тухлого мяса и, казалось бы, даже физически ощутимый и липкий. В нем безошибочно угадывался тот дух, которым отдавала так неприятная Вертуре тушенка Ринья, тот самый, что не перебивался ни укропом, ни чесноком, ни самогонным спиртом. Он разливался далеко по полю вокруг ферм, но особенно сильно им тянуло от бараков и серой бетонной дороги, что проходила между ними. Когда полицейские подъехали ближе, некоторые непроизвольно начали морщиться, поводить носами и надвигать на лица шарфы. Над черными от непогоды и старости кирпичными стенами роями вились, слетались на смрад мухи и слепни. Из узких бойниц в основании бараков, в бетонные канавы вытекала смердящая теми самыми нечистотами и гнилым мясом жижа. Вытоптанная же, посыпанная точеной черепицей и обломками гранита, черная земля, сваленные в груды побитые кирпичи, прогнившие серые доски, поломанные колеса, механизмы и телеги, черный дым коптильных цехов и кузниц, гром механизмов, перемалывающих в крошево прямо так целиком целые древесные стволы, вкупе с этой вонью казались уже не просто производством еды, а какой-то дикой апокалипсической картиной мерзостного и нечестивого запустения. Когда же полицейские подъехали к баракам совсем в упор, то к звукам машин и ударам колес прибавился еще и тихий, но отчетливо различимый шорох какого-то неприятного и вязкого копошения, что исходил от этих домов с пандусами и дырами в крышах. Как будто бы кто-то ломился и толкался в непонятном, чуждом человеку или животному, неприятном ритме, пытался вырваться из этих каменных построек, выдавить изнутри подпертые кольями, заложенные массивными засовами двери, навевая этими звуками на непривычных к ним людей неприятную жуть, заставляющую непроизвольно ежиться и держаться подальше от этих стен.
Но мастеровые, что ходили по пандусам сверху, указывали босым, худо одетым, усталым поденщикам в кожаных фартуках, куда кидать опилки, золу, щепу и листья, похоже ничуть не смущались ни смрада, который чувствовался здесь особенно резко, ни звуков, исходящих из недр этих длинных, обветренных кирпичных строений.
У одного из корпусов ворота были открыты. Через них входили и выходили люди. Там работали, тяжело ударяли по колодам топорами мясники. Грузчики вывозили на тачках огромные и бесформенные куски какой-то непонятной жирной, сочащейся желтой сукровицей плоти, везли ее к коптильням и в колбасный цех. Заглянув в ворота, детектив содрогнулся от омерзения. Весь барак был плотно набит шевелящимися, огромными и толстыми, грязными желто-розовыми тушами - не то червями, не то слизнями. Мясники без всякого смущения ловко поддевали их жирные, лоснящиеся бока вилами, прямо так, живыми, рубили их топорами с широкими острыми лезвиями на куски. Подхватывали, перекидывали обрубки в тележки.
Замечая подъехавших вооруженных людей, работники поднимали на них усталые, изможденные лица. Многозначительно кивали на знамена Тальпасто с черными крестами и вымпелы драгун Гирты. По одному по двое, а иногда и сразу всей бригадой, придумывая какой-нибудь предлог, откладывали инструменты, отходили подальше от непрошеных гостей.
Вместо них перед бараками начали собираться уже поднятые по тревоге солдаты гарнизона, охраняющего производство и фермы. С глухим бряцанием, поводя плечами, проверяя, удобно ли сидит броня, грубо переговариваясь, кивая на драгун, встали широким плотным полукольцом, перегораживая дорогу верховым. В сопровождении лейтенантов приехал начальник гарнизона, тоже облаченный в полный латный доспех.
- Герман! – приветствовал он капитана ночной стражи, откинулся в седле, поудобнее перетягивая ремень портупеи на груди  – что у вас там за беда в Гирте?
- Бархольм. Смена караула - похлопывая плеткой по черной перчатке, кивнул, бросил ему капитан Глотте с мрачной насмешкой - сейчас вы возьмете своих парней, оставите нам оружие и исчезнете в сторону противоположную Полигону, или замку Ринья. Все до единого. Приказ сэра Вильмонта.
Начальник охраны производства склонил голову набок, прищурился на графа Пильге и его рыцарей, еще больше скривился, как будто бы ему плюнули в горжет, коротко мотнул головой своим лейтенантам, наверное давая сигнал, чтобы прикрыли его отступление. Он уже ударил пятками коня, и хотел было дать в галоп к своим людям, но кто-то из драгун оказался быстрее: громыхнул арбалет и герцог Бархольм Горчет, наперсник и вассал герцога Георга Ринья, маршала Гирты, владельца скотобоен и мясоферм, вскинув к горжету закованные в сталь руки, содрогаясь от боли всем телом, откинулся в седле. Стрела попала ему точно под козырек шлема.
- В клинок! Христос Воскрес! – выхватив из ножен меч, грозно закричал граф Пильге, и драгуны и рыцари, опустив копья и изготовив к бою мечи, ринулись в наступление. Одному лейтенанту, что оказался на их пути, ударили топором в лицо, второго сбросили с коня пикой. Заревели рожки, загремели копыта: ночные стражники и рыцари графа Тальпасто помчались на солдат герцога Ринья и вдоль бараков, стреляя, топча конями и рубя без разбору всех, кто попадался на пути.
Вертура, лейтенант Турко и Фанкиль тоже направились за ними, но им уже никого не досталось, все случилось слишком быстро. Дружинники Ринья свалили нескольких первых всадников, но это не остановило атаки кавалерии, вмиг разбившей их тонкую пешую линию. Два десятка человек сбились в ощетинившуюся остриями и лезвиями кучу у стены, но на них с разгону налетел какой-то рыцарь, чей конь тут же получил смертельную рану и, навалившись на них, разбил построение. Следом тут же набросились драгуны, опрокинули и рассеяли тех, кто остался на ногах. Настигли и перебили пытающихся спастись бегством.
Видя, что основной отряд разбит, те, у кого еще были силы бежать, дружинники и работники Ринья в ужасе мчались прочь, падали рядом со стенами, прыгали в окна, прятались в канавы и под пандусы домов, убегали в лес. На дозорной башне над казармами, длинным, крашеным серой известкой зданием с почерневшей от времени черепичной крышей, на деревянную площадку выбежал охранник с автоматическим карабином, выстрелил несколько раз, но сразу две стрелы пронзили его в ногу и в шею. Из окошек здания в ответ тоже полетели стрелы, глухо загремели плечи арбалетов. Стражники, что отдыхая после ночной смены еще не успели собраться по тревоге на общее построение, бросали доспехи, хватались за луки и мечи. Спешно закладывали ставнями окна, готовились к обороне. Драгуны спешивались, бегали вокруг дома, кололи в бойницы мечами и копьями, ломали топорами двери.
Фанкиль и лейтенант Турко вернулись к дилижансу.
- Инга! – приказал Фанкиль. Та была уже у задней откидной стены кареты, открыла ее и передала им знакомые детективу бутылки с зажигательной смесью.
- Выходите! Последний раз говорю! Не тронем, пощадим! – хрипло прокричал осажденным, капитан Глотте, делая жест своим людям отойти.
- А ну! – крикнули ему, показали в дверь неприличный жест.
- Жги их! – махнул рукой, приказал он Фанкилю, Вертуре и лейтенанту Турко, что держали наготове в руках по бутылке. Инга же засветила и уже протягивала им плюющийся раскаленной селитрой, намотанный на правое плечо, как аксельбант аркебузира фитиль. Вертуре она подпалила заряд первому и он, держа его на вытянутой от страха руке, стараясь не зажмуриться от ужаса убьют ли, оступится ли конь, прогорит ли до броска тряпка, которой была заткнута бутыль, погнал коня вдоль фасада казарм, спешно ища, куда ее можно закинуть. Не зная, попадет ли от дрожи и возбуждения в окно или нет, он зашвырнул ее наугад в заложенное ставнями окно и стену. Шарахнулся от нетерпимо мощной и яркой вспышки: на этот раз в емкости оказался не керосин, а какая-то новая, более горячая зажигательная смесь, что полыхнула так, что Вертуре показалось, что тяжелая раскаленная рука ударила его в щеку и плечо, и он уже горит. Его конь страшно заржал, прыгнул вперед и понес, едва не сбросив его в грязь под копытами.
Фанкиль был хладнокровнее. Приняв на щит и в попону лошади две стрелы, подвел храпящего, дергающего от страха близкого огня гривой, гарцующего коня прямо к окну, из которого стреляли и, примерившись, бросил бомбу прямо внутрь, на заваленные солдатскими вещами постели. Лейтенант Турко, отведя руку для броска, в немой сосредоточенности промчался мимо фасада и, едва не столкнувшись с детективом, бросил свой снаряд, целясь в ромбическое слуховое окошко запертой двери. Вслед ему выстрелили. Меткая стрела попала полицейскому в спину и застряла в доспехе.
Вертура ошарашено оглянулся, проверил, но горит ли рукав и плащ, бросил взгляд на оставленный им фасад казармы. Не прошло и десяти секунд, как под отчаянные крики «Пожар! Бегите!», из уже сочащихся черным дымом окон и дверей, со всех сторон здания начали выскакивать дружинники герцога Ринья. Спотыкаясь в желтой, смердящей навозом и конской мочой, многократно размешанной сапогами, копытами и колесами грязи, бросались врассыпную, к производственным цехам, под телеги, в поле, в сторону леса.
- Лежать собаки! – грозно, через сдавленные от ярости зубы, кричали им драгуны и рыцари, топча их конями и коля в спины пиками.
- Ты не подчинился приказу полиции? – потребовал ответа, страшно закричал капитан Глотте, когда к копытам его коня на аркане приволокли лейтенанта, начальника смены.
Солдат в непонимании завращал глазами, надулся, начал тянуть время. Капитан ночной стражи с ненавистью схватил у ближайшего всадника копье, метким жестоким ударом метнул пленному в грудь, плюнул, и, дав коня в галоп, махнул рукой своим людям следовать за ним.
Подняв на сторожевой башенке флаг дружины Тальпасто, оставив на захваченном производстве в охранении часть людей графа Пильге и часть взволнованных и напуганных столь быстрой и жестокой расправой сельских дружинников, полицейские поспешили в сторону замка Ринья. Спустились по лесной дороге в глубокую, поросшую густым еловым лесом лощину.
Впереди, на лесной заставе, на деревянных воротах, на мосту через речку, что брала свое начало в трясине Митти, их встретили грозными окриками и арбалетными стрелами. Наверное, увидели поднимающийся над слободой, над горящими казармами черный дым, но еще не знали, с какой численности отрядом придется иметь дело. Несколько солдат из караула поднялись на галерею, готовясь отразить нападение, но капитан Глотте молча указал пальцем. Фанкиль выехал вперед, прикрыл щитом Ингу. Та вскинула руку и с видимым усилием повела ей. С грохотом и треском левая часть конструкции ворот лопнула вовнутрь и, раня всех, кто был рядом и на стене обломками бревен и искореженными железными оковами, обратилась горой измолотого в клочья лыка и щепок. Арка со скрипом начала заваливаться на бок и рухнула вместе с галереей. Драгуны бросились в пролом. Через десять минут оставшиеся солдаты были рассеяны и разоружены, завал разобран, и отряд помчался дальше. В авангарде драгуны ночной стражи и люди графа Тальпасто, следом ополчение и полицейские, а за ними, с грохотом колес, черный орденский дилижанс с высунувшимся в окошко, чтобы видеть все, сжимающим в руке свой белый магазинный пистолет инспектором Тралле и возбужденными случившейся битвой и предстоящим делом, о котором они могли только со страхом и волнением догадываться, доктором Саксом и студентами.
Колонну замыкали сержант Алькарре с группой драгун, следил, чтобы никто не дезертировал.
Впереди светлели дома и шпиль колокольни поселка, а за ними, на скале, обрывающейся в трясину Митти, стоял замок Ринья.
- Ну держись! – глядя на его белые аккуратные стены и окошки с витражами, держась за притороченный к седлу длинный меч, злорадно процедил сквозь зубы детектив.

