Полдень

В её жизни наступил полдень.
- Второй полдень моей жизни! – говорила она.
- Странно ты отмеряешь годы, Ариша, - замечали подружки.
- Особые даты у тебя ни как у всех людей: двенадцать, сейчас двадцать четыре, потом будет тридцать шесть… Нормальные люди отмечают круглые даты!
- К шестидесяти как раз стану нормальной! – смеясь, парировала она.
- Это потому, что твои полдни совпадут с целым десятком?
- Точно.


В свой второй полдень Ариша была прекрасна: радостна, здорова, молода, красива, успешна (по её собственному заключению), окружена друзьями и любящими родственниками, принята коллегами, любима.
Последнее было её неоспоримым преимуществом.
В свой первый полдень Ариша влюбилась и потом много в этом практиковалась, пока однажды не пришла к выводу, что любить – безответно – больно, а взаимная любовь встречается редко. И она решила не ждать встречи с ней, влюбляясь самой, а наслаждаться её предвкушением. Теперь она любовь принимала, пробовала на вкус, как конфеты, и ждала, какая из них в ней отзовётся.
Сейчас у неё в ассортименте были преимущественно конфеты «Мишутка». На самом деле его звали Михаилом Ивановичем, и был он вдвое старше Ариши, занимал солидную должность и многим внушал уважение и трепет. А Ариша звала его просто – Мишутка. Она даже не добавляла местоимение «мой», возможно, потому, что у Михаила Ивановича была семья, из которой он года два как ушел, но как-то не окончательно, даже развестись не потрудился. Говорил, что ему по статусу лучше быть человеком женатым. Ариша относилась к этому с лёгкой усмешкой: принимала ухаживания, подарки, с удовольствием посещала с ним вместе светские мероприятия, не опасаясь пересудов, и понемногу присматривалась к нему. Ей было очень интересно понять, какими становятся мужчины в свой четвертый полдень и чего следует от них ожидать.
Ариша смотрела на Мишутку и понимала, что с каждым годом он становится всё больше похож на «Михал-Иваныча», даже косолапит немного. И девушки молоденькие ему нравиться не перестают, а вот он для них, как мужчина, не очень  привлекателен, но его положение и статус способны несколько повлиять на это впечатление. Арише в нем нравились прямота, уверенность в себе, огонь в глазах, широкие плечи, волевой подбородок, любовь к искусству и правильная речь. Он говорил красиво, в том числе и о своих чувствах к ней, о своей страсти, о том, какая Ариша молодая, красивая и эффектная девушка, но он как будто втискивал её в своё заполненное важными и неотложными делами расписание.  У него на всё было отмерено определенное количество времени, никакой спонтанности, искреннего веселья, даже романтика во встречах была какой-то строго спланированной.
Ариша ждала любви, большой, взаимной, а от Мишутки веяло только страстью и рядом с ней самолюбованием, так что ничего, похожего на любовь, внутри не отзывалось.
В свой второй полдень она сумела завершить с ним отношения, отказавшись от приглашения в поездку на двоих и подарка, ценность которого измерялась в каратах. Свою ценность она в каратах не измеряла.
Когда-то, в представлениях самой Ариши – очень давно, когда она была совсем маленькой девочкой, один заезжий старичок (лет пятидесяти) сказал ей, держа в своих больших руках её маленькую ручку: «Ты, Аришка, настоящее украшение! Запомни это. Но украшение ни как брошка или диадема с драгоценностями, и ни как картина знаменитого художника, висящая на стене, а как радуга или пение птиц, как журчание воды в чистом роднике или цветение садов – ты собой жизни украшаешь! Поэтому не стремись быть красивой, стремись быть настоящей. Вот как сейчас».
Слова эти Ариша запомнила, а смысла тогда не поняла. Она и сейчас не очень понимала, что значит «быть настоящей». А вот «быть красивой» у неё хорошо получалось. И казалось ей, что любят её за красоту и жизнерадостность. Были среди её знакомых и более красивые девушки, но способности радоваться жизни и радовать других им явно не хватало, а от того и кавалеров у них было меньше.
Мама Ариши как-то сказала ей: «Ты вот родилась аккурат в полдень, когда солнышко в зените, вот так и светишься вся – во всю мочь, как солнце днём светит».
Ариша потом долго по дому радостная бегала и всем к ним в гости заходящим радостно сообщала: «А я в полдень родилась!».
Вскоре все про эту детскую радость позабыли, а Ариша её сберегла.

