Эфир вне расписания

С самого утра меня одолевало недоброе предчувствие. Такое бывает: просыпаешься с тягостным ощущением, будто сосёт под ложечкой; кофе почти без вкуса и всё валится из рук. Несколько раз я уронила сумку, собираясь на работу, и пришлось ползать по полу, собирая рассыпавшиеся флешки, ручки, сигареты и ворох магнитных пропусков. Режимный объект, а как же, любой телеканал подпадает под это правило как стратегический. Наш не был исключением. Наконец, упихав в предательскую сумку всё барахло, я поплелась к метро, попутно проклиная и пасмурное утро с моросящей гадостью с неба, и собственную лень: было ведь время на свободной неделе сходить и купить тёплую куртку, так нет — вместо куртки я предпочла сидеть на пятой точке и смотреть «Что? Где? Когда?» двадцатилетней давности, где Друзь был молод и строен, а Ворошилов не подыгрывал знатокам в отличие от современной выхолощенной версии программы.


В итоге на работу я пришла продрогшая, злая; охранник, проведший металлоискателем по моей торбе, удостоился такого взгляда, что даже сделал шаг назад. Вот и умничка, проскрежетала я про себя, стой столбом у турникетов и не мешай честным людям работать сиречь нести в мир последние новости. Да что ж такое, что я за стерва с утра, или и впрямь давление низкое, как ванговали синоптики? Стеклянная дверь с грохотом захлопнулась за моей спиной.


Ньюсрум гудел. Щёлкали десятки пальцев по клавиатурам, райтеры писали подводки, комментаторы рылись в информагентствах, режиссёр матом орал на отдел компьютерной графики, который опять накосячил с плазмой, ассистент с несчастным видом копался в архиве, что-то изощрённо шипя себе под нос. В воздухе словно физически сгустилось напряжение, похожее на тусклое пламя с мелкими, тревожащими искрами. Воздух вибрировал от настороженности, и настороженность эта была какая-то нездоровая, будто что-то случилось или вот-вот случится. Я тронула за плечо шеф-редактора:

— Что за шум, а драки нет?

Шеф чуть не подскочил от неожиданности, а потом раздражённо выплюнул в мою сторону, я аж шарахнулась:

— Явилась, красно солнышко! Дуй к себе, что ты тут шляешься, у тебя уже Виктор сидит, уже три кофе выпил!

Магнитная буря, не иначе.


Виктор Полинский сидел у меня в аппаратной с тоскливым видом и перебирал распечатки сюжета. Я перегнулась через его плечо, и мне в глаза бросились строчки «новейшие средства создания активных помех...» О господи, опять, что ли, америкосы в Сирии бузят или снова подняли голову незабвенные русские хакеры? Сюрреализм новостей последних месяцев уже зашкаливал, так что я не удивлялась уже ничему. Ни боеголовкам, сбивавшим копеечные дроны (физик во мне рыдал, но молча), ни «геям-разведчикам» пополам с Солсберецким собором и стр-р-рашно ядовитым средством во флаконе из-под духов, ни кибератакам на всё и вся (тут положено было возгордиться нашими хакерами, вот только впечатление портил нервный смех), в общем, какую бы чушь ни притащил с собой Виктор Полинский, мне оставалось лишь загрузить монтажную программу и пытаться с её помощью окартинить хоть что-нибудь. Хотя, не уставала я повторять корреспондентам и комментаторам, с такими текстами им прямой путь в газету или на радио. Ну не мастер я ассоциативного монтажа и абстрактного искусства.

— С чем пожаловал-то? Опять пиндосы гадят в нашу песочницу?

— Да какие пиндосы, — отмахнулся Витя и сунул мне под нос ворох текстов, — Минобороны разослало пресс-релиз о введении в строй новейших систем для создания помех в эфире или что-то типа того. Надо сделать боевой и красочный сюжет, посвящённый мощи нашей армии, самой гуманной армии в мире.

Ага, подумалось мне, сколько мы ни делали таких духоподъёмных сюжетов, а окартинивать приходилось уже известным и засветившимся старьём: новейшие разработки фиг кому покажут, пока не придёт срок. Я поделилась опасениями с Витей.