***

В считанные полчаса герцогский дворец преобразился. Глухая и страшная, напряженная тишина, что наполнила комнаты и коридоры, как только начался пожар, и пришедшее за ней тягостное ожиданием и отчаяние безысходности неминуемого поражения перед приездом графа Прицци, сменились молчаливым ожиданием окончания переговоров за запертыми дверьми аудитории на втором этаже Малого дворца, где проходили банкеты с чашей и общей молитвой, которые давала для своих приближенных и друзей принцесса Вероника. Но вот с грохотом распахнулись двери, барон Марк Тинвег вышел в коридор и, оглядев собравшихся, напряженно ждущих его доклада людей, прокатив языком за щекой, объявил о том, что ее высочество леди-герцогиня быстро требует всех к себе.
По лицам пробегали суровые, исполненные радости и восторга, воодушевленные улыбки. Пальцы сжимались на оружии, рыцари и старшины одобрительно кивали друг другу и барону Тинвегу, с интересом заглядывали в аудиторию, проверяя, как там на самом деле. Едва сдерживаясь, кривили радостные лица, снова видя во главе стола свою беспощадную и властную, но всеми любимую герцогиню, и стоящих рядом с ней суровых графа Прицци, Бориса Дорса, князя Мунзе и майора Вритте. Всех живых, снова всех вместе, грозных, облаченных в доспехи, держащих руки на эфесах мечей. Непреклонных и непоколебимых, готовых защитить принцессу и дать самый смелый и жестокий отпор мятежникам и врагам Гирты.
Все встало на свои места, все обрело цель и смысл. Все было так, как ему и следовало быть.
Глашатаи помчались по улицам, вылетая из ворот герцогского парка на площадь перед Собором, в обход еще горящей ратуши. Мчались мимо Счетной палаты через Рыночную площадь в город, клеили плакаты, трубили смерть герцога Вильмонта, провозглашали герцогиней принцессу Веронику. Новые группы солдат и феодалов с дружинами подходили ко дворцу, как можно скорее принести присягу новой градоправительнице, чтобы получить самые хорошие места, когда начнутся перестановки в армии и руководстве Гирты.
На зеленом ипсомобиле приехал владелец судостроительных верфей, сообщил, что его люди вооружены и готовы оказать любое содействие новой администрации герцогства. Явился граф Тальпасто с сыновьями и внуками, во главе своей многочисленной дружины, которая еще утром вошла в город через ворота Рыцарей. Торжественно, через герольда, сообщил, что прибыл лично принести присягу леди-герцогине.
Следом за остальной семьей в сопровождении большой компании модных молодых людей и девиц, ее друзей и знакомых по охоте и играм, приехала и юная внучка графа Эвилина на сером, покрытом белой попоной коне, в торжественной белой мантии, легком изящном защитном жилете и украшенными черным и золотым крестами плаще. Маркиз Елисей Дорс, сопровождал ее, ехал рядом с ней. На ножнах его меча была кровь, лицо горело страшным непреклонным огнем еще не остывшей в его сердце, недавно случившейся дуэли. По дороге в замок Тальпасто, куда направил их старый граф, благосклонно, с улыбкой выслушав слова о том, что по приказу отца, юный маркиз привез ему его внучку и теперь сдается на его милость, они встретили бывшего возлюбленного графини, что грубо оскорбил сына Бориса Дорса, а тот в ответ выхватил меч и зарубил обидчика. Все кто был рядом и видели эту сцену, рассудили, что он поступил справедливо, но доподлинно так никто и не узнал, действительно ли сын известного финансиста ехал извиниться перед возлюбленной за то, что бросил ее и так и не навестил, пока она болела, или, это его сметливый и ловкий отец, узнав одним из первых о начавшемся мятеже, угрозой отправил сына в замок графа, любой ценой наладить с его внучкой отношения, чтобы в будущем через них приобрести его покровительство и защиту.
Также как и граф Тальпасто и его вассалы и друзья по первому же зову к герцогскому дворцу явились и многие другие рыцари и известные и уважаемые жители Гирты. Народу стало так много, что даже на аллее перед дворцом уже не хватало места для верховых и карет. Перед дверьми Малого дворца выстроилась очередь. Кто-то предложил переместиться в герцогскую канцелярию, но ему ответили, что нет времени на переезды. На втором этаже, в аудитории, работал штаб. В коридоре и на лестнице вдоль стен стояли, сидели на ступеньках парадной лестницы люди с оружием и в доспехах. Ожидали инструкций или когда офицеры примут у них привезенные из города донесения. По приказам бежали на улицу, вскакивали в седла, гнали в город, лупили плетками взмыленных лошадей, свистели прохожим, чтобы не стояли на дороге, вестовые и курьеры. 
Рыцари Лилового клуба почетным караулом встречали у парадной лестницы Малого дворца посетителей, что приехали принести присягу, провожали их в трапезную для слуг, где был устроен импровизированный тронный зал герцогини. Напротив дверей, у стены стояли знамена и вымпелы. Одним из них был штандарт со страшным знаком Лунного Дракона, который никогда до этого не выставляли на всеобщее обозрение, но сегодня привезли с собой люди графа Прицци. Рядом возвышался окропленный свежей кровью Стальной Крест  – символ герцогства. Принцесса Вероника и маркиз Борис Дорс сидели за широким укрытым чистой светло-лиловой скатертью просторным столом. Одного за одним принимали приходящих чиновников, торговцев, землевладельцев и старшин. Рядом нес вахту тощий и высокий с пронзительными черными глазами и крашенными в манерный черный цвет волосами столичный парикмахер принцессы. Между пальцев его левой руки плясали языки пламени в знак серьезности намерений новой герцогини. Рядом стояла Ева, держала на руках трехголовую синюю кошку с двумя хвостами, что подозрительно приглядывалась к посетителям, недовольно рычала в три пасти, дыбила шерсть, постоянно меняла свой вид: с хрустом костей убирая то одну голову, то лишний хвост, то отращивала крылья, меняла свой цвет и размер. Кучерявый столичный юрист в очках и светлом костюме, по фасону схожем с модным нарядом министра Динтры сидел за отдельным столом у дверей. Предлагал всем входящим текст присяги, наспех составленный им, после зачитывания вслух и полагающегося поклона принцессе и целования Евангелия на аналое и наперсного креста епископа Дезмонда, что тоже присутствовал на церемонии, записывал всех в журнал, требовал подписаться под фамилией и именем.
Тем временем на перекрестке проспектов Булле и Рыцарей начались стрельба и стычки. Солдаты полковника Ронцо, что защищали депутатский дом, пытались построить баррикады, но люди графа не давали им этого сделать. Приехал барон Марк Тинвег, привез приказ за подписью принцессы Вероники и графа Прицци с требованием присягнуть ей. Пока полковник со своими офицерами и оставшимися с ними старшинами и депутатами советовались, решали, как им теперь поступить, бежать или нет, дружинники майора под командованием Кристофа Тинвега вошли в депутатский дом с переулка, выходящего на набережную Керны, прошли по зданию и атаковали их.
Получив донесение о том, что у ворот Гончаров идет затяжной бой, быстрый штурм не удался и люди генерала Вритте не могут занять их, спешно раздав самые необходимые поручения, оставив в штабе за старшего Пескина, граф Прицци спустился во двор, уточнил у князя Мунзе, проверено ли тяжелое вооружение и, получив утвердительный ответ, сел в свой лиловый ипсомобиль и уехал на нем, забрав с собой часть своих людей.
Из герцогского парка не было слышно звуков сражения, происходящего у восточной городской стены. Только отрывистые и редкие далекие раскаты орудий на башнях замка Этны, напоминающие хлопки, похожие на те, когда надувают и лопают бумажные пакеты, эхом отдавались по узким улочкам и дворам-колодцам восточной Гирты. Будоражили, заставляли прислушиваться к ним настороженно выглядывающих из окон и подворотен кошек, да стариков, что, щурясь на спешащих к герцогскому дворцу вооруженных людей и летящих с грохотом по улицам верховых, все также бесконечно пили чай, курили свои трубки сидя у парадных и на скамеечках в тесных сквериках. С многозначительными лицами, спрашивали у прохожих, как сейчас дела и кто теперь главный, слушая противоречивые новости, обсуждали их, бодрились, по привычке перехватывая свои палки как копья или ружья, вспоминали молодость и давно прошедшие дни.
Через час после отъезда графа Прицци во дворец пригнал вестовой. Принес сводку и рапорт о том, что ворота Гончаров взяты. В кулуарах подтвердил то, что говорили и все остальные, кто приехал из восточных кварталов: что ворота и равелин в огне. Что люди графа били по ним из огнемета и забрасывали в казематы бомбы с ядовитым газом, от которого те, кто вдыхали его, падали в судорогах и слепли. Что многие из людей Ринья видя это, бежали, а отказавшийся по первому требованию графа сложить оружие и присягнуть новой герцогине, командир авангарда, маркиз Динкин, один из ближайших соратников и наперсников мятежного маршала, видя свое бедственное положение, просил пощады и вместе с оставшимися в живых своими людьми, сдался в плен. Что граф Прицци принял его капитуляцию, но приказал казнить самого маркиза и нескольких его старших рыцарей вместе с ним: повесить их на воротах с рассеченными животами для устрашения вставших напротив городских стен, укрывшихся на склонах холмов, в лесу, карьерах и гончарной слободе от огня малокалиберной артиллерии с башен замка Этны, частей бригады Георга Ринья, что так и нс смогли своевременно подойти к воротам города, пока авангард еще удерживал их. 

