Дорогами войны

  Сборник содержит интервью и воспоминания детей войны, а также ветеранов фронта и тыла. Интервью были взяты мной в 2010 году в Перми и Пермской области в рамках проекта "Живые голоса истории". Проект был реализован в рамках долгосрочной целевой программы по развитию взаимодействия органов городского самоуправления и некоммерческих организаций в г. Пермь "Общественное участие"на 2010-2012 гг.
   На сайте публикуется интервью взятые мною лично, остальные интервью можно прочитать в книге "Дорогами войны". Воспоминания ветеранов фронта и тыла, детей войны: сборник интервью / Составитель. Л.М. Андреева, Г.Д. Селянинова - Выпуск. 2. - Пермь, 2010 г. - 266 с. - Серия "Память о войне".
   Адресовано тем, кто интересуется историей России.
   Орфография и пунктуация автора и ветеранов сохранены с целью сохранения атмосферности и уникальности текста.



1. Интервью с Колодовой А.М. (г. Пермь, д.р. 1926 г.).

   Краткая биографическая справка: Колодова Анна Михайловна родилась в феврале 1926 г. В д. Слудка Ильинского р-на Пермской области. Во время войны жила в родной деревне. Работала на колхозных полях, была учетчиком, грузчиком, маляром. Весной 1944 г. Попала на работу в Камское речное пароходство в качестве разнорабочего. С 1959 по 1980 г. Работала на железной дороге, занималась почтовыми перевозками. В 1980 г. Анна Михайловна поступилп на работу санитаркой в спецбольницу №3 г. Перми. Спецбольница была переоборудована в кардиологический диспансер, а затем – в Центр сердечно-сосудистой хирургии, позднее в Институт Сердца. С 2003 г. Анна Михайловна на заслуженно отдыхе. Ей присвоено звание «Ветеран труда». Награждена юбилейной медалью «10 лет Институту Сердца».


 - Здравствуйте,назовите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество.
 - Колодова Анна Михайловна, 26-го года рождения, мне 84 года…
 - Хорошо, расскажите, пожалуйста, кем вы были по профессии.
 - Какая у меня профессия? Никакой профессии у меня не было…. Тогда война была, когда там учиться? Семь классов окончила с горем пополам…. В деревне в то время жила… Бабушка не отпускала в школу…. А вот когда мне десять было, я пошла в школу. Вся деревня пошла в школу… 
  А вот потом война началась в 41-м, в 42-м…, потом картошка появилась, отправили ее караулить на полях на колхозных, там же тоже воры подбирали. Ну и вот, а потом… Учительница одна была, работала у нас одна в деревне. Некому было ее заменить, она меня позвала «Иди, поработай, я тебя потом угощу и уеду!» Ей надо было уехать и сказало ей начальство «Не найдешь себе смену – никуда не уедешь!» Ее не пускали…
Я ходила по деревням, по селу, собирала народ, например в том случае, если идет гроза, то надо было грузить зерно или сено и много чего. Ну и вот, я ходила узнавать, кто налоги не платит… Это был 42-й год…
43-й год (раздумывая)…
Ага, зима-а-а… Картошку выкопали, заморозили…, заставляли нас ее грузить на баржи. На тачку нам бросят мешок и вперед… Когда соль придет, надо было соль выгружать. Сколько можем, столько и носим. Ну, какая работа будет, такую и делали, всегда шли, соглашались. А если работать не будешь, то тебе и хлеба 200 грамм не будет! Я помогала бабушке с дедушкой… Ну вот это 43-й год!
Зима, картошку перебирали. Она была гнила, осенью выкапывали, а зимой перебирали. Я была большая и меня отправили туда. Каждый день ходили и перебирали. Старикам некогда, мужиков-то нету… Ага, не могу вспомнить, зимой-то я что делала? Весной 44-го года я ушла на пароход, капитан речного плавания, свой был, сказал «Иди, у меня работников нет!» Он меня и еще там одну девушку из 7 класса взял, раньше окончила школу…

А потом когда война закончилась, на пароходе знаешь, что было? Боже мой! Радости-то было столько! Мы ревем с Валентиной… Они спрашивают «Что это девушки ревут? Война закончилась, надо радоваться!» А я говорю «Так это мы от радости ревем!» Потом поработала еще немного на пароходе и ушла на перевозку почты… И до 59-го года работала, на пенсию вышла в 2003 году.