Ей, еще маленькой, бабушка как-то стала объяснять, как по часам время определять. Про стрелки, цифры говорила, про секунды, минуты, часы.
- Вот двенадцать - отсюда отсчёт нового дня и идет, и часа нового, и минуты. Пройдёт большая стрелка круг, вот тебе и час уже прошёл. Следующая цифра один, вот здесь, видишь?
- Вижу, - отвечала Ариша.
- Ты же цифры все знаешь?
- Знаю, бабушка, давно.
- Так вот, если ещё час пройдёт, стрелка большая круг сделает, то маленькая стрелка на какой цифре будет?
- На цифре два, - отвечала внимательная внучка.
- Да, правильно. Значит, два часа наступило. А если большая, минутная, стрелка только полкруга сделала, то полчаса прошло, и тогда говорят «два часа тридцать минут», или «два с половиной часа», или «половина третьего». Понятно тебе?
- Понятно, - кивала Ариша.
А когда они до шести часов дошли, бабушка стала объяснять:
- Тут, Ариша, запомнить надо, что маленькая стрелка, часовая, от цифры к цифре проходит за час, а большая, минутная, - за пять минут, а самая тоненькая, секундная, - за пять секунд. И еще надо запомнить, что если минутная стрелка на единице – это пять минут, на двойке – десять, на тройке – пятнадцать, на четверке – двадцать, на пятерке – двадцать пять, на шестерке – тридцать…
- Половина часа, да? – не утерпела и поделилась уже усвоенным Ариша.
- Да, правильно, - подтвердила бабушка.
- А если маленькая на шестерке, это значит что полдня прошло?
- Нет.
- Почему? Ты же сказала, что день начинается от двенадцати, и час от двенадцати, и минута.
- Правильно. Только день, вернее, сутки состоят не из двенадцати часов, а из двадцати четырех. И начинается день ночью, в двенадцать часов – в полночь. Это значит, что половина ночи уже прошла. А через ещё двенадцать часов, когда стрелка проходит полный круг, наступает полдень – половина дня.
- О, я знаю, я знаю! Мама мне говорила, что я в полдень родилась! Это значит, на часах было вот так! – радостно проговорила Ариша и поставила две стрелки на двенадцать.
- Верно, - похвалила бабушка. – Какая ты у меня смышленая. А давай посмотрим, сейчас который час.
- Шесть часов, тридцать минут. Или половина шестого? – сомневаясь, произнесла Ариша.
- Что шесть часов и тридцать минут – это ты правильно сказала, но половина седьмого сейчас, а не шестого. Вот эти две стрелочки никогда вместе на шестерке стоять не могут.
- Почему?
- А ты попробуй, покрути, - предложила бабушка, отдавая Арише в руки старые часы без стекла на циферблате.
- И верно: маленькая стрелочка…
- Часовая, - уточнила бабушка.
- Часовая, да, - согласилась Ариша, - она или до шестерки, или после неё.
- Если вот так – это половина шестого, а если вот так – половина седьмого получается. Или шесть с половиной часов.
- О, бабушка, так это же как мне сейчас: шесть с половиной лет! – обрадовано вскричала Ариша.
- Так и есть, только года часами не отмеряют: никакого циферблата не хватит. Но про года мы с тобой в другой раз поговорим. Сейчас давай с часами разберемся.
- Я уже устала, - вздохнула Ариша.
- Да и я притомилась, согласилась бабушка. – Пойду чайку заварю, попьем с тобой.
Бабушка ушла на кухню, а маленькая Ариша осталась в комнате крутить стрелки на часах.
- Через полгода мне исполнится семь, - проговаривала она, переводя стрелки часов. – Потом семь с половиной, восемь, восемь с половиной, девять, девять с половиной, десять, - продолжала она крутить стрелки.
- Что ты там говоришь? – спросила бабушка из кухни.
- Ничего, бабуль! Это я сама себе, - ответила она бабушке и продолжила: – Десять с половиной, одиннадцать, одиннадцать с половиной, двенадцать – полдень! О, бабуля! А в двенадцать лет мне исполнится полдень, да? – крикнула Ариша. – Это будет значить, что половину жизни я уже прожила?
Бабушка выглянула из кухни с испуганными глазами:
- Что ты такое говоришь? Полдень, двенадцать лет – половина жизни?! Надо же такое придумать! – бабушка подошла, обняла Аришу. – Да это твой первый полдень будет! И полдней этих у тебя будет еще много!

