Философия больниц

       Несколько дней прошло после возвращения из больничной палаты. Делали мне мужскую операцию. У нас на Юге Украины, в сельской местности, о таких операциях говорят: «Різали його «по-мужському», в отличие от операций на женских органах, во время которых «ріжуть по-женському».

       Больничная среда подтолкнула к размышлениям о феномене больниц. Мысли мои будут, скорее всего, бессистемными, нездоровими, как нездорово моё тело. Зачем тогда взялся, если намерен нести околесицу? Не выговорился. Молчал, слушал, лишь пасивно участвуя, в главном ритуале палат – облегчением душ в разговорах. Молчал, потому,что хорошо знаю подобные по форме ритуалы со случайными знакомыми в поездах. Там я не просто участвовал, а нередко солировал. В палате же предпочитал помалкивать. Почему?

       Для многих, возможно для большинства, палата первая и последняя трибуна. Речи произносятся с кроватей – лежа и сидя. Лежа начинают, воспламеняясь – садятся, если могут, разумеется. Тематика – жизнь. Но есть любимые темы, в которых все «разбираются». Политика на первом месте, а страстность ораторов вызывает опасения за состояние их сердец. Куда уж мне, кандидату исторических наук, было встревать в разборки «знатоков»?! Даже скрыл что историк. Назвался учителем географии и тем обеспечил себе неприкосновенность от попыток орущих втянуть меня в словесные потасовки. Правда, обидно за географию, которую действительно преподавал в школе. Её не знает никто. А историю с политикой «знают» ВСЕ…

       Так вот, политика и производные от неё темы (олигархи, воры, пенсии, газ) доминировали в разговорах моих коллег по несчастью. Меня, как профессионала, полвека  занимающегося теорией и практикой политики этот факт не мог удивить. Удивила резко возросшая массовость больничных «политтехнологов» по сравнению с 2015 годом, когда я тоже лежал, но с другой болячкой. Насторожил радикализм глашатаев истребления любой власти. Это вам не романтичные анархисты и даже не «кровавые и беспощадные» бунтари, все-таки различающие объект своей ненависти, а причудливое сочетание животных инстинктов с продуктами воздействия современных киноужастиков.

       Чем отличается больничная палата от вагона поезда как место обнажения общественного мнения? Тут нет алкоголя – главной помехи объективного замера. Более того, фактор соседства с возможным летальным исходом, пусть неосознанно (иногда и осознанно…) крепко влияет на искренность слов. То есть ПРАВДА, корявыми фразами, подперченными матом несется из глоток ораторов – дебютантов. Слова, жесты, паузы свидетельствуют о том, что человек говорит сокровенное, не произнесенное вслух ранее, без желания повторить сказанное когда-либо еще. Это его последнее слово.

       Дрожь, наверное, такая бывает перед смертью, била меня. Напрасны Майданы, Донецкий аэропорт, Иловайск, Дебальцево если они породили ненависть к власти по температуре кипения сопоставимую с ненавистью народов Франции и России к своим монархам накануне их свержения. Трусило и трусит меня потому, что ситуация во Франции и России периода гражданских войн удручающе напоминает сегодняшнею украинскую – бардак внутри и война на границах. Призрак гражданской войны витает над страной. Люди устали просить, не верят и не боятся. «СПРАВЕДЛИВОСТИ!» - лозунг момента.

       Народ ИСКРЕННЕ не может понять ЗАЧЕМ, слышите власти, вам столько денег?! Народ, в глупой жалости перебивая друг друга, предлагает вам мирные способы расставания с излишними накоплениями. Наивный и добросердечный он не может допустить мысли, чтобы вы, «такі розумні», не прислушались к его советам, а «подуріли з тими грішми, будь вони неладні».

