Кролик

С того неприятного ночного происшествия прошло совсем не много дней (См. рассказ «Чустики»). Мы частенько сидели с Нои после работы то у меня, то у него. Ноя брал меня за шею, как любят грузины, и честно смотрел в глаза. Столько лет прошло, а я помню тот взгляд.
Как-то мы вечеряли за столом перед моим домом с Вовкой Скачковым, отдыхали. Вовка был отличный музыкант и профессиональный певец. Несколько лет назад он участвовал в записи «Во французской стороне» с Ивановым. Владимир тоже был из Москвы, и мы с ним быстро сдружились. Судьба сыграла с ним невеселую шутку. Он профессионально занимался музыкой, дела шли хорошо, и много было разных планов и надежд. Вот только с молодой женой отношения не сложились, и дело шло к разводу. Отец жены был генерал и он прямо и жестко сказал моему другу:
– Либо ты живешь с дочкой, либо топаешь в армию, уж это я тебе устрою.
Доводы о том, что у Владимира броня и вообще он скоро выходит из призывного возраста, на отца не подействовали, и ушел наш Вовка солдатиком прямиком в ряды доблестной Советской Армии. Хорошо хоть в солнечный Батуми попал. Определили его в музкоманду мотострелкового полка. Инструмент дали самый сложный из имеющихся – пикколо. Это  маленькая такая флейта вся облепленная клапанами, обладающая самым высоким звучание. Её настолько хорошо слышно на общем фоне, что сфальшивить хоть на четверть тона равносильно самоубийству.
В то время я служил именно в этом полку на должности Начальника финансовой службы. Нас, начфинов, часто перебрасывали с одной части на другую в рамках дивизии, если кто-то уходил в отпуск или по какой другой необходимости. Режим службы у начфинов был довольно вольный, мы свободно могли отлучаться из части практически в любое время под предлогом, что нам надо в штаб дивизии или в банк.
В середине дня выхожу из здания штаба полка, где был мой кабинет, и слышу рев начальника штаба на всю округу. Рядом курит прапорщик, я у него спрашиваю:
– Что это там за крики?
– Да это подполковник музкоманду на плацу гоняет, проштрафились. – Отвечает.
Меня это очень заинтересовало, и я быстрым шагом направился к плацу. Открывшаяся картина меня удивила. Взмыленные музыканты с пунцовыми лицами в шинелях (а было Батумское лето, температура глубоко за +30) с инструментами бегали по кругу, в центре стоял начштаба с не менее пунцовым лицом (оно у него всегда такое было) и громовым голосом орал:
– А ну, живей, похоронная команда! Строй держать!
Замыкал вереницу, охая, сам начальник музкоманды, прапорщик. Его инструментом в оркестре был огромный бас-барабан с тарелкой. Вот он с ним, позвякивая тарелкой и матюгаясь про себя, полубежал – полуковылял в конце. В середине строя бежал мой друг Владимир, держа в правой руке свою маленькую флейту. Оценив такую несправедливость, что старший по званию выполняет самую тяжелую работу, подполковник заорал:
– Эй, Скачков! Лихо устроился со своей дудкой! А ну-ка поменяйся с прапорщиком.
Бедный Вовка пыхтя водрузил на себя бас-барабан, перекинув на плечо его лямку. Процессия в это время остановилась, музыканты ехидно смотрели в его сторону.
– Что встали, а ну все бегом! – Вернул их к жизни бас начальника. И экзекуция продолжилась. Так они побегали еще минут двадцать, и он их помиловал. Солдаты упали по скамейкам, стоявшим по периметру плаца, еле переводя дыхание и стягивая с себя взмокшие шинели.
Я подошел к своему другу, сел рядом. Тот не находил себе места от негодования, и сиплым от усталости голосом говорил:
– Этот козел никогда не поймет, какой сложный инструмент пикколо, это тебе не по барабану калатушкой дубасить. А он – дудка, сам-то небось, приличный духовой инструмент и в руках то своих козлиных не держал, дудка.
Я попытался успокоить его, как мог, и пригласил вечером к себе, разрядиться, так сказать. Владимир утвердительно буркнул что-то и пошел  к себе в казарму. Надо сказать, что режим у него тоже был довольно свободный, не глади, что рядовой. Его часто приглашали попеть-поиграть к самому командиру дивизии на разные вечеринки, которые случались с завидной регулярностью и постоянством. Зная про его знакомство с самим генералом, офицеры из части его не трогали. Исключением был только начальник штаба, который гонял всех без исключения.
Именно вечером того дня мы и сидели с Вовкой, когда в калитку вошел Нои.
– Сашка-джан, помоги разгрузить пыаныну.
Поспешили помогать разгружать из грузовика немного потрепанное фортепьяно. Занесли в дом, Ноя просит меня: попробуй. Сажусь, не строит никак. Я говорю:
– Ной, дрова, надо настраивать.
Тут Вовка подошел:
– Есть пассатижи? – Он сел и за пятнадцать минут настроил все пианино. Без ключей и камертона. Я такого не видел никогда. Обрадованный Ной цыкнул на жену, и она забегала, быстро накрывая на стол.
Появилась огромная бутыль, как у артиста Глузского в фильме «Кавказская Пленница» («Я тоже не пью. Что тут пить?» – Помните?) и вкуснейшие грузинские разносолы. Посидели, поболтали. Вова попел, аккомпанируя на новоприобретенном инструменте. Стол постепенно опустел, а вот желание продолжить в такой задушевной компании выросло. Ноя сгонял за сухим грузинским вином, благо магазин был в трех шагах, а вот с закуской получились сложности, холодильник был пуст.
И тут острый горский глаз хозяина дома упал на маленького кролика, любимца его сынишки. Кролик был совсем ручной и как котенок всегда бегал по дому.
Ноя безумно любил сына, но строго посмотрел на жену и отрезал: – Режь!
Не посмев ослушаться, жена побежала готовить бедного кролика, то и дело смахивая слезы. Мы с Вовкой пытались отговорить Ноя, но тот был неумолим:
– Гостеприимство - это закон гор! – Гордо сказал он, поднимая бокал. – Я не могу допустить, чтобы мои гости хоть в чем-то нуждались. Тем более, которые мне так помогли. – Он убедительно посмотрел на злополучное фортепьяно. Уговаривать было бесполезно. Скоро на столе появилось отменное грузинское аджахури из кролика и пиршество продолжилось.
В прихожей послышались шаги, и на пороге появился сын Нои, он задержался в школе.
– Дэда, дэда, – подбежал он к матери, – а где мой кролик?
Та ничего не ответила и отвернулась. Мальчонка хотел спросить отца, но тут его взгляд остановился на серой шкурке, валявшейся у входа. Он все понял и горько зарыдал. Мы с Володей встали, поблагодарили и, сославшись на дела в части, постарались побыстрее уйти.
Что дороже, закон гор или слеза ребенка?

26, Октябрь, 2018