Повесть о приходском священнике Продолжение 92

Погасли фонари на улице Победы...
Для Бируте.

Однажды утром, едва я только проснулся, к нам в дом забежал отец Александр. Выпив кружку самодельного кваса, который каждую неделю делал Тихон, он обратился ко мне:
 — Ну, как дела? Пришёл немного в себя?
Я лишь пожал плечами, ничего не ответив.
 — Собирайся, со мной поедешь! — сказал он.
 — Куда?
 — В гости. С человеком одним познакомить тебя хочу.
 — Что за человек? Кто такой?
 — Потом узнаешь. Собирайся, давай! Заодно поможешь мне.
 Я не стал больше задавать вопросов, накинул курточку и пошагал за отцом Александром к его автомобилю. Возле гаража мы погрузили в багажник кое-какие вещи, пакеты, несколько трёхлитровых банок с консервацией и мешок картошки. Ехали всю дорогу молча. Пейзажи за окном сплошь унылые — заснеженные поля, реденькие, молодые лесочки да плешивые холмики. Примерно через час, наконец, заехали в небольшой, старенький городишко с беленькими избушками и двухэтажными «сталинками». Остановились возле одной из «сталинок», выкрашенной в жёлтый цвет, с одним подъездом и единственным балконом над парадным.
 — Неси на второй этаж, — сказал отец Александр, вручая мне в руки сразу три пакета, доверху набитых крупой, сахаром и бутылками с подсолнечным маслом.
Постучав в дверь одной из двух располагавшихся на этаже квартир, отец Александр произнес:
 — Ежели чего, ничему не удивляйся.
 — Что значит «ежели чего»? — настороженно спросил я, подозревая, что мы пришли в какое-то не совсем обычное место.
Дверь открыли практически сразу. На пороге нас встретил высокий, худой мужчина с не по возрасту седыми волосами и невероятно грустными глазами. Я сразу подумал, что хозяин дома наверняка священник. Увидев нас, он очень обрадовался. Не скрывая восторга, распростёр руки и принялся обнимать отца Александра.
 — Как хорошо, что вы заехали! — не переставал радоваться хозяин, приглашая нас в дом. — Только вот вчера вечером думал о вас, батюшка. А утром вы уже у меня. Дивны дела твои, Господи.
 — А Леночка где? — спросил отец Александр.
 — Уснула, недавно только укол сделал.
 — Ясно, — отец Александр тут же перешёл на шёпот, приложив указательный палец к губам.
 — Проходите на кухню, — жестом руки хозяин показал на приоткрытую дверь, из-за которой вливался свет в мрачную прихожую.
На кухне было светло и очень уютно. Всё вокруг блестело чистотой, пахло домашним очагом.
 — Садитесь за стол, сейчас будем чай пить, — сказал хозяин, ставя на плиту белый, разрисованный цветами чайник.
 — Да, чай у отца Геннадия знатный, — подмигнул мне отец Александр, указывая, чтобы я присел на табурет возле стола.
 — А что, никак вам подмогу прислали? — спросил хозяин у отца Александра, вероятно, имея в виду меня.
 — Временно, — ответил тот. — Пока у батюшки с приходом решается, у нас служит.
 — Приход открываете? — спросил отец Геннадий теперь уже у меня.
Я смущённо пожал плечами, не зная что ответить.
 — Там такое закрутилось, — махнул рукой отец Александр. — Жена у него, матушка то бишь, умерла. То да сё. Бабы на него ополчились, пришлось с прихода уходить. Оно делается всё к лучшему. Новый приход, новый храм, новая жизнь, можно сказать.
Мне очень не понравилось, что отец Александр так вот запросто рассказывает о превратностях моей личной жизни случайному, можно сказать, постороннему человеку. Но вслух ничего не сказал.
 — Вон оно как! — с долей сочувствия в голосе произнес отец Геннадий, обращаясь ко мне. — Вы совсем молодой. Тяжело вам сейчас, я вас очень даже понимаю.
 — Да, жизнь она такая штука, — вздохнул отец Александр. — Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Ну, ты-то хоть, отец Геннадий, пришёл в себя? Легче хоть немного?