С этого дня Ариша очень  ждала, когда ей исполнится двенадцать лет.
К семилетию Ариши они с бабушкой сделали очень красивый циферблат с двумя двигающимися стрелками, на котором Ариша теперь отмечала свой возраст, переводя стрелки: каждые пять минут – это один месяц, а часы – годы. И на двенадцатилетние бабушка подарила ей красивые наручные часы:
- Это твой первый полдень, внученька! Путь твоё время всегда будет наполнено счастьем и добром! А всё остальное у тебя есть. Береги своё время, Ариша.
Эти слова она тоже запомнила, старалась понять их смысл и следовать ему. Ей никогда не было скучно: она всегда находила что-то интересное в делах, занятиях или просто размышляла о жизни, о времени.
Вот и сейчас, в свой второй полдень, сведя две медные стрелки памятного циферблата на цифре двенадцать, она чётко ощущала, как начинается не только её новый год, а даже какой-то важный, особенный этап жизни.

В дверь позвонили. Для гостей было ещё рано, да и ждали немногих. Из прихожей раздался голос мамы:
- Арина, это к тебе, - а потом мама обратилась к пришедшему. – Проходи, Вадик, раздевайся.
Ариша, немного удивившись, вышла в прихожую и увидела там всклокоченного соседа из дома напротив.
- О, привет! Я тебя не ждала.
- Привет! – радостно и в то же время смущенно ответил он. – А я пришёл с днем рождения тебя поздравить! Вот! – сказал он, протягивая завернутый в оберточную бумагу и перевязанный бечевкой подарок: что-то твердое, плоское, размером с большой альбом формата А3 - то ли картина, то ли узкая коробка с чем-то.
- Это что? – спросила удивленная Ариша, принимая подарок. – Спасибо.
- Ты потом посмотри. Когда я уйду, - сиял и краснел Вадик.
- Почему потом?
- Мне так легче будет.
Тут в прихожую вошла мама:
- Идёмте чай пить. С тортом! Арина, зови гостя на кухню.

Вадик очень краснел, глупо улыбался, но от приглашения и угощений не отказывался.
- Мне всё-таки очень интересно, - сказала Ариша, допивая чай, - что ты такое мне подарил? Картину?
- Можно и так сказать, - улыбался Вадик.
- Тогда давай сейчас посмотрим! Мне очень интересно!
- Не надо! Не надо! – взмолился Вадик. – Я и так очень переживаю. А вдруг тебе не понравится? Ты же не сможешь это скрыть – ты очень искренняя. А я расстроюсь.
- Почему мне должно не понравиться? Там что, зомби?
- Нет, конечно, - рассмеялся её шутке Вадик. – Там ты. Ну, ты – моими глазами. Но я сам очень плохо рисую. На математическом факультете учат только графики рисовать, а ты ни в какие графики не вписываешься.
- Какой изысканный комплимент, - заметила мама, подливая ещё чаю.
- Это правда, - сказал уже абсолютно серьезно Вадик, теребя пуговицу на рубашке. – Я лучше пойду. Я тебе, Ариша, завтра позвоню. Может, в кино вместе сходим. Если ты захочешь, конечно. У тебя же этот, как его, Михал Иваныч.
- Мы расстались, - махнув чайной ложкой, сказала Ариша.
- Слава Богу, - тихо добавила мама.
Вадик побледнел, оторвал пуговицу на рубашке, покрутил её в руке, недоумевающее посмотрел на неё, опять покраснел, набрал воздух в легкие и решительно сказал:
- Тогда я настойчиво предлагаю тебе пойти завтра со мной в кино, на вечерний сеанс.
- Это свидание? – кокетливо спросила Ариша.
- Теперь да! – всё так же решительно ответил Вадик.
- Ну раз ты первый, кто меня зовёт, и других планов на завтра у меня нет, то почему бы и нет, - веселясь, ответила Ариша. – Только учти, Вадик, если мне свидание не понравится, мы с тобой останемся… э-э-э… добрыми соседями! Хорошо?
У Арины зазвонил телефон и она стала принимать очередные поздравления.
- Хорошо, - ответил снова бледный, с раздувающимися от глубокого дыхания ноздрями Вадик. – А сейчас я пойду. Мне что-то воздуха не хватает. Пойду погуляю на свежем воздухе.
- Погуляй, погуляй, конечно, - сказала ему мама Ариши, провожая его в прихожую. – Выглядишь ты что-то неважно. 
А потом добавила:
- Не переживай ты так. Ничего из себя не строй. Будь собой. Если ты ей таким как есть понравишься, так и хорошо. А нет – так не обижайся. Любовь должна быть взаимной.
- Правильно вы, Клавдия Петровна, говорите. Спасибо вам, - ответил Вадик маме Ариши, а потом крикнул оставшейся в кухне и разговаривающей по телефону имениннице:
- До свидания, Ариша. Я завтра за тобой зайду.
- Хорошо! До завтра, - выглянула из кухни попрощаться Ариша, отстранив от лица телефон.