- Анна Михайловна, расскажите, пожалуйста, о ваших родителях, когда они родились, про их род занятий.
 - О-о-о, этого я не помню, я ничего не смогу сказать! Отец плотник был, а мать парализованная была, в 40-м году ее не стало.
  - Скажите пожалуйста, а ваши родители состояли в партии?
 - Нееет, раньше жили, единоличники жили, свои поля были, все свое было, отец был плотник, а мать не работала… А потом, я с отцом не жила, я и с матерью не жила. Я жила у бабушки с дедушкой. Бабушка и мать умерли в 39-м году… Потом ушла на работу, на пароход в 44-м году в апреле месяце.
 - А вы можете рассказать, какой запомнили свою бабушку?
 - Бабушка была, дома была, сидела. Как помню, бабушка не работала, дедушка работал, он на пароходе тоже отслужил… И дедушка хотел еще построить новый дом, сыну новый дом, а себе старый оставить. Потом у бабушки была сноха, дядя, у бабушки внучины жили еще…

 - Расскажите, пожалуйста, про места, где вы были.
 - У нас была деревня… Полазна, Добрянка, потом идет Чермоз… Двадцать километров, потом идет Пожва, а там уже Березники… Ну я же на пароходе плавала… Пермь, Красновишерск, потом от Нижней Камы до Горького, а потом на месте работала по перевозке почты. Ну как работали? По двое человек… Семьдесят рублей мы получали. Семь рублей премии. Семьдесят семь рублей, такие оклады раньше были… Семьдесят рублей оклад и семь рублей премии.
 
- Анна Михайловна, скажите, пожалуйста, а сколько стоила в то время одна булка хлеба?
 - Не помню я уже эти цены, забыла… Жить можно было… Работать приходилось много. Холодина, склад был холодный… Зимой-то было плохо жить, летом нормально было… По-всякому работали. У меня была переработка…
 - Значит, во время ВОВ вы работали на территории Пермского края?
 - Да, в километрах 100 отсюда. Война началась в 41-м году, сначала как-то тяжело, а потом стали карточки выдавать, работу. Картошку садили, окучивали, копали, потом ее караулили, чтоб не воровали. Баржи приходили, заставляли грузить. Нас все заставляли делать, не считались ни с чем…

 - Расскажите, пожалуйста, про ваши отношения с соседями, может вы запомнили кого-нибудь. Были ли в вашей жизни друзья, которые тоже жили во время войны и участвовали в ней?
 - Из моих сверстников это Валя, она мне как родственница. Мы вместе с ней работали, работала  в колхозе, она ведь меня моложе будет… Верхом на лошадях на работу ездила, она их не боялась, верхом сидела. Как то раз на водопое лошадь стала пить воду и сильно наклонила голову, Валя держалась в это время за узду и перекатилась кубарем через голову лошади прямо в воду! Забавный был случай… Вот так работали в колхозе… Сейчас это зона затопления… Стали все сносить… Деревня была одна и ее не стало, дом был, убирай куда хочешь! Поджигай, чтоб он сгорел и не было его на дне нового водохранилища. Местная власть так распорядилась в 39-м году или в 38-м, я не знаю даже…

Бабушка умерла ведь у меня в это время, в августе вроде бы… А потом присудили на сельсовете, убирайтесь и переселяйтесь в Большую деревню. У нас было 11 домов, а потом стало 7 домов. Стали изгонять народ, кто куда, кто продал все… Колхозы оставляли. Лошадь была, лошадь тоже отобрали. Причем их было две лошади, телеги, сани, инвентарь тоже все забрали… Зерно было – тоже отобрали. Все отобрали…
Замуж вышла, теперь уже старая. Ему было сорок, он был на два года моложе. А потом он умер в 97-м году. Он был женат, в армии женился, а потом через некоторое время разошелся со своей, вот.

 - Расскажите, как родители воспитывали вас? Как вообще в Советском Союзе это дело было поставлено? Какая атмосфера была в семье – открытая, свободная или строгая, пуританская? Да вообще как шло воспитание молодежи?
 - Ну не знаю… Знаешь как воспитывали? Не били, не ругали, ну а мы не безобразничали… Вот например ситуация с маком, сейчас его нельзя посадить или если вырастет на огороде, говорят сами насадили? Могут судить за это. Тогда мака было полно, полные огороды. Когда он созреет, то мы его вытряхиваем себе в корзины и так его ели, а потом и стряпали еще булочки с маком. Бабушка стряпала… И ничего такого не было… И мы не знали никакой проблемы с коноплей, а коноплю по-моему даже сеяли, лен сеяли, конопляное масло было, льняное масло тоже было, делали…

