Эля или Воздушный шарик
У неё пока не было своих детей, хотя сорокалетний рубеж становился неотвратимым и близким. А подрастающие племянники всё жестче устанавливали где-то внутри клетку осознавания того, что быть ей на своём веку «тётушкой» и не быть «мамой». Соглашаться с этим не хотелось.
В детстве Эля очень нравилась мальчикам, но сама она этого не замечала. Помнила только дружбу с соседским мальчиком – Гришкой. Он однажды, увидев в её руках подаренный папой воздушный шарик, который всё норовил улететь к ветвям деревьев, с восторгом спросил:
- Гелевый?!
- Чего? – не поняла Эля.
- Шарик твой гелием надут! – со знанием дела сказал Гришка.
- Да! – засияла Эля. – Мне папа подарил.
- А у тебя что, день рождения сегодня?
- Нет.
- А с чего вдруг шарик такой подарили?
- Папа сказал, шёл по улице, увидел продавца с шариками и решил мне такой домой привезти. Он с ним даже в троллейбусе ехал, - с гордостью рассказывала Эля.
- Классный у тебя папка! – с завистью и искренним восторгом проговорил Гриша.
- Да-а, - согласилась Эля, улыбаясь.
- А что ты будешь с ним делать? – кивнул Гришка на метущийся белый пузырь.
- Ничего, - смешалась от странного вопроса Эля.
- Что, просто так ходить с ним, привязанным за верёвочку? Радости ж никакой!
- Почему никакой? – не согласилась Эля. – Мне вот очень даже радостно.
- Я и вижу, - сказал он и отвернулся, поковырял что-то носком ботинка в траве, посмотрел внимательно на Элю, потом в небо, потом на шарик, опять на Элю. – Слушай, а давай мы его отпустим!
- Что значит «отпустим»? – насторожилась она.
- Просто – отпустим. В небо! И будем смотреть, как он летит!
- Так он же улетит!
- Вот и хорошо! А мы на это посмотрим!
- Фу! Ну ты и придумал! – фыркнула Эля. – Пусть тебе твои родители покупают шарики, гелием надутые, а ты их потом в небо отпускай и смотри, сколько хочешь, как они улетают.
- Тебе что, жалко?
- Конечно! Это же папа подарил. И он у меня один.
- Папка что ли?
- Шарик! Да и папа тоже!
- Подумаешь!
У Гришки было два «папки»: родной, выпивоха и драчун, живший теперь с бабушкой, и «отчим» - новый муж матери. Ни тот, ни другой Гришку подарками не баловали. У первого никогда не было денег, только таранки по всем карманам, вот этими таранками он Гришку и угощал при встрече. А второй считал, что деньги нужно тратить только на необходимое, и, если что и покупал, то всегда отмечал, что это вещь нужная, по делу или для дела приобретенная, обращаться с ней нужно аккуратно, беречь. И Гришка никак не мог отделаться от ощущения, что всё это – и тетради, и брюки, и шапка новая, и портфель – ему как бы и не принадлежат, а просто предоставлены в пользование. А тут шарик! Надутый гелием! И делай с ним, что хочешь! Полная свобода действий! А ей жалко!
- А давай мы на него желание загадаем! И если в нужную сторону полетит – значит, желание сбудется! – озарился гениальной идеей и предвкушением восторга Гришка. – Я на одну сторону загадаю, а ты на другую!
- Как это? – не поняла Гришкиной затеи Эля.
- А так! Смотри! Загадываем каждый по желанию! И сторону! Я правую, например, а ты – левую. Отпускаем шарик и смотрим: если вправо полетит – значит, моё желание сбудется, а если влево – твоё! – объяснял Гришка, размахивая руками.
- А если прямо?
- Прямо? – задумался Гришка. – Тогда сбудутся оба! А если зацепится за деревья – не сбудется ни одного.
- Хорошо, - неожиданно быстро согласилась Эля. – Только идем на «гору».
«Горой» у них называли небольшой холм за домами, оставшийся от незаконченного переустройства дороги.
- Идём! – согласился Гришка, который тоже хотел, чтобы хоть чьё-нибудь желание исполнилось.
Было по-осеннему свежо, но на холме разноцветным ковром пестрели цветы и травы. Тропинка была узкой и каменистой, не крутой, но подниматься по ней приходилось с усилием. Гришка взял Элю за руку и помогал ей идти.
Когда поднялись наверх, небо было чистым, а ветер показался даже теплым. Огляделись по сторонам: деревья стояли на отдалении. Гришка взял сжимающий нитку с шариком кулачок Эли в свою руку, закрыл глаза и скомандовал:
- Загадывай!
Эля закрыла глаза, но ничего придумать не могла. Гришка тоже молчал и не торопил. Эля удивительно отчетливо услышала шум проезжающих недалеко машин, отрывистое пение какой-то птицы, крики мальчишек, доносящиеся со школьного двора, расположенного неподалёку, и ощутила тепло Гришкиных ладоней. И вдруг поняла, что ей сейчас так хорошо, что не хочется ни руки отпускать, ни глаза открывать, ни расставаться с этим воздушным шариком, из-за которого они с Гришкой сейчас здесь, на «горе».
- Загадала? – неожиданно резко спросил Гришка.
Эля открыла глаза и увидела прямо перед собой лицо Гришки: большие, с длинными ресницами, карие глаза, ссадину на лбу, порозовевшие от подъема и ветра или ещё от чего-то щёки, нос с горбинкой и широкими крыльями, ямочку на подбородке, рот с немного вздёрнутой верхней губой, торчащие из-под шапки темно-русые непослушные волосы… Закрыла глаза и мысленно произнесла: «Хочу ещё раз стоять вот так, на горе, держаться за руки, загадывать желание и потом отпускать в небо шарик… С Гришкой».
- Загадала, - выдохнула Эля, не открывая глаз.
- Тогда нам надо определить стороны, - рассудительно начал Гришка. – Вот туда, к новым домам – это право, а к старым и к лесу – лево. Согласна? Ты чего, спишь? – дёрнул её за руки Гришка.