***
 
День клонился к вечеру.
Станции молчали. Рыжая Лиза, юный барон Визра, капитан Форнолле, кастелян и дворцовые слесарь и лейб-инженер спустилась в просторные, бетонные, построенные еще несколько веков назад подвалы дворца и остановились перед толстой круглой железной, вмонтированной в монолитную каменную стену дверью с круглой скважиной для ключа посредине. Здесь внизу, в коридоре и на лестницах должны были быть огни, но колбы Браскина, в которых мириады анаэробных бактерий в изолирующем геле поглощают потоки атмосферного электричества и преобразовывают его в видимый свет, были тусклыми и почти не горели. Часы с маятниками на руке капитана герцогской стражи показывали, что коэффициент искажения пространства-времени во дворце такой же как и за городом, то есть что стабилизаторы стоят на нуле.
- Можешь ее открыть? – осматривая, ощупывая, запечатанную звездой и крестом Трамонты дверь, спросил барон Визра.
- Гравитационно-усиленная – проверяя рукой, покачала головой рыжая Лиза – эти стационарные калибровочные преобразователи полностью автономны и управляются дистанционным контактом, но там есть и аварийное ручное управление. Для обслуживания эти двери открываются либо ключом, который по правилам должен быть у регионального диспетчера, либо его привозит обслуживающий инженер... Станции проектируются так, чтобы местными техническими средствами их было просто так не вскрыть. Нет, чисто теоретически можно распилить эту дверь, но чтобы быстро, тут нужен, как минимум стационарный бур, или расщепитель направленного действия. Впрочем, с расщепителем не выйдет, сам себя и свои стены, я думаю, они в любом случае локально стабилизируют…
- А как они, кстати, работают, эти стабилизаторы? – подсвечивая темный коридор газовой лампой на цепочке в руке, спросил барон Визра.
- Это же ваши технологии! Университета Мирны! – возмутилась рыжая Лиза – ты что, совсем что ли не учился?
- Я вообще только еду поступать! – с достоинством ответил барон – в художественную академию Лиры на классическую живопись. Могу нарисовать стабилизатор, но как он работает – это не ко мне.
- Значит ломаем? – уточнил лейб-инженер, простукивая медным молоточком для поиска раковин, стену – я уже проверил, на чертежах здания нет плана коммуникаций, находящихся за этой дверью. Возможно там коридор в сторону, или спуск вниз. Скалу можно прозвонить ультразвуком, но во дворце такой аппаратуры нету, за ней надо ехать в Университет. И если ломать стену тут, под цементом, скорее всего арматура, но она должна быть не такая прочная как дверь. Саму дверь можем попробовать фтором – и внезапно предложил – позовите мастера Глюка. Он точно сможет открыть.
- Профессора Глюка? Этого вздорного пошлого старикашку? – наморщила лоб рыжая Лиза – он же алхимик, а не инженер! Приступайте пока, подумаем, как еще ее можно открыть.
Когда принцесса Вероника окончательно утомилась, от волнения и работы, выбилась из сил, она пошла на галерею арки третьего этажа пройтись, покурить. Здесь, в холодном коридоре с окнами на обе стороны, в парк и на панораму города под отвесным склоном холма, стоял густой и тяжелый табачный дым. Она думала что тут никого нет, но сюда постоянно проходили те, кому был доступ на третий этаж и кто хотел хоть немного отдохнуть в тишине. Как и в других коридорах и залах тут уже успели накурить и натрясти пепла так, что им были покрыты все пандусы и окон, подоконники и ковры. За окнами внизу слышался говор голосов, окрики, ржание лошадей. Пробиваясь через толпу, громко и пронзительно гудел клаксоном ипсомобиль.
В то же время, что и принцесса, на галерею вышел и вернувшийся от Гончарных ворот граф Прицци. С трубкой и фужером крепкого кофе в руках, он встал у подоконника от всех в стороне, властным жестом отстранил от себя какого-то, было заговорившего с ним человека, отвернулся к окну с видом на улицы и крыши Гирты. На нагрудной пластине его доспеха отчетливо белела свежая вмятина от пули, обрамленная белыми трещинами.
- Август, но почему вы все-таки с Нами, а не с Ними? – задала вопрос в лоб принцесса Вероника, густо вдыхая дым из трубки, одолженной у маркиза. Ее собственная, высокотехнологическая, при выключенных стабилизаторах не горела. Как теперь и большинство приборов и устройств в городе, питающиеся от атмосферного и проводного электричества. Через одну загорались спички, дымно и слабо горел керосин, нестабильно пыхал, взрывался порох, хлопал, трещал газ в светильниках, не детонировали ни гремучая ртуть, ни нитроглицерин. Во дворце имелся запасной стабилизатор, но он тоже получил дистанционный приказ на выключение и не реагировал ни на какие попытки его задействовать. Тоже самое произошло и со станциями в крепости Тальпасто, в главном здании центрального банка Гирты, и в Университете. 
Граф Прицци смерил тяжелым взглядом герцогиню и, подумав несколько секунд, ответил.
- Потому что с вами я служитель Короны, патриот и верный защитник Гирты. А с ними был бы всего лишь одним из бунтарей и жадных до неправедного богатства любой ценой плутов, мошенников и убийц. Вас, Вероника, я знаю и вижу почти как свою родную дочь. А их - как лжецов, предателей и заслуживающих только трибунала и казни висельников.
Произнеся эту речь, он встал к герцогине боком, обратился к окну с видом на город с холма Булле и тоже закурил. Темно-зеленые обои с тонкими золотистыми цветами, белые колонны и гипсовые статуи героев прошлых веков и дев в нишах между окон, говор голосов и густой трубочный дым навевали мысли об обычном рабочем совещании в день перед королевской инспекцией. Все очень устали от беспокойства, войны и бесконечных дел, но времени было только быстро покурить. Принцесса Вероника утвердительно кивнула графу и, приложив руку к груди, поклонилась.
- Спасибо вам Август за доверие – сказала ему с достоинством принцесса.
- Служу вам и Гирте, моя леди – ответил тот, задумчиво разглядывая серое небо, крыши и колокольни за окнами галереи.
За общим шумом беспокойных разговоров и бряцанием снаряжения никто не слышал их короткой беседы.
Граф Прицци спустился в штаб, где его уже ждал комендант Тиргофф. Выслушав доклад по обстановке в городе, подозвал к себе секретаря и быстро распорядился.
- Приказ. В течении часа собрать порайонно всех квартальных. Провести подомовое оповещение: женщин, детей и нестроевых по возможности собрать в храмах и на первых этажах домов. Приставить к каждой церкви охрану. Провести проверку готовности запасного сержантского состава. Организовать заставы, подсветить основные перекрестки и проспекты. Объявить комендантский час: после девяти тридцати вечера, чтоб на улицах никого, кроме уполномоченных лиц не было. Проверять, задерживать всех. Штабу, доукомплектовать усиление стен, сформировать резерв. Если будут добровольцы в штурмовые батальоны – назначить им в качестве жалования боевые, как регулярным сержантам и рядовым.
Пескин и комендант Тиргофф внимательно выслушали его, и без лишних вопросов поклонившись, поспешили к своим столам исполнять распоряжения.
Закончив с ними, граф подошел к окну, на подоконнике, которого, в стороне от всех, боком к пожару, сидела Мария Прицци. Все также в своем длинном белом платье, лиловой жилетке и перекинутой через плечо косой, перевитой пурпурной лентой, она листала журнал семафора. Рядом на столе лежала книга шифров и тщательно отертый от крови скальпель на краю блюдца с чашкой кофе, вместо ложечки. Неподалеку терпеливо ожидал курьер.
- Они еще договороспособны? – кладя руку на плечо графини, лаская его пальцами, заглядывая в ее неподвижные, отливающие лиловым глаза, уточнил граф Прицци.
- Относительно. Как ты и велел, тяну время. Я сказала им, что у нас анархия и мятеж – теребя кончик серебряного химического пера, обернулась она в сторону пожара за окном, словно черпала в нем вдохновение для своей переписки – объяснила, что люди Жоржа сами спровоцировали стычку, а атака у Старого моста это недоразумение. Но они уже не верят. Биргер грозит начать артиллерийский обстрел.
- Обещай им открытым кодом, чтобы видели все, что если хоть один снаряд упадет на Южную Гирту, я прикажу отрубить руки и вспороть животы всем орудийным расчетам и всем инженерам – вставая перед ней так, чтобы видеть ее лицо, ответил граф Прицци - пусть делают что хотят, стреляют себе в ноги, дезертируют. Они проиграли, они знают это.
- Вильмонт у них. И теперь они пишут, что служат законной власти Булле, а мы все мятежники – возразила Мария Прицци и посоветовала – отправь им его голову и скажи, что их Герцог поддельный.
- Да, имеет смысл. А потом еще одну, потому что у Георга был еще один –  ответил граф Прицци.
Мария Прицци чуть улыбнулась этой идее.
- Я звонила Биргеру. Бросает трубки, орет что я ведьма – пожаловалась она графу как будто между делом. Ее лицо исказила судорожная зловещая улыбка, глаза яростно сверкнули, зубы оскалились, и как будто невидимая ледяная волна прокатилась по помещению, заставив поежиться, начать зябко поводить плечами бывалых придворных и рыцарей.
- Как будто раньше он этого не знал – констатировал граф Прицци, касаясь ее руки.
- Я бы его сама прирезала, но ты же меня не отпустишь – с лукавой улыбкой посетовала графиня, отвечая на ласки мужа, сводя пальцы с его пальцами, заломила кисть – принеси мне его сердце.
- Я скажу Марку, они с Астрой вырежут – заверил ее граф Прицци - а ты передай Эмилии, пусть прогуляется на северный берег, сожрет там кого-нибудь. Кстати, Биргер вывел из крепости огнеметы и эмиттеры жесткого излучения…
Графиня отрешенно отвернулась от него, склонила голову, повела скулой, чуть улыбнулась одной стороной рта каким-то своим мыслям.
- …И ведь потом же напишут в учебниках, что это мы с тобой кровавые злодеи, мятежники и убийцы. Сами все учинили и сами же всех и предали.
- В учебниках могут писать все, что угодно – касаясь согнутыми пальцами ее щеки и разворачивая ее лицо к себе, снова заглядывая ей в глаза, ответил ей граф – а мы исполняем то, что должны.
В это время Борис Дорс и маршал Дуглас Тальпасто, снаружи, перед фасадом дворца, совершали объезд собравшихся на смотр отрядов и дружин. Елисей Дорс, сержант Брокке, князь Мунзе, Эрик Гамотти, старший сын маршала полковник Карл Тальпасто, барон Модест Гонзолле, снова облаченный в свои пафосные черные латы, с черным двуручным мечом в руках, и другие старшины и рыцари сопровождали их. Рядом следовали знаменосцы. Корн со штандартом принцессы Вероники, который вышили для нее девицы, после того как она вернулась в Гирту. Тем самым, с черным драконом на багровом поле, яростно обхватившем лапами, хвостом и крыльями золотой, с лиловым кантом, симметричный восьмиконечный крест. Старший сын князя Мунзе, Адольф, со знаменем Лилового клуба, и младший, Тедрик, с темно-серым стальным, лишенном всяких украшений, крестом на высоком шесте, племянник сенешаля графа Тальпасто с белым штандартом и еще несколько молодых пажей со знаменами присягнувших герцогине известных землевладельцев и рыцарей.
Все также дымило здание ратуши. От забора парка, от площади, тянуло мокрой гарью. Подернутые желтым осенним тленом стояли кусты и деревья. По приказу генерала Вритте прибывшие к герцогскому дворцу отряды самообороны, дружины и регулярные части армии Гирты при полном вооружении, с высоко поднятыми штандартами и знаменами выстроились вдоль фасада дворца и на ведущей к Соборной площади аллее. Сама же площадь тоже была заполнена каретами, верховыми и пешими, дружинниками и просто компаниями вооруженных людей, пришедших поддержать новую правительницу герцогства. Видя маркиза и сопровождающих его рыцарей, они вставали по стойке «смирно», салютовали им.
- Сэр Тальпасто... Дуглас – нахмурился, обдумывая, как начать говорить с ним, строго обратился маркиз Дорс к графу, что все время их поездки молчал, внимательно наблюдал за ним как будто бы со снисходительной улыбкой.
- Да, мой лорд? – с поклоном ответил он, выжидающе глядя в ответ исподлобья на маркиза.
- Вы получили приказ?
- Атаковать северный берег по Инженерному, ваша светлость? – все также с вызовом глядя на своего нового командира, пренебрежительно ответил маршал Гирты – разумеется, получил.
- Мы снова атакуем плечом к плечу – задумчиво и тяжело, тщательно подбирая нужные слова, произнес маркиз – как тогда, у форта Доминика.
- Было такое дело – согласился граф.
- Как все любят говорить про Ронтолу «Мы были героями, а у них были пулеметы и артиллерия» – заметил маркиз.
- Ага – кивнул старый граф.
- И сейчас у них против нас тоже и пулеметы, и газ, и боевые машины. А я не хочу ссориться с вами, Дуглас до того, пока все это не завершится – прямо обратился Борис Дорс, глядя в сторону, на строй салютующих им оружием людей.
- А после?
- После тоже. Вы хотели предложить выдать вашу внучку за моего сына?
- Даже не думал об этом – пожал плечами, ответил старый граф – но если вы настаиваете, Борис, можно это обсудить.
- Тогда обсудим по завершению этого дела.
- Обсудим – согласился граф, откинулся в седле и снова внимательно посмотрел на маркиза так, как будто еще не приняв окончательного решения, как относиться к своему бывшему подчиненному, что теперь стал его Герцогом.
Они подъехали к воротам герцогского парка, где встретили большую компанию богатой городской молодежи из южного района Гирты, сформировавшей под предводительством одного из сыновей местных магнатов свою собственную дружину. Никогда не державшие в руках оружия и не бывшие на войне юнцы с восторгом держались за ружья и богато украшенные эфесы мечей, покачивались в седлах, осваиваясь в непривычных им доспехах. Яростно горящими, готовыми к любой схватке глазами, глядели на маркиза и его свиту. Старый маршал Тальпасто придирчиво прищурился, хрипло и громко окликнул их, жестом призвал к себе.
- Сегодня будете биться рядом со мной и нашим лордом-герцогом! – строго и грубо крикнул он им, чем привел их в буйный восторг и пояснил маркизу – Борис, вот это ваши люди. Они с готовностью умрут за вас и нашу леди-герцогиню.
От рыночной площади, с ратуши все еще было не проехать от огня. Арка здания рухнула, перегородив проспект. Прибывающие к герцогскому дворцу люди колонной двигались по двум узким улочкам со стороны Рыночной площади. Увязая в плотном людском потоке, на площадь к Собору медленно подъехала большая грузопассажирская карета, запряженная шестеркой серых лошадей.
- Вызывали? – высунулся из нее бодрый старичок с короткими, манерно завитыми белыми от пудры волосами и задорным, старомодным, торчащим над высоким лбом хохолком, как у веселой декоративной птички. Его сопровождали многочисленные студенты, сидели и на козлах, болтались как лакеи позади на подножке, ехали следом за каретой, взгромоздившись на груженый ящиками с оборудованием воздушный лихтер.
- Да, мы звали вас, мастер Глюк – ответил, приложил руку к груди, поклонился маркиз, памятуя о скверном характере искуснейшего профессора и преподавателя политехнического факультета Университета Гирты – самого престижного учебного заведения в герцогстве.
- А, Борис, это вы! Вас что, опять позвали прочесть молебен над поломанной машиной?  – язвительно крикнул старичок и засмеялся собственной шутке диким истеричным смехом – ну показывайте, что там у вас случилось!
И, развязно поклонившись маркизу прямо из салона, показал длинным старческим пальцем вперед. Ментор Лирро в очках и с перекошенным от ненависти лицом мрачно ударил вожжами, и кони помчались в ворота герцогского парка, устремились в сторону герцогского дворца, где профессору и его ученикам предстояло явить все свое мастерство, чтобы открыть бронированную высокотехнологическую дверь.
- А у нас точно нет в арсенале той артиллерии, как у Мильды? – поинтересовался маркиз у князя Мунзе, когда маршал Тальпасто оставил их, уехал на позицию к собору Христова Пришествия – бросить пару залпов на Гамотти зажигательными или фосгеном…
- Это решает сэр Август – покачал головой князь, сморщил лицо – если не стреляют, значит либо не время, либо действительно нету.
Вместе с князем они поднялись на второй этаж в штаб, где подошли и встали на некотором расстоянии от принимающего доклад от одного из своих людей графа Прицци. Тот сообщил, что захват дома депутатов прошел успешно, что участники учредительного собрания, которое пытались организовать в попытке захватить власть в городе депутаты графа Гамотти и герцога Ринья, арестованы и несколько человек из них, как он и приказывал, повешены. Сказал, что мятежники вытеснены обратно на северный берег, и что майор Тинвег договорился с комендантом Фаскотти о перемирии. Что через мост выпускают всех, кто желает покинуть северные районы города до того, как те подвергнутся массированному артиллерийскому удару химическими и зажигательными боеприпасами, который, в случае отказа сложить оружие, будет нанесен пред самым штурмом, вечером.
- Я же говорил вам – слыша эти слова, кивнул, тихо обратил внимание князь Мунзе, толкнул локтем маркиза.
- Справляетесь Борис? – закончив с докладами, подозвав его к себе, осведомился граф Прицци, и прибавил с едва заметной улыбкой – все для вас и светлейшей леди Вероники. И я все еще злодей?
- Я этого не говорил – мрачно, сквозь зубы, ответил маркиз – в любом случае, без вас, Август не будет вообще никакой Гирты.
От дальнейших рассуждений он благоразумно воздержался. Не стал больше требовать от него ответов и граф: к нему уже спешил армейский капитан в черном ветеранском берете, что принес вести с восточного направления от генерала Вритте. С радостной улыбкой сообщил, что разрозненные отряды колонны Ринья, частью бежали и укрылись в лесу, частью перешли на сторону законной леди-герцогини. Что мятежный герцог объявил всем своим отступать к башне барона Тсурбы, где он намерен держать оборону и ждать некоего очень важного события, после которого он твердо намерен победить и как муж родной сестры покойного Вильмонта Булле, по праву занять герцогский престол Гирты.

