Тройка

Трое молодых людей сидели за монументальным белым столом вальяжно-сумеречной вечерней забегаловки в парке на окраине города. Двое вели разговор о женщине, третий же никак не смог оставаться в стороне от сложностей в жизни дорогих ему окружающих, а посему выступал их взвешенным беспристрастным судиёй.
Выпивалось много водки, проливались скупые мужские слёзы на тему, что, де, первым двоим уже никогда не быть друзьями. Ими, конечно, Георгий с Ефимом никогда не были, виделись теперь во второй, максимум четвёртый раз в жизни. Но добрым другом обоим приходился третий - он и ратовал сейчас за то, что обязана восторжествовать справедливость, что первый должен честно пообещать второму абсолютное неповторение тех низких и недостойных вещей, что произошли внезапно между ним и столь, как оказалось, неверной подругой второго.
- Ефим, — тихо говорил Георгий, рослый детина с породистым и растерянным лицом, обращаясь к своему неожиданному сопернику, сухопарому молодцу с длинным, почти иконописным носом и выразительно выдающимся вперёд подбородком, - я-то думал, что вы с нею рассорились, совсем рассорились. А вы - вон как... - и он переводил взгляд на скатерть.
- Что ж, - глухо и порывисто отвечал Ефим, - со стороны у нас это часто смотрится так. Странная... Раз договорились вечером фильм посмотреть, в положенное время прихожу в гости, а она чуть не кричит: "Пошёл отсюда, не видишь — полы мыть собралась!"
Георгий с искренним недоумением поглядел на Ефима.
- Как же с нею можно ужиться?
- Не знаю... Со мной - вот так. Может быть, у тебя получится иначе.
Он криво усмехнулся, а Георгий от его слов резко замер — волна свежего горного воздуха словно окатила его через некое распахнутое в иное пространство окно. В беседе образовалась пауза, которую методично прервал Леонид — их третий, флегматичный и рыхлый, с бледными глазами под внимательной оправой круглых блестящих очков.
- Мне кажется, ни ты, ни ты не можете здесь ничего решить, - произнёс он, глядя одновременно на обоих.
- Да! Пусть дама решает! - с неожиданным ухарством прокричал Георгий (видимо, выпитая водка давала о себе знать), - и благодарно посмотрел на мудрого гуру.
- Сейчас поеду к ней, увидим, чего скажет, - с небрежною ухмылкой бросил Ефим. И тоже взглянул на судию. Судия тем временем закурил, после чего одобряюще поглядел на Ефима сквозь тонкие очки. "Как я рад, что у меня такие понимающие друзья, как здорово, что могу доверять им!" - подумалось Георгию.
Георгий чувствовал себя виноватым. Чудовищно и непоправимо виноватым. Впрочем, в те дни он вряд ли мог осознавать, в каких новых реалиях кроется для него самая большая непоправимость. Тем более не мог понимать, что сами эти реалии уже благополучно настали.
-Ефим, в общем, давай ты напрямую спросишь о её решении? Хорошо?
- Да, договорились, - коротко ответил тот, перед этим на мгновение окунувшись в себя, казалось, в поисках чего-то.
Подошла официантка, унесла остатки обглоданного мяса на больших белых тарелках. Потом принесла гостям серый, крендельком скрученный чек. Красивая гусарская посиделка подошла к концу. Ефим набросил на себя рюкзак и откланялся. Георгий с Леонидом тоже вышли из кафе и какое-то время шли молча. Леонид засыпал на ходу и был явно уже не здесь. На очередном перекрёстке они попрощались и разошлись. Над городом встала ночь.
Георгию неуютно и больно было отрываться от компании собеседников, ему казалось, что теперь только там знали о нём, о его существовании, его мыслях. Зато, находясь в пьяном одиночестве, в этой гудящей пустой воронке он уж вовсе не чувствовал никакой вины, а оставалась в душе только странная и непреходящая причастность к мелким пустякам окружающего мира. К автобусу, закрывшему двери и мирно отъехавшему от остановки. К тёмному парку и чьей-то приглушённой грубой ругани в его невидимых аллеях, к фарам, медленно переваливающихся через лежачих полицейских по улице, на которой он жил. И было в этом что-то прежде непонятое, неизведанное, нечто тревожное, а вместе с тем - невероятно тихое, тайное.
И когда он уже был дома, его телефон подал сигнал. Звонил Ефим.
- Я обещал тебе рассказать. Ну вот, у нас, в общем, всё в порядке...
Георгий в момент протрезвел, взгляд его приковался к одной из завитушкек в узорах обоев.
- Ага, - ровным голосом произнёс он, будто боясь что-то или кого-то спугнуть, - а ты задавал ей вопрос, о котором мы с тобой говорили?
Последние его слова прозвучали глухо, вкрадчиво, как если бы человек что-то не до конца понял или не к месту вспомнил.
Ефим помолчал пару секунд.
- Ты знаешь, как-то не получилось, - выговорил он. - Как-то встретились, ну и просто пошли - по переходам метро. Прости меня... - он не закончил, скорее, остановил фразу, словно бы прерывая её грустной испуганной улыбкой.
Острое, тёмное, бесконечное чувство вины и жалости стремительно вернулось к Георгию.
Какой ужас, у кого он прощения просит, бедный Ефим!
"Какие у меня друзья, какие же у меня, всё-таки, необыкновенные друзья", - не переставало с воем кружиться у него в голове, когда он натягивал на себя одеяло и съёживался под ним, чтобы немного согреться, когда лёжа на спине с бесцельною нежностью смотрел в направлении светло-коричневого ночного окна, и когда, в конце концов, отворачивался к стене, крепко прижимаясь лбом к её неподвижной, прохладной, идеально гладкой поверхности.

25.09-13.10.2018