Странные отношения
Какие отношения могли связывать в посёлке моего отца-фронтовика и ссыльного священника?
Отец прошёл войну с окопов Ленинградского фронта до Кенигсберга. Дважды ранен, имел главную солдатскую награду - медаль «За отвагу». С фронта принес осколок в руке, который часто к непогоде беспокоил его, и чирьи на шее - «подарок» с ленинградских болот, где солдаты мерзли в сырых окопах. Осколок предлагали удалить, но отец посмеивался, что он у него, как барометр, предсказывает погоду. Говорил, что сейчас некогда, потом, когда появится время, можно и удалить... Не выдалось свободного времени, так и ушёл из жизни с осколком.
Ссыльного Николая в посёлке звали попом, и под этим прозвищем знали его многие. Сказать, что его уважали, я не могу, но он занимал свою нишу, на которую никто не претендовал. Был высокого роста, на худом лице длинная черная борода. Ходил с прямой спиной, в длинном тёмном пальто, которое развивалось при ходьбе, словно ряса. В руках посох, и всегда в сопровождении десятка собак. При встрече с улыбкой здоровался, и в этой улыбке сквозило то, что нам, пацанам, было непонятно. Опасались, хотя он никогда не ругался, да и плохого слова никто от него не слышал. Было ощущение, что он о наших проделках всё знает. Непохожесть на остальных настораживала, и мы с опаской обходили попа стороной.
Жил он в общежитии вместе с другими ссыльными, работал в гараже сторожем. Но была у него одна привязанность: любил собак, - подкармливал их, а те отвечали ему взаимностью. У большинства животных были хозяева, но они предпочитали весь день крутиться рядом с попом.
У нас дома была лайка, звали Пальма, - так она всю неделю она ходила за Николаем, словно привязанная, но вечером в субботу всегда возвращалась домой ждать меня из школы, так как знала: в воскресенье мы пойдем на охоту.
Учился я тогда в большом селе, недалеко от посёлка, где жили родители. По субботам вечерами всегда возвращался домой, и Пальма уже ждала. Отец удивлялся, как она определяла, когда я приеду.
А я знал собачий секрет: Николай каждую субботу вечером ходил к нам в баню. Обязательно придёт заранее днём и принесёт несколько вёдер воды из колодца. Отец говорил ему, что не надо - пацаны натаскают, но тот всегда настаивал на своём. Спиртное совсем не употреблял, чем удивлял мужиков. Непьющий в посёлке был словно марсианин.
После бани Николай с отцом садились на крыльцо и вели долгие разговоры. Меня тогда удивляло, о чём же они могли так долго беседовать? Отец по натуре весельчак, балагур, - помощи от бога никогда не просил, всегда справлялся сам. Атеист. Николай же верующий, по натуре замкнутый и тихий человек. Что они находили друг в друге?
Это я сейчас стал понимать: они хотели слушать и умели слышать собеседника. И понимать его. Обоих жизнь по-разному испытала на прочность, обоих не сломила.
Вспомнился недавний случай у современной деревенской церкви: бабушки в беленьких платочках, не спеша, тихо переговариваясь между собой, пробирались среди иномарок. Жиденькой цепочкой шли к автобусной остановке, расположенной неподалеку. Обгоняя их, из храма вышел священник с гордо поднятой головой и широким, быстрым шагом, в развевающей рясе двинулся к «навороченному» джипу. Привычно подняв полы рясы, сел за руль. Небольшое облачко выхлопных газов отделило батюшку от прихожан, которым он только что вещал о любви к ближнему, смирении и воздержании. Мне захотелось сказать ему вслед:
-Ты или рясу сними, или машину поменяй. ..
И почему мне вспомнился поп Николай? И остро захотелось узнать больше об отце, его родителях, дедах. Но теперь уже не у кого. Поселка давно нет, леспромхоз закрылся и не осталось контактов ни с одним знакомым из того времени, которое ушло невозвратно.
