Во имя любви, или Лукреция Ивелли

Памяти моего дорогого и глубокоуважаемого отца Виктора Николаевича Иванова посвящаю


Sara di te, o di morte !

I
Длинными шагами вдоль и поперек молодой граф Амадео ди Марлиани измерял гостиную в доме мессера Винченцо Ивелли. Граф не мог не волноваться – решалась его судьба. От одного слова Лукреции, дочери мессера Винченцо Ивелли, зависело все его будущее. Его судьба была в ее руках. Одним своим словом Лукреция могла повергнуть его в бездну отчаяния, пучину печали и тоски или сделать счастливейшим человеком на Земле, подарив свою любовь и благосклонность. «Быть или не быть»? – стоял перед ним вопрос, как у Шекспировского Гамлета. Покориться воле рока и смиренно принять отрицательный ответ на свое предложение или же, несмотря ни на что, бороться за ее любовь любыми средствами. Эти вопросы задавал он себе в ожидании ответа.
 – Не горячись, мой друг. Остынь. Поверь мне, мадонна Лукреция выберет тебя. Ведь я всего лишь ширма, за которой она прячет свои чувства к тебе. Если бы я в этом не был уверен, то никогда бы не просил ее руки. Я сделал это только для того, чтобы доказать тебе, что мадонна Лукреция любит только тебя, А я всего лишь преданный друг детства для нее. Она видит во мне брата и не более. Мы росли вместе. С трех лет и до сей поры не разлучались, – успокаивал Алессандро Манияни, студент философского факультета Болонского университета, наследник огромного состояния Бенедетто Манияни, владельца крупной торговой компании, тесно связанной с банковскими компаниями Уццано, Адатти, Орландини, своего единственного друга Амадео. Семьи Манияни и Ивелли много лет поддерживали дружеские отношения между собой, не мудрено, что их дети чувствовали себя членами одной семьи и питали друг к другу братские чувства.
Двери залы отворились. На пороге появилась мадонна Лукреция с алой розой в руках. Следом за дочерью в гостиную вошли ее родители – мессер Винченцо и мона Лаура. Сердце замерло в груди у графа ди Марлиани, он не дышал от волнения. Наступила роковая минута. С утонченной грацией и изяществом Лукреция подошла к Амадео и произнесла грудным голосом, льющимся из глубины души:
 – Вот ответ, мессер Амадео, примите этот скромный дар – залог моей любви. – Она говорила, не смея взглянуть в его огромные темно- карие глаза, ее ланиты покрылись нежным румянцем. Граф же, напротив, смотрел на нее, не отрывая глаз. Лукреция не была красавицей, скорее, обыкновенной девушкой. Она стояла перед ним в темно- пунцовом платье, в черных бархатных туфельках, расшитых серебром. Не красавица и не богиня. Высока и стройна, с осиной талией и плоской грудью, бело-розовой кожей, изящными руками, черными, как ночь, волосами с гладкими начесами на уши, высоким лбом, густыми длинными ресницами, тонкими, как шнурок, бровями, прямым носом, пунцовыми, оттененными легким пушком, чувственными губами. Но для Амадео она была утренней зарей, нежным лепестком розы. Лукреция пленяла его вновь и вновь при каждой встрече. Всякий раз в ее присутствии он терял присущие ему выдержку и спокойствие. Только рядом с ней он ощущал полноту жизни, всю радость бытия.
Наконец, Лукреция подняла свои горевшие огнем глаза,. и у графа от счастья закружилась голова. Амадео полной грудью вдыхал исходящий от любимой аромат фиалок и мускуса, не опуская глаз. Да, сегодня она была хороша, как никогда. Минуты счастья превращают слабый пол в настоящих красавиц. Любовь зажигает в их глазах огонь, который гаснет лишь после их смерти. О любовь! О великая сила!
Амадео с радостью принял из дрожавших от волнения рук Лукреции алый цветок, ставший для него с этого момента символом любви. Вместо ответа на слова любимой он склонил перед ней колени и бережно припал губами к ее нежной руке, со словами:
 – Благодарю Вас, дорогая мадонна Лукреция. Сегодня вы сделали меня счастливейшим человеком на Земле. Клянусь, я буду самым верным супругом до конца моих дней.
Лукреция залилась густым румянцем. Как долго ждала она этих слов, сколько долгих лет ей приходилось притворяться и скрывать свои чувства к нему. Ах, если бы он только знал! Его слова лились, как бальзам на ее нежную душу.
Мадонна Лукреция перевела взгляд на своего друга детства. Боже, как она могла забыть о нем! Счастье ослепило ее, она перестала замечать все происходящее вокруг.
Поймав ее взгляд, Алессандро Манияни решил избавить Лукрецию от извинений и первый обратился к ней:
 – Мадонна Лукреция, лучшая подруга детских лет, позвольте поздравить вас. Вы сделали правильный выбор, и я уверен, что никогда не пожалеете об этом. Мой друг граф Амадео ди Марлиани достоин вашей руки и сердца. Счастье моих друзей -высшее счастье для меня. Я искренне рад. Позвольте запечатлеть поцелуй на вашей божественной ручке и откланяться, не хочу препятствовать общению ваших душ. Хотя вряд ли кто сможет этому помешать? Души влюбленных найдут друг друга в любом уголке нашей Ломбардии. И ты, мой друг, прими искренние поздравления – последние слова были обращены к графу ди Марлиани. Тот подошел к другу и раскрыл ему объятия.
Лукреция с трепетом смотрела на двух верных друзей. Оба среднего роста, широкоплечие брюнеты с приятной наружностью. Конечно, каждый из них был индивидуальностью и не только внешнюю, но и внутреннюю. Но главное отличие – взгляд. Амадео смотрел на нее заворожено, как на богиню, она была для него всем, а для Алессандро – всего лишь подругой детства, приятной собеседницей. Овальное лицо графа ди Марлиани обычно выражало аристократическую надменность и превосходство, которые тут же исчезали, стоило ему обратить свой взгляд на Лукрецию, заговорить с ней.
Высвободившись из дружеских объятий, Манияни подошел к мадонне Лукреции преклонил правое колено и запечатлел на ее нежной ручке дружественный поцелуй. Затем простился с присутствующими в зале и удалился.
Тотчас молодые бросились в ноги родителям и просили благословения. На глазах моны Лауры блестели слезы, материнское сердце переполняла радость. В душе она ликовала. Господь смилостивился и услышал ее молитвы. Лукрецию ждет беззаботная жизнь рядом с любимым супругом. Чего еще желать в жизни женщине? Счастливый брак – счастье женщины. Мессера Винченцо, словно индюка, распирало от гордости, он уже давно мечтал породниться со знатным, пусть и обедневшим родом. Бабка графа ди Марлиани по отцу донна Андреа происходила из старинного знатного рода Убертини из Ареццо , а бабка по материнской линии донна Ньери – из знатного рода Кортевеккья (воевавшего на стороне Фридриха Барбароссы во время осады Милана.)
На груди мессера Винченцо Ивелли сиял огромный рубин – символ его богатства. Ивелли был членом трех торговых компаний, ему принадлежали сукнодельческое производство и мастерская по окраске сукна. Земельная собственность его была невелика, около 15 тысяч золотых флоринов, 16% его состояния. Земли располагались на плодородной Паданской равнине и на окружающих город высоких холмах. Основную часть земель представляли пахотные участки. Виноградники и плодовые деревья (яблоки, груши, айва, сливы) были посажены по краям поля. Неподалеку от Болоньи, на холме, находилась его семейная вилла – место отдыха от повседневных забот и проблем, единственный уголок, где могла найти покой его больная душа. Непосредственно к вилле примыкал дубовый лес. У подножия холма располагалось небольшое селение с высокими и узкими домиками. Почти все его жители работали на мессера Ивелли. А тем, кто владел собственным участком земли, приходилось платить ему за пользование плугом и скотом, так как они не имели рабочего своего.
Мессер Винченцо Ивелли владел и городской недвижимостью: большим домом на улице Страда Маджоре (собственно, в котором и происходили описываемые события) и десятью небольшими домами с примыкавшими к ним маленькими земельными участками (их арендовали булочники, цирюльник и сапожник). Вот так со всех сторон и стекались денежки в карман мессера Ивелли. Из любой мелочи он умел извлекать для себя пользу.
Глаза мессера Ивелли сияли от удовольствия, ему не терпелось объявить будущему зятю сумму приданого. Он желал, чтобы все жители Болоньи знали, что мадонна Лукреция Ивелли – богатая невеста. Ее приданое составляет земельный участок с домом в Болонье на набережной Рено и часть земли стоимостью 150 золотых флоринов.
«Скоро, совсем скоро – через месяц – состоится помолвка, а потом и свадьба не за горами», – думал отец Лукреции, восхищаясь своей дочерью, ее умением пленить сердце знатного юноши. – Чертовка умна! Столько лет ждать, ни на кого не обращать внимания, отказывая всем подряд. И, наконец, дождалась. Летом ей исполнится двадцать – пора все же будет поспешить со свадьбой.


II
На крыльях любви летел граф ди Марлиани домой на гнедом жеребце узкими прямыми улицами Болоньи. Мимо массивных красновато-коричневых и серых каменных зданий с аркадами вдоль нижнего этажа. Он любил этот город, Болонью – матерь наук, благороднейший город Ломбардии. Ведь это город ,в котором он родился, в котором встретил девушку своей мечты, здесь же будет покоиться и его прах. Но это будет не скоро, пройдет еще много-много лет. А пока струны его сердца пели мелодию любви, ему хотелось жить и любить, любить до самозабвения.
Он и не заметил, как оказался возле ворот собственного замка-башни, неподалеку от города. Опьяненный любовью и радостью, Амадео, забыв о всех правилах этикета, без стука ворвался в покои  матери, моны Валентины, чтобы поделиться своим счастьем. Она была единственным человеком, которому он мог поведать о своих чувствах, открыть душу, просить совета. На ее груди он искал утешения в трудные минуты жизни, только она своей материнской лаской и теплом умела залечивать его душевные раны. Мать была единственным родным человеком для него. Отца своего, графа Валентино ди Марлиани, он не знал, тот погиб от рук неизвестных убийц, еще когда Амадео находился во чреве матери. Гордая и благородная мона Валентина была для него и матерью и отцом одновременно. Всю свою жизнь она посвятила воспитанию единственного сына, наследника рода Марлиани.
Мона Валентина задумчиво играла на перламутровой мандолине и не заметила внезапного вторжения сына.
 – Матушка, поздравьте меня! Я сегодня самый счастливый человек в этом мире! Лукреция Ивелли согласна быть моей женой, – еще с порога произнес Амадео и бросился к ногам матери и спрятал свою голову у нее на коленях.
Звуки музыки тотчас смолкли. Мона Валентина побледнела, на красивом холодном лице застыл испуг. «Нет! Этому не бывать. Она не позволит ему погубить свой род. Нет! Ее сын не женится на дочери сумасшедшего! Нет! Я не допущу! Да, эта семейка хорошо умела скрывать свои пороки. Никто из знатных жителей Болоньи и не догадывается о душевном недуге мессера Винченцо Ивелли. Да и сама я совсем недавно узнала об этом от его управляющего, правда, он тогда хлебнул много лишнего и молол всякую чушь, однако в безумии своего господина поклялся на распятии, и ему можно верить», – говорила себе мона Валентина.
               
Она поднялась с кресла и с грустной улыбкой посмотрела на сына. Она видела радость в красивых глазах Амадео, его опьянение любовью и понимала, что надо что-то делать. Срочно что-то предпринять. Иначе все пропало! Он сам должен будет отказаться от нее. Но разве это возможно, учитывая его нынешнее состояние?! Какой подъем, какой порыв! Мать впервые видела сына таким возбужденным. Хотя он был таким и тогда, в 13 лет, когда вот так же, радостный, прибежал в ее покои и произнес с волнением: «Матушка, я люблю Лукрецию Ивелли! Она станет моей женой»! Тогда она рассмеялась над глупой выходкой мальчишки и не придала его словам никакого значения. Но теперь, теперь совсем другое дело. Нужно срочно искать выход !
Мона Валентина что-то бессвязно пролепетала в ответ сыну, сдержанно поздравила с предстоящей помолвкой и, сославшись на головную боль, попросила сына покинуть ее покои.
Амадео, полностью погруженный в свои мысли и мечты, не придал особого значения сдержанному поведению матери. В этот самый счастливый день в его жизни ему хотелось только петь и смеяться.
Не успели двери покоев затвориться за сыном, как холодная улыбка мелькнула на надменном лице моны Валентины. Она уже знала, что надо делать!

III
После ухода Амадео Лукреция бросилась искать свою няньку Бьянку, чтобы сообщить ей радостную весть. Ровно через месяц состоится ее помолвка с графом Амадео ди Марлиани – героем ее снов и грез на протяжении долгих восьми лет. В 12 лет раскрылось сердце, а расцвело лишь в 20 лет. Амадео был первой ее любовью и таковой оставался до сих пор. Она никогда не забудет тот день, когда он впервые появился в ее доме вместе со своим другом Алессандро Манияни. Невысокого роста отрок с большими черными, как уголь, глазами, веселым нравом и добродушной улыбкой. Да, своей улыбкой и глазами он покорил Лукрецию в том возрасте, когда даже и не смели говорить дамам о любви. Амадео имел острый язык и ум. Часто забавлял Лукрецию баснями, загадками, шутливыми историями, то и дело вызывая улыбку на ее милом личике.
Со временем Амадео ди Марлиани стал отличным стрелком из лука и арбалета, прекрасным наездником, пловцом и фехтовальщиком, и тем самым все больше и больше притягивал внимание юной Лукреции. Она восхищалась его большой силой в руках, о которой с виду не скажешь, неутомимым любопытством, жаждой познания всех явлений природы. Лукреция росла, и вместе с ней росло и крепло чувство к Амадео. С удивлением она стала замечать за собой, что при его появлении начинают дрожать руки и ноги, сердце чаще бьется, голова становится легкой и кружится от радости встречи с ним. Но она никогда не давала волю своим чувствам. Застенчивая и робкая от природы, она боялась кокетничать с любимым. Наоборот, в общении с ним она была холодна и настороженна, опасаясь лишний раз улыбнуться или первой заговорить, хотя сгорала в эти минуты от любви к нему. Да, Лукреция Ивелли имела странный характер, странной была и ее любовь, особенно проявление чувств. Чем больше она любила Амадео ди Марлиани, тем нежнее и внимательнее относилась к его другу Алессандро Манияни. Поступки Лукреции были непредсказуемы и необъяснимы. Она оставалась загадкой для многих мужчин, но только не для Алессандро Манияни, который знал ее чуть ли не с колыбели. Он давно понял тонкую игру Лукреции и не придавал никакого значения ее  повышенному вниманию к своей персоне. Только благодаря ему граф Амадео ди Марлиани осмелился просить руки мадонны Лукреции. Именно Алессандро Манияни открыл глаза своему другу, сумел объяснить ему, где черное, а где белое. Алессандро знал, что рано или поздно Лукреция покажет любовь из-под маски своей. И не ошибся. Этот день наступил. Сегодня впервые за восемь лет Лукреция Ивелли была благосклонной к Амадео ди Марлиани и открыла ему свое сердце и душу.   
               