— Ну и что? — пожал он плечами. — Перекроем какими-нибудь глушилками из Сирии, наша благодарная аудитория всё равно танка от БТР не отличает. Я, собственно, тоже.

И я. Но приказ Минобороны это всё-таки не шутки, тут попадёшь впросак и всё, только ветер будет помнить твоё имя. Но новейших разработок, даже сделанных в 3D-анимации, у нас не было, а посему Витя наорал на ассистента, озадачил его необходимым видеоархивом, и мы сели в монтаж.


Перекрыв половину сюжета и вконец разругавшись с отделом графики, мы решили сделать перерыв и выкурить по сигаретке, благо до эфира ещё сорок минут. И тут драными кошками взвыли сирены.


— Что такое? — В животе у меня немедленно образовался скользкий комок, а в висках тревожно застучало. Эти сирены нельзя было спутать ни с чем.

«Просьба сохранять спокойствие, выйти из помещений и собраться во внутреннем дворе для инструктажа перед эвакуацией», — раздался гулкий механический голос системы оповещения. Я бросила взгляд на слегка побледневшего Витьку. Он ошарашенно вертел головой, а потом бросился к окну.

— В мечети, что ли, теракт?

Рядом с нашим телеканалом находилась Историческая мечеть, куда по пятницам приходили толпы правоверных совершить намаз. Не зря же улица наша называлась Большая Татарская.

Я тоже подошла к окну на негнущихся ногах и высунулась, опираясь на Витькино плечо. Красноватое здание с полумесяцем на куполе выглядело мирным и безлюдным (сегодня понедельник, вспомнилось мне). Около входа тусовалась парочка бородатых молодчиков, но они обсуждали свои дела и на террористов похожи не были. Я поёжилась и нырнула обратно в аппаратную.

— Вить, пойдём...

— Куда? — не понял он.

— Во внутренний двор... — Мне разом вспомнились все сто тридцать восемь кругов ада, когда мы проходили обязательные инструктажи от пожарных, электриков и отдела ГО и ЧС. Древний, как танк Т-34, отставной майор долго и нудно сверлил мозги бомбоубежищами, порядком получения противогазов, режимами работы в эвакуации и прочим милитаристским хламом. Меня спасло то, что я была военнообязанная и про противогазы могла сама ему рассказать в лицах и на разные голоса. Тащмайор буравил меня взглядом кгб-шных глаз, но потом отпустил. И сейчас все его бубнилки вспыхнули передо мной как фейерверк.

— Да, пойдём, — Полинский сноровисто подхватил свой рюкзак, — чёрт его знает... Опять учения, что ли, задрали уже...


Учения у нас периодически проводились, на последних, по противопожарной безопасности, у огнеборца-инструктора заклинил огнетушитель, и мы все мал-помалу разошлись, подшучивая над нашим МЧС. Но сейчас сирены выли, пробирая до костей, заглушая оповещение и окружая нас непреодолимой звуковой волной. Витька уже распахнул было дверь и чуть не впечатался в нашего зама по административной части, Андрея Шмелёва. Тот выглядел плохо, бесконечно утирал высокий лоб, тяжело дышал, а увидев нас, буквально впихнул обратно в аппаратную.

— Тут сидите, я сейчас всем противогазы раздам. Это не учения. Вот, распишитесь...

Чёрт, тут, по ходу, натуральная ЧС, а ему всё подписи... Но встревожило и закрутило живот у меня не из-за этого.

— Андрей, а оповещение... а собраться...

— Мы новости. — Шмелёв в который раз вытер пот со лба и посмотрел на нас как на несмышлёнышей. — Мы остаёмся на посту. Всех остальных эвакуируют в «Градский Холл». Так, у тебя какой размер головы?..

— Андрей! — не выдержал Полинский и чуть не схватил его за грудки. — Что здесь, мать твою, происходит? Зачем противогазы? У нас что, химическая атака? Почему сирены орут? И почему, ё... твою мать, мы должны сидеть на местах?! — На Витьку было страшно смотреть.

