Ленинградские страницы

     В 1954 году семья вернулась в Ленинград после длительной командировки в Китай. Мы стали жить на проспекте  им. Карла Маркса в доме № 56 кв. 42. Квартиру сразу после войны отец и мама получили с помощью военного начальства, как семья фронтовиков воевавших на Ленинградском фронте.
     Это был старый, в прошлом  доходный дом богатого купца, имя которого затерялось во времени. Выборгский район, где находился дом, был одним из самых промышленных ещё с дореволюционных времён. Мрачные кирпичные громады ткатских фабрик шли от Гренадерского моста почти до Военно медицинской академии. В железные ворота этих промышленных крепостей уходили железнодорожные  рельсы.      Летом,  из открытых окон цехов вылетал монотонный хор сотен станков. Недалеко от нашего дома находился  завод «Красная заря», выпускавший разные электрические приборы и телефоны, дальше  завод «Русский Дизель». Среди жилых кварталов прятались множество мелких заводиков и мастерских, скрывающих свою промышленную специальность уже в наше время за номерами почтовых ящиков.     Для работников этих заводов и строили доходные дома предприимчивые купцы. Как правило, это была квадратная четырёх этажная цитадель  с  внутренним двором, довольно просторным, соединённым с проспектом длинным туннелем входной арки.  Единственная голая электрическая лампочка с минимальным количеством свечей иногда освещала это ме-сто вечерней сходки  домашней шпаны. 
   Внутри дом был устроен без затей. Сквозные коридоры на каждом этаже. По обе стороны средних размеров одинаковые  комнаты. В углах дома лестницы. Через лестничные площадки можно было перейти из од-ной стороны дома в другую. Теоретически зайдя в любую наружную дверь на первом этаже можно было обойти все коридоры от первого до пятого этажа не выходя из под крыши. В противоположных концах каждого коридора кухня с двумя раковинами  конечно, только с холодной водой, большая общая железная кухонная плита, заставленная керосинками и керогазами. Газ появился в конце пятидесятых годов, и железного монстра сменили белые газовые  печи. Вдоль стены, напротив плиты стояли плотно друг к другу небольшие,  разномастные кухонные столы, на каждую семью. В торце коридора  кабинка уборной с одним унитазом.  По утрам в уборную очередь. С удобствами не густо. Были ещё подвальные помещения, с  маленькими окнами под самым потолком, там тоже  жили люди.
      Наши комнаты на первом этаже. Когда заделывали пробоину от снаряда в стене будущей офицерской квартиры солдаты, делавшие ремонт, соединили две комнаты, заложив одну наружную дверь в коридор.  Комнату с наружной дверью разделили перегородкой. В результате получилась трёхкомнатная квартира , с од-ной стандартной комнатой, она же гостиная, и спальня для бабушки Сони и её внучки Веры. Вторую, разделённую комнату превратили в маленькую спальню, для нашей семьи и  тёмную, без окон кухню, правда, без воды, но сначала с керосинкой, а потом и с газовой плитой. Не совсем квартира, а так, врезка в коммуналку, где и были основные удобства : вода на общей кухне и уборная в коридоре.
   Правда, нас всё это не смущало. Метровые стены защищали от ленинградской сырой непогоды. А по сравнению с соседями, живущими по четыре, а то и пять человек в одной комнате мы были просто аристократы. От агрессии нашу семью прикрывал офицерский статус отца, и ещё больше кобура пистолета время от времени появляющаяся у него на ремне.
   В квартире было прописано пять человек . Тоже не мало.  Моя прабабушка Соня, её внучка Вера, студентка станкостроительного техникума, мы с мамой и отец. И ещё у нас был телефон, положенный действующему офицеру.
  Во дворе мы застали блокадные поленницы дров, но их скоро вывезли.
    Недавно была введена школьная форма. Очень похожая на гимназическую. У мальчиков  серого цвета брюки на выпуск и гимнастёрки с латунными пуговицами перепоясанные ремнём с металлической блестя-щей бляхой и фуражки со школьной кокардой. У дево-чек коричневые или синие платья и передники, чёрные на каждый день и парадные белые. В форме  мы были все одинаковые, вернее равные, не зависимо от финансового состояния родителей. Семьи были в основ-ном бедные. Изломанные войной фронтовики инвалиды, чернорабочие из разрушенных войной деревень, рабочие с окружающих заводов. Все конечно пьющие. Народ, в общем, не скучный, выживающий.

 Мы приехали слишком поздно. Формы уже было не купить. А мне так хотелось. В результате я пошёл во второй класс  119 неполной средней школы в китайском  маодзедунском синем кителе, но подпоясанным школьным ремнём, и в фуражке с школьным гербом. Больше ни чего школьного в магазине не нашлось.

     Школа была расположена в небольшом особняке явно, когда то богатого  человека, возможно даже дворянина, судя по изящной архитектуре здания, постро-енного, возможно ещё в до индустриальную эпоху на берегу реки Большой  Невки, притоке Невы.

  Дома окружающие школу, тоже не первой молодости, слегка подремонтированные после войны, но до наружной отделки руки пока не дошли. Следы копоти и выбоины от осколков были видны отчётливо
 Половина ребят нашего второго «Б» класса жили со мной в одном доме.
    Классная руководительница, Тамара Васильевна, мягко говоря, большой любви к нам не питала. Держала в строгости. Тем более, что среди нас были пере-ростки, со своим оригинальным отношением к дисциплине и школьным порядкам.

   В общем, школа, как школа. Утром ,сбиваясь в не-большие стайки  бежали на уроки. На большой пере-мене в буфете кушали школьный завтрак, 10 дореформенных рублей в неделю.  Завтрак состоял из сосиски с пюре, куска хлеба и какао. Или котлеты с рисом и на десерт компот, иногда чай с пирожком. После уроков нога за ногу шли к дому. Часто по набережной, зава-ленной горами песка, гравия, связками арматуры, пакетами досок, и брёвен. Это было место, где можно, отгородившись от города стеной стройматериалов, поговорить и поделиться жизненным опытом.

