Литературная теодицея Иов-Фауст-Мастер и Маргарита

        Доказательства бытия... диавола: http://www.proza.ru/2018/10/23/1404

        2.5. Литературная теодицея: Книга Иова – «Фауст» – «Мастер и Маргарита».

Таким образом, могущество зла в мире есть доказательство ещё более могущественного, сверхмирного Добра. Но откуда тогда в мире зло, если миром управляет Всеблагой Бог? Ещё один из античных философов говорил, что ничто не отвело столько людей от веры в Бога, как наличие в мире зла. Отсюда же происходит возникновение различных дуалистических теорий, утверждающих самобытность зла и равночестность его с Добром.

Почему Добро позволяет существовать злу, и что это значит? Св. Писание обращается к этому вопросу, в частности, в книге Иова, а затем сюжет этой книги на все лады перепевается в художественной литературе. Булгаков берёт к своему роману эпиграфом цитату из «Фауста». Пролог же «Фауста» – это библейский парафраз Книги Иова, в перспективе которой мы и рассмотрим эту проблему.

Остался на земле едва ли не единственный праведник Иов, но и тот, по убеждению сатаны, любит Бога лишь потому, что в жизни его нет никакого зла. Вот он и требует искушения для Иова у Бога: «простри руку Твою и коснись всего, что у него, - благословит ли он Тебя?» – «И сказал Господь сатане: вот, всё что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей» (Иов. 1,12). Иов с честью выходит из этого испытания, лишившись всего своего имущества и детей, говорит: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!». Тогда сатана требует самого Иова: «простри руку Твою и коснись  кости его и плоти его, - благословит ли он Тебя?» – « И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги». (Иов. главы 1 и 2).

Иова поражает проказа, он заживо гниёт, он «проклят богами» и не имеет права даже жить в своём городе. Самое страшное для Иова, - это то, что он не понимает, за что ему всё это, он не видит к этому никакой объективной причины, никакой своей вины. Жена его говорит: «Похули Бога и умри!» – «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, - отвечает Иов, - а злого не будем принимать?» (Иов. 2,7). Но на душе у Иова тяжело, и он желает встретиться с Богом, чтобы объясниться с Ним и оправдаться перед Ним. И вот эта встреча по его желанию происходит, Господь указывает Иову на дела своей премудрости и всемогущества, о бесконечном превосходстве Бога над творением, и о трудности понимания судьбы человека и Божия промысла о нём на земле. Далее Бог говорит о своём правосудии и власти над всеми силами зла, представленных в образе двух чудовищ – бегемота и левиафана. Иова удовлетворяет этот ответ, он преклоняется перед всемогуществом и тайной путей Божиих: «...Я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле». (Иов. 42, 6).

В конечном счёте всё, что было у Иова было восстановлено, и даже более того: «И благословил Бог последние дни жизни Иова более, нежели прежние…» (Иов. 42, 12), - заключает Библия. Таким образом, злу дозволяется в этом мире действовать лишь в той степени, в какой это допущено Богом. Для чего? Для искушения человека. Пройдя определённые жизненные испытания, человек должен закалить свою волю к добру, научиться преодолевать зло, научиться любить Бога и всецело доверять ему, очищаясь этим от всякой скверны. Такова библейская концепция, находящая своё подтверждение в Новом Завете, искушениями Самого Господа Иисуса Христа в пустыне диаволом.

Гёте в своём «Фаусте» даёт ещё большую власть Мефистофелю над Фаустом: «Тебе позволено. Ступай и завладей его душою. // И если можешь, поведи путём разврата за собою». Но Бог изначально считает Фауста Своим слугой и, снимая Свой благодатный покров с его души, знает, что при таких условиях человек всегда проиграет. Фауст делает много грехов, но при этом не утрачивает высоких стремлений, не удовлетворяется обыденной, пошлой жизнью. Именно в этом, по Гёте, и состоит достоинство человека. Фауст умирает, Мефистофель приходит за его душой. И тут вдруг являются ангелы и возносят его на Небо: «Спасён высокий дух от зла // Произволеньем Божиим: // «Чья жизнь в стремлениях прошла, // того спасти мы можем». // А за кого Любви самой // ходатайство не стынет, // тот будет ангелов семьёй // радушно в Небе принят».