- Нет, я желание повторяю, - ответила обиженно Эля, открыв глаза.
- Так согласна?
- Согласна, - кивнула она.
- На счет «три» отпускаем шарик! – командовал Гришка.
- Хорошо.
- Раз. Два. Три! – аж подпрыгнул он.
Эля разжала кулак вслед за Гришкой и с жадностью стала следить за траекторией движения белого полупрозрачного судьбоносца: он упрямо летел в сторону новых домов.
- Ура! Ура! – прыгал на вершине Гришка. – Моё желание сбудется! Ура! – охваченный радостью подбежал он к Эле, сгрёб её в охапку, сильно прижал к себе, на несколько мгновений, потом так же неожиданно отпустил и продолжил прыгать, выбрасывая кулаки вверх.
Эля смотрела на него, улыбалась и даже на какое-то мгновение забыла расстроиться, что её желание улетело вместе с шариком, не обещая исполниться.
- А что ты загадал? Что загадал? – всё еще разделяя его радость, спросила Эля.
- Я загадал уехать отсюда и жить у моря!
Едва видимая белая точка скрылась за недавно построенными высотными домами, а Эля продолжала смотреть ей вслед, не в силах смотреть на радующегося Гришку.
- Я домой пойду, - тихо сказала она, сунула руки в карманы куртки, укололась о что-то острое, отдернула руку: на пальце выступила капелька алой крови. Эля прижалась губами к уколотому пальцу, слизала кровь, потом осторожно стала засовывать руку в карман и искать причину укола, и нашла расколовшуюся «английскую» булавку. Заколола её, положила в карман.
Гришка продолжал прыгать и ничего не заметил. Лишь когда Эля почти спустилась с холма, догнал её и спросил:
- Ты куда?
- Домой, - глубже засовывая руки в карманы, ответила Эля.
- Давай сходим на площадку за дом, погуляем, - предложил Гришка.
- Не хочется, - мотнула головой Эля и побрела в сторону дома.
- Ну как хочешь! А я пойду ребят поищу, расскажу им, как мы с тобой шарик запускали.
- И про желание расскажешь? – остановилась Эля.
- Конечно! У меня дед на берегу моря живёт! Рыбак! Он меня с собой в море на таку-у-ю рыбу брал! Я всё жалел, что мы у него жить не остаёмся! Там у него так классно! Я всегда мечтал! А теперь вот – сбудется! – ликовал Гришка.
- А вдруг, расскажешь всем – и не сбудется ничего? Когда свечки на торте задуваешь, потом желание рассказывать нельзя.
- А я в это не верю! – торжествующе выпрямившись, сложив руки на груди и поставив одну ногу на пятку, заявил Гришка.
- Ну как хочешь, - сказала Эля и пошла к дому.
Сейчас, сидя в парке на скамье и глядя на этих малышей, Эля вспоминала тот воздушный шарик и Гришку. Он, действительно, уехал в другой город, правда, уже после университета и куда-то в горы, далеко от моря. И шариков с загаданными желаниями они с ним больше никогда в небо не отпускали.
Ей всегда было интересно, как знакомятся, впервые встречаются и узнают ли друг в друге будущего спутника жизни те, кто потом какое-то время – несколько недель или долгие годы – живут вместе. У неё самой такого в жизни не было. Тогда, на холме, что-то показалось: будто она видит этого давно знакомого Гришку первый раз. И она потом смотрела на него этими глазами несколько месяцев. А он гонял с пацанами мячик по площадке во дворе, лазал по беседкам и даже огораживающим стройку заборам, бросал в Элю снежки зимой, а однажды на горке дал ей прокатиться на своём куске картона. Но Эля всегда помнила, что они загадали очень разные желания, и вскоре стала смотреть на него прежними глазами.
Сейчас перед ней были расстроенные родители радующихся детей. Когда одному малышу наскучило выдувать пузыри, он подошёл к маме, что-то сказал ей, она забрала у него баночку с пузырями и, достав из сумки мелки, протянула ему. Малыш выбрал себе мелок, сел на корточки у ног папы и стал что-то чертить. Мама деток наблюдала за пускающим пузыри малышом и любовалась искрящимися шариками. Папа невольно стал смотреть, склонив голову на бок, что рисует второй малыш, а потом заулыбался. Эля попыталась рассмотреть, что нарисовал малыш, но с её места видно не было. Мужчина продолжал улыбаться, потом повернул голову к жене и одновременно с ней, тоже повернувшей к нему голову, сказал:
- Смотри!
- Смотри! – успела произнести и понять, что они сделали это одновременно, мама деток, и они вместе рассмеялись.
Они указывали на находящихся у противоположных концов скамьи детей, но смотрели друг на друга, пытаясь понять, что сейчас нужно делать, и недоумевающе улыбались. Потом один малыш выпустил целую струю мыльных пузырей и этим привлёк внимание родителей к себе. Женщина стала восклицать что-то, одобряюще и восторженно. Потом мужчина показал рукой в сторону другого малыша, женщина встала, обошла сидящего на корточках спиной к ней ребенка и заглянула в его рисунок, рассмеялась. Малыш задрал голову и обрадовано посмотрел на маму. Та погладила его по голове и спине и, видимо, говорила что-то, хвалила его. Малыш радостно улыбался. Папа и мама тоже.
Потом они что-то увлеченно рисовали на асфальте все вместе и ушли только через полчаса, предварительно вытерев детям руки влажными салфетками, напоив соком из маленьких бумажных пачек с трубочкой и вручив каждому по печенью.
Эля всё это время сидела на скамье и перебирала малахитовые бусы, разглядывала узор на камне, гладила отдельно каждую бусину и разглядывала снова. Иногда ей казалось, что она может заниматься этим бесконечно.
Когда, уходя, она прошла мимо скамьи, на которой располагались те малыши со своими родителями, она увидела на асфальте всевозможные рисунки, не объединённые ни во что, но расположенные очень тесно друг к другу. Она постаралась не наступать на проведенные мелом линии, и пошла по дорожке, улыбаясь.