 Коричневатая вода реки Большой Невки прозрачная, ещё свободная от гранитных оков облицовки имела особый запах свойственный только северным лесным рекам и ручьям.
    Дни сливались в недели. Я врастал в город , привыкая к скрежету трамвайных колёс на поворотах, шуршанию подшипников самодельных инвалидных тележек по тротуарам, вечерним очередям за мукой к складскому окну продовольственного магазина. Мы конечно уже не голодали, но чего - то всегда не хватало. То сахара, то соли,  то гречки, то муки.  Но зато стояли башни консервированных крабов. Почему то в нашем пролетарском районе крабы спросом не пользовались. Была  свежая вареная колбаса , правда всего два сорта, Докторская и Любительская. И продавцы вооружённые бритвенной остроты ножами безропотно могли нарезать с точностью до грамма любое количество тончайших ломтиков. Ветчина тоже была, свежая розовая, но только для больших праздников, я имею в виду нашу семью.  Мы с мамой брали 50 граммов кол-басы, и нам хватало на вечерний чай на четверых. Отец после возвращения в Россию служил в Луге. Я ещё не понимал, что наша семья после Китая стала разваливаться. Отец время от времени приезжал домой из Луги, но приезды становились всё реже, а мамины слёзы всё чаще.
 
     Развод родителей затянулся. Отца перевели служить на Украину .  Было две попытки сохранить семью. Мы с мамой даже приезжали к отцу на Украину, во Львов, но прожив вместе год, мама не выдержала. Не могу сказать, что отец много пил. Он был сильным человеком. Но потреблял  регулярно, и это было заметно. Мама часто плакала. И однажды, когда отец был в командировке, мы вернулись в Ленинград.
     Я любил обоих . И они конечно любили меня. Каждый рассказывал мне девятилетнему о своих страданиях и в конце концов я превратился в нервного плаксу . Дошло дело до туб диспансера. Меня взяли на учёт. Однажды я не выдержал и заорал на этих глупых взрослых « Да решайте вы сами свои дала, оставьте меня в покое»!  К довершению всех бед я заболел ветрянкой. Меня обсыпало болячками, которые мазали зелёнкой. Красотища. И карантин 21 день. В школе я безнадёжно отстал. Четвёртый класс я тянул на твёрдую тройку, в среднем. То есть двойку исправлял на четвёрку . Пятёрки тоже бывали, но редко. Я утешал себя, где то услышанной истиной,  что лучшее враг хорошему.

     Как то, вскоре, после приезда в Ленинград, мама повела меня в Эрмитаж. Давно обещанная экскурсия. Об этом музее мама рассказывала мне ещё в Китае. Я знал, что длинна всех коридоров и залов 33 километра, знал, что там есть рыцарский зал, где на настоящих конях (не живых конечно) сидят рыцари в доспехах и в полном вооружении. Знал, что в греческих залах можно увидеть древние античные скульптуры, а в египетских хранятся настоящие мумии.
 
     И вот, в конце октября мы поехали в Эрмитаж. На дворцовой набережной носился пронзительный осенний ветер, забавляясь опавшей листвой у Адмиралтейства. Широкая, взъерошенная свинцовыми волнами Нева набухала сжатая гранитными берегами. Ветер пришёл с Финского залива, против течения и могучая река с трудом прорывалась сквозь его упругие порывы в Балтийское море. Осенний день накрыл город всеми оттенками серого, пощадив только непокорный шпиль Петропавловской крепости, который нанизал на свой золотой клинок слоистые тучи.

  Сойдя с трамвая,  мы с мамой побежали, гонимые ветром к главному входу зимнего дворца.

  Наконец, тяжеленные двери отгородили нас от ветреной  мороси и мы окунулись в тепло и величие знаменитого музея.
 Короткая, широкая лестница вниз. Ярко освещённый коридор с амбразурами гардеробов. Мы разделись, мама поправила причёску у большого зеркала. Снова вернувшись в фоэ, купили билеты и степенно вошли через контроль в Эрмитаж
 Большой белый зал с колоннами упирается в воистину царскую лестницу.  Белый мрамор, позолота. Справа, за колоннами на первом этаже  большая мраморная скульптура Лаокоона с сыновьями, на которых напали посланные богами морские змеи, изящные мраморные нимфы и богини вдоль правой стены. Слева ларьки с путеводителями, книгами и фотографиями.

 Дальше   огромных размеров малахитовая ваза , больше похожая на ванну .Всё очень красиво и торжественно. Пройдя через зал, мы ступили на царскую лестницу, поднялись на следующий, основной этаж музея и началось путешествие по главной сокровищнице Российского государства. Я был маленьким совсем не образованным ребёнком и,  пока ещё великие имена гениев прошлого мне ничего не говорили, но всё же обрушенный на меня водопад искусства стал потрясением. Роскошные залы; картины, скульптуры, И всё оказалось правдой . И был рыцарский зал и рыцари на конях. Были  волшебные часы Павлин в стеклянной клетке величиной с небольшой дом, с золотым павлином, раскрывающим свой хвост, отбивая каждый час и с разнообразным зверьём населяющим золотое дерево. Были мраморные бахчисарайские фонтаны слёз. Мы, всё-таки, смогли дойти до греческих и египетских залов, уже подгоняемые к выходу усталыми служителями.

  На первом этаже, во входном зале, к окнам прижалась  осенняя ночь. Фонари на набережной накинули прозрачную вуаль мелкого стылого дождя. Одевшись в гардеробе, мы мужественно вышли на дворцовую набережную. Холодно не было, согревало тепло покинутого Эрмитажа.
   Но ноги гудели. На Невском проспекте, зашли в маленький зальчик Кафе при ресторане  Север. Гулять так, гулять.  Мама взяла по два вкуснейших фирменных пи-рожка с мясом и по стакану чая с лимоном. На Литейном проспекте удачно успев на старенький еще до во-енного проекта трамвай № 2  модели МС-29 с двумя вагонами, поехали  домой, в свой пролетарский выборгский район.
 