***

Наступал вечер. Распогодилось. Выглянуло солнце, расцветило небо холодным и пронзительным сентябрьским рыжим цветом. Радостно заиграло на куполах церквей, крестах, флюгерах и шпилях. На шлемах, остриях пик и гордых, высоко поднятых, расшитых золотом и серебром боевых знаменах и вымпелах.
Под торжественную и мрачную музыку полковых оркестров, положив на плечи длинные мечи и копья, маршировали отряды. У мостов и на южном берегу реки шли спешные приготовления к приступу. На палубах судов суетились матросы и гребцы. Готовили на спусках к воде, на набережной в устье Керны, напротив крепости Гамотти у Университета и на рыночном привозе, перед дворцом Булле, у понтонов и каменных пристаней к десанту плоскодонные речные лодки и лихтеры. Сигналя черными флажками, чтоб не стреляли, порожняком подходили к вражеской стороне реки, забирали всех, кто хотел покинуть северные районы, перевозили их на южный берег.
Выходя через калитки в воротах, по мостам, взвалив на спины узлы с наспех собранным добром, толкая перед собой многочисленных нерасторопных и шумных детей, бесконечным плотным потоком переходили через реку, покидали свои дома целыми семьями обеспокоенные уже облетевшим всю северную Гирту предупреждением об обстреле химическими и зажигательными снарядами жители. Военнообязанные мужчины, ополченцы и дружинники с бессильной досадой сжимали оружие, кривили напряженные лица, тяжело прощались с женами, родителями и детьми, напутствовали их, тяжело смотрели им вслед. Многие находили повод, чтобы покинуть свои отряды, прятались, бежали к реке, оставляли на берегу оружие и доспехи, прыгали в воду, плыли к южному берегу.
Капитан оперативного отдела полиции Александр Кноцце следил за порядком, властно и непоколебимо заложив руки за спину, стоял посреди моста спиной к запертым воротам. Подняв подбородок, обреченно, но твердо, смотрел в глаза стоящему напротив него, несущему вахту с противоположной стороны, облаченному в полные доспехи злому длиннобородому барону Кристофу Тинвегу.
Без десяти семь вечера качнулись стрелки электрометров. Зазвонили телефоны, огласили своим внезапным треском учреждения, комнаты и кабинеты. На секунду мигнул и тут же снова погас свет. Все в надежде подняли головы к сводам арок, недолго ли. Но надежда была ложной.
- Он тут – обреченно сообщила рыжая Лиза. Они с бароном Визрой, Фарканто и остальными изучали планы подвалов и карты подземных коммуникаций города. Было душно. Ториевые колпачки газовых ламп в мутных зеленоватых плафонах, подвешенных к шлангу, оперативно прокинутому по техническим крюкам под бетонным потолком, горели жарким калильным светом. В соседнем зале ярко пылал, бил в глаза электрический свет. Там работал мобильный стабилизатор, летели искры, пахло грозой и жженым железом. Профессор Глюк громко крикливо ругался, каркал как ворона, отдавал распоряжения студентам, что под его руководством ломали стену, ставили заряды для взрывных работ, пилили дверь. Дальше по коридору рабочие в защитных масках крошили кувалдами бетон. Пережигали арматуру страшно и громко шипящим автогеном.
- Парталле? – уточнил барон Визра – что это еще такой за тип?
- А кто же еще? – всплеснула руками, ответила ему рыжая Лиза – изделие проекта двадцать один сто три. Сенатор наш, самый главный тут, кто же еще. В Министерстве отвечает за Лансу, Бергет и Гирту. Ты что, вообще с луны что ли свалился?
В штаб со срочным докладом явился лейб-инженер, сообщил, что над башней барона Тсурбы зафиксирована гравиметрическая аномалия, но из-за сильных аберраций оптических приборов, вследствие высокого коэффициента искажения пространства-времени у наблюдателей нет технической возможности определить ее точные параметры и размеры.
Догорал закат. Пожар в здании ратуши уже потушили. Засыпали обрушившиеся руины порошком, который вынесли со склада во дворце, остудили водой, и теперь со всей поспешностью разбирали завал на проспекте Булле, освобождали короткий путь к проспекту Рыцарей.
По городу мчались глашатаи и курьеры, развозили последние приказы квартальным надзирателям и начальникам дружин. Готовились к атаке, изучали планы участков и укреплений, просматривали готовые варианты их штурма, многократно отработанные на штабных играх, сержанты и офицеры. Мрачно ожидали приказа на погрузку десантные группы, матросы и гребцы. В прилегающих к мостам домах плотно закрыв от вражеского наблюдения окна комнат и коридоров шторами, одеялами и мебелью, проверяли свое боевое снаряжение и выданные к нему специальные стабилизированные боеприпасы стрелки.
За окнами аудитории на втором этаже Малого дворца было уже почти темно. Прием присяги окончили, всех кого не успели принять, записали и назначили на завтрашний день. По приказу графа Прицци оставшиеся отряды ополчения были разосланы на дежурства по своим районам, на центральные проспекты, площади и городские стены. Рыцари и командиры штурмовых групп отбыли на позиции. Большую часть дворцовых служащих и их семьи из соображений безопасности перевели в здание Счетной палаты примыкающей к площади перед Собором Последних Дней. Оставили только самых необходимых и тех, кто упорно не желал покидать дворец. Гвардейские кавалеры герцогской стражи и юнкера пажеского корпуса вывели из парка всех посторонних, встали на воротах, на аллеях и перед фасадом в караул, установили для света металлические корзины с поленьями, разложили костры.
Стало непривычно безлюдно и тихо. Только время от времени, гремя сапогами по лестнице, в штаб к Пескину, что сидел в одиночестве, как генералиссимус за большим, заваленным бумагами, заставленным письменными приборами, фужерами с кофе и блюдами с недоеденными бутербродами столом, врывались с докладами о том, что все готово, пажи и вестовые. Отчитавшись, снова убегали, вскакивали в седла, мчались к своим отрядам и дружинам. При штабе в Малом дворце остались только несколько старших рыцарей, связные, охрана и свита маркиза Дорса и принцессы Вероники.
В церкви на первом этаже дворца закончился предстоящий штурму молебен. Граф Прицци, князь Мунзе и Борис Дорс и сопровождающие их рыцари поднялись с колен, убрали в ножны мечи, поцеловали протянутые им капелланом Евангелие и наперсный крест.
- Время – вернувшись в штаб, отдал последние распоряжения, сверил свои наручные часы с манерной биркой модного столичного ателье «Козловский» с часами на стене граф Прицци – начинаем через двадцать минут. С Богом. Христос Воскрес!
- Воистину! – кивнули ему Борис Дорс и князь Мунзе, тоже перекрестились на иконы и покинули аудиторию.

***

Напутствовав, отправив к Инженерному мосту, к графу Дугласу Тальпасто сына, Борис Дорс с тяжелым сердцем спешно, через ступеньку, поднялся на третий этаж Малого дворца. Принцесса Вероника пожелала немного побыть в одиночестве. Люди из ее свиты и охраны ожидали в коридоре и на лестнице. Без лишних вопросов и расшаркиваний, почтительно склонив головы, они пропустили его наверх. Увидев его, лейтенант Кирка отошел с его пути, молча кивнул и открыл перед ним дверь.
Герцогиня стояла у широкого подоконника окна библиотеки, смотрела на закат, на крыши и колокольни Гирты. Наблюдала, как один за другим гаснут в верхних этажах домов огни: по строгому приказу квартальных жильцы покидали свои квартиры и комнаты, чтобы провести ночь на первых этажах за общим столом или в ближайшей церкви. Видела, как солдаты зажигают костры и жаровни на крепостных валах. Как пляшут на стенах трепетные отсветы ярких химических факелов в руках звеньевых, что сопровождали последние отряды, спешно марширующие по узким улочкам на свои позиции на центральных перекрестках, площадях и проспектах.
Слушала как далеко внизу, эхом отражаясь от каменных стен, вскрикивают едва слышимые через звуконепроницаемые стекла сигнальные рожки, отдельные, особенно громкие выкрики команд и бесконечный, как будто он всегда звучал в этом городе, и никогда не завершится, звон колоколов, разливающийся над стенами и крышами.
- Борис – сказала принцесса тихо, когда он встал рядом с ней и тоже обратился к панораме, замер в торжественном молчаливом величии человека осознанно идущего на неминуемую смерть и готового к ней.
- А знаете Борис… - глядя перед собой, продолжила принцесса - я хочу, чтобы вы принесли мне еще этих синих цветов. Как тогда, на Охоте, когда вы с Марком ходили за ними в лес, когда повстречали Эмилию. Мне дарили разные букеты, а эти… Это было так глупо, так наивно, но они были самыми лучшими. Борис! Когда у вас будет свободная минута, соберите для меня еще таких цветов, если они еще не отцвели.
- Хорошо – кивнул, ответил он ей, коснулся пальцами ее руки – завтра я обязательно съезжу в лес. Наберу вам самых лучших, которые найду.
Она поймала его руку, сжала его пальцы изо всех сил.
- Борис… - она прищурилась и улыбнулась. Он обнял ее в ответ, привлек к себе. Она уткнулась подбородком в нагрудник его кирасы, встала на цыпочки, попыталась сдвинуть, мешающий ей поцеловать его горжет.
- Эти доспехи… - только и сказал он и как друга-собутыльника неуклюже, так чтобы не поранить и не ушибить, похлопал ее укрытой сталью, высокопрочным композитом и несгораемой тканью рукой по спине.
- Вы в них как огромный железный дракон! – откидываясь назад в его объятиях, восторженно оглядывая его статный и грозный облик, ответила ему принцесса Вероника, приласкалась щекой к его укрытой холодной металлической пластиной груди. Вздохнула с улыбкой - а я только в книжках читала, когда была маленькой, как это, обнимать мужчину в броне… Все мечтала о рыцарях, серебряных конях, героях, как на панно в доме у сэра Вилмара. У него висела такая большая картина во всю стену, не помню, чьей работы... Героическая такая. Там, на фоне страшного багрового заката и черных туч, такой рыцарь на коне и с мечом, во главе такого грозного сурового христианского воинства под серебряными, с крестами, знаменами. И черные беснующиеся черти и черные злые люди, на которых они идут в битву…
- И вот… Все это наяву… - она сделала долгую паузу, вздохнула, зажмурив глаза, чтобы он не видел ее слез, и снова обняла его за плечи.
- Ступайте же Борис. Время. Я буду молиться о вас. О вас и обо всех остальных. Ведь вы же все мои рыцари с картинки. Героические, славные, смелые… так не бывает на этой холодной, серой земле, только на картинах, в книгах, в мечтах… Но так произошло и вы все рядом со мной, здесь…
- Спасибо вам, моя леди – внимая ей, ответил маркиз – я понимаю вас. Я сам корил себя всю свою жизнь, я не верил, что мы встретимся с вами вот так вот снова, Стефания, и что будет все это. Но такова была Воля Божия, так произошло. Я, племянник епископа, охранявший церкви, не верил ни во что, я видел вокруг себя только предательство, лицемерие и мерзость. Я был отравлен этим злом, я ослеп, я не видел ничего доброго, ничего не вдохновляло меня, ничего не приносило радости и утешения. Все эти годы я был в отчаянии, я был мертв. Но если сегодня это наши последние часы, и нам суждено покинуть этот мир, я умру с верой в то, что Господь Бог все-таки не оставил, не бросил нас, не покинул одних среди злых нечестивых людей в беззаконии и лжи. Что все это время он смотрел на нас, вел к назначенной нам цели, готовил, чтобы вручить нам этот крест. Вы вернули нам надежду, вы показали всем нам, что эта война не проиграна, что волей, верой и острой сталью, мы еще можем победить, и я счастлив этому, моя леди. 
Он с треском разлепил контактную ленту, на которую был прикреплен горжет, отнял его от груди и, нагнувшись к принцессе, поцеловал ее в улыбающиеся губы. Слезы счастья, на какие способно только вдохновленное верой и решительностью сердце появились на ее глазах. Он аккуратно коснулся ее щеки согнутым указательным пальцем и смахнул с нее слезу.
- Вы мой ангел-хранитель – уверенно и как можно более ласково, сказал он – я вернусь, скажу Августу и остальным разбираться с делами, поеду в лес и нарву вам еще цветов.
Они кивнули друг другу и он, перекрестившись на подсвеченные лампадами иконы и крест, быстрым и твердым армейским шагом вышел из библиотеки.
В коридоре его уже ждал Корн, с готовностью держал на локте его латные перчатки и шлем. Маркиз быстро кивнул ему, и они поспешили вниз. Там, под черно-рыжим закатным небом уже стояли, ждали их, снаряженные к бою, бьющие в нетерпении камни, прядающие ушами от надвинутых на морды стальных налобников, огромные, черные, с развевающимися кустистыми гривами, яростные кони, разгоряченные предчувствием жаркой битвы. Перед фасадом герцогского дворца горели трепетные костры. Последние рыцари и оруженосцы спешно вскакивали в седла, гнали, спешили в сторону ворот герцогского парка и стоящей над подсвеченными понизу огнями костров деревьями черной громады Собора Последних Дней. Караул у парадного входа в Малый дворец встал по стойке «смирно» торжественно отсалютовал, провожая в бой, спешно выбежавшего из дверей на площадку перед зданием маркиза.
В седлах его уже ждали князь Мунзе, Фарканто, Модест Гонзолле и юный барон Визра.
- Борис вы хотели в Ронтолу? Хотели побывать в настоящем бою? – отсалютовал маркизу обнаженным мечом князь Мунзе – ведите нас, Герцог!
- Вперед! – сжал кулак, зловеще рубанул рукавом Фарканто.
- А я зарубил пятьдесят человек! – хвастливо заявил барон Гонзолле – и сегодня зарублю еще!
- Рыцари Гирты! – благородно тряхнул буйной кучерявой головой юный барон Визра. Он было потянулся к поясной сумке, хотел достать свою прозрачную пластинку, чтобы запечатлеть их всех, но вовремя спохватился, что в искажении она не работает. Борис Дорс вскочил в седло, с гордостью положил руку на эфес меча и коротко и веско отсалютовал им наперсникам. Корн принял у юного пажа знамя принцессы Вероники, то самое с черным драконом и золотым крестом, поднял его на плечо так, чтобы видели все. Фарканто затрубил в рог, и они пришпорили коней.
С грохотом помчались по аллее уже сумрачного, не освещенного ни одним электрическим огнем герцогского парка в сторону площади перед черным, острым силуэтом впивающегося высоко в небо Собором. Мимо телег и ипсомобилей на площади, мимо сумрачных окон и фасадов черных домов. Полетели, погнали по узким улочкам старого города, через Рыночную площадь, к храму Христова Пришествия и Инженерному мосту, вниз с холма Булле, к отрядам и дружинам, что уже окончили свои приготовления и теперь только ожидали команды идти на приступ.