Лукреция осторожно приоткрыла лакированную с мозаичным набором дверь своей спальни и увидела Бьянку. Наконец-то, она ее нашла. Маленькая, щупленькая, седая женщина усердно взбивала перину на большой высокой кровати Лукреции. Этот ритуал Бьянка совершала изо дня в день на протяжении многих лет, что доставляло ей немалое удовольствие. Она очень любила свою воспитанницу, лелеяла и берегла, как собственную дочь , которую у нее забрал Господь незадолго до рождения Лукреции. Сколько бессонных ночей провела Бьянка вместе с моной Лаурой над колыбелью Лукреции, каждое движение младенца, каждый его шорох не оставляла без внимания заботливая нянька. Лукреция выросла на ее глазах и с каждым годом все более и более напоминала Бьянке ее дочь Цецилию, которая умерла на заре юности, так и не познав всей прелести жизни, не вкусив горечи и меда первой любви. Бьянка была не только нянькой, служанкой для Лукреции, но и главной ее наперсницей в сердечных делах. Именно Бьянке Лукреция впервые открыла тайну своего сердца, доверила мысли и чувства.
Лукреция стояла на пороге своей спальни, благоухавшей розами, померанцами и с легкой грустью обвела ее взглядом: лепной решетчатый переплет потолка, украшенный золотом, у окна с голубыми занавесями круглый стол с белоснежной бархатной скатертью, два высоких кресла из черного дерева располагались по обе стороны очага, в котором пылал огонь. Еще несколько месяцев, и ей придется покинуть стены родного дома, в котором она издала свой первый крик, научилась ходить, наконец, она здесь выросла, провела все свое детство и юность. Каждая вещь в спальне могла напомнить о каком-либо эпизоде из ее жизни. Большая пуховая подушка- свидетельница ее первых слез и обид, образ девы Марии, висевший у изголовья кровати – это к нему Лукреция впервые обратилась за помощью и советом, когда попала в плен черных глаз Амадео, к Божьей матери взывала с мольбою и надеждой в сердце в трудные минуты жизни. Большой, вделанный в стену шкап, где хранилось платье, в котором ее впервые увидел Амадео. Да, совсем скоро ей придется стать хозяйкой в новом доме, но, увы, не полновластной. Лукреция прекрасно знала, какое огромное место в сердце Амадео занимает его мать. Она всегда втайне ревновала Амадео к моне Валентине. «Что случилось с моей юной госпожой? Я впервые вижу такой блеск в ее глазах», – интересовалась Бьянка.
Лукреция бросилась к ней, обняла, усадила рядом с собой прямо на кровать, и между ними завязалась сердечная беседа. Через некоторое время к ним присоединилась мона Лаура. Разговор трех женщин, вернее, двух женщин, познавших все тяготы земной жизни и юной неискушенной девушки, которой еще предстояло познать эту нелегкую жизнь, пройти своими маленькими нежными ножками по извилистым тернистым дорогам судьбы, продолжался до позднего вечера.

IV
Мону Лауру нельзя было назвать счастливой женщиной. Оставшись в 21 год бездетной вдовой, она долгое время не могла найти достойную замену первому супругу. Молодая,  красивая, хорошо сложенная Лаура вертела своими многочисленными поклонниками, не зная, кому из них отдать предпочтение. Так прошел год, наконец, она встретила того, кто унес ее покой и заставил чаще биться сердце. Три весенних месяца – двенадцать недель безумной страсти пролетели, как один день . А затем судьба нанесла ей непоправимый удар. Избранник моны Лауры по долгу службы уехал в Венецию и не вернулся. Через семь месяцев вместо себя он прислал посыльного с письмом, в котором сообщил о своей женитьбе на дочери богатого венецианского купца. Эта весть убила в душе моны Лауры веру в лучшие человеческие качества, она больше не доверяла
мужчинам, их безумным клятвам и обещаниям. Два долгих года она провела в уединении, не подпуская ни одного из представителей сильного пола не только к своему сердцу, но и порогу дома. Однако, жизнь берет свое, тоска и одиночество не лучшие спутники для молодой женщины. Путешествуя из Болоньи во Флоренцию, она случайно
повстречала того, по кому ее сердце тоскует и до сей поры, о ком жалеет и плачет долгими ночами в своей одинокой постели, надеясь на мимолетную встречу раз в полгода или год. Это был профессор медицинского факультета Болонского университета, достойный человек, пользующийся всеобщей любовью и уважением. Что помешало их счастью? Почему мона Лаура не соединила свою судьбу с ним? В этот раз виновата была она сама. Человек, предложивший ей руку и сердце был не один, неверная жена бросила его с пятилетней дочерью на руках, а сама бежала вместе с любовником в поисках счастья. Мона Лаура испугалась, что пройдет время, гулящая жена возвратится и заявит свои права на дочь, а она настолько привяжется к девочке, что не сможет ее отпустить к родной матери, потому и отказала. Прошло время, она опомнилась, но было уже слишком поздно что-либо изменить. Другая женщина вошла в жизнь профессора медицинского факультета.
Мона Лаура вновь осталась одна. Ей исполнилось 25 лет. Пора было всерьез задуматься о своем будущем, о создании уютного гнездышка. И тут появился на горизонте ее судьбы тихий застенчивый Винченцо Ивелли, сын богатого сукнодельца Николо Ивелли. Лауру и Винченцо познакомили на приеме в доме их общего друга Ипполита Монетти. С тех пор между ними завязалась дружба. Винченцо не только обладал красивой наружностью, но также был интересным собеседником, любил рассказывать о своем путешествии в далекую Александрию. Экзотические рассказы и своеобразность манер привлекли молодую женщину. Через год после их знакомства состоялась свадьба. Еще через год в 1380 году у моны Лауры родилась дочь, посланная ей Богом в утешение, так как семейная жизнь приносила молодой женщине одни огорчения. Постоянные придирки злонравной свекрови Валентины Ивелли отравляли ее существование, к тому же, супруг уже успел проявить свой настоящий, далекий от ангельского, характер. Педантичный, мелочный эгоист, заботившийся только о своем благе, вечно недовольный, принимающий близко к сердцу малейшую свою неудачу, раздражал ее и наводил тоску.
Он не любил маленькую Лукрецию и не уделял ей должного отцовского внимания по той лишь причине, что она родилась представительницей слабого пола. С самого момента зачатия своего первенца Винченцо Ивелли мечтал о сыне - наследнике, способном продлить его род и приумножить богатства. Все внешние приметы указывали на рождение сына, друзья и знакомые только и говорили об этом. С каждым днем его вера в рождение сына все больше и больше крепла. Винченцо расцветал прямо на глазах, стоило ему представить себя рядом с маленьким сыном. Все семейство Ивелли с радостью ожидало появления наследника, кроме самой моны Лауры. Она втайне от всех просила деву Марию послать ей дочь. По мере приближения родов эта хрупкая надежда таяла в ее сердце с каждым днем. Когда мона Лаура произвела на свет свое дитя, то даже не поинтересовалась какого он пола, настолько смирилась с мыслью о рождении сына. И каково же ее были удивление и восторг, когда старая сгорбленная повитуха склонилась над ней и, горько усмехнувшись, сказала: «Маленькая мадонна у вас». Поведение отца было обратным. На него страшно было смотреть : лицо осунулось, взгляд потух, голос сел. При виде крошечной Лукреции он отшатнулся ,словно от дьявола, и чуть слышно пролепетал: «Будем творить наследника»! Настолько глубоким было его разочарование. Но мечта Винченцо Ивелли так и не сбылась. После тяжелых родов мона Лаура не могла больше иметь детей.
Через два года после рождения Лукреции в семействе Ивелли произошла трагедия. В расцвете сил, в разгаре всех своих устремлений и начинаний, на руках сына и невестки скончался от удара Николо Ивелли. Сын не смог пережить утраты отца, который был для него всегда образцом подражания и объектом поклонения, и через месяц после его кончины впал в безумие. Последнее семья Ивелли старалась скрыть от всей Болоньи всеми возможными и невозможными способами. Под покровом ночи больного тайно вывезли из отчего дома в Сиену, где жила его родная сестра мона Лавинелла со своим мужем Антонелло Таретти. (Лукреция осталась в Болонье на попечение Бьянки). Мона Лаура вместе со свекровью сопровождала безумного мужа, который вел себя, как ребенок. То мяукал, то кукарекал, без причины смеялся, видел дьявола в каждом человеке. Сколько бессонных ночей провела молодая женщина у изголовья безумца, опасаясь за его жизнь. Винчецо Ивелли не раз пытался повеситься на крюке в одном из залов виллы сестры, прыгнуть с балкона. Всюду ему мерещились гигантские пауки и огромные полотна паутины. Благодаря неустанной заботе жены и матери, а также искусству одного знахаря здоровье Винченцо Ивелли поправилось, он вновь стал нормальным человеком и смог вернуться в родную Болонью. Временами приступы безумия возобновлялись и тогда его, как и в первый раз, отправляли к сестре на загородную виллу. Болезнь Винченцо Ивелли оставалась тайной для жителей Болоньи. Семейство Ивелли умело хранить свои тайны, дабы сохранять достойное положение в обществе.
После смерти главы семейства Николлы Ивелли мелкие стычки между свекровью и невесткой переросли в настоящие скандалы, еще раз подтверждая, что в их жилах течет южная кровь. Свекровь превратила нежную и добрую молодую женщину в настоящую фурию. Возмущенная до глубины души несправедливостью, мона Лаура вспыхивала, как искра и с пеной у рта на повышенных тонах доказывала свои взгляды. На долгих 15 лет затянулась эта женская война. Какова же была ее главная причина? Две женщины – мать и жена не могли поделить между собой власть над единственным мужчиной в семье – сыном и мужем. Сам же Винченцо оставался безучастным наблюдателем происходящего и редко выступал на сторону одной из женщин. Он предпочитал сохранять нейтралитет.
Такая атмосфера в семье не могла не наложить отпечаток на характер Лукреции, с малых лет ставшей свидетельницей постоянных распрей между матерью и бабушкой. Она глубоко в душе переживала происходящее в доме, особенно болезнь отца, которую скрыть от нее было невозможно, часто плакала по ночам, уткнувшись носиком в подушку. Потому Лукреция и выросла ранимой, впечатлительной, легковнушаемой девушкой. Слишком рано она стала чувствовать себя взрослой, слишком рано покинула мир детства с его розовыми мечтами и беззаботностью и окунулась с головой во взрослые проблемы. Любовь к графу Амадео ди Марлиани была единственным способом забыть о семейных неприятностях и погрузиться в безоблачный мир грез и иллюзий.
Юная Лукреция достаточно хорошо понимала, что всеми делами компании заправляет ее бабушка Валентина Ивелли. Она не давала сыну должной самостоятельности, дрожала над ним, как над малым дитятей, потакала любой его прихоти, однако это не помешало моне Валентине большую часть богатства завещать своей дочери.
Шли годы, во время одного из последних скандалов со свекровью моне Лауре открылась ужасная тайна. Оказалось, что Винченцо Ивелли страдал приступами безумия еще до знакомства с ней. Это означало, что ее обманули – проклятое семейство Ивелли с помощью лжи и коварства вовлекло молодую Лауру в свои сети, только для того, чтобы она продлила их род, не дала засохнуть семейному древу. С тех пор мона Лаура потеряла уважение к своему супругу, подло и низко обманувшему ее. Все свободное время она посвящала воспитанию дочери, которая была для нее единственным смыслом существования. В душе она часто опасалась за здоровье дочери и ее будущих детей («дурная кровь» отца могла передаться по наследству). Эти же мысли терзали и Лукрецию, она боялась принести горе в семейство своего избранника. В то же время она не хотела отказываться от своей любви к Амадео, от своего счастья и заточить себя в монастырь- в этом проявлялся ее эгоизм. Лукреция желала быть счастливой, а для этого ей нужно было хранить семейную тайну и никому о ней не рассказывать, тем более Амадео; она понимала, что правда может помешать их браку.
В возрасте 72 лет мона Валентина Ивелли выжила из ума. Она впала в детство, не узнавала родных и близких. Лукреция еще раз убедилась в бескорыстии и милосердии своей матери, в ее всепрощающем характере. Мона Лаура, словно родная дочь, окружила свою свекровь заботой и вниманием, постоянно ухаживала до последнего ее вздоха, забыв о прежних обидах . Родная же дочь, мона Лавинелла, соизволила явиться лишь на похороны. Лукрецию поражала безграничная доброта матери, она не понимала, как можно было простить свекровь, принесшую ей столько зла. Лукреция считала мону Лауру настоящим ангелом, искренне сожалела о ее судьбе и боялась ее повторить.