По мысли романтика Гёте, Промысел Божий может позволить даже на время завладеть демону душой человека и повести его путём искушений и соблазна. Но если человек не утратил высоких целей жизни (по представлению гуманизма), не умер духовно, то этот человек достоин быть с Богом. Эпиграфом к «Мастеру и Маргарите» служит следующая самохарактеристика Мефистофеля: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Таким образом, Булгаков сразу обозначает важнейшую тему своего сочинения, зло в начале ХХ века в России чрезвычайно распространилось и умножилось: три революции, мировая война, усилившиеся апокалиптические настроения. Но эпиграф звучит жизнеутверждающе, хотя в нём присутствует тонкое лукавство.  Демон хочет зло и совершает его, но ровно столько, сколько ему позволено Премудрым Богом. То есть Бог так допускает зло, что его последствия оказываются благом для самого человека или для его окружения. Поэтому получается, что демон действительно творит благо, но по той причине, что Бог сам решает – где пресечь зло, а где дозволить его, в воспитательных целях.

В этом выражается бессильная злоба сатаны, сколько бы он не творил своего зла, Премудрым Богом всё обращается во благо.  Это вошло в народные поговорки: «Нет худа без добра», «Всё, что не делается, всё к лучшему», - оптимистическими по своему духу. И эти новые искушения для России, по мысли Булгакова, закончатся, и  наступят добрые, мирные времена. «Мастер и Маргарита» не оставляет гнетущего впечатления, также как и все фельетоны Булгакова 20-х годов, они несут в себе жизнеутверждающий заряд.

Одного из героев романа, единственного ученика Йешуа – Левия Матвея необходимо также рассмотреть в перспективе Иова, ведь он как раз проходит через то же искушение. Его любимого учителя, добрейшего человека пригвоздили ко кресту, Левий в отчаянии, он не понимает, почему Бог может такое допустить, и он хочет даже убить Йешуа, чтобы спасти его от страданий. Левий срывается там, где Иов остановился, он начинает посылать проклятия небу, укорять бога в несправедливости, в глухоте: «если б ты не был глухим, ты услышал бы меня и убил его тут же. Зажмуриваясь, Левий продолжал выкрикивать язвительные и обидные речи небу… другой бог не допустил бы того…чтобы человек, подобный Йешуа, был сжигаем солнцем на столбе… Я ошибался! Ты бог зла! Ты не всемогущий бог. Ты чёрный бог. Проклинаю тебя…». Но тут начинается очистительная гроза над Ершалаимом.    «В раскаянии глядя в чистое небо, которое ещё не пожрала туча…Левий подумал, что безумно поспешил со своими проклятиями. Теперь бог не послушает его».

В образе Левия Матвея есть какие-то черты от ап. Петра. Это – его горячая любовь и преданность Господу, когда он смело «следовал за Ним, даже внутрь двора первосвященникова». (Мк. 14, 54). Когда   Иисус говорил, что Ему нужно будет пострадать и умереть, ап. Пётр советовал Ему пожалеть Себя, на что и услышал: «отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». (Мк. 8, 33). Также ап. Пётр отрекается от Бога: «Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите» (Мк. 14, 71), правда, отрекается он по другому поводу, из-за страха за свою жизнь, но и ещё тоже из – за недопонимания промысла Божия, и затем, осознав грех, раскаивается: «И выйдя вон, горько заплакал». (Лк. 22, 62). В конечном счете его любовь к Иисусу преодолевает все преграды, и он становится истинным учеником Христа: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня? Пётр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих». (Ин. 21, 16).Однако, принципиальное отличие состоит в том, что ап. Пётр никогда не впадал в богохульство, для него его Учитель и был Богом: «а вы за кого почитаете Меня? Пётр сказал Ему в ответ: Ты Христос». (Мк. 8, 29).

Нередко Булгаков обвиняется в дуализме, почему-то отождествляют его мнение с мнением Воланда. Тот действительно теософ и дуалист, оправдывающий зло: «Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твоё добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с неё исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей… не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и всё живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?» В этом заявлении лукавый Воланд смешал два разных явления. Во – первых, добро, если бы не было зла было бы беспрепятственно доступно людям, ведь зло есть отрицание добра, отторжение от Бога. Что касается природных света и тени, то и то, и другое есть творение Божие, а следовательно – благо. Тень защищает от нестерпимой жары,  вспомнить хоть Иону, спасавшегося   от палящего солнца в тени тыквы. (Ион. 4, 6). Совершенно справедливо отвечает Воланду Левий Матвей: «Я не буду с тобой спорить, старый софист». Все эти рассуждения Воланда – софистика. И здесь, несомненно, мнение самого Булгакова вложено в уста Левия.