***

Наступил закат. Через полукруглое окно бетонного дома Эрсина проглядывало солнце. Над невидимой из комнаты дорогой, полем и лесом стояло пронзительное и чистое сине-рыжее небо. В плоских чашах сами собой загорелись белые и трепетные, как газовые, огни. Принц Ральф взял в руки одну из четырех чаш с пламенем, что стояли на тумбах вокруг ложа-алтаря, поднял, но не обнаружил под ней ни газового шланга, ни провода, ни перемычки. Йекти застонала, потянулась, снова поманила к себе любовника, засунула кончик хвоста в рот, начала его облизывать. На столике стояло блюдо с кушаньями: сырым, приправленным перцем необычайно мягким и сладким, ни на что не похожим мясом, диковинными фруктами и съедобными листьями. Их принес абсолютно черный, голый помощник Эрсина, облаченный лишь в свои огромные выпуклые и еще более черные, чем его отвратительная, черно-коричневая, кожа, очки. Те самые, блестящие в свете трепетного пламени на его уродливом, с большой дикой челюстью и низким, как у чучела обезьяны из зоологической галереи лбом лице, как глаза какого-то гадкого огромного насекомого, что были на нем в тот день, когда его показывали в клетке на ярмарке фестиваля Гирты.
Этот черный человек не говорил ни на каком известном принцу языке, но когда демонесса развязным жестом подозвала его, сразу догадался, для каких целей.
- Теперь я стану Герцогом! – восторженно подумал принц Ральф – раз Эрсин так сказал, что обо всем договорился, значит так и будет. Он никогда не врет. А уж всю эту ерунду я как-нибудь переживу. В конце концов чего в этом такого? Все же вполне естественно! – и крикнул вслух черному человеку – а ну дай мне! Отвали!
Схватив за спину, грубым рывком стащив, обтекающего от натуги темным зловонным потом негра со сладострастно стонущей демонессы, отчего та жеманно захихикала и в притворном недовольстве забила хвостом, принц уже было пристроился к ней, но его конкурент огрызнулся, оскалился, сжал кулаки и в ритуальном боевом танце запрыгал по комнате, изображая готовность к битве. Разгоряченный страстью и похотью принц подскочил к нему и бесцеремонно ударил кулаком в челюсть. Уж что-что, а он с детства учился кулачному бою, был молод, ловок, силен и смел. Негр зарычал, оскалил кровавые зубы, в ненависти затопал ногами и бросился на принца. Но тот ударил его еще несколько раз и, ловко, словно танцуя перед, бесстыдно ласкающей себя со всех сторон Йекти, увернувшись от встречного удара, схватив противника за шею, сорвал с его лица его модные черные очки. Крутанул от всего тела и отправив его пинком под голый черный зад прочь, показал ему в спину неприличный жест.
- Хахаха! – надевая на себя очки и, бесстыдно танцуя голым на фоне ритуальных чаш с неугасимым огнем, с золотым подносом в руке, то и дело прикрываясь им и тут же молодецки откидывая его в сторону, перед возлежащей на ложе, возбужденной его развратным танцем демонессой, закричал весело и громко – а ну! Доставьте мне сюда Веронику! Вот мы ее со всех сторон все вместе!
- Ага! – сладострастно засмеялась Йекти, похотливыми  жестами призывая обиженного, но от этого не мене возбужденного, негра обратно к себе.
Ничего не сказав, Эрсин уехал еще прошлым, воскресным, вечером. В похмелье, развлечениях с черным рабом и Йекти, перемежающимся вкушением наркотического кальяна, прошла ночь. Днем принц отдыхал, но к вечеру тяжелая усталость от вчерашних крепких, пьянящих, распаляющих до жара доменной печи неугомонную плоть коктейлей прошла, юный наследник Герцога был снова бодр и весел. Он снова был на коне, хозяином своей судьбы и полноправным властелином своей такой сладостной и веселой жизни. Ему было позволено все, все было ему доступно, перед ним были открыты все пути. И этот веселый, бесстыдный кутеж, к которому он приобщился за последние ночи и дни, и то, что еще вчера смущало его душу неловкостью и стыдом, ощущением чего-то непоправимого, предчувствием страшной расплаты и неминуемой гибели, теперь, после очередной чаши бодрящего коктейля и наркотического кальяна, уже начинали казаться ему просто веселым и сладостным, самым обычным, не более чем плотским, и даже вполне себе естественным, развлечением.
- Ну иди сюда! – снисходительно позвал он так и не решившегося подойти к ложу Йекти, пока он был рядом, негра – сядь, смотри и обтекай слюной, грязное животное! Ты будешь следующим!
И он прыгнул на Йекти, которая тут же обхватила его руками и своим хвостом, весело и развратно засмеялась, неприкрыто потешаясь над его словами и выходками. 
За просторным полукруглым окном устроенном в толстой бетонной стене на высоте двух человеческих ростов темнело закатное рыжее небо. Становилось холодно. Принц еще подумал, что совсем рядом с ними дорога и их крики и голоса, наверное, слышат все, кто проезжает по ней.
- Так им и надо! – сладострастно решил для себя он, налегая так, чтобы их с Йекти стоны разносились как можно громче и дальше по округе – пусть слушают и завидуют!

***

- Контакт! – коротко отрапортовал инженер. Индикаторы на кожухе расщепительной батареи, в которой нестабильная материя под действием искажения слабых квантовых взаимодействий без остатка распадается на энергию, полыхнули лиловым светом. На казенной части магнетического орудия, выставленного на треноге прямо посреди площади перед Собором Христова Пришествия в сторону наглухо запертых ворот за Инженерным мостом, загорелся огонек, сигнализирующей о готовности к стрельбе. 
- Есть контакт – ответил оператор, кивая ему в ответ.
- Одиночный, по центру ворот, тестовый – меланхолично распорядился князь Мунзе командиру расчета, глубоко вдохнув дым из трубки, задержав дыхание и прищурившись в сторону противоположного берега реки.
- Даю одиночный по центру ворот, тестовый – отозвался оператор, зажмурил один глаз, подвел колесиком прицел и, скривившись лицом, отскочил в сторону от треноги, пригнувшись, хлопнул ногой по педали дистанционного управления. Темная площадь и мост, панорама красно-желтой громады собора и сумрачных окрестных домов, качнулась, полыхнула пронзительной, ударившей по глазам ослепительно-жгучим бирюзовым светом. Орудие громко и раскатисто хрустнуло, как будто ударила молния, и выстрелило вольфрамовой болванкой что, расчертив темную площадь и мост над рекой горящим инверсионным шлейфом, со звоном и грохотом врезалась в левую створку ворот, пронзила ее навылет и, оставив в ней окаймленную пламенем и раскаленным железом дыру, врезалась где-то за ними в каменную стену, выбив из нее фонтан горящих белых искр. Зашипел пар, автоматически откинулся затвор. Израсходованная гильза охлаждения со звоном и свистом выпала из него на камни мостовой. Обдала жаром, стоящих рядом, что, несмотря на прикрывающий их барьер, все равно опасливо припадали на колени, пригибались за габионы, опасаясь пуль стрелков, что с началом подготовки к штурму, начали бить по площади и окрестным зданиям из окон домов на северном берегу и с крепостных стен.
Князь Мунзе с силой выдохнул дым, отнял ото рта свою трубку и пинком отбросил гильзу прочь, чтобы никто не оступился.
В бойницах башни над воротами и стенах на противоположной стороне моста беспокойно заметались огни. На их фоне запрыгали зловещие быстрые тени. С крыш окрестных домов зацокали выстрелы дальнобойных ружей, поражая людей, неосторожно подошедших посмотреть, из чего стреляют по ним с противоположного берега реки. Контуженый прошедшим мимо него снарядом полицейский, что стоял, нес вахту перед воротами и не покинул свой пост, даже когда ему замахали перед началом обстрела, чтобы уходил, бесформенной фигурой вскочил на четвереньки и бросился на южный берег, убегая подальше от стрельбы.
- Беглый по башне три выстрела – демонстрируя чубуком трубки, распорядился князь Мунзе. Борис Дорс, что внимательно наблюдал за эффектом обстрела, припал на колено рядом с ним, согласно кивнул, подтверждая приказ рыцаря.
Как и другие бойцы штурмовой группы, маркиз был облачен в современное боевое снаряжение, которое еще вчера днем подобрали специально для него в герцогской мастерской. Поверх несгораемых, усиленных жаростойким подбоем, черных плотных куртки с пластмассовыми застежками, как у Хельги Тралле и Евы и таких же плотных штанов, на нем был надет баллистический жилет, что будучи наполненный холодным, не отогревающимся теплом человеческого тела густым плотным гелем, при попадании пули или ударе меча моментально приобретал вязкость и прочность, амортизируя, останавливая любое повреждение. Грудь, руки, плечи и ноги маркиза прикрывал латный, изготовленный из тонкой легкой стали, оснащенный пластинчатыми оплечьями и набедренниками современный доспех с опорами для головы, ног и спины, в котором почти не страшно падать с коня, можно не бояться что попавшая в шлем пуля свернет шею и как будто не чувствуется веса оружия и брони. Из вооружения князь Мунзе предложил маркизу огнемет, но тот отказался от него, предпочтя вместо этого жестокого оружия свой новый длинный меч. Сейчас забрало шлема-салада Бориса Дорса было поднято, дыхательная маска с защитой глаз от огня и газа опущена к горжету, лицо выражало мрачную готовность к грядущей битве.
Полковник Карл Тальпасто еще раз осмотрел штурмовую группу, свысока улыбнулся сыну маркиза.
- Ваш первый штурм, Елисей – сказал он – последние часы вашей жизни.
Но тот не отреагировал, ничего не ответил, только поудобнее перехватил пику с ножницами для разрезания колючей проволоки и крюком, которым ему полагалось тянуть трубу подачи отравляющего боевого агента.
- Как всеиспепеляющий огненный дождь, как беспощадные штормовые волны, как ураганный ветер, сметающий все нечестивое и лишнее, так и ярость воинов Христовых: не ненависть, но служение – глядя на темный мост и укрепления за ним, тихо, торжественно и глухо прочел слова молитвы Борис Дорс, опустил голову, уткнулся виском в эфес и скорбно перекрестился.
Обслуживающий аппаратуру инженер еще раз перепроверил сигнал оставшегося заряда расщепительной батареи, мобильный стабилизатор и развернутый через всю площадь, защищающий от потенциальных дистанционных угроз барьер. Сверился с гиромагнитным измерителем коэффициента искажения пространства-времени и сделал большим пальцем жест заряжающим, один из которых уже держал в руках вольфрамовые выстрелы, а второй контейнеры с хладагентом, обеспечивающим бесперебойную работу орудийной системы.
- Контакт – отрешенно и деловито кивнул им. И еще раз аккуратно подтолкнул, подкорректировал указательным пальцем ползунок ручного управления стабилизатором, настраивая, восстанавливая вокруг себя симметрию калибровочных полей, предавая частицам, потокам и массивам возможность снова взаимодействовать между собой в полном соответствии с законами классической физики, теми самыми, какие изначально, до искажения, установил Господь Бог для всех предметов и объектов сотворенного Им мира.
- Есть контакт – коротко отрапортовал оператор орудия, когда тот показал ему большим пальцем, что все готово и можно производить выстрел.