V
Джованни Бентиволио – правитель Болоньи сидел, удобно расположившись в высоком кресле посреди громадного зала с выбеленными стенами и сводами, и пристально смотрел на стоящую перед ним женщину. Мона Валентина ди Марлиани говорила взволнованным голосом, немного картавя. Рядом с ней стояло кресло, но она не решалась сесть. Только стоя мона Валентина могла собраться с мыслями и объяснить другу своего мужа, что привело ее в этот дом. Вот уже много лет она не была здесь и не поддерживала с Бентиволио тесных отношений. Но чего не сделаешь ради сына?!
Ее пышные каштановые волосы были уложены в виде короны. Голову окружала тонкая нить фероньеры с прикрепленной к ней маленькой изумрудной змеей. Зеленое бархатное платье с прямыми тяжелыми складками было украшено золотом и драгоценными камнями. Глубокий вырез обнажал небольшую грудь и плечи. Печать высокомерия лежала на ее красивом холодном лице. Эта черта передалась от матери и Амадео. Джованни Бентиволио продолжал внимательно изучать мону Валентину, пытаясь понять, что он нашел в ней в молодости. Ради чего убил лучшего своего друга графа Валентино ди Марлиани. Неужели ради этой шеи, густо покрытой морщинами, или груди, почти вдвое уменьшившейся с тех пор, а, может, глаз, утративших свой блеск, или побледневших губ, так и не узнавших ничьих поцелуев, кроме лобзаний законного супруга, впрочем, как и тело. Он так и не обладал ею. Смешно сказать, но эта красивая роскошная женщина принадлежала одному мужчине – своему мужу и до сих пор хранит ему верность, хотя его тело уже больше двадцати лет точат черви.
Да, когда-то он дико желал обладать ею. Она сводила его с ума. Ее присутствие, взгляд черных бархатных очей бросали его тело в жар. В нем кипела страсть, всепоглощающая, разламывавшая голову день ото дня. Огромная кипучая энергия сосредоточилась в нем, словно в сосуде, достаточно было всего лишь одного прикосновенья к желанному предмету, и этот сосуд тотчас бы лопнул. Но в те далекие времена мона Валентина даже не смотрела в его сторону. Она была чересчур гордой и неприступной, как стены Иерусалима. Взять их можно было только силой. Эх, старая история. Стара, как мир.
«А теперь пришла сама, без приглашения, просить решить судьбу ее сына. Чем я могу помочь ей? Она хочет, чтобы я женился на дочери сумасшедшего. Но ведь это настоящее безумие! Я даже не видел эту девицу. Как там ее... А, мадонна Лукреция Ивелли. Богата, но сейчас это для меня не так важно. Зачем мне богатая уродина, если я сам богат и к тому же имею власть. Она говорит, что невеста красива, но разве можно верить матери, которая любой ценой хочет спасти сына от ложного шага. А если Лукреция – дурнушка с толстым лицом и кривыми волосатыми ногами, как у царицы Савской? Я не Соломон, чтобы иметь зеркальный пол и проверить невесту до свадьбы. Нет, пока я не увижу эту Ивелли собственными глазами, никакого разговора о женитьбе на ней не может быть. Хм, возраст. Это не помеха! 30 лет чепуха. Главное, чтоб невеста мне понравилась. И тогда даже если мона Валентина будет на коленях умолять меня вернуть невесту обратно, предлагая себя взамен, – ни за что не соглашусь. Зачем мне теперь эта залежавшаяся тыква. Я хочу свежести, дыхания молодости». Он улыбнулся себе, представляя себя в объятиях молодой девушки. «Не понимаю, что я мог найти в этой женщине. От нее по-прежнему веет мускусом, но этот запах меня больше не волнует и не будит желания. Хм... С чего же все началось? Когда именно эта женщина смогла добиться того, что моя искренняя дружба с Валентино ди Марлиани в одно мгновенье превратилась в лютую ненависть, вражду, скрываемую за маской дружбы»?
Так получилось, что судьба забросила двух закадычных друзей в Милан. Дядя Бентиволио пригласил племянника вместе с его другом немного развеяться, отдохнуть после успешного окончания Болонского университета, те с радостью приняли его предложение. Будучи студентами Джованни и Валентино давно мечтали вырваться на свободу, подальше от родительской опеки. И вот их мечта сбылась. Поздно вечером они приехали в Милан, а уже наутро увидели на балконе соседнего дома ту, которая разбила их сердца – мадонну Валентину Кортевеккья. Жгучую брюнетку, со смуглой кожей, большими миндалевидными глазами, вишневыми губами, пышной грудью и гордой осанкой. Да, они влюбились без памяти в одну девушку, что часто встречается у друзей, но никто из них не желал уступить ее другому. Юноши, как павлины, распустив свои длинные хвосты, важно расхаживали перед ее балконом, ища благосклонности. Несмотря на все усилия Бентиволио, гордая и неприступная мадонна Валентина отдала предпочтение щеголю Валентино, – молодому симпатичному мужчине с хорошо подвешенным языком и вечно улыбающему. Энергия била из него, подобно гейзеру, бьющему из-под земли.
Джованни не сразу осознал, насколько сильно охватила его страсть, способная в любую минуту перерасти в безумие. А разве не безумие – нанять убийцу для устранения своего единственного друга ради прекрасных глаз юной Валентины?! Настоящее безумие! «Хм. Почему я обо всем так поздно узнал?! Она сама прибежала ко мне в тот незабываемый вечер со слезами на глазах и, как священнику, поведала свою тайну. Я убил Валентино, чтобы жениться на ней, а она уже в это время носила под сердцем ребенка Валентино. Они еще в Милане тайно обвенчались, а потом бежали в Болонью. Да, когда я услыхал от нее горькую правду, то чуть не умер от злости и отчаяния. Как все глупо вышло! Убить друга ради прелестной мордашки! Глупец»!!!
Начало любовной истории Валентино и мадонны Валентины напоминала историю Ромео и Джульеты, только развязка была вовсе иная. Молодой Валентино ухаживал за дамой своего сердца, не зная даже ее имени. Он не мог представить себе, что мадонна Валентина – родная сестра Тадео Кортевекья, студента Болонского университета, которого он убил во время пьяной драки. Случилось это за год до знакомства с мадонной Валентиной в одном из кабачков , куда студенты любили ходить отдыхать после утомительных занятий. Тадео был пьян и грубо отзывался о достоинствах одной девушки -студентки, к которой Валентино питал симпатию. Чтобы укротить чересчур буйный нрав юного Тадео, Валентино пришлось применить силу, но малость просчитался- сломал шею обидчику.
Когда ни о чем не подозревающий Валентино пришел просить руки мадонны Валентины, ее родители сразу же узнали в нем убийцу своего сына и с угрозами и проклятьями выставили его за порог дома. Но сердце юной Валентины к тому времени было покорено отвергнутым, она не желала из-за своего покойного брата, с которым раньше часто ссорилась и который вечно обижал ее и придирался по каждому пустяку, терять свое счастье в настоящем. Она назначила Валентино тайное свидание, и тот пришел.
Через несколько дней Валентино вместе с Бентиволио уехали в Болонью. При этом Валентино ничего не рассказал своему другу: ни о визите в дом мадонны Валентины, ни о тайных свиданиях с ней. Два друга с тяжелым сердцем уезжали из Милана: один – оставил там свою страсть и готов был ради нее на любое преступление, другой – пламенную любовницу, которой обещал жениться на ней сразу после своего возвращения в Милан. Два друга, решившие возвратиться в Милан с одной и той же целью – жениться на мадонне Валентине, держали это друга от друга втайне.
Валентино добился своей цели, Джованни не успел, слишком долго собирался, никак не мог отважиться на столь решительный шаг. Бентиволио так никогда и не узнал , где и когда влюбленные договорились о побеге. Джованни стало известно только то, что ему рассказала мадонна Валентина в тот роковой вечер. Он, как сейчас, помнил ее в оборванной мокрой от дождя одежде, ее растрепанные волосы, скрививившееся от рыданий лицо и дрожавший от волнения голос:
 – Через месяц после вашего отъезда в Болонью Валентино вернулся. Еще через неделю я под покровом ночи бежала из родительского дома, спустившись по простыне с балкона прямо на руки Валентино. Ах! Какое это было блаженство! Мы считали в тот момент, что созданы друг для друга и никто не сможет разлучить нас, кроме смерти. И вот теперь это произошло! – она залилась безудержными рыданиями.
Бентиволио с трудом тогда узнал в ней прежнюю красавицу. Вся гордость и надменность исчезли, осталась только женщина, любящая женщина, оплакивающая смерть своего любимого мужа и молящая о помощи. Она немного успокоилась и продолжала:
 – Вот уже три месяца, как мы жили с Валентино под одной крышей в маленьком домике в горах, неподалеку от его замка. Это был настоящий райский уголок! Чистый воздух, горные потоки, девственная природа. Мы пьянели от счастья, забывая обо всем. Никто не нарушал наш покой, кроме пения птиц и рева зверей. Мы жили, наслаждаясь красотой природы и разговором наших сердец. Никто из его семьи даже не подозревал об этом. Валентино умудрился вести двойную жизнь. Но сегодня его единственная жизнь оборвалась навсегда.. Я как обычно вышла встречать его на тропинку возле большого ущелья и там ... там… – она забилась в истерике, боясь вымолвить то, что невозможно передать словами, это нужно только испытать самому, – увидела его окровавленное тело. Я не знала, что делать, куда скрыться от этой боли, которая огнем жжет мое сердце. Потом вспомнила слова Валентино, он говорил, что если с ним что-нибудь случится, то я должна идти к вам – его единственному другу. Он заставил меня выучить ваш адрес. Только на вас он мог положиться, только вам он мог доверить меня. Я его жена! Законная жена перед Богом и людьми. Мы успели тайно обвенчаться в Милане и теперь я ношу под сердцем его ребенка. Заклинаю вас именем моего мужа, в память о вашей дружбе, помогите мне. Помогите! Дайте возможность родиться сыну вашего лучшего друга. Я сильная и вынесу любые страдания, только бы сын графа Валентино ди Марлиани появился на свет. Это единственное, что осталось у меня после смерти мужа. Помогите! Не лишайте меня последнего утешения!
Забавная вышла ситуация, нечего сказать. После приезда друзей в Болонью Валентино постоянно твердил ему, что женится на мадонне Валентине, чего бы это ему ни стоило. Вот тогда Джованни и решился на убийство друга, чтобы устроить свое счастье с мадонной Валентиной. На следующий день после убийства Валентино, он собирался ехать в Милан просить руки своей возлюбленной, но все напрасно. Она сама пришла к нему! Но для чего?! Просить о помощи!!! И Бентиволио, скрепя сердце, пришлось помогать ей. Долгих восемь месяцев Бентиволио боролся с семейством Марлиани за ее права. И лишь рождение сына-единственной плоти от плоти графа Валентино ди Марлиани спасло мону Валентину. Маленький Амадео усыпил гнев родителей своего отца. Они приняли внука вместе с матерью.
Вот какую роль сыграл Бентиволио в судьбе этой женщины. Лишил ее мужа, а ребенка – отца. И все по ее вине, так считал он.
«Эх, молодость, молодость. Шальные времена»! – говорил он всякий раз, когда вспоминал эту историю. Время шло. А личная жизнь Бентиволио так и не сложилась. Он имел множество любовниц, незаконнорожденных детей, но священными узами брака так и не был связан. Недавно ему исполнилось пятьдесят. Это возраст, когда мужчина желает все начать сначала. И вот у него появилась такая перспектива. Бентиволио хорошо знал, что его наружность мало привлекала женщин, скорее, отталкивала. Худой, невысокого роста, лицо жесткое с землистым оттенком, голова яйцевидной формы, широкий низкий лоб, жидкие, с проседью, черные волосы, маленькие темно-карие глаза, впалые, как у лисы, редкие брови, едва заметные ресницы, длинный с небольшой горбинкой нос, тонкие поджатые губы, очень маленький рот. Но он имел одно преимущество, которое делало его на голову выше всех красавцев- неограниченная власть и богатство.
 – Завтра в доме Винченцо Ивелли состоится помолвка моего сына Амадео с Лукрецией Ивелли. Я приглашаю вас на эту церемонию, дабы вы убедились в правоте моих слов. Внешность Лукреции заслуживает внимания, я уверена – эта девчонка вам понравится, – с убеждением говорила мона Валентина. Она была готова любым путем расстроить женитьбу своего сына на дочери сумасшедшего. – Смею ли я надеяться на вашу помощь, мессер Джованни Бентиволио? – она пристально посмотрела в глаза Бентиволио, ожидая ответа.
Пустые обещания ей ни к чему. Прямой ответ на прямой вопрос – все, что ей нужно было сейчас от Бентиволио. Если он откажется, что ж есть и другие способы. Правда, более жесткие, но и более эффективные. У моны Валентины было достаточно времени, чтобы обдумать все варианты. Она не теряла времени зря. Ее мозг распирало от всевозможных планов, но она остановилась на одном, который только что изложила другу своего покойного мужа. Она никогда не любила Бентиволио, но уважала за его умение манипулировать людьми, довлеть над ними ради достижения своих целей. Ей нравились его жесткость и беспринципность. Мона Валентина была уверена, что Бентиволио с радостью проглотит ее наживку и использует свою власть, чтобы не допустить брака Амадео с Лукрецией Ивелли. Она уже давно мечтала о другой невесте для своего сына.
Олимпия Трухано – вот ее идеал. Только рядом с этой девушкой мона Валентина желала видеть своего сына, только ей она могла доверить свое единственное дитя, сенс всей ее жизни. Амадео спас от смерти свою мать, еще не родившись. Если бы в тот момент, когда она нашла еще теплое, но бездыханное тело своего мужа, мона Валентина не услышала бы биение ребенка под сердцем, то бросилась бы вниз с горы. Вот тогда она и решила жить ради ребенка, посвятить ему всю свою жизнь. Ведь Амадео – плоть от плоти любимого ею человека. Она до сих пор не может забыть тех ласк Валентино, которые он дарил ей в их маленьком уютном домике в горах, вдали от людских глаз. Жар его тела до сих пор согревал ее в холодной вдовьей постели. Стоило ей только мысленно представить себя в объятиях Валентино, и она получала удовольствие, которое не смогла бы ощутить ни с одним другим мужчиной.
Кто же она Олимпия Трухано?! Почему именно на нее пал выбор моны Валентины? Олимпия Трухано, дочь банкира Николло Трухано, была молочной сестрой Амадео. Ее мать, Гризельда Трухано находилась в дружеских отношениях с семейством Марлиани, и когда узнала, что у моны Валентины вскоре после рождения сына пропало молоко, тут же предложила свою помощь. В то время она кормила грудью своего второго ребенка – крошку Олимпию. Вот так между двумя женщинами и завязалась тесная дружба. Гризельда Трухано стала лучшей подругой моны Валентины и, причем, единственной. Естественно, что и их дети подружились между собой. Почти все свое детство они провели вместе. У них было много общего – вкусы, интересы. Стоило родителям Олимпии подарить ей какую-либо безделушку, как Амадео требовал от матери точно такую же для себя. Еще в раннем возрасте, около шести лет Амадео проявил интерес к Олимпии, как к представительнице прекрасного пола, даже один раз пытался украдкой поцеловать, но взамен получил хорошую оплеуху. Шло время, и Амадео вырос. Однако Олимпия не стала предметом его первой настоящей любви. Лукреция Ивелли заняла прочное место в его сердце. К Олимпии он питал только братские чувства и не более. Любил, да всем сердцем и душой, но только так, как любит брат сестру. Олимпия тоже выросла и превратилась в молодую интересную девушку, правда, она имела один недостаток- склонность к полноте, но, как говорится, хорошего человека должно быть много.
Мона Валентина не чаяла в ней души, и вопрос женитьбы Амадео на Олимпии считала делом решенным. Самое интересное заключалось в том, что мона Валентина никогда не интересовалась мнением Олимпии по этому поводу. Хочет ли она стать графиней ди Марлиани? Любит ли Амадео как мужчину, а не как брата? И в этом была ее ошибка. То, что Олимпия до сих пор не вышла замуж, еще не означало, что она мечтает о браке с Амадео ди Марлиани. Просто она не нашла достойной партии для себя, Амадео она никогда не любила и не видела в нем мужчину. Он никогда не волновал ее, не разжигал в душе огонь страстей. Да, в детстве он немного нравился ей, но все прошло. Так же, как и она не стала первой любовью Амадео, так и он не был ею для нее. Это был совсем другой человек – Алессандро Дьячини, благородный юноша из знатного, но обедневшего семейства. Вот ему Олимпия и посвятила первые порывы своей души, по нему пролила свои первые слезы. Алессандро был любезен и доброжелателен к ней, но ничего не предлагал. Он считал ее своим другом. А она ждала и верила разуму вопреки, что придет тот день и он сделает ее моной Олимпией Дьячини. Вот почему Олимпия засиделась в девицах и не спешила выходить замуж. Правда, женихов у нее почти и не было. То ли из-за полноты или из-за замкнутого характера, а, может, и по другой причине. Неизвестно. Но факт оставался фактом – Олимпия Трухано была не замужем. И этот факт служил главным аргументом для моны Валентины, чтобы считать, что Олимпия по уши влюблена в ее сына и не может дождаться, когда тот сделает ей предложение. Вот так иногда могут заблуждаться люди, искренне веря в свою правоту, опираясь на очевидные факты, но при этом не знающие настоящих причин, обусловивших эти факты. Мона Валентина никогда не придавала особого значения увлечению сына Лукрецией Ивелли, считая его детской выходкой. «Нет, только Олимпия Трухано может стать моей невесткой», – так на протяжении многих лет мона Валентина повторяла себе. Об этом она думала и сейчас, застыв, как статуя, в ожидании ответа.
После небольшой паузы Бентиволио удостоил ее своим ответом:
 – Да, я буду завтра на помолвке вашего сына. И если Лукреция Ивелли понравится мне, то клянусь вам, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы разорвать эту помолвку, и, тем более, не допустить их свадьбы. Я даю вам свое слово, слово Джованни Бентиволио, – торжественно произнес он. – Вы довольны, мона Валентина?
 – Да! – радостно ответила она. Впервые за все время их разговора на ее лице появилась улыбка.
 – И не пожалеете об этом?! Ведь вы хорошо знаете, что я сторонник крайних мер и не остановлюсь ни перед чем ради удовлетворения своих желаний.
 – Нет! – уверенно произнесла мона Валентина, не ведая о том, что ожидало ее впереди, не подозревая, к чему может привести ее упрямство.


