История одного эгоиста

Однажды в одной Скандинавской деревеньке, названия мы не скажем, жил уже который год один прекрасный юноша по имени Ганс. Он себя никогда не обделял вниманием, более того, он себя так сильно любил, что не упускал ни единой возможности посмотреть на свое отражение, так обожал он любоваться собой.

Деревня была недалеко от города, и он часто ездил в столицу – там он в полной мере мог проявить все свое совершенство. Но жить он предпочитал в деревне, в своем деревянном резном домике. У него в саду росло много замечательных цветов: фиалки, крокусы, гиацинты и, конечно же, розы. Его мама больше всего на свете любила именно эти цветы. Два раза в году Ганс оставался жить в городе во время университетских занятий, что доставляло ему непомерное удовольствие, так как перемена обстановки, он сам тык выразился, благотворно влияет на его тонкую творческую натуру.

Он просто с ума сходил, когда одногруппники расхваливали его фото с очередного путешествия, а он в красках, присущих только его речи, расписывал все, что с ним происходило. Несомненно, Ганс был образцом стиля и вычурности. Этого у него отобрать никак нельзя, но его самооценка порой озадачивала окружающих, а некоторых даже злила и ставила в тупик. Он ходил всегда важно, приподняв свою светловолосую голову кверху, он был высокий, худощавый, глаза его были как море, а на свои изящные тонкие пальцы он всегда одевал хоть одно кольцо. Из-за его нарциссизма и нежелания принимать чье-то мнение, кроме собственного, у него часто случались конфликты с товарищами, кроме того, усугублял ситуацию всегда его острый проницательный ум. Несправедливо будет говорить о том, что этот парень неоправданно возносил себя до небес, но, как мне кажется, мог бы иногда спускаться оттуда, хотя бы для того, чтобы посмотреть, как здесь на земле живут обычные, простые смертные.

Так вот, утверждать, что он таков, каким я его здесь описал, я могу с полной уверенностью, так как я был его лучшим другом. Это была очень нелегкая задача – возвращать его в пространство человеческое во время очередного приступа нарциссизма, но я работал не покладая рук.

Однако ранним утром 25 апреля 1895 года произошло довольно странное событие, я бы даже сказал чересчур дивное, и слишком необъяснимое. Это было воскресенье, Ганс как раз жил в городе, но приехал в гости на выходные к матери, которая всегда его баловала, мне кажется даже чересчур, и он этому не препятствовал.

  Так вот, было около семи часов утра, я решил выспаться в этот день как следует перед началом трудовой экзаменационной недели, тишина была такая, что спать сам Бог велел, тем более в воскресенье. Но вдруг меня разбудил удар по голове. Один, потом второй, но спустя пару секунд я понял, что это кто-то отчаянно стучал в двери. Накинув поверх пижамы вышитый золотыми вьющимися узорами красно-коричневый халат, и попав ногами в тапки. Я медленно в полусне пошел к дверям. Когда я открыл, на пороге стоял Ганс. Он был какой-то странный, мне показалось, он был изрядно чем-то напуган:

- Марк, ты должен пойти со мной! Я тебя очень прошу! Идем со мной, скорее, мне нужно тебе кое-что показать! – задыхаясь, твердил Ганс, я даже подумал, что настолько несвязно Ганс даже и говорить не был способен никогда.

- Ганс, холодно на улице, проходи в дом, идем, я заварю кофе, и ты мне спокойно все расскажешь.

- Да тут видеть надо, Марк, ты не понимаешь! В деревне все исчезли!

Меня охватило чувство крайнего удивления, ну сами понимаете, мне такого еще никто никогда не говорил, а шок наступает вдвойне, когда такие вещи говорит такой образованнейший человек, как мой высокомерный друг, и что самое главное, он абсолютно при этом трезв. Я даже отошел ото сна после такого заявления и попытался его успокоить, взяв за руку и затащив в дом.

- Ганс, послушай, ты наверное просто не выспался, - я повел его в гостиную и усадил на свой любимый изумрудного цвета бархатный диван с золотыми витиеватыми ручками , - ты присядь, отдышись, я пойду, сделаю кофе, и ты мне все расскажешь по порядку, хорошо?

- Нет, - молвил испуганный Ганс, - либо я тебе все расскажу сейчас же, либо я просто уйду – третьего варианта нет.

Я увидел. Насколько взволнован мой друг и решил все же отказаться от традиционной утренней чашки кофе. Моему удивлению не было предела – никогда за все десять лет нашей дружбы я не видел Ганса таким растерянным, сметенным и подавленным. Никогда он не сомневался в себе и никогда ни у кого не просил помощи, а теперь я кажется, стал понимать, что он пришел ко мне именно за этим:

- Так что ты говорил о людях в деревне?

- Марк, это катастрофа! Я во всем виноват!

