Часть 1 Дивьи люди Глава 7

Глава 7

Я шел рядом с ними, надеясь, что мы не опоздали. Вид ребёнка не оставлял сомнений, она, в одиночку, прибежала за последним шансом на чудо, не думая о том, что его не стоит ждать, даже от спасителя, как они меня все тут называли.
Ноги понесли меня вперёд. Расположение комнат я уже знал, немного обогнав Волошина, вошел в спальню мальчика. В свете от пары свечей рядом с Митиной кроватью в абсолютной тишине стояли несколько человек. Митя лежал на постели рядом со своей мамой.
Я посмотрел на руки, прижимавшие к сердцу ребёнка, потом на её остекленевшие глаза. И ужаснулся. Она застыла, всё её тело, обнимавшее сына, словно окаменело. И никто не решился к ним прикоснуться, кроме мужа. Хотя я уже понял, что она была жива - мёртвые глаза, по-моему, не плачут.
- Не уберегли! - сжимая рот от рыданий, кричала женщина, когда муж с силой разжал её затёкшие руки, стал шепотом успокаивать, настойчиво заставляя что-то вспомнить. Этот надорванный шепот отозвался во мне горьким эхо.
- Помни о Лизе. Помни, что сказано. – Он унёс женщину в соседнюю комнату и остался с ней, тихо утешая и успокаивая в ответ на её стенания.
Тело мальчика оставалось неподвижным, лицо застыло с отчаянным упрямством, казалось, он доволен, так спокойно было ему сегодня в объятьях мамы. Я коснулся его руки. Холодная и твёрдая, как замёршая резина, кисть не гнулась. Мальчик скончался минувшим вечером.
Но почему? Полагая, что вновь применили яд, заглянул под кровать. Пустых стаканов на полу не оказалось. В углу у стены, сжавшись в комок, сидела черная кошка.
- Кис - кис, - позвал я её. Она выгнула спину и зашипела, выпуская когти в дощатый пол.
- Не их животина, - подсказали люди рядом. Одна из женщин попыталась накинуть на неё тряпку и поймать, но кошка была проворней. Метнулась в сторону, проскочила между наших ног, нескольких хватающих воздух рук и, минуя два коридора, выбежала на улицу. Народ ринулся за ней но, только и успели, что проследить взглядом, как она скрылась за забором.
Повторный осмотр, проводили с конкретной целью. Расстегнули ворот и сняли длинную рубаху. Почти сразу обнаружились синяки на шее и несколько глубоких царапин на правом предплечье и кисти.
- Словно кошка выцарапывала, что-то — перешептывались женщины, в страхе и замешательстве.
Я был единственным, кто мог точно знать, что пытались отнять у ребёнка. Я сам дал ему это. Из раскрытой взрослой рукой ладони на пол упал мой бесполезный «оберег»...
***
На четвёртый день после столкновения с КаМАЗом, я снова шел, не жалея ног. Мне было всё равно куда идти, я уходил подальше от горя. Но оно не отставало, двигалось во мне волнами, отравляя память мерзкими образами двух нелепых смертей.
Мою грудь сдавило под напором тупой злости. Пот лил градом. Я не сбавлял темп, пробираясь через чащу разросшихся кустарников.
- «Вот бы встретить корчебока и пусть рвёт меня на части!» - Мне казалось, что ярость во мне позволит убить любого, самого опасного зверя. Мысли вернулись к маленькому Митьке, - «Кому мешал ребёнок?» - Я вспоминал о синяках от сильных, по паучьи, очень длинных пальцев на худенькой шее. – «Почему его душили руки человека, а монету пыталась добыть чёрная кошка?» - не понимал я, а сам пробирался всё дальше и дальше сквозь густой лес пока не вышел на окраину села. Я был готов смириться с тем, что добрался до очередной «Мрачновки» и никак не ожидал узнать, деревянный помост над озером. Стол опустел, его завсегдатаям было не до праздного хмеля.
- Чтоб тебя! - выругался я и, развернувшись, вошел в чащу, стремясь быть подальше от этого пронизанного безнадёгой места.
Шел я, строго ориентируясь по восходящему солнцу. Если в этом мире оно, как положено, встаёт с востока, то я уже два часа как удалялся на север.