  Бабушка с дедушкой с дедушкой к тому времени состарились и сидели дома…. Ей было 16, а ему 32 и было двое неродных, а потому что их было сестер много и отец сказал, что я вас кормить буду что ли? А когда бабушке было 32, он умер… А бы с удовольствием еще пожила в довоенное время-то. Вот такое было время довоенное… Правда в это время уже финская была в 39-м…
   А потом  пароходы красили ходили, соскребывали старую краску и красили пароходы всю зиму, палубу красили, все красили… Никаких выходных не было, об этом даже говорить не стоило…
   Меня спрашивали «Да неужели так было?» Я отвечала «Дак спроси у других ветеранов»… Семеро было нас… Иван Иванович Медведев, Алексей Иванович был Медведев, потом Кокотов был, потом наш дядя был… Сахар покупали, ну а за солью тоже женщины ходили… Отец у нас когда молодой был, на квартире жил, а потом он женился, ребенок родился, а потом ушел на войну… Жена жила одна, ну а потом замуж вышла… Квартира была… отдала сыну…
  По-другому жили раньше мы. Куда-нибудь ушел, дверь палкой прикроешь, никто не зайдет… Я сколько раз уходила, уйду, дверь прикроешь и не зайдет никто… Никто ничего не брал и не никто ничего не воровал. А сейчас что? Все изменилось, хоть на три замка закройся, все равно обворуют.
  Раньше много чего хорошего было, поля были, жали, молотили, помогали один другому, все помогали друг другу, была развита взаимовыручка. Все помогали друг другу по очереди. Сначала у нас поработаем, потом у вас. Все ходили друг к другу на праздники, никаких драк и пьянок не было. А потом что изменилось? Соберутся гости, окурки, еда на полу, голова в тарелке… С деревней не сравнить! Там хотя бы на пол боятся у бабушки крошить, аккуратно все так. Бабушка все подметет, из одной стопки не брезгуют пить. А щас бутылка на столе и «наливай», да по стакану вот сюда, а там уже никто, свинья… Ааа, раньше если нищий какой пришел, то баньку истопят, что-нибудь чистое дадут, тогда ведь тоже были такие люди, по-разному бывало… Мы идем из этого Чермоза домой, нас много тогда было, человек одиннадцать, по-разному, когда меньше, когда втроем идем, когда вдвоем, а когда вообще много… Идем одиннадцать километров лесом, потом по дороге идем, а потом восемь километров лесов лугами! Заблудимся еще, приходили поздно вечером на воскресенье если придется… Война тогда закончилась, это был то ли 46-й, то ли 47-й год. Блуждаем, до ночи ходили, на работу тоже так же ходили… В школу тоже также ходили, вообще-то не боялись, только волков и все… Нас рабочих многовато было и мужики, но женщин побольше. Два завода было – верхний и нижний… Она в школу ходила, раз-два-три – на работу пора… Мы быстро прибежим, поскорее переоденемся и пойдем на работу… Не уставали, куда нас отправят на работу, туда и пойдем, никто не говорил, что не пойду и не хочу. Сказали идти, значит надо идти…
  Это был лозунг «Все для фронта, все для победы!» Тогда … заставляли подписывать, добровольно или недобровольно, а все равно подпишешь… Потом деньги не давали, не надеялись на это… А когда война закончилась, то появился новый лозунг «Все для восстановления народного хозяйства!»… Вот для чего мы живем, для чего все делали?

 - Каково было отношение к религии в вашей семье?
 - Бабушка и дедушки были верующими. Семья наша верующая была…. Когда это было? Полозовой говорили, не ходи в валенках, она в валенках ходила. Ходила и ноги промокли у нее, она дорогу переходила… С тех пор она не могла ходить… Вот и приходилось ей ползать с тех пор.
 - А ваши родители были верующими?
 - Верующие, верующие, верующие были! Я вот когда в школу пошла, то нам учительница говорила: «Бога нет!» Я бабушке говорила: «Бабушка, ты ничего не знаешь! Надежда Николаевна она ведь учительница, она все знает, она все понимает! Бога нет!!!» Бабушка отвечает: «Не болтай! Замолчи! Ты сама ничего не понимаешь!» Вот так-то… Заставляли молиться нас маленьких, даа… За столом тоже надо было перед иконами молиться, в который дом зайдешь, то тоже надо помолиться, поздороваться обязательно…
 - Как в Советском Союзе относились к религии? Я слышал от бабушки, что были гонения на верующих?
 - Запрещали… Это был 37-й год. Бабушка мне рассказывала, говорит, когда власть стала меняться, то пришли к ней ОНИ и стали спрашивать «Где сын? Где муж? Где все остальные?» Бабушка у меня отвечает: «Сын у меня у красных на пароходе, другого белые забрали…». Вот так… Потом Алексей был, у бабушки сын, младший, он пришел как-то раз из школы с красным галстуком и гордо говорит: «В пионеры меня записали!» Дедушка увидел это и говорит: «Это что за попугай? Марш отсюда, чтобы духу не было!» И все больше никакого галстука не было! Не одевал его больше никогда. Хе-хе… Дедушка в 37-м году умер ,а бабушка попозже… Я толком-то не помню…
 - А вы ходили в церковь раньше?
 - Нет, раньше не ходила, ее сломали… Потом все думала: «Выйду на пенсию и буду ходить», но все не ходила, не ходила и не ходила… Только в последнее время удалось два-три раза сходить у нас в городе…
 