Эля шла домой не спеша. В трёхкомнатной квартире, оставленной по завещанию прабабушки Эле вместе с её двоюродной сестрой, обитало ещё и многочисленное семейство последней: у них с мужем было трое детей.
Прабабушка умерла давно, лет двадцать назад, оставив такое странное завещание. Пару лет после этого квартира пустовала, нуждалась в ремонте. И когда Ольга, та самая двоюродная сестра, собралась выходить замуж и жить в этой квартире, встал вопрос деления и обустройства имеющегося пространства. Эля училась в университете, была вся занята учёбой и жила беззаботно. Решать такие вопросы у неё не было никакого желания. И вместо неё за это взялись родители. Договорились с Ольгой и её будущим мужем вместе делать ремонт в квартире. Из трёх комнат определили одну под гостиную, а две оставшиеся, одинаковые по метражу, - под спальни. Но после ремонта обживать жилище стали только будущие молодожёны, а комната Эли стояла пустая и периодически проветриваемая.
После свадьбы ничего не изменилось, разве только пустующую комнату стали использовать как складское помещение, а в общей комнате расположилось рабочее место Бориса, мужа Ольги, много времени проводящего за компьютером. Эля не была против: она жила у родителей, и её всё устраивало. Младший брат успел жениться и переехать жить на съемную квартиру. Им с женой предлагали пожить в этой пустующей комнате, но жить двумя семьями они отказались. Когда же Ольга забеременела, родители Эли проявили беспокойство и настояли на том, что ещё до рождения ребёнка Ольгой Эле нужно «застолбить» свою комнату, иначе в итоге она может вообще остаться ни с чем.
Ольге с Борисом пришлось освободить комнату Эли от своих вещей, предоставить ей место для туалетных принадлежностей в ванной, для посуды – в кухне, для верхней одежды и обуви – в прихожей. Родители помогли Эле приобрести раскладной диван, шкаф, стол, компьютер, светильники и прочие предметы быта в новую комнату. Эля очень не хотела туда перебираться. Ей очень нравилась её комната в квартире родителей, и она постаралась максимально сохранить в ней всё так, как было. Первое время после переезда она чуть ли не каждый день приходила к родителям и пыталась оставаться на ночь. Но мама настаивала: «Иди, обживись, пусть почувствуют, что хотя бы одна комната там твоя, а то дитё родится, подрастёт, всё под себя подгребут, и останешься ты владелицей только на бумаге».
Как ни противилась Эля, а пришлось согласиться. И наступил самый муторный и сложный год её жизни, когда нужно было привыкать к другим людям, к их привычкам, к тому, что они чувствуют себя здесь хозяевами, а ты – гостем. С того времени прошло больше пятнадцати лет. У Ольги с Борисом родилось ещё двое детей, они впятером теснились в двух комнатах, заполнили собой и кухню, и ванную комнату, и балкон, и прихожую. Регулярно прорывались и к ней в комнату, чему она уже перестала препятствовать, и за все эти годы ни разу не привела в эту квартиру ни одного мужчину. Для неё стало привычным делом гулять вечерами и по выходным, если не находилось дел или поводов для поездки куда-то или к кому-то в гости. После переезда Эли её брат со своей семьёй, в которой уже появился ребенок, вернулся жить к родителям, и для Эли там места больше не осталось. Присутствующие в квартире дети быстро заполняли собой всё имеющееся пространство.
Вот и сегодня, придя домой и открыв дверь своей комнаты, она обнаружила на диване спящего маленького ребенка, в обнимку с мягкой игрушкой. Рядом валялось наполовину съеденное и раскрошенное печенье, крошки от которого виднелись и на полу. Эля накрыла малыша давно припасённым для таких случаев мягким вязаным пледом, переоделась и, притворив за собой дверь, прошла на кухню.
Там, сидя в наушниках перед ноутбуком, доедал свой ужин старший из детей – Николай. Эля считала его очень хорошим мальчиком и легко ладила с ним, несмотря на трудности переходного возраста, но бесконечно раздражали её в нём жуткие тоннели в мочках ушей, от вида которых её всю передёргивало. А они становились всё больше и больше. Сейчас они были закрыты большими наушниками, и ничто в Коле не вызывало в ней отвращения. Она подошла, потрепала его по волосам, он отдёрнул голову, оторвал взгляд от ноутбука, посмотрел на Элю, приветственно улыбнулся.
- Оля за Викой пошла? – спросила Эля.
Коля сдвинул наушник, чтобы её услышать. Спросил:
- Что?
- Оля за Викой пошла, говорю, - повторила Эля.
- Да. А потом у них ещё собрание в школе, так придут поздно.
- Толик у меня уснул.
- Я знаю. Видел. Переложить?
- Да нет, не надо. Если не проснётся, я его потом сама перенесу.
- Только в кроватке постиранное бельё свалено, так ты на Викину кровать его переложи.
- Хорошо.
Эля достала кастрюлю с полки, набрала воды в неё, поставила на огонь.
- Мать суп приготовила, на всех. Возьми поешь, - предложил Коля.
- Спасибо. Гороховый я не ем. Картошки себе сварю.
- Зря! Суп вкусный, - похвалил Коля.
- Вот ты и ешь, дырявый, - потрепала его за волосы Эля.
Коля отдёрнул голову.
- Тебе мои тоннели покоя не дают, - улыбался он.
- Не то слово! Я б тебе их собственноручно зашила, без обезболивания.
- Что, новокаина жалко? – хихикнул Коля.
- Тебя, дурня, жалко! Хотелось бы вразумить!
- Опять будешь свою муть про проекцию всего тела на ушную раковину рассказывать, - заныл племянник.
- Какой смысл? Столько раз говорено! Сам, небось, уже наизусть знаешь.
- Нет, я эту муру нарочно мимо ушей пропускаю, - нагловато ответил Коля.
- По тоннелям? - с издёвкой спросила Эля.
- Точно, по ним! – заулыбался он.
- Ладно, оставим это. Не хочу с тобой ругаться, - сказала Эля и полезла в шкафчик под раковиной – за картофелем.