Лес вокруг села был самый обычный, с сухими ветками и поваленными стихией деревьями. Прошлогодняя рыже-ржавая трава, вперемешку с нынешней, покрытые мельчайшими каплями росы, пропитали влагой мои штаны и кроссовки. Они тормозили каждый мой шаг, добавляя десять килограмм дискомфорта и не допуская никаких признаков волшебства, подобных тем, что мы с Палычем видели на Ладушкиной Поляне. Я брёл по пояс в зелени, оставляя в ней примятую колею, не оглядываясь и не думая о том, что мог банально заблудиться и слушать обнадёживающее «Ку-ку», пока комары и мошки не сожрали бы меня окончательно. Кажется, я даже надеялся на это.
- «Кукушка, Кукушка, сколько мне жить осталось?» - Мелкая пернатая бестия куковала, не нарушая интервалов между своими чёткими «Ку-ку», она отсчитывала годы тому, кто спросил её раньше, чем я и боялась сбиться.
Я ответил вместо проигнорировавшей меня кукушки: «Будешь так психовать, будешь тем, кто прибрался в лесу не от голода и зверя, а от инсульта».
В поисках Начала Пути я несколько раз перебредал не глубокие речушки и ручьи... скошенное поле. Стоп! Восемь огромных стогов, показались мне издали гордыми исполинами, будто в насмешку, не готовыми поклоном приветствовать человека, их сложившего.
- Не уйти! – выдохнул я, убегая от вида травяных гигантов, как ошпаренный.  Бежал долго, словно спасался от догонявших меня чудовищ. Однако массу усилий я потратил для того, чтобы спустя некоторое время выйти к реке близ ветхих домиков и сараев. Марьинка, как обычно казалась вымершей.
Озноб пробирал меня до костей. Промокшая от росы одежда быстро отдавала тепло утреннему, прохладному ветру. Я встречал солнце на окраине села, сидя привалившись к стволу под ветвистым деревом.
- «Обычная лабораторная крыса фармацевтического концерна, а не врач! Раскис как туалетная бумага. Застрял в неизвестности и терзаюсь от потери контроля над собственной жизнью, доверив её десятку чудовищ и шустрой девчонке». - Вера в то, что я когда-либо вернусь домой, покинула меня. – «Домой…» - приглушенная надежда напомнила о себе.
- Всё зависит от желания каких-то судей, - произнёс я вслух, не надеясь вернуть оптимистические мысли.
- Судьи — справедливы! Они отпустят тебя, - раздался шепот Есении совсем рядом.
Злость накрыла меня очередной волной. Я почувствовал  прилив «желчи», не глядя, как источник моих злоключений тихонько примостился на покрывале прибрежной травы.
- Не спас я никого! Зря надеялась! – рыкнул я как цепной пёс. – Думала, меня сюда приведёшь и всё?   Проблемы от моего присутствия сами собой рассосутся? - Всё моё самообладание пошло тому же псу под хвост. Несло по руслу ярости, и я кипел, только, что слюной не брызгал: - А может другого нужно было выбрать? Не знаю... Капитана Америка, например. Они, супергерои киношные, всех обязательно спасают!» - я говорил и говорил о том, как она ошиблась, помянул женскую глупость и недальновидность, потом вдруг заявил, что я её подвёл. Она, не проронив ни слова, сидела рядом, слушала и не отводила от меня своих всё понимающих глаз.
- «Девушка, готовая часами молча внимать твоим проблемам», - думал я и, выплеснув накопившееся негодование, наконец, заткнулся, остановив поток несправедливых обвинений.
Длинная тень подтягивала свои темные рваные контуры, прячась от солнца под мощной кроной дерева.
Я думал о самоконтроле, потерянном мной в эти дни, вспоминал, знакомые приёмы, чтобы помочь обычному роботу Майклу вернуть его спокойное состояние. Я не хотел быть таким живым, как сейчас, когда каждая нервная клетка, ныла от несправедливости жизни.
«Мне подобные чувства не нужны!» - твердил я мысленно. Хотя это была полуправда. Положив голову на колени Есении, я засыпал под лёгкими ладонями, прогонявшими гадкоё предчувствие беды. Час за часом, я отдавался теплым прикосновениям и не боялся быть ей обязанным за заботу. Мне думалось, что она мне должна, за то, что я оказался здесь. Я расслабился, позволяя себе захотеть её доброты, нежности, неискушенности. Горечь, вытесненная эгоизмом, растворилась, уступая место мужскому желанию. Представляя форму её коленок и бёдер, скрытых простой материей, я понимал, что нет ничего более притягательного, чем эта тайна под длинным, льняным подолом.
