Всеведующий

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания").


Всегда ли так происходит, когда оказываешься в неприятной ситуации, но тебе «помогают»? Что это как не удача? А по мне так это всеизволение свыше.
Такие рассказы помогают преодолеть «дремоту» души. Истинные герои, такие как мы с вами.



Сегодня четвёртое, уже пятый раз звонят.
  - Нет никого, - отвечаю, - сегодня не будет ваш Александр Андреевич, никого нет, - повторяю я.
Но это лишь начало: после обеда начнётся шквал звонков. Отвечать: "Никого нет", – не буду, уйду сам – так решил. Вот тут и началось - мне звонить стали, спрашивают:
  - Как дела?
Я им:
  - С кем разговариваю?
Ухмыляется в трубку, не отвечает, гудки. Перестал поднимать, пусть надрывается. Два часа прошло, Александр Андреевич на месте, к себе просит с докладом.
  - Кто звонил? – спрашивает.
  - Хулиганил кто-то, спрашивал вас сначала, а потом меня стал выпытывать: как дела и моё самочувствие? Я отвечать не стал. Всё утро названивал. Сейчас будут звонить, - я посмотрел на часы.
Звонок раздался: напористый, требовательный. На сей раз просили отпускника Лаврова.
  - Лавров в отпуске, - отвечаю.
Звонил через четверть часа: подавай ему Ольгу Игоревну, супругу Льва Иосифовича, главного над нами.
  - Нет Ольги Игоревны, не бывает её здесь.
Звонки продолжались до вечера. Сменился, доложил: так, мол, и так – звонки… Уехал. Дома телефон не держу – дорого, но сосед прислал записку: «Вас спрашивал какой-то офицер, не расслышал фамилии, просил извинить и настаивал на разговоре. Извольте спуститься поговорить, иначе звонки не прекратятся».
Всеми уважаемый сосед стал заложником телефонного хулигана из-за меня. Всё дело во мне – я не сомневался. Наскоро оделся, спустился на второй этаж, Юрий Валерьевич уже ждал меня в халате.
  - Что ж вы, молодой человек, дела не оставляете на службе?
И указал на телефонную трубку, которая ждала моего прихода. Я взял её, но услышал прерывистые гудки.
  - Не дождался.
Я спросил разрешения и набрал номер дежурного.
  - Васильев, не ты сейчас звонил мне?
  - А у тебя, Петров, телефон появился? Рассказывай…
  - У тебя спокойно?
  - Тишина. Спать нельзя, а то уснул бы.
Расхотелось продолжать разговор, повесил трубку.
  - Это не со службы. Кто-то хочет извести меня, целый день названивает.
Я это сказал в качестве извинений, но сосед заподозрил неладное.
  - Видите ли, молодой человек, номер мой засекречен. Не то чтобы персона знатная, но уж дали такой. Так вот, никто кроме меня и начальства, - он обратил палец вверх, - не знает о нём. Даже супруга моя ничего не может поделать с этой секретностью. А вы, должно быть, военный?
Я утвердительно кивнул.
  - Вам сие объяснять не надо. Впрочем, хватит, разберусь сам. Говорите, звонят вам? Знают, стало быть, место жительство…
Сосед выводил цепочку всех звонков: кого вызывал, что спрашивал? Выходило, хулиган знал всё окружение моё от службы до соседа по дому, засекреченного по всем правилам. Такой расклад не понравился нам обоим. Телефон молчал, я попрощался и ушёл в свою квартиру. Ночью разбудил шорох, я не придал ему значения и сразу уснул снова.
Вот тут-то началось. Утром стук в дверь – полиция. Открываю как есть, в халате: на дежурство завтра.
  - Одевайтесь, мы пришли за вами.
  - Позвольте спросить: на каком основании?
  - После расскажем.
Я быстро оделся, не привыкать, отправился следом за полицейским.
«Хорошо, - подумал я, - не арестован».
Разговор не завязался, разумнее самому помалкивать, решил я, пока суть дела не прояснится. Прояснилось сразу, как миновали лестничную клетку второго этажа. В квартире вчерашнего соседа шёл обыск, так подумал я тогда: слишком много полиции и в штатском были. Мне кивнул майор, будто знает меня, я не ответил, ища причины такого расположения незнакомца в форме майора внутренней службы.