- Правильно. Кстати, картошка закончилась. Мама Толику пюре делала, а папке деруны.
- А я – не люди? – несколько обреченно и риторически спросила Эля.
- Мать после собрания собиралась в магазин зайти и купить.
- А макароны хоть не весь съели? – спросила Эля и открыла шуфлядку.
- Чего не знаю, того не знаю.
- Нашла! Надо же: спагетти, что я покупала, на месте! Удивительное дело! Чего ты ржёшь? – спросила Эля смеющегося племянника.
- А мать упаковки из-под взятых у тебя продуктов не выбрасывает, а идёт потом в магазин и такие же покупает.
- Какая молодец! Находчивая!
- Вся в меня! – выпячил грудь колесом Колька.
- Оно и видно. Варить на тебя? Будешь?
- Буду! Я после тренировки всегда голодный.
- Это у тебя гормональная перестройка идёт. Малым был – не накормить.
- Зато Толик у нас всё, что видит, ест. Особенно твои ручки любит грызть, - хохотнул Колька.
- Это я заметила. Ни одной целой не оставил. Надо мной в отделении уже смеются все.
- А пусть вам там ручки выдают.
- А они такие выдадут, что легче кровью писать.
- Гы-гы! Ну ты скажешь!
К сваренным макаронам они достали маринады, поели, обсудили политическую обстановку в стране и мире, и тут в кухню пришёл заспанный Толик. Эля протянула к нему руки:
- А кто это такой к нам пришлёпал?
- Тоя, - ответил тот, потёр кулачком глаз и забрался к Эле на колени.
- Выспался? Кушать хочешь?
- Мако;, - буркнул Толик и положил голову на грудь Эле.
- У меня нет. Завод не работает. Скоро мама вернётся, будет тебе «мако». Печенку дать? Или яблочко?
- Мако-о, - законючил Толик.
- Я сегодня груши вкусные купила! Сладкие, красивые. Будешь грушу? – Эля, держа Толика на руках, прошла в прихожую, достала из оставленного там пакета груши, показала Толику, предложила выбрать. Он выбрал самую большую.
- Сам будешь есть или кусочками порезать?
- Воть так, - стукая ребром ладошки по плечу Эли, сказал Толик.
- Хорошо, сейчас порежу. Садись пока в стульчик.
- Натю;! – запротестовал Толик.
- А как я грушу буду резать? – усаживала упирающегося ребёнка в детский складной стульчик Эля.
- Натю-ю-ю!!! – верезжал тот.
- А к Коле на руки пойдёшь? – сдалась Эля и перестала пихать ребёнка в стульчик.
Вместо ответа он потянул руки к уже вернувшему на голову наушники брату, уставившемуся в ноутбук. Эля в самое лицо крикнула Коле:
- Эй, дырявый, подержи брата! Я вам груши помою!
Остаток вечера Эля возилась с Толиком, даже когда домой вернулись Оля с Викой после собрания и Борис с работы. Толик от Эли отвлёкся только один раз: приложится к материнской груди.
Почему-то, засыпая, Эля думала о выпущенном воздушном шарике и не исполненных желаниях.
Спустя пять лет, стоя рядом с Колей во дворе детского сада во время выпускного праздника Толика и глядя на улетающие в небо разноцветные шарики, выпущенные детками в знак прощания с детским садом, Эля щурила глаза от слепящего солнца и радовалась за детей, которым никто не предложил загадать желание. Потом посмотрела на Колю и спросила?
- Ну что, дырявый, будешь скучать по мне?
Ольга находилась в роддоме, где на днях родила четвертого ребенка. И им предстояло получить по недостающим метрам ещё одну трехкомнатную квартиру по льготному кредитованию. Имеющуюся квартиру решили разменять на две однокомнатные: одну Эле, вторую – Николаю. Все уже полгода жили в счастливом предвкушении того, что смогут наконец-то разъехаться и жить отдельно. Даже подыскали хороший вариант по размену: одна «однушка» располагалась неподалеку от родителей Бориса, что позволяло бы бабушке с дедушкой приглядывать за взрослеющим внуком, а потом надеяться на его помощь; а вторая находилась близко к месту работы Эли.
- Я уже два года как уши зашил, а ты меня всё «дырявым» зовёшь. Чего по тебе скучать? - с деланной обидой ответил возмужавший Коля.
- Да-а-а… Вот как интересно: я столько лет тебя «пилила» по поводу этих твоих азоновых дыр в атмосфере моей психики, и всё ни по чём, а стоило появиться Светке, шепнуть тебе несколько слов томным голоском в эти твои дырявые уши – и ты мигом помчался их зашивать, - вернувшись к созерцанию улетающих шариков, сказала Эля.
- Вот ты с ней и проконсультируйся на предмет того, как мужиков охмурять: может, и тебя научит, - толкнул локтем в бок Элю Коля.
Она в ответ лишь легонько потянула его за ухо, как строгая учительница шалопая, но улыбалась при этом, прищурив глаза. Шутить на эту тему она позволяла только ему.
- Так что, совсем и скучать не будешь? Поселишься там со своей Светкой?
- Поселюсь один. Хочу отдохнуть от всех. А Светка пускай в гости приходит, чтоб сразу не наглела, - хохотнул Коля. – И по тебе, тётушка, скучать буду! Особенно по твоим попыткам принять душ, пока мы с батей по-очереди бреемся в ванной, - с излишней восторженностью добавил он.
- Тебе смешно, а вот нам с твоей матерью от этого не до смеха, - грозно ответила ему Эля.
Последние годы в квартире были не редки скандалы на почве мужского внимания, проявляемого членами семьи к одинокой родственнице. Толику такое внимание ещё прощалось, Коля получал выговоры, а Борис – истерики и тумаки от располневшей, часто неопрятно выглядящей дома и затурканной заботами о семье и доме Ольги. Эле от неё тоже доставалось, от чего Эля, и так уже привыкшая быть лишь малюсенькой частью одного большого «табора», как она их ласково называла, и не иметь почти никаких прав, кроме прав проживания, старалась теперь оставаться незамеченной, чем ещё больше дразнила внимание мужчин. Но отказаться от него полностью, сама, добровольно, тоже не могла, потому что очень в нём нуждалась.
