Глава 17. Неравные условия

    Как часто мы просим помощи в сложных ситуациях? Никогда не знаешь, как далеко можно зайти так, чтобы не выбраться вовсе и протянуть руку в надежде, что ее кто-то схватит и вытащит тебя из трясины проблем. Мир не без добрых людей… наивные речи были так популярны в начале двадцать первого века, что навсегда остались запечатлены даже в камне. Статую Доброго Человека в середине того же столетия установили на площади Мира и Помощи в Кёльне, как доказательство, что в сложившейся экономической ситуации есть место добру.

    А потом началась война. Всё зло, что копилось на верхах и там крепло, беспощадно осыпалось на простых людей, которые любили верили и молились. За мир. За помощь. За добро. Получили сполна за свою наивность.

    Теперь в новом мире, где правит ООН, говорят: «Единство способно изменить мир». Снова пустые речи, ниспосланные сверху и закрепившиеся в умах простых людей, которые с трудом, но смогли-таки выцарапать себе право на жизнь и работу.

    Города отстраивались непомерно быстро. Все заявления, произносимые раньше, когда однообразные стены бункеров опостылевали быстрее, чем собственная жизнь в них, превратились в одно большое ничто: снова добыча ресурсов, снова взятки, жадность, прочие пороки, так и не истребленные человечеством внутри самих себя… Снова разделение территорий и борьба за них, но на сей раз противоборствующих стороны всего две – ООН под колпаком военного совета и «Меч Михаила» - повстанческая организация, борющаяся за свободу и равенство среди населения.

    Равенство… Именно оно всегда было прикрытием. Во все времена им прикрывались, как щитом, чтобы оправдать океаны крови. Рим, Гаити, Русь, США, Мексика, Россия, Китай, Франция, Англия, Африка… столько городов, областей, стран за всю историю пережило восстания угнетенных, что и не счесть. Античная история была многоразово стерта и удалена из всех интернет-источников и даже сожжена на кострах, как в эпоху далекой инквизиции. Человек всегда восставал на человека. Не важно – из зависти или из желания быть свободным, главное, что каждый, кто поднимал камень, меч, руку, ружье на своего хозяина либо простого соседа прикрывался словом «равенство».

    Иван Ремезов сидел в небольшом закутке в дальней части тюремного комплекса для приговорённых к смерти. Очередной визит дознавателя он даже не предвкушал. Просто ждал, когда его мучитель придёт и начнет выпытывать правду всякими возможными и невозможными способами. С тех пор, как отменили закон о пытках заключённых, многих людей запытывали до смерти раньше, чем приговор был приведен в исполнение. Пережил подобное и Ремезов.

    Его лишили званий и привилегий, осудили военно-полевым судом на закрытом заседании и бросили в камеру, где не было даже кровати, чтобы поспать. В течение месяца приходил один и тот же дознаватель, раскладывал перед связанным на стуле Иваном свои приспособления, что-то говорил, а потом начинал задавать стандартные вопросы, пытая в течение часа.

    Дознаватель не торопился. Ремезов был не глупым человеком, а потому понимал, что мучителю приказано тянуть время. К тому же, если заключённый терял сознание или же ослабевал от потери крови, его на пару дней отправляли в медицинский блок для первичного восстановления. Это породило еще больше сомнений по поводу его пребывания в тюремном корпусе.

    Сейчас у него тряслись руки, обожженные в кипятке. На большинстве пальцев не было ногтей, всё тело в порезах и синяках от побоев и уколов. Но он по-прежнему выглядел достойно. Ожидание затягивалось. Мужчина вспоминал все свои пытки, которые проходили по одному и тому же сценарию, и в мыслях набрёл на последнее издевательство, которое было жестче остальных.

    Его привели в небольшую комнатку с одной мерцающей настенной лампой, связали по рукам и ногам, зафиксировав на стуле. Безымянный дознаватель в красно-коричневом комбинезоне вошел сразу же, как только конвоиры удалились из помещения. Он привычно разложил инструменты на металлическом столике, а потом поставил на него планшет на подставке. Постоянство было нарушено, и это означало, что допрос пройдёт по несколько иному сценарию.   
   
    Так и оказалось.