Отвезли меня в странное заведение, внешне напоминающий обычный дом с квартирами. Верхний этаж был застеклён весь и зашторен, туда мы и поднялись. Широкие лестницы, их было две, расходились по обе стороны просторного вестибюля. Лестница, по которой меня вели, была заляпана маслянистой жидкостью, чем-то напоминающую ваксу. Я старался не запачкать светлые брюки, но всё же наступил, не заметив испачканную ступеньку.
  - Как тут у вас…
Но мне не дали договорить.
  - Проходите.
В комнате сидели двое, что-то писали. Не отрываясь от бумаги, со светлыми волосами господин пригласил сесть, жестом указывая на стул против себя.
  - Прошу, присаживайтесь господин Петров Пётр Васильевич, дворянского происхождения и прочее…
Он поднял серые, пронзительные глаза.
  - Вот и свиделись. Как видите, всё у нас просто: стол, стул, вот пишу, чего и вам желаю, если поведаете одну страшную тайну, - он усмехнулся, - откуда вы, господин хороший, знаете мою тётушку?
Он загадочно улыбался, но шуткой не пахло.
  - Прежде представьтесь, потом, возможно, и тётушку вашу припомню.
Спокойная манера его озадачила ненадолго, но решив не меняться, продолжил:
  - И всё же ответьте: я вам не барин какой, церемониться не привык.
  - Изложите суть вопроса, всё по порядку: при каких обстоятельствах эта особа могла быть мне известна? Судя по вашему происхождению, - я сделал паузу, - она могла быть моей горничной. Не так? Объясните внятно, это вы должны уметь.
Сидевший напротив, темноволосый, очкастый парень ухмылкой показал уязвление моего допросителя.
Тот не преминул воспользоваться паузой и крепко ударил меня в плечо, целясь, вероятно, в скулу. Я, больше не уворачиваясь, стал бить сам и преуспел. Пока темноволосый доставал оружие, я «приложил» и его. Разоружил, связал, кляп во рту довершил композицию допроса. Было понятно, что тактика избиения применялась для уничтожения сопротивления: избитый, поверженный расскажет всё и будет умолять о пощаде – в нашем ведомстве не применялась, но в других было заведено, я знал. Теперь оставалось найти зацепку: с чем связан мой арест?
Арестованных бьют, не боясь превысить дозволенное –  беседа могла состояться в квартире. Я соображал быстро: взял бумаги со стола, сложил аккуратную кучу, перевязал лентой, сверху надписал: «Передать Петрову П. В.». Подпись подсмотрел: «Слюняев» и широкую, размашистую закорючку (такие любят ставить). Туфли вытер о рукав допросителя и вышел спокойным шагом из другой двери: чистой и аккуратной.
«Вот как у вас тут устроено! – восхитился я, спускаясь по чистой лестнице. – Чистота одной, перепачканная ваксой, другая. Туфли следов не оставляли – чист».
Я показал бумагу, «вахтёр»,скромно одетый мужчина, якобы смотрел за порядком, повертел бумажку, подпись не вызвала сомнения; хотя было потянулся к телефонному аппарату, выскользнувшая из рук стопка бумаги, сбила планы. Он помог поднять, неловко откозырял, и я вышел, остановился, на минуту задумался, но махнул рукой: «Потом…» Так делают забывчивые, погружённые в раздумья, люди. Последние сомнения «вахтёра» были развеяны.
Теперь надо поторопиться, не прибавляя шагу: приближался кортеж из пяти машин. Не по мою ли душу? К этому времени я уже «готовый», весь в синяках и ссадинах должен принять любое предложение. От кого? Рассуждения продолжились, когда я свернул за угол. Догонят, если буду убегать: здания просматривались с последнего этажа хорошо, но что если остаться или вернуться? Здание, похожее на гимназию, находилось поблизости, однако, может вызвать подозрение незнакомец с ворохом бумаг. По расчётам меня хватились, ищут, возможно. Я направился к гимназии.
  - Толю Петрова, пожалуйста.
Пожилая женщина устало махнула на стайку ребят.
  - Толя, к тебе! А вы кто ему будете?
  - Дядя, только что приехал, вот дела ещё не все сданы, - показываю на бумагу сверху с солидной печатью. – Узнал, племянник рядом, думаю, вместе пойдём домой.
Толя Петров (откуда взялся?) стоял передо мной, шмыгая носом.