- Я ничего не понимаю. Ганс, родной, у меня лично никакой катастрофы не было, пока ты меня не разбудил, - я попытался мило улыбнуться и разрядить обстановку.

- Ну да, тебе смешно. Однако ты прав, надо рассказать, что же все-таки произошло. Вчера вечером я очень сильно поссорился с матерью.

- Почему?

- Ну она снова назвала мои стихотворения дилетантскими, и назвала их творениями ученика шестого класса церковно-приходской школы. Меня это разозлило. Я не напрашивался на похвалу от нее, когда осмелился прочитать ей свое стихотворение, но в свою очередь я ждал рациональной разумной критики.

- А что ты ей прочел? Интересно просто. Я вообще-то не разделяю ее мнения по поводу твоего творчества.

- Да так, сейчас вспомню…. Ну вот так звучит:

«Утро красит белый сад

В лета теплые тона.

Спала с яблонь после ночи

Сновидений пелена.

Ты пройдешь, украдкой мимо,

Не сказав ни слова-

Нету в этом грешном мире

Ничего святого».

Ну вот, это тот самый дилетантский стих.

- Да ладно тебе, Ганс, очень красиво написано, главное с чувством, не переживай, мама может просто хочет, чтобы ты писал еще лучше.

- Марк, да я забыл об этом стихе уже! Тут другое. Я ей сгоряча наговорил много лишнего и неприятного, в ее адрес и в адрес всего человечества

- И?

- И то, что мое желание, чтоб все исчезли было настолько сильно, что я начал просить об этом Бога, искренне и вслух! Понимаешь, а утром… Утром я проснулся, а дома никого. Я спустился вниз из спальни, обошел весь дом, все осмотрел вдоль и поперек – никого! Но самое ужасное, что так же я обошел всю деревню, всю абсолютно! Никого нет, я думал тебя тоже нет, думал, ты тоже исчез, как и все остальные! Я так испугался , и я очень рад что у меня остался хоть ты!

Я слушал Ганса, а тот чуть не плакал, пока все это мне рассказывал. «Да, - подумал я, - плох парень, а жаль, что так вышло. Психика не лечится, как ужасно».

Я обнял его и сказал спокойным тоном:

- Ну ладно тебе, еще рано, ты не выспался, у тебя стресс. Успокойся и подумай, ну как такое могло произойти? Давай мы с тобой вот что сделаем: я пойду наверх, оденусь, и мы вместе с тобой пойдем на мессу, хорошо?

- А, так ты мне не веришь, я все понял.

- Нет, почему. Отчасти только, но проверить же надо? Согласись, ты бы мне ни за что не поверил, будь ты на моем месте.

Ганс кивнул, и я пошел одеваться. От услышанного никак не получалось оправиться. А ведь еще недавно кроме нарциссизма, никаких психических расстройств у него не наблюдалось!

Я оделся в свой лучший выходной темно-синий костюм, надел любимый галстук, причесался и спустился вниз.

Ганс все еще сидел на прежнем месте. Мы вышли на улицу и направились в сторону церкви. Он всю дорогу твердил, что мы туда идем зря. Но после пяти минут нашего путешествия я действительно заметил, что навстречу никто не идет, и по дороге к церкви тоже. Хотя месса начинается в 8 утра, пусть сейчас 8-40 даже, но отсутствие людей все же было достаточно странным. Когда мы вошли наконец-то в здание костела, я впал в такой шок, что встал почти у порога и не мог сдвинуться с места. В тишине послышался акустический голос Ганса:

- Ну вот, - отражалось от стен, - что я тебе говорил?

В храме не было никого – ни одной живой души. Я подумал, что это какая-то злая шутка или неудачный розыгрыш, настолько происходящее не укладывалось в голове. Вскоре мы вышли на улицу и направились ко мне домой, я даже с сожалением зачем-то подумал, что зря я так разоделся.

- Ты надо мной издеваешься? – наконец не выдержал и спросил я.

Ганс резко затормозил и схватил меня за руку:

- Я что, похож на человека, который может всю деревню разом вывезти за пределы селения, чтоб просто разыграть своего друга? Ты сам хоть понимаешь, что ты говоришь?

- А как тогда это еще назвать?

_ Марк, - не унимался мой друг, - я прекрасно понимаю, что ты мне не веришь и это вполне обоснованно. Но как это не банально звучит, а ты мне должен поверить, только потому, что я говорю правду.

- Я бы и сам согласен поверить, но очень уж сложно уложить это все в голову. Идем уже, я замерз.- Когда мы пошли дальше, я продолжил:

- Расскажи мне, что именно ты сказал такого, от чего в сложившейся ситуации считаешь себя единолично виноватым? Упустим ее несуразность пока что.