    - Вы невероятно сильны, господин Ремезов, - бесчувственным голосом оповестил мучитель. – Такие, признаться, мне еще не попадались. У меня такое чувство, что нечто придает вам сил. Какое-то знание или вина – мне пока не понятно. – Он посмотрел сверкающим взглядом черных глаз на Ивана, который исподлобья поглядывал на своего истязателя. И улыбался. – У вас невероятно хорошее настроение, господин Ремезов. Что-то случилось, пока мы не виделись?

    - Просто ремни жмут, - сказал мужчина. – Морщусь от боли.

    - Вы меня поражаете своей стойкостью, - дознаватель активировал нажатием пальца экран планшета и настроил функцию голографического воспроизведения. – Вас оказалось невероятно трудно сломать.

    - Человека, который жрал из канавы, дерясь с крысами за каждый кусок, и который жил в бункере, надеясь не сдохнуть во сне, трудно чем-то сломить, - выплюнул заключённый, опусти голову. – На что вы надеялись, пытая меня? Что я скажу правду? Я вам её сказал. От начала и до конца. – Иван морально приготовился к новым пыткам. Они – его наказание за то, что случилось со всеми детьми корпуса.

    - Да, - согласился с утверждением дознаватель. – Сказали. Но, как оказалось, не всё. – Он повернулся и сократил расстояние до кресла, в котором смирно сидел связанный Ремезов, и облокотился на руки мужчины, закрепленные на подлокотниках, наклонившись ближе. – Это меня в вас и поражает, господин Ремезов. Вы настолько сильно старались уберечь какую-то тайну, что даже жили ради неё. А теперь стремитесь унести её в могилу. – Последние слова он прошипел, словно змей, нависший над жертвой.

    - Я ничего не утаивал. Сразу сказал, всё как есть, а вы зря ходили сюда, как на работу, надеясь выпытать что-то ещё. – Ремезов поднял лицо и посмотрел усталым взглядом на дознавателя. – Нет у меня больше того, что я мог бы вам рассказать.

    - Хорошо… - ухмыльнулся про себя дознаватель. Он резко оттолкнулся от рук заключённого и выпрямился, поправив рукава комбинезона и вернувшись к столику с инструментами и планшетом. – Вы знаете, почему меня называют архивариусом? – Он задал вопрос будто бы в пустоту, потому как ответа не получил. – Потому что никто и никогда не утаивал от меня абсолютно ничего. – Мужчина закончил копаться в настройках планшета и отошёл в сторону.

    Ремезов обречённо вздохнул. Сколько ему осталось до смертной казни, он не знал. Потерял счет времени в одиночке безо всяких удобств. Ему казалось, что это и есть приговор, который медленно, но верно приближал его к конечной точке – к неминуемой смерти. Он знал, что так будет. После того, как раскрыл себя для спасения жизни одного солдата, понимал, что иного пути для него не предвидится.

    Сине-зелёная голограмма повисла в воздухе и показала изображение до боли знакомого человека в военной форме и с лейтенантскими погонами. Любой другой человек был бы рад увидеть хоть чьё-то лицо, помимо рожи дознавателя, безумно скалящегося при проведении пыток. Но только не Иван. Он напрягся и стиснул зубы, сжав губы в полоску.
 
    - Кто это? – задал вопрос дознаватель, пристально наблюдая за заключённым.

    - Лейтенант Владимир Торжков, - ответил честно Ремезов.

    - Сирота. Отличник академии, даже, я бы сказал, выдающийся кадр среди всех медалистов, - прокомментировал мужчина в красно-коричневом комбинезоне. – У него отличное здоровье. Зрение, слух, реакция – всё на высшем уровне, словно его создали таким. Карьера стремится в гору. Что бы парень не делал, он во всём добивается успеха. Что вы о нём знаете?

    - Только то, что его привезли в кадетский корпус вместе с несколькими другими детьми.

    - Все они были найдены в окрестностях Гималаев. Но в отличие от него, никто из больных и осиротевших детей успеха не добился. Все они сдулись ещё на первом курсе академии – он перелистнул лица молодых щуплых парней, а потом вернулся к прежнему – фото Торжкова. – Как же так? Ребёнок, расправившийся с десятком одичавших голодных псов, выживший в горах среди пустоты и отсутствия жизни, сохранил здоровье и более того – здравый рассудок? Почему так случилось?