  - Пойдём, после расскажу, какой я тебе дядя.
Он послушно подал руку, и мы пошли. Бумаги я уместил, в любезно предоставленный портфель, могли пригодиться.
  - Пойдём, провожу.
Каково было моё удивление, когда мальчик повёл меня прямо ко входу в злополучный дом.
  - Ты здесь живёшь?
  - Не-а, здесь папа работает. Мама велела к отцу идти, отобедать у него, потом домой.
Мальчик не на шутку разговорился и стал объяснять, какая важная работа у отца – ловить преступников. На меня косо посмотрел и ответил себе:
  - Нет у меня дяди. Вы Петров?
Я утвердительно кивнул, показал бумагу Слюняева, где значились фамилия и инициалы. Он посмотрел поближе.
  - Да, не тот. Я ведь по матери Петров, а отец, - он показал на подпись, - он. Они с мамкой так живут.
Это могло сойти за анекдот, но в данный момент мне было не смешно.
  - Видишь ли, я здесь только от твоего отца вышел, задание получил, а мой племянник вроде тебя – крепыш, - я похвалил и погладил кудрявую голову мальчика, - решил вместе домой идти, может, ошибся.
  - Вон там ещё школа есть, вам туда надо.
Я посмотрел, куда показывал мальчик, суета нарастала в связи с приездом большого начальства, как выяснилось позднее.
  - Теперь уж поздно, дома встречу, сейчас – дела. Ну, прощай, Анатолий. Отцу привет от меня передай. А где ты с матерью живёшь? Может, навещу, не родственница она мне?
Мальчик смерил меня взглядом с ног до головы и замотал головой:
  - Не-а. Живём мы тут, напротив. Второе окно – наше.
Я улыбнулся такому откровению мальчугана: таиться, видно, не привык.
  - А бумаги передай отцу, они мне больше не пригодятся, только эту возьму, - и сунул подделку в карман.
Расстались друзьями, я помахал рукой вслед.
Как я и рассчитывал на парочку гимназиста и «отца» никто не обратил внимания. Я, насвистывая и слегка пританцовывая, шёл по людной улице. Папки с бумагами при мне не было, мальчонка отвёл от меня интерес, я свободно прошёл мимо оцепления. То ли не важная персона из меня получилась, то ли более важные дела отвлекли, но слежку за собой я не увидел. Теперь домой нельзя, засаду в первую очередь туда посадят. Родственники исключаются напрочь, их уже допрашивают, я не сомневался. Приятели сдадут, только узнают, что я преступник. Остаётся одна зазноба, её я не представлял никому – отрада души, но об этом после. В дорогом ресторане пообедав, взяв взаймы сумму, нужную для бегства, я отправился на вокзал, но, не дойдя нескольких шагов, свернул направо. Дальше действовал по плану.
Увидел меня кто или я промедлил, но грузный детина навалился на меня.
  - Петров, сдавайся!
«Не церемонятся», - но успел отвесить тумак. Освободился, но не убежал – ждал пока в себя придёт.
  - Сколько вас?
  - Ещё двое.
  - Покажи.
  - Этот и там.
На пролётке красовалась красная рожа, и выискивала глазами «объект». Я вернул своего похитителя в прежнее бессознательное состояние, развернулся и дал подоспевшему напарнику оплеуху. Забрал оружие и «опустил с миром» рядом с его сослуживцем. Остался «краснокожий», зная повадки лошадей, я присвистнул, и она понесла мимо обнаруженного «объекта». Тщетно он пытался спрыгнуть, только и видел меня, входившего на вокзал.
Поезд уходил с перрона, гудки оповещали об этом. Я мог успеть впрыгнуть в последний вагон, но сделал крюк и вернулся. Наблюдал как "краснокожий" в отчаянии махал руками: он не увидел меня рядом с собой и был уверен, что я обманул, и успел на этот поезд. Троицу нерадивых преследователей я провожал глазами, пока те не скрылись из вида.
Мой план удался на славу: я уехал, и теперь на поиски пущены губернские охранители порядка. «Возможно, - думал я, - найдут следы мои в городе пребывания, но время пока на моей стороне».
Я переоделся, вид, конечно не комильфо, но сойдёт. Еду к моей возлюбленной, нет её, увы. Здесь мадам подсела:
  - Вы к Лоре? О! Она так занемогла, что уехала с барином. Сиси, скажи, голубушка, как звали того барина в коляске? Не помнит. Ну, что ж, - томно вздохнула мадам и протянула руку, показывая дев достойных внимания.