    Ленинградский трамвай, это особая история. Люди, пережившие блокаду, относятся с большим уважением и нежностью к этому угловатому шумному рельсовому транспорту, младшему, брату мощных железнодорожных поездов. В блокаду, когда остро не хватало солярки и бензина, все перевозки производили красные вагончики трамваев. Какое то время сохранялся уголь на электростанциях питающих трамвайную контактную электросеть. Закончился уголь, стали топить котлы электростанций торфом. Кончился торф, ослабленные голодом работники трамвайно троллейбусного управления стали рубить лес внутри блокадного кольца и подвозить на тех же трамваях к электростанциям. На заводах перекладывали  обычные железнодорожные пути на трамвайные рельсы.
  Трамваи стали перевозить продукцию заводов, Были изготовлены специальные грузовые составы. Переделывали пассажирские вагоны для перевозки раненых. Трамваи развозили хлеб, рабочих на заводы, войска на фронт. Отчаянные ленинградские вагоновожатые подъезжали к самой линии фронта с пополнением, забирая раненных. Иногда  трамваи, идущие к передовой, сопровождали  танки, прикрывая вагоны бронёй и огнём. Трамваи как и люди  попадали под бомбы и снаряды . Погибали вагоновожатые, погибали пассажиры, разрушались вагоны, рвалась контактная сеть. На войне как на войне.

Но приходили новые люди, Заменялись изуродованные взрывами рельсы. На заводах ремонтировали и делали новые вагоны, сращивали контактную сеть . И снова звенел трамвайный звонок, стучали неутомимые колёса по стыкам рельс и Город жил.

    Мне нравились трамваи. Особенно серии МС. Уважение внушало их военное прошлое. Небольшие вагоны внутри были отделаны светлой лакированной деревянной рейкой. Длинные сиденья шли вдоль бортов вагона. Проход поэтому был широкий.  Над сиденьями с обеих сторон шли металлические поручни, на которых висели на брезентовых ремнях пластмассовые ручки-держалки. Потому, что стоящего народа в вагоне, особенно в часы пик было гораздо больше чем сидящего. Да и плавностью хода трамвай не отличался.

  Я до этих ручек дорос не скоро. Ещё, что мне нравилось в старых вагонах так это не закрывающиеся входные двери. Можно было спрыгнуть на ходу, когда трамвай проезжал мимо дома, или за-прыгнуть, если, конечно рядом не будет кондуктора. Управление трамваем было двухстороннее по типу «тяни толкая» . В конце некоторых  маршрутов не было кольца,  рельсы упирались в тупик, тогда вагоновожатый просто переходил  в кабинку задней площадки,  она становилась передней, и, поехали в обратную сто-рону.

   Из под вагона, на пол метра выступала сцепная штанга. Называлась она почему то «колбасой» . Выше, на задней стенке вагона  симметрично находились два устройства для подключения шлангов тормозной си-стемы. Когда прицепного вагона не было, эти устройства были закрыты специальными крышками. Если встать на штангу, то за крышку можно держаться и про-катиться на «колбасе»  «зайцем», то есть бесплатно. Кондукторы и милиция, конечно, гоняли безбилетников, но, кто не рискует, тот ходит пешком.

 Двор у нас был довольно шпанистый, ребята предприимчивые,  поэтому я рано овладел  искусством пере-двигаться на «колбасе». Отец однажды мне подсказал, что если прыгать с движущегося транспорта, то надо отталкиваться не вперёд, а назад. Так , что я был не ху-же других.

   В третьем классе прочёл первую настоящую книгу, автор Майн Рид. «Всадник без головы. Прочёл быстро, не отрываясь, и навсегда заболел книгоманией. С той поры, не помню ни одного дня, чтобы я не читал.
 
    Наша семья была читающая. В доме имелась хорошая библиотека. На полках большого, сделанного на заказ простого деревянного стеллажа стояли книги на любой вкус. Собрание сочинений Жуля Верна, библиотека приключений, Робинзон Крузо, Количество книг увеличивалось по мере моего взросления. За приключенческой классикой пришёл  Гайдаровский Тимур и его команда .Потом Валентины Осеевой Васёк Трубочёв и его товарищи. В это время я готовился стать пионером.

 Прочитанные книги сделали меня романтиком и восторженным оптимистом. Я свято верил, что живу в лучшей в мире стране, самой справедливой и сильной. Я гордился Ленинградом, и очень хотел стать пионером. И на таком восторженном взлёте меня довольно грубо остудили школьные руководители. В те дни я очередной раз болел, но узнав, что сегодня принимаю моих одноклассников в пионеры, вырвался из дома, и прибежал в школу. Хулиганом я не был, школьными успехами не блистал, но вполне удовлетворял школьным требованиям. Поэтому я очень рассчитывал, что меня примут.  И не угадал.

 Пионервожатая равнодушно посмотрела на мой домашний вид жёстко заявила, что меня в пионеры не примут, потому ,что у меня нет белой рубашки. Не поняв зависимость приёма в такую героическую и сильную организацию от отсутствия белой рубашки, я бросился к директору школы, но та была на стороне пионервожатой.
 
 Первая встреча с бюрократией для меня оказалась очень болезненной. Ни Жуль Верн, ни Дюма ни Гайдар меня к этому не готовили. Я был уверен, что главное смелость, честь , верность и благородство. А оказалось , важнее просто вовремя надетая белая рубашка.  Я гордо ушёл домой. И дома дал волю слезам. Как мне кажется, возможно, даже последним в моей жизни по этому поводу.   Эта несправедливость во мне ничего не изменила. Я по-прежнему свято верил в свои идеалы, в свою страну , в советскую власть. и пионерскую организацию. Но я был умным мальчиком. Просто стало ясно,  что бывают равнодушные и даже глупые отдельные личности, и нужно быть готовым к встречи с ними.
 