    - Мне-то откуда знать? – Иван действительно не знал, что сказать. – Спросите у него, может быть, он вам расскажет сам.

    - Спрашивали, - усмехнулся хищнически дознаватель. – Его допрашивали на нейрографе, как и остальных выживших в той резне в корпусе. Но, как бы это ни было удивительно, он не помнит.

    - Значит, вам не повезло, - прокомментировал заключённый. – Если он сам не может сказать, кто он и откуда, то я тем более не смогу ответить на этот вопрос. – Иван прикрыл глаза и вздохнул. «Неужели он тоже где-то здесь? Только не это», - подумал мужчина, нервно сглотнув.

    - Страх – самый искренний собеседник. Он всё говорит за человека. Я ни разу не видел на вашем лице даже тени страха. Сколько бы пыток вы на себе не испытывали, в глазах не было ни капли страха. Но сейчас… - довольно улыбнулся мучитель, - он буквально облепил ваше лицо. Вы испугались за него, как если бы дорожили им, словно собственным сыном.

    - Для капитана каждый кадет – как родной, - прокомментировал мужчина с нотками гордости в голосе. Он по-прежнему держался по-военному, несмотря на то, что жить ему оставалось недолго.

    - Однако пропавший без вести Альберт Вест в своём письме просил приглядеть лишь за одним кадетом, - дознаватель жестом указал на голограмму с фото. – Вы слишком умны для капитана, господин Ремезов. Если бы не та порочащая история, вы бы уже стали как минимум полковником. Наверняка вы осведомлены о том, что письмо проходило через несколько инстанций. Да… Вижу, вы и правда были осведомлены. Мне одному интересно, - он вывел на экран изображение письма со всплывающим текстом, - как описание, цитирую: «Этот мальчуган сразу показался мне особенным, не таким, как обычные люди. Сила воли, как у бравого вояки, взгляд, словно у голодного волка. Судя по умениям, которые малец уже показал, могу судить, что парня обучали военному делу с того момента, как он научился крепко стоять на ногах. Пригляди за ним, чтобы он пошёл по правильному пути…» - нисколько вас не насторожило?

    - Вест пропал? – Ремезов дёрнулся и ремни повредили несколько глубоких ран на запястьях. - Как это случилось? Когда?

    - О… Печетесь о своём друге? Это мне неизвестно, господин Ремезов. Он исчез в тот же день, как Торжкова отправили на вертолёте на аэродром. Он и еще три человека отправились на разведку. Веста и еще одного военного с тех пор никто не видел. – Зная, что рассказ причинит намного больше боли, чем стандартные издевательства, дознаватель продолжал говорить. Он был невероятно подкован в обсуждаемой теме. Постоянно стремился сказать всё, что узнал. – А теперь я повторю свой вопрос: Кто это? – мучитель снова указал на фото.

    - Лейтенант Владимир Торжков, - ответил Иван, старательно вглядываясь в лицо молодого парня…

    Вспоминая, с каким остервенением дознаватель пытался выудить то, чего Ремезов не знал, мужчина сидел за столиком и неотрывно смотрел на свои руки. Он затрясся весь, словно ему в кровь ввели отраву, которая медленно убивала его. Вест пропал… На самом деле пропал, а не уничтожен людьми полковника или отправлен в места, которых даже нет на карте. Но самое главное – Альберт не зря просил приглядеть за мальцом. Иван теперь был абсолютно уверен.

    Слова дознавателя, доказательства, которые он предоставлял в перерыве между допросом и пытками, были не просто шокирующими, а даже немыслимыми. Странным казалось не то, что парень в одиночку расправился со всеми людьми Айронса, а то, кто ему в этом помогал. Тогда, в кабинете майора, держа на руках ребёнка с простреленной головой, Ремезов мало что соображал, но сейчас, когда прошёл через столько пыток, молясь о том, чтобы его поскорее отправили в мир иной очередной иглой, вставленной в тело, он открыл для себя одну простую истину: Владимир уникален. Он настолько особенный, что вполне вероятно может быть вовсе не из мира сего, а кем-то другим. Чем-то другим. Человеческие зубы не оставляют длинных рваных следов на глотках – укусы зверя мужчина всё-таки мог отличить. И трупы животных на видео с трудом могли отделить от тел погибших людей полковника.