VI
 – Неужели мы так скоро сможем найти философский камень? – с сомнением спросил своего друга Манияни, подкладывая угли в плавильную печь, где в тигеле кипело олово.
 – Я думаю мы близки к цели, мой друг, – Амадео сидел, сгорбившись за рабочим столом, и при свете свечи читал сочинения арабского алхимика Джабари Абдаллы. – И все благодаря Лукреции, в тот день, когда она ответила мне «да», я видел сон, в котором один очень древний старец поделился со мной секретом получения философского камня. Он перечислил мне все его компоненты. Но, увы, я забыл последний из них, и теперь во чтобы то ни стало я обязан вспомнить его! – воскликнул Амадео, отложив книгу в строну. Затем подошел к Алессандро, чтобы помочь ему.
 – Любовь Лукреции совершает чудеса! Представляешь, если мы сумеем получать золото из простых металлов, то станем самыми богатыми людьми на земле, – продолжал он.
 – И что ты будешь делать со своим богатством?! – с интересом спросил Манияни. На левой щеке у него был шрам- след недавнего эксперимента, который мог закончиться для него и хуже. Кислота чудом не попала ему в глаз.
– Я отдам его Лукреции – владычице души и сердца моего!
Ее любовь открыла горизонты неведомых мне ранее дорог,
Я шел по жизни, словно странник одинокий,
Она одна смогла лишь мне помочь.
Найти себя в огромном мире
Не потеряться в зависти, бессильи
И души наши сольются воедино
Взмахнут крылом, скрываясь в облаках
На зов Господний! –
мечтательно говорил граф ди Марлиани. Глаза его горели огнем.
 – Да, я вижу ты не на шутку влюблен в мадонну Лукрецию, раз уже заговорил стихами. Может, тебе лучше писать продолжение «Божественной комедии» Данте, а не искать философский камень, а? – пошутил Манияни.
 – Смеешься?! А знаешь ли ты, мой друг, что тот не жил на Земле, кто не познал любви. Я узнал, а у тебя все еще впереди. Твое сердце свободно, потому и смеешься. Тебя, кроме философского камня, больше ничего не интересует. А я готов навсегда отказаться от его поисков, лишь бы мадонна Лукреция всегда была со мной. Жить без любви – бессмысленно. Это такая животворная сила, которая порождает гениев, толкает людей на подвиги и открытия, но, увы, порождает и безумцев, если безответна или трагична.
Как можно на свете
Прожить без любви?!
Прошу, Алессандро, ответь мне без лжи
Как можно прожить, не изведав любви
Любовь – это счастье
Безумства Восторг
Пик чувств человека, вершина всего,
И если ты смог на вершину взойти,
Любовь и блаженство ты смог обрести.
то, значит, прожил на земле ты не зря.
На крыльях любви улетишь ты туда,
Где солнце восходит, алеет заря, –
без умолку говорил Марлиани. – Завтра состоится моя помолвка с мадонной Лукрецией. Ты не представляешь, как я счастлив! – Его лицо расцвело от радости.
 – Да… Я завидую тебе, твоему счастью. И напрасно ты считаешь, что прекрасное чувство – любовь – мне неведомо. Просто оно принесло мне такую боль, о которой можно забыть, только погрузившись с головой в науку. Помнишь Онесту Кастелли, дочь венецианского купца, она приехала учиться философии в наш университет. Ее отец явно не знал, куда потратить свои деньги. Она была не столь умна, сколь красива. Ах, как прелестны были ее зеленые, как весной трава, глаза! – увлеченно рассказывал Манияни. – Все студенты влюбились в нее (и я в том числе), писали на лекциях ей записки, не сводили с нее влюбленных глаз.
Через некоторое время они остыли и равнодушно встречали ее взгляд. Все, кроме меня и Алессандро Дьягини, которому она отдала свое сердце. Он был знатен, но беден и ее отец, Пьетро Кастелли, узнав о привязанности дочери, тут же призвал ее домой. Вот такая печальная история, Онеста так и не закончила университет.
 – Да, нет ничего хуже всем сердцем любить человека и никогда не признаться ему в этом!
 – Ты прав, друг. Три года я молча созерцал ее образ на лекциях, так и не решаясь подойти к ней, заговорить. Один раз за все это время она сама обратилась ко мне за помощью. О, если бы ты знал, какую радость я испытал, объясняя ей сочинения Марка Аврелия и отличие взглядов Платона от Аристотеля. Все эти простые истины никак не укладывались в ее прелестной головке. Мои речи утомляли ее, она начинала зевать. Видно, я ей показался очень скучным. Это был первый и последний наш разговор. Через год после него она уехала домой в Венецию, оставив в моем сердце незаживающую рану. Вот только здесь в твоей лаборатории, – Алессандро показал рукой на стоявшие на столе приборы, – я забываю о ней.
Марлиани внимательно слушал друга, все больше и больше поражаясь его скрытности. Четыре года любить и не показывать вида, все таить в себе. Он как открытый человек не мог понять замкнутости друга.
 – Пора приступать к делу, Амадео, я что-то разоткровенничался. Может, сегодня нам повезет. А…
 – Надеюсь, – уверенно ответил граф ди Марлиани.
Друзья заканчивали последние приготовления для предстоящего опыта в лаборатории, расположенной в подвале палаццо графа ди Марлиани. Посредине лаборатории стояла большая печь из огнеупорной глины. Рабочий стол был завален разными приборами: воронки, ступы, кубы, реторты, большие бутылки и маленькие баночки, заполненные всевозможными химическими веществами (медь, серебро, свинец, железо, олово, ртуть). Небольшую комнату наполнял острый запах, исходивший от ядовитых кислот, солей, щелочей.
Поступив на медицинский факультет Болонского университета, граф ди Марлиани почти сразу начал заниматься алхимией. Амадео еще с детства любил разгадывать тайны. И вот, узнав от одного из своих учителей о многолетних поисках философского камня, решил отыскать его сам. В скором времени к нему присоединился его друг Манияни, не лишенный честолюбия человек, желавший вместе с ним разделить славу в случае успешного завершения их опытов.
Друзья любили уединяться в этой маленькой лаборатории, они погружались в свой мирок, забывая обо всем. Никто не мешал им спорить о Платоновых и Аристотелевых идеях, размышлять о законах Пифагорейских чисел.
Никто, кроме моны Валентины, не знал о существовании этой лаборатории. Занятия алхимией в то время были небезопасны и могли накликать гнев отцов-инквизиторов.




VII
Лукреция держалась прямо и смело на поджаром берберийском жеребце.
 – Настоящая амазонка! – с восхищением наблюдал за любимой Амадео.
Они мчались с ней наперегонки сначала по дороге, потом по дикому полю через канавы, кочки и рвы. Яркое майское солнце слепило влюбленным глаза. Луга дарили им свою свежесть. Вдалеке за спиной оставалась вилла Ивелли, впереди их ждала Болонья, город, где они родились. Где скоро будут жить вместе, рожать и воспитывать детей на благо Отечества.
Лукреция вырвалась немного вперед и то и дело оглядывалась назад, даря любимому улыбку. В ее глазах цвела любовь, подобно цветущему саду. Влюбленные были счастливы, молоды, полны надежд и мечтаний, сил и энергии, жизнь била в них ключом, ураган любви поднимал их высоко в небеса, туда, где открываются тайны Вселенной. От лихой езды бархатные щеки Лукреции залились румянцем, заплетенные в тугую косу волосы выбились из-под золотой сетки, украшающей их. Амадео не сводил с нее влюбленных глаз, мечтая с головой окунуться в океан ее волос. Чем больше он проводил с ней время, тем больше понимал, что никто и никогда, ни одна женщина в мире, не сможет заменить ее. Глаза, улыбка, каждое движение, даже вздох неповторимы.
«А как хороша Лукреция была на помолвке», – подумал Амадео, вспоминая как она, подобно лебедю, плыла по зале в танце с ним. Звучала тихая, нежная музыка. Он шептал ей на ухо слова любви, а она таяла, как снег под лучами его глаз, полных любви и нежности. А ее губы! Разве можно забыть всю прелесть первого поцелуя. Пусть на глазах у всех, в торжественной обстановке, но это ощущение незабываемо! О! После этого можно и умереть. Ах, как я счастлив. Скоро Лукреция станет моей женой и тогда»… Его богатое воображение рисовало картину брачной ночи, и он мечтательно улыбался в предвкушении блаженных минут.
Лукреция внезапно остановила своего коня, любуясь прелестью девственной природы. Ей было жаль топтать конскими копытами представшую перед ее взором небольшую зеленую лужайку, усеянную ландышами, фиалками, ирисами.
 – Амадео, посмотри, какая красота! – воскликнула Лукреция. Амадео успел подъехать к ней. Ее лицо сияло, подобно лучам солнца и согревало своим теплом сердце Амадео.
 – Да, любимая. Когда ты рядом, все прекрасно. Даже если бы сейчас мы увидели лягушку, я назвал бы ее прекрасной. Потому что ты рядом!
Лукреция окинула его благодарным взглядом. Затем, словно бабочка соскочила, с коня на землю и, смеясь, легко побежала по лужайке, стараясь не мять цветы. Широкие полы ее плаща развевались на ветру. Амадео любовался ею, солнцем в небе, цветами под ногами, вершинами гор в облаках. На душе было так легко и свободно! Впервые он ощутил такую раскованность, хотелось петь и смеяться от радости.
 – Что ж ты стоишь?! Догоняй, наградой будет поцелуй! – озорно окликнула его Лукреция, остановившись посреди лужайки. Улыбка не сходила с ее лица.
Вместо ответа Амадео одним прыжком спустился с коня на землю и побежал на зов своей единственной и неповторимой. Длинный, до колен, темно-зеленый плащ с прямыми складками сковывал его движения, недолго думая, он на ходу сбросил его на землю, оставшись в одном черном камзоле. Амадео напоминал опытного охотника, преследовавшего быстроногую лань.
Вот он и догнал ее! Лукреция, как голубка, трепещет в его объятиях, она смеется и ничего не может сказать, запыхавшись от быстрого бега. Сердце Лукреции бешено колотилось по двум причинам: первой был бег, а второй – любимый. Амадео был так близко, она слышала удары его сердца, могучие руки сжимали ее тонкую талию, теплые губы скользили по щеке; дыхание влюбленных сливалось в один прерывистый звук. Как бы ей не было хорошо рядом с Амадео, но чувство стыдливости заставило ее освободиться из объятий любимого. Амадео послушно разжал свои руки. В этот миг он хотел бросить весь мир к ее стопам, все его богатства. Он не знал, что подарить ей сейчас, кроме своей любви и сердца, как судьбу благодарить за то, что свела его с Лукрецией. Его взор упал на цветы. Ничего не сказав возлюбленной, он бросился собирать цветы.
Лукреция онемела от счастья. Ей так нравилось его внимание и забота, особенно на помолвке. Он был так любезен, галантен. Настоящий кавалер! И при этом изысканный щеголь! Все дамы, присутствовавшие на помолвке, ахнули от восхищения, когда он вошел в залу своей свободной легкой походкой весь в белом, с откидными рукавами на голубой подкладке. Его движения всегда были спокойны и плавны, даже когда он волновался. Амадео умел сдерживать себя и играть нужную роль. Чего нельзя было сказать о ней. Сколько раз мона Лаура ругала ее за резкие движения, неутонченные манеры, но безрезультатно. Лукреция была своенравна и не любила подчиняться. Она признавала естественность и не выносила фальши и лицемерия. Она ценила в Амадео те черты характера, которых ей так не доставало. Лукреция до сих пор не могла забыть, как Амадео на помолвке неторопливо вел ее в танце и, нежно сжимая ее руку, прошептал на ушко:
 – Любовь вечна! Вы не поверите? Я вам отвечу: храня ее в своей душе, мы вечность подарили ей.
Это было месяц назад, а казалось, будто вчера. Нет, она никогда не забудет его слов! Любовь вечна! Да, пока она жива, пока бьется ее сердце, любовь не покинет ее. Amore a nullo amato amar perdona   – сказала ей мать, когда она впервые рассказала ей о своей любви к Амадео. Как же она была права!
 – Любовь моя, прими сей скромный дар! – восторженно промолвил Амадео, бросая охапку цветов к ее ногам. Лукреция едва успела произнести слова благодарности, как Амадео упал перед ней на колени и припал губами к ее руке.
 – Любимая, я хочу подарить в этот радостный день
Запах роз, шелест ив, шум водопада и полей,
Склонить безбрежный океан к твоим ногам
С небес достать звезду и принести в твой дом, –
в порыве воодушевления Амадео заговорил стихами. Лукреция подняла с земли фиалку и бережно укрепила ее в волосах любимого. Запах ее духов, фиалок с мускусом, смешивался с живым ароматом. Амадео хмелел от любви, как от вина. Он поднялся с колен, взял ее нежную руку в свою и с трепетом произнес:
 – Лукреция, если бы я был колдуном, то подарил бы тебе звезду как символ верности и постоянства. Она горит высоко на небе на протяжении многих веков и дарит свой свет людям. Пройдут годы, нас не будет, а звезда будет продолжать гореть, указывая путь другим влюбленным, так же, как это делала до нас.
 – Ведь любовь вечна! – тихо промолвила Лукреция.
 – Да. Образы влюбленных лишь стареют, но любовь в сердцах у них жива. Ты помнишь нашу клятву? – спросил Амадео, глядя ей прямо в глаза. При этом прикоснулся к небольшому искусной работы кольцу с изумрудом на ее безымянном пальце и пытался его повернуть. Точно такое, только немного побольше, сияло на его руке. В день помолвки каждый из них подарил друг другу эти кольца – залог любви.
 – А разве ее можно забыть? – ответила вопросом на вопрос Лукреция. Эту клятву она никогда не забудет и, тем более, не нарушит.
 – Sempre  твоя, – прошептала она ему в день помолвки, одевая на его палец кольцо.
 – Sempre til ! – ответил он. И теперь они связаны навсегда этой простой, но нерушимой клятвой!
 – И ты ее никогда не нарушишь? Правда? – голос Амадео стал серьезным, он как будто боялся чего-то.
 – Конечно, нет, дурачок, – Лукреция рассмеялась и нежно провела рукой по его высокому лбу. Амадео растаял в улыбке. Ее тон придал ему уверенности в себе.
«Значит, навсегда. Значит, их любовь будет длиться вечно. И она никогда его не оставит. О! Я счастливейший из смертных». Ему хотелось заключить ее в объятья и больше никогда не отпускать. Безмерная любовь переполнила все его естество. Амадео нежно обнял ее за плечи, спрятав свою голову на груди милой.
 – Если б не было тебя?! Я даже не знаю, что бы я тогда делал, как жил? Я бесконечно благодарен Богу за то, что он послал мне тебя. Ты – моя жизнь! – шептал Амадео.
 – Ты бы встретил другую, похожую на меня характером. Вот и все. Ведь Amore a nullo amato amar  – как говорит моя мама, – ответила Лукреция, поглаживая рукой его пышные кудри.
 – Не говори так, любовь моя. Ты единственная и неповторимая. Другой такой не сыскать на всем белом свете, – он поднял голову и посмотрел ей в глаза. – Ты у меня одна такая! – он вдруг подпрыгнул, подхватывая ее на руки.
Лукреция издала визг от неожиданности, пытаясь освободиться из плена его рук. Но он не отпустил. Амадео, как пушинку, подбрасывал ее кверху, заливаясь от смеха.
 – Ты у меня одна! Одна! – кричал он во все горло, подобно безумцу. – Я люблю тебя, Лукреция! Пусть знают все и горы и поля, что я люблю тебя, моя звезда! Люблю! – он повторял последнее слово раз двадцать, будто боялся, что она не поверит его любви.
Успокоившись немного, он сел на лужайку, посадил Лукрецию себе на колени, обнял ее за талию и задумчиво произнес, глядя любимой в глаза:
 – Лукреция, я люблю тебе и хочу, чтобы с сегодняшнего дня между нами не было тайн. Я хочу, чтобы ты знала все мои мысли, все мои тайны. Я больше ничего не хочу скрывать от тебя. – На лице Лукреции отразился испуг. Ведь она скрывала от него болезнь своего отца и ни за что не собиралась открывать ему свою тайну. Она чувствовала себя виноватой. Опьяненный счастьем, Амадео ничего не заметил и продолжил:
 – У меня есть тайна, о которой знают лишь моя мать и наш общий друг Алессандро. Сегодня я хочу открыть ее тебе. Благодаря твоей любви я скоро открою тайну получения золота из простых металлов и тогда… – Амадео рассказал Лукреции о своих занятиях алхимией, о лаборатории, открыл все тайны своей души. Больше ни один секрет не отделял его от любимой. Он обнажил перед ней свою душу, как младенца перед купанием в купели. Лукреция внимательно слушала Амадео, поражаясь его способностям и уму, целеустремленности и бескорыстности, в то же время проклинала себя за свою слабость, неспособность довериться ему до конца. Она боялась, что в тот момент, когда он узнает о безумии ее отца, покинет ее навсегда. Потому и молчала. Страх потери любимого заглушил в ней голос совести.
 – После венчания мы поедем в Венецию, в свадебное путешествие, а затем будем жить в моем палаццо вместе с моей матерью. Она очень хорошая, и я уверен, что сразу полюбит тебя так же, как и я. Хотя нет, так как я люблю тебя никто никогда не полюбит. У нас родятся дети. Я очень хочу маленькую дочку, похожую на тебя. Мы  назовем ее Лючией в честь матери моего отца. У дочурки будут такие же прелестные глазки, как у тебя, такие же носик и губки, – мечтал о будущем Амадео. Он нежно провел рукой по лицу Лукреции и улыбнулся.
 – А я хочу сына! Сильного, смелого, умного, веселого такого, как ты. И назову его Алессандро в честь отца моей матери, – упрямо заявила Лукреция.
 – А я дочь!
 – А я сына! Алессандро, – твердила Лукреция, настаивая на своем.
 – Хорошо. У нас будет и Лючия и Алессандро.
 – Не будем спорить, Амадео. Совсем скоро мы сможем все узнать сами. Кого Бог пошлет, тот и будет. Неужели мы будем любить дочь меньше, чем сына или сына, чем дочь.
 – Ты права, любимая. Я буду рад рождению сына не меньше, чем дочери – ведь это плод нашей любви! – Амадео прижал Лукрецию к своей груди и начал целовать ее волосы.
 – А ты помнишь нашу первую встречу? – вдруг спросила Лукреция.
 – Нет.
 – И я нет. Это было так давно. Лет восемь назад. Но я никогда не забуду, как поняла, что полюбила тебя. Где-то через месяц после нашего знакомства я заболела, и мы не могли видеться. Мне было так тоскливо и одиноко. Целыми днями я лежала в постели и вспоминала наши встречи. Потом я выздоровела, и ты пришел вместе с Алессандро. Я очень обрадовалась, и тогда поняла, что мне не хватало тебя. Только тебя. О Маниани я даже и не думала. Если бы мне сказали, что я больше никогда не увижу его, я бы немного расстроилась. Но скажи это о тебе, и я бы умерла от горя.
 – Не бойся, Лукреция. Я всегда буду с тобой. И мы умрем в один день, как в старых добрых сказках нашего детства, – убежденно говорил Амадео.
 – Любимая, душа моя открыта перед тобой, как книга на столе. А нет ли у тебя тайны от меня? Может, что таишь в своем сердце? – спросил Амадео, заглянув в глаза Лукреции.
Этот вопрос застал ее врасплох, она застыла в растерянности, не зная, что ответить. Так как не умела и не любила лгать. А говорить правду не могла. Шум приближавшейся кареты избавил ее от ответа, они оба оглянулись и встретились глазами с надменным взглядом правителя Болоньи Джованни Бентиволио. Его лицо виднелось из окна проезжавшей мимо них по дороге кареты.
При виде Бентиволио лицо Лукреции омрачилось, она побледнела. На душе стало тревожно. Она не знала почему, но этот человек вызывал у нее отвращение и страх одновременно.
Она хорошо запомнила, какими глазами смотрел он на нее на помолвке. Он сидел в конце стола и пожирал ее глазами точно так же, как жирных угрей в тот момент. И сейчас Лукреция уловила тот же смысл в его глазах. Так смотрит кот на мышь, зверь на свою добычу, но не правитель на свою подданную.
 – Амадео, я боюсь его. Он так странно смотрел на меня на помолвке, – испуганно говорила Лукреция, ища защиты в глазах любимого.
 – Ничего не бойся, любовь моя. Я не отдам тебя никому никогда! Ты слышишь, никогда! – проговорил уверенным тоном Амадео и прижал Лукрецию еще сильнее к своей груди, чтобы услышать биение ее сердца.