Когда Вадик ушёл, Ариша продолжила разговаривать по телефону с подругой и одновременно стала разворачивать подарок. Развернув и взглянув на картину, она замерла, сказала в трубку «Извини, я тебе позже перезвоню» и, нажав отбой, упавшим голосом позвала:
- Мама, иди сюда.

Ариша с мамой перешли в зал, где было больше места и лучше освещение. Полчаса они неотрывно рассматривали портрет, выполненный в графической технике и состоящий из множества часов, стрелок и циферблатов самой разной конфигурации.
- От математика я такого не ожидала, - наконец выдохнула Клавдия Петровна.
Ариша сидела на полу, облокотясь на согнутые колени и положив подбородок на руки.
- Мама, это любовь? – не отвлекаясь от рассматривания портрета, каким-то отсутствующим голосом спросила Ариша.
- Не знаю, любовь ли, но восхищение точно. Видишь, как ты его вдохновила! – ответила Клавдия Петровна, отойдя на несколько шагов и глядя на портрет с расстояния двух-трех метров. – Он изобразил тебя похожей и в то же время какой-то совсем другой. Хотя…- помедлила она, - он же и сам говорил, что это ты «его глазами». А у них, у математиков, возможно, глаза утроены нестандартно.
Они переглянулись и рассмеялись.

Вечером были гости. Ариша хотела портрет пока спрятать, но маме не терпелось всем с гордостью его продемонстрировать. Отзывы были преимущественно восхищенными, только отец полушутя-полустрого сказал:
- Только не вздумай выскакивать за него замуж только из-за того, что он твою суть уловил слишком буквально и так очевидно её передал.
- Я что, пап, по-твоему, из часов состою? – насмешливо спросила Ариша.
- Ты воспринимаешь все ипостаси времени как свои составляющие, - ответил он.
Эта фраза повергла всех в молчаливое и изумленное размышление минут на пять.
- Вы, Дмитрий Николаевич, больше таких сложных глубокомысленных фраз нам не выдавайте, а то некоторые присутствующие здесь брюнетки чувствуют себя полными блондинками, - сделала замечание отцу Ариши её бывшая, острая на язык сокурсница.
Все рассмеялись, и напряжение прошло.

Когда почти все гости разошлись, Ариша мыла и вытирала посуду на кухне вместе с давней подружкой Веркой.
- Знаешь, Аришка, этот Вадик, видимо, по уши в тебя влюблён, - рассуждала Верка. – Интересно только, он сам это всё нацарапал или какому художнику заказал.
- Почему «нацарапал»? – удивилась Ариша.
- А ты посмотри, какие линии узкие, тоненькие.
- Так это графика. Так и должно быть.
- А ты что, в этом разбираешься?
- Нет, - рассмеялась Ариша. – Но графику от живописи отличить могу.
- Аааа, ну да…. С таким отцом ты, наверняка, и фамилии художников знаешь.
- Почему только фамилии? – улыбаясь, ответила Ариша. – Некоторых даже имена знаю, и картины, и их названия.
- И какой художник у тебя любимый? – не унималась Верка.
- Валерий Брюллов, - твёрдо ответила Ариша.
- А картина какая?
- «Последний день Помпеи».
- Ого. А чего?
- А там под раскаленной лавой погибло много не в меру болтливых барышень, - сказала Ариша, легонько стукнув Верку пальцем по кончику носа.
- Это я что ли не в меру? – притворно обиделась та. – Вот ещё! Я очень даже в меру! Я вообще ого-го!
- Ого-го! Это точно! – подтвердила Ариша. – Идём я тебя проведу на остановку.
- А Вадик этот всё-таки влюблён по уши! – подытожила Верка.