 (Анна Михайловна попросила прочитать статью "Кошкины из деревни Слободка" из газетной вырезки. К сожалению теперь названия газеты не вспомнить, а переписать я забыл).

 - Кошкины из деревни Слободка (начал читать я статью). Известно, что в годы ВОВ уходили на защиту Родину 18 тысяч жителей Ильинского района, а вернулись домой немногим более 7 тысяч.
   В деревне Слободка Большаковского (ныне Каменского) сельсовета чуть ли не половина жителей носили фамилию Кошкины и состояли между собой в родстве. Многие из них тоже прошли через горнило войны и далеко не всем посчастливилось выжить.
У Дарьи и Назара Кошкиных было восемь сыновей: Михаил, Константин, Яков, Григорий, Петр, Павел, Николай и Федор. Семеро из них участвовали в войне с немецко-фашистскими захватчиками и только один Николай, работавший на военном заводе, остался на брони.
   Павел Назарович был призван на военную службу 20 октября 1940 г., а потом родители получили извещение, что 15 сентября 1942 г. он пропал без вести где-то на Смоленском направлении. Но солдату повезло: он дожил до Победы, вернулся домой, много лет работал на Обвинском сплавном заводе и умер в 1983 г.
Миновала смерть на бранном поле Якова Назаровича. После войны он жил в Москве, умер в 1972 г. Остальные пятеро погибли в боях или пропали без вести. Нет в живых и Николая.
   Храбро сражались с врагом их родственники – Евгений Григорьевич, Николай Григорьевич, Павел Григорьевич и Нина Григорьевна Кошкины.