Шмелёв совсем скукожился и пробормотал:

— Мы новости. Мы первыми получаем противогазы. По инструкции. Только вот... мы работаем до последнего. Держитесь, ребята. Я сам ничего не понимаю. Пошёл я дальше... — И он захлопнул дверь у нас перед носом.


Мы сидели перед мониторами и не знали, что и думать. Во внутреннем дворе собирались наши коллеги с других этажей: взволнованные тётки из бухгалтерии, кабельщики и сисадмины, ребята из анонсов и стайка хипстернутой молодёжи из дирекции художественных программ... постановщики декораций, архивники и гримёры... вот только никого из наших на этом маленьком пятачке не было. Что бы ни случилось, какую бы новейшую разработку для создания помех ни скинули на нашу столицу, мы должны были стоять до последнего, постоянно выдавая в эфир экстренные выпуски и держа руку на пульсе. Я почувствовала, как кружится голова, а во рту возникает омерзительно кислый привкус, как от железа. Мне было страшно. Повинуясь внезапному порыву, я схватила телефон. «Недостаточно средств на счёте». Проклятие! Я даже не знаю, что случилось, живы ли мой муж и родители, успели они эвакуироваться или даже не подозревают, что прямо в центре Москвы заходятся до ультразвука сирены. Витька тоже тыкал пальцами в телефон, а потом отшвырнул его:

— Сети нет. Бл... Юль, давай в перегоны, может, хоть какая-то картинка есть, ну не просто же так нас с тобой тут умирать оставили?..


И тут я поняла. Нас действительно оставили умирать, всех нас. Пока идёт эвакуация, пока люди ждут автобусов, стуча зубами от страха и неизвестности, мы должны показывать им, что происходит. Это наш долг. Как бы смешно и пафосно это ни звучало. Я подцепила самый свежий перегон, и тут ожила студия.

Ольга, наш сегодняшний режиссёр, сбившимся голосом командовала:

— Аппаратные монтажа, каждый забирает себе перегон по номеру комнаты, ставим на линию, выдаём от себя по команде. Юля, перегон из Кремля, ждём обращения Президента. Тихонов, себе бери всепогодку на Балчуге и Котельнической, Валитов, у тебя улицы, сейчас начнут пересылать, у Маленко готовность по хрипам и скайпу. Никто не расходится! Никто не идёт курить! Все... сидят на местах. Катя, поправь Воробьёву причёску и напудри, он опять блестит. Операторы, на исходную. Лиза, титр «экстренный выпуск»! Москва, мы готовы.

— Экстренный, до вас минута, — аппаратно-студийный блок отозвался через шуршание помех.

— В эфире. — Голос Ольги внезапно сел, но в АСБ услышали.


Я сидела, обливаясь холодным потом, в желудке что-то дёргалось, а перед глазами плавали круги. Правду говорят: неизвестность хуже всего. На таймлинии медленно набирался кремлёвский пул, но Верховного главнокомандующего пока не было. Витька, изматерившись, всё же дотянул шнур от телевизора до розетки, и теперь мы смотрели, как по улицам нашего родного города едут странные, непривычные тёмно-зелёные машины, а автобусы штурмуют ничего не понимающие люди. Некоторые хватались за голову, массировали виски или закрывали уши. Ослепительными маячками метались полицейские машины, ОМОН и Росгвардия как могли, сдерживали людской натиск, люди что-то кричали, протягивая руки или, наоборот, медленно отваливались от пропускных коридоров на эвакуацию и оседали на землю.


— Что это? — прошептала я, не понимая, какого чёрта тут происходит. Полинский вдруг вылупился на меня с какой-то необъяснимой яростью.

— Это же ты у нас лейтенант запаса, войска РХБЗ. Может, ты понимаешь хоть что-то? Это правда газовая атака?