       «Хай би той Порошенко залишив собі мільйонів сто. Що йому, його дітям і внукам не хватило б? А остальне віддай на лікарства людям, та тобі ж пам’ятники поставлять!».
       «Визвав би до себе всіх міліонерів і депутатів: «Ану, скидайтесь на дороги! Поки не скинетесь звідси ніхто не вийде».
       «Как повысить пенсии? Очень просто! Восемьдесят процентов у тех, кто заработал миллион и больше, забирать в пенсионный фонд».
       «Ну, богатых тоже без копейки оставлять нельзя. Оставить какой-то минимум, остальное – конфисковать».
       «Вони не всі погані. Он у нас школу одремонтірував, дав гроші на шкільний автобус…».
       «А у нас детскую площадку строит. Но я знаю – отмывает украденные деньги. Всех их, сволочей, к стенке!».

       Так народ дает шанс властным и богатым. Уверен – те им не воспользуются. Ослеплённые и зарвавшиеся рабы порока будут ему служить до погибели. Я лично объясняю такое поведение на краю пропасти элементарной глупостью. Человек может быть блестяще образованным, воспитанным, хитрым, богатым, красивым, физически здоровым и…полным дураком по жизни. Да вы знаете таких! Особенно процветает пошесть среди политиков. Определяю с первых слов. Мой метод - не психология, а жизненный опыт. Всех ровесников считаю «открытой книгой». С высокой вероятностью могу определить кто из современных политиков в возрасте 65 – 70 лет дурак по жизни. С теми, кто моложе, еще легче поскольку чем моложе тем меньше опыта. Не специфического, например, участия в военных действиях, а простого жизненного, который для умного – основное богатство. Но то для умного. А как «работает» опыт глупого?

       Возраст, внешне приобретая форму опыта, маскирует глупость, затеняет, нивелирует. Старики, как и дети, очень похожи друг на друга. Только дети – фонтаны радости и интереса, а старики – обитель печали и ностальгии. Но глупость у стариков не исчезает, не лечится возрастом, а просто принимает физиологически неизбежное мудрое выражение лица. Глупый не в состоянии синтезировать опыт, стать умным по жизни. Глупыми, как и умными, рождаются и умирают, только умный осознает себя таким, а глупый – нет. На подсознании чувствует свою ущербность и это выражается в заявлениях: «Я же не дурак!». Напрочь отсутствуют у глупых чувство юмора и самоирония. Что касается юмора, то мне и вам приходилось видеть глупых, пытающихся рассказывать анекдоты. Зрелище жалкое, полный конфуз слушателей. А вот самоиронии у этих ребят за свою жизнь я пока не зафиксировал.

       Глупость по жизни и мания накопительства не дают многим богатым вырваться за пределы порочного круга своего жизненного кредо. Беря на вооружение идеи коллег по палате, задаю себе вопрос: «А может и вправду попытаться их как-то переориентировать на праведные цели?». Но тогда эти цели не должны быть обыкновенным меценатством, а гарантирующими места если уж не для установки пресловутых памятников от народа, то на страницах учебников истории, в названиях улиц, пароходов уж точно.

       СЛАВА! Магическое средство, одно лишь способное превозмочь глупость и жадность. Не универсальное, нет. Есть среди наших клиентов узкая прослойка единомышленников Корейко предпочитающих общаться с «кровными» в тишине подполий. Они категорические противники популярности, значит – не политики, значит - не предмет наших размышлений. Нам интересны те, которые за СЛАВУ готовы расстаться со своим богатством. Чем же им прославиться?

       Есть убойный объект, реанимация которого прославит – ракетный крейсер «Украина», дряхлеющий в Николаеве. Представляете грозный крейсер с вашей фамилией на борту? Видит Бог: игра стоит свеч!

       Не хотите старый крейсер, достройте новый корвет, ждущий финансирования там же. Стране позарез и «ещё вчера» нужен флот, вам – слава. Интересы совпадают. Вперед и с песнями!

       Не хотите славы морской, берите славу космическую. Дайте «бабло» на спасение «Южмаша». Не потяните один? Ну, так, черт возьми, сколотите пул, не ждите, действуйте и ваше имя вознесется на орбиту!

       А можно за славой податься в царство Плутона, под землю. Честно говоря – моя любимая идея. Да уж ладно – дарю. Продумайте схему, по которой янтарь бы попадал в казну, а не ворью. Яркая, масштабная операция, которую можно завершить быстро и триумфально. Акцентированный удар и слава на века!