    Как простой лейтенант мог заставить волков подчиняться? Как научил их отличать захватчиков от заложников?

    Раздумья прервала открывшаяся дверь. Внутрь маленькой комнатки вошёл сопровождающий в тюремной амуниции и встал в дальнем углу, положив руку на рукоятку тазера. Следом внутри оказался Владимир. Он задержал внимание на замученном Ремезове, который больше походил на живой труп, вздохнул и кивнул сопровождающему. Тот закрыл дверь, однако остался внутри, переместившись снова с тот же угол.

    - Капитан, что они с вами сделали? – лейтенант был ошарашен видом своего наставника и командира.

    - У осуждённых на смерть нет званий, малой, - прохрипел Иван. – Они даже не люди. Они безликие призраки, которым уготован расстрел.

    - Для меня вы всё равно останетесь капитаном, - гордо произнёс Владимир. – Мне плевать, что вы там делали, что говорили, какие решения принимали. Я горжусь тем, что служил под вашим командованием.

    - Подхалим, - хмыкнул Ремезов, улыбнувшись.

    - Я не подмазывался ни к кому и никогда.

    - Знаю. Садись, - заключённый указал на стул напротив. – Признаться, я не надеялся на то, что мне вообще разрешат с кем-то увидеться. Осуждённым на смертную казнь предателям запрещены свидания и звонки. Им положены только пытки и жрачка раз в сутки.

    - Грёбаные законы, - прошипел Торжков грозно. – Никогда не понимал людей, которые создали программу Каратель. Такое ощущение, что писали этот параграф не военные, а маньяки.

    - Успокойся, парень, - попросил Иван. – У нас есть всего лишь один час. Неужто ты собрался тратить отведённое время на болтовню о политике?

    - Когда я получил письмо из колонии с правом последнего посещения, я был удивлён. Согласно «Карателю», вам не положены свидания вообще. Не надеялся проститься с вами, капитан.

    - Я не капитан, - поправил заключённый. – Они и не положены. Это добро сверху, парень, так мне сказали, по крайней мере. Кому-то из Поднебесной было нужно, чтобы мы встретились. Хотят вывести меня из равновесия, чтобы я сошёл с ума перед казнью.

    - Сошли с ума?

    - Последний мой допрос был связан с тобой, парень, - Ремезов искоса посмотрел на лейтенанта, который стал бледен, как обескровленный труп. – Видимо, хотят, чтобы твоё лицо стало последним, что я увижу в этой жизни. Ну, если не считать его рожу, - он кивнул на сопровождающего, который вмиг посуровел.

    - Что они хотели знать? – отчеканил Владимир, выпрямившись на стуле. Он отвёл взгляд в сторону и с плеча посмотрел на нанокамеру, прикреплённую к стене.

    Ремезов знал, что означают такие действия - Торжков насторожился. Он наверняка уже прикидывал варианты того, кто стоит за разрешением на посещение и что они хотят сделать дальше. Владимир – невероятно умный парень, невероятно расчётливый и невероятно опасный. Если ему бросили вызов члены военного совета – да хоть сами боги – он примет его достойно и окунёт каждого в дерьмо. Ну, или постарается.

    - Как «Анечка» поживает? – Иван сменил тему, чем вызвал недовольство лейтенанта. Но продолжать беседу заключённый не собирался. Даже если его за это будут медленно убивать, отстреливая по кости в час, он не даст повода взяться вплотную на Торжкова.

    - Ещё не оправилась от стресса, - сообщил молодой человек. – Трудно такое пережить, ей сильно досталось. Нам всем досталось, если быть честными. Полковник оказался той ещё сволочью.

    - Ты отхватил себе приличную девушку в кои-то веки. Это тебе не шлюх тискать в увольнительный, - хохотнул Ремезов язвительно. – Это Анечка. Она тебе спуску не даст. Если ты ей приглянулся, она удавит, но не отпустит.