Когда все гости разошлись, а оставшаяся посуда была вымыта, Ариша села у окна и стала вглядываться в небо.
- Что ты там высматриваешь, Аря? – спросила её подошедшая, уставшая и уже переодевшаяся в ночное, мама.
- Звёзды, - просто ответила ей дочь.
- Звёзды – это хорошо, - обняла её мама и тоже вгляделась в звёздное небо. – Пока человек смотрит на звёзды…
- …его путь открыт, - подхватила Ариша. – Я помню, мам.
Они какое-то время молча смотрели в небо.
- Только я вот всё никак понять не могу, - прервала молчание Ариша, - что значит «открыт путь»?
- А ты у бабушки спрашивала?
- Спрашивала.
- Так что ж тебе непонятно?
- Она вот говорит, что каждый изначально знает, куда ему нужно прийти, и самую хорошую, короткую дорогу к этому тоже знает, но часто забывает сам или другие ему помнить не дают. И что идти можно разными путями: простыми или сложными, через радость или горе, болезни, страдания; одному или с товарищем – но пройти надо обязательно, иначе жизнь прожита зря, - Ариша посмотрела маме в лицо. – Но что из этого объясняет, что такое «открытый путь»? – искренне недоумевала она.
- Это значит, что человек идёт своей дорогой, ему назначенной, к себе самому идёт – такому, каким ему следует стать, а не по чужой колее, выбранной для него кем-то.
- А разве так бывает, что человек не по своей дороге идёт?
- Сплошь и рядом.
- И ты таких людей знаешь?
- Их, Аря, слишком много: по именам знать и не нужно. Сбившийся со своего пути человек сразу по потухшему взгляду заметен, по безрадостной жизни, по не проходящей усталости, по пристрастиям пагубным: алкоголь, наркотики, азартные или компьютерные, интернет- игры, скандальные передачи и просто ругань со скандалами.
- А это здесь при чём?
- Сложную ты тему подняла, Аря. Большую и сложную. Поздно уже. Ложись спать. Завтра еще поговорим.
- А почему сейчас нельзя?
- Так заполночь давно! Ты же у нас Полуденная, а не Полуночная, правда? – ласково обнимая дочь, сказала мама. – Отдыхать пора.
- Хорошо, мамочка, - жалась к ней Ариша. – Но мы с тобой обо всём этом ещё поговорим.
- Поговорим-поговорим. А лучше с бабушкой об этом поговори, она хорошо объясняет.
- Нет, мамуль. Бабуля говорит хорошо – за ней записывать надо, а за разъяснениями к тебе приходить.
- Ложись спать, моя хорошая. Спокойной ночи, - обняла и поцеловала Аришу в щеку  мама.
- Спокойной ночи и тебе, мамочка, - поцеловала Ариша её в ответ.

Ариша долго лежала, размышляя. Смотрела в звёздное небо. Думала о своём пути, но ничего путного придумать не могла. Неловко ей было признаться перед бабушкой, да и отцом тоже, что она их мудрёные речи до конца не понимает. А тут ещё Вадик со своим портретом и приглашением в кино. «Свидание! Ишь куда замахнулся!» - фыркала про себя Ариша.
Соседа этого она знала давно, еще с детства. Будучи детьми, они неплохо дружили, в гости друг к другу ходили. Но потом пошли в разные школы, стали видеться реже, у каждого свои интересы, новые друзья. А уже учась в университете, она стала замечать в лице Вадика какую-то особенную радость при встрече с ней. Радость и растерянность. В детстве он так быстро не краснел. А сегодня всё так красноречиво объяснилось и стало понятно: влюблён.
Ариша к предстоящему свиданию не могла относиться серьезно, но портрет этот обязывал. Бабушка её всегда учила беречь время, своё и чужое, и чувства других людей, не обижать понапрасну. Вот и сейчас обижать Вадика она не хотела, но и принять его влюблённость не могла: слишком сладкой, до приторности, была эта конфета – ириска – вязкой и липкой.
К своим двадцати четырём Ариша уже с несколькими мужчинами пробовала строить отношения. С кем-то это удавалось лучше и дольше, а с кем-то не получалось совсем. Но кое-что она для себя поняла и постаралась запомнить: изначально излишняя восторженность в мужчине по отношению к женщине рано или поздно обязательно сменяется разочарованием и недовольством: «Я тебя представлял совсем другой? – Какой же? Всегда в хорошем настроении, улыбающейся и радующейся жизни? Женщиной без недостатков и способности огорчаться? – Не совсем так, но похоже».
А быть всё время радостной и лучезарной получалось не всегда, и Ариша пришла к выводу, что в размышлениях своих, в печали и тем более в злости (а злиться она всё-таки умела) никому, кроме родителей, она по-настоящему не нужна. По крайней мере, пока она такого человека не встретила.