  В пионеры меня со временем приняли.  Я с гордостью носил красный галстук, до конца школы выпускал стен-газету, ездил в Пионерские лагеря, и однажды даже был  командиром отряда. Мы ходили на демонстрации,собирали макулатуру и металлический лом.Но дома я зачитывался  рассказами Полярного лётчика Водопьянова, настольной книгой у меня была Два капитана Каверина. Я увлёкся  фантастикой.  Беляев оказался ближе чем Жуль Верн. Особенно, когда полетел первый спутник. Космос казалось, был совсем рядом.
  В шестом классе мне подарили конструктор  «Радиолюбитель». На деревянном дырчатом шасси из радиодеталей можно было собирать разные приёмники. От детекторных, до ламповых. Это было очень увлекательно. Я часами просиживал в наушниках, пока не  научился правильно собирать схемы и настраивать свои творения.  Пришёл день когда,  радио шумы сменились разборчивой речью диктора.  В те времена радиовещание было очень развито. Но настоящего радиоприёмника у нас не было. Обходились простым репродуктором, который, ещё по военной привычки, ни когда не выключался.

 Радиоприёмник давал возможность ловить несколько станций. И вообще пространство радиоэфира бесконечно расширялось. Речь по моей воле  сменялась музыкой. Сквозь разряды помех прорывался писк морзянки. Русский язык  соседствовал с разными ино-странными языками . Я уже знал, что качество приёма зависит от антенны.  Но мы жили на первом этаже, и антенна у меня была натянута в комнате.
 
    Кто то из моих взрослых знакомых подсказал мне ,что если вставить в одно из гнёзд электророзетки антенный провод, то сила сигнала значительно возрастёт. Мой приемник питался от нескольких плоских батареек и с электросетью был не связан. .Поэтому эксперимент с розеткой прошёл благополучно.
 Но мой пытливый ум и отсутствие знаний электротехники  повели меня дальше.  Если новая антенна улучшила сигнал, то заземление, которого у меня вообще не было, вернее, было на корпус приёмника, но меня это не устраивало. Тем более, что рядом торчала уходящая под пол труба батареи отопления.

 Что может быть лучше? И я решил заземлить свой приёмник через эту трубу. Я же не знал, что один контакт розетки получает ток от воздушной сети, а другой через землю. Что получилось?  Бабахнуло очень громко. Я отлетел под кровать, зажав в руке оплавленный провод заземления. Приёмник  откровенно дымил из почерневших сопротивлений. Потери оказались небольшие. Один синяк на плече, два ожога на пальцах, сгоревшие сопротивления и катушка индуктивности. Приобрёл же я знания и осторожность на будущее. Очень справедливый обмен.

    Не далеко от нашего дома, за железной дорогой находилась большая промышленная свалка. Это было очень интересное место. Там можно было найти всё. От ещё годных электромоторов, до запасных частей к автомобильным двигателям. Причём в упаковке и за-водской смазке. Любую проволоку, и латунные граненые прутки . Разные трубки и листы цветного металла. Клондайк  для предприимчивого и рукастого человека. Что-то предпринимать мальчишки ещё не умели, но руки уже начинали работать.

   Мы стали строить Самокаты. Самое главное для самоката  колёса. Два или лучше три колеса. На свалке было сколько угодно подшипников, восьми миллиметровой проволоки, гвоздей любо-го калибра, досок от ящиков.
 Берутся две доски, желательно  ровные и струганые. Размер подбирали под свой рост. В торце досок делали вырезы чуть шире толщины подшипника и глубиной в его радиус. Дальше  всё просто. В подшипник вставляется деревянный брусок и прибивается в вырез каждой доски. Теперь на целый торец доски –подножки прибивается круглое полено высотой сантиметров 30 и диаметром около 10 см. с уже вбитыми двумя полукруглыми скобами. Во вторую, рулевую доску, также приделываются такие же скобы из толстых гвоздей. Теперь совмещаем подножку с рулем, так, что бы скобы подножки легли на скобы руля. Сквозь них пропускаем толстую проволоку с за-гнутым буквой  «Г» концом скрепляя всю конструкцию под прямым углом. Если есть третий подшипник Можно насадить два подшипнике на длинную палку - ось , так, что бы подшипники расположились по сторонам подножки. Тогда вырез делать в подножке не нужно. На верхний конец рулевой доски прибивается попе-речная  деревяшка,  с вырезанными и ошкуренными ручками. Собственно руль.

  Вдоль проспекта им. Карла Маркса шёл асфальтированный широкий тротуар.  На него из тёмного зева мрачной подворотни дома № 56 вылетали на Самокатах под скрежет подшипников по асфальту несколько пацанов, и неслись, наслаждаясь скоростью и шумом, пугая пешеходов. Так мы умудрялись, не уставая проскочить насколько трамвайных остановок. Этот самодельный транспорт значительно расширил наши возможности в познании Города.
   
      Если двигаться от нашего дома в сторону Финляндского вокзала,
 то с левой стороны проспекта высилась полу разрушенная кирпичная колокольня Церкви Святой благоверной инокини – княгини Анны Каширской. На колокольне  не было купола и  колоколов, но подкупольный барабан был украшен изящным поясом красивых ярких изразцов, почти совершенно не повреждённых.
  В самой церкви находился цех гипсового литья. Одно время, вскоре после войны, там работала наше родственница со странным боевым именем Мина. Иногда она приносила с работы бракованные гипсовые фигурки. Однажды она притащила скульптуру слона, тяжеленную и почти целую.Слон долго стоял в  большой комнате, рядом с зеркалом. Я любил сидеть на нём, как на игрушечной лошадке, которой у меня ни когда не было.
   Прошло много лет. Церковь Анны Каширской  сохранилась в круговерти истории. Она снова стала храмом, была полностью восстановлена. На колокольне засиял   златоглавый купол, ожили вновь отлитые колокола и возобновились  церковные службы.
 