       Много еще чего можно было бы вам совершить. Умные бы прислушались к моему воплю, но ввиду вышеуказанных физиологических особенностей, держу пари, никто из вас не отреагирует и скопом, бесславно, растворитесь в вечности. А СЛАВА была так близко…

       Ладно, слишком я отвлекся от философии больниц. Только в последний «залет» на койку дошло, что «больница» означает «место боли». Не «стационар», не «поликлиника», не «палата», а место, где властвует, главенствует боль. Из того же ряда «булочная», «чайная», «пивная», «закусочная». Но командир над всеми «больница» - хозяйка боли. Боль заставляет говорить откровенно или стонать, облегчая боль. Вот я и вслушивался в откровения, пытаясь уловить общее. Из сюжетов сложить полотно, из портретов – картину под названием «Народ».

       Для наблюдательного, любящего людей, любопытного, еще при памяти, слухе, обонянии пожилого человека больница – точная копия общества. Для нас, постсоветских, очень важно, чтобы наблюдатель имел опыт «койки» в советской больнице. Я – имею. Значит, «чистота эксперимента» высокая.

       На базаре первым долгом спрашивают цену товара, причем делается это совершенно естественно, на подсознании. Какой вопрос задает новичок старожилам палаты, после того как устроился на казенной койке? Он может быть не первым, но ГЛАВНЫМ, буравящим мозг всех бедолаг: «Сколько вы платили?».

       Приехали! Когда я услышал «Сколько?..» в восьмой, десятый, двенадцатый раз произнесенное громко - в палате, вполголоса - под шум сливного бачка в туалете, шепотом – у порога операционной то понял, что мой народ гниет внутри и снаружи. Потом дошло, что в ногу со всеми воняю и я, рассовывая деньги по карманам белых халатов. Стыдно НЕ ДАТЬ?! Вдумайтесь! Ну, ладно, когда перед тобой женщина добрая, трудолюбивая, рука легкая, внимательная, сердобольная. А если мразь алчущая и ей сунут подобострастно? Мне неудобно перед собратьями и я… даю. Вон оно как! Как все запущено, фатально. Рука тянется к автомату. Хочется убивать. Стоп. Кого? Получается всех, с собой включительно. Что, нет светлых пятен? К счастью есть.

       Моего ровесника Витю из далекого села дети привезли силой. Думали на пару недель, а задержался на пару месяцев. Некоторые в подобных ситуациях впадали в раздражительно – молчаливый ступор. Их можно понять: самое тяжелое – неопределенность. Витя не знал слов «ступор» и «неопределенность».  Каждый день по-крестьянски обстоятельно нес бремя им же придуманной должности «старшина палаты». Была у юмориста и жизнелюба и более солидная виртуальная карьерная цель – «комендант отделения». Но прежде чем занять высокий пост он должен был «перележать» девяностолетнего пациента из двадцать четвертой палаты. Тот лежал три месяца, не ведая о том, что перекрыл Вите дорогу к власти. Каждое утро наш карьерист трагическим голосом сообщал, что конкурент еще жив. Не подумайте, что Витя желал смерти аксакалу. Просто разведал, что родственники о нем забыли. То есть из двух вариантов освобождения почетной должности оставался, увы, один… Впрочем, душевная драма проявлялась лишь в тембре голоса «старшины палаты». Дела не позволяли, де-факто уже «коменданту отделения», допускать заметную подчиненным слабость, и, совершив побудку, он с озабоченным лицом исчезал.

       После обеда нас ожидала информация о выписавшихся и поступивших. При этом, подолгу и подробно «старшина» живописал пополнение женского анклава, ютившегося на окраине мужского материка. Скажу вам по секрету, что похотливые старания самозванца – администратора не будоражили не только остатки наших достоинств ниже пояса, но и мозги. Не тянуло на баб и точка! Еще больше, думаю – их на нас. Под словом «нас» разумею и свою возрастную категорию, фланирующую по коридору с трубками, свисающими из-под семейных трусов, и молодых, бравирующих мочевыводяшими приспособлениями из-под современных шорт. Да, больница заведение бесполое.

