Охотник за турами

Когда-то давно, в балкарском селении Шыкы жил отважный и удачливый охотник Инал. Иные мужчины, надев косматые папахи и длинные бурки, пасли стада и табуны на склонах гор. Инал же, облаченный в простой черный чепкен, с газырями из слоновой кости, с длинным кремневым ружьем, дни и ночи напролет бродил по Хуламскому ущелью. Стрелял отважный охотник для своего таубия круторогих туров, что обитали в заоблачных высях, почти у самой границы вечных снегов, среди острых скал и морен.
Удачлив был в охоте Инал, и его старинная кремневка не знала промаха, а быстрые ноги, обутые в кожаные сапоги (подарок таубия), не ведали усталости. Таубий очень любил своего охотника, да и этого следовало ожидать. Инал в своем деле был равен семерым, и в башне таубия всегда было свежее турье мясо.
А когда случалось застолье, приезжали гости из Черека, Безенги, Чегема или Басхана, таубий всегда сажал любимого охотника по правую руку, ибо он любил Инала как брата и души в нем не чаял. Многие молодые горянки, на аульских праздниках тайком заглядывались на Инала. Да и как было не заглядеться: молодой, высокий, статный с правильной речью и умным, но почти всегда серьезным выражением лица. Поговаривали даже, что он писал стихи. К слову, Инал, наверное, единственный в ауле знал арабскую грамоту, и весьма неплохо умел толковать Коран. За это его недолюбливал местный эфенди, а когда случайно узнал, что Иналу и его племяннику Жанхоту нравится одна и та же девушка – красавица Фатима, и вовсе возненавидел отважного охотника. Но удача всегда сопровождала Инала в охоте, а потому благосклонность таубия к нему только росла. Таубий вступался за своего узденя, видя зависть эфенди и его прихвостней.
- Смотри, таубий, - шипел эфенди, точно змея, - никогда не приходит твой любимый Инал без добычи. Сам шайтан помогает ему!
Но таубий всегда смеялся эфенди в ответ.
- Клянусь Аллахом, - твердо отвечал он злому старику, - Иналу помогают его быстрые ноги, острый глаз и храброе сердце. Он любит своего таубия и не может его подвести.
- Шайтан направляет его руку, - зло шипел старик, - даже если он и промахивается, шайтан затуманивает глаза и людям кажется, что Инал попал в цель. Вспомни, таубий, разве можно попасть в медную монету с расстояния сто шагов? А ты после этого подарил этому оборванцу газыри из слоновой кости!
- Ну а как же иначе? – рассмеялся князь, - Ведь Инал попал в монету! Не опозорил меня перед гостями из Чечни и Дагестана, эмиссарами самого имама Шамиля!
- Великое дело затеял имам Шамиль, - пролаял старик, - хвала Аллаху. И юноши из нашего аула пополнили ряды мюридов. Богоугодное дело делают они, и можно не сомневаться, что их души будут в раю.
- Да только смотрю, эфенди, - прищурился  таубий, - что своего племянника Жанхота ты туда не отправил.
- Как и ты своего Инала, - злобно сверкнул глазами старик.
- Ружье Инала нужно здесь, - твердо ответил таубий, - я хочу чтобы мои люди зимой ели мясо, а не питались травой, выкапывая ее из-под снега. А твой, к примеру, Жанхот, чем аулу помог? Молодой, горячий, дерзкий, в борьбе силен, да толку? Целыми днями валуны поднимает, да борется на поляне с такими же бездельниками. Вот доставил бы к столу таубия пару-тройку могучих туров, другой был бы разговор! Ты уважаемый человек, эфенди, но знай свое место и никогда не обсуждай решений таубия. Инал останется здесь и будет охотиться на туров. Я все сказал!
- Посмотрим, таубий, это мы еще посмотрим, - гневно бормотал себе под нос старик, стуча суковатой палкой по каменной тропе, направляясь к своей сакле.
- Жанхот! Жанхот къайдаса (Жанхот, где ты)?- заорал он, остановившись у дверей.
Через несколько минут эфенди и его племянник уже о чем-то шептались. Глаза у обоих недобро поблескивали.