Её попытки встречаться с мужчинами чаще всего заканчивались на стартовой прямой, где тестировались семейное положение, привязанность к алкоголю, запах изо рта и чистота речи: Эля не переносила матершины, наслушавшись её у себя в отделении травматологии. Были среди попытавших счастья с нею рядом смельчаков и пациенты, и медбратья, и врачи других отделений, но она старалась делать так, чтобы никто на работе об этом не был в курсе, тем более, что в долгие отношения это переросло только один раз.
Полтора года она встречалась с интерном из отделения неврологии. Пока он не уехал в другой город – жениться и устраиваться на хорошее место в медицинском центре. О его предстоящей женитьбе она узнала на работе от сплетничающих коллег, но сцен ревности незадачливому возлюбленному не устраивала, потому что при их разнице в возрасте никаких иллюзий и излишних надежд не питала. Да и встречались они, скрываясь ото всех. Эля даже не знала сама, любила ли его. Наверное, не любила, потому что саднящая боль в сердце очень скоро после его отъезда прошла.
- Теперь сможешь мужиков к себе водить, а не только «ночевать у подружек», - подмигнув ей, сказал Коля.
- А ты громче кричи, а то не все слышат.
- Да ладно… Что я, маленький? Думаешь, не понимаю, что из-за нас у тебя и жизни своей не было никакой?
- Это ты сейчас мамкины слова повторяешь или бабушкины?
- Батькины, - пристыжено ответил Коля.
- Батька твой не прав, Николай. Благодаря вам моя жизнь была наполнена детским смехом, игрушками, играми, школьными тетрадками, запахом мужского одеколона в ванной и присутствием сразу трёх мужчин рядом, которые меня искренне любят, включая твоего отца, - серьезно сказала Эля. – Смотри, детей построили. Сейчас в группу заведут, заберем Толика и идём домой.
- Ага, - только и сказал озадаченный Коля.
Переехав в уже собственную, маленькую, но такую просторную от отсутствия множества вещей квартиру, Эля взяла с собой несколько принадлежащих племянникам вещей: подаренный ею Коле ещё в начальной школе конструктор, мягкого уже грязно-розового зайца, с которым Толик часто засыпал у неё на диване, когда был маленьким, и большой калейдоскоп, привезённый ею Вике из командировки в Финляндию. В огромной массе перевозимых вещей эти могли потеряться, забыться – дети и так про них почти забыли, а теперь у неё дома смогут играть с ними – сами или Вадик, когда подрастёт. Оля родила ещё одного мальчика. Эля почему-то надеялась, что они будут часто приходить к ней в гости. Вспоминала прожитые в большой семье годы и надеялась. Привыкать жить одной оказалось очень тяжело.
Прошло три месяца. Коля заходил несколько раз. Один раз надолго, когда поругался со Светкой, очень переживал из-за этого, просил совета, просил тётушку объяснить ему женщин.
- Если бы твоя Светка хоть немного была похожа на меня, ну хоть в чём-то, я бы, может, тебе что-то и сказала. Но я, Николай, ничего в других людях не понимаю.
- Это плохо.
- Я вижу, что тебе плохо. Ты что хочешь, чтобы я её оправдывала или ругала?
- Я хочу, чтобы ты мне объяснила, чего она к моей куртке привязалась. И сказала, что мне делать сейчас: выбросить эту куртку, раз она Свете так не нравится, или бросить саму Светку, пока она меня в бараний рог не скрутила, как мать батьку.
- Вот, точно! – осенило Элю. – А я всё думала, кого мне твоя Светлана напоминает! Она же вылитая Ольга в молодости! Нет, внешне - нет, но по характеру!
- Вот я про то ж, - ещё больше помрачнел Колька.
- Так говорят же, что мужчина себе женщину выбирает, похожую на мать…
- Ну нет, мне одной такой хватит, - замотал головой враз преобразившийся Колька и в нём стал проглядываться взрослый мужчина.
- Хватит – так хватит, - не стала спорить Эля. – Чем ей твоя куртка не угодила?
- Старая, говорит, уже. Никто такие не носит. А я её люблю! Я её на первые заработанные деньги купил.
- Это когда мотоцикл Стёпке отремонтировал?
- Да! Дядя Стёпа классный мужик! Я весь его «автопарк» теперь обслуживаю, - не без гордости ответил Николай.
- Старый мотоцикл, жигули «восьмёрка» и поживший опель? Это ты автопарком называешь?
- Называю! Это не важно! Зато у бати лишних денег не клянчу. И куртку эту купил. И джинсы себе сам покупаю, кроссовки, подарки Светке. Да дядя Стёпа меня и другу своему порекомендовал, и сослуживцу. Я без этих денег Светку бы по кафе да киношкам бы не водил!
- Нет, ну никто не спорит. Здесь ты молодец! И, дай бог, и на куртку новую скоро заработаешь, а эту будешь в гараже надевать. И Светка твоя будет рада, и ты не в убытке.
- Ты что, тоже считаешь, что она уже никуда не годится? – не скрывая огорчения, спросил Николай.
- Светка – ещё годится, а куртка, считаю, уже нет. В целом, ещё неплохо выглядит, но рукава внизу совсем истрепались.
- Это от частых стирок, - зачем-то стал оправдываться Николай.
- Наверно, - согласилась Эля.
- Так что, Света права что ли была?
- Относительно куртки – да, а ультиматумы ставить – это она зря. Наверное. Я так никогда не делала, ну так я и без мужика до сих пор живу.
- Ты же говорила, что нас у тебя трое было, и все любили? – напомнил племянник.
- Точно! Совсем забыла! – заулыбалась Эля. – А ты не помнишь, я вам ультиматумы ставила?
- Не помню! Проделать мне сквозную дырку в черепе грозилась, злилась за что-то… И Толику грозила не пускать в комнату, если будет на твоём диване ссать…., – рассмеялся Николай.
- Не помогло! – смеялась вместе с ним Эля.
