Деревня рамада

               

01.07.18

                Деревня рамада.


А вы знаете, что такое «на шарап»? Я сверялся с интернетом  и там прочел определение, что это клич, призыв расхватывать что-то, брошенное в толпу. У нас в деревне говорили, например,  так:
- Сегодня в палатку колбасу завезли, на шарап! Разобрали моментально, я встала в очередь, бесполезно.   
   Это было в середине семидесятых, когда колбаса в магазине была редкостью, как впрочем и сыр – чаще всего пошехонский или костромской, огромное тяжелое колесо желтоватого цвета килограммов на пятнадцать.  И в моем детстве «на шарап» означало только одно: в продажу поступил какой-нибудь дефицитный продукт и его тут же смели, раскупили, колбасу или селедку, рыбу или конфеты,  при этом не обошлось без ругани и скандалов вроде как:
- Ты тут не стоял, куда прешься? - или:
- Больше килограмма не давать.
  Потом примерно то же самое я видел в Москве, после Брежнева, когда в пустых огромных универсамах выкатывали тележки  с сосисками и они тут же, за полминуты, начисто опорожнялись по принципу: кто не успел, тот опоздал. На шарап! И вновь выстраивалась очередь куда через полчаса опять должны были привезти тележку.
  А выражение это, как оказалось,  из уголовного жаргона. Почему оно пошло в народ? Наверное, наиболее точно передает смысл действия, и лучше не скажешь.
  А еще в моей деревне, на окраине Московской области,  употреблялось слово «накуряться». И значение ему в разных источниках я не нашел. Обозначало оно следующее. Когда весной разливалась река, а нам, детям, обязательно надо было гулять вдоль речки, смотреть на бушующую, освобожденную из подо льда воду, мы непременно «курялись», наступая на размытый и еще сохранившийся лед, проваливались в ямы, промочив ноги намного выше резиновых сапог. Еще помню, как я поскользнулся и упал в речку, меня понесло течением, благо речка не широкая и не глубокая, только в разлив бурной бывает, я плыл, хотя и не умел плавать, умудрился взобраться на берег, почувствовав под ногами дно,  и пошел домой, промокший насквозь. Да  ничего, родители особо не ругались, обычное дело. Главное чтоб не заболел.
  Слово «рамада» было как характеристика женщины, и привязывалось накрепко, навсегда. Говорили: Верка рамада! И значит, эта самая Верка была плохой хозяйкой, ленивой и бестолковой, ничего у неё толком не получалось. И дети ходили грязные, и пироги печь не умела, мужу по хозяйству не помогает,  и сама встанет, раскрылетится, не знает, с какого конца браться за работу. Другие-то, работящие, встают ни свет, ни заря, до рассвета, и все у них ладится, все успевают: и скотина накормлена, и детям завтрак готов, и еще масса дел переделано, причем и зимой и летом, какая в деревне разница?
  А вот если сравнить определение «размазня» и «рамада», то это разные понятия. «Размазня» - когда у объекта насмешек ничего не получается и не может получиться изначально, так как человек не думает о том, что он делает, не составляет план действий, и не знает, что в конце получится. А «рамада» вроде и соображает, и прилагает усилия, но до конца  дело не доводит, переключается на что-то другое.  В деревне это точно подмечают и все понимают тонкости определения. Зря не скажут.
   Соседки на улице встречались своеобразно. Если одна увидела другую, то начинали разговор еще не подойдя, метров за пятнадцать друг от друга. Здоровались и делились новостями. Сначала спрашивали, откуда и куда направлялись. Потом говорили что-то важное, имеющее какое-то значение. По именам родственников называли редко, обходились формулировкой малый, девка, баба, а знакомых или незнакомых по понятным для обеих описаниям:  продавщица из палатки,  Катька-безносиха, Вовка Колун,  употребляя прозвища. Причем прозвища были почти у всех на улице, а жен именовали по прозвищам мужей. Например, если был муж «кунец», то жена «кунчиха». В глаза человеку по прозвищу никогда не называли, а в разговорах между собой употребляли почти всегда, и всем было проще и понятно такие определения. Прозвища были не злые, не несли какую-то агрессию, но передавали черты характера, внешности, повадки человека, или профессию его. Прозвища закреплялись, потому что были точными и люди их носили до конца жизни.  И улицы иногда тоже называли прозвищами. Например, наша Красноармейская в обиходе называлась Конюховкой, потому что на ней жило много конюхов которые сами водили коней. Сейчас, конечно, молодые не поймут, что за Конюховка. А раньше все  понимали, где это находится. И конюхов знали не понаслышке.
  Слово «малый» обозначало вовсе не рост, а так говорилось обо всех мужчинах, начиная с рождения до лет шестидесяти. После шестидесяти говорили «дед». Но это о близких людях. «Мужик» - мужчина неопределенного возраста и незнакомый. «Мужчина» - скорее всего уважаемый человек, непременно в костюме и галстуке, начальник.
  А «девка» тоже обобщающее определение женщины, но уже не ребенка, а примерно лет с десяти-двенадцати и до пятидесяти. Дальше называли по имени, да и то по-простому: Танька, Надька, Верка если эти женщины были моложе по возрасту и только недавно были «девками».
   По имени-отчеству называли старших, в глаза, чуть поклонясь, или когда речь заходила об уважаемом и всем знакомом человеке. Например, директора школы, Евгению Акимовну Марютину, высокую, стройную, седовласую, строгую,  знал весь район и все почтительно останавливались и здоровались, а ребята, спешащие в школу, замедляли шаг, переходили на другую сторону улицы, прекращали разговоры и старались не попадаться ей на глаза.
  Еще был хирург, Алексей Алексеевич Любимов, променявший Московские клиники на нашу районную больницу.  И в разговоре если упомянуть что оперировать будет Любимов - значит все будет хорошо, без вариантов. Но умер этот талантливый человек в какие-то шестьдесят шесть лет. Зимой в пальто ходил и без шапки и заработал менингит. Зато жена была молодой,  модной, любила дорогие вещи, щеголяла в шубах…      
- Ты что босичиной шлюндаешь? Ну-ка тапки одень! – так говорят когда малыш разыграется, жарко ему становится, вот и носится босиком. Только пятки сверкают. За полминуты успевает обежать весь дом, не поймаешь его. А возьмешься ловить – смеется, ускользает, прячется, нарочно вытягиваешь руки и как будто не получается схватить, он еще пуще заливается. И на препятствия не наскакивает, успевает увернуться. А уж если врезался – то как бы спохватывается, переводит дыхание и снова вдогонку. И не важно, где это происходит – летом в саду или зимой в натопленном доме. Ребенку все в радость. А если сильно разыграется, говорили: 
- Ишь разбашшился, не уложишь теперь, -  то есть, ребенок стал неуправляемым и трудно его будет успокоить. Все у него внутри горит, эмоции переполняют, не остановишь ничем.   


