Арлекин

Арлекин не находил себе места. Сейчас, за несколько дней до нового представления его трясло и корежило в одном сундуке вместе с другими персонажами: повозка была старой, а дорога ухабистой. Арлекин был привычен к таким тряскам, но сейчас слишком близко от него была эта странная девица с голубыми волосами и грустными глазами. Обычно она находилась дальше, в другом углу сундука, всегда рядом с Пьеро… О, этот несносный в своей восторженной грусти Пьеро! Совершенно несносный! А ведь изначально, при раздаче ролей, поэтическая составляющая досталась ему,  Арлекину! Но после нескольких колких эпиграмм он вдруг, совершенно неожиданно для себя самого, выдал элегию о лунном свете: в тот день была полная луна, и свет звезд был таким ярким, а небо таким глубоким, как глаза Мальвины… Самой Мальвины тогда не было рядом, и все восторги достались луне. А на следующем представлении всё это, слово в слово, повторил Пьеро, глядя в грустные глаза Девочки с голубыми волосами. После этого эпиграммы Арлекина стали особенно язвительными, а способность восторгаться он потерял.
И вот сейчас, в этом деревянном сундуке, он сам, набитый соломой, явственно ощущал, как что-то щемит и сжимается там, в области сердца, потому что она так близко – только протяни руку! – но, чтобы дотянуться до неё, нужна и её рука. Он держал её, за кончики пальцев, всего мгновение, и смотрел в её смеющиеся глаза, когда в одном представлении им довелось качаться на качелях-лодочках. Её платье попеременно то убегало назад, то выпрыгивало вперед, а её волосы откидывались и развевались, а потом почти закрывали лицо, сама же Мальвина смеялась – звонким серебряным смехом. Никогда раньше он не видел её такой счастливой и не слышал, как она смеётся, ведь от грустных восторженных песен и стихов Пьеро грустно становилось даже той, кому они посвящались.
Арлекин не хотел грустить и кричал во всё горло, раскачивая качели всё больше:
-  Прекрасное утро сегодня настало:
   Нас жизнь на качелях любви раскачала!
   Я крепко держусь и тебя удержу,
   Но лишь о любви никогда не скажу!
После этих его слов Мальвина перестала смеяться, долго смотрела на него внимательным взглядом, почти не моргая. Качели остановились сами собой. Она спрыгнула с них. Занавес закрылся.

Еще несколько раз они играли в одних сценах, но радостного смеха Мальвины он больше не слышал. Он видел только её бездонные глаза. И днем, и ночью. И её губы. Они молчали. Сорванным с этих губ цветком лежал в его сердце сейчас поцелуй. Он так благоухал и был так нежен, но уже пожух и увял – в такой-то тряске!
Мальвина висела на крепком гвозде и даже не смотрела в сторону Арлекина:
- Вы слышали: нас ждет новый город и большой праздник?! У всех будут новые роли! Пьеро разрешат закасать рукава, а Арлекину снять свой колпак!
- Снять колпак? Арлекину? – отозвались другие куклы. – Как же он без него будет? На нем, поди, и волос не осталось!
Арлекин натянул колпак на самые уши и тряхнул бубенчиками:
- С чего б это мне снимать колпак?!
- У тебя есть возможность измениться, побыть кем-то другим, хотя бы одно представление, - сказала Мальвина, пристально глядя на Арлекина.
- И кем же ты предлагаешь мне быть? – с вызовом и даже смехом спросил он её.
- Да хотя бы самим собой.
Все замолчали.
Мало кто из кукол помнил и даже знал, кто он сам по себе, без навязанных ролей. Кто-то, подумав об этом, испугался, а кто-то сердился, но тоже молчал.
- А кого же будешь играть ты сама? – спросил Арлекин.
- Девочку с голубыми волосами, - ответила Мальвина.
- Но это твоя привычная роль! – возмутился он.
- Нет, это я сама. Мои волосы голубые от света звезд и мерцания грез, от лунной дорожки на воде и чистого неба. Я была создана такой: могу менять только платья. Я даже могу надеть твой костюм, Арлекин, или костюм Пьеро, но голубые волосы не спрячешь – их слишком много: не поместятся ни в один колпак.
- И какой же костюм ты наденешь на этот раз?
- Когда-то сшитый по мне костюм Коломбины, - с улыбкой посмотрев на Арлекина, ответила она.
- Тогда ты не сможешь быть в паре с Пьеро! Тебе придется встать в пару со мной, - торжествующе улыбался Арлекин.
- Не придется.
- Это почему?
- Я буду играть Коломбину, которая не влюблена ни в кого!
- И поэтому все влюблены в неё?
- Этого я не знаю! Я намерена радоваться и веселиться! – и Мальвина, спрыгнув с гвоздя, стала кружиться и танцевать, всем улыбаясь.
Казалось, она и не замечает, как ухабистая дорога трясет повозку и старый сундук в ней.
- Ну что, Арлекин, снимешь свой колпак? – спросила Мальвина.
- А ты потанцуешь со мной?
- Сейчас или тогда?
- Потом! Сейчас я не могу, как ты, спрыгнуть с гвоздя: он заржавел и крепко держит меня за петлю.
- Это потому, что у тебя там несколько петель: уже ни один раз их пришивали-перешивали, чтоб крепче тебя держать, - смеялась Мальвина и щекотала Арлекину подошвы подолом платья.
- Откуда ты знаешь про мои петли? Ты же всегда была в другом углу сундука? – удивился Арлекин.
- А ты часто поворачивался ко мне спиной, вот я и разглядела, - Мальвина остановилась, поправила платье и растрепавшиеся волосы и вернулась на свой гвоздь.
Оставшуюся часть дороги все ехали молча.