— А я... знаю? — Я с трудом удержалась от матерщины. — Если и газ, то бесцветный. Скорее какая-то частотная история, ультразвук или не знаю что. Смотри, у людей кровь из ушей! Какие-то звуковые колебания... я не знаю... — И тут я не выдержала и расплакалась от страха, сев прямо на пол. Витька обеспокоенно присел передо мной на корточки. Лицо его было испуганным, но он отчаянно храбрился. Ну как же, бывший военкор, и в Сирии был, и в Ливии... только там всё было просто и понятно, танки, обстрелы, мины и фугасы. А сейчас людей убивало что-то невидимое, но беспощадное.

Ожила студия. Ольга дрожащим голосом командовала Марсу Валитову держать картинку и гнать с линии невзирая на помехи. На экране телевизора продолжалась паника, часть кордонов была сметена и люди штурмом брали длинные «Икарусы». Полиция больше не вмешивалась, понимая, что иначе их просто раздавят или сметут. Я отметила, что на асфальте осталось лежать подозрительно много людей, да и сами полицейские морщились то ли от головной боли, то ли ещё от чего.

Мигнул мой перегон. На подсмотровом мониторе возникло лицо президента, он что-то говорил, по-рыбьи раскрывая рот; звука не было.

— Чёрт, сигнал! — Я кинулась в файлообменник, но и там звуковая дорожка была пустой. Твою ж мать...

— Юля, что там с Путиным? — надрывалась в интерком Ольга.

— Звука нет.

— Как нет?!

— Никак, источник без звука... а... а теперь и без картинки. — Пул внезапно сменился дёргающейся от помех настроечной таблицей, а потом экран попросту погас. Ольга ещё что-то кричала мне, но я уже не слушала. Только перебирала листы Витькиного несостоявшегося сюжета... «новейшие средства создания активных помех...» Наверно, у меня паранойя.

Сирены всё так же надрывались, но я их почему-то не слышала.


* * *


Мы просидели в аппаратной всю ночь, на полу валялись ненужные противогазы, а мониторы светились генераторами цветных полос. Во всём здании телеканала находились только мы, пятьдесят четыре сотрудника информационных программ. Больше не было ни души. На улицах было безлюдно и тихо, куда делись эти толпы людей с окровавленными ушами, автобусы, кордоны, БТРы, ОМОН... Москва была безмолвна и пуста, не слышно было даже брёха бездомных собак или щебета птиц. Всё как будто вымерло, и мы с Полинским подозревали, что так оно и есть. Может, кто-то успел добраться до бомбоубежищ или уехать подальше от эпицентра катастрофы... мы не знали. В лицо из окна бил сильный, свежий ветер пополам с дождём. Дождь смывал кровь с асфальта, бензиновые лужи, он равнодушно сыпал с неба и ничего не знал о вчерашнем дне.


Я повернулась к Витьке. Он был бледным, осунувшимся, с запавшими глазами, он не спал всю ночь, отдав мне свой рюкзак под голову, когда я начала вырубаться против воли. Сейчас Витька сидел на полу и меланхолично курил, стряхивая пепел на пол. Противопожарка молчала.


— Режимный объект, — он вдруг поднял на меня глаза, — спецусловия. Вот уж не знал... что наша убогая система выдержит натиск... атаку... не знаю... излучения? Но выдержала. Вставай, Юль. Пошли.

— Куда? — от недосыпа и страха у меня кружилась голова.

— А какая разница. Сейчас весь город наш. Пошли искать... своих.


Рецензии
Да он давно опустел этот ТВ эфир. Кто смотрит то? Стоит ящик или теперь блин этот напичканный всякой дрянью, вот на цифру перешли,и что? Где элемент новизны? Это не новости- это старости с душком. Никто вас и не смотрит. Почти никто. Старушки пялятся на сериалы да на "давай поженимся", где отпетые женят таких же отпетых.
Какая жизнь. Так что труд ваш только вам и нужен. В смысле деньги на жизнь. Да лучше полы мыть. Больше пользы.
Написано честно.
Только вот жанр этот меня не греет.
А Вам самой тепло, когда Вы пишете?

Будьте здоровы.