 - Значит, вашими родственниками являются Кошкины?
 - Да, они родственники мне по дядиной линии. Это дядя (показывает пальцем на фотокарточки), а это Павел. Это он еще молодой… А это старый, перед смертью… А рядом с ним его сестра Нина Григорьевна.
 - Евгений (продолжил я чтение) погиб 25 октября 1941 г. Николай на фронте был артиллеристом. Уцелел в сражении, вернулся в родную Слободку, обзавелся семьей. Умер ветеран в 1994 г.
   Много испытаний выпало на долю Павла Григорьевича. Он – народный герой Венгрии, кавалер многих орденов и медалей СССР. В настоящее время живет в Перми. Как сообщила родственница, Павлу Григорьевичу ампутировали ногу. Теперь он инвалид, прикован к постели. В Перми жила и Нина Григорьевна, которая на фронте была снайпером.
 - А она сейчас жива?
 - Нет, ее сейчас нет в живых. Она умерла после Павла, ну а Павел умер 17 августа 2002 года (достает какой-то блокнот, я замечаю очень длинный столбик фамилий, а напротив них даты рождения и смерти, ни фига себе, подумал я). Не могу найти, когда умерла Нина. Это все мои родственники  (указывает на тот самый блокнот), вон тут 43, 44, 48… Вот так вот. Контужена и ранена, а потом год перележала в Казани… Была точно такая же погода, как сейчас, март-апрель… Спать легла в вагоне, а утром смотрит, сапог нету, идти домой не в чем… Тапочки надела и пошла так. А потом уехала в Мотовилиху…
 - Василий погиб 31 июля 1943 г. в Смоленской области. Григорий умер дома. Вот какой огромный вклад в дело Великой Победы внесли Кошкины из небольшой уральской деревушки со скромным названием Слободка… Это как я понимаю газета Ильинского района от 1996 года?
 - Не знаю, не помню.
 - Анна Михайловна, в вашей семье партийных не было?
 - Нет, не было. Как-то все не хотели, не надо это было нам. Не было ничего этого…
 - Анна Михайловна, а вы состояли в пионерской или комсомольской организации?
 - Нет.
 - Повлияла ли школа на формирование ваших нравственных принципов, ну и вообще на ваше воспитание или на ваше воспитание больше всего повлияли дедушка с бабушкой. Ну, мы тогда маленькие были, взрослых не было, только бабушка с дедушкой, как они скажут, так и будет, мы слушались и все…
- Какие политические события повлияли на вашу жизнь и взгляды? Как вы относились к Сталину?
 - Сталина ругают в наше время. Портреты развесили, нас посадили, якобы… Сталин как будто знал об этом? Нет, местная власть командовала, она виновата во всем!
  Людей выселяли и выгоняли, а кто знал? Никто не знал, только местная власть командовала! Сельсовет или председатель например… Переселять деревню, маленькую или большую, так это ведь не ветки перекладывать, переселять людей… Деньги ведь на это надо, средства для этого нужны. Раз уж люди живут в деревне, то пусть живут, зачем переселять-то, а? Конечно, были недовольны…
  Вот, я конечно тогда в школу ходила и ничего не понимала. Дедушка дома сидел, бабушка болела, слепая была. Потом бабушка переехала с племянницей в другую деревню… Ее не обижали, не притесняли, обращались нормально. Весь день дома сидит из-за слепоты, приходит однажды прохожий и говорит: «Здравствуйте, ночевать-то пустите?» Бабушка говорит: «Не можем, некуда у нас поместить вас». Потом он ее спрашивает: «А вы меня не накормите?» Она отвечает: «Так я слепая, к печке-то не хожу без родных, боюсь, но суп в печке есть, возьми и поешь». Он достал суп из печки, наелся, сказал «Спасибо» и «До свидания» и ушел. Бабушка даже не знала, кто это был.
  А это, оказывается, был сын ее племянника, он до сих пор еще жив и здоров. Потом он второй раз заходит и спрашивает: «Тетя Люба, кто у нас был?» Она отвечает: «Не знаю, какой-то мужик ночевать просился, я сказала, что у нас некуда». Он спрашивает: «А зачем ты его кормила?» Бабушка «Ну так, добро не забудется!» Вот так и рассуждали. Ничего не боялись, двери открытыми держали, только на ночь закрывали. Никто не заходил без спроса. Никаких воров не было…
 - Какая раньше одежда была? Я посмотрел как-то раз фильм «Стиляги». В нем показана особая группа людей, которые любили модно одеваться и за это они подвергались гонениям со стороны большинства. Заметил во время просмотра, что большинство было одето в черную одежду, это правда?
 - Я не знаю. Я не помню такого. Я на пароходе в то время была, а дома такого не видела. Ну, какие стиляги в деревне могут быть? Это к городу наверно больше всего относится! Были стиляги какие-то, брюки узкие-преузкие такие… А потом что еще? Кубанки носили, потом какие-то рубахи, а больше я не знаю… Это я не знаю, про стиляг-то этих. Так-то все ходили в форме…
 - Расскажите, пережил ли кто-нибудь из членов вашей семьи политические репрессии?
 -  Ну, я уже показывала его на фотографии, это Алексей. Ему тогда исполнился 21 год в 1937 году.
 - А кем он вам приходился?
 - Бабушкин сын.
 - Анна Михайловна, а были ли вы когда-нибудь скептически настроены к советскому строю? Значит раньше, по-вашему, было лучше?
 - Ну, под замками ведь не сидели, воров не было, никого мы не боялись, ночью гуляли, а сейчас нельзя. Распустили народ, сейчас стало этих, как их там… богачей! Их сыновьям тоже надо похулиганить, наркоманы ходят… Пока нас нет в домах, они откроют своими ключами и зайдут в квартиру… Раньше все-таки такого безобразия не было как сейчас стало. Как это так народ-то распустился? Раньше кино, совсем такое пустяковое, там, где целуются, нельзя было и не пускали малышей, там не показывали ничего интимного, а сейчас посмотри что показывают… Зачем такую кровь показывать?
 - А насчет Алексея могу сказать то, что ответ нам пришел «Жив, здоров, отбывает меру наказания на Камчатке, без права переписки», вот и все. Только один пришел, парень молодой, лысый, вальяжной. Не понимаю, как он пришел... Он реабилитирован был, а про остальных неизвестно!
 - А за что его так?
 - Да неизвестно, мальчика забрали ни за что!
 - Он получается ваш брат?
 - Не-е-ет! Он моему отцу является братом.
 - Понятно…
 - Расскажите, пожалуйста, про смерть Сталина. Как вы вспоминаете об этом? Какова была реакция окружающих?
 - Сожалели о случившемся…
 - Пожалуй, все наверно, большое вам спасибо за интервью, Анна Михайловна!