***

- Контакт – сверившись со своими часами-маятниками, отдала мысленный приказ Хельга Тралле. Неподвижно, словно в летаргическом сне, она лежала на спине на камнях, на мху, с застывшими открытыми глазами, обратив лицо к ясному, стремительно темнеющему, меняющему свой цвет с рыжего на сумрачно-синий небу. Над тайгой загорались звезды. В лесу становилось холодно. Ухала кукушка, пели припозднившиеся птицы. По дороге через поле ехали редкие телеги. Обычно на этом тракте между Еловым предместьем, башней барона Тсурбы и поселком нес вахту егерский разъезд, но сегодня его не было. Дуя в рожки, чтобы пешеходы и повозки посторонились с пути, мчались куда-то на восток вестовые и курьеры. Несколько раз в сторону Гирты спешно проезжали отряды вооруженных верховых. Но сегодня не люди были целью куратора полиции Гирты, Алой ведьмы, что по слухам пила человеческую кровь и во времена Смуты вырезала целые семьи.
Бесформенное черное чудовище, то, чем обратился ее могучий вороной конь, на котором она приехала на заранее разведанную Даскином позицию на одном из гранитных холмов в лесу к востоку от Елового предместья, напротив Белой Могилы, держало в руках-отростках уже знакомое по Охоте ружье «Зед 75 – С». Стабилизированное ручное магнетическое орудие, предназначенное для разрывания на куски самых страшных, огромных и опасных чудовищ, раскалывания усиленных арматурой и противоснарядным подбоем бетонных укреплений и уничтожения тяжелых, закованных в броню машин. Внутренне зрение безглазого, безликого и безгласного помощника куратора полиции Гирты сейчас было устремлено к бетонному дому демона Фомальгаута в личине Патрика Эрсина, просвечивало его толстые, экранированные свинцом и заземленные металлической решеткой стены. Его глазами Хельга Тралле видела сквозь них. Там, за наглухо запечатанным бетонным ставнем окном, в непроглядной тьме наполненного костями и разлагающимися остатками трупов, смердящего гнилью склепа с голым каменным алтарем в центре и бассейном с липкой гнилой жижей рядом с ним, между груд наваленных по углам останков плоти происходило страшное и омерзительное действо.
Огромный, злобный и мрачный клыкастый каннибал, уродливое обнаженное чудовище, сросшееся из двух тел: черного и белого, взгромоздившись на кучу останков в темном вонючем углу, сшивал ржавой иглой куски мертвечины. Облизываясь многократно прокусанным языком, плотоядно взирал своими видящими в темноте налитыми кровью глазами на голого, посиневшего, покрытого уже начавшими гноиться и распухать кровавыми ссадинами от ударов об острые каменные углы и стены принца Ральфа, беснующегося в своей слепой и безумной пляске, кувыркающейся на каменном алтаре с омерзительным, похожим на уродливую огромную и черную многоножку чудовищем, слепленным, сшитым из костей и плоти, органов мертвых людей, животных, насекомых и рыб. Всепроникающим зрением безликого помощника, своего второго тела, такого же инструмента как и первое, что лишь по внешенму виду было похоже на человеческое, только предназначенного для совсем других задач и их разрешения, составляющего с ней единую искусственную сущность, управляемую сложным машинным алгоритмом, Хельга Тралле отчетливо видела со стороны все так, как это было на самом деле.
Принц Ральф же был полностью бесчувственен и слеп.
Сладострастно обнимая, он ласкал обвившее его, заживо гниющее, извивающееся в мерзостном ритуальном экстазе липкое бесформенное тело, брал в рот его многочисленные извивающиеся отростки и, хватал губами, смаковал отверстия. Утомляясь, черпал с пола, с жадностью вливал горстями себе в рот вытекающую из его складок и дыр смердящую жижу. Хватал куски гнилого мяса и кости, яростно жевал их, и, отдышавшись, с новой силой прыгал на тянущую к нему свои щупальца и хвост личинку, чтобы вновь и вновь удовлетворится в своем мерзостном похотливом исступлении.
Время качнулось. Внутренние часы Хельги Тралле показали половину восьмого вечера. Корабль-носитель, пока еще невидимый человеческому глазу, словно прозрачная воздушная линза появился, аномалией раскинулся над живым Лесом, тем самым, где разумные деревья, не подпуская никого к стоящей посреди него башню барона Тсурбы, разрывали перелезающих через ржавый железный забор, забредающих в эту чащу людей и животных на куски. Как огромная и черная, надкусанная спереди мягкая луна, он оглядывал местность миллионами голодных мертвых и безумных синтетических, лишенных всего человеческого и живого глаз, видящих на всех длинах и частотах электромагнитного и гравиметрического спектра. Смотрел, словно примеряясь, оценивая как огромное и страшное, готовое пожрать все вокруг чудовище, пиявка, или иной паразит, примеряясь с чего начать и чем закончить свое предстоящее и неминуемое страшное пиршество.
Все были на местах. Все было готово. Все условия были выполнены, и куратор полиции Гирты, Хельга Тралле в соответствии с инструкцией, руками Безликого нажала на спуск «Зед 75 – С». Тихо щелкнула пружина, вставляя новый патрон взамен выстрелянного.
Личинка в черной камере в каменном доме, в склоне холма лопнула гнилыми, отвратительными пленками, гранулированными кусками гниющей плоти и обломками костей. Прямо в объятиях принца Ральфа разорвалось бурдюком полным фекалий, гноя, нечистот и слизи. Треснула бетонная, экранированная свинцом и заземленная решеткой Фарадея стена бункера, раскололась, разлетелась облаком дымных, острых брызгов. Переносное магнетическое орудие «Зед-75 С», что значит - «стабилизированное», в отростках Безликого полыхнуло яркой, озарившей камни, черные деревья, дорогу и поле, испепеляющей все дурное, гнилое и мертвое смертельной ослепительной бирюзовой вспышкой, на миг соединилось стволом с бетонной стеной Белой Могилы светлым инверсионным следом. Всколыхнуло застывший как на какой-то ужасной, рождающей самые безысходные и страшные предчувствия картине в ожидании приближающейся беды неслышимой, но явственно ощутимой ударной волной черно-рыжий вечерний лес.
Словно треснуло стекло, с хрустом разорвался украшенный картиной холст, оборвалась пластинка. Закат потух. Небо последний раз вспыхнуло и лопнуло мириадами кроваво-красных, летящих к земле, звезд. Последний солнечный свет угасал с каждой секундой и багровый мрак, полнящейся черных силуэтов, причудливых и жутких очертаний деревьев, ветвей и камней, стремительно опускался на поле и поросшие лесом гранитные холмы. Поглощал все вокруг, вливался в уродливую рваную дыру в бетонной стене дома Эрсина, провал в источающий трупную вонь склеп, могилу, наполненную горами разлагающихся останков и копошащихся в горах мертвой, гниющей плоти червей. Наваливался с неба, страшной, непреодолимой силой, придавливал к земле огромную и, словно бы мягкую, исполненную миллионов мертвых глаз надкусанную черную луну над башней барона Тсурбы и живыми Лесом. Она же пыталась сопротивляться ему. Как женщина, которую унижает и насилует мужчина пыталась как-то бороться с ним всеми своими мощностями, силами, сложными компьютерными системами и математически выверенными, демонически-точными алгоритмами, все сожрать, переработать и утилизировать, пыталась удержаться, перебороть это наваждение, но все было бесполезно. Не сразу, вначале медленно и тяжело, но с каждой секундой, растрачивая впустую свои силы, все быстрее и быстрее, заваливалась на бок, кренясь, теряя высоту, опрокидывалась к земле.
Мир менялся. Багровая марь спускалась, поглощала его. Повреждало материю, искажала потоки энергий, и то, что человеческим глазом виделось как этот зловещий едва различимый, заполняющий все вокруг тусклый, не дающий тени черно-багровый, как будто мелко дрожащий свет, на радиочастотах обращалось страшным и безумным, глушащим, сжигающим, выводящим из строя всю электрическую, оптическую, гравитационную и магнитную аппаратуру отчаянным истеричным, полным неутолимой боли, лишенным всякого смысла, как рев буйнопомешанного, криком. Страшной магнитно-гравитационной бурей, возмущением энергетических полей, искажением пространства и времени.
-Йек-ти! Йек-ти! Йек-ти! – как Маяки, что непрестанно шепчут, неподдающимися никакому научному обоснованию возмущениями поддерживающих мир энергетических потоков и полей, шлют через пространство и время свои адресованные друг другу, нечестивые демонические коды, связывая между собой в одну Юлу Мироздания с Машиной в центре и Великим Архитектором, сатаной, князем мира, на ее оси, бесконечное множество планарных пластов. Частей единого Божьего Творения, что с падением новой Вавилонской башни были физически разъединены Господом Богом в наказание людям за то, что постигли умение с помощью своих наук и машин пробивать и искажать пространство и время, без оглядки по своим прихотям менять их под себя, чем нарушили саму структуру вселенной, обратив доселе ненарушаемые законы фундаментальных взаимодействий частиц не более чем относительными теориями и породив Искажение.
Время остановилось. Мир рушился, рассыпался, корежился, распадался на куски. Все было страшно, безысходно и несущественно. Все было кончено. План оказался ошибочным, расчет был неверен. Физическое разрушение оболочки воплотившейся сущности Маяка вызвало его контузию, коллапс, дисфункцию, сбой всех его сложных, демонических, управляющих окружающим миром связей, механизмов и синергии, обернувшийся страшной и разрушительной аномалией накрывшей Гирту и ее окрестности. Пришел конец.
Хельга Тралле прикрыла глаза. Совсем как человек от солнца, подняв руку ко лбу, заслонила ей свое, как будто усталое лицо от багрового неба и мерцания страшных, летящих по нему, бесформенных, как куски раскаленной живой плоти, огней.
- Господь Иисус Христос, Сын Божий, помилуй меня! – прошептала она вслух одними губами, не в силах более сопротивляться этому разрывающему, корежащему ее сложный синтетический разум, наполнившему весь мир вокруг нее, обжигающему, оглушающему, тараном сминающему всю ее сущность безумному багровому крику. Сложила пальцы троеперстно. Укрылась от всего происходящего вокруг черным рукавом с форменной нашивкой службы конфедеративной безопасности Северного Королевства - последнего союза христианских государств и монархий, вскинутом в печальном и безысходном крестном знамении.

***

- Началось – тихо сообщил Парикмахер, склонился к плечу принцессы Вероники. Тот самый узколицый юноша, с крашенными черными волосами и длинной, закрепленной лаком челкой на один глаз, которого она пригласила с собой вместе с рыжей Лизой из Столицы, и кто все это время так старательно ухаживал за волосами фрейлин из свиты герцогини, ежедневно моя, расчесывая и закручивая их в ловкие прически не хуже чем у самых обаятельных красоток со страниц модных глянцевых журналов и календарей. Сейчас на нем была надета такая же как и на женщинах, заполненная холодным, твердеющем при ударе, гелем легкая броня, защищающая от случайных стрел, пуль и мечей только самое необходимое: живот, грудь и спину. Белая с золотом длиннополая мантия, какие носят магистры наук, и студенты университетов ниспадала до голенищ его модных лакированных туфель, а в ладони его левой руки темнел шестиугольный, похожий на шестопер, покрытый письменами, частично стеклянный, частично стальной жезл.
Герцогиня убрала локти с подлокотника кресла, на который она опиралась во время молитвы, стоя перед иконами и распятием. Властно протянула руку, чтобы Парикмахер помог ей подняться с колен. Вместе они поднялись на наблюдательный пост на крышу, где их ждала, курила папиросу, держась одной рукой за другую, смотрела на восток, в сторону башни барона Тсурбы рыжая Лиза. Перед ней мертвыми кровавыми глазами мерцали окуляры точных наблюдательных приборов, установленные на треногах перед парапетом. Обычно через них принимали сигналы семафора, но сейчас в них ничего не было видно, в стеклах стоял трепетный и зловещий багровый свет.
- Размытие – выдыхая дым, заломив руку, кивнула, заявила рыжая Лиза недоумевающим, попеременно заглядывающим в них Гармазону и Элле – электромагнитная интерференция – усмехнулась и засмеялась дико и громко, напугав вышедших следом за принцессой на крышу девиц – конец света! Парталле… Изделие двадцать один, сто три! - она выругалась и засмеялась снова, злорадно, страшно и весело. Все вокруг вздрогнули, словно с каждым словом, которое она выкрикивала, вокруг нее разливались незримые, волны какой-то резкой, колючей силы. Ее контуры мерцали в заливающем все вокруг тусклом багровом свете, словно на миллисекунды принимая какую-то нереальную, нездешнюю четкость и резкость. Поджав локти и плечи, оскалившись, она растопырила пальцы и, откинув в сторону бычок от папиросы, что тут же истлел в серую невесомую пыль, ткнула пальцем в небо и воскликнула – сильный, людишек жрать! С Маяком тварь, поборись! Он тебе вставит и всю твою квантовую физику и бионику и весь твой технический прогресс! Гори! Вероника, Вероника! Смотри! Вон он! Его уже видно!
И указала на восток, туда, где, приобретая очертания огромной черной и мягкой надкусанной луны, заваливался на бок и падал куда-то в чащобу, сумрачного бескрайнего леса корабль-носитель «Альтаир Парталле», изделие проекта двадцать один сто три, пришедший по многочисленным сигналам тревоги, поступившим и перенаправленным к нему лично, как к куратору региона, сегодня утром и днем из Гирты.

