Ненастное лето

Всеволод Новожилов
Ненастное лето

Дачный сезон мы всегда открываем во второй половине мая, когда уже все рас-цвело, зазеленело и погода не сулит неожиданных сюрпризов. Да и садоводство наше, к этому времени, приобретает обжитой вид - у всех все распахано, засеяно, а по участкам с визгом носятся хозяйские внуки. От нас-то в сельском хозяйстве толк не велик – единственная грядка петрушки, укропа и лука на задворках участка, скудные урожаи которых служат источником юмора для аборигенов. Что поделаешь - ну не родились мы с лопатой в руках.
Кто мы?
Мы это я с женой и мерзавец.
В местечке этом мы живем десятое лето и очень довольны. Удовлетворенность наша базируется на нескольких отличительных свойствах садоводства.
; Во-первых - оно очень небольшое, всего дворов пятьдесят. В Мшинской, к примеру, их сотни.
; Во-вторых – оно с давнишних времен имеет централизованный водопровод с артезианской водой и водонапорной башней.
; В-третьих – несмотря на то, что в двух километрах от нас расположена деревня, за время нашего пребывания в поселок никто не залезал и ничего не воровал. Настолько развратились, что уезжая, оставляют на участках велосипеды, газонокосилки, детские коляски и прочее. Кому расска-зываю - никто не верит.
; И последнее - Не за нашу память, в садоводстве обосновалась семья аи-стов, а это, по поверью, признак хорошей экологии.
Гнездо аисты соорудили у самого въезда в поселок, на водонапорной башне, так что, кто бы ни приезжал, первое, что он видел - стоящего как часовой аиста.
Прилетают они, согласно биологическому расписанию, в конце марта - начале апреля, а к нашему приезду, в гнезде уже появляются два - три птенца. Наш участок расположен неподалеку от водокачки, и нам часто доводится слышать ласковое тремо-ло клювов, когда кто-либо из взрослых возвращается с добычей. И таким семейным уютом веет от этого гнезда, и такое тепло нисходит от него на поселок, что, как мне кажется, аборигены, подобно "Ревущему стану" Брет Гарта, прошли через духовное перерождение под облагораживающим влиянием этой атмосферы. Все гордятся нашими аистами, все любят их. И птицы платят тем же, и не боятся людей.
В подтверждение сказанному, поделюсь личным опытом.
Пошел я как-то в упомянутую деревню, в магазин. Вышел, стало быть, за ворота и семеню потихоньку лапками, задумавшись, - настроение лирическое. Вдруг, метрах в трех от меня, опускается аист с лягушкой в клюве. Он и на верхотуре смотрелся порядочной птицей, здесь же на шоссе, высотой больше метра и с размахом крыльев около двух, он просто перегородил мне дорогу – не пройти, не проехать. И стоим мы так друг против друга, аист, между прочим, смотрит дружелюбно, явно желая угостить меня лягушкой.
- Не Галл я дикий,- говорю ему, - не буду есть твою лягву.… Да и Галлы ее есть не станут, им подавай Астраханскую - ту самую лягву, которую Советский Союз экс-портировал во Францию по восемьдесят тонн в год…
- Неси, - продолжаю уговаривать его, - птенцам своим…
Убедившись в моей непроходимой тупости, аист взмыл на башню, где и был встречен ласковым тремоло. Я же пошел своим путем, но мысли мои потекли в другом направлении. Под влиянием момента, я вспомнил, что год или два назад один из птенцов, получив серьезное повреждение крыла, не смог улететь со стаей на зимовку. Пережить зиму в наших широтах шансов у него не было никаких, и если бы его не взялись выхаживать сердобольные люди, птица, безусловно, погибла бы. Всю зиму семья охранника лечила и выкармливала аиста, а летом он встал на крыло и, кажется, благополучно вписался в стаю. В природе такое не забывается, а потому я подумал - может это тот самый аист хотел облагодетельствовать меня роскошной трапезой?
Последнее лето было на редкость неудачным, и прохладное, и дождливое, а ино-гда и с проливными дождями. Когда сверху лилось как из ведра, я иной раз с тревогой поглядывал на гнездо, опасаясь его затопления. Однако никакого беспокойства, по этому поводу, семья аистов не обнаруживала. По-видимому, за сотни тысяч лет конструкция гнезда достигла такого совершенства, что при любых ливнях обеспечивала эффективный дренаж воды. От природных катаклизмов оно защищало птенцов хорошо, только от человеческого головотяпства защитить не смогло, поскольку в середине лета случилось непредвиденное.
То есть, что значит непредвиденное?
Централизованному водоснабжению садоводства было около сорока лет. Безнадежно-дряхлое оборудование каждое лето не по одному разу сбоило. То насос почил в бозе, то датчик минимального уровня воды выйдет из строя и так далее. Порой, по три дня, а иногда и неделю сидели без воды. Не трудно было догадаться, что когда то при-дет время не сработать и концевому выключателю максимального уровня воды. И когда это случилось, вода хлынула через верхние края башни. От наступавшей снизу воды гнездо защитить не могло. Уже почти готовые к пробным полетам птенцы погибли. По этому поводу супруга устроила аисту репремант и улетела в неведомые дали. Вскоре покинул нас и он. Садоводство осиротело.
Все лето нас погода не баловала, и с водой продолжались регулярные перебои, а в последней декаде августа, вдобавок ко всем напастям случилась неприятность уже с нами.