- Иди домой! - велел я опять грубо, выравнивая расслабленное тело, отодвинулся от неё.
- Хорошо, - сказала она в ответ, но не поднялась, осталась подле меня, не произнеся больше, ни звука. От её смирения не чувствовалось раболепства, только тихая уверенность в чём-то для меня тайном. Мне сразу расхотелось, быть гнусавой гнидой, разочаровавшей женщину. Ну, скольких деревенских грубиянов она ещё увидит?
Мои кроссовки оставались мокрыми от росы. Поднявшись на ноги, я зачем-то стал приводить в порядок одежду, которой вряд ли могли помочь поглаживания ладоней. Просто, рукам необходимо было найти занятие.
«Что она чувствует ко мне? Только ли помощи ждёт от нашей встречи?» - Здравый смысл поддержал ослабевшее чувство похожее на порядочность. Некоторые части тела ломило от несогласия с волевым решением разума: «Нельзя тревожить сердце невинной девушки без последующих обязательств. Слишком разные у нас весовые категории в прямом и переносном смысле. Мне нужна моя прежняя размеренная жизнь. С городскими удобствами, планом в органайзере и отпуском на тёплых островах».
- Пойдём, - я подал ей руку, помогая встать, и понял, что подвергаюсь новому искушению. Женское тело было в доверчивой близости к моему порочному от Европейской либеральности восприятию. Мне показалось, что её ладонь как пугливая птица трепещет в кольце моих пальцев. Опыт подсказывал, стоит только протянуть свободную руку, чтобы сомкнуть тонкую талию в кольцо и не будет никакой борьбы и сомнений. Я наклонил голову, но в последний момент не позволил своим губам проверить волнительную догадку. С некоторым усилием они остановились в сантиметре от первоначальной цели и смогли прошептать с упрёком,
– Не доверяй парням, поняла?
- Нет, - последний согласный звук согрел кожу сквозь вырез рубахи. Изворотливая похоть подпитывалась новыми оправданиями, оперируя самыми неприемлемыми понятиями: «чужой мир», «всего раз», «её муж». Я готов был расписаться в собственной порочности, когда чувствовал, как она замерла, из страха и сомнений в собственных силах, не может сделать полный, прерывистый вдох.
Моя рука потянулась к лёгкой русой пряди закрывшей её лицо, но опять застыла, подчиняясь принятому решению не усложнять ситуацию ещё больше.
- Каким парням? – Есения подняла голову. Осторожный вдох позволил воздуху заполнить её лёгкие. Глаза, наполненные зеленью окрепшей листвы, озаряли нежные черты подобно паре солнц. Я почувствовал, что неясное волнение в груди пробуждает ноющее влечение от того как с высоты моего роста собственное сознание ныряет в эту зелень, не в силах побороть желание в ней разгуляться, как в бескрайнем поле.
– Почему бы мне кому-то не доверять? – услышал я новый вопрос, возвративший меня к действительности.
- Потому, что обманет любой, даже самый честный. – Тем временем, мои губы осторожно начинали изучать её висок, брови, закрытые веки, сантиметр, за сантиметром опускаясь ниже. Желание крепло, оглушая доводы разума.
- И вы?
- И я.
- Не припомню, чтобы вы пытались ввести меня в заблуждение.
- Я делаю это сейчас.
- Даже сейчас? – она прикоснулась сомкнутыми губами к моей щеке.
- Нет, теперь это делаешь ты.
- Каким образом?
- Обещаешь блаженство.
- Разве я лгу?
- Ты понимаешь, что это ненадолго?
Она застыла перед следующей попыткой поцеловать меня.
- Это зависит от Вас, - закончила слова новым робким прикосновением.
- Я хочу вернуться в свой мир. А ты не можешь пойти со мной. – Я сам себе показался хамом. Отвергая её, было необходимо объяснить, что проблема вовсе не в ней. Сглаживая мой категоричный ответ, я продолжил: - Прогресс губителен для людей от него далёких. Известно несколько примеров, когда людей пытались переселить из их привычной среды.
- С ними вышло худо? – новый поцелуй в щёку. Мой поцелуй в ответ, под стать её невинным прикосновениям.
- В общем… выжить смог… по-моему, только один Маугли… и то в сказке Киплинга, - говорил я, обмениваясь с девчонкой поцелуями в щёки и губы. Она снова чмокнула меня, по моему для неё это было сродни эксперименту: поцелуй, проверка собственных ощущений, снова поцелуй. Не знаю, как бы он закончился, позволь я ему развиться. Я немного отодвинул её от себя, чтобы опять обжечь что-то похожее на душу внутри себя. Девушка светилась счастьем, и её любопытство было, как мне показалось, на сегодня полностью удовлетворено. Хотя, нет. Как только я так подумал, её уже интересовал Маугли.
