Грек. Часть первая. О друге

Моему другу детства посвящается. С любовью.
  Пишу в ожидании срочной операции. Не забросил все свои дела, но сделал все необходимое, чтобы больная с заворотом кишок быстро спустилась в операционную. И вот, теперь над ней колдуют анестезиологи, а мне остается только ждать. Именно в этот "светлый" промежуток времени я и пишу. Это - в качестве оправдания за невыносимые страдания жены, причиненные ремонтом нашего дома. Я её понимаю и сочувствую ей: пока она разруливает смену труб, исправление электрических розеток, побелку-покраску и бьётся за доставку и сборку мебели, я где-то, будучи предоставлен сам себе, самоустранившись сижу себе с кофе и печатаю всякую нерелевантную фигню. Я, конечно же вижу ситуацию изнутри аквариума. Типа я много работаю почти не выхожу из больницы, а это не в пример тяжелее, чем сидеть дома у телевизора и ждать, когда мраморщик придет снимать мерки с кухонного гарнитура. Гребаный ремонт, пройдя между нами траншейкой сбитой форфоровой плитки для замены проржавевших труб под полом гостиной, основательно развел нас по разные стороны песчаного бруствера. Так далеко мы разошлись, что уже не слышим друг друга.

   До наступления нового года оставалось всего ничего. Все атрибуты праздника ждали своего часа в полной готовности. Шампанское и мамины фирменные оливье с селедкой под шубой ещё  утром нашли свое место в холодильнике. Несколько китайских пиротехнических пукалок и бенгальские огни были закуплены вообще заблаговременно в соответствие с правилом: "Кто празднику рад, тот загодя пьян". Дежурство в новогоднюю ночь - одна из главных профессиональных издержек милиционеров, пожарников и медработников. Дежурить 31 декабря оставляют, конечно же мододых. Сегодня, когда я уже не настолько молод, чтоб меня можно было заставить дежурить в праздник, а, может быть, благодаря тому обстоятельству , что в Израиле встреча Нового Года крайне важна в основном для русскоязычных, а аборигены в Деда Мороза не верят, встречать Новый Год на работе мне уже не приходится. А раньше бывало, буквально через два года на третий...
   Наши больные, судя по всему, тоже готовились отметить праздник. К десяти вечера гул в коридорах несколько попритих, у туалета (он же был курилкой, в которой синие от наколок пациенты из разных палат собирались "покалякать о делах наших скорбных"), сидя на зэковских корточках и на больничных ступенях курили и переговаривались 5-7 человек. В столь поздний час в иные дни народу у туалета-курилки собиралось так много, что сидящие на ступенях почти полностью занимали прилегающие лестничные пролеты. Дым дешевых сигарет был таким плотным, что почти резал глаза, а нестройный хор голосов был слышен даже из операционной на другом конце здания больницы. Судя по всему, необычная тишина была затишьем перед бурей. Все знали, что в поздние вечерние часы в больнице начиналась власть тьмы. Обычным делом были пьянки, драки и даже поножовщина. Прямо в палатах разжигались горелки и варилась / выпаривалась ханка. Когда вакханалия выплескивалась через края терпения дежурного врача, а такое иногда бывало, не смотря на то, что терпение пьяного врача практически резиновое, он вызывал наряд милиции. Менты обычно хватали одного-двух потерявших нюх пациентов, отвозили куда-то и буцкали. Били, наверное формально, без огонька потому, что ещё до наступления утра  смутьяны, как ни в чем не бывало (правда попритихшие) возвращались на родину. Четко зная о том, чем жила Чахотка в будни, даже не могу предположить, что затевалось, и та-ки сорвалось, нашими больными в ночь на 1 января 1993 г.
   В 10 вечера, когда я расслабленно развалясь на дермантиновой кушетке смотрел какую-то традиционную новогоднюю лабуду по нашему цветному, но безжизненно бледному телевизору (его уже неоднократно реанимировали, теперь за тщетностью усилий его оставалось только похоронить), раздался телефонный звонок.
- Братан, ты, что, на работе?! В Новый Год?!
Звонил Грек, мой бывший одноклассник. Этот его стеб меня никогда не задевал, потому, что мы были друзьями очень давно ( ещё до школы мы воспитывались в общей группе детского сада). Такую его манеру общения я принял задолго до того, как осознал, что она провокационна и предполагает начать выяснение , кто тут из нас идиот. Понятно, что я на работе, ты ведь сам мне сюда, на работу, звонишь. И что Новый Год  тоже понятно.
- И тебя поздравляю, если ты об этом. Где празднуешь?
- Не знаю ещё, поеду куда-нибудь...
Голос в трубке звучал не празднично.
- Чё случилось?
- Да ни чего не случилось. Давай я к тебе заеду...
Когда-то в детстве Грек был самым маленьким в классе. На уроках физкультуры по команде "В одну шеренгу ста-а-навись!" он привычно занимал крайнее и унизительное место справа. Ну и обижали его все, кому не лень. Младшие классы средней школы воспитывали в нас не только готовность к борьбе за дело Ленина и партии. В нашей среде процветал культ силы. Силу уважали, её  боялись. Фамилия Столицин или Козинин была знакома всем пацанам, потому, что носители этих фамилий занимались боксом. В  секцию бокса записался и Грек. Ничего особенного по поводу его боксерской карьеры в школьные годы сказать не могу, но запомнился один день, когда мы встретились уже после школы. Я, студент второго курса мединститута, и Грек, солдат Советской армии, в шинели, ремне, шапке-ушанке, все как полагается. Я с трудом его узнал: явно выше ростом и с физиономией круглой, как блин.Лицо его было обильно усеяно прыщами, как будто кто-то по русской традиции в блин красную икру заворачивал.  Я был настолько поражен блинной метаморфозой, что не смог себя сдержать.
- Грек, а чё у тебя такая харя круглая?
Смутить Грека невозможно. Его ответ обескуражил меня непосредственностью и беззаботностью.
- Еб-тать, перловкой кормят, поешь её родимую.
Из дальнейшей беседы следовало, что служит Грек в спортроте, бьется там смертным боксом и уже заработал целого мастера спорта... Когда, простившись, мы разошлись, мне припомнился народный ремикс старой песни:
"На побывку едет
Молодой солдат,
"Морда шире жопы,"
Люди говорят"