Собственно, подобные ситуации для нас были не редкость, но сейчас это произошло уж очень некстати. Вечер был весьма прохладный, уныло моросил мелкий дождик. "Читаю Российский календарь" за 1913 год и удивляюсь - как этакая благодать смогла рухнуть через четыре года? Слышу: - на противоположном краю садоводства разгорается чудовищный скандал. Семейный опыт подсказывает, что какая бы непри-ятность в ойкумене не случилась, без нашего мерзавца, дело, скорее всего, не обошлось. Не обнаружив стервеца дома, я ринулся на звук скандала. Ринулся – громко сказано, поспешаю, как могу, и все же опоздал. На моих глазах коза Степаниды антилопой сиганула через забор и сгинула в моросистой мгле, слава богу, хоть мерзавец подвернулся под руку. Веду я его, стало быть, к дому, а в след нам несутся весьма нелицеприятные подробности нашего бытия. Продвигаемся потихоньку, дождь моросит, я его дорогой и воспитываю.
- Слышишь, как ругается?.. - говорю, - Но и ее ведь понять можно; Вот ты Чин-гисханом промчался по священным грядкам, а Степанида на них все лето к верху по-пом стояла; я и лицо-то ее за лето всего раза три видел.
Попрекнул я стервеца грядками, а сам думаю, - попом к верху-то не одна Степа-нида стоит. Посему, случился со мной комичный эпизод. Прохожу я как-то мимо ее участка, слышу, женщина в стандартной позиции чихнула. Я человек вежливый.
- Будьте здоровы, - говорю, - Степанида Петровна…
А это оказывается Евдокия Федоровна пришла обменяться опытом. Конфуз вышел, да они бабы-то незлобивые.
- Ты зачем козу на околоземную орбиту вывел?..- продолжаю пилить мерзавца, - Ведь если у нее молоко пропадет, Степанида прибьет тебя и будет права.
Коза у Степаниды какая-то особенная, редкой породы. Мы с мерзавцем видели, как к ней откуда-то издалека привезли козла на Бентли. Представляете - это на креслах-то индонезийской кожи? Эпизод этот памятен еще тем, что стервец, продемонстрировав абсолютное презрение к элитарной машине, описал бентли. Говорят хозяин тогда угодил в неврологию, мы же еле ноги унесли.
Дождь забарабанил интенсивнее, а мерзавец идет рядом с видом независимым и периодически огрызается
- Физиономия, - говорю, - твоя бесстыжая, по выражению вижу, что козой дело не ограничилось - что-то ты еще у Степаниды украл; Не бывало разве?..
Бывало, бывало, еще как бывало!
Для примера, расскажу таинственную историю.
По воскресеньям у нас семейная традиция – завтракать под классическую музыку. В тот день, для музыкального сопровождения, мы выбрали оперу Рихарда Вагнера "Лоэнгрин". Сварили классический кофе со сливками, приготовили творог с вареньем, сделали два огромных бутерброда с дорогой колбасой и поставили пластинку. Из сте-реосистемы полились торжественные звуки увертюры, и мы стали погружаться в ле-гендарный мир Вольфрама фон Эшенбаха.
В сопровождении светлой скрипичной темы, один за другим прибывают рыцари Круглова стола. Они собираются для того, чтобы послать Рыцаря Чаши Грааля Лоэнгрина на защиту чести Брабантской принцессы Эльзы, которая обвиняется в убийстве брата и попытке узурпировать власть.
Постепенно тему подхватывают альты и виолончели, затем деревянные духовые инструменты. Рыцари окружили стол, в центре которого стоит Чаша Святого Грааля. В молчаливом смирении они ожидают благоприятное знамение. С его появлением, маги-ческая энергия Грааля наделит Лоэнгрина всемогуществом.
Торжественными волнами нарастает мощь Вагнеровского оркестра, властно вступают басовые трубы, вспыхивает в чаше Грааля священный огонь и…
И в этот момент мы не обнаруживаем на столе бутербродов…
Дружно оборачиваемся на мерзавца, - он безмятежно сидит в кресле и смотрит на нас Боттичеллевым взглядом.
Понятно, что мы утешились другими бутербродами. Понятно, что завтрак, в конце концов, завершился удачно, под феерическое вступление к третьему акту, но вопрос в воздухе все же повис.
Я отлучился от стола на несколько секунд, для того чтобы поставить пластинку, жена, в тоже время отошла к буфету. За такой срок ни одна живая тварь, в обозримой вселенной, не способна сожрать два громадных бутерброда, и даже не облизнуться. После завтрака, я тщательнейшим образом обследовал сначала комнату, потом всю квартиру, на предмет заначки мерзавца. Безрезультатно. Не поверите, - но подобный обыск я повторил, с некоторым интервалом, еще дважды, - с тем же результатом.
- Раве мы с мамой не знал, что тебя наедине с тарелкой на секунду нельзя оста-вить?.. - корю мерзавца по старой памяти, - ведь твой знаменитый "бросок кобры" всем известен…
Известен, отлично известен, а потому бутерброды те находились вне досягаемости броска, и все же они исчезли.
- Чего огрызаешься?.. Говоришь, что - не пойман - не вор?.. Это правильно, и презумпцию невиновности еще никто не отменял, но, как не крути, а рыло твое тогда было в пушку…
Так и осталась тайна этих бутербродов покрытой мраком. Придется ее разгадку оставить в наследство следующим поколениям.
Так, переругиваясь, мы прошли через весь поселок и завернули на нашу улицу. Ближе к дому я, по привычке, бросил взгляд на гнездо. Бросил и остолбенел, - на его краю, под холодным дождем стоял аист. Он стоял, сгорбившись, понурив голову, и вся его поза олицетворяла невыразимую скорбь. Я понял, - все улетели, а он вернулся, вернулся, чтобы навсегда распрощаться со своим счастьем. И такая волна неизмеримого горя птицы обрушилась на меня с башни, что я долго не мог выйти из оцепенения. И мерзавец притих, почувствовав мое настроение, - все-таки Русский он Спаниель, - душевный.