Многоуважаемый Ерофей Павлович!

Кто бывал в селении Ерофее Павловиче? А можно поставить вопрос иначе - кто слыхал о селении Ерофее Павловиче?
Наверное, все замечали крутую излучину, которую делает Китай, выгибаясь на север? Так вот, напротив самой крайней северной её
точки и расположены населённые пункты, о которых мало кто вспоминает. Уруша, Сковородино, Колокольный, Могоча. Ну и, конечно же, он - Ерофей Павлович. Ерофей Павлович - зенит. Ерофей Павлович - сердцевина. Тёпло-зелёный солнечный океан лиственниц, вплетённые в него острова и полуострова подвижных берёз, чёрные гребешки улыбающихся елей и сосен на переплетающихся и уходящих в безбрежье пологих и не очень хребтах шумных, а вместе с тем молчаливых волн этого с лёгкостью разрывающего сеть географических координат океана; умытое, словно вечно утреннее лазоревое (нет, не голубое, именно лазоревое) небо, облака, будто сами одаренные способностью светить без помощи солнца ли, луны ли... Гудки товарных поездов. А вот и сами поезда. Их край, их нешуточность, их царство. Диспетчер Илюха, закинувший на плечо чёрный баул и отправляющийся в служебную поездку в Читу на несколько дней: "Думают, понизили меня, отправили сюда, а на самом деле станция - больше, зарплата - больше!" Девушка, рассказавшая мне о том, как бы она хотела помочь своему посёлку встать на ноги. Осиянному посёлку. И сама девушка не простая - такая же царственная и осиянная... И я без колебаний знаю: всё это у неё обязательно получится.
А ведь ещё накануне вечером хорошо знакомый всем нам пассажир, да, тот самый, о котором частенько пишу от первого лица, лениво смотрел на безо всякого сомнения замечательные дальневосточные пейзажи, дивился им, радовался, что довелось проехаться по тамошним просторам, выходил на знакомом вокзале Хабаровска и на незнакомом - Биробиджана, что-то фотографировал, что-то просто впитывал в себя. Этот пассажир утомлённо карабкался на свою полку (ибо любит он только верхние), пробовал писать музыку - и, надо сказать, весьма успешно. Но это - был другой пассажир. Потому что наутро пассажиру случайно попалось на глаза окно... Точнее, счастье, сконцентрированное до размеров утреннего окна. Окно подменили, подсветили, открыли в иной мир. Это было выше каких-либо названий, кроме одного имени, кроме двух слов - "планета Земля". Это была невозможность собирать вещи к выходу, ибо - как же ты будешь их брать, не глядя? А глядя - как? Это было возвращение к безымянности, потому что нельзя дать водной ли, лесной ли волне - имя, ну, разве что на несколько секунд, пока она тебя видит. Это было излечение от амнезии, возвращение блудного сына, встреча его со своею планетой. Родился на Земле? Знакомься: Земля. Очень приятно, Дима. Впрочем, Дима, Вася, Коля, Евстратий, Апофеокл... В этом океане ты и сам становишься блаженной, счастливой и безымянной волной.
А вот у посёлка-то имя - есть! Да не только имя, а даже отчество! Вы встречали отчества у населённых пунктов? Да? Нет? Не слышу ответа. Что ж, в любом случае знакомьтесь: перед Вами Ерофей Павлович собственною персоной.
Многоуважаемый Ерофей Павлович, Вы - последняя крупная дальневосточная станция, если ехать от Владивостока (с запада, наоборот, первая). От Вас - тридцать километров до границы с Сибирью, которая, безусловно, многие знают, где начинается. Конечно же, за уральскими Ирбитом, Богдановичем, Камышловым, Алапаевском, Ивделем... А заканчивается она, господа, вот здесь. Вот тут. И есть у неё вполне конкретная длина - 5000 километров. Правда ведь, почему-то мы никогда не задумываемся о такой конкретике в её отношении? Она ведь в нашем восприятии обычно, словно вектор, имеющий начало, но не знающий конца. Начинается, идёт-идёт, а потом куда-то улетает, растворяется в межпланетном пространстве. Но вот теперь-то понятно, откуда берётся данное ощущение. Она не растворяется, она просто впадает в этот вечный и внепространственный, этот безымянно-светящийся, безначально-смеющийся и безраздельно царящий древне-зелёный земной океан.
