II-3 Итиль

http://www.proza.ru/2018/10/28/1422

               
   Обоз кас-саков въезжал в восточные ворота Итиль. При въезде в город, сдавали тяжелое вооружение - луки, копья и сабли оставаясь лишь с ножом, который, впрочем, был немногим меньше сабли. Все это складывалось в караульном помещении под замок. Гордей испытывал смешанные чувства, въезжая в город. Ровно два года назад он прибыл сюда в поисках своей судьбы, но все это казалось ему в далекой прошлой жизни, теперь он кас-сак и въезжал сюда как гость.
   
   Итиль был богатым городом, поднявшись на торговле с востоком и западом. Дома купцов и знати были обложены привозным мрамором и розоватым туфом, дома попроще - из местного известняка. В остальном по типичному восточному вкусу, с красной черепицей, мощёными дорогами, портиками, колоннадами, храмами, обширным форумом и примыкавшими к нему торговыми рядами. За ними, ближе к порту - огромные постоялые дворы, конюшни, загоны для скота, склады и доки. Сюда-то, на постоялый двор и въехал кас-сачий караван. Началась разгрузка, вокруг уже суетились византийские перекупщики-купцы, бегали рабы. Нося тюки, Гордей не понимал чужой речи. Вдруг его кто-то стукнул по плечу. Он обернулся:

   - Дивей!

   - Гордей, да ты ли это?! Долго я не мог поверить, смотря со стороны, да ты же настоящий кас-сак.

   Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по плечам:

   - Дивей, дружище, это ли не чудо?!

   Дивей окинув взглядом Гордея улыбаясь, промолвил:

   - Да уж как я-то рад!

   Подошел Молчан:

   - Что, старый знакомый? – Гордей, обнимая друга за плечи, познакомил товарища,
   - Это Дивей, росли вместе.

   - Давно не виделись, - спросил Молчан?

   - Почитай лет десять, - глядя друг на друга в один голос ответили друзья.

   - Я понимаю, - с сочувствием заметил Молчан. - Ладно, иди. … Управимся без тебя. Тольки будь с утра к завтрему. Когда начнется торг, из наших ни кто так не умеет ладить с купцами как ты.

   Гордей радостно  кивнул:

   - Ну, что друг Дивий, я свободен до утра!

   - Прекрасно. Теперь ко мне, я только с ладьи, угощу тебя вином с Самосского острова.

   Лежа на ложах во внутреннем дворике небольшого постоялого двора, где остановился Дивей, друзья пили вино, погрузившись в воспоминания. На столе меж ними стоял кувшин с красным вином, жареное мясо, сыр, орехи.

   - Судя по тем яствам, ты из Самоса?

   - Нет. Я из Константинополя.

   - Жду от тебя подробного рассказа. Ведь ты же первый уехал из Ладоги.

   - Согласен. Хоть и сгораю от нетерпенья, узнать твою историю... Ну что ж, когда мне минуло пятнадцать лет мой дядя Зосима, как ты помнишь, решил меня пристроить в свое дело и приобщить к торговли. С его торговыми судами я обошел тогда едва ли не весь Свет. Но через три года он отправился к Ферапонту, светлая ему память. Из его немалого наследства досталось кое-что и мне. Осел я в Самосе и начал собственное дело, зафрахтовав корабль. Поначалу мне везло, и через год я имел уже три судна, надежную команду и приличный оборот. Но дальше... –  Дивий сделал большой глоток вина. - Дальше... удача отвернулась, не знаю, чем разгневал я Богов, но два судна затонули в бурю, последнее - разграбили разбойники. В одночасье я всего лишился, еще остался должен. Пришлось продать и дом, и все имущество, но это не покрыло долга. От долговой тюрьмы и рабства меня спасли, ты не поверишь, Византийцы.

   -  Как?

   - Их вера, если ты не знаешь, строжайше запрещает лгать, так завещал им их пророк иль божество, не знаю, Зороастр. И посему они нас, русов, презрительно считают за варваров, что на центральных площадях и рынках собираются, чтобы обманывать друг друга. Да и зачем им торговать, когда из завоеванных сатрапий к ним течет рекою все, что пожелаешь. В Персеполе, при дворе Саманидов, каждый день имеют стол до двадцати тысяч отпрысков семей персидской знати, где практикуются лишь в воинском искусстве, науках и постулатах веры, считая то единственно достойным делом. Но в гарнизонах покоренных городов, многие из них уже поняли, что, давая деньги византийцам в оборот, имеют выгоду немалую, не преступая веры. Вот и мне попался знатный перс, чьи деньги я смог быстро обернуть и погасил свой долг. Теперь служу ему и занимаюсь тем же, имея, правда, небольшую долю, но мне на жизнь хватает...