- Зато родаки тебе новый диван купили, - сквозь смех продолжал Коля. – Нет худа без добра.
- Ой, как ты прав, дырявый, - отдышавшись от смеха, подтвердила Эля.
Уходя, Коля заметил в прихожей вскрытый конверт и какую-то официальную «бумажку», на которой Элю куда-то приглашали.
- А что это за «Эльвира Петровна», которую «торжественно приглашают на открытие отделения реабилитации…».
- Ты не пугай меня, дырявый, - серьезно сказала Эля. – «Эльвира Петровна» – это я.
- Ты Эльвира? – с искренним недоумением спросил обутый только на одну ногу и застывший в таком виде племянник. – Я тебя всю свою жизнь знаю как Элю!
- Это сокращённый вариант, Коля. А полное моё имя – Эльвира, - настаивала она.
- Тогда почему тебя никто никогда так не называл?
- Почему никто? Меня на работе так многие зовут.
- Я к тебе на работу не хожу, - обувая вторую ногу, буркнул всё ещё изумлённый Коля.
- И слава Богу тебе там нечего делать!
- Приду домой, у бати спрошу, знает ли он твоё полное имя.
- Спроси-спроси. Теперь и мне интересно, - опираясь на дверной косяк, сказала Эля, наблюдая за одеванием Николая. – Ты со Светкой собираешься мириться?
- Со Светкой? Нет. Пока нет. Пусть сама вот так же покумекает, что к чему, образумится и научится добиваться своего не такими радикальными способами.
- Какой ты рассудительный. И толковый. Жаль, слишком молодой для меня. Я б тебя себе забрала, - едва сдерживая улыбку, серьезным тоном сказала Эля.
- Да, ты хоть и выглядишь хорошо, но уже не первой свежести - старушка.
- Посмотрим, каким ты будешь «старичком» лет в сорок-сорок пять.
- Это, когда бес в ребро что ли? Так вот чего батя стал заглядывать на тебя со всех сторон, - ухмыльнулся Коля. – И далеко ходить не стал. Или он там у себя на работе ещё и перед молоденькими усы подкручивает?!
- У него же нет усов!
- Это я фигурально выражаясь!
- Смотрю, твоё общение с этой филологичкой не прошло даром! – искренне восхитилась Эля.
- Не прошло! – ответил Коля, застёгивая куртку.
- Иди уже, да поаккуратней там фигурально выражайся, - поправила ему воротник куртки Эля.
- Ты же знаешь, я только в гараже матерюсь, если гаечный ключ на ногу уроню.
- Слышала я тебя и без гаечного ключа, - не согласилась Эля.
- А подслушивать нехорошо, - покачал указательным пальцем Коля.
- Когда у тебя под окнами кричат, и подслушивать не надо.
- А ты проветривай меньше – такой слышимости не будет.
- Иди я тебя поцелую, умник, а то придёшь еще через месяц, - Эля обняла его и поцеловала в щёку.
- Я тебе позвоню, - обнял он её в ответ. – Пока.
- До свидания. Своим всем привет!
- Добро.
В следующий раз Коля забежал через два месяца: с коробкой конфет и красивой открыткой, которая оказалась сертификатом на приобретение продукции в магазине женского белья. У Эли был день рождения.
- Ну, дырявый, я от тебя такого не ожидала, - округлила глаза Эля.
- Это от нас со Светкой, - сиял в ответ тот. – Это её идея была. Но я поддерживаю. Просить показать потом не буду, - гоготнул он. – А вот батя мне шепнул, что был бы не против тебя в белье увидеть!
- Голой в ванной ему уже недостаточно, да?
- Кто старое помянет, тому глаз вон, - назидательно произнёс Коля.
- А кто забудет, тому оба долой, - закончила за него Эля.
- Ты же не злопамятная, - обнял её Коля.
- Как там ваши родители? Как Вадик? Даёт вам спать?
- У меня иммунитет к детскому плачу, мне всё по барабану. Батя часто в кухне на угловом кухонном диванчике спит. Как не роняет себя – непонятно. Мать всё хочет на диету какую-то замудрёную сесть, а мы против: она ж нас тогда тоже всякие сырые морковки-бураки есть заставит.
- А ей разве можно на диету сейчас? Она же кормит.
- Вот ты с ней и поговори. Она же позвонит тебя поздравить, ты с ней и обсуди это.
Николай был недолго, перед уходом заметил:
- У тебя там вода в унитазе плохо уходит. Засорился, может? Ты туда ничего лишнего не бросала?
- Да нет. Я тоже заметила. Не знаю, что делать, - Эля выглядела озадаченно.
- Что делать? Сантехника вызвать! – ухмыльнулся Николай.
- Не сегодня же! Выходной! Да и день рождения у меня. А завтра на работу.
- А сегодня придёт кто? В гости?
- Девчонки с работы придут.
- Эти ваши пятидесятилетние «девчонки»?
- Среди них и сорокалетние есть, и даже двадцативосьмилетняя одна! – с деланной гордостью произнесла Эля.
- Молодняк в твою компанию затесался! Удивительно даже! Эльвира Петровна! – дразнил её Коля.
- Познакомить?
- Нет, у меня и со Светланой Владимировной всё хорошо.
- Рада за вас. Передавай ей привет и благодарность за идею подарка!
Праздничный вечер прошел хорошо, а на следующее утро Эля проснулась и ощутила отчетливый канализационный запах: унитаз безапелляционно засорился.
Пришлось срочно искать подмену на работе и вызывать сантехника. Нужду справлять она бегала на рынок, расположенный неподалёку и снабжённый биотуалетами. С соседями познакомиться толком еще не успела и с такой деликатной просьбой обращаться к ним не решилась.
Сантехник пришёл только к трём часам. Мужчина средних лет. Крепкий, ростом выше среднего. С приятным открытым лицом. Встретила бы на улице – никогда бы не подумала, что он днями в унитазах да канализационных трубах ковыряется. Он долго возился в туалете. Потом что-то проверял в ванной и даже на кухне под мойку заглядывал.
- Вы недавно вселились что ли? – проходя из кухни опять в ванную, спросил он.