    - Было дело, - усмехнувшись, Владимир опустил лицо. – Но теперь всё в прошлом. Забыли и проехали, как говорили старики. У меня есть Света и другой женщины мне не надо. Она это знает прекрасно.

    - Когда ты на ней женишься уже? Может быть, хватит бегать вокруг да около? Не одну кровать, поди, сломали. Пора бы купить покрепче и поставить в новеньком доме. Заняться семьёй, сделать ответственные шаги – детскую, например, начать обустраивать.

    - Она точно вас не посещала на днях? – сощурился лукаво лейтенант, - Потому что, как по мне, вы сговорились когда-то.

    - Намекает уже?

    - Я всю ночь не спал, когда она сказала, что надо пожениться, - доложил лейтенант с неким сомнением. Он на секунду задумался, а потом вновь обратил внимание на нано камеру. Ему доставляло неудобство наличие компьютерного глаза, который записывал каждое движение и каждое слово.

    - Ты принёс? – вывел из раздумий Иван. - Бахнем партейку перед моим уходом.

    Молодой человек кивнул и расстегнул лёгкую куртку, достав из-за пазухи маленькую шкатулку. Он открыл её и выложил миниатюрные шахматные фигурки, перевернув коробочку вверх тормашками и расставив всё по своим местам.

    Владимир поддавался так, чтобы не было заметно. Он умел играть в шахматы очень умело, что выявляло в нём отличного стратега. Сделать всё, чтобы противник подумал, что победил своими силами - сейчас для Ремезова это было важно, как никогда. Поэтому Торжков старался не создавать перевес в свою сторону. Время за партией пролетело незаметно. Но парни уложились в срок. Иван после окончания партии не понимал, как ему удалось выиграть, но по лицу стало заметно, что он доволен победой. Маленькая радость перед мучительной смертью от пуль, которые будут прошивать его одна за другой у стены.

    - Один человек мне как-то сказал, что если начинаешь партию, то её надо закончить, - подытожил Торжков, закидывая фигурки обратно в коробочку. – Ведь никогда не знаешь, когда твой следующий ход.

    - «Все мы пешки на шахматной доске», - закончил цитату Ремезов. Он сам это как-то сказал Владимиру, фактически взяв под опеку парня. Да, он был с ним суров, как и со всеми, но всё же он присматривал за ним, как и следовало.

    - Да, - улыбнулся лейтенант и посмотрел на камеру. – Главное успеть подменить доску в нужный момент, - бросил он напоследок и встал со стула.

    Вдруг Ремезов напрягся. Мужчине на секунду показалось, что по радужке правого глаза лейтенанта прошлась волна красного цвета. «Его допрашивали на нейрографе. Но как бы это ни было удивительно, он ничего не помнит», - воспроизвёл в памяти слова дознавателя. «Главное – успеть подменить доску…» - фраза въелась в мозг, словно голодный червь.

                *** 
   
    Генерал привычно стоял у окна и наблюдал за течением жизни в городе. Однако злость в нём кипела белым ключом. Мужчина сложил руки на груди, его ноздри вздулись от злости. Поседевшие брови сдвинулись, а в мыслях бушевала самая настоящая ярость. Ему хотелось порвать всех и каждого, кто встанет на пути.
   
    Уорен Тэрсон всегда был жестким человеком. Он непримиримо боролся с любой угрозой, не отступая даже при максимальных потерях. Если этот человек кому-то угрожал, то всегда переводил угрозы в действия своими руками или чужими. Место в военном сосете просто так не занимают – только самые жёсткие люди достойны такой чести.
   
    Многие отвернулись от него, когда он решил заняться оккультными науками и прошерстить все религиозные книги на предмет подсказок из прошлого. Там он отыскал новые виды научных экспериментов, а его лучшие учёные смогли воплотить каждый проект в жизнь. Для последнего опыта пришлось вырубить практически все заражённые леса Бразилии, чтобы отыскать там тех, о ком люди слышали разве что в мистических историях и читали в детских фэнтезийных книгах.
   