   На углу нашего дома, сколько себя помню, существует маленькая булочная.  Прилавок в годы моего детства был оборудован специальным встроенным в столешницу ножом. Думаю ещё с блокадных времен. Мы брали обычно батон и пол круглого. Продавщица специальным рычагом поднимала из щели в прилавке полосу острого лезвия, и круглая буханка знаменитого ленинградского чёрного хлеба разваливалась на две половинки.  Старались приходить в Булочную, когда разгружалась хлебная машина и рабочий выкладывал на стеллажи поддоны с тёплым ,вкусно пахнущим хлебом. В  отдельном застеклённом прилавке были выставлены плитки шоколада. Золотой якорь, большие плитки с якорем на белом фоне, Сказки Пушкина средних размеров с картинками, маленькие плиточки Машеньки, доступные, даже мне в то время. Но я предпочитал большую плитку соевого шоколада с орехами за 3 дореформенных рубля. Дёшево и много.  Ещё из вкусностей продавали свежайшие слоеные булочки с изюмом, присыпанные сахарной пудрой. Да ,были времена . Вкус булочки помню до сих пор.
 
   Прошло 60 лет. Булочная по прежнему работает на углу дома № 56 по Сампсониевскому проспекту, бывшему Карла Маркса. Она стала больше в длину, но ме-нее уютная, зато в ней появилось маленькое кафе. Приятно  сознавать, что , хоть что то осталось  неизменным.
 
  В начале восемнадцатого века когда, «назло надменному соседу», только строился юный Петербург, на пустынном, недавно наезженном Выборгском тракте,  идущим из города на север, в сторону Швеции, царь Пётр решил построить храм в честь главной победы Русской армии  в  Полтавской битве. Сначала, в день святого Сампсония заложили деревянную часовню,  А затем возвели тоже из дерева Церковь.
 Со временем было решено построить каменный Храм, чтобы память о великом сражении сохранилась для потомков на века. Его спроектировал и построил архитектор  Тризини. закончили стройку уже после смерти Петра, при новой императрице Анне Иоанновне.
 
     Шли годы и века, менялись цари. Рос Петербург, наступая на окраины пролетарскими районами.
   Сампсониевским собор оказался в центре мощной промышленной зоны. Заводы и фабрики, жилые доходные дома  для рабочих требовали создания социальной инфраструктуры. И она появилась . Больше ста кабаков обеспечивали вполне приличное и дешёвое питание армии работников. На гренадерской улице была построена  большая трёх этажная общественная баня. Бесплатная казённая больница обеспечивала население вполне современной медицинской помощью.
  Центром культуры стал Сампсониевским соборный комплекс, куда входили несколько церквей, с церковно приходскими школами, для детей, вечерняя школа для рабочих и Рабочий клуб. Запойного пьянства не было. Так как была хотя и тяжёлая, но постоянная работа.

  После революции больших изменений не про-изошло. Сменились хозяева. Доходные дома превратились в общежития или в большие коммунальные квартиры.  Частные кабаки стали быстро исчезать и их заменила одна единственная фабрика кухня. Но зато коммунальные кухни обзавелись множеством керосинок и примусов. Я хорошо помню, как ещё в пятидесятых годах бабушка Соня посылала меня в керосиновую лавку с пяти литровой круглой канистрой. В лавке продавались всякие хозяйственные товары, и была открытая ванна из оцинкованной жести с керосином. Продавщица спе-циальным литровым ковшиком через воронку заливала керосин в посуду покупателям, в канистры разных размеров, стеклянные бутылки, и трёх литровые банки. От запаха керосина слезились глаза. Со временем про-вели газ, и керосиновая лавка исчезла.

 
     В войну район очень пострадал от обстрелов немецкой артиллерии. Особенно досталось церквям и соборам. Купола были видны издалека.  По ним и били немецкие дальнобойные орудия. После войны заделали дыры в стенах жилых домов. А  церковные здания, слегка подлатав, отдали на хозяйственные нужды. Повреждённый иконостас и росписи стен реставрировать, конечно, не стали, не было ни средств, ни потребности, а просто забили всё плотно досками и отдали торговому управлению под продуктовый  склад. Рабочий клуб и вечерняя школа  сохранились и после войны. Теперь клуб назывался им. Первого Мая . Я ходил в судомодельный кружок при клубе, а мои школьные друзья в музыкальный кружок духовых инструментов. В большом зале клуба работал кинотеатр.


    Но ни всё разрушающее время, ни революция, ни войны, ни малограмотное атеистическая власть не смогли уничтожить память о славе России.
Сампсониевским собор был восстановлен, практически воссоздан заново по оставшимся чертежам семьи Тризини. Когда сняли деревянные доски, закрывшие церковные стены, реставраторы увидели хорошо сохранившуюся роспись стен и великолепный почти не повреждённый иконостас.

  Последняя реставрация собора была произведена в 1909  к двухсотлетию полтавской битвы. Было решено провести очередную реставрацию к 250 летию Ленинграда. Но восстановление храма затянулось на много лет. Собор очень обветшал. За прошедшие годы были сделаны пристройки, исказившие его первоначальный вид. Снесена часовня, убран памятник Петру 1.Работы затянулись до двадцать первого века.

  Ленинград стал снова Санкт Петербургом. Вернул своё имя и Сампсониевскй проспект. Реставрацию в основном закончили к трёхсотлетию Полтавской битвы. Восстановили всё. Убрали лишнее. Воссоздали часовню с колокольней. Кстати, главный колокол, отлитый из чугуна, с не обычно мощным бархатным звуком сохранился и дождался своего часа в руинах храмовых пристроек. Остальные бронзовые колокола пришлось отливать заново. Пришлось отлить и утраченную фигуру Петра 1 по сохранившейся гипсовой модели автора, скульптора Антакольского. А пьедестал из красного гранита скульптора Мессерера сохранился.

