Голова. Часть вторая Боря

Боря Газин стал первым моим товарищем в новом мире за пределами Академгородка. Маленький, щуплый (о таких говорят “этого соплёй перишебёшь”), короткостриженный, с выдающимся носом и с большим  гонором Боря покорил меня своей ершистой натурой. В наших взаимоотношениях он неизменно занимал менторскую позицию. Моё мнение всегда фильтровалось им через сито насмешливого недоверия. Я же в Бориных понтах разглядел адаптивное поведение, примиряющее гипертрофированное эго маленького человека с суровой средой обитания. А среда была суровой, самой, что ни на есть. Вместе с отцом Боря проживал в двухкомнатной квартире на набережной между планетарием и Глазковским мостом, т.е. почти в самом центре города. Городской планетарий располагался под зеленым куполом бывшего православного храма. А где же, как не в церкви высвечивать киноскопом мультяшные звезды, убедительно доказывая, что на небе никакого бога нет? А упомянутый Глазковский мост соединял старинный центр города на правом берегу Ангары - маленький сибирский Петербург, великолепие лепнины на изящных фасадах особняков 19-го века с левобережной безликой хрущевской застройкой современного Иркутска. Мост был построен в 1936 г. На деньги, собранные советской властью для строительства памятника Ленину. Так вот, городу крупно повезло: высотой метров 30, почти полтора км в длину, с пешеходным, автомобильным   движением и трамвайными путями мост построили тупо потому, что на памятник денег не хватило! Носивший какое-то время оригинальное название "Памятник В.И. Ленину", мост хорошо просматривался из окон Бориной двушки на третьем этаже. Понятное дело, все Борины бывшие одноклассники и друзья-товарищи были центровыми, т.е. ещё тем хулиганьем (Это в 80 -е. В 90 -е кое-кто занимался рэкетом, состоял в бандформированиях, получил сроки и т.д .). Для того, чтобы выжить в такой компании, человеку ростом меньше 160 см и то,наверное, только в прыжке, нужно было обладать волей и характером. И, надо сказать, таковых было у него. Более того, Борю уважали и прислушивались к нему как авторитетному пацану. Поэтому он иногда напоминал мне дрессировщика в клетке с тиграми. Не то, чтобы звери Борю слушались, но, наверное потому, что росли они с Борей вместе с младых когтей, видели в нём равного
- Вчера на Карла Маркса у двух задрот попросил закурить. Не дали, суки. Совсем борзанулись! Я их знаю, они в театральном учатся. Короче, надо наказать. Кто со мной? 
Помню, на этот Борин призыв, прозвучавший в одном из дворов не далеко от набережной, когда пацаны откровенно скучали, не зная чем себя занять, откликнулись многие. И вот толпа человек из 20 отправилась ставить на уши театральное училище и буцкать будущих Станиславских. Энергия толпы заразительна. Поэтому я вместе со всеми вломился в фойе училища. В то время, как боевая когорта Бориных друзей-хулиганов рассредотачивалась, рванув в поисках жертв по центральной лестнице на верхние этажи, Боря схватил меня за  руку и потянул вниз.
- Сигареты есть?
-?!
- Саня, ты, что дурак? Тебе это нужно? Пойдем лучше покурим...
  Борина мама недавно умерла. Она, как и Борин отец была преподавателем на кафедре психиатрии. С ней я не успел познакомиться, а вот с отцом, Равилем Газиным, успел. Людей такого масштаба доводится встречать не каждый день. Когда-то Равиль выводил из запоев Л.Гурченко, консультировал Б.Тито, писал серьезные научные труды, имел ученые степени, был доцентом кафедры. Когда я впервые увидел его, Равиль был раздавлен смертью жены. От этого горя он в конце концов так и не оправился, пережив Борину маму совсем не на долго. Мне он запомнился сидящим на неубранной постели в майке и семейных трусах в состоянии жестокого похмелья. В надежде на поправку здоровья он заключал с нами пари, в соответствии с условиями которого я покупал для него литр пива, если Равиль, не сходя со своего дивана (с него он, кажется вообще никогда не спускался), разгадывал любой газетный кроссворд на мое усмотрение, не прибегая к каким-либо справочникам. Пари Равиль неизменно выигрывал, заполняя кроссворд быстрее, чем Боря успевал отмыть от прокисших пивных остатков молочную бутылку, проигранную Равилю в предыдущем  споре...
  Не знаю, что нас с Борей тогда сблизило. Возможно смутные опасения - верные спутники новичка-первокурсника, боящегося сделать что-то не так и стать жертвой мстительного гнева какого-нибудь преподавателя, ассистента или комсомольского вожака. Поди знай, наступишь нечаянно на чью-нибудь начальственную мозоль и вылетишь из института. Очевидно и вид мы имели запуганный, судя по тому, что даже гардеробщицы и уборщицы прикрикивали на нас и на любое робкое возражение в защиту собственной чести и достоинства визжали : "Ишь какой прыткий выискался, поговори мне еще, щас вашему декану- то расскажу, какое хамло в институт приняли!” Держаться друг друга было комфортнее, чем осваиваться по одиночке. Так мы и стали дружить.