Хозяин дома на миг закрыл глаза, прерывисто выпустил воздух, произнеся:
 — Легче мне уже никогда не будет. Но жить как-то нужно, раз Бог послал такие испытания.
Дальше пили чай молча. Каждый думал о чём-то своём. Вдруг послышался скрип двери, лёгкие шаги, и в кухню зашла женщина. Волосы у неё были растрёпаны, на ногах шерстяные носки со снежинками, а в руках большой плюшевый медведь. Её взгляд робкий, сосредоточенный и в тот же миг какой-то совершенно отрешённый, даже безумный.
 — Леночка, здравствуй! — сказал отец Александр, поднимаясь со стула.
Женщина внимательно посмотрела на батюшку, слегка улыбнулась, и от этой улыбки показалось, что её взгляд обрёл совершенно иной смысл. Она будто вернулась со своего внутреннего мира.
 — Александр, — произнесла она, и её лицо словно озарил неведомый жизненный луч, доселе отсутствовавший в ней.
 — Узнала, — отец Александр подошёл к ней, слегка коснулся плеча.
Женщина вздрогнула, и тут же её лицо обрело первоначальное выражение. Она крепче прижала к себе медведя, попыталась отереть краем головы место прикосновения отца Александра.
 — Леночка, — сказал отец Геннадий, — садись с нами, выпей чаю.
Тут её взгляд встретился с моим. Она долго, очень долго смотрела на меня. Не рассматривала, а просто смотрела, и от этого становилось не по себе. Наконец Леночка произнесла что-то невнятное, слегка затрясла головой, показывая лапкой медведя в мою сторону.
 — Это отец Виктор, — пояснил хозяин дома. — Они с отцом Александром приехали нас навестить.
Женщина немного успокоилась, присела на краешек табуретки и еле слышно запела грустную колыбельную, баюкая своего плюшевого медведя. Отец Александр пытался разговаривать с ней. Я уже понял, что это жена отца Геннадия, и она лишена рассудка. Стало неимоверно жаль этого священника, его несчастную жену, а осознание того, что кому-то может быть ещё хуже чем мне, приводило к собственному стыду, от которого укором сдавливало сердце.
 — Леночка — это матушка отца Геннадия? — решил уточнить я, когда мы, сев автомобиль, направились обратно домой.
 — Да, — утвердительно кивнул отец Александр.
 — А что с ней? Она же не всегда была такой?
 — Не всегда… Геннадий и Лена — мои давние знакомые. Мы вместе работали когда-то, дружили. Часто ездили отдыхать, на рыбалку. Леночка прекрасная хозяюшка была. Какие она готовила пироги с грибами... А рыбу! Потом Генка в церковь ходить стал. Поначалу я над ним насмехался, подкалывал. Но так получилось, что вскоре поверил искренности его стремления к Богу. 
Гена принял священство, уехал служить куда-то совсем далеко, и наши дороги на какое-то время разошлись. У отца Геннадия и Лены была дочка Лялечка — чудный, милый ребёнок с большими бездонными глазами и очень добрым сердцем. Правда, сердце то с самого рождения было болезненное. Нельзя было Лялечке ни радоваться сильно, ни тем более волноваться.
 Однажды случилось большое несчастье. Возвращались Лена с Лялечкой, девочке тогда как раз пятнадцать лет исполнилось, от бабушки, из другого города. Поезд поздно прибыл, на улице уж совсем стемнело. Автобус как назло ушёл, и они решили не ждать, пошли домой пешком, по свежему воздуху. Отец Геннадий на требах задержался, встретить не смог. В пустынном месте, возле парка, им встретились четверо мерзавцев. Дело в том, что отец Геннадий служил в посёлке, неподалёку которого находилась тюрьма. Те, кто освобождался, обычно направлялись в посёлок. Там железнодорожная станция, транспортная развязка. Вот те четверо, как потом выяснилось, как раз отбыли наказание, отметили это дело и принялись искать на свою голову приключения. А тут как раз молодая женщина и девочка им навстречу. Подошли, стали приставать, Леночка просить давай, чтобы отпустили, мол, Лялечка болеет, ей нельзя волноваться. Только что говорить с пьяными, оголодавшими на зоне уголовниками? Один Лену заломал, а остальные на Лялечку полезли. Целый час над ребёнком измывались, скоты, и всё на глазах у Леночки.