       Стиль больничного поведения мастера спорта по вольной борьбе Миши видимо соответствовал тактике применяемой на борцовском ковре. Прежде чем «родить» слово он бычьими, немигающими глазами грозно смотрел сквозь лица. Затем быстро садился на кровати. Затем сгибаясь в борцовскую стойку, коварно улыбаясь беззубым ртом, задавал вопрос на засыпку. Ответа не ждал, а сразу переходил в атаку, буквой «Г» подкрадываясь к жертве. Наблюдая со стороны, я опасался, чтобы он не забыл, где находится и не бросился в ноги, как бывало на ковре. Но каждый раз, приблизившись к оппоненту, борец вместо приема начинал, воровато оглядываясь, сорванным голосом хрипеть о своих знакомствах в медицинских кругах.

       Тучный мужчина, лежавший на неудобной койке головой к окну, оказался автором нового направления в науке «Ономастика». Полиглот, побывавший во многих странах, не касался международной политики, но зверел, когда невежды бросались судить об Украине. Тонким голосом, с пулеметной скоростью учёный метал гневные тирады, кое-где мастерски усиленные изысканными ругательствами, в адрес хулителей «нэньки». По его теории украинцы – лучший народ, живущий в лучшем месте планеты. Воцарение Рая тут – всего лишь вопрос времени. Спорить с фанатиком было бесполезно. Улучив момент, я изложил вроде всем, но держа в поле зрения именно его, свою теорию прижимистости украинцев. Неожиданно фанат со мной радостно согласился, и, что интересно, зауважал. Уважение, правда, переносилось мной тяжело, ибо теперь речи его, обращённые как бы ко всем, адресовались мне и требовали соответствующей реакции.

       Поразил учёный качеством, впервые повстречавшимся в мужской среде. Старый человек откровенно называл себя трусом, приводя конкретные примеры. Вдвойне поразительно, что он до пенсии служил в армии, побывал в горячих точках.

       Искренность соседа поставила в тупик другого представителя офицерского сословия в палате - подполковника в отставке Николая. Он несколько дней молчал, не зная, какую позицию занять в отношении признаний в трусости. Все – таки армейский коллега. Подполковнику было о чем размышлять. Чистокровный русский, Украину за много лет службы, так и не воспринял. Душой оставался в родной Сибири. Жена, квартира, дача, машина, гараж, дети, сватья, внуки – тут. Драма! И этот еще кичится своей честностью перед штатскими. Кому какое дело трусили мы в «Афгане» или нет.

       Слева от меня обитал почти 90-летний Василий Яковлевич. Редчайший человеческий экземпляр. Скелет, ростом не выше 140 сантиметров, еще и сгорбленный. С детским лицом без единой морщины, юношеским чубом, тонкими губами, обручальным кольцом на левой руке, противным голоском. «Закройте шторы! Откройте окно! Выключите свет! Говорите тише! Всем спать!», - кричал в мое левое ухо палатный террорист.

       Василий Яковлевич первым привлек моё внимание качествами, как потом оказалось, характерными для «больничных» мужчин в возрасте за 80. В 6 утра лежа делал упражнения. Проклиная непослушные руки, застилал кровать. До общего завтрака при помощи электрокипятильника готовил себе чай. Смаковал, вызывая мою зависть, с домашним вареньем. Завидовал я аппетиту, который у всех нас отсутствовал от температуры. Его температура его аппетиту не мешала. Покончив с чаепитием, тщательно драил поверхность тумбочки дорогими иностранными салфетками, которые приносили то сын, то внук. Дойдя до этого места, я почувствовал, что для полного описания утра соседа чего-то не хватает. Напрягшись, вспомнил – он не брился! Почему? Детское лицо без единой морщины… Ну, конечно же, этого лица не касалась бритва! Неужели так бывает у настоящих мужчин? Как бы там ни было, он соответствует основным параметрам типажа «больничного мужчины», которого я пытаюсь описать.

       Справа от меня не «обитал», как Василий Яковлевич, а мучился Петр Григорьевич, тоже из когорты за 80. Страдал, так сказать, «по знакомству». Схема широко распространена среди больных, поэтому требует детального изложения.