***

Багровая мгла упала на город. На перекрестках и вдоль проспекта горели костры, но от их трепетного рыжего света, от их зловещего, необычайного густого дыма и тяжелых, как колыхание волн сполохов, казалось этот страшный кровавый сумрак, что внезапно наполнил перекрестки, улицы, переулки, дворы, подворотни и скверы, становился только еще гуще и черней. На плацу у полицейской комендатуры горели костры. Трепетный и тусклый свет факелов играл на покрытых копотью, усталых и обреченных лицах. Бешено горели глаза, хрипло отдавали команды сержанты, срывались на крик.
На стенах разрушенного бастиона, на набережной и воротах шли последние спешные приготовления к обороне. Сотни людей с оружием в руках, группами, отрядами, дружинами и взводами выстроились вдоль проспекта. Герцог  Вильмонт Булле в карете и комендант крепости, граф Биргер Гамотти со своим старшим сыном верхом, совершали объезд. Личным присутствием вдохновляли поднятых на защиту северного города от вторжения войск мятежных графа и принцессы людей. В сопровождении своих жандармов и рыцарей они проехали по набережной побывали у ворот рядом с Инженерным мостом, сделали круг по всему северному городу и в вернулись к Старому мосту через проспекты Цветов и Рыцарей. Пока все шло неплохо: через Рыбацкие ворота, через ворота Цветов, через Северный равелин в город подходили вызванные с побережья, со сталелитейного производства, с холмов и от Переправы личным приказом герцога Вильмонта Булле отряды рыцарей и старшин с северного берега реки. Дружины феодалов, группы наемников, сельское и цеховое ополчение. По прибытию, на воротах жандармы тут же показывали новоприбывшим распечатанные, наспех подготовленные еще днем, агитационные листовки с актуальной информацией о случившемся в городе инциденте. Люди мрачно склонялись над ними, в свете трепетных факелов и костров читали вслух манифест, в котором подробно разъяснялось, что граф Прицци и его люди подняли мятеж, что принцесса Вероника самозванка, ловкая аферистка из Столицы, что своими чарами долгое время вводила в заблуждение даже самого Герцога. Что сам Вильмонт Булле, несмотря на происки и враждебную пропаганду врагов на самом деле жив и сообщение о его смерти на самом деле провокация и не более чем попытка посеять панику среди славных и отважных защитников законной герцогской власти, только в руках которой возможны мир, благоденствие и непременное будущее процветание Гирты. А чтобы окончательно развеять эти сомнения, герцог Вильмонт Булле лично проехал по улицам северных районов, посетил городские стены и линию обороны по берегу реки, прочел речь, воодушевил, похвалил солдат и рыцарей, сообщил, что из Столицы уже идет подмога, которая непременно поможет подавить мятеж и вернуть на престол законную власть, узурпированную убийцами, мошенниками и бандитами в лице графа Дугласа Тальпасто, принцессы Вероники, маркиза Дорса и самого Августа Прицци. 
В подтверждение слов Герцога из крепости Гамотти на проспекты выкатили несколько закованных в сталь боевых машин и множество груженых плотными деревянными ящиками с номерной маркировкой телег. В них, в промасленной бумаге и стружке ожидало своего часа тайно произведенное после осады Гирты войсками Фолькарта, вопреки конфедеративному запрету на распространение, проектировку и создание автоматического, полуавтоматического, эмиссионного и магнетического оружия, военное снаряжение. Самым верным и стойким дружинам раздали гранаты с фосфором и зарином, дыхательные маски, неуклюжие, оснащенные толстыми, усиленными от разрыва, стволами и затворными коробками самозарядные ружья со съемными штыками и множество капсульных патронов к ним.
Но что-то все равно шло не так. Еще днем случился неприятный инцидент: в одном из подземных казематов в толще горы произошел подрыв боеприпасов, случился пожар, что привело к сильному задымлению нижних этажей крепости. Параллельно произошла еще целая чреда зловещих событий, что сильно подорвала моральные силы защитников северного берега. Еще днем с южного берега Керны явились парламентеры с отрубленной головой герцога Вильмонта, которую видели все, кто стоял на воротах и прилегающих стенах. Потом бесследно исчез сэр Бакен, один из старших рыцарей графа Гамотти. Как говорили, он просто зашел в кафе на первом этаже одного из домов на проспекте Рыцарей, сказал, что на две минуты, и больше его никто не видел. Но самое неприятное началось с наступлением сумерек, когда солнце окончательно закатившись за гору, что отделяла северные районы от залива и по темным районам поползли холодные и непроглядные сентябрьские тени. Стало темно и как будто какое-то странное, едва различимое глазом, зловещее багровое зарево, загорелось далеко в море, за крепостью, заполнило ясное, но беззвездное и безлунное, сумрачное небо. Как будто светя через предметы и преграды, заполнило даже закрытые комнаты, переулки и дворы. Стало непроглядно темно и даже яркое, слепящее, нестерпимо режущее глаза пламя факелов, костров и выкрученных до предела светильников было не в силах разогнать этот багровый мрак, что сгущался в непроглядную тьму уже в нескольких метрах от них. Люди сбивались в группы, старались держаться ближе к свету, не отходить от своих: на темных безлюдных улицах в стороне от площадей и проспектов воцарилась глухая, как зимой, когда лежит толстый снег, тишина. В ней, без всякого эха глохли, как будто тонули звуки, стук колес, инструмента и копыт, а звон колоколов церквей как будто замедлился, стал тяжелым, размытым и зловещим, словно искажаясь, приобретая неприятные, отдающие какой-то безысходной мерзостью, оттенки, наполняли сердца безотчетной тревогой и предчувствием неминуемой беды. Люди боялись, озирались по сторонам, вглядывались в тени и мертвее темные окна покинутых квартир. Лошади не слушались кучеров, беспокойно, испуганно и напряженно озирались, трясли гривами. Попрятались кошки, исчезли с улиц, дворов и лестниц, забились, унеся с собой котят, предчувствуя опасность, укрылись от багрового зарева и этой упавшей на город глухой и страшной тишины.
Двое людей похожих на мастеровых в старой, засаленной мешковатой одежде и накинутых поверх курток форменных мантиях Гамотти, оба военные инженеры, забрались в стоящую на перекрестке проспекта Рыцарей и улицы Котищ, у угла забора полицейской комендатуры плоскую бронированную машину с жерлом огнемета на башне, заперли люки, закрылись в ней. Они что-то делали там, когда под броней внезапно что-то гулко лопнуло, и башня с хрустом и звоном отлетела в сторону, освободив дорогу бесконечному, столбу не дающего света багрового дымного огня, ударившего в сумрачное холодное небо. Две страшнее, объятые пламенем фигуры в дыхательных масках и конических шлемах вылезли из образовавшейся дыры наружу, перевалились через зоман и обгоревшими скелетами упали в растекающееся вокруг озеро пылающей зажигательной смеси, чем очень напугали тех, кто видел это страшное, леденящее кровь, явление.
По улицам ползли жуткие слухи о том, что что-то страшное и неестественное происходит в темных опустевших домах и кварталах, откуда бежали на южный берег покинувшие их жители. Прикрывая стегаными варежками лица, держа наготове копья и топоры, ополченцы тихо переговаривались, шептались, когда грозные сержанты с тесаками и плетьми отходили подальше и не могли услышать их. Говорили о том, что Станции намеренно сломаны и больше никогда не будет ни света, ни электричества. Вспоминали о жутком неуловимом чудовище, о чреде страшных, случившихся много десятилетий назад, еще в прошлом веке, нераскрытых убийств, когда в домах, в комнатах с закрытыми ставнями и запертыми дверьми находили тела удушенных и загрызенных людей, а полицейские криминалисты, осматривая их, писали в отчетах, шепотом делились в кабаках со знакомыми, что на переломанных костях и разгрызенных внутренностях убитых, явственно просматриваются следы зубов будто похожие на укусы огромной змеи. Убийцу тогда так и не нашли, а эти страшные происшествия прекратились сами собой, также внезапно, как и начались, что таинственным образом совпало с возвращением с войны, никому тогда неизвестного капитана квартального ополчения Августа Николая Прицци. Тогда, много десятилетий назад, в газетах еще писали о том, что этот молодой, заслуживший в боях за отвагу и смелость воинское звание, должность командира батальона и уважение своих людей рыцарь, вернувшись в родной город, отчего-то отказался от всех предложенных ему богатых невест и взял в жены нищенку, внучку ювелира, а в своем доме завел огромную рогатую змею, которую по его словам, как ручного дракона, он привез с юга, с войны. Тогда еще было много противоречивых слухов о том, что это и есть то самое чудовище, что заползало в богатые дома и выгрызало своим жертвам сердца, и будто бы молодой граф, что впоследствии, благодаря своей отваге, непреклонности и хитрости стал начальником жандармерии, правой рукой тогда еще юного герцога Вильмонта и предводителем всего просвещенного и славного рыцарства Гирты, заключил с ним нечестивый союз, чем навлек проклятие на себя, свою семью и все герцогство. Но если, тогда эти слухи были всего лишь слухами, а необычные предпочтения и вздорный и жестокий, характер замкнутой, нечасто покидавшей их дом, избранницы графа, Марии Прицци, не более чем странностями эксцентричной богатой женщины, то сегодня старожилы снова начали шептаться о тех жутких событиях и связанных с ней перетолках и происшествиях, о которых по известным политическим причинам не стоило упоминать во всеуслышание. За этими обсуждениями узнали от знакомых о том, что в одном из темных, покинутых жильцами еще днем доме кто-то видел мертвеца с такими же ранами, как и много десятилетий назад, а когда пошли проверять квартал, то нашли в нем еще несколько переломанных, погрызенных, с выеденными сердцами, тел. Вернувшиеся оттуда дружинники рассказали, что старый капитан, увидев их, был растерян и строго запретил даже упоминать об этом происшествии, но его люди нарушили приказ, поделились со знакомыми, предупредили их, что это снова то самое чудовище, наевшееся тогда, много десятков лет назад, затаившееся и впавшее в спячку, опять проснулось, разбуженное багровой мглой, и теперь, будучи голодным, жрет всех подряд без разбору, беспрепятственно ходит по опустевшим домам и улицам северной Гирты.
Из уст в уста передавались страшные и тягостные новости и сплетни. Кто-то сказал, что у северо-восточных ворот случилась стычка. Один из вассалов Герцога отказался повиноваться приказам графа Гамотти и его людей. Пошли разговоры о том, что Кирста, Сорна и Сталелитейные под разными предлогами не спешат присылать отряды, ограничиваясь отдельными дружинами, что на южном берегу готовятся к штурму и будут заливать северный берег ядовитым газом и пощадят только тех, кто сложит оружие до начала атаки или дезертирует. Что в знак твердости своих намерений граф Прицци приказал вывести на мост двоих из взятых в плен в доме депутатов лейтенантов, отказавшихся присягнуть новой герцогине и у всех на глазах заколоть их. Кто-то еще шепнул, что будто бы герцога Вильмонта видели в двух разных местах одновременно и о каком-то страшном сообщении кодом, что пришло с южного берега, после которого сбросился с башни сигнальщик на башне крепости. А также о таинственных звонках, начавших поступать по неработающим телефонам в кабинеты комендантов районов и их заместителей. Что после одного из таких, поступившего Нильсу, среднему сыну коменданта Фаскотти, начальника жандармерии Северной Гирты, тот заперся в своем кабинете и не отвечает когда стучат к нему в дверь. Кто-то сказал, что он уже мертв, но это тщательно скрывают, потому что некоторые дружины, отряды ополчения и орднансные роты уже сложили оружие, покидают свои позиции и всеми возможными путями бегут из города, прячутся в холмах и в лесу неподалеку от Гирты, и ни граф Гамотти ни сам Герцог не могут их остановить. Что видели, будто старший кассир торгового дома Альбек Северо-Запад прямо в операционном зале запихивает в рот, ест облигации и глотает монеты, а какой-то солдат, вернувшись из подворотни, рассказал, что видел там женщину, что в сумраке переулка, стоя на коленях, плакала и билась головой о каменные стены. Его подняли насмех, но никто не пошел проверять так это или нет. Тревога и страх еще больше закрались в сердца людей.
Было еще много пугающих и неприятных знамений и страшных происшествий, а в пятнадцать минут девятого, через четверть часа, как закатилось солнце, и упала багровая мгла, на южном берегу Керны запели боевые рога, волынки и полковые флейты, забили барабаны - граф Прицци и Борис Дорс приказали трубить наступление.