- Послушай, - обратился к Пьеро Арлекин уже поздней ночью, когда повозка подъезжала к городу, - откуда в тебе столько тоски и печали?
Пьеро от неожиданности даже дернулся на гвозде, но удержался.
- Мальвина меня уже не любит.
- Так она и не должна тебя любить: она же раньше была Коломбиной и любила меня.
- Та кукла сгорела, остался лишь медный каркас, вот на нем и сделали Мальвину. И мы были такой красивой парой, а потом она загрустила, - поник Пьеро.
- Это она от твоих заунывных стихов и песен загрустила.
- Да нет, загрустила она раньше, когда я простодушно рукавами махал, с ветром играл да мошкару разгонял. А я уж, как увидел её в печали, и сам погрустнел и стал ей стихи сочинять обо всем этом. А она мне за кулисами говорит, что ей моя восторженная грусть не нужна. Просит засучить рукава.
- Зачем это?
- Чтобы мог, как ты, танцевать с ней в паре и на качелях кататься, - вздохнул Пьеро.
- Так чего ж ты до сих пор сидишь, рукава повесив?
- А куда я их дену?
- А давай я их тебе обрежу! И хочешь, поменяемся колпаками – на одно представление, а? – восхищенный собственной идеей, предложил Арлекин.
- А что? Давай! – согласился Пьеро.


- Внимание! До начала представления осталось несколько минут! Внимание! Всем актерам приготовиться!
За кулисами шло оживленное перешептывание:
- Это кто еще сидит у пруда в колпаке Пьеро и костюме Арлекина?
- А это? Это? В костюме Пьеро трясет бубенчиками на колпаке – там, на качелях?!!
- Посмотрите, какая растерянная Мальвина!
- Что будет! Что будет!
- Да ничего особенного не будет: сейчас Буратино запоет свою песню, и мы с вами тоже включимся в действо.
- Ой, как интересно!