- Расскажите, - попросила она.
Диковато было осознавать, что я прекратил попытки совращения, чтобы рассказать самую обычную сказку. Видимо, разница в возрасте штука весомая. Стоя под деревом, я как в порядке вещей, стал рассказывать хорошенькой девушке про выдуманную жизнь индийского мальчика. Не распуская мысли и руки мне удалось перейти к реальным примерам, упомянуть загубленного наукой Казахстанского Маугли, семью Лыковых из Сибири и сделать вывод:
- Вирусы доделывали то, что не успевали сделать люди и экология. Твой иммунитет не справиться с натиском такого количества незнакомых, невидимых врагов. Если тебя не съест тоска по дому, то они точно способны отобрать здоровье.
- Я даже боюсь просить их нарисовать, - смешок прозвучал мне в район солнечного сплетения. Она сомкнула обе руки за моей спиной. Для объятия потребовалась вся длина её рук, и я животом почувствовал прикосновение двух упругих холмиков. Голова откинута назад (иначе она не увидела бы дальше третьей пуговицы на моей рубашке), задорная с прищуром улыбка на лице. – Может ну их ваших чудищ? Оставайтесь здесь!
- Не могу. Я люблю свой мир. Там я буду жить, так как привык. Мне многое в нем дорого и понятно.
- Вы могли бы узнать Чудь. У нас толковых людей ценят.
- У себя дома я бы не выпендривался со своей образованностью. Такое образование моё общество называет обычным.
- Вашему миру известно всё и обо всём?
- Вовсе нет! Мы не знаем всех тайн вселенной, но современным людям доступны многомиллионные источники информации. В печатных изданиях и цифровых файлах находиться знания, накопленные многими поколениями: как функционирует живой организм, целая экосистема.  – Меня несло в философию науки, но я вовремя себя остановил, очнувшись в куче скучных фраз и вернулся к нам: - или вот, почему так раскраснелись твои щеки, можно легко понять, набрав несколько букв на клавиатуре.
- Зачем знать так много? – она спрятала смущенный взгляд на месте, где вместо положенных кубиков у меня от сидячей работы уже лет пять копился шарик. А ведь она далеко не отсталая, деревенская простушка. Есения прекрасно осознавала, что происходит между нами, и от этого мне не становилось проще сдерживаться.
- Чтобы… - я запнулся, захлёбываясь от желания. Вопрос показался мне очень сложным. Он отвлёк моё внимание, заставляя выразить то, что было смыслом знаний в моём понимании, - чтобы избежать таких загадочных смертей как Митькина.
Мы помолчали, заново переживая трагические события минувшей ночи. Есения прижалась лбом к моим рукам, в которых я держал её ладони, после того как снял их с себя, словно пыталась почувствовать меня сильней, потом нехотя выпрямилась. Подушечками пальцев, я погладил загрубевшую кожу её рук. Она смотрела на мои руки, а я на её. Ровный загар покрывал тонкие запястья и миниатюрные кисти с ровными, не длинными пальцами. Им бы не подошло описание «утончённые как крылья птицы». Руки молоденькой девушки знали тяжесть множества работ. Маленькие, в царапинах и следах от мозолей, ладони были созданы дарить заботу и благодарность.  Я оставил в своей руке правую ладошку, переплёл свои пальцы с её пальчиками и, слегка щёлкнув Есению по кончику носа, повёл по дорожке к дому. Уверен, она тоже сделала какие-то выводы по моим рукам и выглядела довольной, улыбалась, то и дело, бросая мне довольные взгляды.
- Вы бы меня не обманули! – заявила она, пройдя пару десятков шагов.
- Ой, не обольщайся. - Глаза поймали её задор, в груди возникли тепло и приятная лёгкость.
- Вам бы совесть не позволила.
- До этого ж я как-то с ней справлялся?! – решил я подкосить её растущие надежды.
После такого признания девушка, предсказуемо, приуныла, но только ненадолго. При виде первых знакомых она уже улыбалась, тепло отвечая на приветствия, крепко сжимала мои пальцы, и чуть ли не пританцовывала, смеясь от моих подколов по поводу их уклада жизни в сравнении с тем к которому привык я.