Валентина Телухова   25.09.2019 13:45     Заявить о нарушении
А, прибыло полку несмотрящих новости. Полы мойте сами, уж извините, не вам решать, какой труд важнее.
И если жанр не греет, зачем грызли кактус?
Лично мне нравится и работа в новостях, и написание про них историй.

Я удовлетворила ваш взыскательный вкус?

Юлия Олейник   25.09.2019 13:48   Заявить о нарушении
О! Как Вы великодушны! И слова какие знаете!

А что, Вы дома полы никогда не моете? Сочувствую.

Спесивы. Что же? Бывает!

Да сразу же видно. О себе то вон как материал подан. Кто и где когда кивнул и елеем плеснул на душу. Кто дал частицу малую доброты. Что? Так плохо? Креативная Вы наша.

А кого Вы согрели? И где результаты труда? В эфире? Я же и говорю, что работа ни кудышняя. Никому она не нужна. Сидеть за компом и что-то там монтировать? Нажимайте и дальше на клавиатуру,может быть птичка выскочит?

Ах, я забыла, Вы ведь писательница земли русской! Только и здесь в никуда. Фентези. Как модно. И на каждом углу твердят, что востребовано и Гарри Потер всем покоя не дает. Модное НИЧТО. Так. Развлечение. Пустое.

Так что простите меня великодушно. Не для меня. Но я пойду искать других авторов. А Вам - успехов.
Будьте здоровы.
И все-таки даже на фото Вы за пультом. А что? Без этого никак? Сами то что? А ведь вполне симпатичны.

Валентина Телухова   26.09.2019 01:55   Заявить о нарушении
Эк вас перемкнуло.
Идите, ищите жертву, которая поведется на ваши провокации.

Юлия Олейник   26.09.2019 03:07   Заявить о нарушении
Да нет, не перемкнуло. Просто предостеречь хотела. Бог с Вами, детка! Я не ради цепляния, я же по существу. Ну, и пишите дальше не для кого и ни о чем. А что на работе только хаос бывает, описанный вами. А ничего позитивного нет? Эко вас там заморочили. Никто не работает и не растут семьи, и нет трудовых рекордов и системы производства и ничего в стране ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО не происходит. А во т где беда какая - так вы и бросаетесь и смакуете. СЕНСАЦИЯ. Взорвали, убили, украли, загубили. Это вот новости. Во т поэтому так мрачно на душе. А раньше в новостях показывали капельку света. Тройня родилась и все здоровы и мама здорова. Тонул подо льдом, но бревно просто вынесло на поверхность. И выскочил на берег, а там зимловье. Вон у нас мальчик шесть дней на севере проскитался и его все искали. И мама развешивала везде сумки с продуктами. И на вездеходе утюжили зону мерзлоты, а это открытое пространство. И мать попросила назад по следу проехать. А он идет шатается. На след вышел и пошел. И она не сообразила ч то ехать быстрее и спрыгнула почти на ходу и помчалась к нему.

Или вот соседка просто ходит и читает полуслепой старушке книги вслух. Продлевает ейжизнь. Или адвокат выиграл дело для сиротки, у которой хотели отнять квартиру.
Или вот выбросили кутят и бросили клич. И волонтеры разобрали. А одна гадина взяла, на камеру покрасовалась а потом выбросила в овраг. А наш сосед подобрал и вот у него уже третья собака. Живет себе поживает.
Или вот радость - урожай собирают. Или слониха в зоопарке слоненка родила.

Да мало ли вот таких маленьких подробностей приятных в этой жизни. А у вас только стрелялки да убивалки да мрак.

посветлейте и в творчестве своем. Никто не любит? Нет семьи? Нет деток? Хотя бы собаки и кошки? Старой бабушки, которой так нужно много тепла?

Мне искренне Вас жалко. Так и уйдет жизнь в никчемную пустоту. Ту-ту-ту..... А кактус я не грызла. Я справедливо считала, что про любимую работу можно писать только позитивно. Да, видно, нет тут любви никакой. Ремесленничество одно.
Больше писать не буду. Не отвечайте.

Валентина Телухова   26.09.2019 12:01   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.