    Трактуя каждое слово из книг, которые успели причислить к культурному наследию и запрятать в хранилищах и бункерах перед войной, Тэрсон с лёгкостью выявил все слабости и преимущества живущих в лесах Бразилии племён. После взятия в плен целого поселения, люди Тэрсона наткнулись в одном из подземных пещер на несколько рукописей на обособленном диалекте латыни. Анализ показал, что свёрткам лет больше, чем всему человечеству – там говорилось нечто совершенно бредовое и невозможное.
   
    Поначалу Тэрсон воспринял эти записи как пьяные бредни и сказки, которыми аборигены-оборотни пугали детишек, но сейчас…
   
    Генерал никогда никого не боялся. Его защищали не погоны, неприкосновенность и целая армия, а стойкость и звериная хватка, при помощи которой он с лёгкостью расправлялся с врагами. Мужчина посмотрела запись свидания более пятнадцати раз и сейчас был мрачнее тучи. Он отрицал страх как таковой, предпочитал этому слову иную фразу – тактическое отступление.
   
    Но сейчас военного одолевал именно страх. Горечь этого чувства обвязывала рот, словно он неделю жевал резину. Никогда Тэрсон не испытывал подобного чувства так сильно. Ему ничего не известно о противнике, кроме того, что он позволил о себе узнать. Личное дело лежало на столе и было довольно внушительным.
   
    Всё как Уорен и приказывал: кто такой, когда ест, когда спит, вся подноготная. Вот только этот парень как-то умудрился обмануть всех. О его детстве неизвестно абсолютно ничего, он появился словно из ниоткуда, как полевые цветы в январе. Генерал надеялся, что исключение из правил и визит к Ремезову перед казнью хоть что-то прояснят, однако ничего не всплыло.
   
    Ничего кроме очередного обмана.
   
    Разъярившись, Тэрсон развернулся и смёл со стола громадную папку, которая рассыпалась на листы по всему кабинету. Торжков невероятно умён, хитёр и опасен. Настолько, что многие при виде такого противника предпочли бы застрелиться.
   
    Военный включил запись и просмотрел запись ещё раз.
   
    - Как я мог этого не заметить? – он прокрутил несколько минут назад. Просмотрел, потом прокрутил еще раз. Вглядывался в голограмму так долго, что заболела голова. – Вот оно. – Увиденное не понравилось Тэрсону. Он нервно сглотнул и сжал пальцы в кулак.
   
    Отключив воспроизведение и голографический экран, генерал набрал номер своего секретаря.
   
    - Астрид, отмени все встречи, - прорычал он, связавшись по внутренне связи. – Пусть подготовят мой авиалет немедленно.
   
    - Хорошо, я всё сделаю, генерал Тэрсон, - пугливо отозвалась женщина и оборвала вызов.
   
    Мужчина немного постоял, облокотившись на столешницу. Страх в нём креп по экспоненте. Он знал, что ему делать именно в эту секунду, но дальше план никак не составлялся. Предстояло выяснить всё от начала и до конца о Владимире Торжкове. И ответы находились на другом континенте – точнее, на секретной базе в Триндади, под руинами небольшого городка в серой пустоши.
   
    Секретная лаборатория, в которой создавались гибриды, не имела обозначений на картах, но Тэрсон знал её координаты. Там он найдёт ответ на несколько интересующих его вопросов. Мужчина искренне надеялся на это.
   
    Генерал связался с лаборантом по видеосвязи.
   
    - Как поживает «Гибрид»? – поинтересовался он сурово.
   
    - Стабильна и готова к работе, генерал. Все показатели в норме. Мы немного улучшили её, - протараторил довольный собой парень.
   
    - Хорошо. Она мне нужна немедленно, пусть её доставят через час, - он посмотрел на наручные часы, - на частный аэродром в долине.
   
    - Сейчас распоряжусь, генерал. – Видеовызов оборвался.
    
    «Не все истории этих волкоподобных ублюдков были пьяными бреднями, - хмыкнул он, вперив взгляд во входную дверь просторного кабинета. – Кажется, стоит почитать их ещё раз», - подытожил он мысленно и выпрямился, отдёрнув китель.
   
    - Скоро я буду знать о тебе больше… праведник, - Тэрсон довольно улыбнулся уголком губ и вышел из кабинета.