2. Интервью с Окладниковой Зоей Гавриловной  (Пермский край, Октябрьский р-н, п. Октябрьский, д.р. 1933 г.).

 - Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста. Расскажите о себе, о своей семье.
 - Я Окладникова Зоя Гавриловна. 1933-го года рождения. Выросла в семье колхозника в деревне Уяс Егашинского совета. Это в Щучье-Озерский районе. В 1964-м году его переименовали в Чернушинский, а через год – в  Октябрьский.
   Наши предки приехали из Кунгурского района. Это было где-то, наверное, в 1800 году. Мои предки – потомственные крестьяне-единоличники с крепким хозяйством, от которого после революции ничего не осталось.
   Мой отец, несмотря на свою болезнь, работал председателем колхоза. Он был убежденным коммунистом, но из-за болезни его в армию не взяли. После войны болезнь приковала его к постели. Однако болезнь не помешала ему оставаться авторитетом для односельчан. Люди всегда приходили к нему за советом. Я помню, как они приходили к нам домой, и спрашивали его: «Гавриил Васильевич, как правильно делать? Как быть? Что делать?»
   А мама моя – домохозяйка. Она у меня была сильная и трудолюбивая женщина: всю жизнь работала без передышки. И мать, и отец у меня 1902 г. р. В нашей семье было 11 детей. В живых осталось всего 4 человека. Умирали и в 3 года, и в 4 года и в 5 лет. Почему-то мальчики все умирали, которые были больше похожи на маму, а которые в отца – все до одного выжили.
   Все мы трудились в колхозе, нас приучали к труду с раннего детства. Наша деревня состояла из 60 домов. Семьи все были большие и многосемейные. В семье было по 5-7 детей, малосемейных семей вообще не было. Все занимались сельским хозяйством, в каждом дворе была корова, весной колхоз давал всем по поросенку.
  - Зоя Гавриловна, будьте добры, вспомните и расскажите нам о войне.
   - Я расскажу о том, как началась война…. Мне на тот момент было 8-9 лет.
   Помню, как тогда приехал председатель совета, нарочный из совета Егашки.  Мужчина один, фамилии его не помню…. Он ранним утром в окно постучал и проорал: «Началась война! Германия напала на наше государство!» Мы все сразу проснулись и в ужас пришли, не ждал ведь такого никто.
   С первых дней объявили: «Готовьте солдат, вот каких-то таких. Сами знаешь кого, повестки пришлем позже». Повестки пришли на второй день... Утром всех мужиков на конном дворе собрали и объявили, что началась война. Забрали самых сильных и молодых….
   Помню многих из них…. Например, Захар Григорьевич, он был на Финской войне. На неё тогда взяли двух человек с нашего колхоза: Константин Константинович погиб там, а Захар отслужил и вернулся домой. А его женушка за это время нагуляла ребенка от другого. Конечно же, он  расстроился, а тут снова еще одна война! Каково ему было снова идти на войну, зная, что жена, вероятно, снова изменит ему? Он тогда так сильно напился и буянил, что его вся деревня успокаивала, а потом, перекрестившись, с облегчением  проводила….
   Помню, как женщины провожали своих мужей и постоянно плакали, предчувствуя что-то нехорошее. Помню одного мужчину – Носкоходова Сергея Ефимовича. Он был женат на Татьяне – «чужачке», которая была родом из Курганской области. Но мало того, она была женой  Константина Константиновича, того самого мужчины, который не вернулся с Финской войны. Ситуацию еще усугубляло то, что у них за месяц до объявления войны родился сынишка Володя. Сергей, значит, тоже напился и валялся в телеге, а она рядышком сидела и безутешно рыдала. Предчувствовала, бедняжка, что ей придется тяжелее всех.
   Она тогда осталась одна, в недостроенном доме без окон, без родни, с месячным ребенком на руках. Как она жила в таких условиях – я не представляю.
   Помню семью Саковых. Ивана Агафоновича в трудовую забрали, а на фронт отправили его сыновей. Николай – первый сын, стал взводным, второй сын Василий  дослужился до офицерских чинов, а третий сын Андрей попал в плен, в котором он находился долгое время даже после Войны. Захара – четвертого сына, забрали в трудовую армию, он погиб в Нижнем Тагиле. Каково вот было жить Ефросинье Егоровне? Мать-старушка осталась одна-одинешенька…. А последний её сын – Павел, здоровьем не блистал. Горбатый, кривой. Сейчас вроде еще живой, года 26 или 27-го рождения. Она так и осталась с сыном-инвалидом, работала на свиноферме старшей дояркой с девочками 12-13 лет.