* * *
 – Хм… голубки! Недолго вам еще ворковать, – злорадно усмехнулся Бентиволио, провожая взглядом влюбленных.
Мона Валентина оказалась права. Лукреция действительно прелестна. Конечно, ее не сравнить с Эмилией деи Сисмонди – первой красавицей Болоньи, зато она прекрасна своей неповторимостью. Какие глаза! Какие брови! А губы! Просто чудо! Эх, скорей бы познать их вкус. А характер! Строптива как львица, дика, как кошка. И совсем бесхитростная. Яркая индивидуальность! Впервые за свою жизнь он встретил такую девушку! Да, с ней придется повозиться. Такую не купишь богатством и не прельстишь властью. Ее можно сломать, но нельзя покорить! Не пройдет и трех месяцев, как мадонна Лукреция Ивелли станет моной Лукрецией Бентиволио, – уверял он себя. – Я ни за что не откажусь от такого лакомого кусочка. Не будь я Джованни Бентиволио – правитель  Болоньи. И горе тому, кто станет на моем пути.
Бентиволио представил ее обнаженной в своих объятиях и улыбка сладострастия появилась на его жестком лице. «Хм… Эта крошка будет моей, а графу Марлиани придется туго», – размышлял он. На помолвке Бентиволио заметил, что Амадео ди Марлиани левша. Это обстоятельство навело его на мысль как избавиться от соперника .
Возвратившись домой после помолвки Лукреции и Амадео, Бентиволио долго не мог уснуть ночью, взвешивая и тщательно продумывая каждую деталь своего плана. И чем больше он думал, тем больше понимал, что без помощи Великого инквизитора ему не обойтись. И здесь удача была на стороне Бентиволио. Доменико Бранталино – великий инквизитор Италии – считал его лучшим своим другом и никогда ни в чем ему не отказывал. Будучи твердо уверенным в поддержке друга, Бентиволио на рассвете послал к нему гонца с письмом, в котором изложил все обстоятельства дела. Каждый день в течение месяца он с нетерпением ожидал ответа, но его не последовало. Ни гонца, ни письма. Вот тогда Бентиволио и решил лично навестить Бранталино. И сейчас направлялся в его резиденцию.


VIII
Прячась от дождя в тени аркад, Лукреция в сопровождении Бьянки спешила к дому своего друга детства Алессандро Манияни. Она не замечала лиц идущих навстречу ей людей. Тревога и отчаяние мучили ее.
Раньше проходя мимо Азинелли и Гаризенди , Лукреция всегда испытывала неописуемый ужас. Ей казалось, что эти нависающие над крохотной площадью  громады когда-нибудь обрушатся на ее голову и навсегда погребут под своими обломками.
Сейчас она просто забыла о своем страхе. Лукреция не могла ни о ком и ни о чем думать, кроме любимого. Ее пугала неизвестность. Вот уже неделя, как от Амадео никаких новостей. Он исчез, и никто не знает куда. Даже его мать! В последний раз Лукреция видела Амадео на празднике Сан-Джованни . Они так хорошо провели вместе время: шутили, смеялись без устали, даже назначили день свадьбы. А теперь его нет, и она не знает, где он. Жив или лежит на дне Рено  с камнем на шее убитый убийцами-профессионалами по нелепому приказу какого-нибудь подлеца. Такое нередко случалось со знатными жителями Болоньи.
Лукреция не знала, куда идти, кого просить о помощи. Каждое утро она навещала семью Манияни, надеясь узнать какие-либо новости. Но пока безуспешно. Вот и сегодня, превозмогая усталость, она спешила в их дом. Верная Бьянка ни на шаг не отступала от хозяйки.
Мучимая всевозможными предположениями о судьбе возлюбленного, терзаемая страхом за его жизнь Лукреция все эти дни почти не спала и не ела, заметно похудела, и еле держалась на ногах. Трагично сложилась обстановка в собственном доме. Узнав об исчезновении будущего зятя, ее отец оказался на грани безумия и нуждался в лечении. Вдруг перед Лукрецией, словно гриб из-под земли, вырос высокий пожилой человек в монашеском балахоне с красным крестом на груди и преградил ей путь. Сердце девушки замерло от страха. «Что нужно этому человеку от меня?» Словно в ответ на ее немой вопрос незнакомец таинственно произнес:
 – Мадонна Лукреция Ивелли, если вам небезразлична судьба вашего жениха, графа Амадео ди Марлиани, – прошу следовать за мной. – Лукреция чуть не подпрыгнула от радости. Он жив! И это главное!
Но мрачный вид незнакомца не предвещал ничего хорошего и заставлял задуматься о будущем. Лукреция могла пошла за ним. Бьянка пыталась остановить хозяйку, но тщетно, та заставила ее вернуться домой и придумать правдоподобную причину своего отсутствия.
Не чувствуя ног под собой, бледная, полуживая от страха неведения, шла Лукреция вслед за монахом. Чего ей только не приходило на ум! Каково же было ее удивление, когда они вышли на Пьяцца Маджоре и остановились перед фасадом палаццо дель Подеста. Куда угодно, но только не сюда, думала прийти Лукреция. Ее сердце бешено застучало в груди от волнения.

* * *
 – Мадонна Лукреция, вы спрашиваете где ваш жених. Не скрою, именно для этого я и пригласил вас во дворец, – протяжно начал свое объяснение Бентиволио. Он сидел в высоком кресле в своем кабинете, как добрый молодец, надушенный с гладко выбритыми щеками. Неудачный порез на щеке стоил его цирюльнику работы. Одет Бентиволио был в изящное платье темно-серого шелка с разводами. Давно уже он так не наряжался. Он с самого утра тщательно готовился к визиту девушки, с которой решил связать свою судьбу путем обмана и коварства.
Они были наедине. Большой широкий стол разделял их. Бентиволио специально затянул паузу, чтобы еще больше заинтересовать Лукрецию. Она и так еле стояла на ногах, бледная от страха. «Только бы Амадео был жив. Только бы. О, святая Мадонна»! – молила Лукреция.
 – Граф Амадео ди Марлиани находится сейчас под одной крышей с нами. Он заперт в башне под надзором стражников ордена капитанов святой Марии . Его обвиняют в чародействе и в сговоре с дьяволом. Через три месяца будет решаться его судьба. Он обречен. Казни колдунов стали для нас, жителей Болоньи, обычным явлением, – самодовольно усмехнулся Бентиволио, откинувшись на спинку кресла.
Он видел, как меняется выражение лица девушки. Страх сменило отчаяние. Лукреция онемела от ужаса. Она что-то пыталась вымолвить, но не смогла. И тогда Бентиволио перешел к заключительной части своей речи, собственно того, ради чего он призвал ее во дворец.
 – Хотя, все в ваших маленьких ручках. Одно ваше слово – и граф ди Марлиани вырвется из мрака темницы на свет.
 – Какое?! – вырвалось у Лукреции. Глаза ее блестели, краска прилила к лицу. Настал кульминационный момент!
 – Ваше согласие на брак со мною. Милое дитя, я желаю вам только добра, потому и хочу быть вашим супругом, – ласково говорил он. – Ведь этот сопливый юнец не сможет дать вам того, что могу я – славу, богатство, власть! – Бентиволио вошел в раж. Он был доволен собой, его распирало от гордости за свой ум. Как ловко он все придумал, даже моне Валентине невдомек, где находится сейчас ее сын. Она несколько раз на этой неделе приходила к нему, пытаясь узнать, где ее сын. Сердце матери чуяло беду. Но Бентиволио каждый раз убеждал ее, что местонахождение Амадео для него, как и для всех, остается тайной.
Когда граф ди Марлиани возвращался домой с праздника Сан Джованни, его арестовали стражники ордена капитанов Св. Марии по указанию Бентиволио и с согласия великого инквизитора Италии.
Во время своего разговора с Бентиволио мона Валентина проболталась ему о тайных занятиях своего сына алхимией. Этот факт и был использован Бентиволио в своих целях. При личной встрече с Доменико Бранталино Бентиволио сумел склонить его на свою сторону, пообещав солидную сумму. Кстати, причиной молчания великого инквизитора стало нелепое недоразумение. Посланный Бентиволио гонец с письмом был убит по дороге разбойниками. Об этом Бентиволио сообщили жители небольшого селения, расположенного неподалеку от резиденции Доменико Бранталино.
Бентиволио не только заручился поддержкой великого инквизитора Италии, но и пригласил его в свой дворец на время расследования дела графа Амадео ди Марлиани. Он любил, чтобы все выглядело правдоподобно, без тени фальши. «В этом деле комар носа не подточит», – повторял он себе.
Лукреция задрожала от гнева и негодования. Она с ненавистью и презрением окинула взглядом Бентиволио. О! Если бы глаза могли убивать, Бентиволио давно бы был сражен наповал. Так вот кто виновник ее несчастий! Вот кто похитил ее любимого и украл ее счастье. И еще имеет наглость просить ее руки! Подлец! Презренный пес! Да ни за что! Никогда не бывать этому! Пусть лучше режет ее на куски, но она ни за что не разделит с ним брачное ложе! Мразь! Мерзкое отродье! – эти мысли, подобно вихрю, пронеслись в ее голове. Лукрецию возмущал его наглый самодовольный вид. Эта презренная улыбка мартовского кота! Вот так. Точно так он смотрел тогда, на помолвке. О! Если бы она могла знать, что затеял этот пес, или прочитать его мысли. Но увы, лишь Господь проникает в наши помыслы и ведает о наших стремлениях, лишь ему известны наши судьбы.
Лукреция вызывающе посмотрела на правителя Болоньи, она уже сумела овладеть собой и холодно произнесла:
– Я никогда не соглашусь стать вашей женой. Это просто бессмысленно. Я невеста графа Амадео ди Марлиани и разделю свою судьбу с его судьбой. Я и он – единое целое, никто и никогда не может разлучить нас, кроме смерти.
Лукреция с ужасом осознала смысл произнесенного ею. Судя по решительным действиям Бентиволио их разлука с Амадео вполне возможна. У суда найдется достаточно улик для того, чтобы приговорить Марлиани к смерти. «О, Господи! Он еще в придачу левша», – вдруг вспомнила Лукреция. И последняя надежда, как уголек, погасла в ее душе.
 – Никогда не говорите никогда, милое дитя. Жизнь сложная штука и непредсказуемая. Сегодня вы невеста графа Амадео ди Марлиани, а завтра –жена Джованни Бентиволио. И это не фантазия, это вполне реально. Помните, все в ваших руках. Жизнь и смерть любимого вами человека зависит только от вас. Я не требую сейчас от вас, мадонна Лукреция, ответа. Такие вопросы не решаются сгоряча. Нужно все взвесить, «за» и «против», рассмотреть упущенные возможности и выгоды, придти к единственному правильному решению. Я думаю, вам достаточно одной ночи для размышления. Завтра мы вновь встретимся с вами, – Бентиволио мило улыбнулся, встал из-за стола, чтобы попрощаться с девушкой.
Лукреция молча слушала монолог Бентиволио. Уверенность в своей силе и твердости была подорвана словами этого страшного человека с лисьими глазами. В ее глазах появилось колебание.
И Бентиволио без труда заметил его. Он знал, что добьется своей цели. И был уже на полпути к ней. Ему даже показалось на миг, что окажи он сейчас давление, прижми ее к стене, и она выдавит из себя долгожданный ответ. Но он не любил насилия. Ему нравилась его игра, и он хотел доиграть ее по всем правилам. Герои его спектакля должны были все делать добровольно, самостоятельно принимать нужные ему решения.
И тут Лукрецию осенила мысль: «А вдруг это все ложь?! Ловкая интрига, ловушка для наивной дурочки?! Амадео где-то далеко, быть может, в руках разбойников, а Бентиволио решил сыграть на ее чувствах в свою пользу. Нет, я не попадусь так легко в расставленные сети»!
 – Я должна видеть Амадео! Убедиться, что он жив и все, что вы мне о нем говорили – правда, а не гнусная ложь. Немедленно отведите меня к нему! – решительно заявила Лукреция. Ее тон не допускал возражений.
Бентиволио ожидал такой реакции со стороны девушки. И потому все предусмотрел заранее. Прирожденный интриган умел найти выход из любого положения.
 – Ваше желание исполнимо! Через несколько минут вы увидите его, – с достоинством ответил Бентиволио. Он подошел к Лукреции, чтобы проводить  ее к графу ди Марлиани.
Слова Бентиволио, словно кинжал, вонзились в нее. Значит, это правда! Амадео грозит гибель. И только она сможет спасти его, но какой дорогой ценой – ценой их любви и счастья, – подумала Лукреция.
Близость Бентиволио вызвала у нее отвращение, но она поборола себя. Желание видеть любимого заглушило все чувства в ее душе. Как близок миг желанной встречи!


IX
Спустя некоторое время Лукреция стояла в темном коридоре рядом с Бентиволио и через хрустальный глазок, вставленный в стене, с трепетом и нежностью смотрела на любимого. Толстые стены разделяли их. Вот он! Так близок и далек. Она слышит его голос, видит родные черты. Ах, как она соскучилась по нему, по его поцелуям, ласке. Ей хочется позвать его, припасть к его устам, щекам, прикоснуться к волосам, обнять мощную грудь. Но не может обмолвиться и словом.
Как беспощадна сила рока
Как все подвластны мы судьбе
Желаем счастья неземного
А получаем только горе.
Доменико Бранталино лично допрашивал Амадео в присутствии генерального викария и главного нотариуса.
 – Ты отрекся от Господа нашего? – сурово спросил инквизитор.
 – Нет, – твердо ответил Амадео.
 – И все же ты отрекся. Ты клянешь святую троицу?