Свидание с Вадиком прошло хорошо. Он уже так не нервничал, был просто счастливым и счастья своего не скрывал. Ариша искренне благодарила его за портрет, даже несмотря на то, что нарисован он был всё-таки другим человеком.
- Со мной парень один работает. Я ему как-то рассказал о тебе, о твоих полднях, о самодельном циферблате со стрелками, на котором ты прожитые годы отмеряешь. Ему это показалось интересным. Потом я как-то заметил, что он в блокноте черной гелевой ручкой рисует какие-то штуки разные, вот как на портрете твоём: детали, детали, детали, а в целом смотришь – цельная картина. Тогда я его спросил, может ли он так портрет нарисовать. Он сказал, что не пробовал никогда, но может попытаться. Так я ему твою фотографию принёс, а он мне через два месяца показал твой портрет. Я сначала хотел его сразу тебе подарить, а потом решил до дня рождения оставить. Так три месяца сам им любовался. Привык даже. Копию сделал.
- Копию? – изумилась Ариша.
- Ну да. Немного не так смотрится, конечно, но тоже красиво.
- А художник твой себе копию не оставил?
- Не знаю. А что?
- Эксклюзивность пропадает, - ответила с улыбкой Ариша.

Хоть Вадик и был в неё влюблён и понимал, что она сейчас свободна, но продолжал стесняться и робеть. Да и сама Ариша общалась с ним как с давним другом. Спустя неделю, возвращаясь из кафе домой, прямо ему сказала:
- Знаешь, Вадик, ничего у нас с тобой не выйдет. Парень ты хороший, и отношусь я к тебе прекрасно, и за внимание тебе благодарна, но даже заигрывать с тобой не могу. Не отзывается во мне, понимаешь?
- Что не отзывается? – спросил уже расстроенный и напряженный Вадик.
- Любовь твоя.
- А я тебе в любви еще не признавался! – резко ответил тот и сложил руки на груди.
- Ты не обижайся на меня, - ласково глядя ему в глаза и положа руку ему на предплечье, сказала Ариша. – И не сердись. Встретишь ты своего человека, свою женщину, и сам рад будешь, что не стал время на меня тратить.
- Как я её встречу?! Я же кроме тебя никого не вижу!
- Это потому, что ты себе придумал, какая я прекрасная. А я обычная, Вадик. А ты восторженный, - улыбалась Ариша. – Восторженный математик – странное сочетание. Тебе нужно такую же восторженную найти. А я обычная. Мне домой пора. Завтра вставать рано. Спокойной ночи.
Она ушла в свой дом, оставив растерянного Вадика одного на улице.
Ариша лукавила: она не считала себя обычной. Всю себя – не считала. Но многое в ней было присуще почти всем людям. И этого многого было больше, чем необычности. К тому же Ариша была уверена в том, что каждый человек уникален, даже если ничего необычного в нём, на первый взгляд, нет.