    - Вы можете вспомнить статистику ушедших и вернувшихся?
   - Из нашей деревни размером в 60 домов на фронт ушло 45 мужиков. В трудармию ушло 11 мужиков престарелого возраста, которые уже не могли участвовать в боевых действиях. Даже тех инвалидов, которые были слепыми или глухими,  брали в трудовую армию. В армию отправили 4х девушек 1923 г.р., 6 ребят 13-14 летнего возраста забрали в школы фабрично-заводского обучения. Из трудовой армии не вернулось 10 человек, а из ушедших на войну погибло 19 человек.
   - А кто оставался работать? Чем вы занимались?
   - Оставались работать старики, женщины и дети. Работали и мать, и дед. Трудно было. Надо было засевать и  пахать. Круглый год надо было очень много работать. В колхозе был крупный рогатый скот, и ферма была, и свиноферма была, и небольшой курятник, и конный двор. Надо было сено накосить и корма заготовить. В то время, когда снег еще не растаял, надо было уже заготавливать дрова. И для себя, и для колхоза. Заготовку дров мы начинали примерно со второй половины апреля. Я пилила дрова с матерью, несмотря на то, что была еще маленькой.
   Как только заканчивалась заготовка дров, начиналась посевная. Надо было вспахать поле, обработать пашню и засеять её. Вручную сеяли, моя мама ходила сеять, и больной отец тоже ходил на посев. В колхозе было два трактора, но их не хватало, и пахали, в основном, лошадями. Пашню боронили маленькие дети. Всех ребятишек, какие только есть – тоже в поле.
   Вот, трудились мы мелкие вместе с мамами в поле, а кто израненный пришел с фронта, то на печке не лежал. Тоже трудился, как мог. Например, кому-то сделать трубак к печке, чтоб не было пожара, заколоть поросенка осенью или валенки подшить.… У нас был в деревне Комаров Афанасий Афгафьевич. Он пришел с фронта инвалидом, но, несмотря на это, работал кузнецом и подшивал валенки. Придут к нему: «Дядя Афоня, валенки к зиме можешь подшить?» Только рассмеется и говорит: «Давай!» К утру подошьёт и никогда не просил за это денег. «Да что платить, ничего не надо, пожалуйста!» Только рукой махнет. Поросенка надо осенью заколоть, когда тот подрастет? Кто будет колоть? Афоня придет Комаров. Вот такие были мужики, которые с фронта приходили. Они никогда не жаловались на свою судьбу. Свой долг отдавали, как могли, в колхозе трудились….
   Летом мы садили картошку – ведь надо же свиней чем-то кормить. Все зерно, которое выращивали – сдавали государству.
   На сенокосе все работали семьями: женщины косили и метали, ребятишки возили сено. Женщины метали по три-четыре стога в день. Столько сена накашивали, что хватало и ферму прокормить, и свои подсобные хозяйства. Косили везде, нигде такого не бывало, чтобы крапива где-то росла, вся трава была скошенная. На трудодни нам выдавали скошенное сено. В общем, соломы хватало.
Клевера сеяли, хлеб растили, картошку копали. И все это силами 60 домов! А картошку копали ученики начальной школы. Там, пожалуй, никто не учился, все только и делали, что работали, потому что не хватало рабочих рук.
   Когда война закончилась, то еще было труднее. Какой был мор…. Выживали, как могли – собирали зелень, ягоды и грибы. Деды на поле варили похлебку из пиканов: всех ребятишек накормят и сами наедятся.
   Ох, трудно было. На трудодни-то что нам давали? Да нечего было давать-то, потому что осенью, как только уберем хлеб, нужно было все государству сдать. Зерно свозили обозами в поселок Щучье Озеро. Надо было не только доехать до бункера, но и свалить в него зерно. Поэтому туда отправляли и женщин, и детей, и стариков, которые занимались этим.
   Также еще заготавливали лес. Девушки и ребята в 14 лет пилили и валили лес. Вся деревня у нас работала в лесу. Надо было нарубить столько лесу, чтоб его хватило отстроить разрушенные города, а еще помочь Украине. Лес свозили на специальную площадку в поселок Щучье Озеро и отправляли на Украину.