   На стенах Часовни установили отлитые из чугуна плиты. одна со словами Петра перед Полтавским сражением:
          «Воины! Пришёл час, который должен решить судьбу отечества.Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Царя Петра, но за государство Петру вручённое, за свой род, за отечество, за православную нашу веру и Церковь.. Не должна вас смущать слава непобедимости неприятеля, которой ложь вы доказали не раз своими победами. Имейте в сражении перед собой правду и Бога, защитника вашего, а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, жила бы только Россия, Благочестие, слава и благосостояние её.»
       Другая плита, слова Петра после победы в Полтавской Битве:   
  «Здравствуйте сыны отечества, чада мои возлюбленные. Потом трудов моих создал я вас. Без Вас государству, как телу без души жить не возможно. Вы, имея любовь к богу, к вере православной, к отечеству и ко мне не щадили живота своего и на тысячи смертей устремлялись небоязнено. Храбрые дела Ваши никогда не будут забыты потомками».

 Я так много пишу об истории нашего района, во-первых, потому, что в то время    впервые прочитал роман «Петр Первый» Алексея Толстого, и на всю жизнь проникся уважением к царю созидателю. Ленинград всегда оставался в памяти горожан Санкт-Петербургом, историей дышал здесь каждый камень. Тем более, что учителями были Мама, учитель от Бога, и Анатолий Васильевич Предтеченский профессор, блестящий историк-энциклопедист.

   Да, в начале шестидесятых годов в нашу жизнь вошёл настоящий профессор.
Анатолий Васильевич очень отличался от тех людей, среди которых нам приходилось жить. Нельзя сказать, что наши близкие были плохо воспитаны, или мало образованы, нет конечно. Но, что то высокое, какое то доброжелательное достоинство было во всём его облике. Крупная подтянутая фигура, всегда идеально сидящий костюм, накрахмаленная белоснежная рубашка, манжеты и воротнички вообще из прошлого века. Изящные запонки. И главное, что весь облик этого  человека не вызывал ощущения барина, а наоборот, собеседник видел перед собой мудрого сильного человека с уважительным любопытством относящегося к любому собеседнику.

Меня всегда поражало как маститые учёные, или молодые аспиранты, водители такси или дворники, очень быстро переходили на его волну разговора. И главное, что они не ощущали унижающего чувства превосходства, как правило, исходящее от больших начальников или ответственных работников. В общении  были всегда взаимный интерес и уважение. Анатолий Васильевич кроме исторической науки великолепно разбирался в музыке, играл на фортепьяно и сам сочинял музыку. Прекрасно знал литературу и заведовал отделом в институте Истории естествознания и техники при Академии наук. В мою маму он влюбился,  я думаю ещё до войны. После войны, когда мама вернулась в университет, знакомство продолжилось. А потом появилось и обще дело.

 
 В дореволюционной России классическое образование в гимназиях включало  и большой пласт мировой культуры человечества. Советская школа тоже включила в свою программу уроки рисования, пения, литературы. Но на заре советской власти, когда надо было обучить большую массу неподготовленных людей хотя бы основам образования, уровень этих  знаний был чрезвычайно  низок.
   Анатолий Васильевич много лет проработавший в Ленинградском Университете остро ощущал дефицит культуры в будущих  молодых специалистах. Ещё в довоенные времена у него появились некоторые наработки будущего курса   «Мировой художественной культуры». Но прошли годы , пока не появилась Лия, моя мама учительница истории 393 общеобразовательной школы кировского района.
 Анатолий Васильевич был вдовцом, а мама уже не юной студенткой,  а прошедшей войну женщиной, успевшей родить сына развестись с мужем и выстоять  в тяжёлые после военные годы.
В конце пятидесятых годов профессор уже вовсю ухаживал за бывшей студенткой.. Несмотря на разницу в возрасте обаяние и добрая сила профессора были так велики, что все девушки маминой группы были в него влюблены. Не устояла и Лия
В 1960 началось великое переселение. С жильём в Ленинграде положение было очень тяжёлое. Ещё жили люди в подвалах, в неприспособленных общежитиях, в тесных перенаселённых коммуналках. Весь город превратился в стройку. Ленинград стал расти во все стороны хрущёвскими панельными домами. И хотя об этих домах сказано много обидного и критичного в то время они стали спасением. Строились они быстро . Месяц и дом сдан под ключ. Домостроительные комбинаты работали день и ночь. Специальные грузовики панелевозы развозили детали домов с уже вставленными окна-ми и дверями, марши готовых лестниц, коробки уже собранных ванных комнат. И вырастали по окраинам Ленинграда ровные кварталы новых одинаковых  пятиэтажек.

 Конечно, слово Архитектура в этой стройке да-же рядом не стояло. Дома создавали  на конвейере ,как машины , «машины для жилья». Выражение великого французского Архитектора Корбюзье .
  Но когда люди жившие годами в крошечной комнате впятером в коммуналке, или подвальном этаже  вдруг получали трёх комнатную , а то и пятикомнатную отдельную квартиру, пусть малогабаритную, но только свою с центральным отоплением, газом, с ванной и постоянной горячей водой. Они были счастливы. Дома колодцы остались в старом городе. Новые дома близнецы ровными кварталами заполняли ленинградские почти деревенские окраины, сметая старые избушки ,редкие рощицы и ещё блокадные огороды.
 