Я попрощался. Узнала ли меня мадам? Скорее – да, но ответит ли на вопрос, что был именно «тот»? Я сомневался немного: женщинам не верил и эта особа, опекающая несчастных «дев», не вызывала во мне доверия. Последующие события доказали, что я был прав. Лора разболтала всё обо мне, и наши отношения стали известны моим преследователям. Я сочувствовал Лоре, её жизнь потрясала несчастиями, которые свалились на добрую, невинную девушку. Сочиняла она не всё: несчастия действительно были, и семья не из хороших, и обходились с ней жестоко. Но на улыбки её я был горазд отзываться: думал, мечтал о ней. Нет, была она моей «нянькой», выкачивала из меня деньги, а «мадам» получала их от неё в целости. Тогда не хотел думать о предательстве, но день близился к концу. Я нашёл недорогую забегаловку с ночным графиком работы, притворился пьяным, заказал ужин в отдельный «апартамент» и уснул. Ел и спал. Мой вид соответствовал развесёлому гуляке. Я повторял: «Домой ещё рано, господа не поймут». И так до утра. Утро встретил отвратительно: не умыт, лицо не брито – будто били всю ночь. Услужливый хозяин пытался угодить, но видя мой мятый и непристойный вид, успокоился, особенно когда увидел деньги, с излишком покрывающим его расходы. Вызвал за счет заведения пролётку и отправил меня, ещё представляющимся пьяным. Я выпил немного, но тошнило, то ли от еды, то ли от слабости. Я спрыгнул с пролётки и пьяной походкой отправился на службу. Там меня уже ждали – я знал: не все поверили в моё исчезновение из города. Но служба далась с трудом, час назначенный и я в безопасности. Шесть минуло и на крыльце:
  - Служба, - меня пропускают, вид одежды не смущает: бывало такое.
Сдача дежурства порой длилась по часу – времени много, за него и форму поднесли, и побриться успел – свои. Ведомства ведут борьбу друг с другом, но со службы снять – скандал, этого боялись и не хотели связываться. Я до сих пор не знал, в чём моя вина? Пришёл генерал, как всегда вовремя, посмотрел на меня и иронично спросил:
  - Всё прохаживаетесь, майор?
Ответа не требовалось, я промолчал. Дежурный офицер должен знать все «неприятности» по ведомству, я составил отчёт, в котором я, офицер такого-то ведомства подвергся аресту, по причине мне не известной. Генерал задумчиво посмотрел на меня.
  - Уже то, что вы здесь находитесь, говорит о правильном выборе, но в вашем случае всё будет по-другому: пишите рапорт на моё имя.
Он продиктовал все основные постулаты моего увольнения, из которых следовало:
Я незаконно занимаю место, которое принадлежит другому офицеру, по причине своего соответствия выше по должности и звания другого министерства. Я обязан в вверенные мне сутки управления ведомством, выразить своё согласие на данную должность. Отказ не признаётся, мне надо поторопиться. Генерал объяснять не стал тонкости переназначения, но картинка сложилась лукавая: сдают свои.
Я вышел. Бумага Слюняева лежала в моём кармане. Обман? Били всерьёз, ведомство не рассчитало раскрытие тайн. Я вернулся.
Генерал выслушал доклад по форме без изъятий, как говориться.
  - Будет хуже, если мы станем говорить. Всё как есть.
Про ваксу переспросил. Я подробно описал, и вытирание туфель упомянул об рукав Слюняева (фамилия настоящая). Генерал слушал меня восторженно: и про мальчика Петрова Толю, и про преследователей моих. Смеялся, а потом спросил:
  - На улице, что ли, ночевал?
Я рассказал про проститутку, её «мадам» и «пьяную» вечеринку на одного.
  - На месте будешь, - ответил мне генерал.
Через несколько дней, в чине полковника я расхаживал по кабинету, примеряя новую должность. Шуму было много: то, что «найденный» мною мальчик выдал все секреты, где живёт, кто отец; «надул» опытных сыщиков с отъездом на поезде; бумаги, которые вернул (ничто из них не было важным); проститутка… Здесь случайно вышло, но где-то должно везти?! Дальше – военная находчивость. А сосед? Он был не при чём…