Однако, необходимо отметить, что иерархичность добра и зла в романе всё же выражена не вполне ясно. Представители нечистой силы в конце книги «обрушиваются в провал» и преображаются, однако это не есть какое-то наказание, ясно, что они вновь вернутся. В финале Йешуа, представляющий собой добро и свет (но при этом он только персонаж романа Мастера), всего лишь «просит», чтобы Воланд наградил Мастера покоем. «Передай, что будет сделано», - ответил Воланд. В одной из ранних редакций всё было проще и понятнее: «Я получил распоряжение относительно вас…- говорит Воланд - …Так вот, мне было велено…» - «Разве вам можно велеть?» - «О, да. Велено унести вас».   Жаль, что Булгаков поменял «велел» на «просил», и сложно сказать, почему он отказался от ранней редакции. Но у нас нет никаких оснований подозревать, что он стал теософом. Предположительно, потому что «награждать» – это не по «ведомству» Воланда, это – не его обязанность, поэтому приходится его «просить». Чуть раньше он жалуется: «Остаётся, пожалуй, одно – обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!…Я о милосердии говорю. Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках».

Многие исследователи связывают философию романа Булгакова с «дуалистической» философией первого крупного киевского философа Г.С.Сковороды. Тогда имеет смысл посмотреть, чему учил Сковорода. Во-первых, он вдохновляется Св. Писанием, сила его творчества заключается в преодолении эмпиризма, раскрытии неполноты и неправды чувственного бытия, и в этом он твёрдо опирается на христианство.

Сначала он выдвигал мысль, что «для того нам внушается тьма, чтобы открылся свет», затем переходит к учению, где острая непримиримость зла с добром есть факт, касающийся лишь эмпирической сферы, - иначе говоря, что различие зла и добра за пределами эмпирии стирается.  «Знаешь, - пишет он, - что есть змий, знай, что он же и Бог есть». Эта неожиданная формула звучит как древние гностические учения. «Если будем всё время видеть в змие одну злость и плоть, не перестанет он уязвлять нас». «Сии две половины составляют едино; Господь сотворил смерть и жизнь, добро и зло, нищету и богатство и слепил их воедино». Двойственность в мире эмпирическом не простирается дальше эмпирии, но чтобы в зле открылась «спасительная сила», для этого нужно выйти из – под власти эмпирии, т.е. духовно её преодолеть, это есть путь преображения. Фактически здесь говорится о том же, о чём говорит и эпиграф. Зло делает своё дело, но если мы взглянем на всё это зло духовными очами, мы несомненно увидим, что оно творит благо. Зло есть реальность, но в пределах падшего мира, и не зло является призрачным, но сам мир, по Сковороде, призрачен в своей нынешней данности.

Этический дуализм преодолевается через преображение видимого в невидимое, тварного в божественное. Сковороде присущ мистический оптимизм, обращённость к скрытому в мире свету, к преображению жизни. Ему не нужен, мучителен мир, если он не преображён. Здесь скорее отзвуки платоновского дуализма, между духом и материей. Сковорода – горячий молитвенник – мистик, и глубоко воцерковлённый православный христианин, но при этом обладающий и необыкновенно свободным умом.

Таким образом, речь идёт лишь о таинственной сопряжённости добра со злом в пределах падшего мира, и нигде он не говорит о самобытности зла, или его онтологической равноценности с добром. Его построения, это – исследование, а не безапелляционное утверждение. Распад бытия на противоположности (добра и зла, жизни и смерти и т.д.) верен лишь для эмпирии, и не означает метафизического дуализма, антиномии «снимаются» в мистической сфере.  Так и в теодицее булгаковского романа, Воланд и Ко - это бич Божий, вскрывающий пошлость жизни, для того, «чтобы открылся свет» Евангелия.

         Обусловленность персонажей концепцией романа: http://www.proza.ru/2018/10/24/1224