Прошёл месяц. Ариша перевела стрелки внутренних часов на пять минут вперед: получилось пять минут первого или двадцать четыре года и один месяц.
На циферблате её часов рядом с основными цифрами, указывающими привычное им время, были дополнительные надписи: после двенадцати лет в каждый новый день рождения она ставила рядом с соответствующей цифрой свой возраст: час дня – тринадцать лет, два часа – четырнадцать, три часа – пятнадцать и так далее. Писать приходилось совсем маленькие цифры, чтобы оставалось место ещё для многих жизненных кругов – Ариша намеревалась жить долго.
Спустя ещё месяц стрелки показывали десять минут первого. Это ни на что не влияло, но стало памятным моментом её жизни. Однажды утром, по дороге на работу, а ехала она с пересадкой, Ариша стояла на остановке и ждала нужный троллейбус, когда невольно подняла глаза и наткнулась на пристальный и радостный взгляд. На неё смотрел молодой мужчина и улыбался. Он даже поздоровался с ней кивком головы. Ариша в недоумении кивнула ему в ответ. Потом он рассмеялся и подошёл к ней со словами:
- Здравствуйте! Вас ведь Аришей зовут.
- Да. Доброе утро. А откуда вы меня знаете? Мне кажется, мы незнакомы.
- Я с Вадиком вместе работаю. Это я рисовал ваш портрет. Вот и узнал вас – по той фотографии, что мне Вадик давал.
- Потом забрал?
- Что, простите?
- Фотографию мою Вадик потом забрал?
- Забрал, - рассмеялся незнакомец.
- Понятно. А как хоть вас зовут?
- Кеша.
- Как? – опешила Ариша.
- Шучу, шучу, - улыбался он. – Иннокентий.
- Вы серьёзно?
- Против паспорта не пойдёшь.
- Сочувствую. Вы совсем не похожи ни на Кешу, ни на Иннокентия, - участливо сказала Ариша. – В школе, небось, дразнили?
- Ещё бы! – беззаботно улыбался он. – Кто «попугаем Кешей», кто «Иннокентием Смоктуновским». Но друзья зовут меня Родиком или Родей.
- А почему?
- Фамилия у меня – Родионов.
- Родители вас не пощадили.
- Они у меня замечательные. Очень хотели для меня больших жизненных высот.
- И как, успешно?
- Я простой айтишник. Вроде, IT- технологии сейчас в тренде, но таких как я очень много.
- Айтишников – возможно, а художников – вряд ли.
- Вам понравился портрет?
- Да. Очень.
- Я очень рад. И я совершенно не художник.
- Мне кажется, так смотреть на мир может только художник.
- Мама называет меня «Гениальный калякатор»! – с гордостью произнёс новый знакомый.
- Почему? – не удержалась от смеха Ариша.
- А я с детства всё что-то калякал-калякал… Посмотришь в процессе – совершенная несуразица, а в итоге что-то очень узнаваемое получалось: табуретка или чайник, скворец или гроздь рябины. Я ведь даже сам не понимал, как это у меня получается. И сейчас не понимаю.
- Правда?
- Да. Я вот на снимок ваш смотрел, смотрел... Просил Вадика мне о вас рассказывать. Он рассказывал, я слушал – напитывался. А потом однажды сел за лист бумаги – и оно само нарисовалось.
- Удивительно!
- Я и сам удивляюсь! А встрече нашей очень рад. Я много о вас думал. Очень хотелось узнать, какая вы на самом деле.
- И какая же я?
- С виду вполне приятная девушка, а саму вас я пока не знаю.
- Знаете, вы меня так заинтересовали, что я уже дважды свой троллейбус из-за вас пропустила! – смеясь, сказала Ариша.
- Так давайте встретимся вечером и продолжим знакомство.
- Давайте!