  Со временем лицо Грека изменилось в лучшую сторону, а его бойцовская карьера продолжала идти в гору. После армии Грек переключился с бокса на восточные единоборства. Основным направлением стала какая-то фигня типа Кунг-Фу. Грек занимался подпольно у какого-то Сансэя, участвовал в в контактных боях всех направлений и уровней, отрабатывая калечащие удары на воспитанниках школы Романова (была такая единственная легальная школа каратэ в Иркутске), не вылезал из качалок, где как помешанный часами отрабатывал силовые приемы... Вершинами спортивного мастерства стало 3-е место на кубке мира в Риме и авторитетное имя в спортивно-уголовном мире Иркутска. Надо сказать, что Грек не примкнул ни к одной из криминальных группировок, а оставался сам себе авторитетом, впрягаясь исключительно за свои интересы. Какие там были интересы, никто не знает. Тем временем для поддержания тонуса Грек регулярно посещал студенческие дискотеки, к которым он особенным образом готовился, надевая под одеждой наколенники и налокотники. Был даже пластиковый гульфик для защиты сами знаете чего. Самые кровавые дискотеки тогда проводились в Сельскохозяйственной Академии. Студенты охотоведческого факультета, большие любители танцев, являлись туда в кастетами и охотничьими  ножами, ну и пьяные. Как поется: "Какая песня без баяна?" Бывало возвращался с таких танцулек Грек в кровоподтеках, ссадинах и, даже, хромой, но довольный, рассказывая скольких танцоров уложил...

   Прекрасно понимая, что ненавязчивое мое отступление от темы чахоточной больницы, грозит вылиться в рассказ про друга детства, который не имеет ничего общего с медициной кроме, может быть одного характерного эпизода (об этом чуть ниже), я тем не менее чувствую необходимость продолжать раскрывать грани яркой и противоречивой личности Грека. Так сказать, для воссоздания полноты картины, которую я собрался написать в эпическом финале повествования.
   Среди многих прочих главным внутренним противоречием Грека был конфликт между кашей, заваренной на понятиях восточной философии и в течении лет скармливаемой Греку его сансэями, с одной стороны,  и ортодоксальным христианством - с другой. Т.е. был ещё и православный духовник пичкавший Грека своей манной небесной. Последнего такое сожительство мировоззрений просто корежило.
   И так обещанный характерный эпизод. Случилось это летним вечером, после празднования 24 -летия Бурвана и перед проводами Француза в Палестину (где - пески и маргарина). Надо же. Два грустных события в один день. Так, к слову, в качестве горстки родной земли Француз увозил с собой кассету с записями ДДТ и русско-французский словарик 1912 г., в котором, частности была статья, дававшая перевод слово “залупа”. Тем вечером Грек пришёл ко мне с бутылкой водки и вопросом: "Скажи, только честно, ты ведь не считаешь меня ненормальным?" Скажу честно, во время прохождения курса психиатрии, я видел чокнутых куда больше, чем Грек. Этим я его несколько успокоил.
- А в чем дело, ты что-то натворил?
-Еще нет. Но если ты точно уверен, что я нормальный, значит отнесись соответственно к моей просьбе.
-Давай, валяй, не томи уже!
- Значит так, сейчас я тут отрежу себе палец, а ты сделаешь мне перевязку.
-???!!!
- Нож я с собой принёс, охотничий, острый. Твои, поди, тупые... Доска то разделочная есть?..
   Я сделал всё возможное, чтобы палец не расстался со своей семьей, но доводы Грека были убойными. Во-первых, "Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки.." Во-вторых, потому, что так принято у Якудза. Для понимающих это некий знак избранности. Ну и кроме того, если другие могут, чем он, Грек, хуже других, нешто, силы воли не хватит палец себе отрезать?.. Якудза, япона мать! Далее мы выпивали, обнимались и плакали друг другу в плечо. Потом левая рука Грека легла на разделочную доску. Потом была первая попытка отделить мезинец, но нож врезался в фаланговую кость и подзастрял в ней. Потом я со всем своим медицинским знанием направил лезвие в межсуставную щель... Мы допивали водку уже не просто доузьями детства, но товарищами, которых повязало омытое кровью таинство. Мизинец, завернутый в салфетку, лежал на подоконнике отрытого окна.
- Саня, Саня, слышь, там птички палец не унесут?
-  Не унесут, Грек. Уже темно, птички спят....
   Коха, общий друг и товарищ, рассказывал как-то, что палец был послан одной даме, не отвечавшей взаимностью на чувства Грека. Коха обьяснял этот поступок шантажом Грека, угрожавшим продолжить членовредительство, если им принебрегут. Ну ладно, Грек, с ним всё  ясно, но дама сердца, дабы избавиться от обязательств, вроде как тоже отрезала себе палец и отослала Греку с обещанием отрезать себе и остальные, если тот не оставит ее в покое. Коха, человек серьёзный, но тут он соврал. Не верю я ему...