Мальвина стояла в середине сцены. Костюм Коломбины был ей непривычен, но смотрелась она в нем очень хорошо, а сама она даже по сторонам посмотреть боялась. Ей показалось, что она видела Пьеро: без длинных рукавов – он стоял на качелях, слегка раскачивал их, позвякивая бубенчиками на цветном колпаке Арлекина. И ей очень хотелось взбежать на эти качели и качаться с ним вместе. Но там, у самого края сцены сидел Арлекин, прежде такой веселый и смелый, острый на язык и даже грубый, бьющий всех палками Арлекин. Сейчас он был в белом колпаке Пьеро и смотрел на неё любящим взглядом: в нем столько тепла и радости, что хочется подойти к нему, сесть рядом и вместе болтать босыми ногами в пруду.
Она обещала себе радоваться и веселиться, а сама застыла на месте растерянная, и не знает, куда ей идти.
Арлекин встал, подошел к Мальвине.
- Привет. Смотри, у меня новый колпак, - сказал Арлекин.
- Зачем он тебе? Он же не твой, - спросила Мальвина.
- Я решил попробовать быть кем-то другим.
- А почему тогда ты взял только колпак?
- Ты же помнишь: у меня петли – они так прочно пришиты, что весь костюм уже не снять.
-Тогда зачем тебе колпак?
- Чтобы не простудиться! – рассмеялся Арлекин и, подхватив Мальвину, увлек её в общий танец под заигравшую вдруг музыку.


«Как красиво и легко они танцуют, - думал Пьеро, раскачиваясь на качелях. – Я тоже когда-то умел так легко танцевать. И Мальвине нравились наши танцы. Нужно было подойти к ней, а не ждать здесь на качелях. А теперь она танцует с другим. Я опоздал. Вон, как хорошо они смотрятся вместе. Только мой колпак ему совсем не идет. Того и гляди, что потеряет его во время танца. О, как знал: он его обронил!»
Арлекин выпустил руку Мальвины, и волны танцующих разделили их. Разноцветное конфетти летело со всех сторон и разукрашивало собой и без того яркую вереницу празднующих.
Пьеро спрыгнул с качелей и поспешил в сторону упавшего колпака, но гурьба танцующих быстро затоптала колпак, и среди мельтешащих ног его было уже не разглядеть. Зато Мальвина была совсем рядом.
- Мальвина! – закричал Пьеро, - Мальвина! Иди сюда! – и он стоял, распахнув объятья.
Но она только обернулась несколько раз, искала его взглядом, но не нашла и была увлечена общим хороводом. Тогда Пьеро тоже влился в хоровод и ждал момента, когда они окажутся совсем близко.
- Мальвина! – крикнул он ей, оказавшись рядом.
- Пьеро! – обрадовалась Мальвина.
Колпак Арлекина упал с его головы, но Пьеро этого даже не заметил.
- Мальвина! Я люблю тебя! – крикнул он ей снова, когда она промчалась рядом в вихре танцующих.
- Пьеро! – еще более радостно ответила она ему.
На третий раз он выпустил из своих рук руки других танцующих, успел схватить Мальвину за талию и стал двигаться дальше в танце рядом с нею.
- Мальвина! Я так люблю тебя! Я обрезал рукава, и теперь мы можем и танцевать, и раскачиваться на качелях, и даже купаться в пруду!
- Так идем же! – прокричала в ответ Мальвина.
- Куда?
- Куда угодно! – смеялась она.
Они вырвались из общего круга и убежали куда-то.


Арлекин стоял в гуще движущихся персонажей и не замечал ничего: ни задевающих его рук, ни криков празднующих, ни огней фейерверка. Он видел лишь две фигуры: одну в ярком платье, а другую в белых, но уже помятых и обсыпанных цветным конфетти одеждах – удаляющимися в сторону парка. И сердце Арлекина было готово разорвать его изнутри. Тогда он разорвал ткань камзола, засунул руку за грудь, пошарил среди соломы и нащупал там живое сердце.
- Как? Разве у кукол бывает живое сердце?! – изумился Арлекин. – Мальвина, моё сердце – живое! – крикнул он удаляющейся Мальвине.
Она на секунду остановилась и обернулась. Но руку её крепко держал Пьеро, и уводил за собой.
Арлекин запахнул камзол, стряхнул конфетти и вернулся в сундук – разучивать новую роль для завтрашнего представления. Камзол был поношенным, слова – чужими, но у него в груди билось живое сердце, не желающее унывать. Он посмотрел в ночной небосвод и загадал желание.

Маленькая звезда упала с неба и запуталась в голубых волосах.




2015 г.