  Мы с мамой временно переехали в профессорскую квартиру на Очаковской улице. Прямо против Смольного. Раньше ,вся квартира принадлежала семье Предтеченских, но в тридцатые годы, когда началось подселение  в квартиры интеллигенции (см. Собачье сердце. Булгакова.) В их квартиру вселили ещё две семьи. Анатолий Васильевич жил с дочкой Татьяной, зятем Иваном Николаевичем Велецким и их дочкой Ирой. Раньше квартира  была пятикомнатной. Теперь Предтеченские жили в трёх больших комнатах, одна из которых была проходной гостиной.
   И так. Мы въехали в старинный петербургский дом. Широкая ухоженная парадная лестница , Каменные, чуть стёртые временем ступени, чугунные литые поручни.  За высокой массивной дверью просторная передняя. Направо коридор, туалетная комната с боль-шой, старинной чугунной ванной. Бронзовый широкий кран  нависает над белой эмалью. Слева керамическая массивная раковина под большим зеркалом. У торца ванны «титан» для нагрева воды, пережиток прошлого. Теперь горячая вода поступала централизовано   А дальше уже хозяйства коммунальных соседей: стиральные доски тазы, корзины для грязного белья. Но такую большую ванну я видел впервые. Дальше  узкая уборная, и кухня, просторная на наш взгляд три стола на три семьи. Из кухни дверь на чёрную лестницу. запирающаяся на массивный кованый крючок. От парадной двери налево владения профессорской семьи.  Глубокая ниша входной двери. Вдоль простенка плоский шкаф с хозяйством Ивана Николаевича. При входе тяжёлые плотные гардины.
    Длинная просторная комната упирается в полукруглый эркер выходящий на Очаковскую улицу. Эркер частично перекрыт старинным дубовым буфетом. В центре комнаты обширный обеденный  круглый стол с белой скатертью. Над столом большой оранжевый купол абажура, подвешенный на сложной бронзовой подъёмной системе с противовесом. Когда - то, гостиная освещалась свечами, потом большой керосиновой лампой. Чтобы зажечь, светильник опускался вниз к самому столу. В углу белела кафелем большая, до потолка голландская печь, её уже не использовали, хватало водяного центрального отопления. Сколько интересных ,талантливых известных людей побывало за этим хлебосольным столом за пол века? Наверно не смог бы сосчитать и сам Анатолий Васильевич. Мне запомнился один гость. Его привёл Иван Николаевич Велецкий, для меня дядя Ваня.  Из скупых рассказов мамы я знал, что дядя Ваня воевал и раненым попал в плен в начале войны.
  И вот его гость . Небольшого роста худенький пожилой человек, товарищ дяди Вани по немецкому  лагерю  для советских военнопленных. Мы все сидели за круглым парадным столом, под объединяющим нас уютным оранжевым абажуром и вдруг у дяди Вани затряслись губы и слёзы затопили морщины на щеках. Это было так неожиданно и страшно, особенно тишина, повисшая над столом.

 
     В лагере ежедневно сортировали заключённых. В бараке выстраивали  пленных уже совершенно истощённых и обессиленных. Проверка была проста. Надо было пробежать, опустив голову десять метров. Пробежал, направо ещё день жизни. Годен на работу. Споткнулся, налево в расход , даже пули не надо просто не кормить. Иван упал. С трудом поднялся, немец толкнул его в левый ряд смертников. В этот момент споткнулся очередной испытуемый и в отчаянье вцепился в горло  офицера. Это было неожиданно, немецкий конвой бросился на помощь. Иван сделал шаг вправо и встал в ряд живых. В полутьме барака этого никто не заметил. Отобранных на работы увели с ними ушёл и Иван.
 
Железнодорожные рельсы входили на территорию лагеря. В отдельном тупичке стоял покалеченный недавней бомбардировкой  товарный вагон с продуктами для немецкого гарнизона . Узкие окошки  вагона были выбиты. Единственный способ выжить для небольшой группы узников, ещё сохранивших волю к жизни, было  украсть продукты.  Во время утреннего построения, когда вся охрана стояла на плацу, ещё сохранивший силы молодой солдат полез в вагон. Он успел выбросить несколько коробок с галетами, когда его заметили. Немцы бросились в вагон , схватили паренька ,потащили к строю охраны.  И пока они решали как  по наглядней его убить в вагон полез Иван. Немцы слишком увлеклись . Ивану повезло . Кроме галет и хлеба он смог захватить насколько банок консервов. Смерть жестокая и мучительная ходила рядом.Немногие выжили. Гость Ивана уникальный часовщик  однажды починил единственные карманные часы, достояние всей их небольшой группы. Сломалась шестерёнка и мастер из чудом сохранившейся советской копейки с помощью обломка немецкого кинжала смог выточить новую .После войны Иван Николаевич как бывший военно-пленный прошёл через  особый отдел, но ещё сохранились свидетели, что он попал в плен раненным и серьёзных репрессий не было, Его просто отправили в Сибирь в арестантском эшелоне. Но по прибытии местное начальство просто отпустило молодого парня на все четыре стороны. Он вернулся в Москву .  Ему даже удалось восстановиться в институте.
А потом судьба свела его с Татьяной Предтеченской, дочкой ленинградского профессора. Анатолий Васильевич  сам потерял сына, погибшего в блокадном Ленинграде.

    Из столовой  направо, прикрытая портьерами дверь в кабинет профессора. Комната большая в два окна. По стенам стеллажи с книгами . Широкий двуспальный диван у стены. В изголовье  ещё один невысокий стеллаж, на котором стоит Бронзовая скульптура  конного воина. На стене над диваном целый иконостас старых фотографий. У противоположной стены между стеллажами чёрным лаком поблескивает пианино. На крышке  пианино простенькая магнитола. А по краям высокие, сделанные на заказ,  ящики с пластинками. Бесценная коллекция симфонических произведений лучших музыкантов мира.