Тем не менее, вызываю корабль (наивно полагающий, что он такси) - еду смотреть данный воображаемый или не очень, но, всё же, рубеж. И из различных существующих географических рубежей, безусловно, один из самых знаковых, а ещё - один из самых труднодоступных. На нём в шумящем березняке спрятана часовня, выстроенная во славу Николая Мир Ликийских, к ней ведёт асфальтовая дорожка, а вместе со мною из Ерофея (местные жители обычно фамильярничают, обращаясь к посёлку без отчества) сюда в этот же момент приехала свадьба. Смотрю - пишут святому Николаю записки, но не молитвенными фразами вовсе, а своими, простыми словами. Такова традиция этой часовни. И я с радостью последовал их примеру, только не написал ничего предметного. Трудно было мысленно возвращаться к своей "привычной" судьбине (чую, в полной мере оно уже и не получится), здесь-то понимаешь, что по-настоящему хочешь только одного - жить.
Таксист бегает с фотоаппаратом, сам фотографирует все подряд - таблички, знаки, вот сфотографировал "Амурскую область", вот "Забайкальский край" запечатлел. Живущие близ моря - в море не купаются, не замечают его. Пожалуй, только в общении с приезжими начинают его видеть. Так же, видимо, и здесь... Здесь?! Как же хочется научить людей ценить их место жительства, простите за прозу!
Вот и обратная дорога к посёлку - гордая одинокая упрямая вьющаяся по раздольным светло-тёмно-зелёным волнам, волнищам, волнушкам лента. Шоссе в хорошем состоянии, довольно новое, не загруженное особо. В среднем замечал по одному автомобилю километра на два. Затем поворот направо, к Ерофею. Грунтовая дорога, к центру посёлка снова покрытая асфальтом.
Здесь - жизнь. Здесь - воздух. Здесь мир, расходящийся на тысячи километров в разные стороны - и есть куда бежать, кочевать, плясать, есть пространство и для рук, воздетых к небу, и для глаз - ищущих Землю. Здесь всё, как оно есть, и - всё будет хорошо, ибо нет причин для иного. Проехала машина - хорошо. Выросла лиственница - отлично. Кто-то с кем-то разговаривает - здорово! Собака выбежала встречать хозяйку из магазина, открылся магазин, закрылся магазин, кто-то с кем-то повстречался, кто-то родился, кто-то уехал, кто-то вернулся, кто-то улыбнулся, кто-то заплакал, кто-то помер, кто-то вдруг увидал часовню, подошёл к часовне, а кто-то где-то устал и прилёг отдохнуть... А вот снова проехала машина... Всё хорошо...
Но мне здесь отведены ровно сутки. И поэтому ночью - не спать, не спать, не спать! Слушать гудки товарных поездов, заряжать ими усталое поникшее сознание, пробуждаться, чувствовать пространство, понимать, что всё ещё впереди, что жизнь по-прежнему тайна, и закончится по-прежнему очень нескоро. Словно вектор, не имеющий конца, улетающий туда же, куда уходит Сибирь.
Первый ночной тоскливо-упрямый гудок товарняка - "жизнь огромна..." Ещё один гудок - "жизнь впереди!". Дальше шорох, шорох, шорох вагонов, убаюкивающий, подтверждающий без лишних красивых слов (и вместо тысяч слов) правоту обоих тезисов. Вот снова гудок - "Ты силён!" И снова шорох-шорох, очередное столь простое и столь отрадное этому подтверждение. Не спать. Нельзя спать. "Не выключайте компьютер до завершения загрузки обновлений". Выхожу на улицу. Воочию считаю вагоны очередного состава, мелькающие между какой-то белой придорожной электрической будкой и не менее придорожным, но более тёмным магазинчиком. В небе начинает становиться серо, затем сизо, а вот уже и начинают быть на нём различимы наши холодные задумчивые друзья - облака...
А нынче я уже - не там.
Не там.
Поезд уже снова несётся-качается, и держит путь на запад, справа тянется всё ещё безымянная река (у неё, конечно, должно быть некое название, но, помилуйте, смешно к этому относиться всерьёз), а за окном мелькает всё ещё океан, но уже тёплого, душисто-смоляного, полного простой таёжной воли и крепких жизненных соков яркого и цветистого - Забайкалья.