       Много лет назад сосед справа уже оперировался тут по урологии. Хорошо «прикормленный» хирург приглашал, в случае чего, обращаться снова. Случай настал – заболела поясница. При первичном осмотре предположили, что болит почка, но дальнейшие исследования диагноз не подтвердили. Все бы ничего, если бы больной просто сдавал анализы. Увы, с первого дня кололи полдюжины уколов, капали, растирали, возили на УЗИ и кардиограммы. «Бабки» врачам дочка не успевала раздавать… Я понимал, что присутствую при наглой «дойке». Наконец, дошло и до дочери. Пошла к пригласившему хирургу. Тот признал, что болезнь не урологическая, но забрать в другую больницу запрещает невропатолог?! Отца надо прежде поставить на ноги, поскольку перевозка лежачему противопоказана. Гоните «бабки» и все будет хорошо!

       Другой бы скис, а сосед ежедневно, после утренних страданий, связанных с исправлением естественных надобностей, преображался и устремлял в моё правое ухо поток светлой ностальгии. И как хорошо ему служилось в «учебке», и как удачно женился, и как кучу детей произвел, и как прекрасно они устроились в жизни. И про свои «Москвичи» и «Волги», про рыбалку и пасеку, про магазин и заправку. Да всё у него было ладно и споро, да везде по принципу «не подмажешь – не поедешь». Лежал я и думал: «Старый дурак! Ну, вот же сейчас тебя в наглую «доят», а ты, как слепой, не замечаешь кидал. Привычка? Философия жизни?».

       Философы больниц. Особый тип мужиков, взявших  пик 80-летия. Всё больше убеждаюсь, что взобраться на такую высоту – вопрос не только генетики, но и еще чего-то, что не сводится к банальному «здоровому образу жизни». Ближе всего к пониманию сущности явления подходит вердикт окружающих: «Сильно себя любит». В нашем народном представлении о себялюбивых, три слова вмещают мириады смыслов, в том числе множество противоположных здоровому образу жизни. Например, себялюбец может пьянствовать, увиливая от работы. Или не отказывать себе в жареном и жирном, сладком и соленом, водке и сигаретах. Короче, наши 80-летние себялюбцы, как четко выраженный тип пациента мужских палат урологии – не ангелы, а тертые калачи, терпеливые, хитрые, знающие жизнь и больничные нравы, непоколебимо уверенные , что деньги решают всё.

       Остальных «больничных» мужчин разделить по признакам весьма сложно. Тем не менее, одно объединяющее умозаключение сделать можно: сильный пол без жен – ничто!

       Надо видеть ухарей и ловеласов прикованных к койке. Надо попытаться понять, что чувствуют жены нервных изменщиков. Тьфу на вас, прохиндеи! Тут хвастались победами, а тут свечу в ж… вам ставят обманутые. Нет – нет, вопрос не шуточный, даже очень серьёзный. Тем, кто после коек вернется домой, советую в ноги женам падать, молить о прощении. Только не философствуйте, как я. Просто падайте и молите, пока не поздно.

       Родственники и знакомые в качестве посетителей больных явление интереснейшее. Какая гамма оттенков поведения! Какие артисты пропадают зря! Вот тут бы скрупулёзно, с наслаждением копать в глубину душ, но не буду – физически тяжело. Пишу ведь лёжа…

       Медперсонал. Дождалась Украина медицинской реформы. Удобно наблюдать за поведением реформируемых кадров с койки больного. Много негативного, но достаточно и неоднозначного. Видны полюса, а это приговор одностороннему подходу. Приведу примеры.

       Забирали меня из послеоперационной палаты. Всех уже разобрали, а я жду. Наконец прилетели три фурии с кроватью на колёсах: «Давай, давай быстрее!». Что «давай», если я подключен к разным трубкам, вещи в тумбочке, лекарства в мешке под кроватью. Прошу их подать мне из тумбочки спортивные штаны, где в кармане 200 гривен для непредвиденных расходов. Вытащил я деньги, а они давай натягивать на меня рубашку через голову. Я деньги куда-то положил, чтобы ладони разжать, а они: «Быстрей! Быстрей!». Шарю по кровати: «Где я деньги дел?! Для вас же приготовил!». Они: «Да ладно, дед, мы опаздываем!». Двое меня приподняли, третья простынь из под меня выдернула - на свою кровать и вперед. Везут, смеются. «Ну, - думаю – украли, суки, теперь смеются».