- Полгода где-то, а что? – не понимала его интереса Эля.
- Как-то не обжито всё, вещей мало – как будто только въехали.
- Я до этого жила с семьёй двоюродной сестры, а у неё муж и трое детей. Недавно вот четвертого родили.
- Ого! – вставил сантехник.
- Да. Так у них всегда и везде столько вещей было, что, как переезжать пришлось, стало понятно, что у меня самой почти ничего и нет. Да и надо мне мало.
- Одна живёте, - не спросил, а констатировал «гость».
- Заметно, да?
- Заметно. Вот и непонятно, кто вам так канализацию засорил! Детей, которые любят что ни попадя туда бросать, нет. Сами тоже вряд ли часто им пользуетесь. За полгода такой засор – удивительно.
- Даже не знаю, что сказать, - смутилась Эля.
- Вы сюда что-нибудь странное выбрасывали?
- Странное? Да нет, - задумалась Эля. – Может, только продукты, уже испорченные. Борщ там скисший. Или голубцы. Мне мама наготовит, привезёт, а я одна не съедаю, они портятся – приходится выбрасывать.
- Так скажите матери, чтоб не готовила.
- А я говорила. Она не слушает меня. Считает, что сама я готовить почти не умею и на сухомятке желудок себе испорчу.
- А на самом деле готовить умеете?
- Умею, - вздохнула она. – Только для себя одной ничего особо готовить не хочется. Раньше хоть племянники рядом были.
- Мне тут ещё минут сорок точно возиться. Идите-ка лучше что-нибудь нам с вами приготовьте, а не стойте здесь, не дышите этим всем.
Эля почему-то послушалась его и ушла на кухню. Покрутилась там между холодильником и полками и решила сделать овощное рагу: быстро и для фигуры не опасно. В самый разгар готовки зазвонил мобильный телефон. Звонила мама. Спрашивала, не пришёл ли сантехник.
- Пришёл, мама, пришёл. Уже давно там копается и сказал ещё…, - она посмотрела на часы, - минут двадцать точно будет.
- А ты чем занята?
- Я рагу делаю?
- Чего вдруг?
- А представляешь, это он меня готовить отправил. Говорит, мол, не стойте здесь, не дышите этим.
- А сумочку с паспортом и деньгами ты с собой на кухню забрала?
- Нет, а зачем? – удивилась Эля.
- Столько лет прожила, а ума не нажила! – стала возмущаться мама. – Иди сейчас же возьми сумочку, проверь всё. Если деньги где-то есть, то и их проверь.
- Хорошо, мама! Хорошо! Не кипятись ты так.
Эля прошла в прихожую. Взяла сумочку, проверила наличие паспорта и денег. Всё оказалось на месте. Потом зашла в комнату, достала записную книжку с деньгами с полки, проверила и поставила повыше, прикрыв другими.
- Всё хорошо, мама. Ты зря так разволновалась. Померяй давление, - перешла в наступление Эля.
- Смотри, как уйдёт, всё проверь и мне позвони, скажи, что всё хорошо.
- Хорошо, мама. Обязательно.
Через пятнадцать минут канализационный вопрос был закрыт. Мастер попросил целлофановый пакет, снял форму (под ней оказался лёгкий спортивный костюм) и положил её в пакет, хорошенько вымыл лицо и руки и прошёл на кухню.
- Мммм, пахнет вкусно! Аппетит вызывает! – похвалил мастер и присел на стул, не дожидаясь приглашения.
- Надеюсь, вам понравится, - улыбалась Эля, почему-то полностью ему доверяя. – Только у меня специй нет. Я привыкла готовить такое, чтоб и маленькие дети могли есть.
- Это не страшно, - махнул рукой мастер. – Мне и без специй сгодится, Эльвира…, - он посмотрел в лист заявок, - Петровна.
- Вы знаете, как меня зовут? – развернулась к нему и удивлённо посмотрела прямо ему в лицо Эля.
- У меня вот здесь, - показывая на лист, сказал тот, - написано: Любезная Эльвира Петровна. Замечательная у вас фамилия!
Возникшее напряжение прошло, Эля достала столовые приборы и разложила их на столе.
- А как же вас зовут? Вы так и не представились.
- Антоненко Денис Антонович. Очень приятно, - он встал и протянул ей руку для рукопожатия.
- Взаимно, - ответила она, пожимая его большую ладонь. – А отец ваш Антоненко Антон?
- Хуже: Антон Антонович.
- Вы серьёзно?
- Да. Его так в детском доме записали, а менять что-то потом он уже и не стал. Только со всех своих сыновей взял обещание, что никто никого из своих детей и потомков Антоном не назовёт.
- И сколько же сыновей у вашего отца?
- Пятеро.
- А дочери есть?
- Нет.
- И все сыновья продолжают фамилию отца, но не рода?
- Почему же? Фамилия - это что? Указание, из чьего рода человек? Вот мы все из рода, началом которому наш отец Антон. О чём красноречиво говорит фамилия.
- Какая-то рациональность в этом есть, - задумчиво сказала Эля, раскладывая рагу по тарелкам. – Вам с хлебом?
- Да, пожалуйста, Эльвира.
- Вот вам хлеб, Денис, - поставила она блюдце с нарезанным хлебом и тоже села за стол. – Приятного аппетита.
- Спасибо. Вам тоже.
Несколько минут они ели молча. Было видно, что Денис голоден, ест с удовольствием и не стесняясь.
- Очень вкусно, - одобрительно посмотрел на Элю он. – А ещё есть? Я бы и добавки попросил.
- Есть, конечно. Я мало готовить ещё не научилась.
- И не учитесь! У вас вкусно получается!
- Конечно, а потом опять выбрасывать в унитаз, засорять его и вызывать вас для прочистки?
- А вы вызывайте меня для другого, - предложил Денис, доедая порцию.
- Для чего это? – смутилась Эля.
- Чтоб было с кем разделить трапезу, - сказал он, протягивая уже пустую тарелку. – Очень вкусно, прошу добавки!