Детство и юность проходят быстро и, кажется, что впереди ещё много времени, но мы не успеваем даже толком понять, кто наши предки. Повзрослев, начинаем по крупицам собирать драгоценные песчинки информации, а в детстве этот щедрый клад был рядом, но мы проходили мимо, не замечая его. По недомыслию и глупой детской гордыне уверенные, что мир принадлежит нам, молодым.
Вот другой случай из далёкого прошлого. Посёлок наш находился на одной стороне речки Усолка, а на противоположном берегу теснились старые, нежилые строения и несколько брошенных домов. В одном из таких жил хромой старик. В леспромхозе не работал, жил с ягод и грибов. Тоже выслан на поселение, говорят, - во время войны был полицаем. Жил один. Без электричества, в полуразвалившейся избёнке. Дорога на покос или на охоту всегда вела мимо его дома. Мы иногда видели старика работающим на огороде. По прошествии многих лет я не забыл его, и теперь начинаю понимать, какая у бывшего полицая была тяжёлая судьба. Коротать свой век на излёте, в одиночестве. Местные его сторонились, как чумного. Мы, пацаны, дразнили его «фашистом».
И я не понимал отца,- что он находил в этом человеке интересного? Когда мы шли на покос, отец заходил к нему на короткое время, делился табаком, - а мы, три брата, сидели и удивлённо ждали его. О чём мог говорить фронтовик с полицаем, я никогда не узнаю … Но может, отец просто видел в нём прежде всего несчастного человека? Которому судьба преподнесла тяжелое испытание и сломила. Ведь жизнь проходит всегда набело, и исправить прошлое ещё не удавалось никому.
И сейчас я представил себя на месте этого полицая. Смог бы я вот так в отрыве от людей жить? Это просто кошмар, но человек жил. Наверное, у него была надежда, что изгнание закончится, и он сможет встретиться с родными людьми, которые, возможно, выжили благодаря ему. Потому что человек пошёл работать в полицию. Ведь многие семьи в оккупации были истреблены под корень.
Советская власть сохранила ему жизнь, наверное, он был не совсем конченый человек. Но люди из-за позорного ярлыка сразу его отторгли. Скопом любить и ненавидеть всегда просто, так же, как колебаться вместе с линией партии.
Тут вспоминаются записные патриоты в восьмидесятые годы, читающие на партсобраниях с надрывом в голосе мелкие брежневские брошюры «Целина» и «Малая земля». Автор получил награду, - то ли государственную премию, то ли звезду героя, - теперь это не важно. Важно другое. Маразм уже тогда начинал крепчать.
А через десяток лет эти восторженные чтецы - парторги, секретари обкомов и ЦК предали страну и занялись делёжкой недр и собственности. Многие и сейчас обласканы властью , купаются в богатстве. Вот где настоящие предатели родины! И ведь случись война или смута –им будет дело до народа? Все они уцелеют и поднимутся, потому что наворованное хранят за границей.
И теперь я уверен, что мой отец, прошедший всю войну солдатом, уже тогда понимал, кто виноват в том, что миллионы людей на оккупированной территории были брошены на произвол судьбы. В этой трагедии – оккупации - люди себя ведут по-разному, но, чтобы осуждать, нужно попробовать сначала поставить себя на их место. И всё равно этого будет мало.
Помню графы в анкетах: «Были родственники на оккупированной территории?» или «Есть ли родственники за границей?» Положительные ответы делали тебя неблагонадежным и закрывали дорогу для работы в высоких государственных учреждениях, учебы в престижных университетах…
И это совсем недалёкое прошлое, в котором уже мне самому довелось прожить и состариться.
И усвоить главный урок: люди между собой всегда должны оставаться людьми, - только понимание, милосердие и способность прощать подарит искреннюю радость общения, мир и покой в душе.
С этим знанием мне дальше как-то веселее идти…
Свидетельство о публикации №218102701576
Мария Гринберг 15.08.2019 08:57 Заявить о нарушении