 – Нет.
 – А чародейство? Разве это не богохульство? Ты поклоняешься дьяволу?
 – Нет.
 – И все же ты заключил договор с дьяволом. Не ему ли ты приносишь в жертву детей, которых не успели окрестить?
 – Я не приносил в жертву даже насекомое, – с достоинством ответил граф ди Марлиани, высоко подняв голову. Его оскорбляли подобные вопросы.
 – Нашелся человек, который готов присягнуть на Библии, что собственными глазами видел, как ты похитил невинного младенца. Не его ли кровь ты использовал в своих опытах для получения философского камня?
 – Ложь! Гнусная клевета! Приведите его сюда, и мы решим этот вопрос, – возмущенно говорил Амадео.
 – Не сейчас, в другой раз. Лучше ответь, скольких людей совратил ты на служение сатане? Имеешь ли помощников?!
Амадео молчал. Ему надоело отвечать на глупые вопросы, которыми засыпал его инквизитор. Он до сих пор не мог придти в себя от предъявленного ему обвинения. Чушь! Какая-то нелепость! Да, он левша. Таким родился и таким умрет. Но при чем здесь дьявол, при чем младенец к его лаборатории. И вообще откуда им известно о ней? Только три человека на свете знали его тайну – мать, любимая и друг. «Неужели Алессандро предал меня?! Но зачем? Скорее всего он раскрыл секрет философского камня и решил убрать меня со своей дороги. О! Силы небесные! Какой же я болван! Как мог так слепо доверять ему! Поверил в то, что сын банкира может служить науке. И вот результат. В конце концов, он не устоял перед искушением стать самым богатым человеком на земле. А сколько лет дружили! Сколько раз клялись друг другу разделить славу и богатство поровну. Вот как я поплатился за свою доверчивость. О! Теперь я знаю, кто тот человек, который видел как я «похищал младенца». Это не кто иной как Алессандро Манияни».
Лукреция слышала каждое слово и замирала от ужаса. Жизнь Амадео в опасности. Она знала, что нет никаких средств, которые могли бы спасти жизнь тем, кто нарушил законы церкви, совершил грех . Только постыдное «признание» может сохранить ему жизнь.
Но он никогда не пойдет на это бесчестье. Лукреция прекрасно знала, что для Амадео честь дороже жизни.
 – Вы убедились в том, что я не лгу? – прервал ее раздумья Бентиволио.
 – Да, – голос девушки дрожал. Лукреция уже не сомневалась в том, что эти люди способны на все ради достижения своих гнусных целей. Что инквизитор, что правитель города – под стать друг другу в злодеяниях. А сколько еще таких, о которых не знает простой люд!
 – Я еще раз повторяю, что не требую от вас сейчас ответа. Впереди почти еще целый день и ночь. Но вы должны дать мне слово, что о нашем разговоре и о том, что вы сейчас видели, не узнает ни одна душа. Иначе ваш возлюбленный не доживет до рассвета. Что же вы молчите?! Я жду вашего ответа! – настаивал Бентиволио.
 – Хорошо. Я подумаю, – ответила безвольно Лукреция. Мысли лихорадочно кружились в ее голове. Она хотела спасти жизнь суженого и в то же время не желала быть предательницей. Но выполнить первое нельзя было, не исполнив второго.
 – Приходите завтра в этот же час. Но только одна, – почти приказывал Бентиволио.


* * *
Лукреция не помнила, как добралась домой, что говорила родным, в каких муках провела оставшуюся часть дня. Она была, словно в дурмане. Даже Бьянка ничего не могла узнать у нее.
Кружилась голова, Лукреция с нетерпением ожидала наступления ночи, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Ночью у нее начался жар. Она, будто в бреду, металась на постели. В ее руках жизнь самого дорогого ей человека, в нем одном вся ее жизнь. Он ее воздух, ее солнце и вода. Кто она без него? Песчинка в пустыне, капля в море, иголка в стоге сена. Нет, без него она ничто. Эти мысли сводили ее с ума. Да, она хотела спасти его, сохранить ему жизнь. Но какой ценой! Поймет ли он ее?! Простит ли?! И вообще, захочет ли жить, узнав, что они никогда не смогут быть вместе. На этой земле. Примет ли ее жертву?! Нет, пусть лучше смерть! Пусть он умрет, зная, как сильно и преданно она его любит. И она последует вслед за ним. Примет яд, и они вскоре соединятся на небесах. Там, где их ждет вечная жизнь и любовь. Приняв решение, Лукреция успокоилась. О том, где достать яд, она не волновалась. Она всегда носила его с собой – маленькое кольцо на длинной цепочке с белым порошком вместо камня – подарок отца на восемнадцатилетие – было спасением от бесчестья.
Семейство Ивелли предпочитало быть лишенным последнего наследника, но не покрытым позором. Лукреция была достойным отпрыском своей семьи. И предпочла смерть позору!

Х
 – Хм… своим ответом вы обрекаете любимого вами человека на смерть. Не думал я, что вы такая жестокая, – задумчиво говорил Бентиволио Лукреции. Их разговор происходил в том же кабинете, что и вчера, только теперь они оба сидели, стол по-прежнему разделял их. Бентиволио испытывающе смотрел на нее. Бессонная ночь не могла не отразиться на лице девушки. Воспаленные глаза, бледность, черные круги под глазами. «Того гляди, она еще в дурнушку превратится», – отмечал про себя Бентевилио. Его поражали мужество Лукреции, ее сила воли. Он видел, как она боролась с собой, пыталась избавиться от искушения спасти жизнь жениха. «Она тверда, как кремень, но нет такого камня, который бы не подточила вода. Что ж, придется прибегнуть к последнему моему козырю. И тогда посмотрим, чья возьмет»! – подумал он.
 – Не я, а вы! – Лукреция скорее оправдывалась перед собой, а не перед Бентиволио. Так как прекрасно понимала, что одно ее слово, и Амадео спасен. Но раз приняв решение, не собиралась отступать от него.
 – А вам известно, моя милая крошка, что если обвиняемый не признается в своей вине, то к нему применяются пытки? – ехидно спросил Бентиволио, слегка покачивая головой. Лукреция заметно побледнела и с напряжением ждала продолжения его слов. Она еще не совсем понимала к чему он клонит, но догадывалась что Бентиволио что-то затеял.
 –В каком виде вы желаете увидеть своего любимого: на дыбе или в испанском сапоге? Я думаю, он ему подойдет. А какую пытку вы нам посоветуете для него: водой, жаждой или голодом? А может, все сразу?! – усмехаясь, продолжал Бентеволио.
Он видел, как от его слов меняется лицо Лукреции. Она просто почернела от горя.
 – Хватит! Довольно! Замолчите! – почти кричала Лукреция, хватаясь руками за голову. – Я не верю вам! Это ложь! Вы не имеете права его мучать.
Бентеволио подошел к ней, пытаясь успокоить, но она отшатнулась от него, словно от дьявола.
 – Не прикасайтесь ко мне! Слышите!
Ее глаза сверкали гневом и злобой. В эту минуту Лукреция была похожа на дикую кошку.
 – Вы снова не верите мне. Хм… Напрасно. Не думал я, что вы пожелаете увидеть графа ди Марлиани в камере пыток. Вы слишком жестокая. Что ж, воля ваша.
Он повернулся к ней спиной и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Лукреция подпрыгнула от неожиданности. В последнее время она представляла собой комок нервов. Каждый шорох, каждый звук выводил ее из равновесия.
«Что делать?! Что делать?!» – этот вопрос раздирал ее голову на части. Ей стало жарко, невыносимо душно. Она задыхалась от собственной беспомощности и бессилия.

* * *
 – Мне нечего больше говорить! – твердо заявил Амадео инквизитору в то время, когда палач подтаскивал его, обнаженного до пояса, к веревке, шедшей по желобу большого блока, приделанного к потолку. Орудие инквизиции стояло в центре камеры и с нетерпением ожидало жертву. Амадео бесстрашно смотрел на двух других палачей, которые сложив руки на груди молча стояли возле раскаленной жаровни. По первому же слову инквизитора они были готовы приступить к своему ремеслу. Безразличным взглядом окинул Амадео и орудия пыток: щипцы, крючья, клинки – медленно накалялись докрасна. Он знал, что не виноват. И потому не боялся пыток. Ведь только виновные испытывают дикий страх перед пыткой, опасаясь сознаться, выдать свои тайны. Ему же не в чем признаваться. Пусть пытают, убивают, но его совесть чиста. Он не виновен ни перед Богом, ни перед людьми. Амадео оставался спокойным, даже тогда, когда холодные тиски сжали его и невыносимая боль пронзила все тело. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Именно в эту минуту Бентиволио привел Лукрецию в соседнюю комнату, где та через хрустальный глазок в стене могла видеть все, что происходило в этом аду.
Правитель Болоньи стоял рядом с ней и приказал стоящему рядом монаху прекратить пытки. Увидев любимого на виске, Лукреция содрогнулась от ужаса. Ее сердце разрывалось от боли и сострадания. Да, одно ее слово, и она избавит его от мук. Всего лишь слово. Первый раз в своей жизни Лукреция увидела обнаженный торс Амадео, его могучую, покрытую бурной растительностью грудь, широкие, мускулистые плечи. Неужели она допустит, чтобы это красивое статное тело превратилось в кровавое месиво? Она стояла в полубессознательном состоянии, земля уплывала из-под ног. Лукреция собрала все свое мужество, чтобы не упасть в обморок при виде раскаленных до красна орудий пыток.
 – Вы хотите, чтобы тело вашего жениха покрылось волдырями и он испытал муки ада при жизни? Да?! Его будут пытать до тех пор, пока он не признает свою вину или пока не умрет, – металлический голос Бентиволио оглушил ее. Она молчала. Ужасные картины пыток стрелой промелькнули в ее воображении. Нет! Она не отдаст Амадео на растерзание палачей! Нет!
 – Отвечайте: вы согласны?! – почти кричал, начиная терять терпение Бентиволио. В ответ молчание.
 – Согласны?! Отвечайте! Не молчите! Иначе я зажарю его живьем! Слышите!
Он начал тормошить руками бледную от страха Лукрецию. Она смотрела на него стеклянными, полными безразличия глазами, а потом, словно проснувшись ото сна, закричала в истерике: «Да!Да»!
Лукреция сдалась, пала духом, так как не могла видеть мук любимого, не могла позволить себе стать виновницей его страданий.


* * *
 – Наконец-то вы пришли в себя, мадонна Лукреция, – заискивающим тоном промолвил Бентиволио, прикладывая к ее лбу холодный лед.
Лукреция только что очнулась и не совсем понимала, где находится. Постепенно приходя в сознание, она узнала уже хорошо знакомый ей кабинет подесты города. Она полулежала в высоком кресле самого Бентиволио, а он, как послушный паж, суетился у ее ног. Лукреция вспомнила все, что произошло с ней несколько минут назад, свое решительное «да», и ей стало страшно от содеянного, но уже ничего не изменить – она сделала свой выбор: спасла любимого от мук. И теперь ей ничего не остается, как играть роль предательницы.
Ее тошнило от самой мысли об этом. Настолько это было подло и низко. Увы! Любовь требует жертв. Во имя любви она обрекла свое честное имя на презрение и порицание, во имя любви она отреклась от своей любви. Тавтология? Нет. Истинная правда. Только тот, кто истинно любит не предаст любимого в руки палачей.
 – Прошу простить меня за оказанное мною давление. Признаю, что виноват. И еще раз прошу покорнейше простить. Я ваш раб! Любое ваше желание – для меня закон! – ласково, словно кот, мурлыкал Бентиволио. Глазки его сузились, рот искривился в улыбке.
Лукреция окинула его презрительным взглядом и холодно произнесла:
 – А что я получу в обмен на согласие на брак с вами? Где гарантия, что вы не обманете меня?
 – О! Я вижу, мое дитя, вы начинаете реально мыслить, – оживился Бентиволио и сел на стул рядом с ней.
 – Во-первых, я добьюсь, что суд оправдает графа Амадео ди Марлиани, и в день нашей свадьбы (кстати, вы сами назначите дату, но только не позднее сентября) вы сможете увидеть его прямо в церкви еще до того, как станете моей женой. С того дня он будет свободен, как ветер в поле.
Взгляд Лукреции прояснел, в глазах появился лукавый огонек. Бентиволио заметил, что она что-то задумала и потому поспешил ее предупредить:
 – Милая мадонна Лукреция, если вы что-то затеяли, то напрасно. Одно неосторожное слово, взгляд или что-то в этом роде, и вы потеряете его навсегда. Мои люди тут же убьют его без суда и следствия, – самодовольно усмехнулся Бентиволио. Он всегда все продумывал до мелочей. И не мог не заметить, как взгляд Лукреции погас, она простилась с последней надеждой.
Внезапно Лукреция увидела лежащую на столе Библию и ухватилась за нее, как за последнюю соломинку.
 – Поклянитесь на Библии, что в день нашей свадьбы граф Амадео ди Марлиани станет свободным, – взволнованно произнесла Лукреция, указывая рукой на святыню.
Бентиволио без промедления встал и положив правую руку на книгу, а левую на свое сердце торжественно произнес требуемую клятву.
Лукреция немного успокоилась и почувствовала себя уверенней. Пока Бентиволио произносил клятву, она нашла для себя выход из создавшегося положения, ей открылся путь избавления от супружеских обязанностей. Да! Она станет его женой! Да, но только перед людьми, но не Богом! Во имя любви она освободит любимого и останется верной ему душой и телом, непорочной, как дева Мария, предстанет перед Богом. И только Господь сможет осудить ее!
 – А теперь я попрошу вас, милая мадонна Лукреция, положить свою крохотную ручку на Библию и поклясться, что ни одна живая душа никогда не узнает об истинной причине вашего согласия на наш брак.
Лукреция покорилась его воле и чуть слышно пролепетала клятву. Бентиволио потер руки от удовольствия и воскликнул:
 – Завтра же вся Болонья узнает, что граф Амадео ди Марлиани обвиняется в чародействе и заключении договора с дьяволом. Это станет причиной разрыва вашей помолвки. Через месяц я сделаю вам официальное предложение в доме вашего отца, и вы согласитесь. В начале сентября сыграем свадьбу. Я не хочу медлить! Ах, как я жду – не дождусь заключить вас в объятия. Кстати, вы тоже должны быть заинтересованы как можно скорее стать моной Лукрецией Бентиволио. Ведь в этот день ваш любимый вырвется из темницы. Не правда ли?! – Бентиволио слащаво улыбнулся и бросил на Лукрецию хорошо знакомый ей взгляд мартовского кота. – А сейчас самое время написать ему письмо и вернуть его кольцо. Позвольте я сниму с вашей прелестной ручки эту безделушку! – Бентиволио протянул руку к Лукреции, пытаясь поймать ее руку, но она резко отвела ее в сторону. Лукреция с болью в душе посмотрела на подаренное Амадео кольцо, вспомнила их клятву. Огромная тяжесть легла на ее сердце. Она не желала расставаться с этим единственным предметом, который связывал ее с возлюбленным, с этой последней нитью. Отдав кольцо, она сожжет за собой все мосты. Но у нее не было другого выхода. Только сейчас Лукреция осознала всю глубину своего горя. Как расстаться с тем, что так свято для нее?! «Навеки твоя»! – шептали ее уста в день помолвки. Неужели она изменит своему слову? «Нет! Навеки твоя, Амадео! И ничья больше»! – повторяла Лукреция про себя. И, не глядя на кольцо, в одно мгновенье сняла его с пальца и с вызовом протянула Бентиволио.
 – Вот, возьмите. Вы лишили меня всего! У меня нет больше ни души, ни сердца.  Я не живая, хоть живу. Вы возьмете в жены не девушку, а живой труп. Вы согласны?!
 – Да, – безразлично ответил Бентиволио. Он не обращал внимания на ее слова, занятый составлением текста прощального письма Лукреции к графу Марлиани.
 – Успокойтесь, моя крошка. В юном возрасте нервничать вредно. Нервы – причина всех болезней, как утверждал Гиппократ. Лучше сосредоточьтесь, сядьте поудобней, возьмите в руку перо и напишите свое прощальное письмо графу Амадео ди Марлиани или вы предпочитаете самолично отдать ему кольцо? – спросил Бентиволио, испытывающе заглядывая ей в глаза.
 – Нет! Нет! Ни за что я не встречусь с ним! – истерически закричала Лукреция, вставая из-за стола. Она напоминала раненую птицу, мечущуюся в поисках выхода, которую охотники безжалостно медленно добивали. Но так и не могли убить до конца. Это вечное стремление всего живого к жизни.
 – Я не могу… Я не умею лгать. Он обо всем догадается. Нет! – продолжила она.
Бентиволио преградил ей путь и силой усадил в кресло.
 – Вы правы, мое дитя. Из вас никогда не получится настоящая актриса. Потому я и предлагаю облегчить ваше положение. Вы напишете графу ди Марлиани письмо под мою диктовку, и затем я передам его ему вместе с кольцом.
 – Пусть будет так. Мне теперь все равно, – обреченно сказала Лукреция и протянула руку к перу.