Эля встала, взяла его тарелку и, положив добавку, поставила тарелку перед гостем.
- Может, еще и на всех ваших братьев готовить, на всех Антоновичей? – улыбаясь, спросила она.
- На всех не надо. Все путёвые, все при жёнах – и их жёнам есть для кого готовить. Я один вам пригожусь.
- Вы так у всех угощаетесь? Вам, может, и рюмочку предлагают? – испытующе глядя на него, спросила Эля.
- Угощаюсь редко, от рюмочки отказываюсь: лучше это дело и не начинать. В гости раньше ни к кому не набивался. Но у других и проблем таких не было. Пришёл, прочистил, подкрутил, закрепил, что надо, – и пошёл, даже имён не запоминая. А ваше, думаю, я запомню.
- Это почему? Рагу понравилось?
- И рагу вкусное, и имя какое! Любезная Эльвира!
- А вот представляете, мой великовозрастный племянник, всю свою жизнь со мной рядом проживший, только недавно узнал моё полное имя – и очень удивился! Я для него всегда была просто Элей, Элькой!
- Эля…, - он посмотрел на неё мягко и с любованием. – А вам подходит!
Они проговорили на кухне больше двух часов. Пили чай и обсуждали рецепты любимых семейных блюд.
Уходя, Денис, протянул Эле свою визитку.
- Буду рад, если вы позвоните и пригласите в гости. На ужин. Как хорошо, что последней в моём списке сегодня оказались именно вы, - Денис смотрел на Элю с нескрываемой симпатией.
- Да, я тоже рада. Это замечательный вечер. Мой второй замечательный вечер в этой квартире.
- Второй?
- Вчера у меня был день рождения, приходили гости…
- Так вы именинница! Поздравляю!
- Спасибо, - засмущалась Эля.
- Можно я загляну к вам завтра, после смены? С подарком?
- Завтра я работаю.
- А где вы работаете?
- В отделении травматологии.
- Вы врач?
- Да. Врач-реабилитолог. Но иногда подрабатываю в приёмном. Завтра как раз такой день.
- Понимаю. А когда мне можно к вам зайти? – с надеждой в голосе и взгляде спросил Денис.
- Я вам позвоню, - неуверенно ответила она.
Но не позвонила. Думала об этом сантехнике часто, вспоминала его слова, его глаза и свои ощущения с ним рядом. Собиралась позвонить и не решалась. Эля считала себя уже не в том возрасте, чтобы с лёгкостью доверять мужчинам. И очень удивилась, когда спустя неделю вечером раздался звонок в дверь, а за дверью оказался Денис с букетом цветов в руках и, как оказалось потом, коробкой со свежеиспечённым пирогом.
- Вы меня не ждали! Признайтесь! – разувался он в прихожей и снимал верхнюю одежду, не ожидая приглашения.
- Признаюсь: не ожидала, - выдохнула изумлённая Эля.
- А я уже который день караулю под вашими окнами в ожидании увидеть свет, - улыбался он искренней широкой улыбкой. – Два пирога и два букета достались моим племянникам и жёнам моих братьев.
- Вы настойчивый!
- Признаюсь, вы меня очень заинтересовали. Давайте пройдём на кухню. Поверьте, пирог должен быть очень вкусным, ведь именно ему выпала честь поздравить вас с днем рождения и отметить нашу с вами первую встречу.
- Почему первую? Мы же уже встречались!
- То было знакомство. А встреча – настоящая – сейчас. Знаете такую поговорку: «Если вы влюбились с первого взгляда, не спешите с выводами. Посмотрите на своего избранника ещё раз». Вот я и пришёл, - сказал Антон и сел на стул у кухонного стола.
- И вы своим приходом меня так ошарашили, что я даже растерялась, - призналась Эля.
- Я вижу, Эльвира. Займитесь чаем, достаньте из коробки пирог. Давайте я вам помогу, выложу его на тарелку и разрежу. Он начинён черникой. А вчера был яблочный пирог. Вы какой больше любите?
- Пожалуй, с черникой поинтересней.
- Вот, я так и думал, что раз не застал вас, то надо на другой день готовить другой пирог.
- А вы ещё и кулинар?
- Я люблю готовить. Но мне долгие годы, вот как и вам сейчас, не для кого было это делать. Только если я звал гостей, тогда с удовольствием для них готовил. Или сам набивался в гости и помогал на кухне.
- А почему вы не женаты? – задала наиболее мучающий её вопрос Эля.
- Знаете…, - он разрезал пирог, поставил тарелку с ним на стол и отошёл к окну, стал что-то рассматривать во дворе дома, - мне всегда встречались женщины, которым нужен был идеал, а я до этого идеала всегда чем-то не дотягивал, но меняться отказывался.
- Берёг свою старую куртку, - почти самой себе очень тихо сказала Эля, заливая кипяток в заварник с чаем.
- Я всегда считал, что женщина должна идти за мужчиной, и если эта женщина не хочет идти за мной, ставит какие-то условия и рамки – смени работу, купи машину, получи высшее образование, сбрей усы – значит, это не моя женщина.
- У вас были усы? – почему-то спросила Эля.
- Да, были. И борода одно время была. Но я сбрил их не потому, что меня об этом женщина попросила, а потому что волосы хорошо держат запах, а с моей работой это не лучший вариант.
- Да. Действительно.
- Попробуйте пирог, Эльвира. И скажите правду, как он вам, - сказал Денис.
Пирог оказался очень вкусным. Даже не хотелось запивать его чаем.
Они с Денисом опять проговорили несколько часов, сидя на кухне.
Он стал приходить к ней в гости сначала каждую неделю, потом почти каждый её свободный вечер, и однажды остался на ночь.
Эля считала, что в её организме уже идёт гормональная перестройка и средствами контрацепции не пользовалась, поэтому спустя несколько лет, намереваясь отпустить в небо надутый гелием шарик, сказала своему сыну:
- Гришенька, загадай желание. И куда бы ни полетел наш шарик, загаданное желание обязательно сбудется! На счёт «три». Раз, два, три!!!
ноябрь 2015
Свидетельство о публикации №218102400452