- Я сказал, вернее, выкрикнул матери «Я ненавижу тебя и весь этот уродливый ненавистный мне мир! И мое самое большое желание, это чтоб все вы и ты и все исчезли раз и навсегда с лица Земли и оставили меня в покое!»

- Интересно, не верится. Но факт остается фактом. А факты – упрямая веешь.

- И что же делать теперь? – спросил Ганс, опустив голову, он шел и смотрел только себе под ноги.

- Не вешай нос, - я открыл дверь ключом, - в любой ситуации паника – лишний, абсолютно ненужный и безвкусный аксессуар. Главное сейчас просто сесть и подумать. Бегая из угла в угол мы ничего не решим.

И мы стали ждать. Прошел день. Потом второй, и так вся неделя. Мы с Гансом жили у меня дома, так как ни странно для него и для меня в особенности, но он теперь не переносил уединения и одиночества. Мы попеременно готовили завтраки, обеды и ужины, составили график уборки в доме и график поливки цветов в саду и у меня и у него. Вечерами читали Конан Дойла, беседовали, играли в карты и шахматы, пили глинтвейн. Жили мы с ним довольно дружно, и я даже про себя отметил, что у Ганса теперь более мягкий покладистый характер. Он стал молчалив и часто задумывался, не слыша, о чем я ему говорю.

В магазин пойти не осмеливались по причине отсутствия персонала в них. Стоит отметить так же, что за все время, а я ходил по улицам еще все воскресенье и последующие дни, там так никого и не оказалось.

И вот, однажды вечером я читал учебник по психологии и отвлекся настолько. Что не заметил отсутствия в комнате своего друга. Когда я одумался, я стал его искать по всем углам, так как сразу вспомнил о его рассказе недельной давности, и мне только тогда стало понятно, какой же величайший страх испытал несчастный мой приятель в то воскресное утро. Но когда мой приступ паники чуть было не достиг конечной точки, я нашел Ганса на чердаке. Он сидел на старом сундуке и безутешно рыдал. Я стал у порога и даже не знал, что мне делать. Мой друг держал в руках какой-то стеклянный предмет.

Я аккуратно подошел к нему и стал его утешать, уж очень несчастный был у него вид:

- Ганс, ты чего? Все образуется. Вот увидишь, все будет хорошо, это временное явление, надо просто потерпеть.

- Ты идиот, Марк! - он встал и схватил меня правой рукой за ворот рубашки. В левой он держал сердце, деланное из розового прозрачного стекла с какими-то блестящими камешками внутри, которые плавали в воде. – Как ты не можешь понять, что устранять нужно причину, а не следствие! Это я заварил эту кашу, мне теперь ее и расхлебывать! Я пожелал, чтобы все исчезли, стало быть, если исчезну я, все вернется на круги своя. Я не хочу, чтобы ты из-за моего эгоизма и самодурства страдал всю жизнь.

- Но умирать это неразумно – возразил я. А Ганс тем временем меня отпустил и отошел на три шага назад.

-А разумно быть слепцом и не видеть в этом мире ничего, кроме своего отражения в каждой витрине? Я только когда остался один, почти один, понял, каким я был ничтожеством, и какой ты душевный замечательный человек. Ты героически терпел меня все эти десять лет и я бесконечно тебе за это благодарен, Марк. Я тебя благодарю за то, что в самую трудную минуту ты не отвернулся от меня, не обвинил меня в создавшейся ситуации, хотя имел на это полное право. Словом, ты поступил как настоящий человек, в отличии от меня!

- Но ты не можешь вот так взять себя и закопать! Подумай, ведь как бы там ни было, но твоя любовь к себе была оправдана твоей красотой, твоим чувством стиля, умом и манерой говорить. Если ты уйдешь из жизни, клянусь, я себе этого никогда не прощу и буду проклинать себя до конца своих дней!

- Но ты же не погубил меня. Я сам это сделал! Я просто эгоцентрист, не способный уживаться с другими людьми! У меня нет сердца. Что ты этого совсем не понимаешь?! – и Ганс что есть мОчи размахнулся и бросил на пол стеклянное сердце, от чего оно раскололось ровно на две части, и из него посыпались камешки и вылилась вода. В ту же секунду я не поверил своим ушам. Я услышал голоса снаружи. И первое, что я уловил, это был звук голоса одного человека – матери Ганса. Он выбежал наружу, молнией спустился вниз и из окна чердака я увидел, как он забежал на крыльцо своего дома. Подбежал к матери и обнял ее крепко-крепко. Мать с ничего не понимающим видом стояла, обнимая своего единственного сына, а он все плакал.

Неожиданно ко мне подошел мой пес, который к слову сказать тоже пропал, как и все живое в округе на тот момент, он подошел ко мне и лизнул мне руку. Я всегда терпеть не мог, когда он это делал, он теперь я понял, что только в такие моменты человек бывает по-настоящему счастлив. Да, сейчас я действительно я счастлив.