XI
Словно загнанный зверь, метался в своей темнице граф ди Марлиани. В руках он держал кольцо, подаренное Лукреции в день помолвки, – залог ее любви. Оно жгло ему руки, разрывало сердце.
Амадео вспоминал строки из письма любимой, такие холодные, сухие: «Я не намерена связывать свою судьбу с человеком, заключившим союз с дьяволом. Моя совесть повелевает мне расторгнуть нашу помолвку. Прощайте навсегда, граф Амадео ди Марлиани. Отныне я считаю себя свободной». О! Когда он читал эти строки, ему казалось, что земля перевернулась вверх дном, будто огромная скала рухнула на его плечи.
Прошло больше месяца с того момента, но он до сих пор не мог придти в себя. Настолько глубоко ранило его сердце предательство Лукреции, ее клятвоотступничество. Одним росчерком пера Лукреция убила все его мечты, надежду на будущее. И сейчас ему хотелось только одного – умереть, поскорее умереть, чтобы уйти от жестокой действительности. Он вспомнил ее клятву, их встречи, слова любви, поцелуи, ее влюбленный взгляд. Как она могла обо всем забыть?! Как могла поверить в эту гнусную ложь? Неужели она его никогда не любила, а только притворялась? Но зачем? Нет, тогда, месяц назад он ничего не мог понять. Настаивал на свидании с ней, умолял мать привести ее сюда, но Лукреция отказалась, она упорно не желала его видеть под предлогом болезни. А, может, она действительно была больна?! Кто знает?! Никто, кроме Лукреции и ее семейки. Но теперь это ничего уже не значит для него. Тогда он пытался понять ее, как-то защитить в своих глазах, оправдать ее поступок.
Но сегодня жестокая правда открылась перед ним. И Лукреция теперь ничего не вызывает у него, кроме презрения. Ангел во плоти оказался дьяволом. Сегодня утром мона Валентина поведала ему о том, что ровно через месяц, в сентябре, состоится венчание мадонны Лукреции Ивелли с графом Джованни Бентиволио. Амадео до боли сжал в кулак кольцо и горько усмехнулся. «Какое лицемерие! Как же я был наивен! Мечтал о чистой бескорыстной любви, а она бредила о богатстве! И вот купилась. Продалась в рабство Маммоне. Да, зачем ей связывать судьбу с обедневшим дворянином, мечтавшем о философском камне?! Намного лучше стать женой правителя города. И богатство, и власть, и почет! Ради богатства она предала меня, выдала мою тайну! О! Как я мог подозревать моего единственного верного друга Манияни! Как же я ошибался! Я считал ее святой! «Жена Цезаря выше подозрений»! Я даже боялся ступить на ее тень. Но сегодня у меня открылись глаза, исчезли все иллюзии. Лукреция Ивелли, моя возлюбленная, смысл всей моей жизни, коварно предала меня, заточила в эту темницу ради корысти. Ведь в самом деле, не может же она любить это лысое чудовище с лисьими глазами, заплывшими от жира! Нет! Это просто невозможно»!  – вот о чем думал Амадео, глядя на залог их любви.
Сейчас он мечтал только об одном –поскорее принять смерть. И только мысли о матери спасали его от самоубийства. Она посвятила ему свою жизнь, и оставить ее одну – одинешеньку на белом свете он не мог позволить себе. Это было бы святотатство, настоящее кощунство. Но ничего, не за горами суд. Вот тогда и решится его судьба. «Не ищи в жизни справедливости», – часто повторяла ему мать, и он принял ее слова как аксиому, будучи послушным сыном, потому и не надеялся выйти живым из стен дворца подесты. Во время свиданий с матерью он всячески утешал ее, повторял, что суд оправдает его, а сам не верил своим словам, в душе надеясь, что конец его близок. Амадео не хотелось жить после такого разочарования.
Разочарование в любимом, в том, кто был сенсом всей твоей жизни – страшнее смерти.
Как можно жить человеку без надежды на будущее, а она у него пропала. Амадео стал человеком без будущего, вернее, он не представлял его себе без Лукреции. У него было только прошлое, славное счастливое прошлое, незабываемые, несравнимые ни с чем минуты блаженства. Он вспоминал их прогулки, особенно на поляне с цветами. И чем больше Амадео вспоминал о хорошем, о минувшем счастье, тем сильнее ныло его сердце, тем глубже становилась бездна его отчаяния.
Что тяжелее мук для сердца,
Что ужасней пытки нет, –
Как о днях былого счастья
Вспоминать в годину бед .

Да, было и настоящее –такое мрачное и пустое, без надежд и мечтаний. Их любовь, которую он считал вечной, в один миг превратилась в прах, в пустую иллюзию, и только дружба оказалась настоящей. Друг не предал его. Узнав, что граф ди Марлиани заключен под стражу, Манияни добился свидания с ним и настаивал на том, чтобы и его судили. Ведь они вместе проводили опыты в лаборатории, вместе искали философский камень. Когда-то Манияни хотел разделить с ним богатство, а теперь – беду. Алессандро не прятался ни за чью спину, готовил речь для защиты друга в суде, готов был принять на себя часть вины. Но Марлиани убедил его остаться в стороне, не привлекать к себе внимание. Ему все-таки удалось вырвать из уст друга клятву о том, что если он умрет, то тот позаботится о моне Валентине, окружит ее вниманием и теплотой, станет для нее приемным сыном.
«Лишь те-то и друзья не на словах – на деле,
Кто наши кандалы и на себя б надели», – Амадео невольно вспомнились слова великого поэта Носира Хисроу.
Да, лишь только дружба постоянна
Любви же вечной не было и нет
Напрасно я мечтал о ней ночами
Напрасно верил в то, что она есть.

Я был во власти своей любимой
Ее загадочных очей
Лукреция же мной играла
Как в детстве с куклою своей.

Я думал, что всегда мы будем рядом
Что будем жить под крышею одной
Она же лишь мечтала о нарядах
О роскоши, почете и деньгах
Я жаждал ее телом обладать
Она же властвовать народом.


XII
В белом атласном платье с вуалью, ниспадающей с головы, Лукреция под руку с Бентиволио переступила порог церкви Сан-Франческо. Еще несколько минут, и она станет женой этого чудовища. Ах! Как она ненавидела этого человека! Как страдала в душе от того, что приходится играть роль любящей невесты. Как это противно и мерзко! Ее сердце возмущалось, негодовало, но ум заставлял покориться, надеть маску веселья и радости только для того, чтобы спасти любимого. Да, ради Амадео Лукреция пошла против себя, всех своих принципов и убеждений, играя роль предательницы.
Амадео хотел видеть ее, настаивал на свидании, но она не приходила, так как не умела лгать. Стоило ей посмотреть ему в глаза, и ее любовь выдала бы ее, тем самым убив его. Нет! Она не могла видеть его до свадьбы. В тот же день, когда Лукреция произнесла роковую клятву на Библии, вернувшись домой из дворца подесты, она очень сильно заболела. Нервное потрясение было настолько велико, что она целую неделю пролежала в бреду. Ни один врач не мог поставить ей диагноз. Постоянные кровопускания еще больше ослабили ее. Будучи в бреду, Лукреция сотни раз повторяла имя любимого, просила у него прощения за свой поступок. Бьянка самоотверженно ухаживала за своей госпожой, не понимая причин ее недуга. В то же время она догадывалась, что болезнь Лукреции каким-то образом связана с исчезновением Амадео. Много всего передумала Бьянка за ночи, проведенные у постели хозяйки. Но так и не пришла ни к какому умозаключению. Все было слишком таинственно и сложно для ее нехитрого ума. Сердце подсказывало ей, что с ее воспитанницей случилась беда. Но как и чем ей помочь – не знала. Впоследствии Бьянка не раз пыталась выяснить у Лукреции настоящую причину расторжения помолвки, но так и ничего не добилась. Лукреция была нема, как рыба.
И вообще, за это время Лукреция очень изменилась. Грусть и печаль не покидали ее лица. Она забыла, что такое смех. Иногда при встрече гостей ей удавалось выжать из себя жалкое подобие улыбки.
Многие знатные семьи Болоньи изменили свое отношение к Лукреции. Все были на стороне молодого графа ди Марлиани. Никто не хотел верить в то, что Амадео способен на все те преступления, в которых его обвиняли. «Это просто чушь»! – говорили жители Болоньи. Они надеялись, что графа ди Марлиани оправдают, и в скором времени он будет свободен. Чем больше уважения внушал им Амадео, тем больше презрения вызывала у них Лукреция.
Как ей хотелось открыть им правду, признаться во всем, но роковая клятва связала ее по рукам и ногам, выклеймив на ее  лбу тавро предательницы. Да, во время болезни Лукреция была на грани смерти, едва не лишилась рассудка, но Бог сохранил ей жизнь только для того, чтобы продлить ее мучения.
От Лукреции отвернулся и Алессандро Манияни, он не смог простить ей предательства своего лучшего друга. Мона Лаура, узнав о расторжении помолвки, сначала устроила дочери скандал, а затем отказалась от нее.
«Нет! Я не могу поверить, что вырастила чудовище! Не девушку, а содержанку! Как же такое случилось?! Ты не моя дочь! Будь проклят тот день, когда я произвела тебя на свет», – кричала мона Лаура в гневе, а на следующий день слегла в постель от потрясения. Душа матери не могла смириться с тем, что ее дочь настолько цинична и практична, что отказалась от любви ради славы и богатства. Но суровая реальность, долг перед обществом заставили мону Лауру смирить свой гнев и присутствовать на венчании.
Она замечала, что с ее дочерью что-то творится, она видела в глазах Лукреции затаенную печаль, но ничего не могла понять. Лукреция в последнее время стала очень скрытной, мало говорила, большую часть времени проводила в своей комнате за рукоделием. С Бентиволио Лукреция встречалась всего несколько раз до свадьбы и то всегда в присутствии посторонних лиц, правда, один раз они остались наедине. Интересно, о чем они говорили?! Неужто она вправду полюбила Бентиволио, как постоянно утверждает. Нет! В это просто невозможно поверить»! – думала мать, глядя на дочь. И все же ей хотелось верить в то, что по какому-то нелепому стечению обстоятельств ее дочь полюбила этого страшного человека! Да, мона Лаура готова была простить своей дочери заблуждение в своих чувствах, любовь к Бентиволио, но только не холодный расчет и бездушие! Она, как и все жители Болоньи, верила в то, что Амадео оправдают. Мучалась от предательства дочери, мучалась тем, что породила на свет вместо ангела Люцифера. Неужели она двадцать лет ошибалась в своей дочери и не поняла ее лживой натуры! О! Эти мысли терзали мону Лауру, не давая ей покоя ни днем, ни ночью. Позор ее дочери стал ее позором. Здоровье ее ухудшалось, бледность покрыла ее лицо. Мона Лаура перевела взгляд с дочери на мужа и презрительно усмехнулась. Его лицо расплылось в улыбке. Винченцо Ивелли был единственным героем этой комедии, который играл без маски. Он, как никто другой, был доволен происходящим. Его радости не было предела, когда он узнал, что станет тестем самого правителя города. О! Его честолюбие и тщеславие были удовлетворены сверх меры. Ах, может ли он забыть тот день, когда подеста города просил руки его единственной дочери. Разве сравнить Бентиволио с бедным графо ди Марлиани?! Небо и земля! Наконец-то пришел тот час, когда он может гордиться своей дочерью и не сожалеть о ее появлении на свет. Кто знает, смог бы его сын добиться такого успеха? Как говорится: «Что Бог не делает, то к лучшему». Винченцо не мог дождаться, когда Лукреция станет женой Подесты. Его распирало от гордости, словно павлина. Спал и видел себя постоянным гостем во дворце подесты. «Тесть правителя Болоньи» – этот титул вскружил ему голову. И сейчас он щурил глаза от удовольствия, представляя себя главным советником подесты. Его не смущало и то обстоятельство, что его зять был одного возраста с ним. Для него было главное как можно ближе приблизиться к вершине власти, так сказать побывать на Олимпе. Ради этого Ивелли продал бы Лукрецию и турецкому султану.
Он не понимал печали своей супруги и вообще не замечал изменения в отношении знатных людей Болоньи к своей дочери, настолько был поглощен самолюбованием. Он ничего не видел дальше своего собственного носа, пребывая в своем мире иллюзий, строя миражи о блестящем будущем Лукреции. Ведь в скором времени (и в этом он не сомневался) Винченцо Ивелли должен был стать дедушкой будущего правителя Болоньи. «Как хорошо все сложилось. Сама судьба бросила графа ди Марлиани в руки инквизиции», – размышлял он.
Медленно, шаг за шагом, Лукреция приближалась к месту своего заклания, к началу своего конца. Она искала глазами в толпе Амадео, чтобы убедиться, что Бентиволио сдержал свое слово. Она должна была быть уверена, что Амадео жив. Иначе зачем вообще весь этот маскарад. И в то же время Лукреция боялась встретиться взглядом с любимым. Боялась саму себя! Кто знает?! Один лишь его взгляд, и она бросит все и убежит из-под венца прямо в его объятия и тем самым погубит его. Безумие! Но она способна на это. Любовь без меры сильнее страха.
За время своей болезни Лукреция превратилась в тростинку, лицо осунулось и приобрело еще больше нежности и очарования. Несмотря на свой печальный вид Лукреция была прекрасна. Толстый слой румян покрывал ее щеки, дабы скрыть их чрезмерную бледность.
Лукреция вся горела от напряжения. Еще один шаг, и она у алтаря! Роковая минута близка!
Внезапно она оглянулась и столкнулась с пристальным взглядом Амадео. Он стоял далеко в толпе, рядом с Манияни. «Он жив! Он свободен»! – первое, что пришло ей на ум. Больше двух месяцев она не видела его. Одинокий и опустошенный, покинутый, но гордый. Велик и благороден в своем страдании. Как же все вышло глупо! До абсурда смешно. Человек, о котором она мечтала всю свою жизнь как о будущем муже, присутствовал на ее свадьбе с человеком, которого она ненавидела всей душой, всем своим сердцем. Какая ирония судьбы!
Да, Амадео жив! Но как он будет жить без нее? Смирится со временем. Ведь на свете много других девушек. И красивее, и добрее, и богаче. Когда-нибудь найдет свое счастье. Именно для этого она и сохранила ему жизнь, избавила от мук. Все, что она ни делала в своей жизни: каждое слово, каждый поступок, все во имя любви к нему. Во имя любви она сейчас взойдет на свой эшафот.
Не задерживая взгляда на любимом, Лукреция тут же отвернулась. Она ничего не успела прочитать в его глазах, кроме боли, тоски и отчаяния. Она впервые в жизни увидела его таким.
От неожиданности у Лукреции все замерло внутри, подкашивались ноги. Она должна была сделать последний шаг и не могла. Не в силах физически. И все же она поборола себя, нашла в себе силы. И! Последний шаг был сделан.
По знаку служителя церкви Лукреция и Бентиволио встали на колени у алтаря. Началась служба.
Ненависть и любовь сквозили во взгляде Амадео. Как она прекрасна! В белом одеянии, как ангел! Это он, а не Бентиволио должен быть ее мужем. Амадео упрекал себя за свою любовь к Лукреции. Да, там в тюрьме, вдали от нее, ему было легко проклинать ее, говорить, что ненавидит ее. Но стоило ему взглянуть на Лукрецию, ее ангельский лик, и весь гнев улетучился, словно дым. Он понял, что любит ее по-прежнему, а может, еще и сильней. Ему хотелось подбежать к ней, вырвать из рук чудовища и увезти далеко-далеко, где их никто не найдет. Он представил ее в своих объятиях. Нет! Это невыносимо больно! Какие муки! Пот лил ручьем по его красивому лбу. Да, его оправдали! Он свободен! Но зачем ему эта свобода, зачем? Что ему делать с ней? Как начать новую жизнь, зная, что будущее его погребено? Да, он присутствовал не на свадьбе Лукреции Ивелли, а на похоронах своего будущего. Лучше бы он сгнил в тюрьме, прошел все муки ада лишь бы быть всегда с ней. О! Святое небо! Почему Господь так жесток?! Почему лишает нас самого дорогого»? – взывал к небу Амадео. Он не знал, что делать дальше. Как жить без любимой? На душе было невыносимо тяжело и пусто. Пустота, ни тени надежды, ничего. Амадео сходил с ума от боли и ревности. Его Лукреция в объятиях другого. Хуже нет муки! Он готов был простить ее. О! Если бы она подошла к нему, он забыл бы обо всем и обнял ее. Но она стоит у алтаря с другим. Другой отныне и навсегда станет ее господином. Не только тела, но и души.
Остальная часть церемонии прошла для Лукреции, словно в тумане. Она не помнила ни росчерка пера в маленькой церковной книге, ни то, как стояла у алтаря и под торжественные звуки органа едва выдавила из себя «да» в ответ на  вопрос патера, хотят ли они навеки соединить свои сердца, помыслы и жизни, ни как обменялись кольцами, ни как патер прочел молитву и благословил их, успев перед этим объявить мужем и женой.
Лукреция была, как во сне. Безучастна и отрешена от мира всего. Делала все по инерции, с полным безразличием. Ей было все равно, кто и как оценит ее поступок. Она давно уже приняла для себя решение, избрала свой путь и теперь ей только осталось дойти по нему до конца.
Став моной Лукреций Бентиволио перед людьми, она отнюдь не собиралась стать ею перед Богом!