И самое главное в этой комнате был письменный стол. Большой, широкий, на массивных выточенных из дуба ножках,  с изящной надстройкой для небольших книг, справочников и документов. Настольная лампа одна из первых дневного света. Хрустальная чернильница с обычной перьевой ручкой. В чернила хозяин кабинета добавлял сахар, что бы написанные строчки имели блеск. Работал Анатолий Васильевич всегда в костюме и белой рубашке. Страницу рукописи сгибал вдоль пополам. Одна половинка собственно текст, другая для заметок и редактирования. Он был блестящим учёным и, как настоящий мастер очень серьёзно и аккуратно относился к самому процессу работы. Прекрасно зная и понимая русскую культуру, думал о создании специального курса мировой культуры. И в Лии, моей маме, он нашёл единомышленницу и продолжателя своего дела .
  Мы прожили в этой коммунальной квартире год. А потом, начали расселять старые коммуналки. Дом на Очаковской стали готовить к ремонту .  Анатолий Васильевич от академии наук получил на семью отдельную новую трёх комнатную квартиру в последнем доме сталинской архитектуры в московском районе на улице Типанова. Семья Валецких   получили квартиру в Пушкине, от института, где работал Иван Николаевич. Началась новая жизнь.
   Лия была увлечена идеей Анатолия Васильевича создать курс Мировой художественной культуры. Она вряд ли представляла себе всю огромность этой зада-чи. Но работа началась. В 399  школе кировского района с разрешения Роно и директора школы был организован факультатив по изучению мировой художествен-ной культуры. Всё начиналось с нуля. Нужно было создать программу, найти и подобрать материалы. Придумать способ преподавания. Условия были очень жёсткие. Факультатив работает после уроков. Дети преимущественно сложные,  даже состоящие на  на учёте в детской комнате милиции. Обязательное участие родителей.
  И начались необыкновенные уроки. Ребята медленно, сначала не охотно, но потом всё больше увлекаясь, стали погружаться в совершенно незнакомый мир. Обязательно стало посещение музеев вместе с родителями.  Накапливались знания и Мама стала предлагать ребятам писать рефераты о увиденном. Начались походы в театры Конечно вместе с родителями. Рефераты писались тоже сообща. Родители, как правило, рабочие с окружающих заводов увлеклись не меньше детей. Кое какие средства стали подкидывать профкомы, например на покупку абонементов. в театры  и на экскурсии в музеи. Заметно изменились отношения в семьях. Дети пропадали в школьной библиотеке Это было чудо. Через год те ребята, которые ходили на Факультатив были сняты с учёта в милиции.
     В 1959 году произошла одна очень важная встреча. Мы , мама ,Анатолий Васильевич и я путешествовали по Волге на пароходе и познакомились с очень инте-ресным человеком.

   Димитрий Борисович Кабалевский высокий сухощавый мужчина . известный композитор и музыкант, член верховного совета, народный Артист СССР,и очень приятный в общении человек. Он тоже был вместе с семьёй.
  Очень быстро завязалась дружба. Предтеченский и Кабалевский были похожи. Люди одной культуры, оба беззаветно любили музыку, прекрасно образованы . А  когда разговор зашёл о курсе мировая художественная культура они поняли ,что судьба связала их навсегда. И всё-таки мама была первой скрипкой. В этом пока ещё трио. Дмитрий Борисович взял на себя музыкальную часть. А Лии досталась мировая художественная куль-тура. Постепенно стало расти содружество единомышленников, некоторые превращались в сотрудников. Мечта этих людей была создать базовый курс в системе народного образования. Создавались курсы подготовки учителей, писались учебники и методички. Печатались  тематические слайды. В 1972 мама защитила кандидатскую диссертацию.  Курс был создан .Министерство образования запустило эксперимент в отдельных школах. Открылись курсы для учителей на базе ленинградского педагогического института им Герцена. Но штаб квартира курса МХК всё же находилась в нашей квартире на ул. Типанова д 5 кв. 88.
 Мы много путешествовали. На пароходе от Москвы до Астрахани, отдыхали в Эстонии под Таллином, бы-ли на Рижском взморье, на Кавказе, в горном санатории «Ликани», куда нас пригласил аспирант Анатолия  Васильевича. На обратном пути, на теплоходе «Россия» прошли по Чёрному морю из Батуми в Ялту. На зимних каникулах Анатолий Васильевич взял путёвку в дом творчества писателей в Комарово на карельском пере-шейке под Ленинградом. Там были очень интересные люди. Дородная женщина за соседним столом в столовой  была Анна Ахматова. Наискосок с двумя молодыми ребятами сидел Аркадий Райкин. В биллиардную, на втором этаже, заходил Композитор Соловьёв – Седой.  У него недалеко от дома творчества была дача. Соседями по нашей комнате была чета известных ленинградских кукольников. Это было очень интересное время. В подвале хранились прокатные лыжи и ботинки. Зима была снежная и очень красивая. Я часто катался на лыжах с писателем Виктором Некрасовым.
   Но раз в год я встречался  отцом . Пока он жил во Львове я приезжал к нему в гости. Иногда у него были, какие то женщины, которые почему то меня очень смущались. Дом был не уютный, холостяцки. Но я любил отца. хотя и относился к Анатолию Васильевичу с большим уважением, отец всё же для меня был один. В 1965 году Анатолий Васильевич заболел. Было очень тяжело видеть, как проклятая гипертония побеждает этого сильного мудрого человека.    Для мамы это была очень большая потеря. Умирал не только муж, но старший друг и учитель, изменивший жизнь и давший ей цель. Анатолий Васильевич ушёл из жизни 29 апреля 1966 года.  На похоронах было много народа я не смог сдержать слёз.
 Но жизнь продолжалась. Дело, которым занималась мама обрастало сотрудниками и единомышленниками.  Ей помогали известные люди  Д.Б. Кабалевский,  Д.С. Лихачёв,  Р.Ш. Ганелин, и много других  умных и талантливых учёных и педагогов, увлечённых  идеей донести мировую художественную культуру до нашей школы.
 
             Я уже учился на втором курсе медицинского института. Ездил на целину, ходил в походы. У меня были хорошие верные друзья. Я был очень рад, когда узнал, что отец сошёлся со своей первой женой и что они едут жить в Лугу.
   Давно кончилось детство, Юность осталась, за дверями школы. Молодость манила неизведанными догами и приключениями

   Осталось совсем не много до студёных волн Баренцева моря. Где то за горизонтом в тумане притаился забитый льдом пролив Велькитского. Впереди ждала жизнь с дорогами и разлуками , удачами и потерями в общем обычная жизнь, которую очень хотелось прожить достойно.
    
 
      
                25.10.2018