   Бабушка на меня так часто ругалась. И еще называла Чулюканом, то бишь говорливой птичкой, еще не умеющей разговаривать как следует, чулюкает только,  или говорит без остановки.  Когда я родился, ей уже было семьдесят три года. И говорят, что в трехлетнем моем возрасте она одна меня возила в Москву, к дочерям в гости,  на поезде, несла потом на закорках, а в руках сумки с гостинцами из деревни: в Москве-то небось нет такой картошки, овощей, а тут свое, с огорода.
   Я помню её уже совсем старой, слабой, почти слепой и глухой, потерявшей память. А ведь она родила десять детей, двое умерли маленькими, и мужа в тридцать пятом похоронила к ним. Старший сын погиб на войне, а двое с войны вернулись. Но мне она не представлялась молодой, сильной, выносливой и красивой. Хотя со старого фото смотрела именно такая женщина. Умерла бабушка в восьмидесятом году, и странное дело, все время вспоминала меня, Чулюкана, и спрашивала дочерей, куда я запропастился, и чего так долго меня нет…
   
   В Интернете я прочитал несколько значений слова «котыряться». Все сводятся примерно к одному: неразбериха, что-то бесполезное и не приводящее к результату, «котыряться в снегу» - то есть забавляться, получать удовольствие от неразберихи. У нас в деревне это слово означало как бы целое действо: идешь по дороге, спотыкаешься, падаешь, - если дорога плохая или ты уже не с состоянии идти по ней без происшествий, сильно выпивши. Или стоишь и ни с того ни с сего падаешь, тоже по разным причинам. Это все и заменяется словом «котыряешься». Когда про ребенка говорят «вон смотри, уже котыряется» значит,  спит на ходу, но изо всех сил пытается бороться со сном. Еще бы! Столько дел недоделано! 
   Еще говорили «убряхтаться», «убряхтала». Это не только у нас, я слышал потом и в Москве как общеупотребительное выражение вышедших из деревни городских жителей.  Означает оно: одеться не по погоде, много одежды, хотя на улице уже и не холодно. Такой разговор между соседками можно было услышать:
- Эта, девка наша (скорее всего, сноха), убряхтала малого (внука). Куртка, штаны с начесом, шапка вязаная, ботинки теплые. Он, бедный, упрел весь, идет котыряется, молчит, потому что если будет канючить, она ему по заднице надает. А на улице тепло совсем,  сама в юбке в кофте, в туфлях. Все модничает. 
- Ну ты бы сказала. Может не понимает. Или думает что малый простынет.
- Ей скажешь. Как начнет брехать. Ей слово, она десять. Пусть малый (сын) с ней разбирается. Я устала уже. Они брешут только и знают. Он свое, она свое.   

   А еще у соседей как-то играли свадьбу. Я маленький был. Потом долго пересказывали. В общем, наш деревенский парень нашел городскую девушку. И решили пожениться. Свадьбу устроили в деревне,  здесь раздольней. Понаехали гости, своих полно: братья, сестры, родня, соседи, да все с семьями, еле разместились в доме. Сватьи всю ночь готовили, мужчины из зала выносили мебель и устанавливали столы, крутили в мясорубках мясо и секли курам головы.  И вот идет свадьба. Кому веселье, а будущей свекрови как хозяйке и присесть некогда. Первый тост, конечно, подняла за молодых, холодцом закусила, и на кухню: надо еще много чего подносить. Чтобы все довольны были, и сыты, и пьяны. На столе картошка, котлеты, куры, грибы, сало, огурцы, салатов несколько, самогон, водка. Хозяйке задача чтобы еда не заканчивалась и питье тоже. А то потом обсуждать будут, хорошая свадьба или плохая. Сватья намеревалась помочь, да её усадили за стол, близко к молодым, и не выйти просто так, всех потревожишь, да она и забыла обещание. И вот свекровь озирала стол, и заметила, что капусту квашеную как-то не особо едят. Она сняла  вилкой пробу, и говорит во всеуслышание:
- Может в капусту маслица добавить или на...рать?
- Да на…рать, на…рать! – ответили ей.
   Невеста упала в обморок…
   Вот такой был случай. На самом деле.

   Так и живет, и здравствует наш русский язык. Красота его не умирает, и имеет корни и содержание, не всем понятное, но звучное и емкое, как и все, что создано народом.