XIII
Не успели двери спальни захлопнуться за Бентиволио, как Лукреция бросилась к столу в поисках листа бумаги и пера. Она должна была спасти Амадео. Любой ценой! О! Как это кощунственно! Проклятый Бентиволио нарушил свою клятву и теперь жизнь Амадео снова в опасности.
В ее ушах до сих пор, словно гром, звучал медный голос Бентиволио: «Да, я думаю, что проведу свою брачную ночь намного спокойнее, зная, что граф ди Марлиани вновь за решеткой. Не правда ли, Бранталино»? И ответ инквизитора: «Да, мой друг. Этот юнец ушел от нас ненадолго. Он, словно рыба, у нас на крючке. Сегодня ночью мои люди схватят его для того, чтобы больше не выпускать из рук святой инквизиции. Так что можете спокойно предаваться утехам Амура»!
После окончания трапезы и ухода гостей Лукреция направилась в отведенные для нее во дворце подесты покои и случайно стала свидетельницей этого разговора. Разговор двух старых друзей, вернее, сообщников. Это случилось четверть часа назад. В любую минуту люди инквизитора могли схватить Амадео. Сердце Лукреции рвалось к любимому, тело жаждало объятий, душа – прощения, но, увы, она обречена, для нее нет спасения. Холодные каменные стены давили на нее своей массой, напоминая склеп. Нет! Для нее нет отсюда выхода, кроме одного, в могилу.
В последние минуты своей жизни Лукреция думала только о том, как спасти Амадео, как написать письмо, чтобы он поверил ей – «предательнице». Один за другим летели на пол исписанные листы бумаги, она писала, зачеркивала, снова писала. Рука не слушалась ее, все тело дрожало от волнения, но медлить было нельзя. Наконец-то, после долгих попыток она  в спешке набросала письмо:
«Амадео, прости меня, все, что я сделала за последние три месяца – было сделано во имя любви к тебе. Я не могла допустить, чтобы ты превратился в живой факел. Бентиволио не предоставил мне другого выбора. Я заставила тебя поверить в свое предательство только для того, чтобы спасти от костра. Прошу тебя, поверь мне, той, кто ни на минуту не прекращала любить тебя, той, кто почти десять лет боготворила твое имя, той, кто во имя любви к тебе отказалась от тебя. Но так ничего и не добилась. Проклятый Бентиволио обманул  меня, нарушил клятву, данную мне на Библии, и сегодня ночью тебя должны снова схватить и отправить в темницу. Беги скорей из Болоньи, укройся в горах.
За меня будь спокоен – Бентиволио ничего не получит. Запомни, я твоя навеки, я никогда бы не посмела нарушить данную тебе клятву. «Навеки твой, навеки мой», – для меня эти слова священны. Я ухожу из этого мира, чтобы не стать клятвопреступницей.
Я твоя. Sara di te, o di morte ! Иного не дано. Я верю, мы еще встретимся там, на небесах, и обретем вечное счастье, то, которое потеряли на этой земле.
Прости и прощай, моя любовь, моя душа. Последние мои мысли будут только о тебе.
Твоя навеки Лукреция.
Написав письмо, Лукреция облегченно вздохнула. Словно тяжелый камень упал с ее души. Наконец Амадео узнает всю правду. С нее упало клеймо предательства. Она перестанет быть иудой в его глазах.
Да, не люби она его так сильно, и его тело давно бы обуглилось на костре, а она, облачившись в траур, с гордостью и почтением, высоко подняв голову, ходила бы по улицам Болоньи, а спустя некоторое время ушла бы в монастырь, и никто и словом не упрекнул бы ее. Да, не люби она его так сильно.
Теперь осталось позвать Бьянку и передать ей письмо. Неожиданно в дверь постучали. Лукреция, быстро спрятав письмо на груди, напряженно воскликнула:
 – Войдите.
Увидев на пороге Бьянку, Лукреция почувствовала облегчение и бросилась ей навстречу. Та удивленно стояла, не понимая, чем вызвано такое оживление хозяйки.
 – Скорее заходи и закрывай дверь, – Лукреция приложила палец к губам.
 – Тише, здесь даже стены имеют уши, – девушка схватила Бьянку за руку.
 – Речь идет о жизни и смерти. Только с твоей помощью можно спасти человека.
 – О чем вы говорите, я ничего не понимаю?
 – Скорее беги на конюшню, седлай лучшего коня Бентиволио и отправься к замку графа ди Марлиани. Ты должна передать Амадео вот это письмо. – Лукреция в спешке достала из-за пазухи сложенный пополам лист бумаги и протянула его Бьянке.
 – И еще скажи…
Лукреция запиналась от волнения.
 – Скажи, что я люблю его и всегда любила!
 – О! Я знала, что вы его любите, несмотря на все ваши уверения. Старую Бьянку нельзя обмануть! – радостно воскликнула служанка. – Я всегда разбиралась в сердце своей хозяйки.
 – Скорей же, Бьянка. Сейчас не время для разговоров. Спеши! – Лукреция чуть ли не силой вытолкнула ее за дверь, еле сдерживая рыдания. Она даже не успела проститься с ней, хоть знала, что видит в последний раз.
Лукреция стояла, облокотившись на захлопнувшуюся за Бьянкой дверь. Лукреция осталась одна, наедине со своей совестью и мыслями. Пришел ее час. Она бросила взгляд на великолепно убранное огромное брачное ложе, стоявшее посреди спальни под шелковым голубым пологом с серебряными завесами, и усмехнулась: «Нет, я не достанусь тебе Бентиволио, ты никогда не станешь владыкой моего тела, а, тем более, души. Лукреция Ивелли останется чистой и девственной, и на небесах будет ждать своего любимого, чтобы соединиться с ним навсегда. Лукреция Ивелли горда и неподкупна, ее нельзя сломить. Я докажу это ценой своей жизни»!
Лукреция решительной походкой подошла к маленькому столу из красного дерева, на котором стояли часы резной работы и кувшин с родниковой водой. Дрожащей рукой она налила воды в чашу, осторожно сняла с шеи цепочку с маленьким кулоном в виде змеи, открыла его и высыпала содержимое в чашу. Затем размеренными глотками выпила спасительный напиток. «Вот и все. Свершилось! Еще чуть-чуть, совсем немного времени, и я усну навсегда», – мелькнуло у нее в уме.
Лукреция подняла голову и посмотрела в зеркало, висевшее на стене. Ее глаза – ни капли страха! Они холодны и прекрасны. Розовый румянец покрывал щеки. Боже мой, она только сейчас заметила, насколько она привлекательна и мила. Очаровательная мадонна! Как ей к лицу белое платье! Какие роскошные волосы, какая кожа! И все это вскоре превратится в прах. В пустую пыль. Останутся лишь кости. Нет! Нет! Останется душа! Любящая, вечно любящая душа!
«Амадео поймет меня и простит, – повторяла она себе, как клятву. – Я дождусь его там. Он найдет меня».
Лукреция понимала, что медлить нельзя, смерть в любую минуту могла настигнуть ее. Она подошла к брачному ложу, откинула полог кровати и легла под одеяло, словно в саван, сложив на груди руки.
Сейчас в последние минуты жизни Лукреция должна была обратиться к Богу и испросить у него прощения за совершенный ею страшный грех, но не могла сосредоточиться. Амадео завладел ее мыслями. Она вспомнила его поцелуи, объятия, тот майский веселый день на поляне, когда он забрасывал ее цветами. Пребывая в плену счастливых мгновений, Лукреция не заметила, как отошла в вечность.

* * *
Бентиволио осторожно приоткрыл дверь спальни невесты. Запах фиалок с мускусом ударил ему в нос. Улыбка сладострастия, словно цветок, цвела на его лице. «Хм. Она уже спит, но ничего. Я разбужу ее своим поцелуем. В моих объятиях она узнает, что значит принадлежать настоящему мужчине. Разве можно меня сравнить с этим безусым юнцом графом ди Марлиани? Смешно! О! Как она будет стонать подо мной, подобно гетерам в объятиях Македонского. Я научу ее любить. Сегодня будет наш первый урок. И горе ей, если юнец опередил меня!
Наконец-то я у цели, наконец, получу долгожданную добычу! Я покорил ее, сломил гордыню, и теперь она будет моя, только моя. Я научу ее жить по своим законам, подчиняться моим желаниям. Я – владыка, она – раба. Таков закон моей любви»! – думал он.
Осторожно, словно кот, Бентиволио на цыпочках пробирался в полумраке к брачному ложу. У самой кровати он сбросил с себя ночное одеяние и, одолеваемый бурной страстью, нырнул под тканое золотом и жемчугом одеяло. Он сжал хрупкое тело Лукреции в объятиях, но оно было холодно и неподвижно.
Дикий отчаянный крик Бентиволио, словно гром, пронзил стены. Башенные часы пробили полночь.

Эпилог
«Да здравствует народ! Смерть тирану Джованни»! – кричала разъяренная толпа, собравшаяся на площади у дворца Подесты в центре Болоньи. Народ города, на гербе которого золотыми буквами высечено священное слово «свобода», восстал против своего тирана и осудил его на смерть.
Граф ди Марлиани, одетый в простое крестьянское платье, один за другим яростно наносил удары стилетом по окровавленному трупу Бентиволио. Ему казалось, что каждый удар сможет облегчить его боль, которая глубоко засела в его сердце после смерти любимой и от которой он так до сих пор не мог избавиться. Вот он и отомстил за Лукрецию! Смыл кровью позор с ее имени! Ведь это он заварил всю эту кашу, поднял народ на восстание. Бывший граф ди Марлиани стал вожаком угнетенного люда.
Восстание началось еще два дня назад, но Бентиволио каким-то чудом удалось бежать из дворца. Переодетый в чужое платье, он скитался по городу и наконец-то вчера вечером был пойман в лачуге бедной женщины, сегодня утром его отправили во дворец, откуда после народного суда вывели на площадь, где и состоялась расправа над тираном.
В голове Амадео все шумело, он еле держался на ногах. Глаза пылали ненавистью, когда он смотрел на эту тушу мяса, в которую превратилось тело Бентиволио, человека, укравшего его счастье, но не любовь!
Амадео достал из-за пояса нож и продолжал отчаянно наносить удары. Окружавшие его люди, вооруженные кто стилетом, кто дубинкой, ножом или саблей, теснили его в сторону, перед ним мелькали все новые и новые лица, желающие согнать свою боль на этом куске мяса, которое назвать трупом было очень трудно. Каждый из них рвался к бывшему властелину, чтобы отомстить за нанесенные им обиды.
Опьяненный видом крови Амадео просто обезумел. Не прошло и года, а он сдержал свое слово: Бентиволио повержен, растерзан на клочки, раздавлен как змея.
Все это время после смерти Лукреции Амадео только и жил мыслями о мести, они живили его силы, бодрили дух. В ту роковую ночь он так и не успел бежать из своего замка. Письмо настолько потрясло его, что он забыл о своей безопасности. Слуги инквизиции схватили его и препроводили в башню дворца Подесты. Он так и не попрощался с телом любимой, не запечатлел последний поцелуй на ее хладных устах. Бентиволио лишил его такой милости, его жестокости не было предела. А может, это и к лучшему?! Лукреция навсегда осталась для него живой. Судьба избавила его от лицезрения печати смерти на лике возлюбленной. Амадео не только понял и простил ее, но и гордился ею. Ее мужеством и силой воли. Не каждая женщина способна на такой поступок во имя любви!
В ту ночь, когда он вновь обрел любимую, он навсегда потерял мать. Мона Валентина выдала себя, когда монахи ордена Марии ворвались в их замок. Амадео отказался от своей матери и до сих пор не мог простить ей бесчестного поступка. Спустя месяц пребывания под стражей он совершил побег, причем очень изощренным способом. Убил стражника и в его одежде вышел из тюрьмы. Не зная, куда идти и что делать, он пошел куда глаза глядят по ночным улицам Болоньи. Дорога привела его к дому старого друга Манияни. Сын банкира оказался настоящим верным другом. Алессандро Манияни не только оказал помощь Амадео, но и бежал под покровом ночи вместе с ним из родительского дома, прихватив с собой небольшой запас золотых монет.
Оставаться дольше в городе было просто невозможно, и друзья отправились в горы, где связались с шайкой разбойников. Так два отпрыска благородных семейств стали бродягами с большой дороги. Грабя богатых и помогая бедным, они все больше и больше проникались нуждами простого люда, стали понимать соль жизни. Их охватило жгучее желание освободить крестьян от гнета, дать им свободу, право самим распоряжаться плодами своего труда. Личная месть перестала быть главным козырем в их игре. Бывший граф ди Марлиани с помощью своего друга сумел сплотить вокруг себя недовольный люд и направить весь его гнев и силу на виновника их страданий – Джованни Бентиволио, правителя Болоньи. Они не подогревали недовольные массы, они просто натолкнули извергающую лаву толпу в нужное русло, указали ей единственный путь и способ обрести свободу, вырваться из оков рабства.


* * *
Ночное небо, усыпанное звездами, словно шатер, раскинулось над головами двух друзей. Яркое пламя костра согревало их остывшие души. Все их собратья давно уже уснули после столь бурного дня прямо посреди площади. Только эти две заблудшие души не могли найти покой.
 – Ну что, ты доволен?! Сегодня сбылась твоя мечта! – спросил Манияни, хлопнув друга рукой по плечу. С тех пор, как они бежали в горы, этот дружеский жест вошел в привычку Манияни.
 – Не знаю! Весь этот год после смерти Лукреции я только и жил одной мыслью о мести, а теперь, когда она свершилась, я попросту растерялся и не знаю, что делать дальше, – задумчиво ответил Амадео. – А ведь каким бы это было счастьем – не быть в живых сегодня, милый друг. Я не могу забыть ее, ее  улыбку, ласку, нежные руки, ее прикосновения, глаза, полные любви, волнующие губы – это простое земное чудо. Она будит меня ночью своими поцелуями, стоит мне закрыть глаза и передо мной возникает ее образ. Лукреция дарила счастье мне присутствием своим. Я выполнил свой долг перед Лукрецией и теперь со спокойной совестью могу идти к ней, – Амадео вдруг оживился. – А это действительно мысль! Ты подсказал мне мой дальнейший путь! Спасибо, друг, – он поднялся на ноги, посмотрел куда-то в темноту, будто искал в ней что-то и вдруг отыскал то, что искал:
 – Ты смотришь на меня из темноты
Моих ночей, придя из дальней дали.
Твои глаза еще прекрасней стали,
Не исказила смерть твои черты – 
Он, как безумец, повторял эти слова и как слепой, ведомый поводырем, удалялся в темноте.
Манияни, как завороженный, смотрел на друга, но потом его словно окатили холодным душем, и он прозрел: «Нет! Это безумие! Я не позволю ему! Нет! Хватит жертв! Мессер Винченцо и мона Валентина сошли с ума, мона Лаура ушла в монастырь. Нет! Амадео еще должен послужить своему отечеству, священной свободе». И Манияни, не раздумывая, помчался вслед за другом.