   - Печальная история... – сочувственно  Гордей посмотрел на Дивея.

   - Ничуть. Все это в прошлом, отболело... Теперь я жду рассказа о чудесном превращенье, руса в кас-сака, хотя несложно догадаться об истоках. Ведь твой отец был кас-сак, как я помню, и в юности тебя дразнили кас-саком за то, что ты любил болтаться возле их судов.

   - Все верно. Мать говорила, что отец мой был среди кас-саков, а после задержался на полгода в Ладоге. Затем между ними вспыхнула любовь. Он звал ее с собой, но ее пугали неведомые дикие места и жизнь с чужим народом. Он уехал. Затем родился я, плод их любви. Он обо мне не знал и я его не видел. Мать так и не вышла замуж, мне кажется, что в глубине души она ждала его и верила, что он вернется когда-нибудь...

   Гордей замолчал. Дивей его не торопил.

   - Он не вернулся... А через полгода, как ты уехал, мать заболела и умерла в горячке, оставив мне вот этот амулет, его подарок. – Гордей показал на шее на кожаном шнурке деревянный крестик. Мне исполнилось шестнадцать, и я был предоставлен сам себе. Ты поразишься, как близко наши с тобой стёжки пролегли. Я завербовался на корабль, и год ходил в Корсунь за вином. Потом попал в Милет, где стал наемником в отряде гоплитов  при гарнизоне. Когда Исмаил Самани после смуты вступил на трон, восстали Мидия, а следом Согдиана, всем тогда казалось, персидская держава рухнет. Милет поддержал восставших и вернул всю власть народному собранью. Но Исмаил Самани устоял, жестоко подавив восстанье. Наш гарнизон бежал, едва узнав о приближенье персов, наслышавшись о зверствах и расправах над бунтовщиками. Все кто хотел и мог - уехали, а я... не знал, что делать. На родине меня никто не ждал, друзей не заимел, и, следуя неведомому зову, сел на ладью в Саркел... Конечно, я, как и любой мальчишка, росший без отца, мечтал его когда-нибудь найти, но думал, что мечта осталась в детстве. А тут, я словно бросил жребий, подчиняясь року... И вот я в Саркеле. –

   Гордей говорил, а перед его взором встали картины двухлетней давности. Он словно заново все переживал.

   - Сойдя на берег, я, как и ты, наткнулся на кас-сачий обоз. Я мог немного говорить на их наречье, чему-то мать меня учила, чего-то нахватался сам от кас-саков еще в Старой Ладоге, в общем, я объяснил им, что ищу Лощилу, сына Велияра из рода Гордея, в честь коего и сам я наречен. И через пять дней конного пути, я был в их стане, все оказалось проще, чем я думал. Нас подвели друг к другу, и я увидел воина в расцвете сил...

   - Мне сказали, Русин, что ты меня искал? – Спросил меня Лощила. Я молча показал свой крест. Несколько мгновений Лощила смотрел на деревянный символ, потом его глаза устремились вверх.

   - Ирина!!! - Глаза Лощилы любопытно уставились в лицо Гордея, скользили по его чертам, потом глаза их встретились и они застыли оба.

   -  Я... твой сын. - Выдерживая взгляд Лощилы.

  Взгляд у Лощилы потеплел, утратив жесткость, мы оба повинуясь внезапному порыву, бросились в объятья. И долго еще потом, отпрянув друг от друга, стояли, держа руки на плечах другого.

   Гордей, вернувшись из своих видений, вновь смотрел на друга.

   - Так я обрел отца и родину, которой никогда не знал.

   - Прекрасная история. Так выпьем же за это. –

   Они опорожнили чаши. Дивей поставив чашу:

   - Мне интересно кто ты сегодня Русин  или кас-сак?

   - Я бы ответил так: уже не Русин и еще не кас-сак. Два года не такой уж долгий срок, но все, что мне открылось здесь, питает мою душу новой силой. Я словно заново живу, учусь ходить и думать по-иному. Хоть и не скрою, мне сниться Старая Ладога да Ахматова гора такой, какой ее запомнил в детстве...

 
                Гоплит – тяжеловооруженный греческий пехотинец.


                http://www.proza.ru/2018/10/28/1716