***

Над головами резко и тяжело забил колокол. Зазвонил на колокольне собора Христова Пришествия. Один за другим, оглашая сумрачные улицы и проспекты страшным и глухим, как будто погребальным, звоном, к нему начали присоединяться и другие колокола соборов и церквей по всей Гирте.
- Все, конец – сообщил инженер князю Мунзе, размыкая проводные соединения между орудием и батареей. Огни на кожухах слабо мерцали, мелко пульсировали, принимая наведенное напряжение.
- Выключи его – кивнул князь Мунзе – перегорит.
Инженер пожал плечами, подвинул взад-вперед ползунок ручного управления стабилизатора, но ничего не изменилось. Молча, продемонстрировал гиромагнитный измеритель. Стрелка неровным пульсом, стучала о край шкалы, с силой отскакивала от него, словно пытаясь пробить. Ощущение чего-то неправильного и страшного повисло в замершем, как будто наполненном каким-то тонким, ощутимым скорее умом, чем глазом трепетном и тусклом багровом свете. Внезапно проснувшейся мигренью заломило глаз, воткнутой острой иглой вонзилось в виски.
- Коэффициент близок к семи. Мы в области аномального искажения пространства-времени – кивая на приборы, сухо, как будто нарочно растягивая слова, сообщил стоящий рядом аспирант Университета, которого приставили следить за работой машин – калибровочные преобразователи захлебнутся, если сейчас попытаться их включить – обратился к маркизу Дорсу – все готово. И мы и они заглушены.
- Пятиминутная готовность! – громко объявил полковник Карл Тальпасто ожидающим приказа старшинам и вестовым, бросил быстрый взгляд на площадь, где черные, сухощавые иереи, уже закончили молебен и теперь обходили ряды преклонивших колени бойцов, размашисто совали им в бороды, давали целовать наперсные кресты.
Борис Дорс поднялся с габиона, поднял голову к небу, поморщился, по привычке взялся за меч. Над головами, над площадью, на колокольне собора, оглушительно громко и тяжело бил огромный колокол. Его непривычно короткие и как будто вязкие звуки не давали эха. 
Вокруг звучали голоса сержантов, ударяли хрипло и резко, как удары плетей. Полковник Тальпасто отдал команду. Застучали барабаны, заревели рога, запели флейты.
Один за другим тускло загорались обычно такие яркие и ослепительные химические факелы в руках солдат, подожженные от многочисленных жаровен, костров и светильников. Медленно выдвинулись, с грохотом и скрипом покатились по мосту в сторону ворот на противоположном берегу реки осадные щиты. С глухим, неслышимым уже за десять метров хлопком лопнула брошенная вперед склянка, заволакивая, укрывая их затрудняющим входящую стрельбу непроглядным и черным в темноте дымом.
По приказу командира сорвались со своих мест, бросились с Рыночной площади вниз по склону, тому самому, где в дни фестиваля лежали отдыхающие, пьяные горожане и студенты, побежали, спускаясь к лодкам, к воде, матросы и бородатые разбойники Рейна Тинкалы. Подбегая умело прыгали на палубы, припадали на одно колено, в готовности укрыться от летящих из темноты, с противоположного берега, стрел, поднимали свои круглые, расписанные магическими письменами и крестами щиты.
Гребцы налегали на весла, с чавкающим плеском опускали их в маслянистые, необычно густые  волны, рывками толкая тяжелые деревянные суда в сторону северного берега реки. Загудели паровые катера. У одного лопнул котел. Судно с шипением окуталось  страшным багровым дымом, но второй, приняв на борт десант, на полных парах пошел к противоположному берегу. Со скал, с парапетов, балкончиков и крепостных стен им навстречу летели дымные горящие стрелы и арбалетные болты. Вооруженные самозарядными ружьями со штыками, пистолетами и мушкетами бойцы, следуя инструкции, отжимали затворы, отводили курки, целились, щелкали спусковыми скобами, но ружья оставались немы. Некоторые патроны спонтанно самовозгорались, с металлическим треском разрывали усиленные затворные коробки и стволы, отрывали стрелкам пальцы рук, выбивали глаза и зубы, калечили кисти. На башне Арсенала гнусаво и протяжно завыла механическая центробежная сирена. Над стеной крепости Гамотти ярко вспыхнул и так и замер зажженный огонь семафора. Загорелись, ударили в глаза наступающим и тут же потухли прожектора на надвратных башнях и стенах крепости. Мигнула подсветка фасадов богатых домов и окна оснащенных современными светильниками комнат и кабинетов. Полыхнул проблесковый маяк, глядящий в сторону залива с башни, на горе. Вспыхнули и погасли на проспектах и улицах северной Гирты, электрические фонари.
Что-то страшное происходило на северном берегу. Но наступление началось, и его было уже не остановить.
- Фолькарт! – словно пытаясь перекричать звон колоколов, грохот уключин и снаряжения, провозгласил Рейн Тинкала.
- Фолькарт! – дико и восторженно завыли, закричали его бородатые разбойники, что еще с охоты жаждали этой кровавой сечи, как расплаты за те позор и унижение, которым их подвергли люди графа Прицци. Их ладья с разгону врезалась носом о каменный причал так, что жалобно затрещали расколотые ударом доски, а сам граф едва сумел удержать равновесие. Без брони, с охранным символом нарисованном кровью поперек левого глаза и щеки, в одном незастегнутом под подбородком шлеме, при мече и круглом, украшенным лиловым крестом и магическими рунами по ободу щите, возглавляя своих людей, он первым перепрыгнул на вражеский берег.
Рядом под градом стрел и ударами копий и мечей падали на камни и в воду его дружинники. Над головой трубил рог, оглашал печальным, зовущим о помощи ревом темные, полнящиеся страшной багровой тьмой улицы, пустые кварталы и озаренные зловещим дымным пламенем костров перекрестки и проспекты северной Гирты.
К разбитым воротам и полуразрушенной башне за Инженерным мостом, подвели штурмовые щиты. Подвезли баллоны, протолкнули в туннель длинную трубу и подали по ней зарин.
Выждав расчетное время, Борис Дорс и его дружинники в дыхательных масках под забралами шлемов двинулись на приступ. Им на головы и поднятые щиты летели бутылки со смешанным с маслом керосином, камни и стрелы. Из ворот дыхнуло пламенем и жаром: выстрелила газовая пушка, заряженная, фторогидразиновой смесью. Выворачивая даже в современных доспехах руки и ноги, сминая кирасы, нанося страшные заброневые раны, ударила раскаленная картечь, но это не остановило их. Прорвавшись через обрушенные ворота, бушующее пламя и колючую поволоку, маркиз Дорс и его свита непреклонным стальным клином врезались в баррикады, палисады и ряды защитников северного берега, вставших у них на пути. В багровой, полнящейся факелов, горящих стен, камней, телег и окон мгле завязалась страшная, беспощадная и кровавая битва.
Подгоняемые спешными ритмичными ударами весел, огибая бесформенные, безжизненные и темные, словно какой-то замысловатый мираж, а не строение, громады крепости Гамотти на скале, что прикрывала с моря северные районы города, черными тенями мчались по фосфоресцирующим кроваво-малиновыми тусклыми огнями волнам многочисленные гребные галеасы и рыбацкие ладьи. Несли десант в Сорну и к северо-западным стенам Гирты. Отсюда, с моря, было отчетливо видно, что трепетное багровое сияние излучает то место в море, где еще совсем недавно стоял мясной Обелиск, но сейчас его не было на месте, и уже как будто сама пучина излучала это страшное багрово-малиновое, не дающее теней, поглотившее луну и звезды и только усиливающее сумрак вокруг, наполняющее все небо и землю свечение. Но людям на кораблях сейчас было не до него. Они шли на штурм и, как и любой солдат на войне, знали, что не все переживут эту битву. С берега отчаянно сигналили, но с семафором было что-то не то, либо никто не знал нужного шифра, не мог понять, что им хотят сказать с бастионов с северо-западных городских стен.
- Поздно, поздно, друзья мои! Раньше сдаваться надо было!  – качал головой рыжебородый конунг, граф Картарре, командующий десантом, поправляя на груди только накинутую на плечи, но не застегнутую бригандину. Он курил трубку, но даже несмотря на то, что он стоял на палубе идущего на всей стрости, подгоняемого энергичными рывками многочисленных гребцов судна, никакое движение воздуха не сносило, не рассеивало ее дыма, как будто они стояли на месте. Мертвыми тряпками висели паруса, флаги и вымпелы. Необычайно холодная, неподвижная и глухая духота стояла над водой, звуки рогов и колоколов, следующих в кильватере и по траверзам флагмана судов, искажаясь, едва доносились до стоящего на высокой корме руководящего высадкой командира. Глухо стучали уключины, вязко шлепали весла. Их удары словно тонули в этой наполняющей все вокруг, повисшей над мертвой, казалось бы ставшей какой-то по-особенному густой и неподвижной водой, багровой мгле.
- Семафор Объекту Шесть, Комендатуре, вывесить черный флаг на крыше башни в подтверждение дружественных намерений  – сообщил связному на крыше Университета спешно прибывший с холма Булле курьер.
- Не отвечают – безразлично пожал плечами тот, сигналя ярким ацетиленовым фонарем, заключенным в цилиндр с зеркалами и забралом на ручке, по виду похожем на рыцарский шлем.
Атакой через Старый мост руководил лично граф Прицци. Команды солдат в легких бригандинах, дыхательных масках, несгораемых длинных плащах с прорезями для рук и кожаных с металлическими налобниками от стрел шлемах, штурмовые инженеры, толкали по мосту, к воротам, наспех склоченные прямо на проспекте таран и мантелеты. Следом, прикрываясь щитами, потянули пожарный рукав. С башни, навстречу им, на доски моста, начали кидать бутылки со смешанным с маслом керосином. Едкий густой дым застилал глаза, мешал дышать, не рассеивался в багровой мгле. Где-то за ним, на стенах и башнях ворот, резко стучали метательные машины и арбалеты. Навстречу атакующим летели бомбы с газом, копья и стрелы.
- Вперед! На штурм! – ревел, командовал сержант Брокке, сорвав с себя дыхательную маску, чтобы его лучше слышали.
Граф Прицци, лично проконтролировав, что таран с огнеметом подведен и запущен в действие, вернулся от ворот на середину моста. Сняв шлем, словно в него и не стреляли вовсе, в накинутом поверх бригандины плаще химической защиты, прохаживался между осадных щитов, грозно отдавал распоряжения. Страшно шипел газ. Покидав для удобства к парапетам моста свои щиты, топоры и длинные мечи, рыцари и оруженосцы бегали по мосту, тушили огонь, зажимая рукавами лица, хватали, сбрасывали газовые гранаты в реку, пускали в ворота и окна надвратных башен тучи горящих лучных и арбалетных стрел. Поднимали к бойницам лестницы, повисали на веревках, привязанных к верхним ступеням, чтобы защитники не смогли сбросить их. Прикрываясь щитами, лезли наверх, забрасывали внутрь бомбы с газом и бутылки с горящими тряпками и керосином, жгли огнеметом окованные огромными металлическими шайбами ворота и окрестные стены. Брандмейстер Гирты хладнокровно командовал двуцветным флажком, когда надо было подавать напор, чтобы залить пламя от летящих в ответ, со страшными дымными вспышками лопающихся от ударов о камни парапетов, щиты и доспехи, разлетающихся во все стороны обжигающими, слепящими брызгами, бутылок с зажигательной смесью. Перед обгоревшим зданием дома депутатов, где на фонарных столбах бесформенными и беспомощными грудами тряпок, темнели тела повешенных, тяжело пыхтели, дышали жаром и черным дымом паровые машины, работали обнаженные по пояс кочегары, подавали напор на тушение. У парапетов лежали, стонали обожженные и раненые. Над рекой мерцали огни, жарким чадом поднимался в багровое небо черный едкий дым, страшно и гулко, как в тумане, звонили колокола по обе стороны Керны.
Граф Прицци подошел к парапету с западной стороны моста, заглянул в реку, нахмурился от увиденного. Стремнина чуть ниже по течению, напротив полицейской комендатуры, спуска к воде и склона горы, на которой стояла крепость Гамотти, как будто разделялась. Ближе к берегу, вода была неподвижной и не отражала света пожара и факелов, а на середине реки обращалась бурливым и шумным потоком, как будто огибая какую-то невидимую глазом преграду или барьер. Ниже по течению неподвижно темнели силуэты двух штурмовых лодок уткнувшиеся в берег, но ни на них, ни рядом с ними, не было видно никакого движения. Пусто было и на стенах разрушенного бастиона, за которыми находился плац центральной полицейской комендатуры Гирты. Только проглядывали через багровую мглу, какие-то похожие не то на факелы, не то на жаровни на стенах, неподвижные огни.
- Марк, вы это видите? – подозвал тяжело скинувшего с плеч, бросившего на кучу снаряжения опустевший ранцевый огнемет, утирающего платком исступленное, покрытое копотью и потом лицо, барона Тинвега, кивая на реку, указал ему граф Прицци.
- Причастника меня прими, как разбойника исповедующегося… – глядя в небо над заливом, тяжело проговорил майор. С треском отклеил контактную застежку, сбросил с мокрой головы шлем, гулко ударяя себя пальцами в латной перчатке по броне, перекрестился, протянул руку к поясу характерным жестом человека, ищущего в сумке трубку и кисет чтобы закурить. Словно опомнившись, грубо, с озлобленной досадой, бросил, отчитался, как будто не слыша вопроса командира – два раза я к ним ходил! Говорил Фридриху, заканчивай, уводи своих, останетесь, никого не пощажу. Драться ему предлагал, отказался. Ни себе, не людям, лишь бы выслужиться! Надо было его еще тогда снять, когда Мария советовала...
Не найдя своей поясной сумки, что осталась у седла его лошади на другом берегу реки, грубо приказал юному оруженосцу, своему племяннику, что спешно протирал его доспехи пропитанной щелочью, нейтрализующей выпавшую на них ядовитую росу, салфеткой, чтобы дал ему воды. Несколько раз глотнув из большой кружки кофе, принял у пажа свой украшенный цветком камелии и крестом композитный щит, поправил дыхательную маску, и, примерив в руке клевец на длинной рукояти, так и не ответив графу, размашистым шагом направился обратно к укреплениям.
Граф тоже ничего не ответил своему наперснику.
- Ворота сожгли! Но там все камнями заложили!  – пригибаясь от летящих болтов и стрел, перебежал между мантелетами, доложил капитан Галько. Он был в одной обожженной и мокрой рубахе, без доспеха и шлема. Глаза его пылали безумием и яростью битвы. Капитан был ранен, у него сильно обгорели плечо, щека и шея.
- Продолжать штурм! – обернулся к нему, зарычал, властно указал ему граф Прицци.
- Слушаюсь мой лорд! – поклонился, криком ответил тот, сжал зубы от боли и бросился обратно к тарану, над которым страшным рыжим огнем уже дымно горели надвратная башня и прилегающие к ней стены.

***

https://vk.com/id686957
Доктор Эф


Рецензии