Не оглянись назад. Виталька, глава 1

   Виталька, тринадцатилетний вихрастый мальчишка, лежал на траве своего двора и, забавляясь от нечего делать с петухом,  покатывался от смеха.
Он привязал к длинной нитке зеленую гусеницу и потихоньку дергал за нитку; гусеница двигалась, Петух подбегал и, топчась на месте, делал вид будто клюет, радостно квохтал, созывая кур.Куры неслись на зов, а когда они подбегали, Виталька, быстро дергал за нить, гусеница исчезала.
Не понимая, что произошло петух поворачивал голову то влево, то вправо, стараясь рассмотреть то одним, то другим глазом то место, где только ползала гусеница, недоумевая куда она могла подеваться, он повторял это движение головой несколько раз, а Виталька, схватившись за живот, катался по траве, захлебываясь от смеха.
   — Виталька! Стервец ты этакой! — послышался голос бабушки Шуры. — Нашел себе забаву над петухом потешаться! А ежели он из-за твоей-то этакой забавы, кур топтать перестанет? Что тогда?
   — Не перестанет, бабуль! Как топтал, так и будет топтать.
   — Легко тебе говорить, Виталька! А вон у нашей-то соседки, бабы Дуси, как напугал дед будучи пьяным петуха, так с тех пор петух и не топчет кур.
   — А как он его напугал, бабуль, расскажи.
   — Да, срамно и рассказывать, внучек. Поймал петуха и засунул ему в клюв свою папиросу — хотел посмотреть, будет он ею дымить, аль нет. Ох, что малый, что старый, одно и то же! Теперь Дуся просит продать ей нашего петуха. Ишь, чего выдумала: ей продай, а я что буду делать? — и немного помолчав, добавила. — Ладно  подарю цыпленка от нашего петуха, как вылупится. Пусть растит своего петуха.
Вставай ужо, хватит валяться в траве, да измываться над петухом, пойдем в дом, обед давно простыл.

   Виталька неохотно встал и поплелся в дом за своей бабушкой.

   Виталька с раннего детства жил с бабушкой. Мать свою он не знал, она умерла в тот час, когда он родился. Виталька видел мать только на фотографии, где она была снята вместе с отцом в белом платье и в белой фате, с букетом белых лилий в руке, улыбающаяся счастливой улыбкой. Отца он помнит смутно, запомнился ему лишь его пьяный, всегда недовольный голос: "Не путайся под ногами, щенок, забью, гаденыш!Если бы не ты — она была бы жива".
   Бабушка бросалась, хватала на руки ползающего по полу внука, прижимала крепко его к груди и причитала, вытирая платком слезы:
  — Эх-э-эх! совсем ум пропил, на ребенка ужо бросаешься, аль он в чем виноват? Роды у нее были тяжелые, а сердце слабое, да и сама была хилая, вот и померла. В чем кровиночка-то твоя, сыночек твой виноват?
   Отец не дослушивал до конца причитания матери, с диким воплем стремглав бросался к двери и, хлопнув ею так, что стекла сотрясались в окнах, исчезал и, после этого неделю, а то и больше, не показывался на глаза.
   Умер он, когда сыну исполнился годик, и умер при довольно-таки странных обстоятельствах: то ли спьяна не заметил полынью, переходя речку, то ли его подтолкнули в нее кто-то из дружков, таких же пьянчужек, как он.