       Прошла неделя. Колющие сестры каждые сутки меняются. Препараты берут из того же мешка, который был в послеоперационной палате под койкой, а теперь перекочевал под койку в мою палату. Я к нему не прикасаюсь. Они сами знают что, сколько, когда колоть. Говорит мне одна: «Что-то я не нахожу шприцов. Внимательно посмотрите, если нет – купите. Пока уколю своим». Вытащил я мешок, положил, как они, на место, где были мои ноги, развязал, выложил пару пачек с ампулами и увидел…200 гривен… Те самые, по 50 гривен. Значит, я, со своим склерозом, сунул их в мешок в послеоперационной палате. Значит, содержимое мешка ежедневно по несколько раз перетряхивали медсестры и видели деньги, и никто не посмел взять. А те, которые привезли, даже не заикнулись о вознаграждении. Значит, не всё так мрачно? Или преувеличиваю? Тогда ещё несколько примеров.

       Вообще, мы суём в их карманы сами, а потом вдогонку осуждаем. Решил провести эксперимент и три дня не совал. Никакой реакции не заметил, а ухудшения качества уколов задницей не ощутил. По своей инициативе, не претендуя ни на что, кроме «спасибо», санитарки вытирали пролитую воду или суп, подымали, переворачивали, кормили всех, кто нуждался. Особенно тепло и участливо относились к нам младшие медсестры – буфетчицы (специально уточнил, как именуется их должность). Это те, которые развозят пищу. Казалось бы, они напрямую заинтересованы, чтобы мы поменьше ели – отходы их «добыча». Но и кормили, и упрашивали, и подавали без просьб в койку. Знаю их имена, хочется назвать, но, к сожалению, не могу.

       Апофеозом неоднозначности ситуации со взятками в больницах было УЗИ сердца. Процедура, как мне кажется, требующая большего профессионализма, чем УЗИ других органов, где процесс напоминает конвейер по сборке автомобилей. Тут «сборка» ручная, неторопливая, вдумчивая. Соответственно и более дорогая. Так, во всяком случае, говорили мне в палате. Доктор, молодая и приветливая, долго кружилась возле меня, заходя с разных сторон, попутно посмотрев почки (это отдельная плата…) Я уж начал сомневаться, хватит ли денег. Она о них – ни слова, лишь: «Одевайтесь, подождите в коридоре». И так, оказывается, бывает, но это я уже о врачах, о главных действующих лицах.

        В тех больницах, где я лежал, среди врачей преобладали мужчины среднего возраста и старше. Самые почтенные приходили на работу ни свет, ни заря, дотошно вникали в нюансы самочувствия, задерживались до темноты, невольно заставляя думать, что дома их не ждут. Кто по моложе были в диагнозах и действиях быстрее, без эмоций, работали, я бы сказал, по - деловому. Совсем молодое меньшинство – отражение ритмов и нравов ХХI века со всеми плюсами и минусами. По слухам и личному опыту конвертов прямо никто не вымогал, но схемы разной сложности процветают. Грустно признавать, но охвачены ими 99,99 % больных, не важно, осознают они сей факт или нет.

       Честно говоря, меня мало интересует, какими методами можно искоренить коррупцию в медицине. Знаю, что она должна быть уничтожена. Больше интересует морально – нравственная готовность больничного сообщества. Пойдет на выздоровление или нет? Сохранились ли одержимые, за которыми потянутся другие? Сохранились, но в количестве тревожно малом. Рядом уживаются знающие и невежды, глубокие и поверхностные, жалеющие и презирающие. Идет беспощадная конкуренция, проявляются лютая ненависть и черная зависть. По сути, ничего уж слишком неожиданного, я не зафиксировал. Но правильный вывод сделал: судьба больниц в руках общества. То есть меня, тебя, всех. Это не только элементарное «не давать», это борьба с коррупцией каждого на своем месте, в меру своих возможностей. Осознав, решил написать статью. Борюсь, как могу.

                Валерий Варзацкий