   Я помню, как мы сеяли лён в колхозе…. Сама начала прясть в раннем возрасте. Помню, как мама, получив лен на трудодни, сушила его летом. Когда начиналась зима, то она в конюшне его изомнет мялкой и подготовит для ткацкой машинки. Я помню до сих пор, какие теплые сарафаны и красивые кофты нам делала! А из отходов она ткала портянки.
   Сапог мы не знали, все ходили в лаптях. Сапоги были в  дефиците: их было негде купить, даже если были деньги. А если они были в семье, то их берегли, как зеницу ока. Я помню, как моей сестре в 1961 году за высокие надои молока дали премию – резиновые сапоги!
   Я постоянно в правление колхоза ходила в лаптях, но когда надо было отправиться в командировку, например, в Щучье Озеро, то надевала сапоги. Это было повседневным делом, потому что колхозники были обязаны сдавать государству хлеб, молоко, мясо, яйца.
   Сталин нас так сильно придавил поставками, а еще при его режиме надо было еще как-то налоги платить. Все это надо было сдать и еще найти деньги, а что оставалось в итоге? Ничего. Только в лесу…. На одних грибах и ягодах жили….
   - Зоя Гавриловна, а что было послевойны?
   - Война закончилась тогда, когда я закончила 4-й класс. Мне исполнилось 13 лет. Чтоб  продолжать обучение, нужно было ездить в посёлок Щучье Озеро. В 5-й класс из всего класса пошли только два человека: моя подружка, она уехала к тетке в Чад, и я. Меня отправили к дяде в Тюмень. Герасимов Павел Васильевич, так его, кажись, звали.  Брат моего отца в то время работал в органах госбезопасности подполковником. Мой отец написал ему: «Забери её, выучи хотя бы до 7 класса». Два года я прожила с ним в Тюмени, проучилась в 5 и 6 классе, а потом по маме соскучилась и вернулась домой. Седьмой класс я заканчивала в посёлке Щучье Озеро.
    После школы я вернулась домой. Меня назначили счетоводом в правление колхоза, где я проработала два года. После этого меня отправили на курсы бухгалтеров в сельскохозяйственную школу в Курашим. Учебу я закончила с отличием и, приехав домой, снова стала работать в колхозе. Так бы я проработала до старости лет в своем колхозе, если бы там наверху не придумали укрупнить колхозы. После укрупнения колхозов я переехала в райцентр Октябрьский, где устроилась бухгалтером в Госстрах. С тех пор и осталась здесь.
   - А как люди говорили о Сталине?
 - Жестокий был человек. Видимо время было такое. Может, в то время так и надо было действовать, не могу сказать.
- Зоя Гавриловна, а скажите, какие были отношения в семье?
 - У нас была такая дружная семья. Не было ссор никогда, было весело, даже пели  песни. Зимними вечерами шили, веревки делали, ткали. Песни пели. В праздники у нас все соседи собирались, особенно в Ильин день. А когда отец умер, то мужики на могилке спели его любимую песню «Как прощались мы в Кронштадте…».
 - Зоя Гавриловна, а скажите, все ли в вашей семье состояли в коммунистической партии?
 - Да, все были убежденными коммунистами: и отец, и мать, и я. В колхозе я была секретарем комсомольской организации,  ездила на конференции в Чад. Какое-то время, после приезда в Октябрьский, я была депутатом Совета. У меня и сейчас удостоверение с той поры сохранилось и медали мне на работе в Госстрахе дали в честь 50-летия, 60-летия и 70-летия и много у меня знаков отличия «Ударник коммунистического труда».
- Зоя Гавриловна, а скажите, какое у вас в семье было отношение к религии?
 - К религии? А раньше ведь запрещено было Богу молиться. Мама меня даже крестила по-воровски. Нельзя было молиться…. Но некоторые конечно молились, но не показывали этого…. А сейчас другое время, понимаем, что нам никто не запрещает, и ходим изредка в церковь….
  - Хотели бы вы вернуться обратно в деревню Уяс?
 - При всем своем желании не смогу этого сделать – деревня Уяс сейчас уже запустевшая. Я как-то раз приезжала туда и не узнала родные места. Все поля заросли лесом.
 - Спасибо вам за интервью, думаю на этом мы, и закончим, Зоя Гавриловна?
 - Да.