*   *   *
Наступила ночь. Черный всадник накинул свою бурку на горы и рассыпал по небосводу россыпи мерцающих звезд. У ручья, там где обычно горянки по утрам набирают воду, застыли две неподвижные фигуры – одна стройная как тополь, вторая – маленькая и изящная, точно античная статуя.
- Фатима, - тихо сказал Инал, - я ухожу на охоту.
- Хорошо, - также тихо ответила Фатима, - Иди.
- Пожелай мне удачи, - промолвил Инал.
Красавица в недоумении посмотрела на него.
- Если я пожелаю тебе удачи, что-то изменится? Ты добудешь тура с моими пожеланиями или без них.
- Мне было бы приятно…
- Странный ты парень, Инал, хоть и горец, видно твои стихи не довели тебя до добра. Я горянка, или ты забыл? Я еще ни разу не слышала, чтобы девушка так говорила. Быть может, я думаю об этом внутри себя, но не говорю об этом вслух. Другое дело, если бы ты вышел на соревнования по борьбе, как Жанхот, например. Все наблюдают, и мне страшно за честь аула. Съехались таубии из всех наших ущелий, были гости из Дигории, Чечни и Дагестана. И Жанхот победил самого сильного борца! Вот это победа! Явно не ты со своим ружьем и худыми мускулами.
Инал гневно сверкнул глазами.
- Не говори так, Фатима, мое ружье в тот день тоже отстояло честь нашего ущелья. А его держали мои руки и в прицел смотрели мои глаза.
- Ах, вздохнула Фатима, - стрельба это так скучно… Вот если бы твои мышцы были чуть покрупней…
- Я люблю тебя, - прошептал Инал.
- И в самом деле, ты чумной какой-то, - вскипела Фатима, - Хватит это уже сто раз повторять! Если хочешь, удачи тебе.
Так сказала Фатима и растворилась во тьме.
Инал еще немного постоял у ручья, в задумчивости опершись на ружье. Но чуть погодя, опомнился и зашагал вверх по тропе. Скоро должна была взойти луна. А нет ничего лучше, чем в лунную ночь охотиться на туров. Ноги сами несли Инала вперед. Он думал о Фатиме и мечтал совершить какой-нибудь выдающийся подвиг. Занятый своими мыслями, Инал не заметил, что за ним неотступно следует чья-то тень. Шум водопадов  и горных речек заглушал неосторожные шаги крадущегося за отважным охотником человека.

*   *   *
Долго шел Инал. Луна освещала ему путь, и он весело напевал стихи, посвященные прекрасной Фатиме. Но вот охотник смолк и стал тихонько красться к каменистому обрыву, на котором мелькали силуэты рогатых туров.
Один из них, могучий самец, гордо застыл на краю обрыва, охраняя стадо. Он инстинктивно чувствовал, что первая пуля охотника достанется тому, кто стоит на страже. И все зависит от остроты чувств тура, либо он первым почувствует охотника, подаст короткий свист и успеет умчаться сам, либо падет от пули, но стадо все равно будет спасено.
Инал затаился за огромным камнем. Шум водопада заглушал любой неосторожный шаг, и мешал даже чуткому уху туров. К тому же на обрыве выступала соль, и туры, потеряв бдительность, спешно лизали землю, влажные от брызг рокочущего водопада.
Луна отчетливо осветила силуэт ближайшего тура, огромного, с великолепными рогами, могучего самца в самом расцвете сил. Один из туров, тоже крупный самец, оттолкнул его от соли. Ответ не заставил себя ждать. Туры приподнялись на задние ноги и сшиблись рогами.
Инал невольно залюбовался на игру туров. Потом прицелился. Последнее, что он услышал, был грохот выстрела, короткий свист тура и шум убегающего стада. Что-то крупное ударило его по голове, и разлилась тьма.
Огромный человек, обрушивший на голову Инала камень, постоял с минуту в раздумье. Затем убрал в ножны обнаженный до половины кинжал, видимо передумав, точно заяц припустил по горной тропе к аулу.

*   *   *
Долго ли так пролежал охотник Инал, кто знает? Наступило утро, миновал полдень, день уже начал склоняться к вечеру. Храбрый охотник пришел в себя. Голова болела ужасно, точно побывала между молотом и наковальней. Он ощупал ее, покрытую коркой спекшееся крови, и едва доковылял до водопада. Холодной водой смыл кровь и грязь, в голове наступило прояснение. Инал думал и ума не мог приложить, откуда на него свалился камень, но осмотр места и следы, оставленные на влажной земле, показали следопыту, что это сделал человек.
Кое-как перемотав голову, Инал отправился в сторону Шыкы. Он брел как в тумане, почти не разбирая дороги. Наступила ночь. Горы накинули на себя черные бурки.
Внезапно Инал услышал голоса у родника. Один, до боли знакомый, принадлежал Фатиме. Во втором он узнал Жанхота. Охотник стал за камнем и прислушался. Он не поверил своим ушам – Жанхот клялся в любви к Фатиме, а она восхищенно смотрела на его огромные, как у медведя руки, то на лицо, неровно поросшее бородкой.
Тревожно забилось сердце. Глаза Инала налились кровью. Не помня себя, он вскинул ружье, прицелился. Прошла минута. Шумел ручей, негромко переговаривались Жанхот и Фатима. Ствол ружья закачался и медленно опустился. Инал унял свой гнев. Его доброе сердце умело прощать, хотя было невыносимо горько…
Ранним утром в туманной дымке можно было разглядеть всадника во весь опор несущегося к берегам буйного Терека. Он держал путь к горам Чечни и Дагестана, туда, где верные мюриды имама Шамиля отважно несли высоко поднятое зеленое знамя газавата.