Вечером они встретились в кафе, посидели там больше часа, увлечённо беседуя. Потом долго гуляли по городу, по парку. Держались за руки. При расставании, поцеловались.
Спустя месяц встреч, телефонных разговоров и переписок, Родя, как его стала звать Ариша, пришёл к неё в гости: познакомиться с родителями и гостившей у них бабушкой Ариши.
- Бабуля, это Родя, - сияла Ариша, представляя его бабушке, сидящей на кухне и лепящей пельмени с капустой. – Родя, это моя бабуля!
- Здравствуйте! Очень приятно! – улыбаясь искренней, радостной улыбкой, поприветствовал бабушку Родя, положа ладонь на руки Ариши, держащей его за предплечье.
- И ты будь здоров, Кеша, - с хитринкой глядя на него, не отрываясь от пельменей, ответила бабушка.
- Бабуль, я же тебе говорила: мы его Родиком зовём или Родей, - просящее сказала Ариша, подойдя и обнимая бабушку сзади за плечи.
- Так это ж прозвище, а у него имя есть, - упиралась бабушка. – Хорошее имя: Иннокентий. У меня так кота звали, помнишь?
Родя смеялся.
- У тебя кота звали Кешей! – пыталась вспылить Ариша.
- Ну так это ласково и по-свойски, а по паспорту он был Иннокентий, вот как твой, - она махнула белой от муки рукой в сторону смеющегося кавалера.
- По какому еще паспорту, бабуль? – негодовала Ариша.
- Знамо по какому – кошачьему, конечно, - смеясь глазами, ответила бабушка.
Ариша увидела это и сама заулыбалась:
- Так ты смеёшься надо мной, да? Разыгрываешь?
Они все вместе смеялись.
- А я всё равно буду звать тебя Кешей, - обратилась она к Родионову. – Уж не обессудь.
- Ласково и по-свойски? – спросил он и добавил: - Буду только счастлив.
Вечер дома у Ариши прошёл радостно и душевно. Мужчины нашли общую тему, долго беседовали и даже спорили немного по каким-то вопросам истории. Ариша помогала маме и бабушке на кухне и всё выспрашивала у последней её впечатление о Роде.
- Хороший парень. Хороший. И взгляд светлый. Прямой, открытый взгляд. Но ты говоришь, он компьютерщик и художник?
- Да! Но он себя художником не считает. Говорит, что ему ближе информационные технологии.
- Может быть и так, но похож он на человека, который путь свой ещё не нашёл, но близок к нему. Глаз горит.
- А у меня? – спросила Ариша.
- И у тебя горит, но от другого, - ласково глядя на неё и улыбаясь, ответила бабушка.
- Что, так видно? – засмущалась Ариша.
- Конечно, видно, моя милая, - бабушка подошла, обняла Аришу и поцеловала в волосы около виска. – Ты ж свою любовь не прячешь, вот она и видна.
- А у него тоже видна?
- Конечно. Он на тебя так смотрит, что сомнений не остаётся.
Ариша прижалась к бабушке, крепко её обняла, а потом, отпустив, сказала:
- Бабуль, я вот давно у тебя спросить хотела: что человеку делать, если он свой путь потерял?
- Искать радость. Настоящую радость. Быть собой и делать то, от чего у него душа радуется.
- А как отличить, душа это радуется или нет?
- Если радость идёт от души, то и жить человеку хорошо, дышится вольно, и сам человек этот другим тоже радость приносит.
- Я радуюсь от души, бабулечка! – сказала Ариша и обняла бабушку ещё крепче.
- Я и вижу! Иди уже к своему Родионову. Станешь сама Родионовой, будешь звать его Кешей, - с усмешкой сказала бабушка.
- Ну нет! Он останется Родей. Да и замуж за него я пока не собираюсь.
- А пока замуж и не надо. Пока просто иди к нему, а не за него. Мы с тобой ещё наговоримся.

Ариша прервала мужской разговор и увела Родю в свою комнату.
- Знаешь, ты очень понравился бабушке, - сказала Ариша, когда они остались одни.
- Только бабушке? – спросил он, обнимая Аришу.
- У родителей я ничего спросить не успела.
- А мне они все понравились! Особенно твой папа. С ним так интересно спорить!
- Так, может, тебе с ним интереснее, чем со мной?
- Может, с ним и интереснее, но с тобой приятней, - сказал Родя, обнял её крепче и поцеловал в губы.
Когда целования грозили перейти в откровенные ласки, в дверь комнаты постучали.
- Ариша, тебя к телефону, - позвала мама.
- Я сейчас, - крикнула Ариша в ответ, поцеловала Родю ещё раз и сказала: - Подожди меня здесь, хорошо?
- Хорошо, - нехотя отпуская её, согласился он. – Можно я пока твою комнату поизучаю?
- Изучай. Я быстро.

Переговорив с коллегой, Ариша вернулась спустя несколько минут. Родя бережно держал в руках самодельные часы Ариши, рассматривал их и улыбался. Увидев Аришу, спросил:
- Это они, да?
- Они, - улыбнулась она в ответ.
- Здорово! – искренне восхитился Родя. – Я много раз их себе представлял, даже хотел сделать себе что-то подобное, но хотелось сперва увидеть оригинал. Вы с бабушкой потрясающие выдумщицы. Теперь я тоже себе такие очень хочу!
- Правда?
- Да. Поможешь мне сделать?
- Конечно.


В свой третий полдень Ариша перевела стрелки часов на двенадцать и чуть поправила стрелки на двух других часах: четыре часа и двадцать пять минут на часах Роди и шесть часов десять минут на третьих часах.
Ариша подошла к окну, всмотрелась в звёздное небо и улыбнулась: она точно знала, что путь её открыт.




ноябрь 2015 года