Кто-то, видимо, заметил, вызвал милицию, только поздно уже. Мерзавцы те сбежали, а несчастным матери с дочкой нужна была срочная помощь. Лялечка умерла прямо в карете скорой помощи, её не довезли до больницы. Врач рассказывал, что она, бедная, всё время стонала, намертво сжала поручни, да так, что на пальчиках обнаружились потом переломы. Ну а с Леночкой с того дня сделалось совсем плохо. Она замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала, почти ничего не ела. От пережитого стресса молодая тридцатипятилетняя женщина лишилась рассудка. Отец Геннадий всё сносил молча. Похоронил дочь, ухаживал за женой. По каким только врачам он ни возил Леночку, — всё зря. Несмотря на чудовищную трагедию, батюшка не опустил руки, не впал в отчаяние, он продолжал служить Богу и людям.
Тех мерзавцев нашли очень быстро. Отца Геннадия уважали не только прихожане, но и криминальные авторитеты. Он ведь неоднократно ходил в тюрьму, исповедовал там заключённых, причащал, служил молебны, помогал продуктами или одеждой тем, кто нуждался. Вечером, он рассказывал, привезли к нему этих нелюдей, правда, только двоих из них. Те, кто привёз, люди хмурые, серьёзные, говорят:
 — Вот обидчики ваши, отец Геннадий. Притащили их, чтобы в глаза вам посмотрели. Если сейчас слово скажите, отвезём в лес и живыми в землю закопаем!
Отец Геннадий рассказывал, как тогда ненависть и желание мести овладело им. Смотрю, говорит, на тех людей, а они на коленях стоят, ноют, пощады просят. Хотелось взять что под руку попадёт и бить их, бить, бить. Но Бог милостив. Перекрестился он на иконы, помолился Господу и почувствовал, как гнев уходит. Кто я такой, говорит, чтобы вершить правосудие? Попросил хмурых людей отвезти негодяев в милицию. Пусть суд решает, как с ними поступить.
Служить в том посёлке отец Геннадий более не мог. Переехали они с Леночкой вот сюда, в город, где мы с тобой были. Только проблемы на этом не закончились. Лена совсем плоха стала. За ней нужен уход и присмотр. Бывает смирная, как сегодня, а бывает буйство одолеет её. Ни с того ни с сего плакать начнёт или, наоборот, смеяться. А то посуду может приняться бить или в окно бросить чем-то, якобы померещится что-то ей. Во время службы забегала в храм в одной ночной рубашке, а то и вовсе без неё. Батюшка прекращает службу, уговаривает её, ведёт домой. Никого чужого она не признаёт, так что сиделку нанять или медсестру из больницы не получается. Запирать её тоже нельзя, она горя может натворить. Так однажды и случилось. Праздник был, служба торжественная, длинная. Леночка в спальне огонь развела, где-то спички отыскала. Дом со всеми вещами и сгорел. Теперь в квартире этой живут. Такое дело, отец Виктор... Видишь, как оно бывает? Не приведи Бог кому-нибудь такое пережить.
Помню, в тот день я долго не мог прийти в себя от увиденного и услышанного. До смерти было жаль отца Геннадия, его несчастную жену. Не хотелось ни есть, ни спать. В душе произошёл какой-то надлом, и я решил пойти в храм. Уже стемнело, и мерцание одинокой лампадки умиротворяло, располагало к искренней молитве. Я не помнил, как опустился на колени. Губы шептали слова молитвы, исходящие из глубины сознания. Слёзы текли сами собой, обжигая замёрзшие щёки. Как же я ничтожен в своих стенаниях, как немощен и слаб в своём стремлении и неспособности различить самое главное, ради чего принял священный сан.

Продолжение следует...